Орлиное гнездо

Разведка работает

Отряд быстро осваивался на новом месте. Партизаны искали и находили надежных людей в окружающих селах. Молодые разведчицы коммунистки Феня Бакутина и Мария Шепкарина получили задание отправиться в Рославль, чтобы разыскать подпольщиков и связать их с отрядом. Это было очень опасное и трудное задание.

...Феня и Мария родились и выросли в Рославле. Обе не успели эвакуироваться и остались в оккупированном городе. Своими глазами видели женщины, как лютовал ненавистный враг. Каждый день гитлеровцы хватали и расстреливали коммунистов, работников советских учреждений. На западной окраине Рославля создали лагерь смерти. Там за колючей проволокой томились тысячи советских граждан. Сотнями умирали они от голода, болезней и пыток. В конце 1941 года Феня тоже потеряла мужа. Его арестовали и расстреляли только за то, что был членом партии...

Город внешне притих под фашистской пятой. Но только внешне: советские патриоты продолжали борьбу. На зданиях все чаще появлялись листовки. Горожане всячески уклонялись от работы. По ночам оккупанты передвигались по улицам только группами. Тех, кто рисковал выходить в одиночку, как правило, находили наутро с проломленным черепом.

В небольшом домике на Низинской улице обосновалась группа советских разведчиков. Хозяин дома, хорошо знавший Марию Шепкарину, порекомендовал ее в помощники. Ей стали поручать одно задание за другим. Вскоре по предложению Мария в разведгруппу вступила и Феня Бакутина, которая в свою очередь привлекла к работе комсомольцев Игоря Иванова, его сестру Зою, пожилую беспартийную женщину Клавдию Лагутину и других патриотов. Группа действовала энергично. Несколько месяцев [49] командование Красной Армии получало от нее ценные сведения о размещении рославльского гарнизона и действиях оккупационных властей. По данным разведчиков, советские самолеты разбомбили колонну автомашин с боеприпасами в районе Козловки и здание, в котором гестаповцы устроили новогодний бал.

Но кто-то допустил неосторожность. Начальнику полиции донесли, что жена расстрелянного коммуниста Бакутина и ее подруга Шепкарина (о том, что они сами коммунистки, в городе знали немногие) общаются с подозрительными людьми. Личный секретарь начальника полиции, комсомолка, связанная с Феней, успела ее предупредить. Вместе с военными разведчиками Феня и Мария ушли в Ельнинские леса. Им посчастливилось встретить партизан полка имени Сергея Лазо. Все были зачислены разведчиками в одно из подразделений, а спустя два месяца разведчиков передали нашему отряду, который направлялся в район Рославля.

Раздобыв паспорта на имя жительниц деревни Хрипилево, Феня и Мария отправились в Рославль, якобы на свидание с мужьями, находившимися в лагере для военнопленных. Затея была весьма опасная, но пришлось рискнуть: только эти две женщины знали в городе нужных людей.

Глубокой ночью глухими переулками и огородами они пробрались на улицу Красинскую, где жила семья коммуниста Григория Ивановича Иванова. Полиция пока не тревожила Ивановых. Григорий Иванович сколотил крепкую подпольную группу из рабочих-железнодорожников. Кроме того, он руководил большой группой подпольщиков из числа молодежи.

Нашим разведчицам показываться в городе было нельзя, и их заменили молодые подпольщицы. За два дня девушки собрали все нужные данные о гарнизоне города и железнодорожном узле.

Через несколько дней Феня и Мария возвратились из Рославля. Вместе с ними для связи с отрядом Григорий Иванович Иванов прислал своего сына Игоря и комсомольца Володю Липинского. Игорь передал, что отец просит подробную информацию о положении на фронтах и ждет разрешения, чтобы направить в отряд часть комсомольцев-подпольщиков, которым дальше нельзя оставаться в Рославле. Получив все необходимое, ребята вернулись [50] в город. Недели через две Игорь Иванов привел к нам семерых комсомольцев. А спустя день с Володей Липинским пришли еще семь человек.

По заданию Большой земли несколько групп наших разведчиков непрерывно наблюдали за движением автомашин противника по Варшавке и эшелонов по железной дороге. Их данные ежедневно передавались разведотделу фронта.

«Визитная карточка» партизан

Обещанных патронов и взрывчатки мы все еще не получили, хотя давно сообщили координаты площадки для приема грузов с самолета. Заниматься только разведкой и ждать у моря погоды больше было нельзя. Кезиков поручил своему заместителю Клюеву организовать засаду на Мглинском большаке. Прежде чем отправиться на задание, пришлось вывернуть все сумки и карманы у партизан. В лагере оставили лишь по пяти патронов на винтовку.

Ночью группа Клюева вышла к большаку и расположилась на облюбованном накануне месте. Вдоль широкой песчаной дороги стеной стоял лес, надежно прикрывавший партизан. На противоположной стороне простиралась большая поляна, расчерченная, как лист ученической тетради, бороздами, по которым пробивались молодые сосенки. Командир сам расставил бойцов и по очереди прилег у каждого пулемета: проверил, все ли в порядке. Подрывники из недавно созданной диверсионной группы поставили на проезжую часть дороги несколько немецких мин.

Все было готово, оставалось ждать. Миновал час, другой. В сторону Рославля прошли несколько женщин с узелками и самодельными корзинками. В обратном направлении пропылила крестьянская подвода с тремя полицаями. Кое у кого из партизан чесались руки, но полицаев пропустили: капитан Клюев строго приказал без команды не стрелять.

Но вот промчался мотоцикл с двумя гитлеровцами. Не успел затихнуть его треск, послышался тяжелый гул. Показался тупорылый грузовик с солдатами.

Партизаны застыли в напряженном ожидании, но [51] команды не последовало. Клюев ждал. Появилась вторая машина, за ней третья. Молнией сверкнул взрыв. Налетев на мину, подпрыгнул и опрокинулся первый грузовик. В тот же миг раздалась команда:

— Огонь!

Партизаны обрушились на врага. Только один водитель сумел затормозить и выскочить из кабины. Часть солдат с его машины успела залечь в кювете и открыть ответный огонь из пулемета и автоматов.

— За мной, Миша! — подымаясь, крикнул Клюев лежавшему рядом пулеметчику Свиридову.

Быстро перебежав через дорогу, они дали длинные очереди из пулемета и автомата вдоль кювета. Вражеский пулемет замолк. Оставшиеся в живых гитлеровцы бросились в лес. Но скрыться успели немногие. Короткая дневная стычка кончилась полной победой партизан. Быстро собрав трофеи, они углубились в чащу. Не потеряв ни одного человека, группа Клюева добыла два пулемета, почти три десятка автоматов, винтовок, пистолетов и, главное, больше трех тысяч патронов. Энергично шагавший впереди капитан Клюев нес, пожалуй, самую ценную для отряда добычу — немецкую топографическую карту интересовавшего нас района.

Об удачной засаде на большаке узнали местные жители. В лес потянулись люди в надежде попасть к партизанам. Одним из первых пришел коммунист из Ворги Дралкин. Он сообщил, что в поселке слышали перестрелку на большаке. К месту происшествия выезжал весь гарнизон Ворги.

— Что они делали там, не знаю. Кажется, возили убитых в Рославль. К вечеру вернулись, а с ними еще человек пятьдесят — подкрепление. Усилили охрану, сделали вышку и теперь наблюдают за большаком.

Как метко выразился Клюев, «визитная карточка» не осталась не замеченной оккупантами. Теперь, судя по всему, следовало ожидать ответного «визита».

* * *

Через несколько дней после удачной засады Клюева в отряд пришел рославльский коммунист Максимов, длительное время скрывавшийся в деревне, в двадцати километрах от Рославля. Рассказывая свою историю, он упомянул, что в районе Астапкович кроме гарнизона охранных [52] войск размещается какая-то военизированная дорожно-строительная организация. Там не то писарем, не то переводчиком работает поляк, молодой парень, о котором хорошо отзываются местные жители. Поляк хорошо говорит по-русски и вроде бы намекал, что не прочь податься к партизанам.

Нас заинтересовало это сообщение. Кезиков приказал разведчикам связаться с людьми, которых назвал Максимов. Проверка все подтвердила, но поляк, интересовавшийся партизанами, несколько дней назад исчез. Его усиленно разыскивают гитлеровцы.

Узнав это, мы насторожились. «Исчезновение» могло оказаться и инсценировкой фашистов, решивших заслать в отряд своего агента. Долго гадать, к счастью, не пришлось. На следующий день начальник караула доставил в штаб симпатичного молодого парня в поношенной немецкой форме. Парня задержали в лесной деревне Хрипилево партизаны другого отряда, располагавшегося далеко от нас. Не имея времени возиться, они передали его нашему посту, что был выставлен у дороги на Хрипилево.

Задержанный назвался Николаем Дьяконовым, поляком из Варшавы. Кезиков решил, как говорится, взять его на мушку.

— Какое задание вы получили от фашистов? — в упор спросил он.

— Я имел задание только своей совести. Я ненавижу германцев. Хочу воевать за свою родину. Давно ждал случая попасть к русским партизанам.

— А как узнали, где находятся партизаны? — сурово продолжал Кезиков.

— Партизаны недавно побили германцев на дороге, где есть Ворга, — ответил поляк, немного успокаиваясь. — Это сказал наш подофицер. Это знают и в деревне. Знакомая женщина подсказала, чтобы шел в Хрипилево.

— Предположим, вы говорите правду, — подключился я к разговору. — Но почему все-таки вы решили идти к партизанам, рисковать жизнью?

— Польша не будет свободной, если Россия не победит Германию. Я верю, русские разобьют Гитлера, как разбили Наполеона. Хочу воевать вместе с вами!..

Нелегко сложилась судьба этого человека. Отец его был русский, мать — полячка. Родился Дьяконов в Варшаве, рос без отца. Мать и бабушка научили мальчика [53] русскому языку, в школе кроме своего родного языка он освоил еще немецкий.

До войны Дьяконов работал в дорожно-строительной фирме. После оккупации Польши гитлеровцы быстро приспособили эту фирму к нуждам вермахта и в октябре 1941 года направили на Восток, в Россию. Прощаясь перед отъездом, мать заклинала:

— Не верь германцам, сынок!...

Крепко запомнил Николай слова матери. Далекий раньше от политики, парень стал все чаще задумываться о том, что творится в мире. Иными глазами взглянул на гитлеровцев, люто возненавидел их...

Мы поверили Николаю Дьяконову и решили принять его в отряд. Когда ему объявили, что может считать себя советским партизаном, парень прослезился от счастья...

На одной из лесных тропинок неподалеку от лагеря наш разведчик столкнулся с худым, давно не бритым мужчиной. На вопрос, кто он и куда идет, тот ответил, что идет в Орлиное Гнездо, а сам он из Ладыжино. От коммуниста Дралкина, вступившего в отряд две недели назад, разведчики знали, что квадрат леса, в котором расположился отряд, местные жители называют Орлиным Гнездом. Поэтому неизвестный показался разведчику подозрительным, он задержал его, обыскал и повел на ближайший пост.

Когда дежурный по штабу доложил о задержанном, я попросил доставить его в штаб. Передо мной стоял Кондрат Михайлович Соловьев — секретарь Рославльского райисполкома.

За несколько дней до оккупации района Соловьев был призван в армию. Часть, где он должен был служить, сразу попала в водоворот событий. Где-то на Брянщине Соловьев оказался в плену. При первом удобном случае бежал и уже в начале зимы пришел в свой район. Некоторое время Кондрат Михайлович скрывался у родственников и знакомых по деревням Ладыжинского сельсовета, где в свое время много лет был председателем.

Кто-то из предателей сообщил оккупантам о Соловьеве. Начальник полиции приказал разыскать и арестовать его, чтобы публично повесить, как был повешен помощник прокурора района Глумилин. Друзья успели предупредить Соловьева об опасности, и он ушел в лес. Там [54] провел остаток зимы, а с наступлением теплых дней стал упорно искать партизан...

Ранним утром 22 июля Андрей Коновальчук, одетый в немецкую форму, направился с двумя бойцами своего батальона в деревню Пустая Буда. Часть пути пролегала по Хотимскому большаку, который после подрыва моста на Ипути стал отличной партизанской дорогой. Отбросив предосторожности, партизаны в открытую зашагали по большаку. Не успели пройти и ста метров, из густых зарослей на противоположной стороне дороги раздался резкий окрик:

— Стой! Кто идет? — И тут же ударил пистолетный выстрел. Пуля цокнула по металлическому прикладу немецкого автомата, висевшего на груди Андрея.

— Не стреляй, балда! — крикнул Коновальчук.

Русское слово «балда», видимо, помогло опознать своих. Послышалась команда:

— Не стрелять! Всем оставаться на местах.

На дорогу вышел высокий молодой парень в армейской форме, держа наготове ППД.

Из разговора выяснилось, что незнакомцы, встретившие Коновальчука, — разведчики из партизанского отряда Щербакова, двигавшегося из Белоруссии.

Оперативный дежурный по штабу доложил, что Андрей Коновальчук возвратился и привел с собой четырех разведчиков из другого отряда. Весьма заинтересованные этой новостью, все, кто был в тот момент в штабе, вышли навстречу.

Отряд Щербакова

В ночь на 28 августа 1941 года в небольшом перелеске на Минщине приземлились шесть молодых москвичей-парашютистов. Федор Литвинов работал на Метрострое, Николай Щербаков был слесарем, Юрий Осадчий и Владимир Ермаченко учились в Институте инженеров железнодорожного транспорта, Василий Грачев служил в проектной организации, Виктор Сопрыкин был рабочим на заводе. Им было по девятнадцати-двадцати лет. По разным причинам не попав под мобилизацию, ребята настойчиво рвались на фронт и оказались в числе счастливчиков, которых Московский комитет комсомола рекомендовал для выполнения специальных заданий. [55]

Все шестеро познакомились и крепко подружились в период подготовки в одной боевой группе. Командиром группы являлся Федор Литвинов. Федор Литвинов был старшим по возрасту, он получил боевую закалку в войне с Финляндией, хорошо владел оружием, отлично усвоил то, чему их учили перед вылетом за линию фронта. Подтянутый, собранный, внимательный и заботливый, Литвинов сразу полюбился ребятам.

Диверсионную группу переправили самолетом за линию фронта. Приземлились все удачно. Собравшись по условному сигналу Литвинова, ребята углубились в лес и надежно спрятали парашюты. Сориентировавшись за день на местности, группа следующей ночью совершила большой переход и через несколько дней обосновалась в лесу Пуховичского района. Вскоре нашим подрывникам удалось установить связи с местными жителями. В начале сентября на железной дороге Минск — Бобруйск была проведена первая диверсия, а спустя десять дней — вторая.

11 октября от мины подрывников потерпел крушение вражеский эшелон с живой силой, а еще через две недели под откос полетели шестнадцать вагонов с боеприпасами. Небольшие запасы взрывчатки, взятые с собой из Москвы, иссякли. Радиостанции в группе не было, а линия фронта передвинулась в Подмосковье. Друзья повернули на восток. Но наступление зимы вынудило изменить это решение. Обосновавшись в Макеевичском лесу Климовичского района Белоруссии, недалеко от границ Смоленщины, комсомольцы создали базу на зиму и решили сколачивать партизанский отряд.

В самом начале своей деятельности группа пополнилась несколькими военнослужащими, выбиравшимися из окружения. Один из них, коммунист Сергей Калинович Мищенко, стал комиссаром.

Большую помощь молодым патриотам оказали жители белорусской деревни Макеевичи. Деревня эта поистине заслужила название партизанской. Почти все жители посылали в лес хлеб и продукты, многие выполняли партизанские поручения. Учительницы Нина Лукашенко, Лида Мироненко и их семьи вели разведку.

Самоотверженно действовали связные Катюша Ковалева, учительница Мария Капитоновна Лукашенко и Надя Сильченко. Фельдшер Андрей Осипович Сантригайло [56] передал отряду сохраненный им радиоприемник. Глубокими ночами в стужу и пургу этот старый, больной человек приходил в партизанский лагерь перевязывать раненых. Гитлеровцы заподозрили его в связях с партизанами и бросили в гестаповский застенок в Климовичах, но ничего не добились от патриота. Верной подругой Андрея Осиповича в подпольной работе была жена Екатерина Степановна. В суровую зиму 1941/42 года мать партизана Азаренкова и Акулина Зайцева, рискуя жизнью, некоторое время поочередно прятали у себя тяжело раненного бойца диверсионной группы Володю Ермаченко.

Часть жителей Макеевичей позднее пришла в отряд.

Поддержку и помощь находили партизаны и у жителей других белорусских и смоленских деревень.

Узнав об отряде через макеевичских патриотов, пришли и вступили в него скрывавшиеся партийно-советские работники Василий Степанович Давыдов, Осип Гайдаров, Павел Азаренков, Соловьев, Ковалев и другие.

В боевое ядро отряда вошли вчерашние красноармейцы и кадровые командиры Николай Балов, Николай Измашкин, Федор Миляев, Петр Гуськов, Яков Мироненко, Николай Бушнин, Иван Валаев, Филипп Щекин, Сергей Поваляев и многие другие. Лейтенанты Красной Армии саперы Черезов и Фомченко приняли активное участие в диверсиях.

В феврале оккупанты бросили против группы крупный карательный отряд. Пришлось оставить насиженную базу в Макеевичском лесу, переправиться через Ипуть и остановиться в Заведенском лесу, на территории Ершичского района. Через несколько дней каратели нагрянули и сюда. В жаркой схватке партизаны разгромили их, но дорогой ценой... В бою героически погиб командир отряда Федор Литвинов. Трудно было пережить эту тяжелую утрату партизанам, особенно пятерке москвичей. Они поклялись над могилой отомстить фашистам. Командование принял комсомолец Николай Щербаков. А спустя несколько дней отряд переправился через Ипуть и снова вернулся в Макеевичский лес.

Ненависть к фашистам словно бы придавала патриотам новые силы. Все чаще гремели взрывы на вражеских коммуникациях. Беспощадно истребляли народные мстители фашистских ставленников — бургомистров и полицаев. [57] Верно служил партизанам радиоприемник фельдшера Сантригайло. Вместе с другими коммунистами Василий Степанович Давыдов организовал регулярный прием сводок Совинформбюро, их размножение и рассылку в населенные пункты Климовичского района. Сопротивление населения оккупационным властям усиливалось с каждым днем, помощь партизанам росла и крепла.

К лету 1942 года отряд Щербакова вырос до ста человек и имел хорошее вооружение — два батальонных миномета, четыре станковых и полтора десятка ручных пулеметов, много автоматов. На счету партизан значилось четырнадцать диверсий на железных дорогах, в результате которых было разбито одиннадцать паровозов и сто восемнадцать вагонов, двадцать шесть автомашин, подорванных или уничтоженных из засад, двести шестьдесят пять убитых оккупантов. Оставаться дальше в небольшом Макеевичском лесу было нельзя. Посоветовавшись с людьми, командование решило передвинуть отряд в другое место.

Новый батальон

Меня заинтересовал отряд, знавший соседние с нами районы Белоруссии. Он мог быть очень полезен нам. Вот бы объединиться! Кезиков, Винокуров и Клюев придерживались того же мнения.

На вопрос Кезикова, куда следует отряд, старший из разведчиков Василий Грачев сдержанно ответил:

— Это известно командованию. Мне поручено разведать обстановку и подобрать место для временной стоянки.

— Почему временной?

— Так сказал командир.

— Молодец, осторожен, как и положено разведчику, — похвалил Кезиков. — Передай командиру, что я советую расположиться по соседству — на другой стороне поляны, у речушки. Наши ребята покажут место. А еще передай, что командование отряда имени Сергея Лазо будет очень радо, если командиры и политработники вашего отряда прибудут к нам на обед к пятнадцати часам.

Мы немедленно собрали командный состав и детально обговорили, как принять гостей. Коновальчук должен был в своем батальоне устроить обед. Клюеву предстояло в [58] ходе встречи рассказать о боевых делах партизанского полка имени Сергея Лазо, частью которого мы являемся, мне и Винокурову — о делах на Большой земле.

Гости появились точно в назначенный час. Сердечно поздоровавшись, мы предложили им познакомиться с лагерем. Я внимательно присматривался к Николаю Щербакову. Очень молодой, невысокий, коренастый шатен, глаза большие, серые. Одет, что называется, с шиком: довольно свежая офицерская форма, ремни крест-накрест, на одном боку огромный маузер в деревянной кобуре, на другом — планшет. Он больше молчал, внимательно ко всему присматриваясь, и почему-то показался мне несговорчивым.

Предложение объединиться было выслушано благосклонно. Обед, организованный Андреем, удался. Атмосфера была теплая, дружеская. И во время обеда, и после него гости проявляли ко всему огромный интерес. Расставаясь, Щербаков сказал:

— Ваше предложение объединиться мы понимаем, но ответить сейчас не можем — надо серьезно все обдумать, посоветоваться с людьми.

Я воспринял эти слова как вежливый отказ, и горячо ухватился за предложение Щербакова познакомиться с их отрядом, хотя время шло к вечеру.

Встреча с партизанами отряда Щербакова показала, что мои опасения были напрасными. И Щербаков, и Мищенко, и Давыдов, и другие товарищи правильно понимали обстановку, считали необходимым создавать крупные боевые единицы в тылу врага.

В этом я убедился с первых минут встречи. Представив каждого, Щербаков очень похвально охарактеризовал наш отряд, затем сказал:

— Командование отряда имени Сергея Лазо предлагает присоединиться к ним. Давайте посоветуемся и решим.

Первым высказался «за» комиссар отряда Мищенко, за ним Давыдов, Осадчий, Грачев.

— Мы единодушно принимаем ваше предложение! — подытожил Николай Щербаков. — Будем громить фашистов вместе!

Через час был подписан приказ о присоединении отряда Щербакова к нашему отряду на правах 2-го батальона. [59]