От Варшавы до Калиша

Отходя на правый берег Вислы, 1-й кавалерийский корпус получил новую задачу: вдоль этого берега выйти на правый фланг нашей 2-й армии, развернутой к западу от Варшавы, и здесь развить действия во фланг и тыл противника, наступающего на Варшаву.

Из предыдущего описания боевых действий 1-го кавалерийского корпуса видно, что только 14-я кавалерийская дивизия переправилась через Вислу у Пулавы, а остальные соединения вынуждены были форсировать ее южнее. До их подхода в район сосредоточения наша дивизия два дня отдыхала в районе Осины. Больно было, что мы ранее потеряли 6-й уланский и 5-й гусарский разведывательные эскадроны. В предыдущих боях их окружила немецкая пехота.

Эрдели, кроме того, переживал и свои личные невзгоды: его старший сын был прапорщиком в одном из полков гвардейской стрелковой бригады, жестоко пострадавшей под Опатувом. Однако справки, наведенные в штабе 9-й армии о судьбе сына Эрдели, оказались более благоприятными, чем ожидал генерал: его сын был ранен, но вовремя эвакуирован.

... Осень выдалась сырая. Дороги размякли от дождей, по ним было трудно двигаться. Командир корпуса Новиков [349] попросил командование фронта предоставить корпусу четырехдневный отдых или перевезти по железной дороге пулеметы, обоз и слабых лошадей. Фронт отклонил эту просьбу. Корпусу пришлось передвигаться по единственному шоссе Люблин — Варшава.

Через пять дней наша 14-я дивизия прибыла в район Праги (предместье Варшавы на правом берегу Вислы. — Б. Ш.). Это было 30 сентября. Нас, офицеров, разместили по квартирам, где раньше жили семьи офицеров. Нам удалось принять ванну. После двухмесячного скитания это доставило нам большое удовольствие.

Па следующий день, к 12 часам дня, я поехал с докладом к начальнику дивизии. Возвращаясь от него, посетил некоторые магазины, чтобы купить нужные для похода вещи. Улицы и магазины Варшавы были полны народу. Па западе гремела артиллерийская канонада. К ней настороженно прислушивались люди, особенно женщины. Переезд штаба нашей армии из города на правый берег Вислы (штаб размещался в вагонах) усиливал тревожные чувства варшавян. Население знало, что нашествие немецких войск принесет ему горе и бедствия. Поляки чувствовали себя хозяевами в своем городе, они не хотели, чтобы сапоги немцев топтали улицы Варшавы.

1 октября из штаба корпуса поступил приказ о дальнейших действиях нашей дивизии. По телефону я попросил начальника дивизии приехать и ознакомиться с приказом. Эрдели прибыл в наш штаб в шесть часов вечера. Мы обменялись мнениями о содержании приказа. Нам было ясно, что он продиктован обстановкой, сложившейся на участке 2-й армии, перешедшей в наступление против немецких войск на фронте Блоне, Прутков, Домбрувка. Именно эта обстановка определяла в приказе роль и место 1-го кавалерийского корпуса в целом и 14-й кавдивизии в частности. 1-му кавкорпусу было приказано сосредоточиться в районе Заборув, Лешно, чтобы отсюда нанести удар во фланг и тыл противника, который оказывает упорное сопротивление частям и соединениям 2-й армии. С утра 2 октября дивизии должны были выйти в этот район. Головной дивизией направлялась 14-я кавалерийская. Ей предстояло перейти Вислу через мост у Яблонны и следовать в район Заборува. За ней шли 8-я и 5-я кавдивизии. [350]

Взяв населенный пункт Блоне, немцы оседлали прямое шоссе Варшава — Сохачев. Их левый фланг хорошо прикрывала лесисто-болотистая местность. Используя болотистую долину и водные преграды (реки Бзура, Утрата), противник устроил своеобразный бзурский мешок и втянул в него 1-ю Кавказскую кавалерийскую дивизию и сводную (трехполковую) дивизию генерала Казанкова. Командующий 2-й армией генерал Шейдеман вталкивал в этот мешок еще три дивизии 1-го кавалерийского корпуса. Нужно было скорее вырваться к западу, за реку Бзура.

2 октября, едва рассвело, части 14-й кавдивизии по правому берегу Вислы двинулись из района Праги к Яблонне. Реку перешли здесь по понтонному мосту и к вечеру расположились на ночлег в районе Заборув, Заборувек. Район Лешно заняла 1-я Кавказская кавалерийская дивизия. Она вела артиллерийскую перестрелку с противником, находившимся в Блоне.

3 октября дивизии 1-го кавалерийского корпуса получили приказ: продолжать движение па запад, в район Лазы. Идти по большой дороге на Лешно не имело смысла, так как на походную колонну противник мог обрушить артиллерийский огонь. Поэтому начальник 14-й кавалерийской дивизии решил свернуть на Лубец, обойти через эту деревню район Лешно.

Когда наша дивизия приблизилась к реке Бзура, Эрдели сказал:

- Что, Борис Михайлович, не махнем ли на западный берег?

- Очень было бы хорошо, — ответил я. — Позвольте все же вперед выслать два эскадрона лавой, чтобы не нарваться на засаду.

- Высылайте! — согласился Эрдели.

Эскадроны переправились на западный берег Бзуры и углубились в перелески. Очевидно, противника здесь не было. Эрдели отдал приказание о переправе бригад и сосредоточении их в населенном пункте Жукувка. Часам к девяти вечера вся 14-я кавалерийская дивизия замаскировалась в Жукувке. Поступили донесения от нашей ближней ночной разведки: со стороны Илува на Сохачев и в обратном направлении движутся обозы противника.

Начальник нашей дивизии решил овладеть Сохачевом. С этой целью 2-й бригаде и пограничникам он приказал [351] нанести удар по противнику в северо-западной части города, а 1-й бригаде — овладеть шоссейной дорогой Илув — Сохачев, нанося противнику удар с запада.

Появления с запада и северо-запада наших пеших частей противник ее ожидал. Это ошеломило его. К 11 часам утра 4 октября обе бригады ворвались в город. Здесь оказался лазарет с 200 ранеными офицерами и солдатами противника. Выбив немцев из Сохачева, 14-я дивизия продолжала наступление на восток и юго-восток. Сопротивление противника усиливалось.

Не могу не сказать о том, что еще в тот момент, когда наша дивизия овладела Сохачевом, в ее штабе созрел замысел: сильнее нажать на фланг и тыл противника. Что требовалось для осуществления этого замысла? Требовалось, чтобы нашу дивизию в Сохачеве сменила 79-я стрелковая дивизия, находившаяся поблизости от него. Наша же дивизия при этом условии 5 октября смогла бы спуститься южнее Сохачева и нанести удар во фланг и тыл противника. Наш замысел мы доложили командиру корпуса Новикову. Ночью 5 октября получили от него ответ: оставаться на дневке в Сохачеве. Получив такой ответ, мы покачали головой.

Далее события развивались так.

Около часу дня 5 октября не менее пяти батарей противника открыли огонь по Сохачеву и по переправе через Бзуру. Город охватили пожары. Бригады несли потери. Вскоре юго-восточнее города развернулось более двух немецких пехотных батальонов. Они теснили наше сторожевое охранение. Взвесив известные нам обстоятельства, нельзя было не прийти к выводу: в Сохачеве задерживаться бесполезно, целесообразнее отходить на западный берег Бзуры. Отход 2-й бригады, по приказу начальника дивизии, прикроют 1-я бригада и пограничники. С 1-й бригадой уехал Эрдели. Меня оставили при командире 2-й бригады. Он поспешно стягивал на восточную окраину Сохачева сторожевое охранение и поэскадронно выводил полки через намеченную переправу на западный берег Бзуры. Наши батареи огнем в это время сдерживали продвижение немецкой и австрийской пехоты.

Когда в городе осталось только два эскадрона с пулеметами, я направился к переправе. Мост заполнили отходящие эскадроны бригады, справа и слева от него рвалась шрапнель противника. Миновав мост, я разыскивал [352] штаб дивизии. Взял правее нашей колонны и попал в зону артиллерийского огня противника. Едва проехал несколько десятков метров, как почувствовал сильный удар воздушной волны в голову. Я повалился на шею коня, он вдруг упал на передние ноги, а затем вскочил и понес меня вперед. Головная боль не проходила, но крови нигде на себе и на копе я не заметил. Оказалось, что снаряд, разорвавшийся над головой, контузил и меня и коня. Вскоре я нашел Эрдели. Он отдал приказ 1-й бригаде и пограничникам спешиться и не допустить перехода немцев через Бзуру.

Примерно в четыре часа дня с севера показались части 5-й кавалерийской дивизии. Вскоре прибыл ее начальник. Он сообщил, что прибыл для оказания содействия 14-й дивизии. Но его содействие уже не могло возвратить нам город Сохачев, потому что 5-я кавдивизия опоздала, и противник успел закрепиться в нем. Но все же части обеих дивизий при поддержке артиллерии остановили наступление противника в западном направлении. Было решено утром 6 октября вновь атаковать Сохачев.

К 12 часам дня 6 октября части нашей дивизии, форсирован Бзуру, овладели населенным пунктом Козлув-Бискупи и продолжали наступление на восток. Совершенно неожиданно в штаб 14-й кавалерийской дивизии поступил приказ из штаба корпуса: дивизии надлежит немедленно выйти из боя и двинуться на северо-запад в направлении на Илув, к которому подходит немецкая пехотная дивизия. Противник намеревался сорвать атаку 1-м конным корпусом Сохачева. Пришлось отказаться от успеха, уже достигнутого южнее города, вывести части из боя и быстро двинуться в северо-западном направлении.

На все это, конечно, требовалось время. Но уже в начале четвертого часа дня передовые разведывательные части 14-й дивизии на рысях двинулись на Илув и Рыбно, а за ними двумя колоннами, побригадно, последовала и вся дивизия.

Около шести часов вечера левая колонна (2-я бригада) достигла Рыбно. Противник быстро отходил оттуда в северо-западном направлении.

Примерно в двенадцать часов ночи я услышал сильные взрывы: немцы подрывали железнодорожные сооружения. [353] С этой вестью я пришел к Эрдели. Он не поверил, и мы оба вышли на улицу. Через короткий промежуток времени взрывы повторились. Теперь сомнений не оставалось, немцы торопились отходить.

Получив приказ командира корпуса о наступлении в общем направлении на Скерневице, наша дивизия утром 7 октября двинулась на юг, к станции Беднары, с целью перехватить железную дорогу Сохачев — Лович.

Во второй половине дня станцию Беднары заняла 1-я бригада. А 2-я бригада в это время действовала севернее. Одни из эскадронов 14-го драгунского полка атаковал отступающий от Сохачева к востоку от железной дороги артиллерийский парк, но встретил упорное сопротивление: подошла сильная колонна пехоты с артиллерией. Противник вел огонь не менее чем пятью батареями.

Было ясно, что ударить во фланг отходящим колоннам противника не удастся. Начальник нашей дивизии решил попытаться захватить Лович. В девять часов утра 8 октября дивизия двинулась двумя колоннами: левая колонна (2-я бригада с пограничниками) — на Лагушев, правая колонна (1-я бригада) — севернее, на Бочки, Клевкув с целью отрезать Лович с севера от Кернозя. Утро было туманное, видимость ограниченна.

К одиннадцати часам утра штаб дивизии находился на западной окраине Лагушева. 1-я бригада еще тянулась от Бочки на Клевкув, а 2-я бригада только головой колонны подходила к Лагушеву. Перед нами открылась необычная картина. Спешенные части австрийских драгун (в синих мундирах и красных рейтузах) быстро отходили на город Лович. 1-я бригада, совершавшая фланговое движение по отношению к Ловичу, не открыла артиллерийского огня, и два спешенных австрийских полка безнаказанно скрылись в городе.

Не приходилось сомневаться в том, что Лович занят не менее чем одной кавалерийской дивизией. Было решено от Лагушева и Клевкува повести наступление на город Лович в пешем строю. Вскоре с обеих сторон заговорила артиллерия. Наши спешенные части начали наступать. Противник превосходил нас в артиллерии. Наше наступление замедлилось. Местность была совершенно открытая. К вечеру бой затих. Дивизия расположилась на ночлег в деревнях Клевкув и Лагушев. [354]

Лович расположен за рекой Бзура. Имея перед собой эту водную преграду, австрийской кавалерийской дивизии было трудно овладеть этим городом.

9 октября 14-я кавдивизия совместно с подошедшей 5-й кавдивизией пытались атаковать Лович. Атака не принесла успеха. Противник, заняв город, с южного берега Бзуры вел сильный артиллерийский огонь. Разведка на фланге 14-й кавалерийской дивизии не могла пробиться через приток Бзуры — болотистую речку Слудвя.

10 октября 1-й кавалерийский корпус сосредоточился к северу от Ловича. Начальник штаба корпуса Дрейер решил 11 октября форсировать речку Слудвя. Вся артиллерия корпуса — 30 орудий — сосредоточивалась в одном районе и переходила на период артподготовки в распоряжение командира дивизиона 5-й кавдивизии. Спешенные части 14-й дивизии должны были наступать на населенный пункт Ретки, 5-я кавдивизия — на Шимановице. 8-я же дивизия обеспечивала правый фланг корпуса, располагаясь у Злакув-Косцельны. Начальник 14-й дивизии и весь его штаб скептически относились к такому виду атаки. Ведь дивизии лишались своей артиллерии. Однако командир корпуса настаивал на том, что артиллерия должна действовать из одного района.

11 октября, в девятом часу утра, началась артиллерийская подготовка. Она свелась, в сущности, к состязанию с артиллерией противника. Его же пехота, расположенная за речкой Слудвя, не подвергалась воздействию нашего артиллерийского огня. Спешенные части 14-й дивизии повели наступление на Ретки. Дойдя до болот реки Слудвя, они залегли: продвинуться вперед не представлялось возможным.

Рассыпав егерский батальон за рекой Слудвя, конные полки 7-й австрийской дивизии сосредоточились к северу против деревни Злакув-Косцельны. Их обнаружила 8-я кавдивизия. Вскоре конница противника еще продвинулась к северу и атаковала Злакув-Боровы. Против нее была нацелена сначала 8-я, а затем и 14-я кавдивизия. Командир корпуса возвратил им их артиллерию. Она быстро заняла новые позиции, встретила огнем атакующую конницу противника. К западу от деревни Злакув-Боровы австрийцы вечером предприняли попытку развернуться для атаки. Артиллерийский, ружейный и пулеметный огонь наших частей заставил их отойти на Жихлин. [355]

Этим эпизодом завершились боевые действия 1-го кавалерийского корпуса, которые мы пытались обозреть объективно.

Нет сомнения, что у каждого, кто вдумается в суть Варшавско-Ивангородской операции{68}, в особенности у того, кто обратится к изучению документов, невольно возникнет вопрос: в чем же причина столь медленных действий сильной русской конницы, собранной на фланге 2-й армии?

Я уже отметил выше, в каком мешке должна была развертываться наша конница, не поддержанная пехотой. Невольно приходишь к выводу: как только крупные силы конницы попадали в армию, которой командовал «коренной» кавалерист, то она, конница, использовалась не в соответствии с ее ролью и значением. Такие «завзятые кавалеристы», как командующий 2-й армией генерал Шейдеман, стремились использовать конницу почти только на поле боя, не понимая ее превалирующего значения в оперативном маневре.

Все приказы, которые штаб 2-й армии посылал 1-му кавалерийскому корпусу, ограничивали его действия в ближайшем тылу противника: сначала корпус был направлен на Гродзиск, затем на Скерневице и только потом на Лодзь. Такое упорство Шейдемана продолжалось, несмотря на здравые и правильные указания, данные 16 октября в директиве № 4318 главнокомандующим Северо-Западным фронтом. В этой директиве говорилось: «Считаю несоответственным направление конного корпуса Новикова в район Блоне, Гродзиск, Брвинув, что приводит не к глубокому тылу, где этот корпус мог многое сделать, а к флангу и ближнему тылу противника, где конница [356] будет на каждом шагу встречена пехотой противника, занимающей местные предметы».

Следует напомнить, что из бзурского мешка 14-я кавалерийская дивизия вырвалась по собственному почину, перенеся свои действия на западный берег Бзуры. За ней потянулись части 1-й Кавказской, а затем 5-й и 8-й кавдивизий. Вместо того чтобы сменить 14-ю кавдивизию пехотой в Сохачеве, ее оставили в одиночестве, возложив на нее задачу — сторожить выигранный фланг противника.

Я уже писал, к чему привела потеря Сохачева: конница жалась к реке Бзура, вместо того чтобы решительно действовать по глубоким тылам, пока была такая возможность. Когда же Макензен, укрепив свой левый фланг 11-м корпусом и кавалерийским корпусом, стал отходить на Лович и юго-восточнее от него, 1-й кавкорпус, упустив время, оказался снова перед фронтом и без содействия пехоты не мог продвинуться вперед.

Между тем и 8-я немецкая, и 7-я австрийская кавалерийские дивизии имели каждая по стрелковому батальону. Они составляли опору для маневрирования.

Признавая бесцельное изматывание дивизий 1-го кавалерийского корпуса, начальник штаба 2-й армии Чагин в своем донесении от 12 октября писал Орановскому: «Ген. Новиков свидетельствует о сильном утомлении конского состава, об отсутствии фуража в занимаемом им районе и об изношенности материальной части»{69}. Все это соответствовало действительности, но ведь и конница противника находилась не в лучшем состоянии.

Штаб 1-го корпуса, механически следуя распоряжениям штаба 2-й армии, не проявил достаточной оперативности и гибкости, принизил роль кавалерийского корпуса.

Что же в это время происходило у немцев? Уже 27 сентября штаб их 9-й армии отдал приказ: в случае отхода от Варшавы и Ивангорода разрушить железные дороги и шоссе.

Бесперспективная операция немцев на левом берегу Вислы приближалась к логическому концу: у них не хватало сил, а русские войска с каждым днем наращивали свои силы за Вислой и в районе Варшавы. Гинденбург [357] с Людендорфом очень беспокоились за свой левый фланг под Варшавой. Командующий 8-й немецкой армией Макензен хорошо понимал изменившуюся на его фронте обстановку, но считал тактическое положение своих войск удовлетворительным и боялся отходом поколебать их дух. Он решил оставаться на прежних позициях, а левый фланг обеспечить бригадой Врохейма и частями ландштурма, расположив их за реками Утрата и Бзура до Вислы. Но русская конница форсировала Утрату и заняла положение, угрожающее немецкому флангу.

В эти напряженные дни, как явствует из документов рейхсархива, Макензена ввела в заблуждение воздушная разведка. Еще 3 октября она донесла, что в районе к западу от Блоне и Новы, Двур, Мазовецки скопления войск не замечено. 4 октября были разосланы секретные приказы о подготовке к отходу, разгрузке тылов и т. д. Только в ночь на 7 октября началось отступление. Если бы Шейдеман не допустил грубых просчетов, то немцам не удалось бы отступить беспрепятственно.

Из истории осеннего похода в Западной Польше известно, что Гинденбург для усиления левого фланга армии Макензена перебросил 11-й немецкий корпус. Под Сохачевом он успел оказать сопротивление наступавшей 2-й русской армии. 14 октября Гинденбург отдал общий приказ об отходе всей 9-й армии на линию Велюнь, Ченстохов.

Известно также, что Фалькенгайн отказался усилить Восточный фронт частями, формируемыми внутри Германии. Он не перебросил частей и с Западного фронта. В связи с этим Гинденбург был вынужден 160-километровое расстояние от Вислы до Вемоня прикрывать слабыми ландштурменными частями из корпусных округов с малочисленной артиллерией.

Единственной поддержкой, которую Гинденбург оказал Фалькенгайну, было то, что он с Западного фронта перебросил 5-ю кавалерийскую дивизию на Познань и далее на Плешев.

12 и 13 октября весь корпус Новикова простоял к западу от речки Слудвя и к югу от Жихлин, ведя лишь разведку к западу на Кутно-Ленчица.

15 октября корпус Новикова получил новую задачу пройдя перед фронтом 2-й армии, «энергично действовать на фланг и в тыл отступающего противника в направлении на фронт Шадек, Лодзь»{70}. Корпус отходил в полном порядке, захватить отставших солдат 11-го немецкого корпуса удавалось редко.

К вечеру 18 октября 1-й кавкорпус вышел на линию Шадек, Здуньска-Воля, имея справа налево 5, 8 и 14-ю кавалерийские дивизии. Разъезды дивизий находились на реке Варта, западный берег которой на участке от местечка Варта до Серадза заняла спешенная конница и пехота противника. Перед 14-й кавалерийской дивизией, вышедшей к реке у Серадза, оба моста (железнодорожный и шоссейный) были основательно разрушены. Приближавшиеся к реке наши разъезды встречались не только ружейным, но и артиллерийским огнем.

Такая обстановка сохранялась и до 20 октября, когда было получено сообщение об успешной переправе 8-й кавалерийской дивизии в район местечка Варта. Зацепившись за западный берег реки, командир корпуса подтягивал туда 5-ю и 14-ю кавдивизии. Утром 21 октября эти дивизии также переправились на западный берег Варты.

Переправившись через Варту, дивизии 1-го конного корпуса повели наступление на запад, отбрасывая части австрийской и немецкой конницы.

С утра 22 октября немцы открыли сильный артиллерийский огонь против 14-й кавалерийской дивизии, а во второй половине дня густые цепи их пехоты пошли в наступление. Восемь орудий нашей 14-й дивизии вели непрерывный огонь, сдерживая противника. Под натиском превосходящих сил 14-я дивизия начала отступать на восток. Она заранее создала хороший артиллерийский транспорт. Несмотря на большой расход снарядов, артиллерия дивизии не испытывала в них острого недостатка.

Отойдя к местечку Варта, 1-й кавкорпус встретил здесь авангард 4-й стрелковой Сибирской дивизии (14-й стрелковый полк с батареей). Противник продолжал наступление и в темноте. В дело вступил и 14-й стрелковый полк. Разгорелся сильный огневой бой, он перерастал в отдельные рукопашные схватки. Выполняя приказание командира корпуса, кавалерийские дивизии под прикрытием пехоты в темноте начали отходить на восточный берег Варты. [359]

Так закончилось первое наступление нашего кавалерийского корпуса на Калиш.

Настроение в штабе дивизии было подавленным: после успешного продвижения в течение трех недель пришлось снова отойти на восток.

Между тем от разведывательных отрядов дивизии, посланных на запад и перешедших на германскую территорию, поступали донесения об отходе немцев на север от Калиша. Все говорило о том, что немцы сосредоточиваются к северу от реки Варта и готовят удар вдоль Вислы на юго-восток.

Штаб 14-й дивизии находился в деревне Глинно. Эрдели вызвал меня, и после оценки всех имеющихся данных разведки и положения частей 2-й армии приказал составить донесение командиру нашего корпуса. Суть его заключалась в следующем: 2-я русская армия выходит на реку Варта. Калиш прикрывается немецкой конницей, поддержанной пехотой. Промежуток между реками Вислой и Вартой прикрыл лишь 1-й Кавказской и сводной казачьей дивизиями. Между тем нужно ожидать удара немцев именно с направления от Торуни вдоль левого берега Вислы. Поэтому было бы целесообразным не бросать наш 1-й корпус на Калиш, а направить его в промежуток между Вислой и Вартой, а пятью кавалерийскими дивизиями встретить наступление немцев. Какое значение придал этому донесению Новиков, мне не известно до сих пор. По-видимому, до штаба 2-й армии его не довели. Не берусь судить о его целесообразности, но думаю, что нахождение пяти кавдивизий на главном направлении немецкого наступления парализовало бы развитие действий их 1-го кавалерийского корпуса и дало бы время 2-й русской армии планомерно закончить изменение фронта в северо-западном направлении.

С утра 23 октября с наблюдательных пунктов артиллерии 14-й кавдивизии было замечено движение в северном направлении по западному берегу реки Варта пехотных колонн противника. Обе батареи дивизии тотчас же открыли по ним огонь. Противник накапливал пехоту и конницу в районе деревень Езерско и Острув, предпринимая попытки переправиться на восточный берег Варты, но огнем 8-й кавдивизии и авангарда 2-го Сибирского корпуса был отбит, причем, по-видимому, понес большие потери.

25 октября совместная разведка кавдивизий корпуса Новикова с пехотой 2-й армии, надвинувшейся вплотную на реку Варта, обнаружила, что противник охраняет западный берег реки лишь небольшими частями, а главными силами отошел на запад. Поэтому в тот же день части корпуса Новикова на широком фронте от Унеюва до местечка Варта вновь форсировали реку и к вечеру вышли на линию Милачев, Глухув, Понятув, причем на правом фланге была 8-я, в центре — 5-я и на левом фланге — 14-я кавалерийские дивизии.

26 октября наш 1-й кавкорпус продолжал движение на запад. Противник оказывал упорное сопротивление 14-й кавдивизии в районе населенного пункта Козминек. Только к вечеру удалось выбить 7-ю австрийскую кавалерийскую дивизию из этого пункта.

Противник удерживал линию Закшин, Козленткув, Наквасин. 14-й кавалерийской дивизии приходилось иметь дело уже с пехотными частями немцев, прикрывавших направление на Калиш. К вечеру 27 октября противник был отброшен за реку Свендрня.

28 октября дивизии Новикова повели наступление на Злотник, Камень, Желяскув и Калиш. Во второй половине дня из Калиша начали развертываться в северо-восточном направлении новые пехотные части противника. Они продвигались по шоссе на деревню Скаршев. Наши артиллеристы открыли по ним сильный огонь. Для штаба нашей 14-й дивизии теперь стало ясно, что только своими силами Калиш взять не удастся. Все зависело от того, насколько к западу продвинутся 5-я и 8-я кавдивизии. По имевшимся данным, наступление 5-й кавдивизии развивалось медленно. Заняв Юзефину, она еще не смогла переправиться через реку Свендрня. Таким образом, бой на фронте 14-й дивизии принял затяжной характер: приходилось сдерживать развертывающуюся из Калиша немецкую пехоту.

Штаб 14-й дивизии находился в Богдануве. Около четырех часов дня здесь было получено приказание командира корпуса: приостановить атаку, начать отход в район Сешхув, Райско. Приказание на отход бригады получили с наступлением темноты. Штаб нашей дивизии двинулся на Козминек. Здесь, в штабе корпуса, предполагалось выяснить обстановку. Достигнув населенного пункта Наквасин, наш штаб поздним вечером встретил отходящую артиллерию [361] 5-й кавдивизии. На вопрос, почему они отходят, командир артиллерийского дивизиона ответил, что 8-я кавдивизия разбита, начальник этой дивизии Зандер убит, а полки 5-й кавдивизии начальник штаба корпуса направил на спасение 8-й кавдивизии.

Мы, собравшись у начальника дивизии, взвесили обстановку на нашем правом фланге. Пришли к выводу: ночью же отвести бригады в район Блашки, Скальмеж; в районе деревни Хваленцице связаться с 5-й кавдивизией, а в районе Моравии установить связь со штабом корпуса.

Днем 29 октября противник не наступал, обе дивизии оставались в прежнем районе. По полученным сведениям, части 8-й кавдивизии собрались в районе деревни Дельце. Начальник дивизии Зандер оказался жив и здоров. Правда, под угрозой удара во фланг и тыл с севера 8-я кавдивизия поддалась панике, бросила одно орудие, и бригады разбрелись в разные стороны. Командир 1-й бригады Краковский с частью эскадронов своей бригады отскочил к Цекуву и чуть было не наделал паники в расположенном там 23-м корпусе. 2-я бригада вместе с начальником дивизии собралась в районе Сельце.

Поведение 8-й кавалерийской дивизии не удивило меня: с ней случилось то же под Радомом в начале войны. Стойкость этой дивизии была невысокой. Это было хорошо известно Дрейеру, но он не принимал действенных мер для ее укрепления.

Ныне, просматривая документы, находим отклик и в высших инстанциях на бой, проходивший 28 октября.

30 октября 1914 года командующий 2-й армией Шейдеман писал командующему фронтом генералу Рузскому: «В корпусе Новикова нет ни ружейных, ни артиллерийских патронов, поэтому необходимо дать время их подвезти. Второе — понесшая большие потери 8-я кавдивизия нуждается в устройстве и пополнении, и сейчас выступить не в состоянии. Третье — крайне тяжелый песчаный грунт повлиял после продолжительных передвижений на конский состав артиллерии корпуса, которому надо дать отдых. Ввиду этих причин я позволю себе высказать, что движение корпуса Новикова для выполнения той задачи, которая была нами поставлена (движение северо-западнее Калиша. — Б. Ш.) вряд ли возможно даже завтра, 30 октября. 7730. Шейдеман»{71}. [362]

На следующий день, 31 октября, начальник штаба 2-й армии сообщил начальнику штаба фронта:

«Командир конного корпуса генерал Новиков донес, что конский состав утомлен и в большинстве истощен и требует перековки, а конское снаряжение требует пересмотра и исправления. Артиллерийские лошади без предварительного отдыха категорически не способны к дальнейшей работе. Генерал Новиков ходатайствует о разрешении конному корпусу хотя бы двухдневного отдыха.7757. Чагин».

На этом документе генерал Орановский наложил резолюцию: «Благодарю, не ожидал. Это значит, все должны напрячь свои силы. 31/Х»{72}. Думаю, что это очень верная резолюция.

Действительно, кавалерийский корпус устал. Но разве в два дня можно поправить лошадей, перековать их и пересмотреть конское снаряжение? Слабела воля Новикова и его энергичного начальника штаба Дрейера.

1 ноября Ставка по прямому проводу связалась со штабом Северо-Западного фронта, вела с ним разговор о конном корпусе Новикова. Об этом сообщено в «Кратком стратегическом очерке войны 1914-1918 гг.». Далее в этой книге рассказывается, что генерал Рузский вообще не восторгался действиями корпуса Новикова. В течение всего времени пребывания на фронте Новиков измотал свою конницу, существенной пользы не принес. Часто он действовал в районах, не соответствующих общему положению войск. Весь корпус он иногда ставил в невыгодное положение, не всегда умело располагал его на ночлег. Из трех дивизий две (8-я и 14-я) настолько измотаны, что 1 ноября не могли действовать, они нуждались в двухнедельном отдыхе. Но Рузский не мог предоставить им отдых, потому что требовалось напряжение всех сил войск для достижения цели, поставленной Верховным главнокомандованием, которое знало, что против фланга нашей 2-й армии подтягиваются новые кавалерийские дивизии противника. Таково признание, сделанное в упомянутом «Кратком стратегическом очерке войны 1914-1918 гг.».

1-й конный корпус был подчинен 2-й армии. Ее командующий Шейдеман и начальник штаба Чагин донесли [363] фронту об ограниченной боеспособности дивизий Новикова, но в их донесении ничего не сказано ни о двухнедельном отдыхе, необходимом для корпуса, ни о положении дел в 14-й кавдивизии. Для меня, офицера этой дивизии, совершенно непонятно, на каком основании штаб Северо-Западного фронта доложил Ставке, что наша дивизия нуждалась в двухнедельном отдыхе. Она была тогда в таком состоянии, что не испытывала острой нужды в отдыхе.

Что же касается «изматывания» Новиковым своих дивизий в районах, «не соответствующих общему положению» войск, то и это утверждение лишено оснований. Ведь сам же Рузский указывал Шейдеману на неправильное использование конницы Новикова для нанесения ударов по ближайшим тылам противника. Новиков действовал на тех направлениях, которые определялись штабом 2-й армии. Поэтому было бы честнее, если бы штаб Северо-Западного фронта обвинил командующего 2-й армией, а не генерала Новикова в «изматывании» 1-го конного корпуса. Штаб Северо-Западного фронта сам не понимал, в какие условия он ставил корпус Новикова, и что от него требовалось.

История подтверждает, что 1-й конный корпус 28 октября отступил от собственной тени. Противник был измучен не меньше, чем корпус Новикова, и не преследовал наши дивизии. Паника, возникшая в 8-й кавдивизии, перенеслась и в 5-ю кавдивизию, она охватила и самого Новикова и его начальника штаба Дрейера. Теперь ясно, что Дрейеру очень не хотелось сообщать о потере орудия. В донесении № 7726 от 29 октября, направленном начальником штаба 2-й армии начальнику штаба Северо-Западного фронта, о потере этого орудия не сказано ни слова.

Конечно, без поддержки пехоты конный корпус Новикова не справился бы с атакой десяти пехотных батальонов противника, располагавшего и кавалерией. В лучшем случае Новиков мог набрать три-четыре батальона спешенных всадников.

Факты свидетельствуют, что наше высокое начальство не понимало роли конницы в боевых операциях 1914 года. Об этом же говорит тот факт, что оно считало: Новиков вполне мог выполнить задачу, поставленную его корпусу командованием фронта и армии. У конницы Новикова [364] оставалась прежняя задача — двигаться в направлении между Слупцей и Калишом и далее между Познанью и Лешно.

Командование Северо-Западного фронта 31 октября отдало директиву № 1489 о наступлении на территорию Германии. В тот же день приказ № 41 о наступлении на территорию Германии был отдан командованием 2-й армии. А 1 ноября командующий 2-й армией в своем распоряжении № 7791 писал начальнику штаба фронта Орановскому:

«Коннице генерала Новикова согласно указанию главнокомандующего поставлена задача — произвести поиск в общем направлении на Познань, Лисса{73}, ведя разведку в этом районе, имея целью выяснить здесь силы противника и разрушать железные дороги, идущие параллельно границе. В настоящее время перегруппировка противника, по-видимому, закончилась, и в районе между Вислой и Вартой уже обнаружилось наступление значительных сил немцев; по левому берегу Варты тоже обозначилось наступление в направлении на Унеюв. При таких условиях присутствие в районе боевых действий армии конного корпуса, который решительными и смелыми операциями во фланг и тыл наступающему противнику много мог бы содействовать успеху армии, представляется крайне желательным. Не признает ли главнокомандующий возможным изменить задачу, поставленную коннице генерала Новикова, из стратегической на тактическую? Оставаясь в районе между Калишом, Туреком, Слупцей, конница генерала Новикова могла бы развить энергичные действия во фланг и тыл противнику, наступающему с северо-запада, и вести разведку на фронт Сомпольно (Времен), Яроцин. 7791. Шейдеман»{74}.

Не знаю, какой ответ последовал на это ходатайство командующего 2-й армией, но уже начавшаяся Лодзинская операция свела действия конного корпуса к тактическим действиям.

Телеграмма Шейдемана, на которую я сослался, характерна именно тем, что он стремился возложить на конницу решение задач не в оперативном просторе. Тактические [365] же задачи одна конница, без поддержки пехоты, решить не могла: у нее не хватало сил.

Обозревая весь период 1-29 октября, следует отметить, что немцы умело организовали отход, рокировку своих войск к Торуни; русские же армии двигались медленно и допускали предвзятость при оценке намерений противника.

Я отмечал, что уже в 20-х числах октября начальник 14-й кавалерийской дивизии доносил о возможном ударе немцев от Торуни. Такое же предположение высказывал и штаб 2-й армии. Но штаб Северо-Западного фронта и Ставка категорически отвергали эти предположения.

Лично я ориентировался в то время недостаточно четко, но и мне было видно, что противник отходил организованно и что нужно было ждать удара. Откуда? Конечно, исходя из германской доктрины, удар должен был последовать во фланг и именно — северный, открытый, в сущности, для этого.

Что же касается конного корпуса Новикова, то он действовал растопыренными пальцами: не видно было сосредоточения хотя бы двух кавдивизий для удара. 14-й кавдивизии всегда выпадала тяжелая задача, но она, решая ее, с каждым днем теряла веру в командирские способности Новикова и все более сомневалась в его доброжелательном отношении к дивизии. Вот почему взаимоотношения между штабом корпуса и штабом дивизии с каждым днем становились более формальными. Виноват в этом был штаб корпуса!

Не время было думать об этом: к северу от района, где находилась наша дивизия, гремела артиллерийская канонада, и 2-я армия меняла фронт на север.

Началась Лодзинская операция{75}. [366]