Глава одиннадцатая.

Трудный путь к Берлину

14 января 1945 года войска 1-го Белорусского фронта с плацдармов на Висле пошли вперед. Началась Висло-Одерская операция. Целью ее являлся разгром немецко-фашистской группы армий «А», освобождение Польши и выход на Одер. Этим создавались необходимые условия для нанесения удара по Берлину.

3-я ударная армия, в состав которой входила 23-я гвардейская, шла во втором эшелоне фронта. 17 января мы двинулись за наступавшими войсками. В первый день похода командующий армией генерал-лейтенант Н. П. Симоняк вместе с членом Военного совета генерал-майором А. И. Литвиновым проверили дивизию на марше. Прикрываемые охранением, на уставных дистанциях шли походные колонны частей. Распределение противотанковых и зенитных средств обеспечивало им необходимую защиту от наземного и воздушного нападения.

Вместе с полковником В. В. Деевым мы стояли рядом с командующим. Мимо нас проходили полки соединения. Люди выглядели подтянуто и, приближаясь к нам, переходили на строевой шаг, отдавая честь. Вглядываясь в близкие мне лица гвардейцев, я вспоминал бои, в которых был вместе с ними, и думал о том пути, который нам еще предстоит. Я гордился дивизией. Марш и бой — родные братья. Они всегда рядом и часто вместе. Хорошо организованный марш — предвестник победы.

Видимо, и генерал Симоняк, глядя на подготовку нашего соединения, сделал для себя определенные выводы. Поблагодарив за образцовый марш, он сказал мне:

— С такими молодцами победа не за горами!

Член Военного совета А. И. Литвинов долго тряс на прощание руку В. В. Дееву, тоже, видимо, оставшись очень довольным.

Наш путь пролегал через многие большие и малые города Польши, лежавшие в развалинах. Почти сровненной с землей выглядела Варшава. По ней, как след крови, тянулась красная кирпичная стена еврейского гетто. Среди прикрытых снегом развалин темнели еле заметные дорожки. Они вели к подвалам, где ютились оставшиеся в живых жители. Многие из них встрепали наши колонны. На крайне истощенных лицах этих людей светились глаза, полные радости и надежд.

Глядя на руины Варшавы, я думал о том, что только армия изуверов могла с такой методичной жестокостью — дом за домом — разрушить один из красивейших городов Европы и уничтожить столько жителей. Вот она, наяву, людоедская тактика «выжженной земли»!

А сразу за старой германо-польской границей аккуратные немецкие города были нетронутыми. Лишь некоторые дома в них в ходе скоротечных боев получили повреждения.

Той зимой в Польше стояли сильные морозы, часто бушевали снежные вьюги. Однако в отдельные дни гвардейцы проходили по 60 километров. И это «по глубокому снегу! Правда, тылы полков и дивизии отставали. Лошади выбивались из сил на зимних обледенелых дорогах. Буксовали машины и даже тягачи. На ночь мы заходили в леса, где в наскоро поставленных палатках и шалашах солдаты и офицеры кое-как обогревались, отдыхали, чтобы с рассветом снова выступить в поход. Давали себя знать и новые условия, в которых мы находились. Без разрешения лесничего и оплаты не нарубишь веток на шалаш, не наберешь хворосту на подстилку и костер. Многим такое было непонятно: мол, как же не помочь солдату чем можешь, это же закон жизни, к которому мы, советские люди, привыкли на своей земле. Но здесь — буржуазно-помещичий строй с его собственностью на землю, леса и воды. Нас поражала страшная бедность деревень, через которые мы проходили. Только старшие по возрасту вспоминали российские дореволюционные сельские пейзажи с крепкой усадьбой помещика и убогими избушками крестьян. Командирам и политработникам приходилось проводить с гвардейцами большую разъяснительную работу о взаимоотношениях с местным населением.

Тяжело и немного досадно было идти во втором эшелоне, но нас воодушевляли успехи идущих впереди войск. Каждый день приносил вести о победах над заклятым врагом. О них мы узнавали от политработников и коммунистов, о них писала наша дивизионная газета «Красный гвардеец».

К 23 января главные силы 2-го Белорусского повернули на север против восточнопрусской группировки немцев, и правое крыло 1-го Белорусского фронта на протяжении свыше 150 километров оказалось открытым. Противник мог беспрепятственно нанести удар по его северному флангу. Немецко-фашистское командование поспешило воспользоваться этим и создавало в Восточной Померании сильную группировку войск «Висла».

Чтобы прикрыться со стороны Померании, маршал Жуков направил на правое крыло вместе с другими войсками и 3-ю ударную армию. К концу января она вышла в район северо-западнее Бромберга (Быдгощ) на территорию фашистской Германии, постепенно переходя к обороне на выгодных рубежах.

Вступление на вражескую землю было отмечено в частях бурными митингами. Казалось, огонь ненависти широким потоком выплеснулся наружу. Сколько горя и страданий причинили нам фашистские захватчики! С гневом говорили об этом солдаты и офицеры и клялись перед лицом своих товарищей дойти до Берлина и добить врага в его логове.

31 января передовые части 1-го Белорусского фронта захватили на Одере в районе города Кинитц небольшой плацдарм, а к 3 февраля вышли к Одеру уже на широком фронте, овладев плацдармами севернее и южнее Кюстрина.

Однако в целом темпы наступления снизились. Сказывался большой отрыв от баз снабжения, значительное увеличение полосы наступления фронта. Крупные силы потребовались также для обеспечения его правого крыла, блокирования и уничтожения окруженных группировок немецко-фашистских войск.

2 февраля дивизия подходила к рубежу Люгеталь, Радовнитцы. Разведка донесла о движении с севера по дороге Ландек — Радовнитцы большой группировки противника, шедшей несколькими колоннами. Как мы узнали позднее из показаний пленных 32-й немецкой пехотной дивизии, гитлеровцы предприняли попытку прорваться к Шнайдемюлю на выручку окруженному в нем гарнизону.

С начальником разведки В. Т. Малярчуком я быстро подъехал на ближайшую высоту. Оттуда в бинокль просматривалась вытянувшаяся из лесу колонна немцев силою до полка с танками и артиллерией. Впереди шло охранение, а вражеская разведка была уже невдалеке от нашей походной заставы. Это мог быть или отдельно следовавший полк, или передовой отряд дивизии, главные силы которой где-то позади.

Предстоял встречный бой. После быстрой оценки местности и времени, которым мы располагали, возникло решение — ударом справа и с фронта разбить подходившего противника по частям, не дав ему прорваться на Шнайдемюль.

Дав указание капитану Малярчуку пропустить вражескую разведку и ликвидировать ее без особого шума, я вернулся к штабу. По радио были поставлены задачи частям. Затем начальник штаба полковник С. И. Соколов выслал разведку на Кельпин, организовал контроль за выходом частей на рубежи развертывания, доложил обстановку в штаб корпуса и попросил о поддержке авиацией. Вместе с командующим артиллерией полковником П. И. Рабзовым, группой офицеров и солдат, работавших обычно со мной, мы выехали для управления боем на организованный второпях наблюдательный пункт. Оттуда можно было связаться по радио и подвижными средствами с командирами полков, а с командным пунктом дивизии — и по проводной связи, которую успели подтянуть наши лихие связисты. Это позволило нам подключить к управлению штаб, а через него поддерживать контакт с корпусом и армией.

Успех боя решали минуты. Противника следовало разбить с ходу, не теряя времени на перегруппировку. И первой вступить в дело должна была артиллерия.

С каким удовлетворением я наблюдал, как артиллеристы точно накрыли огнем вражескую колонну. Там сразу возникла паника. Теперь было важно не допустить разрыва между завершением огневого налета и атакой. Это было не так-то легко сделать. Части находились в движении. Пришлось поторопить командира 68-го полка М. Т. Князева, который не успевал с развертыванием.

Атака с ходу получилась блестящей. Еще под прикрытием огня полки Емельянцева и Князева расчленились и, развернув стрелковые роты в цепи, стремительно двинулись на противника. Последующим ударом справа враг был прижат к реке Кюддов и окончательно разгромлен.

* * *

Тем временем подходили главные силы гитлеровцев. Уже стало видно, как вслед за мчащимися танками и самоходными орудиями увеличивают скорость и передовые подразделения, вытягиваясь из леса южнее Ландека и по дороге Кельпин — Радовнитцы. На их пути поднялась стена заградительного огня нашей артиллерии. В воздухе появились запрошенные нами штурмовики. Подразделения гитлеровцев начали расчленяться, продолжая наступать и под ударами авиации. Но уже подошел и начал развертываться свежий 66-й полк В. А. Гиги, которому я уточнил задачу по радио. На прямую наводку, перекрывая танкоопасное направление Кельпин, Радовнитцы, встал 28-й истребительно-противотанковый дивизион майора М. И. Вдовина, а полковая артиллерия развернулась прямо в боевых порядках своих частей.

Несмотря на потери в авангарде, противник все еще значительно превосходил нас в силах. В тех условиях было целесообразнее сначала отразить атаку врага огнем с места, а потом нанести ответный удар и завершить его разгром.

Главные силы гитлеровцев, расчленись, сосредоточивали основные усилия вдоль дороги на Радовнитцы. Их артиллерия открыла сильный огонь. Рядом со мной вел наблюдение полковник П. И. Рабзов. Он вопросительно посмотрел на меня и, когда я кивнул, быстро связался с командиром 49-го артиллерийского полка Ф. П. Шевченко и приказал ему открыть огонь по развертывающемуся противнику.

Еще раз была вызвана наша авиация, которая своим ударом задержала подход главных сил врага и позволила нам бить его теперь по частям. И все-таки гитлеровцы перешли в атаку. Уже были видны их танки и самоходные орудия, ведущие огонь с ходу. За ними на бронетранспортерах — пехота.

Но вот перед идущими вперед танками вновь поднимается стена разрывов подвижного заградительного огня нашей артиллерии. Машины замедляют ход, некоторые из них пятятся. Несколько танков загорелось.

Однако после небольшого замешательства фашисты слова рванулись вперед. Уже ведут огонь с прямой паводки наш противотанковый дивизион и полковые орудия. Один за другим останавливаются и обволакиваются дымом вражеские танки и бронетранспортеры, но остальные, невзирая на потери, идут на нас.

В тот момент над полем боя появилась наша авиация. С ревом несутся на гитлеровцев штурмовики. Все вокруг в огне и дыму. Кое-где открыли огонь немецкие зенитки, но безрезультатно: по штурмующим самолетам попасть не так-то просто.

Я приказал полковнику Рабзову начать пятиминутный огневой налет по противнику, а командирам частей — приготовиться к атаке. Еще не стих в небе гул штурмовиков, как по врагу, который еще не пришел в себя, открыла огонь артиллерия дивизии и частей. Зеленая ракета с наблюдательного пункта — и наши гвардейцы с могучим «ура» снова атакуют гитлеровцев, прижимая их к реке. Фашисты дрогнули, начали медленно отходить, цепляясь за каждую высотку и прикрываясь оставшимися танками и самоходными орудиями.

К концу дня вражеские подразделения были отброшены на линию Баумгартен, Круменфилс, Ландек, на 8–10 километров севернее рубежа, где мы начали с ними встречный бой.

Потерпев поражение, враг не отказался от своей цели. Подтянув свежие части, гитлеровцы еще десять дней пытались прорваться к Шнайдемюлю на выручку своей группировке, но успеха так и не добились.

Во время одного из этих боев противнику удалось окружить вырвавшийся вперед в контратаке 2-й батальон 66-го полка, которым недавно стал командовать майор С. И. Никин. Офицер отличался хладнокровием, был очень Подвижен и, как говорили о нем, успевал всюду. Участвуя в войне с первых дней, Семен Иванович научился многому, трижды был ранен, но каждый раз возвращался в строй.

Пять часов сражались в окружении гвардейцы, проявив непоколебимую стойкость и мужество. Батальон нанес врагу большой урон и, прорвав кольцо окружения, вместе с ранеными вышел к своему полку.

Этот бой показал, как выросли наши офицеры, научившиеся успешно руководить самыми сложными видами боевых действий, каким умением и уверенностью обладают наши солдаты.

Позднее, за бои в Берлине, майору Семену Ивановичу Никину было присвоено звание Героя Советского Союза.

* * *

К 14 февраля 23-я гвардейская занимала полосу обороны шириною 25 километров, имея все три полка в первом эшелоне. Штаб стоял в Радовнитцах. В ходе боев враг понес большие потери, и командир 12-го гвардейского стрелкового корпуса генерал А. Ф. Казанкин приказал мне 14 февраля провести на правом фланге дивизии частную операцию. Цель — улучшение занимаемых нами позиций и, как выразился комкор, — «прощупать противника». В связи с этим на правый фланг мы перебросили 49-й артиллерийский полк и приданные нам две батареи 1729-го самоходно-артиллерийского полка. Для обеспечения левого фланга из Радовнитц в распоряжение командира 63-го полка Г. Д. Емельянцева был направлен 28-й истребительно-противотанковый дивизион.

С составом наблюдательного пункта я выехал в Люгеталь. Штаб дивизии во главе с начальником оперативного отделения С. Д. Тютюнниковым остался на месте.

Операция развивалась успешно. К вечеру 66-й, а вслед за ним и 68-й полки, продвинувшись вперед на 8–10 километров, вышли на рубеж Ной-Добрин, озеро Глабен-Зее.

Однако еще во второй половине дня мне на НП позвонил командир корпуса. После моего доклада о ходе боя он сообщил, что из Шнайдемюля вырвалась сильная группировка немцев, которая движется на север. Задача по ее перехвату и уничтожению возложена на 79-й стрелковый корпус генерал-майора С. Н. Переверткина.

— Ваша задача, — уточнил генерал А. Ф. Казанкин, — отбросить противника подальше на север, не допустить его удара навстречу пробивающейся из окружения группировке немцев. Будьте готовы продолжать наступление и завтра...

Более подробно о шнайдемюльской группировке я узнал несколько позднее. Еще в период нашего январского наступления крепость Шнайдемюль (Пила), которую Гитлер не разрешил войскам оставлять, была обойдена, а потом блокирована войсками 47-й армии. Она являлась важным звеном в системе померанских укреплений, созданных немцами еще в 30-х годах на старой немецко-польской границе. Через Шнайдемюль проходило несколько шоссейных и железных дорог, там имелся аэродром. Крепость стояла на реке Кюддов. Ее окружали мощные полевые укрепления и заграждения. Гарнизон Шнайдемюля был разношерстным и насчитывал около 25 тысяч человек. Около 20 процентов его составляли офицеры. Он располагал большим количеством танков, самоходных орудий, артиллерии и крупными запасами боеприпасов и продовольствия.

В 20 часов 13 февраля главные силы шнайдемюльского гарнизона вырвались из окружения и начали двигаться пятью колоннами на север и северо-запад на соединение со своими войсками.

Гитлеровцы использовали и большой лесной массив, тянувшийся широкой полосой вдоль реки Кюддов от Шнайдемюля до Ландека, где оборонялся 63-й полк полковника Г. Д. Емельянцева. По лесу шло немало полевых дорог, проходимых для всех видов транспорта, но наших частей в нем не было.

Наиболее сильной являлась первая моторизованная колонна врага. Она имела около 3500 солдат и офицеров, 50 самоходных орудий, 10 танков, около 30 полевых орудий, 20 бронетранспортеров и до 200 автомашин. Это был авангард, которым командовал начальник шнайдемюльского гарнизона подполковник Ремлингер. Он двигался через Шэнфельд, Тарновке, Хоенфир и далее на Ландек и Кельпин, то есть прямо через Радовнитцы, где стоял штаб нашей дивизии.

По этому же маршруту, с интервалом 8 часов, следовала вторая колонна подполковника фон Бонина в составе 3 тысяч человек, усиленных артиллерией на конной тяге. Остальные три колонны общей численностью свыше 6 тысяч человек с артиллерией на конной тяге двигались по тому же направлению.

В 16 часов 14 февраля первая колонна шнайдемюльцев захватила Тарновке, а несколько позднее и Хоенфир. Оттуда до переднего края обороны основных сил гитлеровцев оставалось 10–15 километров. Когда мне сообщил об этом С. Д. Тютюнников, стало понятно, какая грозная опасность нависла над дивизией. Враг вышел в тыл наших левофланговых частей, растянутых на широком фронте. Резервов в соединении не было, артиллерийский полк стоял на правом фланге. Создалась прямая угроза прорыва нашей обороны с тыла и соединения шнайдемюльского гарнизона со своими войсками.

Подполковнику Тютюнникову я приказал выслать разведку в направлении Хоенфира и вести ее в течение всей ночи, немедленно организовать оборону Радовнитц силами штабных подразделений, которые там еще оставались, выдвинув вперед боевое охранение. Для усиления гарнизона в Радовнитцах туда была направлена батарея самоходно-артиллерийских установок, батарея нашего истребительно-противотанкового дивизиона и подвижный отряд заграждения в составе взвода саперов с противотанковыми и противопехотными минами.

В 20.00 в Радовнитцы прибыл 3-й батальон 469-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии в составе двух рот под командованием капитана В. И. Давыдова. Два других батальона этого полка, которым командовал полковник М. А. Мочалов, находились в Штрассфорте и Фледерборне, прикрывая дороги на север вдоль реки Кюддов. В 21 час к Тютюнникову подошли посланные мной батареи. Больше сил выделить было невозможно: ведь дивизии предстояло с утра наступать.

Ночь прошла в тревоге. К нашему удивлению, гитлеровцы, наверное, решили перед тяжелым боем отдохнуть: лишь их артиллерия занимала в районе Хоенфира боевые порядки. Это нас вполне устраивало. За ночь воины гарнизона Радовнитц успели окопаться, заминировать дороги и даже немного поспать.

Всю ночь мы на наблюдательном пункте делили свое внимание между фронтом, где готовилось наше наступление, и тылом, где создалось весьма критическое положение. На рассвете шум моторов в районе Хоенфира известил о том, что враг готовится к атаке. Об этом доложили и из боевого охранения, которому было приказано отойти.

В 9 часов 15 февраля 66-й и 68-й полки двинулись вперед, а через 30 минут мне позвонил С. Д. Тютюнников и доложил, что гитлеровцы после разведки боем начали наступление на Радовнитцы силою до двух батальонов пехоты при поддержке самоходных орудий и пытаются с ходу овладеть ими.

Вскоре после этого генерал Казанкин по телефону приказал приостановить наше наступление и разгромить шнайдемюльскую группировку противника, вышедшую в район Радовнитц, не допустив ее соединения со своими войсками. Но так как все части дивизии были задействованы в бою, командир корпуса сказал, ссылаясь на приказ командарма, чтобы я подчинил себе подразделения и части, расположенные в районе Радовнитц. Кроме того, как сообщил он, в середине дня в мое распоряжение должен поступить 164-й стрелковый полк подполковника Н. Г. Пейсаховского из 33-й стрелковой дивизии.

Времени было в обрез. Только быстрое сосредоточение наших сил и средств, знание действительной обстановки могли обеспечить успешное выполнение этой сложной задачи. Сияв с позиций два дивизиона 49-го гвардейского артиллерийского полка и дивизион гвардейского минометного полка, мы направили их в Радовнитцы. Я и группа офицеров вместе с батареей самоходных установок и разведротой направились туда же. Начальнику штаба полковнику С. И. Соколову было поручено организовать в полосе дивизии встречу с тыла всех подразделений и групп немцев, которые смогут прорваться или обойти наши части.

Подъезжая к Радовнитцам, мы услышали пальбу вражеских самоходных орудий. На юго-восточной окраине уже шла перестрелка. Улицы простреливались пулеметным огнем, кругом рвались снаряды и мины. Мы благополучно проскочили на «виллисе» к командному пункту. Тютюнников как раз разговаривал с командиром прикрывавшего часть поселка 3-го батальона 469-го стрелкового полка капитаном Давыдовым. Кроме него в обороне стояла дивизионная зенитная рота капитана И. В. Блинова и музыкантский взвод капельмейстера А. С. Колчака. Они вместе с офицерами управления сдерживали вражескую разведку и его передовые подразделения.

В том, что враг не захватил Радовнитцы с ходу, была большая заслуга начальника оперативного отделения штаба дивизии подполковника С. Д. Тютюнникова. Выпускник Академии имени М. В. Фрунзе, имевший отличную теоретическую подготовку, он за годы войны приобрел богатейший боевой опыт и закалку. Сергей Дмитриевич непосредственно занимался вопросами организации боевых действий, увязывая работу других отделений и начальников родов войск и служб в ходе подготовки операции. Здесь ему приходилось не столько командовать, сколько умело использовать возможности каждого. В ходе боя подполковник Тютюнников обычно работал на НП, и я имел возможность много раз оценить его способности. Это был образцовый штабной офицер конца войны — хорошо подготовленный, опытный и распорядительный, умевший сохранять хладнокровие и ясность мысли в любой обстановке.

Вот и сейчас он спокойно разговаривал с капитаном Давыдовым, хотя за бетонным забором нашего командного пункта уже слышались крики гитлеровцев.

Через короткое время наши разведчики вместе с прибывшими самоходными батареями очистили юго-восточную окраину Радовнитц от мелких групп противника и захватили пленного. Он показал, что в районе Тарновке и Хоенфира сосредоточился авангард шнайдемюльской группы, которой командует сам начальник гарнизона подполковник Ремлингер. Сюда же прибывают подразделения из других колонн, которые ведут бои южнее.

Дивизионный разведчик капитан В. Т. Малярчук быстро подобрал место для наблюдательного пункта, а начальник связи майор М. О. Альтгаузен потянул туда связь. Перебрались на НП и мы. Вскоре подошли командиры 49-го артиллерийского полка и 1-го дивизиона 203-го гвардейского минометного полка. Я поставил им общую задачу, а более детально занялся с ними полковник П. И. Рабзов.

В районе Радовнитц на огневых позициях стоял дивизион 328-го артиллерийского полка 150-й дивизии. Несколько позже подошел дивизион 136-й армейской пушечной артиллерийской бригады. Вместе с нашим 49-м гвардейским артиллерийским полком и дивизионом 203-го гвардейского минометного полка они составили мощную артиллерийскую группу, которая в руках командующего артиллерией полковника Рабзова стала могучей силой и во многом обеспечила наш успех в дальнейшем.

Мы уточнили задачи командирам противотанковых и самоходных батарей, а затем организовали взаимодействие между 3-м батальоном 469-го стрелкового полка, прикрывавшим юго-западную окраину Радовнитц, и зенитной ротой дивизии, заслонившей юго-восточную окраину. Затем я доложил о сложившейся обстановке командиру корпуса. Генерал А. Ф. Казанкин сообщил, что в 11 часов 30 минут поставил задачу 164-му стрелковому полку 33-й дивизии выступить из Кенигсдорфа в Радовнитцы и поступить в мое распоряжение. Я взглянул на карту. Расстояние было не более 12 километров, значит, полк прибудет скоро.

Между тем враг все это время вел интенсивный огонь по Радовнитцам. Особенно сильно обстреливалась церковь, кирпичный завод и юго-западная окраина с прилегающими к ней высотами.

Позвонил начальник штаба полковник С. И. Соколов и доложил, что перед левым флангом дивизии в районе Ландека и Каппе замечено передвижение гитлеровцев.

— Не исключено, — сказал он, — что противник попытается в этом районе нанести удар навстречу своей прорывающейся группировке.

В 14.00 из-за небольших холмов показались плотные колонны гитлеровцев. Впереди шли танки, несколько сзади, на уступе, — самоходки. По окраине Радовнитц открыла огонь вражеская артиллерия. Сразу ответили и мы. Немцы несли громадные потери и все-таки продолжали идти, не развернувшись, прикрываясь танками и самоходными орудиями, которые стреляли с ходу и коротких остановок.

Большое смятение в ряды врагов вносили наши зенитчики огнем крупнокалиберных пулеметов, самоходчики и артиллеристы, стрелявшие прямой наводкой. Чем ближе подходили колонны, тем больше росло напряжение. Когда на наших минах стали подрываться вражеские танки и самоходные орудия, в колоннах фашистов началось замешательство. Они лишились маневра, и их атака захлебнулась. Противник стал отходить. Дорога Радовнитцы — Хоенфир была забита догоравшими и подбитыми немецкими танками, самоходными орудиями и машинами.

Отойдя в Хоенфир, немцы, видимо, стали приводить свои части в порядок. К этому времени с юга к ним подошли остатки нескольких разбитых колонн, которые вели бои южнее с частями 79-го стрелкового корпуса. Вскоре, перегруппировав свои силы, гитлеровцы начали повторную атаку Радовнитц, в которой участвовало не менее 3 тысяч солдат и офицеров, поддержанных танками, самоходными орудиями и артиллерией. Началась она с артиллерийской подготовки. Немцы наступали на широком фронте, захлестывая поселок с флангов. На этот раз гитлеровцы своевременно расчленились, а потом и развернулись, идя в атаку цепь за цепью, с танками впереди и самоходными орудиями в своих боевых порядках. Не считаясь с громадными потерями, они лезли напролом, устилая путь трупами. Враг захватил церковь, кирпичный завод, западную окраину Радовнитц и ближайшие высоты. Но главной его целью был полный захват Радовнитц, откуда открывались дороги на север и северо-запад.

Стоявший рядом со мной дивизионный инженер подполковник И. Ф. Орехов предложил силами подвижного отряда заграждения прикрыть противотанковыми минами выходы к центру Радовнитц.

Буквально через пять минут лейтенант Николай Мамонтов с группой саперов на полуторке, которую вел Павел Норкин, под огнем врага мчался к окраине поселка. Перед самым носом противника саперы разбросали мины и, таким образом, задержали его на несколько десятков дорогих нам минут.

Бой достиг наивысшего напряжения. Гитлеровцы вышли к южной окраине поселка, охватывая его с двух сторон. Отдельные дома по нескольку раз переходили из рук в руки. Рукопашная схватка шла уже рядом с нашим наблюдательным пунктом, где противника сдерживали музыкантский взвод и офицеры штаба и политотдела.

В этот момент подошел 164-й полк 33-й дивизии. На наблюдательном пункте появился его командир подполковник Н. Г. Пейсаховский. Я показал ему на местности, как сложилась обстановка, и поставил задачу на контратаку. Мы сверили часы. Пейсаховский по рации приказал начальнику штаба выводить полк на рубеж развертывания и сам поехал ему навстречу.

Позвонил капитан Давыдов и доложил, что подошла его 7-я стрелковая рота с пятью самоходками. Ему было приказано контратаковать противника всем батальоном и самоходками с севера на юг вдоль западной окраины, совместив удар по времени с контратакой 164-го полка и общей артподготовкой.

После короткого, но мощного огневого налета 164-й полк подполковника Пейсаховского и батальон капитана Давыдова пошли вперед. Вместе с ними поднялись и наши штабные подразделения. Сначала трудно было судить об исходе боя. Но вот, не выдержав нашего напора, гитлеровцы дрогнули. Успех, который, как им казалось, был так близок, в последнюю минуту обернулся для них полным разгромом. Гвардейцы выбили их из церкви, кирпичного завода и с западной окраины Радовнитц. Бросая раненых, оружие и технику, немцы начали в беспорядке отходить на Хоенфир. Был здесь убит и начальник шнайдемюльского гарнизона подполковник Ремлингер.

* * *

Потеряв управление, дезорганизованный противник под яростными ударами наших частей потерял волю к борьбе. Гитлеровцы начали сдаваться в плен, а тех, кто еще сопротивлялся, наши гвардейцы продолжали уничтожать.

Немало подвигов было совершено в боях за удержание поселка.

Пулеметчик Каргалин метким огнем отразил несколько атак и уничтожил около тридцати гитлеровцев. Осколком снаряда его ранило в ногу, боец истекал кровью. Но он знал, что Радовнитцы обороняет горстка людей, и, собрав последние силы, продолжал вести огонь до тех пор, пока гитлеровцы не прекратили атаки.

Сержанты Лобунец и Червяков выкатили на прямую наводку противотанковую пушку и тут же увидели приближающееся к ним самоходное орудие противника. Счет времени шел на секунды. Кто раньше успеет открыть огонь? С обеих сторон выстрелы раздались почти одновременно. Но сержанты били точнее: вражеская самоходка вспыхнула, а снаряд, выпущенный ею, разорвался невдалеке от позиции гвардейцев, и оба они были только легко ранены.

Орудийный расчет в составе Салатанова, Журавского и Салатова своим огнем наносил большой урон гитлеровцам. Но вот кончились боеприпасы. А прямо на них неслась самоходка врага. В ход пошли автоматы и гранаты. Уничтожив фашистский экипаж, артиллеристы развернули самоходку и открыли огонь по наседавшему противнику.

В течение трех дней продолжались еще стычки с пробивающимися группами гитлеровцев как в районах Радовнитц, Хоенфира, Штрассфорта и Ландека, так и в целом в полосе дивизии. Нашим частям приходилось вести бои с перевернутым фронтом при участии тыловых подразделений и штабов. Однако никто из фашистов не пробился к своим.

Крупная группа противника с тремя самоходными орудиями атаковала с тыла командный пункт 63-го полка, размещавшийся в районе Ландека. Работники штаба части, воины тыловых и специальных подразделений, все, кто был там в это время, вступили в бой. Находившийся в полку инструктор политотдела корпуса майор И. Е. Фельдман вместе с другими отражал яростные атаки наседавших гитлеровцев. А прибывший в полк младший сержант А. П. Князев из 31-го гвардейского батальона связи дивизии захватил в ходе боя «панцер-фауст», подбил из него вражеское самоходное орудие, а потом огнем из автомата истребил около двух десятков фашистов. Получив ранение, Князев не ушел с поля боя до тех пор, пока враг не был разгромлен.

Только в районе Радовнитц противник потерял убитыми 2800 человек. 1040 человек сдались в плен. Было подбито, уничтожено и захвачено исправными 36 танков и самоходных орудий, 20 бронетранспортеров и тягачей, 41 орудие и миномет, 110 автомашин и много другой боевой техники и оружия. Наши потери были относительно невелики{7}

Когда 17 февраля в Радовнитцы приехал командир корпуса генерал А. Ф. Казанкин, я предложил ему проехать на поле боя. С небольшой высотки хорошо просматривались подходы к поселку. Все пространство перед ним усеивали трупы фашистов, разбитые танки, орудия, бронетранспортеры и машины.

— Это настоящее мамаево побоище, — сказал комкор. — За всю войну я ничего подобного на таком маленьком клочке земли не видел...

По возвращении в штаб Александр Федорович решил поговорить с фашистским полковником, которого мы взяли в плен. В комнату ввели гитлеровского офицера, поджарого и подтянутого, несмотря на солидный возраст. Через переводчика А. Ф. Казанкин спросил его о численности гарнизона, который вырвался из окружения, о том, кто им командовал, а потом задал полковнику вопрос о причинах поражения немцев у Радовнитц в условиях, когда они имели многократное превосходство в силах и средствах.

Внимательно посмотрев на генерала Казанкина, который выглядел уже очень пожилым, полковник сказал:

— Видите ли, господин генерал, наш командующий был слишком молод. Ему было всего сорок лет...

Командир корпуса рассмеялся и, указывая на меня, сказал:

— Но ведь нашему генералу, который командовал обороной в Радовнитцах, только тридцать семь.

— Да? — удивился полковник и, повернувшись ко мне, замолчал.

Так закончил свое существование шнайдемюльский гарнизон гитлеровцев. Это были первые бои 23-й гвардейской стрелковой дивизии в фашистской Германии.

Специальным приказом командира корпуса многим офицерам нашего соединения, в частности начальнику оперативного отделения подполковнику С. Д. Тютюнникову и командиру 164-го стрелкового полка 33-й дивизии подполковнику Н. Г. Пейсаховскому, была объявлена благодарность. Этот приказ интересен тем, что он определял требования, которые в то время предъявлялись в бою к командирам всех степеней. В нем говорилось, что при разгроме вырвавшегося из окружения шнайдемюльского гарнизона немцев командование своевременно раскрыло его группировку, правильно организовало взаимодействие войск и с малыми потерями нанесло серьезное поражение противнику{8}. Кстати, Сергей Дмитриевич Тютюнников был вскоре назначен с повышением — начальником оперативного отдела штаба 12-го гвардейского стрелкового корпуса.

* * *

Во второй половине февраля обстановка на правом крыле 1-го Белорусского фронта была сложной. 15–20 февраля немецко-фашистские войска нанесли мощный контрудар из района Штаргарда в направлении Пиритца по войскам 47-й армии, потеснив ее на 10–12 километров. Возникла необходимость как можно быстрее уничтожить восточнопомеранскую группировку противника, чтобы создать условия для наступления на берлинском направлении. Сначала эту задачу решал 2-й Белорусский фронт, который с 10 февраля за десять дней продвинулся лишь на 40–60 километров. Тогда в дело вступили силы 1-го и 2-го Белорусских фронтов.

3-я ударная армия, в состав которой входила 23-я гвардейская, должна была действовать в направлении Фраенвальде, Наугард, осуществляя рассекающий удар и отрезая врагу пути отхода на запад.

Начались перегруппировки. К рассвету 26 февраля части дивизии сосредоточились в лесу севернее города Кельпин. В первой половине дня командир корпуса провел с командирами дивизий и частей усиления рекогносцировку местности и организацию взаимодействия. По его решению 23-я гвардейская дивизия была выведена во второй эшелон корпуса. Это значило, что она будет использована для боевых действий в глубине обороны противника в ходе развернувшегося сражения, на незнакомой местности, в ограниченные сроки или, возможно, даже с ходу. Хотя командир корпуса определил, что задача соединения — развитие успеха, обстановка могла внести свои коррективы. Не исключалось, что нам придется отражать контрудар гитлеровцев или сменить одну из дивизий первого эшелона. И это — в любое время суток. Ко всем возможным вариантам боя следовало готовиться одновременно, и поэтому я был серьезно озабочен.

Заметив мое настроение, генерал А. Ф. Казанкин дружелюбно спросил:

— Ты чем недоволен? Боишься опоздать к пирогам и пышкам?

— Никак нет, товарищ генерал! У меня совсем другие тревоги, — ответил я.

Александр Федорович был человеком в годах и вел себя со мной как-то по-отечески. Какое-то значение, видимо, имела и наша прежняя служба в десантных войсках. Во всяком случае, я чувствовал его доброе отношение и старался ничем его не омрачить.

* * *

Местность, где нам предстояло действовать, была лесисто-болотистой и озерной. Весенняя распутица в полном разгаре, грунтовые и полевые дороги стали непроходимы. Я понимал, что ввод дивизии в сражение будет проходить в стесненных условиях, и боевые действия нам придется вести по направлениям, привязываясь к дорогам. Так подсказывали и местность и погода. Поэтому на рекогносцировках основное внимание уделялось выбору и оценке маршрутов, а также порядку выдвижения частей по рубежам. Затем в штабе на крупном рельефном плане мы изучили местность в глубине обороны противника и детально «проиграли» организацию взаимодействия при вводе частей в бой и в ходе его развития.

* * *

Наступил первый день марта. После мощной артподготовки, приуроченной по времени к завтраку гитлеровцев, ровно в 9.00 началась атака. Операция развивалась успешно. Во второй половине дня в полосе 79-го стрелкового корпуса была введена в сражение 1-я гвардейская танковая армия генерал-полковника М. Е. Катукова. Уже к наступлению темноты танкисты вышли в район Темнитца, создав условия для успешного продвижения общевойсковых соединений.

Враг отходил, пытаясь вытащить свои войска из готовившегося котла. 4 марта 12-й гвардейский корпус овладел городом Дабер и успешно продвигался на Наугард. Вечером 1-я гвардейская танковая армия вышла на побережье Балтийского моря в районе города Кольберг, завершив рассечение восточнопомеранской группировки противника. Первая цель операции была достигнута. Теперь следовало завершить окружение и уничтожение гитлеровцев.

На рассвете 5 марта, когда части находились на марше, ко мне приехал начальник штаба корпуса полковник В. Я. Николаевский с приказом генерала А. Ф. Казанкина в 8.00 ввести дивизию в бой и, развивая успех, к исходу 6 марта выйти на восточный берег Штетинской бухты от города Яссов до Штепенитца.

Отдав необходимые распоряжения штабу и командирам частей, я приказал недавно назначенному начальнику оперативного отделения подполковнику В. А. Гиге готовить состав наблюдательного пункта к выезду для ввода в бой частей дивизии. Кроме него со мной обычно работали командующий артиллерией, начальник инженерной службы, по одному офицеру из оперативного и шифровального отделений и адъютант. Часто на наблюдательном пункте бывал и начальник политотдела полковник В. В. Деев. Другие офицеры приезжали по мере надобности.

Мы подъехали к рубежу ввода на рассвете. Сквозь дымку за низкими перелесками и болотами, залитыми талыми водами, просматривались контуры Наугарда.

После короткого и мощного огневого налета полки пошли в атаку. Город они захватили с ходу. Перед нами отходили части 3-го танкового корпуса СС, прикрываясь на выгодных рубежах танками и мотопехотой.

В таких условиях успех мог быть достигнут только при высоких темпах преследования с использованием параллельных дорог и выходе на пути отхода противника. Поэтому командирам полков первого эшелона А. М. Алексееву, сменившему В. А. Гигу, и Г. Д. Емельянцеву я приказал прорываться дальше, не ввязываясь в бой за отдельные опорные пункты. Их должен был уничтожить полк М. Т. Князева, составлявший второй эшелон дивизии.

Преследование развивалось успешно. К вечеру 66-й полк занял Луйвенхоф, перерезав участок железной дороги между городами Каммин и Голлнов, а 63-й овладел городом и железнодорожной станцией Кантрек. Мы не останавливались, и в ночь на 6 марта в направлении Гаммер, Амалиенхоф был введен в бой 68-й полк.

Мы с составом наблюдательного пункта двигались за первым эшелоном на главном направлении, чтобы иметь возможность своевременно принять решение. Основным видом связи стало радио. Применялись также и подвижные средства.

Преследование врага продолжалось и на следующий день. Действуя на самостоятельных направлениях с открытыми флангами, полки смело вырывались вперед, захватывая в тылу врага мосты и важные узлы дорог. Это создавало условия для расчленения и уничтожения противника.

Днем полк Г. Д. Емельянцева вышел в район Гразенберга, где захватил мост через реку Губен-Бах, а также узел дорог в районе Гаммера. Полк М. Т. Князева оседлал узел дорог в районе Прибернова.

Видимо, и враг понял, как складывалась обстановка. Когда в 14 часов полк А. М. Алексеева завязал бой за город Риснов, он встретил сильное сопротивление. Поддерживающий огонь велся и корабельной артиллерией из Штеттинской бухты. Мощный грохот от разрыва тяжелых снарядов был необычен, и к нему все прислушивались с опаской.

Только к 22 часам закончился бой за Риснов. Развивая успех, гвардейцы 66-го полка захватили важный узел дорог у города Яссов. К этому времени полковник Емельянцев доложил, что овладел высотой 3,4 у Гросс-Штепенитца.

Таким образом, к исходу 6 марта части дивизии вышли к Штеттинскому заливу, разрезав группировку противостоящих войск врага на две части. Отдельные подразделения гитлеровцев пытались пробиться на юг или север, но всюду натыкались на наши заслоны, попадали в плен или уничтожались.

С большим подъемом и уверенностью действовали наши офицеры и солдаты, преследуя врага. Мы не рассчитывали, что фашисты будут отходить по своей территории так быстро.

— Драпают фрицы так, что не остановишь! — удовлетворенно говорили гвардейцы. — Теперь уже недолго и до конца войны...

После выхода частей к Штеттинскому заливу КП дивизии переместился к нам, и почти всю ночь мы готовились к бою.

За ужином подъехавший начальник тыла подполковник Александр Иванович Гребенников рассказал нам об одной трагической истории. Она до сих пор осталась у меня в памяти, хотя фамилии и некоторые детали уже забылись.

...Повар из комендантского взвода одной нашей части ехал ночью на старой полуторке с кухней на прицепе в хвосте колонны штаба, перемещавшегося на новое место. Отслуживший все сроки мотор перегревался. Из радиатора шел пар.

Светало. Примерно в 2 километрах от шоссе просматривались контуры усадьбы. К ней вела хорошая дорога, и, посоветовавшись друг с другом, водитель и повар решили поехать туда набрать воды. Время поджимало — завтрак был готов, и его надо было быстрее доставить в подразделения.

Усадьба, куда они подъехали, выглядела нежилой. Ворота раскрыты. В доме темно и тихо. Во дворе солдаты сразу увидели колонку и, остановив возле нее машину, набрали воды и залили ее в радиатор. Водитель завернул крышку, а повар взял пустое ведро и повернулся, чтобы идти к кабине. Но прямо перед ним стоял одетый в черную форму с эмблемами СС гитлеровец с поднятым автоматом.

Оглянувшись на водителя, солдат увидел и перед ним вооруженного немца.

— Иван, — сказал эсэсовец, — кушайт надо, — и автоматом подтолкнул его вперед.

В синей дымке рассвета чернела очередь вражеских солдат, выстроившихся молча у кухни. Котел уже открыли. Аппетитный запах плыл по двору. Делать было нечего, и, взяв черпак, повар начал разливать порции в подставляемые ему котелки.

Когда очередь кончилась, оба гитлеровца, наблюдавшие за поваром и водителем, подставили свои котелки и поели. Потом один из них, махнув рукой в сторону дороги, сказал:

— Можно ехайт, Иван...

И тут же эсэсовцы дали по бойцам очередь из автоматов и, не оглядываясь, ушли. Водитель погиб, а повар был ранен. На счастье, в усадьбу вскоре заехала наша машина, и водитель, подобрав убитого и раненого, доставил их в медсанбат...

Мы помолчали.

— Меня до сих пор поражает изуверство фашистов! — продолжал со злостью А. И. Гребенников. — Ну зачем заставлять нашего повара кормить их, потом разрешить ехать и тут же расстрелять? Зверь остается зверем, сколько его ни бей. Его надо только уничтожать...

— Все это так, — вмешался я. — . Но с другой стороны — водитель и повар забыли, с кем имеют дело, и дорого за это заплатили. Смелость и беспечность — разные вещи, и надо, чтоб солдаты и офицеры хорошо это понимали.

— Да, конечно, — горестно закивал Александр Иванович. — Но людей-то на исходе войны особенно жалко.

— Вот и давайте их беречь, — заметил полковник Деев. — На этом горьком уроке надо учить других... Мы, политотдельцы, предпримем меры для повышения у гвардейцев бдительности.

Ночью, в связи с усилившимся сопротивлением противника перед нашим левым соседом, 12-й гвардейский корпус был повернут на юг — навстречу частям 61-й армии. Нашей дивизии предстояло наступать вдоль побережья Штеттинского залива, отрезая врага от переправ. Обсудив в штабе сложившуюся обстановку, мы пришли к выводу, что гитлеровцы, зажатые с двух сторон, будут ожесточенно огрызаться, обеспечивая отход своих войск на западный берег Одера и Штеттинской бухты. Только внезапным ударом и безостановочным продвижением вперед всех сил можно добиться успеха.

* * *

Главный удар на город Штепенитц наносил полк Г. Д. Емельянцева. Я поехал к нему, чтобы поставить задачу на месте. Невдалеке от него был размещен и наблюдательный пункт дивизии. Это позволяло в ночных условиях быстро разобраться в обстановке.

Полк М. Т. Князева должен был наступать на левом фланге, создавая угрозу глубокого обхода города. С моим решением к нему поехал капитан П. И. Остапенко.

66-й полк был вторым эшелоном соединения, ему надлежало частью сил прикрыть узел дорог в районе Яссова и очистить от противника леса вслед за нами.

Короткий и мощный огневой налет среди ночи и вслед за ним решительная атака гвардейцев застали врага врасплох. 1-й батальон майора И. С. Гусева из 63-го полка, наступая вдоль побережья, клином врезался в город, отбрасывая гитлеровцев от переправ и вызвав у них панику. 2-й батальон капитана И. П. Андреева шел на город с фронта. Бой был ожесточенным и скоротечным. К раннему утру полк овладел городом и портом Штепенитц, захватив много грузов, морской катер, несколько танков, самоходных орудий и бронетранспортеров.

Когда рассвело, мы увидели Балтийское море. В памяти на какое-то мгновение всплыла моя довоенная служба в Эстонии, Финский залив, которым мы с товарищами тогда любовались. Сейчас море казалось свинцовым и враждебным. С противоположного берега Штеттинского залива вела огонь тяжелая артиллерия гитлеровцев.

В бинокль хорошо виделась в районе Пёлитца паромная переправа через пролив Даманшер-Штром. К ней вела дорога из Голлнова через Лангенберг, на которой в обе стороны осуществлялось интенсивное движение. Это была основная магистраль врага, питавшая его войска впереди и обеспечивавшая их отход. Крайне важно было как можно быстрее ее пересечь. Мы решили использовать для этого 66-й полк, находившийся во втором эшелоне.

Удар гвардейцев достиг своей цели. Хотя противник ожесточенно сопротивлялся, полк А. М. Алексеева овладел Картенхофом и Харкенвальде и, развивая наступление на Грюнхорст, поставил под наше огневое наблюдение пути отхода врага на Пёлитц.

Мы вступили в зону ПВО Штеттинского района, насыщенную большим количеством зенитных средств, которые вели огонь и по наземным целям. Когда к исходу дня бойцы 66-го полка овладели Грюнхорстом, они захватили до 40 орудий преимущественно зенитной артиллерии.

Подразделения 68-го полка рано утром вышли к северо-западной окраине Голлнова. Однако попытка овладеть им с ходу не удалась. Только с наступлением темноты гвардейцы во взаимодействии с частями 33-й дивизии форсировали реку Ина и очистили от противника пригород Голлнова — Вик.

До половины марта велись бои по очищению района от гитлеровцев. 1-й Белорусский фронт вышел на побережье Балтийского моря от Кольберга до Померанской бухты и далее по правому берегу реки Одер до нашего плацдарма в районе Кюстрина. Войска 2-го Белорусского фронта очистили побережье Балтийского моря к востоку от Кольберга и успешно преследовали врага в направлении Данцигской бухты. Восточнопомеранская группировка противника была разгромлена, устранена угроза флангового удара по нашим частям на берлинском направлении; освободившиеся войска могли принять участие в Берлинской операции.

14 марта в частях дивизии участникам этих боев вручались грамоты с благодарностью Верховного Главнокомандующего. Политотдел успел их отпечатать. И хотя выглядели они весьма скромно, ценность этих листков в глазах солдат и офицеров была очень высокой. Вручая грамоты гвардейцам 63-го полка, я видел, с какой искренней радостью воспринимали они благодарность Верховного Главнокомандующего.

За период Померанской операции 23-я гвардейская стрелковая дивизия трижды отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего. Столица нашей Родины Москва 5, 6 и 7 марта залпами салютов отмечала наши успехи.

15 марта мы выступили в район Ухтдорфа, откуда предполагалось начать наше наступление на Берлин. Частью сил дивизия заняла оборону по восточному берегу Одера, на участке от устья реки Рерике до Пеетциг. Здесь нам предстояло форсировать Одер.

Начались дни напряженной учебы с одновременным доукомплектованием подразделений и частей прибывшим пополнением, оружием и техникой. Люди приходили из госпиталей, часто не долечившись. Среди них было немало ветеранов дивизии. Они не хотели остаться в стороне, когда начнутся бои за овладение фашистским логовом. Много было и молодежи, призванной в освобожденных районах. Они тоже стремились в бой — у каждого имелись свои счеты с фашистами. О них следовало особо позаботиться и научить воевать, как говорится, с азов.

Уже после войны многие из тех, кто остался жив, не раз добрым словом поминали учебу на Одере. Без нее в том пекле уцелеть было трудно.

Наши воины находили время хорошо познакомиться с вооружением противника. Автомат, пулемет, «панцер-фауст», орудия разных калибров старые гвардейцы знали не хуже, чем свое оружие. Захваченное в боях, оно с успехом использовалось против врага.

Вскоре численность стрелковых рот была доведена до 80 человек, а в дивизии насчитывалось 5200 человек, что к концу войны считалось почти нормальным.

На переднем крае нашей обороны шло непрерывное наблюдение за противником, определялась система его обороны, выявлялись огневые средства. Изучался Одер, его режим и условия форсирования. На нашем направлении в обычное время река достигала около 250 метров в ширину и имела глубину до 3 метров, но сейчас она разлилась, заполнила всю пойму и выглядела безбрежной.

Вместе с дивизионным инженером подполковником И. Ф. Ореховым мы обшарили весь передний край, выбирая участки форсирования реки и пункты переправ. Опыта в преодолении таких крупных рек на штатных и подручных средствах воины не имели. Надо было учиться. В ближайшем тылу дивизии, на озере Кольбитц-Зее, мы организовали тренировки по форсированию водных преград. В частях было построено немало плотов и лодок, чтобы полностью обеспечить переправочными средствами первые эшелоны.

Усиленно шла и тактическая подготовка. С каждой ротой мы провели по два-три тактических учения, а с батальонами — учения с боевой стрельбой. На них отрабатывались вопросы наступления за огневым валом, взаимодействия с танками и управления боем. Много времени уделялось также действиям ночью.

Всесторонне занимались мы подготовкой и к боям в самом Берлине. В стрелковых батальонах и полках формировались штурмовые роты и батальоны, укомплектованные наиболее опытными и физически сильными солдатами, сержантами и офицерами. Почти все они были коммунистами и комсомольцами. Их обучали на специально оборудованной местности, используя оставленные жителями населенные пункты.

Из штабов фронта и армии мы получили ряд памяток, в том числе и по действиям штурмовых подразделений в крупном городе. Этот конкретный материал помог солдатам и офицерам значительно быстрее овладеть специальными приемами и порядком ведения боя в необычных для нас условиях.

Вскоре после прибытия в район Ухтдорфа ко мне пришли начальник политотдела В. В. Деев и его заместитель М. П. Смелянский. Предстояло обсудить план партийно-политической работы в предстоящей операции. Перед нами возникло много новых задач: например, впервые предстояло форсировать такую крупную реку, как Одер, прорвать сплошную многокилометровую оборону врага на подступах к Берлину, быть готовыми вести бой в многомиллионной столице фашистской Германии.

Важно было в решении этих проблем обеспечить ведущую роль коммунистов, их влияние на массы бойцов. Здесь предвиделась большая работа для всех категорий командиров, политработников, партийных и комсомольских организаций. Поэтому в первую очередь перед ними нужно было поставить четкие задачи, тем более что партийные организации в последнее время значительно пополнились.

Были получены указания, что во взаимоотношениях с местными жителями надо проявлять гуманность. Даже рядовых членов национал-социалистской партии, не проявлявших враждебного отношения к нашим войскам, рекомендовалось не задерживать. Мы и сами понимали, что нельзя одинаково относиться и к яростно сопротивлявшимся фашистам, и к старикам, женщинам, детям.

Об этом предстояло не только рассказать солдатам и офицерам, но и убедить многих из них в необходимости именно такого поведения: ведь почти у каждого были свои незаживающие душевные раны, нанесенные фашистами, жгучее стремление отомстить им за все.

С парторгами и комсоргами проводились совещания и семинары. Получали инструктажи агитаторы, которые в перерывах между занятиями и в часы отдыха рассказывали гвардейцам о великой миссии и благородстве советского воина-освободителя, на которого сейчас смотрит весь мир, вспоминали героев боев, говорили об отличившихся в учебе и работе.

Близость большой цели ярко осветила глубокий смысл нашей будничной учебы, воинского труда, весь долгий путь, который мы прошли. Всякое поручение исполнялось гвардейцами с подъемом и особым усердием. В каждом их шаге чувствовалось сознание близости долгожданной победы, в которой никто не сомневался. И каждый, конечно, мечтал встретить победу в Берлине.

Гвардейцы стремились завершить разгром ненавистных фашистов, находясь в рядах великой партии коммунистов и ленинского союза молодежи. За период с января и до середины марта партийная организация соединения выросла почти наполовину, а комсомольская — в полтора раза. Это было веским подтверждением авторитета наших партийцев и их заслуг в боях.

Вскоре нас посетили новый командующий армией генерал-полковник В. И. Кузнецов и член Военного совета генерал-майор А. И. Литвинов. Приехали они рано утром без предупреждения, видимо чтобы лично убедиться, чем и как занимается дивизия, готовясь к предстоящим боям.

Генерал Василий Иванович Кузнецов был уже в годах, плотный, небольшого роста, со спокойной речью и манерами очень уверенного в себе человека. Выслушав мой доклад, командующий сказал, что они с А. И. Литвиновым хотели бы посмотреть учение. Мы подошли к наблюдательному пункту командира 68-го полка полковника М. Т. Князева. Он представился и доложил, что батальон готов к форсированию водного рубежа.

Командующий и член Военного совета с интересом наблюдали, как под прикрытием огня артиллерии гвардейцы первого эшелона батальона вышли к урезу воды с надувными лодками на руках и быстро погрузились на них. Солдаты умело и сильно гребли, направляя лодки в точно определенные места на противоположном берегу. Когда артиллерия перенесла огонь в глубину, «противник» попытался помешать форсированию, но гвардейцы огнем с лодок сразу его подавили.

Почти одновременно все достигли берега. Солдаты выскочили из лодок в воду, развернулись в цепь и, забросав передний край «врага» гранатами, атаковали его. Потом до нас донеслось мощное «ура», и бой начал удаляться в глубину. А к берегу на лодках и плотах подходил второй эшелон батальона.

— Вот это настоящая «карманная артиллерия», — сказал генерал Кузнецов, обращаясь к члену Военного совета, — видите, что дает одновременный бросок гранат всей ротой! Это ведь сразу восемьдесят гранат по переднему краю. Через каждые три метра — взрыв. Лучше не придумаешь!

Генералы В. И. Кузнецов и А. И. Литвинов пробыли в дивизии почти весь день, разобрались с положением дел у нас и никаких претензий не предъявили. Прощаясь со мной, командующий сказал, что надеется на наш успех в предстоящей операции.

* * *

Так шел день за днем. Наземное наблюдение за врагом велось всеми средствами. Наша авиация фотографировала его оборону на всю глубину. Данных о противнике набралось много, но следовало уточнить еще ряд вопросов. Захват пленных за Одером, конечно, требовал сложной организации разведки боем с форсированием реки и сильным артиллерийским обеспечением. Однако пришлось пойти и на это.

Утром 29 марта два взвода 2-й стрелковой роты 68-го полка во главе с младшим лейтенантом Боярским под сильным артиллерийским прикрытием за семь минут форсировали Одер. На подходе к берегу наша артиллерия как бы окаймила участок захвата, а гвардейцы открыли по дамбе огонь из стрелкового оружия. В тот момент вражеский пулеметчик попытался с фланга обстрелять лодки, но запоздал — они уже успели подойти к берегу. На глазах изумленного врага оба взвода с ходу атаковали его боевое охранение и, захватив двух пленных, стали отходить к лодкам, унося на руках раненого офицера.

Руководивший поиском командир 1-го батальона капитан Баранник подал условный сигнал. Артиллерия вновь обрушила на гитлеровцев шквал огня, и под его прикрытием группа Боярского благополучно вернулась. Бой показал высокую выучку солдат и офицеров, их готовность к форсированию реки и прорыву в сложных условиях.

В начале апреля была уточнена левая граница 2-го Белорусского фронта. Она устанавливалась южнее города Шведт. Начались перегруппировки. Дивизия сдала свою полосу обороны и, совершив ночной 30-километровый марш на юг, сосредоточилась в лесах восточнее города Кинитц. Там еще в феврале войска 1-го Белорусского фронта захватили небольшой плацдарм. Он слился с кюстринским плацдармом протяженностью 45 километров по фронту и 10 километров в глубину. С него нам и предстояло наступать на Берлин.

Подготовка к наступлению продолжалась, но уже без элементов форсирования. Немалое место в ней занимали вопросы обеспечения. Накапливались боеприпасы, горюче-смазочные материалы, техническое имущество, продовольствие и фураж. Пустынными выглядели дороги в светлое время суток, но лишь наступала темнота — все оживало. Сплошным потоком в обе стороны шли автомашины, тягачи и конные обозы. Каждый день я уточнял с начальником тыла подполковником А. И. Гребенниковым, что еще надо подвезти и сделать.

К началу апреля гитлеровцы успели создать на подходах к Берлину три оборонительные полосы. Особенно развитой была оборона противника против кюстринского плацдарма. Здесь каждая из трех позиций первой полосы состояла из трех-четырех траншей и опорных пунктов, приспособленных к круговой обороне. Они соединялись между собой отсечными позициями и ходами сообщения. Глубина позиции достигала 5–10 километров. Передний край обороны прикрывался проволочными заграждениями и минными полями.

Вторая полоса глубиною 1–5 километров проходила по Зееловским высотам, откуда просматривался весь наш плацдарм до Одера. Третья полоса была в 10–20 километрах от второй и состояла из отдельных опорных пунктов, связанных между собой огнем. Общая глубина обороны достигала 20–40 километров.

Для непосредственной обороны Берлина гитлеровцы построили три оборонительных обвода: внешний — на удалении 25–40 километров от центра города по берегам рек, озер, каналов и лесным участкам, внутренний — по окраинам большого Берлина и городской — по окружной железной дороге.

В самом Берлине оборона состояла из девяти секторов. Восемь из них размещалось по окружности, а девятый — основной — в центре. Там сосредоточивались главные учреждения гитлеровского рейха, а оборона сектора была особенно плотной, насыщенной всеми видами огня и заграждений.

Особенностью организации обороны являлось и то, что гитлеровцы одновременно занимали ряд заранее подготовленных рубежей. При потере одного из них наступавшие части сразу же встречались со свежими силами противника на следующем, который к тому же усиливался отходящими на него подразделениями.

На направлении Кюстрин, Берлин, где ожидался главный удар, немецко-фашистское командование имело особенно плотные боевые порядки войск — одну дивизию на 3 километра, 66 орудий, минометов и 17 танков на километр фронта. Такой организацией обороны вражеское командование хотело заставить наши войска последовательно прогрызать ее, обессилить и задержать наше наступление на подходах к Берлину до выхода к нему англо-американских войск. Отсюда до столицы Германии было 60 километров, но битва за нее начиналась именно здесь.

В общем замысле Берлинской операции нашел свое выражение весь опыт борьбы с гитлеровскими захватчиками, в нем был учтен и план обороны врага. Об этом уже много писалось. Напомню только, что 3-я ударная армия участвовала в нанесении рассекающего удара по берлинской группировке противника. Нам предстояло наступать в первом эшелоне корпуса, прорвать в своей полосе оборону и к исходу первого дня выйти на шоссе Мецдорф — Готтесгабе. Направление нашего наступления проходило несколько севернее Берлина, захватывая его пригороды.

Дивизия усиливалась семью полками артиллерии, не считая корпусной и армейской артиллерии, действовавших в ее полосе, танковыми и минометными частями. Я вспоминал первые годы войны. Как далеко мы ушли вперед, как неизмеримо возросли наши возможности! В целом в полосе дивизии создавалось превосходство над противником в людях — в 2,5 раза, в артиллерии и танках — примерно в 4 раза.

Несмотря на подробные указания, полученные из вышестоящих штабов, было над чем подумать и нам. Без полного анализа и учета наших условий и возможностей трудно будет добиться успеха в начинающемся многодневном сражении. Штаб занялся расчетами. Потом эти и другие вопросы мы обсудили с ведущими офицерами управления дивизии. Каждый из них имел свой опыт борьбы с гитлеровцами, выстраданный, не раз проверенный в ходе войны, поэтому разговор был очень деловым, оживленным. Но мы единодушно пришли к выводам, которые в общем не расходились с полученными указаниями.

Прежде всего бои следует вести непрерывно, днем и ночью, с одинаковым напряжением. Это позволит измотать, обескровить врага и ускорить его поражение.

На подходе к Берлину и в самом городе, кроме того, надо избегать фронтальных атак. Прорыв на узких участках фронта, охват с одного или обоих флангов с выходом в тыл врага должен стать основой боевых действий наших полков и батальонов, штурмовых отрядов и групп. Артиллерия и танки, ведя огонь прямой наводкой непосредственно из боевых порядков рот, откроют им путь, уменьшат их потери. И наконец — постоянно видеть поле боя, своевременно принимать решения, правильно использовать вторые эшелоны, резервы, артиллерию и танки. Во всем этом — основа успеха.

Когда началась Берлинская операция, мы поняли, насколько оказались близки к истине наши выводы и решения.

В тех условиях решающее значение приобретал также фактор тактической внезапности, создававший условия для результативного первоначального удара.

Для достижения этой цели командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков принял решение — атаку всем фронтом начать ночью. Внезапным применением прожекторов ослепить противника и обеспечить освещение для более активных действий танков.

За вею историю войн ночные действия в таком масштабе не проводились, и ночной атаки враг не ждал.

Артподготовка намечалась продолжительностью 30 минут, но с огромной мощностью: плотность артиллерии составляла 250 орудий и минометов на 1 километр фронта.

С началом атаки пехота и танки поддерживались двойным огневым валом на глубину 2 километра. В дальнейшем применялся метод последовательного сосредоточения огня.

Из армии мы получили фотосхемы вражеской обороны, крупномасштабные карты и планы Берлина. Начались рекогносцировки и организация взаимодействия на местности и рельефных планах.

12 апреля провел рекогносцировку с командирами дивизий и частей усиления командир корпуса генерал-лейтенант А. Ф. Казанкин. Когда мы вышли на передний край, перед нами открылась заболоченная равнина. Ее пересекали в разных направлениях каналы, дамбы, дороги и траншеи. Это была первая полоса обороны врага. За ней поднимались Зееловские высоты, где, как мы уже знали, проходила вторая полоса обороны. Пояснения о противнике давал представитель штаба 89-й гвардейской дивизии. Мы внимательно изучали начертание переднего края противника, огневую систему и прикрывавшие его заграждения, потом уточнили расположение опорных пунктов гитлеровцев в пределах видимости.

Правее нас наступала 171-я стрелковая дивизия полковника А. И. Негоды, а левее — 33-я стрелковая дивизия генерал-майора В. И. Смирнова. С командирами этих соединений мы детально отработали взаимодействие по рубежам и объектам вражеской обороны, обсудили, какими способами, силами и средствами от каждой дивизии будем участвовать в захвате важных опорных пунктов, форсировании каналов, рек и обеспечении флангов в зоне наших смежных границ. Далее мы обсудили вопросы взаимодействия с авиацией и корпусной артиллерией, наметили районы ее огневых позиций и исходное положение танков, разобрались с вопросами управления боем и уточнили места наблюдательных пунктов дивизий и корпуса.

На следующий день такую же работу мы провели в дивизии с командирами полков и частей усиления, начальниками родов войск и служб, завершив все проигрышем боя на рельефном плане на глубину задачи первого дня. Затем подготовку продолжили командиры полков, батальонов и рот. К исходу 15 апреля задачи были поставлены каждому солдату, расчету орудия и экипажу танка.

Заветный день начала Берлинской операции приближался.

* * *

В подразделениях и частях состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждалось обращение Военного совета фронта. В нем говорилось: «Боевые друзья! Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза товарищ Сталин от имени Родины и всего советского народа приказал войскам нашего фронта разбить противника на ближних подступах к Берлину, захватить столицу фашистской Германии — Берлин и водрузить над ней Знамя Победы!..»

Бурно проходили митинги. Каждый из выступавших вкладывал в свои бесхитростные, но пламенные слова все, что у него накопилось на душе за эти годы.

— У нас только один путь — на Берлин!

— Одно желание — победить!

— Покончив с фашистским зверем в его собственном логове, расквитаемся с ним за все!

Вот что было в мыслях и сердце каждого бойца, и, слушая их, мы проникались уверенностью, что наши солдаты и офицеры сделают все для достижения победы.

* * *

В ночь на 12 апреля начала переправляться на плацдарм наша артиллерия, за ней — 68-й стрелковый, сменивший 1-й батальон 267-го полка, потом — остальные части дивизии. К утру 14 апреля артиллерия закончила пристрелку.

Чтобы уточнить истинный передний край обороны противника, его огневую систему и группировку, утром этого же дня в полосе армии была проведена разведка боем силами двух батальонов 89-й гвардейской дивизии, которую мы сменили. Захваченные пленные показали, что они из дивизий «Курмарк» и 309-й пехотной. Передний край вражеской обороны и его огневую систему, однако, удалось уточнить только на участках боя. Поэтому в армии и фронте решили продолжить разведку боем на следующий день, но уже силами наших пяти батальонов на новых участках.

В полосе дивизии разведку боем намечалось провести на участке 63-го гвардейского в районе двух мостов на ручье Езер-Грабен. Нужно было не только получить данные о противнике, но и улучшить наши позиции, которые здесь оказались особенно неудобными, — перед атакой предстояло форсировать ручей. Действовать нужно было наверняка, поэтому 2-й стрелковый батальон 63-го полка поддерживали до четырех полков артиллерии.

Ночью гитлеровцы усиленно освещали передний край и вели сильный огонь из пулеметов, орудий и минометов. После вчерашней разведки боем они, видимо, ждали нашего общего наступления.

Без двадцати минут десять. Еще несколько секунд — и гром нашего артиллерийского налета слился с канонадой в полосе всей армии. Из траншей рванулись гвардейцы батальона капитана И. П. Андреева. Они шли во весь рост, ведя огонь на ходу.

Оборона противника перед фронтом дивизии ожила. Но непосредственно перед наступавшим батальоном в первой и второй траншеях мощный огонь артиллерии уничтожил все живое. Только когда батальон углубился во вражескую оборону и вышел к шоссе, противник остановил его сильной контратакой из района Форстакер. Гвардейцы закрепились. В ходе боя было уничтожено до 80 фашистских солдат и офицеров и взяты пленные, уточнившие группировку врага.

Гитлеровцы приняли нашу разведку боем за начало наступления и ввели в действие огневые средства и резервы на первой позиции и в ближайшей глубине. Как стало известно потом, они послали своему высшему командованию реляции о том, что советские войска остановлены.

К этому времени передовые части англо-американских войск вышли к Эльбе. Оттуда до Берлина оставалось около 150 километров.

* * *

Вечером 15 апреля я получил шифровку командира корпуса, согласно которой атака назначалась на 5 часов 30 минут. Артиллерийская подготовка начиналась получасом раньше, то есть в 3 часа по среднеевропейскому времени. К часу ночи танки вышли на исходное положение. Саперы готовили проходы в заграждениях и переходы для танков через ручей Езер-Грабен.

В Москве 5 часов утра... Кюстринский плацдарм содрогнулся от мощного грохота многих тысяч орудий. Ночное небо прорезали яркие трассы мин гвардейских минометов. В стороне противника — зарево, дым, сплошные разрывы снарядов и мин. Воздух вибрировал, как натянутая струна. Полчаса бушевал огненный смерч в зоне врага.

Потом пронзительный сноп света зенитных прожекторов метнулся в небо и, плавно клонясь к горизонту, ослепил гитлеровцев. Яркие лучи пробивались сквозь дым и пыль, стоявшие над обороной противника. Артиллерия перенесла огонь в глубину. Было хорошо видно, как наши танки вместе с пехотой атаковали противника.

Когда на рассвете, перемещая вперед НП, мы проходили через передний край обороны немцев, то увидели вплотную результаты работы наших артиллеристов, «катюш», танкистов, летчиков и стрелков. На черной, обугленной земле лежали разорванные и скрученные проволочные заграждения, разбитые орудия и минометы. Траншеи были разрушены, в развороченные груды земли, бетона и бревен превратились многочисленные дзоты, доты и бронированные колпаки. Повсюду валялись трупы фашистов.

Пересекая траншею, мы неожиданно увидели бегущего справа прямо на нас высокого рыжего гитлеровца без каски и оружия. Он что-то орал, резко жестикулируя, лицо его было закопчено, а глаза безумно выпучены. Не добежав до нас несколько метров, солдат резко повернул вспять. Начальник связи дивизии майор Альтгаузен бросил мимоходом:

— До этого фрица, кажется, обстановка дошла в полном объеме...

По полю боя, обгоняя нас, шли вторые эшелоны и резервы полков, меняли огневые позиции минометчики. Глубина боевого порядка первого эшелона дивизии пришла в движение. В воздухе господствовала наша авиация.

Вскоре стало известно и о подвигах, совершенных в ту ночь воинами. Мужественно сражался командир стрелкового взвода 63-го полка старшина М. Е. Кузовлев, участник боев с первого дня войны, уже дважды раненный. Он первым ворвался в траншею врага, которая проходила по обратному скату небольшой высотки. Видимо, потому в ней укрылось от нашего огня свыше взвода вражеских солдат с двумя легкими пулеметами. Этого старшина не ожидал. Но раздумывать было некогда. Бросив в ближайший пулемет гранату, Кузовлев вскочил в траншею и открыл по ошеломленным гитлеровцам огонь из автомата.

* * *

Почти сразу раздался залповый взрыв гранат, и в траншею ворвались гвардейцы взвода. Завязалась короткая рукопашная схватка. Через несколько минут около трех десятков оставшихся в живых солдат и офицеров подняли руки, бросив оружие.

Позднее, за бои в Берлине, где комсомолец Мирон Ефимович Кузовлев снова отличился, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

К 10 часам командир 68-го полка М. Т. Князев доложил, что его подразделения отразили контратаку гитлеровцев силою до батальона из района Вильгельмсауэ-северное и овладели населенным пунктом. 63-й полк Г. Д. Емельянцева занял Форстакер. Первая позиция осталась позади. Но противник стал понемногу приходить в себя, его сопротивление усилилось. Начались тяжелые бои за вторую позицию. Только к 16.00 правофланговый полк Князева взял важный опорный пункт немцев в Позедине, а гвардейцы Емельянцева вошли в Вильгельмсауэ-южное.

Прорвав вторую позицию, части начали обтекать город Лечин с севера. Этот крупный узел вражеской обороны находился между второй и третьей позициями. В ходе артподготовки его огневые точки, скрытые в каменных зданиях, не были подавлены и задержали нашего левого соседа — 33-ю стрелковую дивизию. Взаимодействуя с ней, мы только к вечеру овладели городом, пленив его гарнизон вместе с командиром и штабом 309-го пехотного батальона.

Уже в сумерках полки 23-й гвардейской форсировали канал Хаупт-Грабен. Этот боевой эпизод мы в свое время хорошо «проиграли» на рельефном плане. И хотя обстановка сложилась здесь несколько иначе — уже стемнело, и предстояло подавить огневые точки, мешающие нашему форсированию, — действия командиров отличались большей уверенностью. Как рассказывал потом полковник М. Т. Князев, ему казалось, будто он наступал на этой местности второй раз.

В том бою геройский подвиг совершил командир стрелкового отделения 68-го полка рядовой Я. П. Степченко. С заросшей мелким кустарником высотки, закрывая подходы к каналу, неожиданно открыла огонь группа гитлеровцев с двумя пулеметами. Рота залегла, а время не ждало. Применять артиллерию и минометы было опасно — можно ударить по своим. Врага следовало уничтожить стрелковым оружием и в рукопашной схватке. Сделать это, посоветовавшись со своими гвардейцами, вызвался Степченко.

Получив приказ, отделение ползком двинулось вперед. Когда до противника осталось метров сорок, немцы обнаружили гвардейцев и открыли по ним огонь. Сразу пришло единственное решение — броском вырваться вперед. Раненный в рукопашной схватке с насевшими на него гитлеровцами, Степченко продолжал руководить боем. Когда бойцы овладели высотой, гитлеровский офицер, которого посчитали убитым, вдруг очнулся. В его руке мелькнул пистолет, раздался выстрел, и командир отделения был сражен. По путь к каналу уже открылся.

Рядовому Якову Петровичу Степченко посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза.

У города Лечин 63-й полк несколько задержался, и я приказал полковнику Г. Д. Емельянцеву ввести в бой 1-й батальон майора Гусева, находившийся во втором эшелоне. Ему предстояло овладеть третьей позицией противника в районе железной дороги и поселка Зитцинг. После короткого огневого налета подразделения начали продвигаться вперед. Но на подходе к железнодорожной насыпи немцы встретили их сильным огнем.

Неудачной, совершенно открытой оказалась позиция 1-й стрелковой роты. С насыпи она полностью просматривалась, и враг вел по ней прицельный огонь. За короткое время вышли из строя командир роты и командиры взводов. Связь с командиром батальона прервалась. Подразделению грозила гибель.

Чтобы выполнить боевую задачу и не допустить дальнейших потерь в роте, требовалось во что бы то ни стало вывести ее с простреливаемого участка. И тогда парторг роты санинструктор старший сержант Людмила Кравец взяла командование на себя.

К соседу справа подходили из тыла его танки, и это отвлекло на какое-то время внимание гитлеровцев.

— Слушай мою команду! Приготовиться к атаке! — передала по цепи Людмила и, как только танки прошли залегшую цепь роты, крикнула: — В атаку! За мной!

И она первой бросилась вперед.

Самоотверженный пример Людмилы Кравец поднял всю роту. Опережая других бойцов, устремились вперед коммунисты Азеев и комсомолец Попов. Все подразделение в едином порыве, стреляя на ходу по врагу, пошло в атаку и овладело железнодорожной насыпью и станцией Зитцинг. Тут же поднялись вторая и третья роты и захватили окраину поселка Зитцинг.

За решительность и самоотверженность, проявленные в бою, парторгу 1-й стрелковой роты 63-го полка санинструктору гвардии сержанту Людмиле Степановне Кравец было присвоено звание Героя Советского Союза.

Позже, беседуя с Людмилой, я узнал, что она пришла в дивизию после тяжелого ранения в обе ноги, перенесенной гангрены и контузии. С большим трудом ей удалось получить в госпитале справку о годности к строевой службе...

* * *

За первый день боя части прошли вперед до 8 километров. Первая полоса вражеской обороны была прорвана, но противнику удалось остановить полки перед промежуточной позицией, на подходе к Зееловским высотам. Противник прочно удерживал вторую полосу обороны и подходы к ней.

Во второй половине дня в полосе 3-й и 5-й ударных армий, где был достигнут наибольший успех, были введены в сражение два танковых корпуса 2-й гвардейской танковой армии. Они должны были, обогнав пехоту, нанести удар в направлении Рейхенберг, Бернау в обход Берлина с севера.

К наступлению темноты танкисты вышли на уровень наших передовых частей. Дальше противник их не пустил.

Соседняя справа 171-я стрелковая дивизия полковника Негоды к исходу дня продвинулась в район Клейн-Барним — несколько дальше 68-го полка. Узнав об этом, я договорился с А. И. Негодой и приказал полковнику М. Т. Князеву переместить свой полк в полосу соседа для атаки с утра во фланг гитлеровцев. К часу ночи он занял исходное положение для наступления.

В течение ночи мы вели разведку, переправляли танки через канал Хаупт-Грабен, подвозили боеприпасы, кормили людей. Штабы уточняли обстановку, потери в людях и технике, готовили донесения и распоряжения. От усталости слипались глаза, но отдохнуть было некогда. Не спал и враг. Разведчики докладывали, что он подтягивает тяжелую артиллерию и свежие силы, минирует перед своими позициями и тщательно освещает местность, часто открывая огонь. Поздно ночью командный пункт переместился в Форстакер, и мы смогли немного отдохнуть.

В 8 утра следующего дня после 25-минутной артподготовки части дивизии возобновили наступление. 68-й полк ударом во фланг смял противника и к 10.00 овладел сильным опорным пунктом в Груббе, прикрывавшим с востока подходы к каналу Фридландер-Штром. Потом часть была выведена во второй эшелон, а ее место занял полк А. М. Алексеева. Удачным маневром с ходу он занял Ной-Фридлянд, стоявший на пути к каналу с юга. Оставалось еще одно препятствие — Вушевир. Для его захвата пришлось объединить усилия обоих полков. И ударом с флангов после короткого боя он был взят.

К 15.00 части 23-й гвардейской вышли к восточному берегу канала Фридландер-Штром, где встретили ожесточенное сопротивление фашистов с переднего края второй полосы обороны, проходившей по обоим берегам. Из амбразур, пробитых в каменных зданиях фольварка Бушхов, вели огонь восемь пушек. Укрываясь за зданиями фольварка Шланхов, выходили для ведения огня три штурмовых орудия. С высот в районе Готтесгабе гитлеровцы просматривали подходы к каналу на большом расстоянии. Их орудия и пулеметы держали восточный берег под сплошным огнем.

Попытка преодолеть канал с ходу была безуспешной. Однако пулеметный взвод лейтенанта И. С. Бурлакова из 66-го полка переправился через него вплавь и захватил узенькую полоску земли. Семь яростных атак фашистов отразили гвардейцы до подхода основных сил полка.

Но вот в небе появилась вражеская авиация. Небольшие группы «Фокке-Вульф-190» бомбили наши боевые порядки. Враг обрушил на нас и реактивные снаряды. Мы стремились побыстрее подтянуть и поставить на прямую наводку артиллерию, танки и самоходно-артиллерийские установки. Только они могли подавить орудия и пулеметы гитлеровцев, скрытые в каменных зданиях.

В 17.30 после 10-минутного артналета одна рота форсировала канал. Герои-пулеметчики еще держались, но каждый из них уже получил по нескольку ранений. Перед их позицией лежало 76 уничтоженных фашистов.

Позже за бои в Берлине командиру пулеметного взвода лейтенанту Ивану Семеновичу Бурлакову было присвоено звание Героя Советского Союза, а все солдаты взвода награждены орденами и медалями.

...В 18 часов канал форсировали главные силы 66-го и 63-го полков. Противник был штурмом выбит из Бушхова и Шланхова, и мы стали продвигаться вперед.

К 21.00 полки вышли к шоссе Мецдорф — Готтесгабе, где их вновь задержал противник огнем с опушки леса западнее шоссе. На лесистой, резко пересеченной местности врагу было удобно обороняться, и он оказывал яростное сопротивление. Но к раннему утру 18 апреля нам удалось сломить оборону гитлеровцев и здесь. 63-й полк овладел перекрестком дорог в полутора километрах юго-западнее Мецдорфа, а потом и самим населенным пунктом.

Начинался третий день битвы. По-весеннему теплый и яркий, для гвардейцев он оказался на редкость трудным.

На нашем пути стоял Бацлов — крупный узел обороны врага на второй полосе. В овладении им участвовала и 33-я стрелковая дивизия генерал-майора В. И. Смирнова. Бой здесь продолжался весь день. Несколько совместных атак не принесли успеха. Немцы, подтянув свежие резервы, держались с упорством обреченных — ведь после взятия города мы завершали прорыв второй полосы их обороны. Тогда командир корпуса генерал-лейтенант А. Ф. Казанкин решил ввести в бой свой второй эшелон — 52-ю гвардейскую стрелковую дивизию генерал-майора Н. Д. Козина. К вечеру она начала действовать из-за левого фланга нашей дивизии. Но и ее атаки, к сожалению, окончились неудачно.

Наконец ночью 63-й полк Г. Д. Емельянцева обходным маневром уничтожил противника на высоте 66,3, фланкировавшей наш боевой порядок, а 66-й полк А. М. Алексеева овладел Рейхеновом и вышел в тыл вражескому гарнизону, оборонявшему Бацлов. Под угрозой полного окружения гитлеровцы бежали, оставив раненых. Вторая полоса обороны была прорвана, и враг начал отходить. Преследуя его, гвардейцы полковника Емельянцева к 16 часам вышли севернее Предикова и через два часа после короткого боя захватили его.

После захвата Рейхенова начальник разведки дивизии В. Т. Малярчук привел мне пленного из 603-го штеттинского батальона фольксштурма. Передо мной стоял одетый в поношенную форму пожилой немец без головного убора, с серым истощенным лицом и слезящимися глазами. — Сколько вам лет? — спросил я его.

— Мне пятьдесят семь, — сказал пленный, — а в нашем батальоне я встречал и солдат возрастом под семьдесят, и мальчишек шестнадцати-семнадцати лет. В марте нас собрали в казармы, немного подучили, вооружили французскими винтовками с пятью патронами, дали по две ручные пластмассовые гранаты и отправили на фронт. Всем ясно, что война для Германии проиграна. Но СС и Гитлер знают, что конец войны означает для них смерть, и гонят всех стариков и подростков на фронт. Я не в состоянии не только воевать, но и передвигаться... Гитлера за истребление немецкого народа надо повесить!

«Наверное, — подумал я, — то, что сказал фольксштурмовец, не только его мнение».

Теперь на нашем пути стоял Претцель — узел вражеской обороны на его третьей полосе, прикрывавший подходы к Претцельскому лесу. Наши части здесь сражались во взаимодействии с 52-й гвардейской дивизией. Она наступала с юга, а мы с востока и северо-востока. После 10-минутной артподготовки началась атака. Хорошо скоординированные командиром корпуса, боевые действия двух соединений принесли успех. После двухчасового боя Претцель был взят.

К исходу 19 апреля прорыв обороны противника в полосе 1-го Белорусского фронта достиг около 70 километров по фронту и 30 километров в глубину. Наибольшего успеха добились 47-я и 3-я ударная армии, вышедшие на рубеж Бисдорф, Штенебек, Претцель, Предиков. Создавались выгодные условия для дальнейшего наступления отсюда на Берлин.

Впереди был Претцельский лес, тянувшийся с севера на юг 15-километровой полосой, прикрывая Берлин с северо-востока. Опыт обороны в лесистой местности гитлеровцы имели — научились в России, и это мы сразу почувствовали. Мины, противотанковые рвы, завалы, эскарпы, всякого рода «сюрпризы», прикрываемые огнем артиллерии, фаустников, засадами и «кукушками», напомнили мне бои на северо-западе и в Прибалтике. Но немалый опыт был и у нас. Стрелковые роты и батальоны, усиленные саперами, уничтожали засады, фаустников и «кукушек», обходили и растаскивали заграждения, открывая дорогу танкам и артиллерии. Тем не менее продвигались мы медленно. Начавшись в ночь на 20 апреля, бои в Претцельском лесу продолжались и на следующий день.

С утра мы несколько раз меняли наблюдательный пункт. Обстоятельства, вынуждавшие к этому, были весьма загадочны. Как только я со своей группой выходил на новый НП, вблизи один за другим начинали рваться реактивные снаряды.

— Кто-то корректирует огонь немцев, — заключил полковник Рабзов.

Я подозвал помощника дивизионного разведчика старшего лейтенанта В. А. Тестова и приказал ему обследовать район наблюдательного пункта. Через несколько минут мы услышали неподалеку автоматные очереди, а подошедший Тестов доложил, что разведчики обнаружили поблизости от нашего наблюдательного пункта вражескую «кукушку». Гитлеровец из кадровых, в маскхалате, с радиостанцией, автоматом и гранатами, сидел высоко на дереве и, невидимый снизу, корректировал огонь немцев по нашему наблюдательному пункту и войскам. Вскоре он стоял перед нами и холодными злыми глазами смотрел мимо, не отвечая на вопросы, которые задавали ему через переводчика старшего лейтенанта И. Л. Кудрина.

— Уведите, — приказал я. И тогда у него вырвалось:

— Из этого леса мы вас не выпустим!

Да, обстановка действительно стала очень сложной. Дивизия втянулась в лесной массив, который невозможно было обойти, и вела в нем тяжелые бои. С утра начались пожары. Дым расстилался по лесу, от него першило в горле, слезились глаза. Часть подразделений мы выделили на борьбу с огнем.

Надо было скорее вырваться из леса. Но чем ближе мы подходили к его западной опушке, тем сильнее становился огонь противника и плотнее его заграждения. Выходы на простор закрывались сплошной зоной вражеского огня, а гитлеровцев мы не видели.

* * *

Генерал А. Ф. Казанкин, которому я докладывал обстановку, вызвал авиацию. Командующий артиллерией корпуса генерал-майор М. П. Янклович привлек к корректировке огня корпусной артиллерийской группы самолеты.

Я приказал командирам полков быстрее очистить лес от врага, на самоходно-артиллерийских установках выдвинуться к опушке и обеспечить управление боем. Вскоре вместе с командующим артиллерией полковником П. И. Рабзовым мы также вышли вперед. За деревьями просматривалась пересеченная, покрытая кустарником с отдельными деревьями местность. Она создавала отличные условия для обороны. Передний край противника проходил примерно в 500 метрах от опушки, оттуда просматривалась вся площадь, по которой нам предстояло наступать. Мы знали, что здесь проходит внешний оборонительный обвод Берлина. Ясно — бой будет нелегким.

Вскоре началась артподготовка. Со своей самоходки из-за деревьев на опушке я наблюдал, как наша авиация вместе с корпусной артиллерией подавляла батареи противника. Снаряды дивизионной артиллерии точно накрывали первый рубеж его обороны. Полковые артиллерийские группы, танки и самоходно-артиллерийские установки били прямой наводкой, нанося огромные потери врагу. Его огонь стал стихать. 66-й и 68-й полки вырвались из леса и, вместе с танками стремительно атаковав гитлеровцев, начали продвигаться к их опорному пункту в районе Хиршфельда.

В этом бою отважно сражался командир взвода 68-го полка коммунист лейтенант А. А. Лаптев. Он со своим подразделением еще до начала нашей артподготовки вышел из леса и, умело применяясь к местности, приблизился на расстояние около 200 метров к обороне противника. Как только закончилась артподготовка, взвод внезапно атаковал врага.

Гитлеровцы не понимали, что произошло. Паника, как искра в порохе, мгновенно распространилась среди вражеских солдат, и наши атакующие цепи почти без потерь ворвались в первую траншею немцев.

Лейтенант Анатолий Алексеевич Лапшев запомнился мне своей неиссякаемой энергией и отвагой. Еще при разгроме гитлеровцев, шедших на выручку шнайдемюльскому гарнизону, офицер умелым маневром вывел свой взвод в тыл врага, обеспечив успех всей роте. За тот бой Анатолий в феврале был награжден орденом Красной Звезды. А в Берлине, заменив выбывшего по ранению командира роты, А. А. Лаптев снова проявил незаурядное мужество и умение, участвовал в боях в составе штурмовой группы, был тяжело ранен и удостоился звания Героя Советского Союза.

Вскоре на наш НП приехал работавший в этот день в дивизии начальник политотдела армии полковник Ф. Я. Лисицын. Он прошел вместе с 66-м полком, который вел тяжелые бои, через Претцельский лес и выглядел очень усталым. Но настроение у Федора Яковлевича было бодрым, и он с подъемом рассказывал мне, как героически вели себя гвардейцы полка в таких трудных условиях.

Но впереди нас ожидали не менее грозные испытания.

Огонь противника с высот южнее Хиршфельда усилился. Гитлеровцы подтянули свежие силы и начали контратаки. Появились пленные из полка «Данемарк», которого раньше здесь не было, и свежих батальонов фольксштурма. Ведя тяжелые бои, 66-й и 68-й полки только к 18.00 вышли к полевой дороге, ведущей из Хиршфельда в Везенталь.

Когда мы приехали к командиру 68-го полка М. Т. Князеву, он, докладывая обстановку, показал на высоту 90,8, которая господствовала над окружающим районом:

— Ключевая высотка! Она решает здесь успех боя.

Действительно, она была ключом к рубежу врага и, стало быть, к Вернейхену — крупному узлу его обороны на внешнем обводе Берлина. С севера высота прикрывалась более мелкими холмами, которые находились в руках противника, а с юга был разрыв, позволявший в определенных условиях обойти ключевую высоту.

Было решено в ходе артиллерийской подготовки силами 68-го полка обойти высоту 90,8, затем атакой 66-го полка справа и 68-го — с тыла овладеть ею и на плечах гитлеровцев ворваться в Вернейхен.

Местность давала большие возможности для обхода противника. За четверть часа артподготовки гвардейцы полка М. Т. Князева броском проскочили опасную зону и вместе с воинами 66-го полка внезапно атаковали гитлеровцев с тыла.

Известно, что тыл войск в любой обстановке является наиболее чувствительным местом. Особенно это относится к частям, терпящим поражение. Атака 68-го полка решила судьбу боя на этом рубеже. Бросая технику и раненых, противник побежал. Оба полка, преследуя его, ворвались в пригород Вернейхена, отбросив немцев за ручей Лангес-Эльзен-Флис. Сам Вернейхен мы взяли вместе с частями 9-го гвардейского танкового корпуса и 171-й стрелковой дивизии после ожесточенного боя.

* * *

По уточненной задаче на 20 апреля дивизии предстояло к наступлению темноты пересечь Берлинскую автостраду в районе Блюмберга. За ней начиналась зона большого Берлина. Широкая полоса бетонной дороги шла вокруг города примерно в 20 километрах от его центра. Генерал А. Ф. Казанкин подчеркнул, что эту задачу войскам армии поставил лично маршал Г. К. Жуков.

К вечеру полки 23-й гвардейской были на подходе к автостраде. Враг бешено сопротивлялся. Позвонил командир корпуса и приказал ночью продолжать наступление, пересечь автостраду и к 4.00 21 апреля овладеть рубежом Линденберг, Кларахе, а силами передовых отрядов ворваться в большой Берлин. Требовались свежие силы, и мы ввели в бой второй эшелон дивизии — 68-й полк. Командирам полков первого эшелона было приказано силами передовых отрядов как можно быстрее пересечь Берлинскую автостраду и, развивая стремительное наступление, не давать врагу закрепляться на промежуточных рубежах.

В час ночи передовой отряд 68-го полка в составе усиленного батальона капитана Баранника овладел железнодорожным переездом в 2 километрах юго-западнее Зеефельда. До Берлинской автострады оставалось 3 километра. На подходе к Зеефельду отряд встретил колонну немцев — до 200 солдат с тремя самоходными орудиями — и почти полностью уничтожил ее. Пленные показали, что они шли на прикрытие в Зеефельд, но не успели.

В том ночном бою при совершенно неожиданных обстоятельствах пришлось непосредственно участвовать и мне. Состав наблюдательного пункта двигался по шоссе в направлении Зеефельд, Блюмберг. Наших частей не было видно, не слышалось и стрельбы. Посоветовавшись с командующим артиллерией полковником П. И. Рабзовым, мы решили проехать вперед, разобраться с обстановкой и ускорить выдвижение полков к Берлинской автостраде. Вместе с Рабзовым, капитаном Козырем и радистами мы вырвались вперед на двух машинах.

Стало темно. В Зеефельде было пустынно и тихо, и мы отправились дальше, а проехав километра два, услышали шум танков, двигавшихся нам навстречу. Мы вышли из машин, подогнав их к будке у железнодорожного переезда. Слева к шоссе подходила полевая дорога. Танки приближались. Мне казалось, что их грохот слышен также со стороны полевой дороги. Мы недоумевали. Из-за облаков показалась луна, и ее свет неожиданно вырисовал неподалеку три вражеских самоходных орудия и за ними колонну машин с гитлеровцами.

— Автоматы! Скорей за будку! — крикнул я, бросаясь к машинам.

Едва мы успели взять оружие и залечь, раздался выстрел из самоходного орудия. Но снаряд разорвался где-то впереди. Началась стрельба из танков и самоходных орудий, а потом мы услышали и ружейно-пулеметную перестрелку.

Капитан Козырь первым разобрался, в чем дело, и радостно закричал:

— Наши подошли!

Тут мы начали стрелять по фашистам с тыла. Попав под перекрестный огонь нашего передового батальона и семи автоматов, которые имела наша группа, противник с потерями отошел.

Майор А. Е. Козлов, начальник штаба 68-го полка, который командовал передовым отрядом, очень удивился, увидев нас. Я рассказал ему, почему нам пришлось взаимодействовать с ними, и приказал быстрее двигаться вперед.

К 9.00 21 апреля части дивизии овладели крупным опорным пунктом противника в Блюмберге. Берлинская автострада была перерезана — мы ворвались в большой Берлин.

Еще перед прорывом с плацдарма на Одере мы создали в дивизии передовой отряд, состоявший из батальона 66-го полка, усиленного танками, артиллерией и саперами. Глубоко эшелонированная оборона противника не позволяла использовать передовой отряд, как в обычных условиях, но обстановка могла сложиться по-разному, и я не хотел лишаться такого сильного средства развития успеха. В ходе наступления отряд несколько раз вводился на направлении 66-го полка. Но продвигался он лишь на небольшую глубину, захватывая промежуточные рубежи, упреждая выход на них отходящих подразделений противника. Даже это повышало темпы наступления. Однако для достижения таких целей отряд оказался слишком громоздким, и я приказал организовать в каждом полку передовые отряды меньшей силы и использовать их по обстановке.

Противник отходил на юго-запад в направлении мукомольного завода. Это было многоэтажное кирпичное здание, и, укрепившись в нем, гитлеровцы могли бы задержать нас надолго. Командир 66-го полка Гига, сменивший раненного Алексеева, сразу оценил его значение. Но времени оставалось мало. Не пустить немцев на завод могла только артиллерия. Через пять минут полковая артиллерийская группа поставила перед зданием заградительный огонь. Используя его, гвардейцы броском вышли к заводу и стремительно атаковали подошедших гитлеровцев.

Не сумев закрепиться, враг стал с боем отходить на Бланкенбург, прикрывавший подходы к внутреннему оборонительному обводу фашистской столицы. Вот тогда пришло время действовать передовому отряду майора С. И. Никина. Не ввязываясь в бой, он на большой скорости проскочил через боевые порядки полка и с десантом на танках с ходу ворвался в Бланкенбург, захватив его окраину. Но дальше пройти не удалось.

В этом узле сопротивления крупные здания были приспособлены к круговой обороне. Артиллерия и пулеметы, укрытые за стенами, оказались малоуязвимыми. С верхних этажей зданий вели огонь фаустники и снайперы. Улицы, перекрытые баррикадами, прикрывались фланговым огнем.

Только к исходу дня, когда мы ввели в бой полк Г. Д. Емельянцева, гарнизон Бланкенбурга был разгромлен, а остатки его бежали. Взятые в плен фольксштурмовцы показали, что их перебросили из Берлина, поскольку у оборонявших Бланкенбург были большие потери.

В городе мы получили некоторое представление о характере предстоящего нам штурма вражеской столицы и сделали для себя необходимые выводы.