Красное знамя над Ригой
В 23-ю гвардейскую стрелковую я прибыл 28 августа.
Пятью днями раньше дивизия с ходу форсировала реку Эма-Йыги и, развивая наступление, вышла к реке Вяйке-Эмайыги северо-восточнее города Валга. Немцы в том районе оборонялись на заранее подготовленном рубеже «Валга», прикрывавшем дальние подходы к Риге. По данным разведки, он состоял из двух полос обороны общей глубиной 10–12 километров. Это был первый из группы рубежей на пути к столице Латвии, и здесь наше наступление было приостановлено.
К тому времени войска 3-го Прибалтийского фронта освободили юго-восточные районы Эстонии, город Тарту и вышли на своем левом крыле к Гулбене. Предстояло вместе с другими фронтами завершить освобождение Прибалтики.
...Ночь на новом месте я почти не спал: командный пункт размещался в лесу, по которому гитлеровцы вели сильный огонь из орудий, минометов и реактивных установок. Почти беспрерывно его бомбила вражеская авиация. Видимо, противник считал, что в этом месте наши войска сосредоточиваются для наступления.
Рано утром я пригласил к себе начальника штаба полковника С. И. Соколова, с которым познакомился накануне, и выяснил, что всего в пятистах метрах для КП есть довольно удобное место. Очень просто были созданы нормальные условия для работы штаба дивизии, что всегда имеет немаловажное значение.
Началась работа в частях. 66-й гвардейский стрелковый полк, которым командовал подполковник В. А. Гига, занимал участок обороны по восточному берегу реки Вяйке-Эмайыги. Не так давно там, видимо, шумел густой лес, а теперь торчали кое-где голые стволы, изувеченные артиллерийским огнем. Западный берег реки был заболочен, и передний край гитлеровцев охватывал болото дугой и удалялся от уреза воды метров на пятьсот.
Прошло всего двое суток, как дивизия вышла на этот рубеж, однако В. А. Гига показал мне на местности всю огневую систему противника, его опорные пункты и заграждения, доложил о режиме его огня и поведении.
Солдаты оборудовали позиции. На наблюдательном пункте полка офицеры штаба, разведчики и артиллеристы вели тщательное наблюдение за вражеской обороной, изучая ее днем и ночью. Здесь не теряли времени. Василий Антонович Гига — молодой, энергичный, хорошо подготовленный — твердо держал управление полком в своих руках. Настроение у солдат и офицеров было хорошее, в этом я убедился, побеседовав с некоторыми из них.
Командира соседнего 68-го гвардейского стрелкового полка подполковника Дмитрия Яковлевича Жаворонкова я знал еще по 33-й дивизии. Там он командовал некоторое время 82-м стрелковым. И в 68-м полку дела обстояли не хуже, чем у В. А. Гиги. Чувствовалось, что командир и штаб дивизии твердо управляют частями, грамотно и ясно ставят им задачи, контролируют их исполнение.
В 63-м гвардейском я побывал на следующий день. Им командовал гвардии полковник Гавриил Давыдович Емельянцев. Стройный, подтянутый, несколько старше других командиров частей, Емельянцев был образцом кадрового командира полка, каких в то время уже не часто можно было встретить. Часть находилась во втором эшелоне и занималась оборудованием своего района сосредоточения.
49-й гвардейский артиллерийский полк был на огневых позициях. Встретил меня его командир подполковник Федор Петрович Шевченко — молодой, с хорошей строевой выправкой кадровый артиллерист. Район огневых позиций полка был, как говорится, мертв — так хорошо замаскирован. Одни подразделения отдыхали, другие занимались в укрытых местах. Боевые порядки и наблюдательные пункты оборудовались здесь ночью. Словом, полный порядок во всем. И настроение у артиллеристов было бодрое, боевое.
Подготовка к наступлению началась с 1 сентября. В тылу дивизии и частей на местности проводились учения и занятия с подразделениями и командирами. Когда прибыл назначенный ко мне заместителем полковник П. К. Блажко, он сразу же включился в эту работу. С большой тщательностью изучался противник на переднем крае и в глубине. Ночами подвозились боеприпасы, горючее, продфураж и другое имущество.
На участке 66-го полка 18-й отдельный гвардейский саперный батальон капитана И. Ф. Пульчева навел подводный мост. Он был притоплен на 15–20 сантиметров от поверхности воды и с противоположного берега не просматривался. Готовились понтоны, штурмовые мостики, плоты и лодки.
Дивизии предстояло наступать в первом эшелоне армии в направлении Валга, Валмиера, Цесис. Нашими соседями были справа — 377-я стрелковая дивизия полковника Т. Д. Дудорова, а слева — 53-я гвардейская генерал-майора И. И. Бурлакина.
В штабе фронта под руководством генерала армии И. И. Масленникова были организованы занятия с командирами корпусов и дивизий на рельефном плане. Отрабатывались вопросы организации прорыва и взаимодействия на всю глубину обороны противника. Присутствовали командующие армиями, командиры корпусов, дивизий и бригад, начальники родов войск и служб армий и фронта. Для участия в занятиях нужно было хорошо знать организацию и тактико-технические данные сил и средств своих войск и противника. Учеба имела практическую целенаправленность — отрабатывались порядок захвата рубежей и объектов, отражение вражеских контратак и развитие успеха в предстоящей операции.
В большой палатке стоял ящик с рельефным планом местности, на котором были показаны участвующие в операции соединения и объединения с их границами и задачами. Пока подошла моя очередь, я сумел разобраться в сложной обстановке и уверенно доложил свое решение на прорыв и организацию взаимодействия.
Командующий фронтом слушал внимательно, не перебивая. Потом он задал мне вопрос по технике взаимодействия с авиацией. Я ответил, что в дивизии желательно иметь ее представителя со средствами связи — тогда он мог бы передавать заявки и наводить самолеты на цели, мешающие нашему продвижению.
Генерал Масленников спросил командующего 14-й воздушной армией генерал-лейтенанта авиации И. П. Журавлева, есть ли такая возможность.
— Нет, — ответил тот. — Представители могут быть только в армиях. Там будет решаться вопрос о поддержке корпусов и дивизий, и оттуда будут вызывать авиацию на поле боя.
Занятие было очень полезным. Когда я вернулся в дивизию, мы внесли ряд корректив в подготовку частей и в план организации взаимодействия. Затем провели занятие, подобное тому, что было в штабе фронта, с командирами частей и средств усиления.
Вскоре после моего прихода в дивизию начальник политотдела полковник Василий Васильевич Деев рассказал мне о себе и своих взглядах на задачи партийно-политической работы. Он хорошо знал ее, длительное время работая на различных должностях, начиная от политрука роты.
— В политической работе, — говорил, в частности, Деев, — нет и не может быть второстепенных вопросов, поскольку она связана с людьми.
Я был согласен с ним и очень доволен тем, что наши мнения не расходятся. Значит, мы вместе сможем кроме обычных форм партполитработы, связанных с наступлением, подготовить мероприятия с учетом особенностей готовящейся операции.
Нам предстояло прорвать заранее подготовленную оборону врага в условиях лесисто-болотистой местности и форсировать реку Вяйке-Эмайыги. Обе задачи требовали специальных навыков и самого четкого взаимодействия между стрелками, артиллеристами, танкистами и саперами. Следовало подобрать поучительные примеры боевых действий воинов разных специальностей, успешно решавших подобную общую задачу, рассказать о них гвардейцам. Надо было направить мысли и действия коммунистов и комсомольцев на взаимопомощь в бою.
Кроме того, мы вступали на территорию Прибалтийских республик, где Советская власть существовала недолго. Требовались особая чуткость в обращении с населением и безупречное поведение наших воинов.
Отступая под ударами наших войск, гитлеровцы жгли города и села, взрывали мосты, минировали дороги, угоняли и уничтожали жителей. Факельщики и саперы двигались в хвосте частей, оставляя за собой пустыню. Только высокими темпами наступления и преследования, стремительным выходом наших полков на пути отхода врага можно было не допустить осуществления его варварских планов. Росла ненависть гвардейцев, видевших зверства фашистов. И это благородное чувство следовало направить на успешное решение боевой задачи.
Эти и другие вопросы поднимались в ходе бесед и совещаний, на собраниях и митингах. На некоторых из них бывал и я и каждый раз чувствовал боевой дух гвардейцев, серьезную заботу коммунистов об успехе операции.
Политотдел дивизии проводил большую работу с партийно-политическим составом частей и подразделений. Готовились парторги, комсорги и многочисленные агитаторы, в том числе из воинов, знавших языки народов Прибалтийских республик. Им предстояло донести до жителей освобожденных районов чувства дружбы и братства, с которыми мы шли к ним по тяжелым дорогам войны.
...Артиллерия закончила пристрелку 12 сентября. А ночью батальон майора В. Е. Храповицкого из 66-го полка внезапно форсировал реку Вяйке-Эмайыги в районе Маккемельдри. Он пересек болото, прилегавшее к берегу, и, продвинувшись вперед до полутора километров, закрепился. Вслед за ним саперы И. Ф. Пульчева из заранее заготовленных тяжелых матов сделали за ночь настил через заболоченный участок и замаскировали его. Захват нами плацдарма всполошил фашистов. С рассвета они попытались его ликвидировать. Их контратаки продолжались весь день и в ночь на 14 сентября, но были успешно отражены.
Наутро началось общее наступление. После часовой артподготовки полки В. А. Гиги и Д. Я. Жаворонкова форсировали Вяйке-Эмайыги и к полудню вышли на рубеж Соэ, Хуммули. Противник, поддержанный огнем минометов, артиллерии и реактивных установок, сразу перешел в контратаки за танками и самоходными орудиями. Последнее обстоятельство делало наскоки врага особенно опасными, и вскоре гитлеровцам удалось вытеснить подразделения 66-го полка из Соэ.
В целом бой развивался тяжело. Вражеская огневая система в ближайшей глубине и его артиллерия были подавлены недостаточно. По количеству танков в полосе фронта мы превосходили противника. Но основная их масса планировалась нами для развития успеха. На прорыв обороны выделялось всего четыре танка на 1 километр. Поэтому в начале нашего наступления мы добились незначительных успехов при серьезных потерях.
В первый день был ранен командир 68-го гвардейского полка Дмитрий Яковлевич Жаворонков. Пуля настигла его в одной из атак, которую он сам возглавил, пытаясь добиться успеха. На его место вскоре пришел полковник Михаил Тихонович Князев.
Наступление продолжалось. Частям приходилось буквально прогрызать оборону яростно сопротивлявшегося врага.
Помогла артиллерия. Каждому стрелковому батальону придали артиллерийский дивизион. Из его состава одна батарея выделялась для стрельбы прямой наводкой. Стрелковая рота имела одно-два орудия полковой артиллерии.
Командир 75-миллиметрового орудия Самед Турсунов шел в боевом порядке 1-й стрелковой роты 68-го полка. Бойцы короткими перебежками продвигались вперед. Противник с разных направлений вел дальний минометный и пулеметный огонь. Совсем рядом рвались мины. Неожиданно по роте с короткого расстояния стал бить вражеский пулемет, и она залегла. По цепи передали команду:
— Командиру орудия! Справа пулемет противника. Уничтожить!
Внимательно наблюдая за местностью, Турсунов заметил какой-то дымок, появившийся как бы из бугорка, поросшего кустарником.
«Видимо, гитлеровцы ведут огонь из замаскированного дзота, — решил гвардеец. — Сейчас мы это проверим...»
Прозвучал выстрел, и солдаты увидели, как вверх поднялись комья земли, кусты и бревна. На месте бугра зияла большая яма — все, что осталось от фашистского дзота. Рота поднялась и вновь двинулась вперед.
Так, открывая дорогу подразделению, Турсунов уничтожил еще две огневые точки противника вместе с их расчетами.
Но в целом соединение продвигалось медленно. К вечеру второго дня 66-й и 68-й полки подошли лишь ко второй позиции, а 63-й полк вклинился в нее. Только к утру мы полностью овладели ею.
16 сентября к нам подошли 10 танков 51-го танкового полка. Бои стали еще жарче и велись днем и ночью. Ожесточенно сопротивляясь на рубеже «Валга», гитлеровцы обеспечивали отход из Эстонии своей группы «Нарва», противостоявшей Ленинградскому фронту.
На пятый день борьбы противник начал сдавать. Мы форсировали реку Педеле. Затем после яростного боя гвардейцы 63-го полка заняли станцию Эрдеме и вместе с 66-м полком завершили прорыв тактической обороны врага на всю ее глубину. Это решило и судьбу города Валга.
Начали подходить и к нам танки для развития успеха. Так, 20 сентября около Даксты я встретился с командиром 10-го танкового корпуса генерал-майором танковых войск М. К. Шапошниковым. С ним мы вместе учились в Академии имени М. В. Фрунзе. И хотя встреча была мимолетной, в обстановке боя, она осветила на какой-то миг наше недавнее мирное прошлое. Уточнив некоторые вопросы взаимодействия, мы разъехались. А в тот же день стрелковые полки дивизии во взаимодействии с частями 10-го танкового корпуса форсировали реку Эрдеме на широком фронте и начали преследовать противника, отходившего на рубеж «Цесис».
Пытаясь задержать наши войска, гитлеровцы организовали на широком фронте минирование. Дороги, кюветы, опушки леса и объезды взорванных мостов таили смерть. В траве, по кустам и в лесу прямо внаброс лежали мины-крыльчатки. Они взрывались от легкого прикосновения, подпрыгивая при этом до 1,5 метра и разбрасывая осколки в радиусе до 30 метров. Их обезвреживали наши саперы, приданные разведывательным и передовым подразделениям. Но в первое время мины принесли нам немало хлопот и потерь.
23 сентября противник начал отход с рубежа «Цесис» на рубеж «Сигулда». Этому способствовало успешное наступление войск Ленинградского фронта, освободивших к 25 сентября столицу Эстонии Таллин и вышедших на пути отхода 18-й армий немцев. Войска 3-го Прибалтийского фронта тоже перешли в преследование.
Проходя в районе Смилтене через оставленный гитлеровцами рубеж «Цесис», мы увидели только одну сплошную траншею и оборудованные огневые позиции артиллерии. Зато рубеж «Сигулда», который нам предстояло прорывать, состоял, по данным аэрофотосъемки, из двух оборонительных полос и трех промежуточных позиций с развитой системой траншей и ходов сообщения, плотно насыщенных огневыми средствами. Он прикрывал Ригу на ближних подступах с востока и северо-востока.
Попытки прорвать рубеж «Сигулда» с ходу результатов не дали. Но в связи с успешными действиями 1-го Прибалтийского фронта на мемельском (клайпедском) направлении, опасаясь окружения, гитлеровцы в ночь на 6 октября стали поспешно отходить. Началось их преследование.
Когда мы проезжали через мощные оборонительные сооружения оставленного противником рубежа, невольно думалось о том, скольких жизней солдат и офицеров потребовалось бы для его прорыва. И если удалось миновать рубеж без боев, то это был один из результатов успешного руководства Ставкой операцией по освобождению Прибалтики.
В ходе марша по только что освобожденной территории Латвии мы насмотрелись и наслышались многого. В районе Зеди местные жители рассказывали нам о вражеской пропаганде, распространявшей всякие небылицы про наших солдат и офицеров. Подсылались даже провокаторы, сеявшие среди крестьян слухи о зверствах и насилиях русских, высылке местных жителей в Сибирь. Но верили им, конечно, немногие.
После форсирования реки Вяйке-Эмайыги дивизия прошла с боями свыше 100 километров, участвовала в освобождении городов Валга, Валмиера и свыше 600 других населенных пунктов. Преследуя гитлеровцев, наши части к 10 октября вышли к переднему краю Рижского оборонительного обвода. Это был последний рубеж, прикрывавший столицу Латвии. Он состоял из трех развитых позиций, включавших и окраину города с ее каменными постройками.
Войска 1-го Прибалтийского фронта к этому времени вышли на побережье Балтийского моря в районе Мемеля (Клайпеды), отрезав рижскую группировку немцев от их войск в Восточной Пруссии.
Сосредоточились мы в 20 километрах от Риги, в районе северо-восточнее Бунчи. Перед нами на заранее подготовленном рубеже, проходившем вдоль большака от станции Сауреши и южнее, оборонялись подразделения 31-й и 205-й пехотных дивизий немцев. Нам предстояло прорвать их оборону на участке Десукрос, Приднеки и, овладев рубежом Крастыни, Гулбис, наступать на Ригу.
Дивизии придали два минометных, два истребительно-противотанковых и два самоходно-артиллерийских полка, а также полк гвардейских минометов. Такое качественное усиление позволяло успешно вести бои в крупном городе.
На организацию наступления у нас оставался всего один день. Чтобы успеть, пришлось внести коррективы в методику работы на местности. О характере обороны противника и его огневой системе нам доложил представитель штаба 56-й стрелковой дивизии, которая вела бои на этом направлении. Я совместил рекогносцировку и организацию взаимодействия, добиваясь от командиров частей в первую очередь уяснения задач и целей на местности.
Затем подъехали ранее вызванные командиры батальонов, дивизионов и батарей самоходно-артиллерийских установок, работу с которыми начали командиры полков. Так, без перерывов, занимаясь до наступления темноты, мы сумели организовать взаимодействие и довести задачи до командиров стрелковых взводов и самоходно-артиллерийских установок. С командирами отделений, расчетами орудий, экипажей и солдатами отработка была закончена после смены, когда части дивизии вышли на исходное положение для наступления.
Потом я уехал к нашим соседям — в 52-ю гвардейскую и 56-ю стрелковую дивизии, чтобы наладить взаимодействие с ними.
Тем временем в районах сосредоточения во всех частях читали обращение Военного совета фронта, призывавшего войска освободить Ригу.
«Воины 3-го Прибалтийского фронта, верные сыны нашей Родины! — говорилось в нем. — Настало время нанести гитлеровским разбойникам, засевшим в Риге, последний смертельный удар. Смело вперед, на штурм Риги...»
Призывы освободить столицу Советской Латвии не сходили со страниц дивизионной и армейской газет, их можно было видеть на фронтовых дорогах, даже на танках и машинах. Все горели одним желанием — первыми войти в красавицу Ригу.
В подразделениях тщательно готовились к штурму. Стрелковые роты усиливались саперными подразделениями, орудиями сопровождения и самоходно-артиллерийскими установками. Между ними и стрелковыми взводами отрабатывалось взаимодействие. Каждый взвод знал, что будут делать саперы, расчет какого орудия и экипаж какой самоходно-артиллерийской установки станет их поддерживать. Были изучены также порядок связи, способы целеуказаний, сигналы атаки, вызова и прекращения огня, опознавания своей авиации. Много внимания уделялось особенностям взаимодействия в условиях большого города.
Мы заняли исходное положение для наступления в ночь на 11 октября. До начала атаки у командиров оставалось время, чтобы более подробно разобраться с обстановкой на местности.
В 12 часов 40 минут после 40-минутной артподготовки 66-й и 63-й полки перешли в решительное наступление. Враг яростно сопротивлялся, беспрерывно переходя в контратаки. Темп нашего наступления был медленным. В первые часы боя комсомольские расчеты пулеметных рот М. К. Хохлова из 63-го полка и Е. Г. Рыжова из 66-го полка под минометным огнем противника отразили две одновременные контратаки фашистов на флангах своих частей. Огонь задержал гитлеровцев, отсек их от танков и не дал им возможности развить успех. Действия комсомольских расчетов создали условия для дальнейшего наступления.
11 октября наши части глубоко вклинились в первую позицию городского обвода, а к утру следующего дня полностью очистили ее от противника. 66-й полк подполковника В. А. Гиги овладел населенным пунктом Метрас на шоссе Мадона — Рига, а 63-й полк полковника Г. Д. Емельянцева вышел на опушку леса западнее Предуляя. Враг сопротивлялся ожесточенно. Во второй половине дня части вышли ко второй позиции, а на некоторых участках овладели ее первой траншеей.
Вскоре мы увидели Ригу. В городе полыхали большие пожары. Воздух дрожал от сплошной канонады орудий, танков, залпов гвардейских минометов и бомбежки. Уже вторые сутки бой не прекращался ни на минуту. Люди страшно устали, лица их осунулись, губы обветрены, голоса охрипли, и только глаза светились задором и энергией.
Гитлеровцы, отступая, начали жечь и взрывать город. В сложившейся обстановке им нельзя было давать ни минуты передышки. И наш стремительный натиск не позволил фашистам довести до конца свое черное дело.
Стрелковые полки Г. Д. Емельянцева, В. А. Гиги, М. Т. Князева в ночь на 13 октября прорвались в Ригу. В кромешной тьме, на улицах, освещаемых лишь редкими ракетами и светом пожарищ, гвардейцы выбивали противника из его опорных пунктов и обходили их, пробиваясь к Даугаве (Западной Двине).
Когда 1-й батальон 68-го полка под командой старшего лейтенанта Г. А. Языкова начал обходить укрепленное здание, перекрестный огонь вражеских пулеметчиков закрыл ему дорогу. Бойцы залегли. Шедший несколько сзади расчет станкового пулемета комсомольца И. А. Бабонина, заметив немцев, быстро занял позицию и открыл огонь. Завязалась дуэль. Почти рядом с нашим пулеметом разорвалась мина, и расчет вышел из строя. Ранен был и командир, но он продолжал стрелять, пока батальон не прошел опасную зону.
Много подвигов было совершено в эту тяжелую ночь.
Выйдя к реке, гвардейцы 63-го полка Якубович, Дубина, Костюшко во главе с гвардии сержантом Корнейчуком быстро соорудили плот из бочек и досок и под огнем врага форсировали Западную Двину, захватив небольшой плацдарм на ее левом берегу. Они держались на нем около суток, до выхода наших войск в левобережную часть города.
Комсорг 63-го гвардейского стрелкового полка младший лейтенант Василий Маликов с группой бойцов прорвался к центру города и водрузил красный флаг над зданием горкома Коммунистической партии Латвии. Несколько позднее в продолжавшемся бою лейтенант Маликов погиб. Его похоронили вместе с другими героями в братской могиле на центральной площади Риги.
В 23 часа 13 октября Москва салютовала войскам 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов, освободившим Ригу, 24 залпами из 324 орудий. Войскам фронта, в том числе нашей дивизии, была объявлена благодарность Верховного Главнокомандующего.
Вскоре мы узнали о награждении 66-го и 68-го полков соответственно орденом Красного Знамени и Александра Невского III степени. 63-му стрелковому и 49-му артиллерийскому полкам было присвоено наименование Рижских.
Жители Риги восторженно встречали своих освободителей. Это было незабываемое зрелище. Рижане заполнили улицы и приветствовали части Красной Армии. Женщины и дети бросали проходящим воинам цветы, у многих на глазах — слезы радости. Ликование было всеобщим. Как и во многих других городах и селах Латвии и Эстонии, освобожденных ранее, мы видели, что жертвы, принесенные нами, не напрасны.
Вскоре 1-я ударная армия вошла в состав 2-го Прибалтийского фронта. Нашим войскам предстояло уничтожить немецко-фашистскую группировку, прижатую к морю на Курляндском полуострове. Известно, что, удерживая его, гитлеровское командование стремилось отвлечь крупные силы наших войск с главного направления и в ходе тяжелых боев измотать их. Но осуществить этот замысел ему не удалось.
В первый день наступления, 16 октября, армия прорвала главную полосу обороны противника, отразив шестнадцать контратак. Через два дня мы форсировали реку Лиелупе и освободили город Кемери. Но у Тукумса соединения были остановлены.
После безрезультатных попыток овладеть этим городом и нескольких дней боев под Тылтой (уже в составе 3-й ударной) наша дивизия была выведена в тыл для доукомплектования. Мы получили три с лишним недели отдыха.
Но 11 ноября я услышал о готовящейся передислокации дивизии по железной дороге. Никто не говорил, когда и куда мы поедем, а спрашивать не полагалось, Значительно позднее мы узнали только о примерных сроках переброски — она намечалась на 18–22 декабря.
Начались марши по разбитым и раскисшим дорогам. Тяжелая техника и даже автомашины часто застревали в грязи, их вытаскивали шедшие рядом солдаты стрелковых подразделений. Было трудно, но график марша соблюдался. Это закон, нарушение которого внесло бы путаницу в общее передвижение войск.
Наш район сосредоточения находился в 30 километрах западнее Митавы, а перед погрузкой был перемещен ближе. Многие командиры побывали в разрушенном городе и услышали там страшные рассказы о зверствах гитлеровцев. Одну из городских больниц фашисты взорвали вместе с больными. Нам показали лощину, где они расстреляли 480 больных вместе с обслуживающим персоналом больницы. Место расправы в течение суток охранялось полицией. И все это время жители близлежащих хуторов слышали крики и стоны раненых. В Митаве было расстреляно и несколько тысяч военнопленных.
Пламенной ненавистью к гитлеровским разбойникам наполнялись сердца бойцов. Еще упорнее готовились они к предстоящим боям, и каждый думал о том, как полной мерой расквитаться с фашистами за их злодеяния.
22 декабря штаб дивизии покинул Митаву. Куда мы ехали, никто не знал.
Наш длинный состав шел мимо разрушенных станций, сожженных сел и городов. Проехали Крустспилс, остановились в старинном латышском городе Даугавпилс. Я вышел на перрон. Со станции просматривался почти полностью уничтоженный город. Уцелели лишь отдельные здания в центре.
Затем Полоцк. Он мог служить ориентиром, по которому можно было в общих чертах судить о том, куда нас направляют. Когда от Полоцка эшелон повернули на Молодечно, стало ясно, что едем мы на запад. Но куда, в какой район?
Молодечно. Город и станция тоже были разрушены. А вот из Лиды, куда мы прибыли 29 декабря, немцы бежали так стремительно, что даже не успели серьезно повредить город.
Остались позади Волковыск и ставший легендарным Брест, повернули на Ковель. Новый год мы встретили в вагоне, и утром 1 января 1945 года эшелон прибыл на станцию Соснове. Это уже Польша. Интересно, что за всю дорогу нас ни разу не бомбила вражеская авиация. Неужели о такой крупной передислокации не было известно врагу? Я вспомнил 1941-й, переброску 6-й воздушно-десантной бригады под Киев, когда немцы бомбили нас в пути и днем и ночью. Да, время уже не то!
Маршем отправились мы в лес севернее Яворек, в 35 километрах от Варшавы, и там только узнали, что 3-я ударная вошла в состав 1-го Белорусского фронта, которым командовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.
Части начали пополняться людьми, техникой и вооружением. Многие подразделения формировались вновь, и мы влили в их ряды остатки наших старых гвардейцев. Они составляли ядро подразделений и многое делали для того, чтобы росло воинское мастерство остальных солдат, мужал их боевой дух.
Начальник отдела кадров майор А. С. Берсон и начальник строевого отделения штаба капитан Ф. И. Леванов без устали работали над укомплектованием подразделений. Они отбирали солдат и офицеров с учетом их боевого опыта и состояния рот и взводов, в которые они направлялись. С командирами рот и батарей перед подписанием приказа об их назначении я беседовал сам.
Не оставляло дивизию без внимания командование корпуса и армии.
Офицеры вышестоящих штабов и политорганов изучали организацию и ход укомплектования, боевой подготовки, помогали решать хозяйственные вопросы, подсказывали, на что обратить особое внимание партийных и комсомольских организаций. Естественно, что каждый приезд старших начальников поднимал и нашу ответственность. Все мы понимали, что предстоят большие бои. Впереди лежала уже свободная Варшава, за ней — Берлин.