Глава пятая.

На Сторожевском плацдарме

1 августа меня вызвали на вспомогательный пункт управления армии в районе села Давыдовка. Отсюда просматривалась панорама Дона и его правого берега в районах сел Архангельское, 1-е Сторожевое, Титчиха и Селявное. Самым неприступным был берег у Сторожевого. Меловые обрывы там почти отвесно спускались в реку.

Я получил приказ сосредоточить дивизию (без 73-го полка) в лесу северо-восточнее хутора Осинки, форсировать Дон в районе северо-западной окраины Аношкино и захватить плацдарм с передним краем по рубежу Сторожевое, высота 187,7.

Правее нас форсировали Дон подразделения 53-го укрепленного района полковника А. Г. Дашкевича. Ему ставилась задача освободить Сторожевое и обеспечить правый фланг дивизии.

Левее, с небольшого плацдарма на правом берегу, предстояло наступать 24-й мотострелковой бригаде полковника В. Л. Савченко. Она должна овладеть селом Титчиха, лесом западнее него и северо-восточной окраиной Селявного.

Мы должны были вести здесь бои за Дон и создать условия для развития наступления в дальнейшем.

Не один раз за свою многовековую историю сражались с захватчиками на Дону русские люди. Еще в 1380 году, в канун Куликовской битвы, положившей начало освобождению Руси от монголо-татарского ига, Дмитрий Донской говорил: «Ныне пойдем за Дон и там или победим и все от гибели спасем, или сложим свои головы».

Глядя на карту, можно было легко оценить значение будущего плацдарма. Большой мыс, вытянутый на восток от линии Сторожевое, Урыв, огибался Доном, надежно обеспечивая его от фланговых ударов. Лес западнее села Титчиха закрывал от противника район возможных переправ. Господствующие высоты на плацдарме обеспечивали нам хорошее наблюдение, а глубокие овраги западнее Селявного и Сторожевого создавали естественные противотанковые препятствия.

Это была одна из частных операций, проводившихся в то время войсками Воронежского фронта. Она сковывала крупные силы врага, не допуская их переброски под Сталинград, и создавала условия для наступления в будущем. Сложность ее заключалась в том, что она начиналась с форсирования Дона. Противоположный высокий и крутой берег прочно укреплен врагом и позволяет ему держать под огнем подходы к реке в пределах 8–10 километров.

Глубина обороны противника с нашего берега не просматривалась. И хотя мы имели данные авиаразведки, это намного снижало эффективность огня артиллерии. Использование танков из-за сложного рельефа местности на первом этапе операции исключалось. Вот почему сразу возникла необходимость в самом тесном взаимодействии с авиацией и наиболее полном ее использовании.

В такой обстановке успех может быть достигнут только внезапным ударом по врагу. И нанести его надо было в том месте, где он окажется неожиданным для него.

Оценивая возможные действия противника, мы считали, что его главное внимание будет обращено на укрепление обороны в районе западнее Аношкино, где берег более доступен. Поэтому сильный удар по высотам южнее Сторожевого явится для него неожиданным, а быстрое овладение ими сразу создаст предпосылки успешного развития операции. Кроме того, для обеспечения внезапности форсирование намечалось ночью.

Очень тревожили нас и большие возможности противника при бое в глубине его обороны. По данным разведки, мы могли встретить там свыше двух дивизий, усиленных артиллерией, танками и поддержанных авиацией. Значит, не менее половины сил надо было держать в резерве. Наличие у нас в каждом стрелковом полку трех батальонов почти по 800 человек и необходимых средств усиления — артиллерии, гвардейских минометов, саперных подразделений — позволяло дивизии наступать двумя эшелонами, несмотря на отсутствие 73-го полка.

Итак, нам предстояло встретиться с опытным врагом, превосходящим нас в силах и средствах и имеющим лучшие позиции. Что же поможет нам добиться победы? Мы пришли к твердому убеждению, что внезапность первого удара, наступательный порыв, выучка и стойкость гвардейцев, тесное взаимодействие с артиллерией и авиацией должны обеспечить полный успех предстоящего боя.

В первом эшелоне шел 78-й гвардейский. За плечами командира этого полка подполковника Кондратия Васильевича Билютина — большая жизнь. В 1919 году он вступил в партию и с того же времени служит в Красной Армии. Сражался с беляками и с первого дня войны — с фашистами, был шесть раз ранен, но остался в строю. Во время битвы под Москвой Билютин командовал отдельным стрелковым батальоном. Это сложившийся боевой командир. С бойцами Кондратий Васильевич держался просто и пользовался всеобщей симпатией. Еще в период формирования полка гвардейцы за глаза звали его батей, и это теплое обращение осталось за ним до конца войны.

Комиссаром полка был батальонный комиссар Николай Михайлович Коростылев. Он прекрасно знал положение дел в каждом подразделении. Казалось, что интуитивно, а в сущности благодаря своему опыту, Николай Михайлович и его помощники всегда находились там, где надо поддержать людей, воодушевить их горячим словом коммуниста.

Во втором эшелоне шел 81-й гвардейский стрелковый полк. Им командовал молодой, энергичный и распорядительный майор Федор Григорьевич Кривомлин. Комиссар полка батальонный комиссар Николай Филиппович Усенко был старше командира по возрасту, спокоен, вдумчив и деловит. Как бы дополняя друг друга, они успешно руководили полком.

73-й гвардейский стрелковый полк оставался в резерве командующего 6-й армией. Вскоре его временно придали 174-й стрелковой дивизии, и он длительное время участвовал в боях под городом Коротояк. Командовал полком майор Александр Сергеевич Белов. Кадровый строевой командир, познавший службу в должностях командира роты и батальона еще до войны, Александр Сергеевич отличался необыкновенной исполнительностью и точностью во всем и считал эти качества наипервейшими для каждого бойца и командира. Он и комиссар полка старший политрук Михаил Аронович Тенцер настойчиво, каждодневно воспитывали у гвардейцев эти драгоценные черты.

Начиная подготовку к форсированию Дона, мы прежде всего организовали тщательное наблюдение за противником. Его оборона в пределах видимости изучалась наземными средствами, а глубже — авиацией.

Раньше чем приступить к рекогносцировке участка, мы вместе с командиром 53-го укрепленного района полковником Дашкевичем тщательно изучили его сами. В памяти запечатлелись не только детали местности. Мы отчетливо представляли себе преимущества, создававшиеся условиями рельефа для обеих сторон. Левый берег Дона заболочен и зарос тальником. Это затрудняло подвоз переправочных средств и в целом возможность маневра. Остров на реке порос труднопроходимым кустарником, однако его можно использовать при форсировании.

Затем начались рекогносцировки и организация взаимодействия. Мои — с командирами полков, стрелковых батальонов и артиллерийских дивизионов. И далее — в полках, батальонах и ротах — с доведением задач до каждого бойца.

Были приняты самые жесткие меры маскировки зоны сосредоточения дивизии и режима жизни частей. Все работы, связанные с подготовкой наступления, проводились только ночью. Несколько ближе к берегу переместились тыловые и медицинские подразделения.

По предложению начальника санитарной службы дивизии военврача 2 ранга Л. Н. Пинегина в районе переправы оборудовались укрытия для тяжелораненых. Когда начались бои, эти укрытия спасли жизнь многим воинам, так как переправы все время находились под ударами вражеской авиации и артиллерии.

Исходные позиции готовились оборонявшимися здесь подразделениями 53-го УРа. Работы велись и днем. Противник мог посчитать эту деятельность за усиление обороны. Это «подтверждалось» и оборонительными работами, которые дивизия вела на второй полосе.

Подготовка частей к форсированию, постройка плотов и лодок велась на реке Битюг в районе города Бобров на сходной местности. Там мы тренировались в том боевом порядке, в каком должны были действовать. Командиры полков постоянно повышали требовательность, тщательно отшлифовывая каждый элемент предстоящего наступления. Мы не жалели сил: все понимали, что от организованности и быстроты форсирования и атаки во многом зависит успех операции.

Совсем недавно было закончено изучение приказа № 227, о чем я уже рассказывал, и люди имели хороший моральный настрой. Но первый бой, который нам предстоял, требовал, чтобы каждый воин не только сам шел вперед, но и помогал товарищу, выручал командира, чувствовал себя ответственным за успех своего подразделения. Об этом надо было напомнить гвардейцам, сказать еще раз о злодеяниях фашистов, чтобы зажечь в сердце каждого ненависть к врагу и стремление к победе.

Обсудив с Е. В. Бобровым, как лучше организовать партийно-политическую работу, мы пришли к выводу, что надо начать с бесед в подразделениях, где люди знают друг друга, и каждый призыв, обязательство, пример будут очень наглядны, весомы. Беседы поручили парторгам и агитаторам, среди которых было немало моряков-гвардейцев и других фронтовиков, имевших боевой опыт и пользовавшихся большим авторитетом. Накануне наступления решили провести митинги в частях. И вот уже политработники готовят парторгов и агитаторов, организуют митинги, определяют, где и кому находиться в ходе боя.

В ночь на 5 августа дивизия заняла исходное положение для наступления. К берегу Дона подвезли и тщательно замаскировали переправочные средства. Наша авиация не давала врагу покоя, изнуряя его налетами. Следующую ночь, когда должно было начаться форсирование, летчики 291-й штурмовой авиационной дивизии, навесив осветительные ракеты, безошибочно бомбили цели, разведанные днем.

В ту ночь мы не спали. На НП вместе со мной были комиссар Е. В. Бобров и командующий артиллерией дивизии полковник В. П. Чистяков. С напряжением следим за временем. И вот наконец Чистяков командует в трубку телефона:

— Зарядить... Натянуть шнуры...

Остаются секунды. И вот ровно 3 часа 30 минут. Обращаясь ко мне, Чистяков говорит:

— Пора!

Грохот артиллерии, вой гвардейских минометов, вспышки залпов разорвали ночную тьму и тишину. На вражеском берегу поднялась огненная стена разрывов.

В районе Сторожевого форсирование началось сразу после первого огневого налета. Высокий берег, занятый противником, образовал у своего основания «мертвое» пространство. Оно позволило бойцам накапливаться внизу под откосом еще в ходе артиллерийской подготовки.

Воины 2-го батальона старшего лейтенанта Г. Л. Релина на плотах, лодках и подручных средствах стремительно форсировали Дон и из «мертвого» пространства начали по круче подниматься наверх. Как только наша артиллерия перенесла огонь в глубину, они атаковали врага, ворвались в траншеи и в рукопашном бою — гранатами, огнем, штыком и прикладом — стали бить фашистов, ошеломленных внезапным появлением гвардейцев. Высота 186,2 была захвачена, первое сопротивление противника сломлено, и батальон с боем начал продвигаться дальше.

С тревогой наблюдал я за ходом форсирования реки нашим правым соседом — подразделениями укрепрайона. Они были встречены сильным огнем врага и, понеся потери, отошли.

Я вызвал командира батальона Релина и приказал ему развивать успех в направлении юго-восточной окраины Сторожевого, чтобы, связав противника, содействовать соседям в форсировании Дона.

Связался и с полковником А. Г. Дашкевичем.

— Адам Григорьевич, — сказал я, — видел, что у вас форсирование не получилось, и потому направил на юго-восточную окраину Сторожевого один батальон семьдесят восьмого полка. Он свяжет противника. А вам после хорошего огневого налета по восточной окраине Сторожевого надо бы попытаться форсировать Дон еще раз. Я помогу вам артиллерией...

— Спасибо, — ответил Дашкевич, — зона форсирования находится под огнем противника не только с восточной окраины Сторожевого, но фланкируется из Архангельского. У меня большие потери. Буду докладывать командующему.

Оставалось рассчитывать только на свои силы.

Наши разведчики во главе с лейтенантом И. Д. Зубовым захватили пленных. По их показаниям мы уточнили расположение противника. Оказалось, в полосе наступления дивизии на участке от Сторожевого до Селявного оборонялся 34-й пехотный полк 9-й пехотной дивизии хортистов. Там же стояла их дивизионная артиллерия. Южнее Селявного оборонялся 4-й пехотный полк 7-й пехотной дивизии.

Между тем противник усилил огонь по переправам и подходам к реке из тяжелых минометов и артиллерии. Они были частично подавлены нашей авиацией и армейской артиллерией, но подразделения несли потери. Особенно беспокоил огонь из района Архангельского. Оттуда, с фланга, враг просматривал почти всю полосу дивизии.

К концу артподготовки 1-й батальон 78-го полка, которым командовал старший лейтенант М. И. Васюков, форсировал Дон в районе Аношкино и начал выдвигаться на рубеж атаки. Передний край обороны противника проходил там не у самого берега, а по скатам постепенно снижавшихся высот. Гвардейцы атаковали стремительно. Но тут, как мы и предполагали, хортисты оказали значительно большее сопротивление. Нас они ждали и открыли огонь из автоматов и тяжелых пулеметов. Мины стали рваться у берега реки. Батальон Васюкова был прижат к земле.

Стоявший возле меня Е. В. Бобров заметил:

— Тяжело начинаются бои за Дон. Левый сосед не продвинулся, батальон Васюкова залег, правый сосед не сумел форсировать Дон. Только батальон Релина овладел высотой...

— Дело не в левом соседе, комиссар, — сказал я, — дело не в бригаде Савченко и даже не в батальоне Васюкова. Вот если бы правый наш сосед форсировал Дон, мы смогли бы, как и намечено, развивать успех в направлении высоты сто восемьдесят семь и семь. Тогда противник, который держит сейчас Васюкова, сам оказался бы на грани окружения. Но пока Сторожевое в руках врага, об этом и думать нечего. Ведь гитлеровцы могут подтянуть туда крупные резервы и отрезать нас от переправ. Подразделения укрепрайона вряд ли теперь сумеют форсировать Дон. Выходит, что Сторожевое надо брать нам.

— Пожалуй, да, — согласился Бобров.

...Форсирование у Сторожевого продолжалось. Противотанковые пушки артиллеристы тащили вверх на канатах. В обрывистом меловом берегу они выдалбливали колеи под колеса и шаг за шагом поднимались наверх. И вот, казалось бы, невозможное стало действительностью.

* * *

Орудия были подтянуты в боевые порядки гвардейцев и сразу увеличили стойкость первого эшелона на правом берегу.

Безотказно шло взаимодействие с авиацией и артиллерией. Нагни подразделения поддерживал огнем 53-й гвардейский артиллерийский полк подполковника Михаила Федоровича Гусельникова. Он вместе с комиссаром старшим политруком Г. X. Шаповаловым успешно подготовил полк к предстоящим боям.

На левом фланге бой начинался тяжело. Несколько раз по заявкам Билютина я вызывал огонь дивизионной и даже армейской артиллерии. Наша авиация штурмовала вражеские огневые позиции. Однако по тому, как развивался бой, было видно, что противник считает это направление главным и действует по заранее подготовленному плану. Следовало поставить врага в такие условия, когда план его оказался бы неприемлемым.

К этому времени батальон Релина форсировал Дон и вел бой на окраине Сторожевого.

Подразделения укрепрайона так и не смогли преодолеть реку. Это намного усложнило наше положение. Противник скрытно подтягивал резервы и вводил в бой. Обстановка требовала в первую очередь овладеть Сторожевым. Мы решили перенести главные усилия первого эшелона дивизии правее, чтобы быстрее освободить Сторожевое и прилегающие высоты, а затем, введя в бой 81-й полк, с тыла нанести удар по группировке хортистов против нашего левого фланга.

Вызвав Билютина к телефону, я приказал ему направить на сторожевскую переправу 3-й батальон капитана В. Я. Трифонова, с тем чтобы он обошел Сторожевое с юго-востока и овладел высотой 195,0.

Кондратий Васильевич повторил свое обычное «хорошо, хорошо!» и попросил выслать навстречу батальону командира из штаба дивизии, знающего дорогу. Я обещал ему направить лейтенанта Й. Г. Козыря.

После этого Билютин попросил разрешения взять роту автоматчиков и лично отправиться в 1-й батальон (тот продолжал лежать перед передним краем обороны противника).

Я согласился и пообещал ему дать батарейный залп гвардейских минометов, чтобы расчистить путь батальону.

* * *

В районе аношкинской переправы нарастала новая угроза. Когда после залпа батареи «катюш» батальон Васюкова овладел первой позицией и стал развивать успех, враг начал готовить из района Довгалевки сильную контратаку. Билютин доложил, что Релин из района Сторожевого видит выход пехоты противника на рубеж развертывания. В той обстановке нельзя было допустить контратаки. Я попросил командующего армией нанести по врагу удар авиацией.

Под ударами штурмовиков полковника А. Н. Витрука вражеские подразделения рассыпались и залегли. После штурмовки, когда хортисты попытались продолжить контратаку, огонь нашей артиллерии смял их поредевшие цепи, и остатки мадьяр повернули вспять. 1-й батальон начал продвигаться вперед.

В Сторожевом уже шли упорные уличные бои. Батальон Релина, отражая непрерывные контратаки, продвигался медленно.

На левом фланге положение вновь осложнилось. Когда 1-й батальон Васюкова вышел к домику лесника, автоматчики противника отрезали его от переправ, создав видимость полного окружения. В помощь батальону была направлена рота автоматчиков 81-го полка. Разогнав вражеских солдат, она прикрыла фланги и тыл батальона, создав условия для его дальнейшего наступления.

Близились сумерки. Наши соседи — 53-й УР и 24-я бригада — вели тяжелый бой, сковывая противника. Обстановка требовала дальнейшего наращивания сил на правом берегу Дона — необходимо переправить туда 81-й полк. Командующий, которому я доложил обстановку, с моим решением согласился. К тому времени появилась возможность переместить на плацдарм и наш наблюдательный пункт. Начальник штаба Данилович получил соответствующие распоряжения, и все, кто работал на НП, пошли к реке.

Чем ближе к переправе, тем плотнее становился огонь противника. Осколком разорвавшейся поблизости мины ранило в бедро шедшего с нами командующего артиллерией дивизии В. П. Чистякова. Поручив его заботам адъютанта и санинструктора, мы продолжили путь. Потом переправились на ту сторону в лодке, поднялись на крутой берег Дона, где был подготовлен НП. Проверив условия наблюдения и уточнив обстановку, я вызвал офицера связи, и мы пошли на наблюдательный пункт 78-го полка.

Стемнело. Нам встретилась большая группа бойцов с грузом на плечах, шедших цепочкой к переднему краю.

— Кто идет? — спросил я.

— Саперы, товарищ комдив, — ответил кто-то невидимый в темноте.

Поначалу показалось удивительным, что меня узнали по голосу. Но вспомнилась Калининская область, где три месяца весь штаб и я дни и ночи проводили в частях и подразделениях, и все стало понятно.

Командир 78-го полка К. В. Билютин и комиссар Н. М. Коростылев сидели в наспех приспособленной землянке на окраине Сторожевого. На столе горела гильза — «модный» светильник того времени. После уточнения обстановки, потерь и обсуждения наметок на дальнейшее ведение боя я спросил у Коростылева, как работают в боевой обстановке полковые медики. Николай Михайлович сказал, что их работа выше всяких похвал, и особенно отметил полкового врача Лидию Васильевну Сухину. Она сумела хорошо организовать первую помощь раненым.

Среди многих отличившихся в этот день бойцов и командиров комиссар назвал первым пулеметчика З. Я. Шкандыкова, прикрывшего батальон Васюкова от вражеских автоматчиков, проникших в его тыл.

За ночь на плацдарм переправилась почти вся дивизия, а 78-й полк овладел юго-восточной частью Сторожевого.

Забрезжил рассвет. На НП появился командир 81-го полка майор Кривомлин. Ему была поставлена задача после пятиминутного огневого налета наступать в направлении высоты 187,7, разрезая группировку противника в излучине Дона на две части, чтобы создать условия для удара с тыла по Селявному и Сторожевому.

Используя овраг южнее Сторожевого, 1-й батальон 81-го полка обошел высоту 176,3 и ударом с тыла овладел ею. После комбат капитан И. Г. Чеботарев повернул подразделение к высоте 195,0, обходя Сторожевое с юго-запада.

— Хорошо сработал, Иван Григорьевич, — сказал я Чеботареву по телефону, — благодарю и поздравляю.

Противник тоже по достоинству оценил этот маневр. Под сильным прикрытием артиллерии около двух гитлеровских батальонов перешли в контратаку из района северо-западнее Сторожевого. Но по огневым позициям врага нанесла удар армейская артиллерия, и огонь гитлеровцев заметно ослаб. Одновременно по пехоте ударила и дивизионная артиллерия, которая за ночь переправилась на плацдарм. Вступили в бой орудия прямой наводки, батальонные минометы, станковые пулеметы. Противник залег. Батальон вновь поднялся в атаку и стал продвигаться вперед.

Главные силы 81-го полка успешно развивали наступление на высоту 187,7. Занимая центральное место в излучине Дона, высота во многом определяла возможность удержания всего района. Это была очень укрепленная позиция, и чем ближе подходили к ней гвардейцы, тем ожесточеннее становилось сопротивление противника.

С наблюдательного пункта было хорошо видно, как 2-й батальон 81-го полка, которым командовал старший лейтенант И. Г. Яременко, стремительной атакой вышел к высоте. Потом там завязался тяжелый бой с непрерывно контратакующим врагом. Стало ясно — чтобы добиться успеха, надо усилить удар. И я с тревогой подумал: примет ли такое решение сам командир полка, или придется вмешиваться? Точно определить момент ввода вторых эшелонов и резервов не так-то просто. В ограниченное время командир должен правильно оценить обстановку и послать людей в бой именно тогда, когда они смогут решить его успех.

Но вот бежит от рации начальник оперативного отделения майор Матвеев:

— Майор Кривомлин просит разрешения ввести свой второй эшелон для овладения высотой сто восемьдесят семь и семь!

К этому времени Билютин доложил, что батальон Васюкова выходит с тыла к Селявному.

— Но ведь село не входит в границы полка, — добавил он. — Какие будут указания?

— Границы не забор, а линия взаимодействия с соседом! — несколько резко ответил я. — Селявное атаковать через тридцать минут.

В это же время вводился в бой второй эшелон 81-го полка.

После сильного огневого налета оба батальона, развернувшись ротными цепями и стреляя из винтовок на ходу залпами, пошли вперед. Потом мы услышали мощный взрыв многих сотен одновременно брошенных гранат. Враг дрогнул, высота 187,7 была захвачена и осталась за боевыми порядками полка. Он успешно продвигался к высоте 185,6, выходя в тыл всей группировке противника против нашего левого фланга.

Удар батальона Васюкова по Селявному с тыла оказался для врага неожиданным. 4-й пехотный полк противника, бросая обозы и артиллерию, бежал, оставив сильно укрепленный пункт, для удержания которого, казалось бы, предусмотрено было все. На войне бывает и так — самые неприступные укрепления оказываются бессильными перед волей к победе. В Селявном батальон старшего лейтенанта Васюкова захватил 18 орудий, 5 минометов и много другого оружия, техники и имущества.

Наступила вторая ночь. Подразделения укрепрайона все еще не форсировали Дон, а 24-я мотострелковая бригада овладела лишь селом Титчиха.

В Сторожевом еще продолжались тяжелые бои. Только к утру 8 августа силами двух батальонов 78-го полка и одного батальона 81-го полка было завершено его освобождение и захвачена высота 195,0, удержание которой прочно заслоняло правый фланг дивизии от контратак противника.

Паника охватила 9-ю пехотную дивизию хортистов. Бросая артиллерию, оружие и имущество, ее подразделения бежали далеко в тыл. Там их, правда, встречали, наскоро приводили в порядок и опять бросали в бой. В течение 9 августа противник контратаковал несколько раз силами до двух батальонов. Враг пытался вернуть Сторожевое, но все его попытки были отражены с большими для него потерями.

Освободив Сторожевое, гвардейцы батальона В. Г. Казакова обнаружили в одном из общественных амбаров семь трупов расстрелянных колхозников. Рядом, в бывшем здании правления колхоза, размещалась воинская почта. Кроме корреспонденции там оказалось много посылок с награбленными вещами. Когда мне рассказали об этом, я подумал, как все это закономерно: расстрелянные и рядом награбленное добро. Ведь убийства и грабежи лежат в основе политики и практики фашистов и их пособников.

Наш удар и захват в первый же день плацдарма на правом берегу Дона, видимо, серьезно встревожил немецко-фашистское командование. Не надеясь на своих союзников, немцы, как мы потом узнали, немедленно направили из своего резерва 429-й полк 168-й пехотной дивизии, чтобы вместе со свежими частями двух пехотных дивизий хортистов при поддержке полусотни танков восстановить положение на правом берегу Дона.

Удар врага нацеливался в центр нашего боевого порядка. Подойдя к району боевых действий, пехота, усиленная танками, утром 10 августа с ходу пошла в атаку на высоту 185,6. Захват ее создавал условия для дальнейшего развития успеха. Мы сразу почувствовали наглый, оголтелый нажим врага. Не считаясь с потерями, гитлеровцы вели плотный огонь из автоматов и, крича и беснуясь, рвались вслед за танками к высоте, которую обороняли гвардейцы 3-го батальона 81-го полка под командованием старшего лейтенанта А. Н. Афанасьева. Немцев было не менее двух батальонов с двадцатью танками.

Я приказал исполняющему обязанности командующего артиллерией дивизии полковнику Н. М. Левину нанести по врагу удар дивизионом гвардейских минометов.

Тут же позвонил командир 81-го полка майор Кривомлин.

— Нахожусь на высоте сто восемьдесят пять и шесть, у Афанасьева, — сообщил он. — Гитлеровцы идут за танками в психическую. Не иначе как пьяные. Прошу поддержать батальон противотанковой артиллерией и пулеметами.

— Противотанковый дивизион на рубеж у высоты сто восемьдесят пять и шесть! — крикнул я начальнику штаба. — Туда же пулеметную роту!

Тут мы услышали грохот «катюш».

Цепи наступавших залегли. Лишь танки, стреляя на ходу, подходили к высоте. Стоявший на прямой наводке взвод гвардии лейтенанта И. М. Яровикова подбил четыре машины. Однако нескольким вражеским танкам все-таки удалось ворваться на высоту. По ним открыли огонь орудия 29-го истребительно-противотанкового дивизиона майора Л. И. Остроухова, развернувшегося на новом рубеже. Подоспела рота пулеметного батальона майора Е. Г. Словского. Вырвавшиеся вперед танки уже горели. Гитлеровцы, пытавшиеся продолжать атаку под сильным ружейно-пулеметным огнем, откатились, понеся большие потери.

В том бою майор Ф. Г. Кривомлин был ранен. Отличный пулеметчик, он взял в свои руки пулеметную роту. Восемь «максимов» сеяли смерть среди атакующих фашистов и вместе с противотанковым дивизионом создали перелом в ходе боя. Гитлеровцы обрушили на пулеметчиков шквал минометного огня, они стали главной целью для вражеских танков, но выстояли.

За этот бой Ф. Г. Кривомлин был награжден орденом Красного Знамени. Во временное командование полком вступил заместитель Кривомлина старший лейтенант Иван Васильевич Кулик.

Несколько позже до двух батальонов противника пытались нанести удар по левому флангу 81-го полка из района Довгалевки. Но мы вовремя вызвали авиацию, и наши штурмовики разгромили врага, не позволив ему перейти в атаку.

Геройски сражались гвардейцы 1-го батальона 78-го полка, которым командовал старший лейтенант М. И. Васюков. Они обороняли высоту 187,7. Поддержанные взводом полковой батареи старшего лейтенанта Е. Е. Амшаркина, воины отразили три атаки свежих частей 20-й пехотной дивизии хортистов, усиленных 35 танками. Бойцы стояли насмерть. Батальон нес очень большие потери, более половины станковых и ручных пулеметов, ротных минометов и противотанковых ружей вышло из строя, но гвардейцы удерживали свои позиции.

Когда я пришел на высоту, там догорало пять вражеских танков. Траншеи были почти полностью разрушены, и в них лежали и солдаты противника, и погибшие гвардейцы. Перед нашими позициями поле усеяли трупы вражеских солдат. Ближе к высоте они лежали цепями. Как шли в атаку, так и полегли, скошенные огнем наших пулеметов.

Сразу будто постаревший, с безмерно усталым лицом, молча стоял возле меня командир батальона Михаил Иванович Васюков.

— Все, что могли, сделали... — хрипло выговорил он.

— Спасибо. От имени командования, от имени Родины. Живым и мертвым — спасибо. И память им вечная, и слава бессмертная... — Я крепко стиснул руку комбата.

Отразив многочисленные атаки, дивизия к исходу 10 августа закрепилась на достигнутом рубеже. В тот день на плацдарм переправились подразделения укрепрайона. Им поручили оборону Сторожевого.

В ходе боев по захвату плацдарма враг потерял убитыми и ранеными около 10 тысяч солдат. Мы захватили 68 орудий, минометов, много стрелкового оружия, техники и другого имущества{2}. Там были разгромлены части 7, 9 и 20-й пехотных дивизий хортистов и 429-й пехотный полк 168-й пехотной дивизии гитлеровцев.

Настроение гвардейцев, несмотря на понесенные нами потери, было боевым. Они увидели дело рук своих, почувствовали уверенность в себе, ощутили вкус победы. Укрепилась вера бойцов в своих командиров, в их опыт и умение, повысился авторитет коммунистов, всегда шедших впереди.

В один из этих дней на пути в 81-й полк я остановился у рощицы, где стояла походная кухня. Время обеденное, и адъютант, тоже проголодавшийся, подсказал: здесь, мол, можно перекусить. Рота пообедала, гвардейцы курили. Я подошел к ним. Люди начали подниматься, но я попросил их сесть, сам присел на пенек, закурил.

— Как настроение, товарищи? Поднялся пожилой усатый гвардеец.

— Настроение доброе, товарищ полковник! Когда шли бои, то видно было только, откуда фриц огонь ведет, А как потише стало, огляделись, так даже не верится. Такой плацдарм захватили, да сколько фашистов уложили, техники искромсали...

— Да, — подтвердил я, — большое дело сделали. Но ведь и удержать плацдарм надо. Немцы нас в покое не оставят. Это не в их правилах. Главное сейчас — хорошо закрепиться и быть в постоянной боевой готовности...

— Это мы все понимаем, — закивал усач. — И бить фашиста еще не раз будем.

В те же дни 73-й полк, приданный 174-й стрелковой дивизии полковника С. И. Карапетяна, форсировал Дон севернее Коротояка и вместе с частями дивизии освободил город. На правом берегу Дона, в непосредственной близости от сторожевского плацдарма, образовался, правда ненадолго, еще один плацдарм.

Меня интересовали подробности этих боев, и, когда я встретился с командиром полка А. С. Беловым, он кое-что рассказал.

На подготовку боя мы имели там около суток. В ночь на 5 августа 2-й батальон капитана И. Н. Котляренко и 1-й батальон капитана П. С. Каргинова с обеими ротами автоматчиков внезапно, без артиллерийской подготовки, форсировали Дон и захватили небольшие плацдармы в пойме реки. Утром противник увидел гвардейцев, действующие переправы и немедленно открыл огонь. В воздухе появилась авиация, бомбившая плацдарм, районы переправ и подходы к ним.

Под огнем врага начальник артвооружения полка гвардии капитан М. Д. Ханин сумел доставить на плацдарм боеприпасы, обеспечив устойчивость наших подразделений на вражеском берегу.

Огонь усиливался. Полк нес потери, в передовых подразделениях погиб инструктор по пропаганде батальонный комиссар Г. С. Чернышов. На переправе ранило начальника штаба полка капитана В. М. Терезюка. Понтоны и лодки были разбиты. Днем преодолевать реку стало невозможно. Но когда стемнело, враг уже не мог вести прицельный огонь. Тогда 3-й батальон старшего лейтенанта А. Я. Обухова и остальные подразделения полка, а также приданная ему рота легких танков форсировали Дон.

На рассвете 6 августа гвардейцы атаковали противника и стремительным ударом захватили села Аверино и Мытищи. Развивая успех, полк и части 174-й дивизии, наступавшей на город с фронта, к вечеру освободили его.

Коротояк — узел грунтовых дорог в непосредственной близости от рокады противника Россошь — Острогожск — Воронеж. С его потерей вражеское командование не могло смириться. Немедленно начались контратаки, которые все время усиливались. Против частей, оборонявших плацдарм, противник ввел в бой до трех пехотных дивизий, из них одну немецкую, и до сотни танков. Целую неделю днем и ночью продолжались бои.

Восемь суток 2-я стрелковая рота, усиленная 45-миллиметровым орудием сержанта И. В. Панганиса, обороняла важный перекресток дорог у села Аверино. 15 августа в очередной атаке врага участвовало 15 танков и до двух рот мотопехоты. Ночью перед боем Панганис сменил огневую позицию и тщательно ее замаскировал. Не видя пушки, вражеские танкисты открыли огонь по позиции роты, предвкушая легкую победу. Внезапно прогремел выстрел сорокапятки, и гитлеровский танк окутался дымом. Танкисты врага усилили огонь, увеличили скорость и ворвались в район обороны роты. Однако шедшую за ними пехоту гвардейцы отсекли, и она залегла у переднего края. В тот момент вторым выстрелом Панганис подбил танк. Гитлеровцы заметили пушку и сосредоточили огонь по ее позиции. Расчет вышел из строя. У орудия остался один командир. Ему удалось подбить еще одну машину. Вражеские танки начали утюжить траншею. В них полетели гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Тем временем прямым попаданием снаряда разбило орудие, сержанта Панганиса ранило. Фашистский танк приблизился к огневой позиции, стремясь раздавить гусеницами бесстрашного артиллериста. Превозмогая боль, Панганис схватил связку гранат, бросился под танк и подорвал его.

Игорю Панганису было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Его имя навечно занесено в списки 73-го гвардейского стрелкового полка.

В тех боях гвардейцы уничтожили до двух полков пехоты врага, подбили 27 танков, 35 орудий, 4 самолета, захватили много техники и оружия. Но и полк потерял более половины личного состава и вооружения...

Вернемся, однако, на сторожевский плацдарм.

11 августа там наступило относительное затишье. С утра противник обстрелял наблюдательный пункт 53-го артиллерийского полка несколькими снарядами, дающими при разрыве густой белый дым с синеватым оттенком и резкий раздражающий запах. Находившиеся на НП командиры и бойцы не обратили на это внимания и не надели противогазы, а потом в течение двух часов испытывали слабость, тошноту и рвоту.

Я немедленно доложил об этом командующему. Вместе с начальником химической службы дивизии майором Н. А. Будрейко штаб дивизии организовал проверку состояния средств защиты в частях и подразделениях, установил посты химического наблюдения. Во всей армии повысилась готовность к химнападению противника.

С того же дня обе стороны приступили к усиленным работам по оборудованию рубежей. Все наши командиры и штабы день и ночь трудились на позициях, проверяя качество их оборудования и маскировки, условия обзора и обстрела, организацию противотанковой и противовоздушной обороны. Саперы 28-го отдельного гвардейского саперного батальона майора Н. Е. Дорохова минировали пространство перед передним краем, а на отдельных участках — ив глубине обороны. Уже ходили через Дон три парома. Средствами армии начали строиться мосты. Переправы работали под огнем противника, но все-таки обеспечивали дивизию всем необходимым.

15 августа, переправившись на лодке, к нам прибыл командарм вместе с вновь назначенным командующим артиллерией дивизии полковником Ф. И. Соловьевым.

На своем наблюдательном пункте я доложил генералу Ф. М. Харитонову об организации обороны, данные о противнике, показал на местности, как проходили бои по захвату плацдарма, о которых он знал из моих докладов.

Командующий уточнил нашу задачу, и мы поехали на командный пункт дивизии, располагавшийся в лесу западнее Титчихи.

Мне хотелось упросить Федора Михайловича вернуть нам 73-й полк, который все еще воевал в составе 174-й стрелковой дивизии.

— В боях за плацдарм дивизия понесла большие потери, — сказал я, — и сейчас двумя неполными полками занимает оборону на широком фронте. В резерве у нас только учебный батальон. Да и пополнить бы дивизию необходимо до штатного состава. Нельзя ведь думать, что противник смирится с захватом плацдарма. В ближайшее время надо ждать его контрудара...

Мне самому эта аргументация казалась убедительной.

Но генерал Харитонов, согласившись, что надо ждать контрудара противника и готовиться к нему, жестко парировал:

— Не думай, что, находясь на фронте, ты сумеешь пополнить дивизию до штата.

К сожалению, Федор Михайлович оказался прав. До самого конца войны людей всегда было в обрез.

Подходил к концу август. К этому времени дивизия со средствами усиления обороняла весь плацдарм. Мы не только прочно укрепились на нем, но и улучшили свои позиции, успешно проведя несколько частных операций.

Захват сторожевского плацдарма создал оперативную угрозу растянутым коммуникациям врага в его глубоком тылу. К концу месяца над нами что ни день зависала «рама» (так называли в войсках немецкий разведывательный самолет «Фокке-Вульф-189»). Это нас насторожило.

Сбить такой самолет средствами дивизии было трудной задачей. Однако по нему всегда открывали зенитный и пулеметный огонь, не позволяя разведчику безнаказанно снижаться. 26 августа в районе 1-го батальона 81-го полка «рама» на малой высоте появилась из-за леса. Но хитрость гитлеровцу не удалась. Предупрежденные нашими наблюдателями, гвардейцы встретили самолет сильным огнем, он рухнул в нашей полосе и взорвался.

В сентябре на позициях противника стало заметно оживленнее: увеличилось движение в тылу и на дорогах, ведущих к фронту, усилились инженерные работы, которые велись значительно большим количеством солдат, чем раньше. Наблюдатели докладывали, что изменился и режим дня, в частности время, а кое-где и место приема пищи. По всему было видно, что враг подтянул свежие силы и готовится к наступлению.

Я доложил об этом командующему. Он приказал немедленно организовать захват пленных и готовиться к отражению вражеского удара.

— Твои данные совпадают с моими, — сказал генерал Харитонов, — так что готовься хорошенько.

Федор Михайлович обещал усилить нас 116-й танковой бригадой и одним стрелковым полком, так как наш 73-й все еще воевал в составе 174-й стрелковой.

Операция по захвату «языка» прошла удачно. Дивизионные разведчики во главе с сержантом Александром Пригориным захватили двух солдат 23-го пехотного полка 20-й пехотной дивизии хортистов. Пленные показали, что их части готовятся вместе с подошедшими полками вермахта сбросить нас с правого берега Дона, а немцы станут развивать успех дальше.

Установив приготовления противника, мы стали еще более тщательно готовиться к отражению его контрудара. Штабы дивизии и частей работали с предельным напряжением. Мы усилили минирование и устройство ложных и запасных позиций, сменили места многих наблюдательных пунктов и огневых позиций артиллерии. Проверялась работа средств связи, боевая готовность артиллерии, пути и сроки выхода на рубежи развертывания для контратак вторых эшелонов и резервов, бдительность наблюдателей и дежурных подразделений и многое другое.

Гитлеровцы, готовясь к наступлению, пошли на такой психологический прием. 8 сентября они сбросили над плацдармом листовки, в которых хвастливо заявляли: «25-я гвардейская, учитесь плавать, завтра вы будете в Дону».

Немцы день указали точно. В 5.30 9 сентября длительной артиллерийской подготовкой и непрерывными ударами авиации начался их мощный контрудар. Пылью и черным дымом заволокло наш передний край и ближайшую глубину обороны. Казалось, что вновь возвратились предрассветные сумерки.

Под огнем оказались вся полоса дивизии, район переправ и подходов к ним. Была потеряна проводная связь с 78-м полком. Однако начальник связи майор Яловский сразу переключил меня на провод артиллеристов. Этим приемом мы пользовались и в дальнейшем. В 6.00 около 20 «юнкерсов» нанесли бомбовый удар по Сторожевому, а через пять минут 14 вражеских самолетов уже бомбили высоту 187,7.

Атака началась на всем фронте. Но основная масса танков и пехоты наступала на Сторожевое, где оборонялись подразделения укрепрайона, и высоту 187,7, которую держали гвардейцы 1-го батальона 78-го полка.

Однако враг не застал нас врасплох. Артиллеристы и минометчики открыли массированный огонь по пристрелянным рубежам. По мере продвижения гитлеровцев и хортистов он нарастал — начали стрельбу орудия прямой наводки. Губителен был пулеметный и ружейный огонь наших воинов. Во всей полосе дивизии первый удар был отражен. Но атаки противника, поддержанные артиллерией и авиацией, с небольшими перерывами следовали одна за другой.

Командир 53-го УРа полковник Дашкевич сообщил, что в Сторожевом идет тяжелый бой. Успешно отразив две атаки гитлеровцев, пулеметно-артиллерийский батальон, не выдержав последующих ударов, начал отходить. Брошенный в бой резерв не изменил положения. Немцы захватили северную окраину Сторожевого. Стало ясно — основная опасность грозит именно оттуда.

Примерно к 10 часам в лес южнее Сторожевого подошла 116-я танковая бригада подполковника А. Ю. Новака. Мы решили после удара авиацией и пятиминутного налета артиллерии и гвардейских минометов контратаковать противника в Сторожевом силами 73-го полка, который, вернувшись накануне из 174-й дивизии, не был, правда, еще пополнен. Но другого выхода не было — время не ждало. Вместе с полком должна действовать рота танков КВ из бригады Новака.

Генерал Ф. М. Харитонов одобрил это решение и предупредил, что на меня возлагается ответственность за удержание Сторожевого. Затем командующий сказал, что подчиняет мне 53-й УР, и пообещал срочно направить в мое распоряжение 727-й полк 219-й стрелковой, а также усилить действия авиации.

Вскоре 73-й полк во главе со своим командиром майором Беловым, поддержанный танковой ротой капитана Н. П. Брыка, втянулся в Сторожевое и контратаковал врага.

Выдвинувшись вперед и заняв выгодную позицию, расчет истребителей танков сержанта Брехунова подбил два штурмовых орудия. Еще четыре машины сожгли наши танкисты. Только пулеметный расчет красноармейца Н. А. Приймака уничтожил более 50 гитлеровцев. Но силы были неравны. Противник подтянул резервы, нанес удар своей авиацией и, не считаясь с потерями, занимал дом за домом. В этом бою был контужен командир полка майор Белов. За ним поехал мой адъютант, чтобы доставить в медсанбат.

Несмотря на тяжелое положение, которое складывалось также и в районе высоты 187,7, мы решили ввести в направлении Сторожевого стоявший неподалеку второй эшелон 78-го полка, его 3-й батальон. Им командовал капитан В. Г. Казаков, сменив В. Я. Трифонова, который был ранен. Этот батальон освобождал Сторожевое в период захвата нами плацдарма. Теперь ему предстояло задержать гитлеровцев до подхода обещанного нам 727-го полка.

Атака батальона, начатая при поддержке роты танков вслед за залпом дивизиона гвардейских минометов, на какое-то время остановила гитлеровцев. Но после короткой заминки бой разгорелся с новой силой. Четырем танкам врага удалось вклиниться в боевые порядки батальона. Два из них сожгли наши танкисты, но противник продолжал наращивать усилия. Гвардейцы дрались за каждый дом, многие из них остались в окружении, ведя бой в тылу противника. Уже стемнело, когда 73-й полк с большими потерями отошел из Сторожевого. Батальон Казакова вел бой в окружении до поздней ночи и только в темноте вышел к своим.

В районе высоты 187,7 обстановка складывалась не легче. Она несколько раз переходила из рук в руки.

Вскоре с нашего НП стал виден только дым, окутывающий высоту, и вспышки выстрелов. Я попросил связать меня с Билютиным.

— Какое положение на высоте?

— В батальоне Васюкова, — послышалось в трубке, — большие потери. Немцы заняли северо-западную часть высоты...

— Снимите с участков, где противник атакует меньшими силами, все, что можно, усильте батальон обеими ротами автоматчиков. Высоту надо полностью очистить. Чего бы это ни стоило. Посылаю к Васюкову начальника штаба дивизии, — сказал я командиру полка.

Прибыв вместе с майором А. Н. Потемкиным в район высоты 187,7 и разобравшись в обстановке, И А. Данилович сумел организовать контратаку, решительными мерами восстановил положение. Гитлеровцы с большими потерями были отброшены, и грозная опасность на какое-то время отодвинулась.

На левом фланге дивизии в течение дня тоже шел тяжелый бой. Северная часть села Урыв несколько раз переходила из рук в руки. Назначенный после ранения Ф. Г. Кривомлина в 81-й полк подполковник Павел Константинович Казакевич в первом же бою проявил себя подготовленным, решительным и инициативным командиром. Он особенно успешно решал вопросы взаимодействия. Поставив всю полковую и приданную артиллерию на прямую наводку, Казакевич закрыл противнику возможность дальнейшего развития наступления в Урыве. Использовав удар нашей авиации по северной части села, он вслед за залпом гвардейских минометов ввел в бой второй эшелон и совместно с подразделениями 24-й мотострелковой бригады очистил Урыв от противника.

Только артиллеристы 7-й батареи 53-го полка, которыми командовал лейтенант С. В. Стеблинский, подбили в том бою семь танков и уничтожили до трехсот солдат и офицеров противника.

Тем временем в районе Сторожевого события принимали все более грозный характер. Овладев селом, немцы попытались развить наступление на лес южнее него, вдоль правого берега Дона.

Сложившаяся обстановка требовала наращивания усилий. Пришлось ввести в бой последний резерв — учебный батальон старшего лейтенанта Г. С. Ключерова вместе с истребительно-противотанковым дивизионом и пулеметной ротой.

Заняв рубеж перед северной опушкой леса, подразделения отразили восемь атак немцев, подбили семь танков и уничтожили до двух батальонов пехоты. Так создались необходимые условия для наших действий с целью вернуть Сторожевое на следующий день.

По свидетельству раненого немецкого ефрейтора 429-го полка, которого мы вечером подобрали в том районе, огонь снайперов, залповый огонь из винтовок и одновременный бросок гранат по наступающим цепям наносили врагу опустошительные потери, вызывали панику среди солдат и офицеров.

В том бою пал смертью героя, заменяя погибший расчет орудия, комиссар 29-го гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона батальонный комиссар Семен Терентьевич Ананьев.

Наступила ночь. За противником было организовано тщательное наблюдение. Все находились в боевой готовности. В частях уточняли потери, объединяли поредевшие подразделения, разбирались в их истинном положении на местности, минировали рубежи на танкоопасных направлениях. Поздно вечером подошел 727-й стрелковый полк подполковника А. М. Дмитришина из 219-й дивизии, тоже небольшой численности. Пришло пополнение танков и в 116-ю танковую бригаду.

Позвонил командарм и попросил доложить об итогах дня и о моем решении на завтра. Я сказал генералу Ф. М. Харитонову, что мы намерены прочно удерживать полосу обороны дивизии, а силами 727-го и 73-го полков вместе со 116-й танковой бригадой и при поддержке артиллерии и авиации атаковать противника в Сторожевом и восстановить положение.

Командующий со мною согласился, сообщил, как будет действовать авиация по нашим заявкам, и уточнил количество дивизионных залпов гвардейских минометов, на которые мы могли рассчитывать.

Утро 10 сентября началось нашей атакой. Однако гитлеровцы за ночь хорошо укрепили Сторожевое, поставив на окраине много закопанных танков и самоходных орудий, и мы успеха не имели.

Видимо, фашисты пришли к выводу, что в районе Сторожевого им не продвинуться, и перенесли основные усилия на свой правый фланг. Ударом справа они хотели, вероятно, выйти к Дону и, опять-таки наступая вдоль берега реки, но теперь уже не на юг, а на север, отрезать нас до переправ. Это был хитрый ход.

Но маневр врага был разгадан. Помогло тщательное наблюдение и подслушивание. Наши выводы подтвердил и пленный венгр, захваченный в районе села Урыв. Он показал, что немцы, прибывшие из района Сторожевого, начнут наступление вместе с ними, чтобы сбросить нас в Дон.

Оставив учебный батальон на месте, мы немедленно перебросили 727-й, 73-й полки и 29-й истребительно-противотанковый дивизион ближе к своему левому флангу и усилили 81-й полк пулеметной ротой. Командующий артиллерией дивизии Ф. И. Соловьев перенацелил туда огонь нашей и армейской артиллерии. Была дана заявка на удар авиацией с рассвета завтрашнего дня по району северо-западнее села Урыв, где противник мог сосредоточиться для атаки. Саперы заминировали танкоопасные направления.

После сильной артподготовки и ударов авиации утром 11 сентября начались вражеские атаки. Они пришлись по высотам 187,7 и 185,6, роще Ореховая, Урыву. В них участвовало до двух пехотных дивизий хортистов, двух пехотных полков немцев и около 90 танков.

С первых же минут враг натолкнулся на упорное сопротивление гвардейцев.

На участке 81-го полка гитлеровцы перешли в атаку силами до двух пехотных полков при поддержке полусотни танков в направлении рощи Ореховая. Она являлась мощным опорным пунктом, господствовавшим над всем районом.

Перед атакой противник вел по Ореховой сильный огонь из тяжелых минометов. На нее непрерывно с включенными сиренами пикировали «юнкерсы». Роща окуталась огнем и дымом. Казалось, что ничто живое не может там уцелеть. Но так только казалось. 3-й батальон 81-го полка, которым командовал старший лейтенант А. Н. Афанасьев, не дрогнул. Расчеты орудий прямой наводки и бронебойщики затаились, ожидая, когда подойдут танки. Фашисты, видимо, надеялись на легкий успех. Стреляя с ходу, их танки двигались к Ореховой, а за ними, прижав к животам приклады автоматов, шли гитлеровцы, ведя огонь по нашему переднему краю.

Вдруг из-под танков взметнулись взрывы. Машины одна за другой стали останавливаться. Сработали наши мины. Уцелевшие танки начали отходить. По ним открыли огонь артиллеристы и бронебойщики, а станковые пулеметы поливали огнем пехоту. Вражеская атака захлебнулась.

На участке 78-го полка противник перешел в атаку силой до двух пехотных полков при поддержке сорока танков. По ним еще на рубеже развертывания нанесла штурмовой удар наша авиация. Однако, перегруппировав силы, гитлеровцы продолжали рваться вперед.

Наш дивизион гвардейских минометов ударил по наиболее опасному скоплению противника в районе высоты 187,7. Это в какой-то мере отрезвило вражескую пехоту, и она залегла. Но танки все еще шли вперед. Открыли огонь орудия, стоявшие на прямой наводке. И здесь часть вражеских танков подорвалась на минах, поставленных ночью, но остальные продолжали рваться к высоте, Вот уже несколько машин оказались в 20–30 метрах от нашей первой траншеи. В них полетели связки гранат, зажигательные бутылки, с флангов открыли огонь бронебойщики. На какое-то мгновение танки остановились, ведя огонь с места, а потом начали отходить. Опережая их, бежала вражеская пехота. Так закончился бой за высоту 187,7.

Перед наступлением темноты я пришел туда, чтобы проверить, как закрепились воины на решающем участке. Высоту было трудно узнать. Всю ее перепахали удары реактивных снарядов «катюш», фугасы артиллерии и авиации.

Гвардейцы по-хозяйски, с пониманием дела устанавливали орудия и пулеметы, приспосабливая воронки под позиции. Сразу пришли саперы, чтобы вместе с командирами засветло определить выгодные рубежи минирования.

Велики были наши потери. Чтобы помочь полкам в эвакуации раненых, приходилось направлять транспорт медсанбата непосредственно в стрелковые батальоны. В одной из таких поездок убило командира медико-санитарного батальона военврача 2 ранга В. В. Силина.

В те дни в медсанбате побывал комиссар дивизии Е. В. Бобров. Приехал он оттуда каким-то посеревшим, взбудораженным. Начал с того, что, нервно размяв папиросу, закурил. Потом рассказал, как круглые сутки работают врачи и сестры, не отходя от операционных столов даже при налетах вражеской авиации.

— Разве здесь можно отличить труд от подвига! — проговорил он.

Евгений Васильевич обошел раненых и побеседовал с ними. Никто ни на что не жаловался и ни о чем не просил. Но многие задавали ему один и тот же вопрос: не сдадим ли мы плацдарм врагу? Бобров заверял, что, пока жив хоть один гвардеец, он будет вести бой только на плацдарме.

С похвалой отозвался Евгений Васильевич о новом командире медсанбата А. А. Алферове. Он не только руководил батальоном, но и много работал как врач, потому что людей не хватало.

Командование 6-й армии прилагало большие усилия, чтобы помочь нам. Дивизию поддерживали значительные группы авиации, армейской артиллерии и гвардейских минометов. Тыл армии своим транспортом подвозил нам боеприпасы, продовольствие и другое имущество. На переправах работали армейские саперы, поддерживая их в рабочем состоянии под непрекращающимся огнем и ударами вражеской авиации. Наконец, командующий армией генерал-майор Ф. М. Харитонов, чтобы ослабить усилия противника на сторожевском плацдарме, предпринял 16 сентября силами 745-го стрелкового полка 141-й стрелковой дивизии демонстративное форсирование Дона в районе села Архангельское. И хотя село не было захвачено, гитлеровцы оттянули туда часть своих сил с плацдарма.

Враг так и не добился успеха. Вплоть до 17 сентября продолжались кровопролитные бои за плацдарм. Противник потерял до 9 тысяч солдат и офицеров убитыми и ранеными, 48 орудий, 28 танков, 4 самолета, много другой техники и вооружения и перешел наконец к обороне{3}.

Когда я вспоминаю бои на плацдарме, передо мной как живые проходят стремительный комбат Григорий Львович Релин, прорвавшийся со своими гвардейцами через Дон и оседлавший меловые горы правого берега, беззаветно храбрый Михаил Иванович Васюков и его бессмертный батальон, удержавший в неравном бою с врагом высоту 187,7, находчивый и отчаянный капитан Иван Григорьевич Чеботарев, который умелым маневром овладел высотой 176,3 и создал перелом в боях за Сторожевое, твердый, как гранит, Андрей Никифорович Афанасьев, сделавший со своими гвардейцами рощу Ореховую неприступной.

Я вижу, как, чуть ссутулившись, идет под огнем врага с ротой автоматчиков Кондратий Васильевич Билютин на помощь своему комбату, как горячий Федор Григорьевич Кривомлин, примчавшись в батальон, громит врага огнем пулеметной роты, как ведет в контратаку своих гвардейцев у Сторожевого командир 73-го полка Александр Сергеевич Белов...

Безмерно радовали меня инициатива и разнообразие тактических приемов командиров, которые в самой сложной обстановке смело принимали решения и выходили из тяжелого положения. Восхищала и боевая хватка гвардейцев, их несгибаемый боевой дух, их вера в свои силы, в своих командиров.

* * *

Когда стало ясно, что враг выдохся, мы сразу, не ослабляя боевой готовности, приступили к оборонительным работам. Несколько пунктов нашего плацдарма перешло к противнику, и нам пришлось вновь создавать единую систему обороны и приспосабливать к ней все, что уже сделано.

Вместе с начальником штаба И. А. Даниловичем, командующим артиллерией Ф. И. Соловьевым и дивизионным инженером М. А. Михайличенко мы провели ряд рекогносцировок, затем составили общий план работ, который уточнялся с командирами полков на их участках.

Все учитывали опыт проходивших здесь боев. Каждый наводчик орудия и миномета, пулеметчик, стрелок и автоматчик участвовал в выборе и оборудовании своей позиции, добиваясь наилучшего обзора, обстрела и отличной маскировки. Много было сделано дзотов, выносных площадок, обеспечивающих ведение фланкирующего огня, основных, запасных, ложных позиций и наблюдательных пунктов. Постепенно весь плацдарм покрылся сетью траншей и ходов сообщения. Перед передним краем было установлено около 5,5 тысяч мин. В целом плацдарм гвардейцы подготовили к обороне хорошо.

Прибывшее пополнение мы готовили к боям на левом берегу Дона. Без устали, днем и ночью, на всех этапах работали с пополнением штаб, политотдел, начальники родов войск, служб и тыл дивизии. Строили мы учебу так же, как в пункте формирования. Кое-какие изменения вызывались боевой обстановкой.

В первой половине октября в дивизию пришел Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении в Красной Армии полного единоначалия и отмене института военных комиссаров. С ним пришли и соответствующие указания о проведении необходимой разъяснительной и организационной работы. Вместе с Е. В. Бобровым мы обсуждали, как лучше их выполнить. Потом у нас завязался разговор по существу указа.

Евгений Васильевич мыслил широко.

— Что я тебе скажу, комдив, — начал он, — сейчас ведь не гражданская война. Командиры наши приобрели боевой опыт и опыт воспитания людей в боевых условиях. Единоначалие поднимет их ответственность и авторитет и, я думаю, положительно скажется и на боевых делах. А войскам, непосредственно ведущим бой, всегда лучше иметь одного начальника...

Так считал и я.

* * *

Через две недели приказом командующего армией дивизии вновь была поручена оборона всего плацдарма. Наша ответственность значительно повышалась.

29 октября в дивизию приехали работавший в то время в Исполкоме Коминтерна Матиас Ракоши и участник венгерской революции 1919 года известный писатель Бела Иллеш, автор популярного романа «Тисса горит».

Навстречу им к переправе выехал полковой комиссар Е. В. Бобров. Он привез гостей на новый командный пункт дивизии, разместившийся в блиндажах, отрытых в меловых горах на правом берегу Дона.

После первых приветствий М. Ракоши сказал, что они специально приехали к нам в дивизию посмотреть и поговорить с гвардейцами, которые в тяжелых боях разбили гитлеровцев и хортистов.

Они рассказали нам о том большом резонансе, который получил в Венгрии разгром ряда соединений и частей 3-го и 4-го армейских корпусов хортистской армии на Дону в период захвата и удержания сторожевского плацдарма и боев в районе города Коротояк.

В венгерском парламенте, рассказывал М. Ракоши, был сделан специальный запрос о причинах разгрома и столь больших потерях. Поражение хортистов усилило антифашистское движение. Оно было использовано работавшей в подполье венгерской компартией в борьбе за выход Венгрии из войны и фашистского блока. Коммунисты — эмигранты, жившие в Советском Союзе, говорили о причинах поражения в своих передачах на Венгрию через радиостанцию имени Кошута.

Я познакомил М. Ракоши и Б. Иллеша с дневником, найденным у убитого венгерского ефрейтора. Записи подтвердили оценку ими морального состояния хортистских войск.

Товарищи М. Ракоши и Б. Иллеш посетили наши подразделения, беседовали с бойцами и командирами, побывали на переднем крае, где им показали вражескую оборону и рассказали, как шли бои по захвату и удержанию плацдарма. М. Ракоши выступил перед нашим пополнением на левом берегу Дона, рассказывая о борьбе венгерских коммунистов, о революции 1919 года, потопленной в крови трудящихся, об изуверстве гитлеровцев.

Бела Иллеш вместе с работниками политотдела дивизии несколько раз был на переднем крае, по радио рассказывая своим землякам правду о фашистских руководителях Германии и их пособниках в Венгрии. Сохранился текст его обращения к солдатам, который разыскали школьники из клуба «Поиск» 118-й средней школы Москвы. Вот он:

«Венгерские солдаты! Гитлер гонит вас на убой. Долой Гитлера! Долой поджигателей войны!

Венгерские солдаты! Офицеры обманывают вас, рассказывая, будто советские бойцы и командиры издеваются над пленными. Не верьте этой лжи! Советское командование гарантирует вам жизнь и возвращение на родину после войны.

Венгерский солдат, тебя ждут жена, дети, родина. Кончай войну! Сдавайся в плен! Сдачей в плен ты сохранишь жизнь для себя, своей семьи, своей родины.

Венгерские солдаты! Сдавайтесь в плен! Это единственный способ сохранить свою жизнь. Сталин своим приказом № 55 гарантирует жизнь всем военнопленным. Сдавайтесь в плен! Кончайте войну!»

Первая передача прошла успешно. Мадьяры выслушали Бела Иллеша, не открывая огня. Вторая передача, уже на другом участке нашей обороны, была намечена на воскресенье вечером 1 ноября. Еще на подходе к передовой Бела Иллеш и сопровождавшие его работники политотдела попали под минометный огонь противника. А едва началась трансляция, как в сторону радиоустановки полетели осветительные ракеты, начался мощный артиллерийско-минометный обстрел. Вечером, рассказывая о нем, Бела Иллеш довольно улыбался, говоря, что для писателя, да еще батальонного комиссара, очень важно побывать под настоящим огнем.

С Иллешем мы договорились, что к 25-й годовщине Красной Армии он напишет книгу о борьбе нашей гвардейской стрелковой с немецко-фашистскими захватчиками, о ее бойцах и командирах. А личный состав дивизии в свою очередь брал обязательство еще более умело и решительно уничтожать гитлеровцев.

Забегая вперед, должен заметить, что бойцы свое обещание выполнили, участвуя в наступлении войск Воронежского фронта в январе — феврале 1943 г. Но об этом после.

На прощальном ужине Б. Иллеш сказал:

— Наступит время, когда мы в Будапеште будем вспоминать дни, проведенные у вас в гвардейской дивизии, которая, разгромив гитлеровцев и хортистов на Дону, приблизила час освобождения нашей родной Венгрии.

Так получилось, что в ходе войны соединению не раз пришлось участвовать в тяжелых сражениях за освобождение Венгрии от фашистских захватчиков и их пособников. Уже в конце войны, дойдя до Будапешта, гвардейцы водрузили победное знамя над зданием венгерского парламента. 5 апреля 1945 года приказом Верховного Главнокомандующего 25-й гвардейской стрелковой дивизии было присвоено наименование Будапештской.

Но вернемся к 1942 году. В конце октября начальник штаба соединения И. А. Данилович был назначен командиром 305-й стрелковой дивизии. На его место пришел гвардии подполковник Николай Никитович Петренко. С Даниловичем мы еще не раз встречались на дорогах войны и в послевоенное время. Он оставил о себе самые лучшие воспоминания.

В результате изменение фронтовых границ перегруппировки войск Воронежского и Юго-Западного фронтов в первой половине ноября 1942 года 6-я армия сдвинулась к югу, а наша дивизия оказалась в полосе 40-й армии. Со дня на день мы ожидали приезда к нам командующего армией генерал-лейтенанта Кирилла Семеновича Москаленко, о котором я много слышал. С первых дней войны он успешно командовал на юго-западе артиллерийской противотанковой бригадой, корпусом и армией, а под Сталинградом — 1-й гвардейской и 1-й танковой армиями.

Вскоре по указанию начальника штаба армии генерал-майора З. З. Рогозного я выехал к переправе, где встретил командующего армией К. С. Москаленко и члена Военного совета армии бригадного комиссара И. С. Грушецкого, с которым мы были знакомы еще с периода боев за город Тим.

На командном пункте дивизии мне предложили доложить общую обстановку, состояние соединения и дать краткую характеристику командирам частей. Потом мы поехали на наблюдательный пункт дивизии, где я подробно доложил обстановку по местности. Кирилл Семенович внимательно слушал, уточняя отдельные моменты доклада, потом осмотрел наблюдательный пункт, его маскировку и содержание журнала наблюдения.

* * *

Переодевшись, мы поехали на передний край. Генерал Москаленко осмотрел ряд участков нашей обороны и противника. Два раза он проверял порядок вызова огня артиллерии и ее готовность. Побывали мы и на позициях артполка и истребительно-противотанкового дивизиона. Командарм беседовал с командирами полков, подразделений и бойцами, попробовал пищу в нескольких кухнях разных частей. Он был, казалось, неутомим, всем интересовался и проверял что-либо или отдавал указания с глубоким знанием дела.

Генерал Москаленко выразил удовлетворение инженерным оборудованием плацдарма, его маскировкой и дисциплиной гвардейцев, которые передвигались только по ходам сообщения. В свое время мы были вынуждены организовать специальную комендантскую службу, так как бойцы зачастую ходили вне траншей, демаскировали свое расположение и несли потери от минометного огня противника. Поинтересовался К. С. Москаленко и развитием снайперского движения в дивизии. Нам, кстати, было о чем рассказать.

Подготовленные еще в тылу, снайперы отлично проявили себя при захвате плацдарма, метко ведя огонь по целям, мешавшим нашему продвижению, вражеским снайперам, офицерам, расчетам пулеметов и орудий, смотровым щелям и приборам танков. В обороне каждая пара снайперов, наблюдая и ведя огонь с нескольких позиций в указанном ей секторе, буквально не давала противнику поднять головы. Пленные показывали, что даже ночью, выходя из блиндажа, они предварительно гасили свет, чтобы не попасть на мушку.

В ходе боевых действий снайперов готовили, как правило, в частях, а завершали их подготовку на переднем крае. Меткие огневики были известными людьми в дивизии. Их боевые дела постоянно освещались в печати, о них говорили в беседах и политинформациях. Каждый снайпер имел свой счет убитых гитлеровцев, который мы начали вести со второй половины сентября, когда обе стороны окончательно перешли к обороне.

Чтобы представить значение снайперского движения, привожу данные из дневника снайперов 81-го полка за четыре дня сентября 1942 г. Всего они за эти дни уничтожили 147 гитлеровцев, из них: Бирюков — 36, Галич — 23, Астанин — 23, Симохин — 18, Коваленко — 16, Тыртырьян — 13, Вожилин — 8, Кочевшин — 6, Хламов — 4.

Среди снайперов были и девушки. Особенно запомнилась гвардии младший сержант Зоя Серовикова, обратившаяся ко мне с просьбой о переводе из медсанбата в снайперскую команду 81-го полка. Впоследствии она стала одним из известных снайперов дивизии.

Инициатором снайперского движения в дивизии был красноармеец В. И. Голосов. Овладев меткой стрельбой, он уничтожил 422 гитлеровца, четыре раза был ранен, в дальнейшем вырос до лейтенанта и командира роты. 26 октября 1943 года В. И. Голосову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Только за период боев на сторожевском плацдарме около двухсот наших снайперов были награждены орденами и медалями. Они стали грозной силой, с которой считался противник.

Боевые дела мастеров огня дивизии значительно повысили активность всех видов оружия на переднем крае. Каждый стрелок, пулеметчик, автоматчик стремился уничтожить как можно больше врагов. За фашистами стали охотиться артиллеристы и танкисты. Разведав цель, они выходили на прямую наводку, одним или несколькими выстрелами уничтожали ее и немедленно возвращались в укрытие. Только за декабрь артиллеристы уничтожили 85 дзотов и 54 блиндажа. Исключительную смелость и точность стрельбы показали командиры орудий 29-го гвардейского отдельного истребительно-противотанкового дивизиона сержанты Языкин, Гришин и Ермаков.

25-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции мы встречали в траншеях сторожевского плацдарма. К этому дню было приурочено вручение знаков «Гвардия», впервые присланных в дивизию. Их получили наиболее отличившиеся бойцы и командиры.

20 ноября мы узнали о начавшемся накануне контрнаступлении наших войск под Сталинградом. Доходившие до этого к нам вести о Сталинградской битве вызывали в каждом одновременно и чувство тревоги и недоумения. Неужели, думали мы, иссякли все резервы и нечем помочь Сталинграду? Разумеется, мы не знали обстановки, не знали о том, что в самых тяжелых условиях Ставка готовила силы для решающего удара.

* * *

И вот этот момент наступил. Мы были счастливы, если только в это понятие можно втиснуть обуревавшие нас чувства ликования и гордости. Гвардейцы только и говорили об окружении армии Паулюса, о том, что «вот бы и нам сейчас ударить». Подходила и наша очередь.

27 ноября мне было присвоено генеральское звание. Об этом я узнал на следующий день утром. Кто-то из командиров штаба дивизии слышал в вечерней передаче по радио мою фамилию. Не скрою: это была большая радость для меня. Но не только чувство радости вызвала во мне эта весть — ведь высокое звание налагает на командира и очень высокую ответственность.

В последних числах ноября вечером мне позвонил командующий армией К. С. Москаленко и предупредил, что завтра утром он будет на плацдарме вместе с Константиновым (псевдоним Г. К. Жукова). Мне нужно встретить их, сопровождать и быть готовым давать пояснения о своих войсках и противнике.

Имя Г. К. Жукова было нам хорошо известно. В армии его знали еще до войны, особенно после боев с японцами на реке Халхин-Гол, и как начальника Генерального штаба Красной Армии. В первые годы войны его деятельность была связана с разгромом немцев под Москвой и окружением их под Сталинградом.

Командиры дивизий были наслышаны о Жукове как о талантливом полководце, твердом и решительном человеке, в руках которого сосредоточена огромная власть. Поэтому докладывать ему — дело очень ответственное, и я потратил большую часть ночи, чтобы продумать детали и подготовиться к завтрашней работе на местности.

Оставив в укромном месте машины, Г. К. Жуков и К. С. Москаленко в плащ-накидках поверх шинелей и ушанках по ходу сообщения вышли на передний край к правому флангу полосы обороны дивизии. Внимание Жукова привлек мощный опорный пункт врага в Сторожевом.

— Здесь надо хорошо прикрыться, — заметил он сразу, — и овладеть этим пунктом при первой возможности.

На переднем крае стояла тишина, а если отвлечься, то казалось, будто и нет войны. Мы шли, часто останавливаясь, я докладывал о характере обороны противника и его группировке, стыках и флангах его частей и соединений, огневой системе, опорных пунктах и характере заграждений перед передним краем и в ближайшей глубине.

Прежде всего Г. К. Жуков интересовался деталями обороны и поведения противника: плотностью дзотов на переднем крае, режимом жизни и огня, организацией отдыха. Он все время сверял карту с местностью, определяя возможные подходы к вражескому переднему краю из нашего тыла, уточняя, куда и к какой группировке противника они выводят. Несколько раз Жуков останавливался и беседовал с наблюдателями. Они со знанием дела докладывали ему о режиме дня врага, показывали в своем секторе наблюдения огневые точки и дзоты, точно определяя расстояние до них.

Большое внимание Георгий Константинович уделил роще Ореховая — сильному узлу обороны противника на стыке его 3-го и 4-го армейских корпусов. К характеристике опорного пункта в роще подключился и командующий армией К. С. Москаленко, обратив внимание Жукова на его особое значение в системе обороны хортистов на этом направлении. Внимательно наблюдая за Ореховой, Г. К. Жуков сказал:

— Этой рощей следует овладеть в первую очередь. Иначе возрастут трудности прорыва обороны в целом. — Он повернулся ко мне: — Расскажите-ка, как вы захватили этот плацдарм.

Очень сжато доложил я о методах подготовки дивизии в тылу, об операции по захвату сторожевского плацдарма в августе и отражению контрудара противника в сентябре. Г. К. Жуков и К. С. Москаленко с интересом слушали, не перебивая.

— За это время, — подвел я итог, — здесь разгромлены пять дивизий хортистов и одна гитлеровская.

— Да, плацдарм имеет для нас первостепенное значение, — заметил Георгий Константинович и, немного помолчав, спросил: — А где же был третий полк дивизии?

Я ответил, что 73-й полк решением командующего 6-й армией был придан 174-й стрелковой дивизии и участвовал в захвате и удержании плацдарма на правом берегу Дона в районе Коротояка.

— Так это был ваш полк? — сказал, вставая, Жуков. — Об этом эпизоде я знаю. Хорошо воевали там гвардейцы...

К концу дня командиров дивизий и бригад вызвали на командный пункт армии. Я прибыл вместе с командиром 116-й танковой бригады подполковником А. Ю. Новаком, который усиливал дивизию на период наступления.

Примерно через полчаса нас позвали к Г. К. Жукову. Он сидел у большого стола, на котором лежала карта, а другая карта, закрытая занавеской, висела на стене.

— Садитесь, — пригласил Г. К. Жуков и приказал начальнику разведки армии подробно доложить о противнике.

Я по карте внимательно сверял данные доклада со своими сведениями. Видимо заметив это, Жуков спросил:

— Нет ли у кого расхождений по данным о противнике?

Все дружно ответили, что расхождений нет.

Генерал Г. К. Жуков даже после поездки по передовой особенно настойчиво добивался ясности в знании нами истинного переднего края противника. И не напрасно. Дело в том, что, если бы врагу удалось выдать свой ложный передний край за истинный, это могло бы привести к срыву всей операции, так как артиллерийская подготовка наступления в значительной мере была бы проведена по пустому месту и противник с истинного переднего края мог остановить наступающих своим огнем.

Неожиданно Г. К. Жуков обратился ко мне с вопросом о том, что известно о настроениях противника. Я доложил ему, что на основе допроса пленных венгров можно сделать вывод о том, что настроение у солдат и офицеров плохое. Они не получили зимнего обмундирования. Кормят венгров хуже, чем немцев, и те считают их солдатами второго сорта. Они потрясены большими потерями в ходе захвата нами сторожевского плацдарма и последовавшего в сентябре контрудара. Кроме того, уже теперь, в условиях обороны, они несут большие потери от огня наших снайперов, которые буквально не дают им поднять головы. Особенно плохое настроение у русин и румын. Эти давно не хотят воевать.

— Думаю, — сказал я в заключение, — если по ним хорошо ударить, они побегут.

Затем Жуков спросил меня о состоянии дивизии и направлении, наиболее целесообразном для нанесения главного удара. Доложив, что дивизия полностью готова к наступлению, я сказал, что главный удар целесообразно наносить именно в полосе 25-й.

После этого Жуков задал несколько вопросов об укомплектованности бригады танками и людьми, их подготовке и настроении Новаку.

— Разделяете ли вы уверенность командира двадцать пятой гвардейской в успехе предстоящего наступления? — спросил его Георгий Константинович.

— Это наше общее мнение, товарищ генерал армии, — ответил А. Ю. Новак.

Вскоре Г. К. Жуков отпустил нас. Несколько позднее к нам вышел командующий армией К. С. Москаленко. Он сказал, что нашими докладами Жуков удовлетворен и не сомневается, что дела у нас пойдут успешно. Это был в некотором роде аванс, и его надо еще оправдать. После дополнительных указаний командующего мы разъехались.

На обратном пути я думал о генерале Г. К. Жукове. С представителем Ставки Верховного Главнокомандования я встретился впервые. Мне казалось, что, решая очень крупные вопросы по руководству фронтовыми и межфронтовыми операциями, он замыкает свою работу на командующих фронтами и армиями и их штабах. Но теперь в ходе подготовки к предстоящим боям я увидел, что это не так. Генерал армии Жуков с переднего края обороны, лично оценил местность и противника на главном направлении, говорил с бойцами и командирами передовых подразделений, убедился в их готовности, интересовался настроением людей. Собрав командиров дивизий и бригад, представитель Ставки проверил, нет ли в оценке противника войсками и штабами разногласий. Он узнал от нас о состоянии дивизий, наших нуждах и выслушал ряд предложений, заслуживающих внимания.

«Сила нашего руководства, — подумалось мне тогда, — в том и состоит, что решение, принимаемое по очень большим вопросам, базируется на глубоком знании положения дел в войсках».

Вернувшись на командный пункт, я рассказал Е. В. Боброву и своим заместителям, а потом и командирам полков о встрече с Г. К. Жуковым и высказанной им уверенности, что мы не подведем. На них это произвело такое же впечатление, как и на меня: надо сделать все, чтоб обеспечить успех.

В первой половине декабря я узнал, что Е. В. Бобров должен от нас уйти на корпус или членом Военного совета армии. Мне было очень жаль расставаться с ним. Может быть, это покажется спорным, но я убежден, что на фронте все наши чувства были глубже и сильнее. Видимо, постоянная опасность для жизни снимает все наносное в отношениях между людьми. К Евгению Васильевичу я испытывал теплую привязанность и уважение. Когда в октябре институт военных комиссаров был упразднен и Бобров стал моим заместителем по политической части, в наших отношениях ничего не изменилось. Мы остались боевыми товарищами, продолжая, как и раньше, работать дружно.

Я пошел к замполиту в блиндаж. Он сидел один, какой-то сумрачный и вялый. По моему виду он безошибочно определил, что я уже осведомлен о его предстоящем уходе, и, предваряя мой вопрос, сказал:

— Понимаешь, комдив, не могу я уйти с дивизии. Не могу. Здесь все, чем я живу...

Но через день все-таки проводили мы Евгения Васильевича к новому месту службы.

В дальнейшем Е. В. Бобров работал членом Военного совета армии, стал генералом. По окончании войны он служил в должности начальника политического отдела штаба Московского военного округа. В 1952 году Евгений Васильевич умер. Он навсегда остался в моей памяти и сердце как боевой друг и настоящий человек.

Дон замерз 13 декабря. Выпал глубокий снег. Он засыпал траншеи, ходы сообщения, дороги. Нам прибавилось хлопот. Чтоб не потерять маневренности, приходилось все это расчищать.

В целях увеличения нашей подвижности в предстоящем наступлении тыл армии выдал на каждую дивизию по 500 саней и лыжи на весь личный состав. Командующий приказал всем без исключения овладеть ими.

На плацдарме, в зоне, укрытой от наблюдения противника, начались занятия, а потом и учения на лыжах. Станковые пулеметы, минометы и сорокапятки тоже поставили на лыжи и специальные салазки. За месяц учебы наше соединение добилось неплохих результатов. Итоги мы подвели на лыжных кроссах подразделений, которые проводились в частях и дивизии. Кросс обнадежил нас — мы увидели, что и в условиях зимнего бездорожья можно обрести подвижность и маневренность.

Бывалые воины сразу сделали свой вывод из этих занятий. Как-то, обходя передний край, я подошел к группе гвардейцев из расчета истребителей танков сержанта Г. И. Брехунова. Одетые в теплое обмундирование и валенки, они поглядывали в сторону противника, где солдаты, не имевшие зимней одежды, обмотанные награбленными одеялами и платками, стояли в окопах, как чучела, выплясывая на морозе свой бесконечный танец. Потом один боец из расчета сказал:

— Хорошо бы сейчас наступать. Мороз, снег и ветер в сторону фрица. Мы на лыжах, а он пешком — по уйти ему от нас.

— Вы уже, оказывается, все обдумали и обсудили, — заметил я. — Придется и мне этим заняться.

Гвардейцы довольно заулыбались.

Часто встречаясь с бойцами и младшими командирами на переднем крае, я по достоинству оценил их наблюдательность, которая выросла из опыта первых лет войны. Ничто в обороне противника не ускользало от их внимания, и выводы они делали очень правильные.

Вечером на командном пункте за ужином я рассказал об услышанном мной по поводу наступления. Начальник штаба дивизии Н. Н. Петренко сказал:

— Наши бойцы воюют уже со смыслом.

Подполковник П. Н. Павлов, ставший заместителем командира дивизии по политчасти после ухода Боброва, добавил:

— Иначе и быть не может. Времена наступили другие...

Примерно в середине декабря в дивизию на сторожевский плацдарм приехали член Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенант Ф. Ф. Кузнецов и заместитель командующего фронтом генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский. К их приезду в районе рощи Ореховая мы захватили пленных. Судя по предварительному опросу, они принадлежали к 429-му пехотному полку 168-й пехотной дивизии немцев. Перед нами стояли два рослых гитлеровца, одетые в новое зимнее обмундирование — куртки и брюки белого и зеленого цвета. Такое мы увидели впервые. Пленных допрашивал лично генерал-лейтенант Ф. Ф. Кузнецов.

Заместитель командующего фронтом Р. Я. Малиновский решил осмотреть и проверить оборону плацдарма. Вначале мы поехали на наблюдательный пункт дивизии. Оттуда я показал Родиону Яковлевичу границы плацдарма, передний край обороны противника и его группировку, передний край нашей обороны и боевой порядок дивизии, направление контратак, рубежи развертывания и организацию взаимодействия. Потом генерал Малиновский потребовал показать ему на местности участки подготовленных нашей артиллерией плановых огней и способ их вызова.

После этого уже пешком, соответственно одевшись, мы отправились на передний край в 78-й полк. В том месте, куда мы пришли, первая траншея несколько изгибалась внутрь, обходя большой валун, который резко возвышался над землей. Генерал Малиновский встал на этот валуи и, несмотря на мои протесты, несколько минут стоял во весь рост, осматривая местность. Шел небольшой снег, но видимость оставалась хорошей. На обратном пути он расспрашивал командиров и бойцов об их задачах в обороне, о поведении противника, о настроении, дружески шутил с ними.

У выхода из леса западнее Титчихи я обратил внимание Малиновского на лыжную подготовку подразделений 81-го полка, выведенных в тыл для обучения. Шло ротное занятие. Невдалеке от нас в сторону Дона полетела зеленая ракета, и мы увидели ротную цепь на лыжах, гвардейцев в белых маскхалатах, идущих «в атаку». Они шли, взяв палки под левую руку и стреляя на ходу залпами из винтовок. На правом фланге роты воины тащили на лыжах два пулемета Горюнова, поочередно открывая огонь и меняя позиции. На уступе сзади и слева шел расчет 45-миллиметрового орудия, устроенного на специальных салазках. Артиллеристы передвигали выкрашенную в белый цвет пушку, по обстановке развертываясь для уничтожения огневых точек «противника». Бойцы очень быстро подошли к условному переднему краю и, одновременно бросив гранаты, ринулись вперед.

Родион Яковлевич с интересом наблюдал за ходом занятий.

— На лыжах вслед за броском гранат — такого я еще не видел, — сказал он. — Но это очень здорово!

Я рассказал ему о требованиях командующего армией К. С. Москаленко по лыжной подготовке подразделений и о том, как мы их выполняем. Вернувшись на КП и рассказав Ф. Ф. Кузнецову о своих впечатлениях, Малиновский заметил:

— Когда побываешь на переднем крае, поговоришь с людьми, почувствуешь их боевой дух, то, кажется, и сам набираешься свежих сил и новых мыслей...

Состоянием дел в соединении генерал Р. Я. Малиновский остался доволен. На сторожевском плацдарме пока стояла тишина. Но наши войска под Сталинградом неотвратимо сжимали кольцо вокруг вражеских дивизий. Готовились к наступлению и мы.