Снова в родной дивизии

С конспектом в планшетке, невыспавшийся, в плохом настроении, шел я утром на завтрак по двору учебного центра. И вдруг — глазам своим не верю — навстречу мне, не торопясь, идет комиссар нашей 199-й стрелковой дивизии Федор Никонович Дроздов. Всмотрелся, не ошибаюсь ли? Нет, точно он! Догоняю:

— Товарищ полковой комиссар, разрешите обратиться?

— Ба, Сергеев!

— Здравия желаю, товарищ полковой комиссар!

— Здравствуй, здравствуй! А ты что же, братец, задержался? Тебя в дивизии ждут, твой, как я знаю, друг Сироткин уже несколько раз справлялся, когда же вернешься. Или жизнь в Воронеже чем-то приглянулась?

— Какое уж там приглянулась, товарищ полковой комиссар! Не пускают в дивизию, оставили преподавателем в центре. А мне очень хочется вернуться в свой полк, к товарищам. Помогите, пожалуйста.

— Постараюсь помочь. Я ведь тоже получил новое назначение — в политуправление Юго-Западного фронта. А сюда приехал с первым заданием: возглавляю комиссию по проверке деятельности центра. Сейчас иду к генералу Недвигину, поговорю с ним заодно и о тебе. Если есть свободное время, то пойдем со мной, можешь понадобиться.

Иду с полковым комиссаром.

— Знаешь, — говорит, — что в 617-м новый командир полка?

— Никак нет. А кто же?

— Думаю, порадуешься: капитан Сироткин.

— Сироткин? Так это же замечательно! Вот бы меня к нему начальником штаба! [102]

— Чего не могу обещать, того не могу. Попробую только добиться откомандирования тебя в распоряжение штаба 38-й армии, а дальше — это уж как там решат.

В штабе учебного центра Дроздов оставил меня в приемной, а сам прошел к генералу Недвигину. Минут через пять раздался звонок, адъютант скрылся за обитой клеенкой дверью и тут же пригласил меня к начальнику центра, Я вошел в просторный кабинет, представился.

Генерал Недвигин внимательно посмотрел мне в глаза и, как показалось, осуждающе сказал:

— Не уверен, что вы правы, отпрашиваясь обратно в часть. Ведь нам здесь очень нужны наставники, имеющие высшее образование и боевой опыт, чтобы готовить командиров, не просто способных остановить врага, но и разгромить его. Я не отпустил бы вас, если бы не знал, что, когда человек не отдается целиком порученному делу, не видит в нем цели жизни, он не сможет работать в полную силу. Что скажете?

— Товарищ генерал, я теперь живу одной мыслью: хочу быть на фронте, и, если можно, в своей части.

Семен Иванович задумчиво покрутил кончик пышных усов, хитро прищурился и спросил:

— А может быть, послать вас в академию имени Фрунзе? (Видно, дошла до него наша история с рапортами.)

— Я прошу направить меня на фронт, товарищ генерал!

— Ну что же. На фронт так на фронт! — И нажал кнопку звонка.

Вошедшему адъютанту генерал приказал:

— Проследите, чтобы подготовили документы об отчислении старшего лейтенанта Сергеева из числа преподавателей учебного центра, выписали ему направление в штаб 38-й армии и проездные до станции Купянск. — И обратился ко мне: — Желаю успехов, старший лейтенант!

В приемной, где я задержался в ожидании полкового комиссара, Дроздов подошел ко мне, пожал руку:

— Желаю и я тебе удачи. Воюй, как подобает коммунисту.

Я поблагодарил, отдал честь и, узнав у адъютанта, что все бумаги могу получить через час, отправился к своим слушателям. Попрощался с ними, доложил старшему преподавателю по тактике о своем назначении, собрал скудные вещички и разыскал Ивана Титова. Он и проводил меня на вокзал. Это было 25 мая 1942 года. [103]

А 26 мая я послал открытку жене: «Дорогая Шура! Пишу тебе с дороги. Еду обратно на фронт, надеюсь, что в свою дивизию, но удастся ли это, еще не знаю. Ты, пожалуйста, не беспокойся, уверен, что все будет хорошо. Не хочу от тебя скрывать, что еду по собственному желанию».

Кажется, впервые и в последний раз за всю мою фронтовую жизнь получил я в ответ плохо скрытый упрек: неужели, дескать, нельзя было остаться в учебном центре, перестать рисковать жизнью, которая так дорога родным и близким? Читал, перечитывал, не мог поверить, что такое написала мне жена, так стоически проводившая меня на фронт. Только много позже узнал, что мое письмо пришло тогда, когда сразу несколько знакомых жены получили похоронки.

Судьба — дело труднопредсказуемое. Не знаю, остался бы я в живых, если бы не уехал из Воронежа на фронт. Летом 1942 года враг предпринял наступление на Воронеж. Оно развивалось очень быстро, и танковые части противника появились под городом внезапно. Навстречу им были брошены все наличные силы, в том числе и личный состав учебного центра. Потом мне рассказывали, что среди наших бойцов были большие потери. Как сложилась судьба Ивана Титова, я не знаю. Ни одного письма от него я так и не получил.

В штабе 38-й армии я, не успев даже высказать свои пожелания, получил назначение в родную 199-ю стрелковую дивизию на должность помощника начальника оперативного отделения ее штаба и 29 мая был уже на месте. Но как здесь все изменилось! Все командование — новое: командир дивизии — полковиик В. П. Иванов, комиссар дивизии — полковой комиссар И. Л. Басин, начальник штаба дивизии — полковник Ф. А. Веревкин{3}, начальник оперативного отделения — майор Духов. Все они появились в соединении за последние три месяца. Никто из них меня не знал, поэтому и встретили без особой заинтересованности. Впрочем, это и понятно: в штабе дивизии я раньше не работал, ничем себя здесь еще не проявил, так что авторитет, уважение еще предстояло заслуживать трудом. [104]