Салонта – Дебрецен
Новый приказ. Нам вместе с взаимодействующей румынской частью необходимо форсировать один из главных хребтов Южных Карпат и овладеть в глубоком тылу противника городом Салонта, не дать противнику там закрепиться.
Посмотрел по карте, в полосе наших действий приличных дорог нет.
В начале немного неплохой грунтовой дороги, далее – грунтовка-серпантин для трелевочных тракторов, подходящая к лесоразработке. Далее охотничья тропа, не доходящая на сотни метров до перевала. Затем круча, покрытая густым лесом.
Взбираемся на гору, все выше и выше. Поднялись выше тысячи метров. К прочим трудностях добавилась забота о лошадях.
На этой высоте на одну лошадку можно нагрузить не более двухсот килограмм. Перетряхиваю поклажу, что оставит на повозке, что тащить на себе.
В пушки запрягают по две упряжки. Больше всего хлопот с АРГК. Боеприпасы несем на руках.
Топаю рядом со своей «каруцей», несу снаряд от пушки.
Люди-не лошади, они все могут.
Преодолели серпантин трелевочной трассы, с огромными ухабами, буквально «вспаханную» могучими тракторами.
Приходилось вытаскивать из ям пушки и лошадей.
Осталась позади узкая, извилистая охотничья тропа, последняя круча и вот он – перевал. Пред нами круглая, словно начерченная циркулем, поляна. Она заросла яркой, зеленой, высокой травой и мелким кустарником.
Я обрадовался. Теперь хоть немного отдохнем после тяжелейшей дороги.
Но не тут-то было. Поляна оказалась не лужайкой, а настоящим болотом. Ну кто мог подумать, что такое может быть на вершине горы. Да еще и глубоким.
Саперы попытались определить глубину, не удалось, опущенные длинные шесты не достали дна. Мы столкнулись с уникальным явлением природы.
Перед нами кратер потухшего вулкана.
Для ученых – находка, для нас – беда.
Переправляться нужно как можно быстрее, пока противник не создал впереди нас серьезный оборонительный рубеж.
На первый взгляд, соорудить временную дорогу – «гать» – через болото не сложно, но не при такой глубине.
Рубим лес, таскаем бревна, сучья. Одним словом, помогаем саперам. «Гать» растет метр за метром. Еще немного – и будет готово.
Торопимся, тащим первую пушку. Дорога местами не выдерживает, расползается. Чуть не утопили орудие, но все же перетащили.
Саперы потрудились и все наладилось. Наибольшие трудности были с пушками АРГК. Перетащили их.
Удалось перетащить все свое хозяйство и даже трофейный обоз.
Немцы отступали этим же путем, но свой обоз бросили.
Вот и спуск, трудностей стало не на много меньше.
Только все повторяется в обратном порядке. Иной раз легче поднять, чем спустить, иной раз требуется подправить дорогу или вытащить запутавшихся в деревьях лошадей.
Заканчивается горное бездорожье, горные мытарства.
Осталось перейти горный ручей на опушке леса – и перед нами Салонта.
За ручьем деревня. Разведка доложила, что противника в радиусе 5 километров не встретила.
В густом лесу, перед опушкой, все собираются, строятся колонны. Готовимся к маршруту по равнине.
Решил вместе с напарником Володей обогнать колонну и вместе с саперами зайти в деревню.
По жиденькому мостику перешли ручеек. За ручьем – поселок.
У крайнего домика сидят «деды». К ним подошли саперы. Пытаются узнать, где можно добыть материал для постройки приличного моста. На удивление «деды» хорошо говорили по-русски. Научились в I Мировую войну.
Саперы с ними быстро договорились. За короткое время соорудили неплохой мост.
Сидим, разговариваем с «дедами». Показалась первая колонна. Браво идут ребята, потрепанные бездорожьем, с обычным пехотным вооружением. Мои собеседники удивляются, чем же гоним немца?
Затем показались минометчики с опорными минометными плитами за плечами, сорокапятки, собеседники мои притихли, когда увидели замыкающее шествие пушки АРГК, поняли, почему нужен был крепкий мост, почесали затылки и разошлись.
Командование отвело день на подготовку к броску, теперь уже по равнине.
На день остановились в доме. Хозяева радушные, говорят сносно по-русски, достают из погреба и ставят на стол все, что у них есть, в том числе два запотевших кувшина. В одном из них слабое виноградное, домашнее вино, в другом молоко. Такова местная традиция. Воду не пьют, домашнее вино у них заменяет наш традиционный квас, «гриб». Настроение приподнятое – вот она Салонта. До нее километров 10–15. Противник почти не сопротивляется.
Все бы было хорошо, но столкнулись с новыми, неоцененными ранее трудностями. В полях масса ирригационных сооружений, каналы, канавы с обваловкой, много мостов. Все это местами разрушено, требует ремонта.
Славно потрудились наши саперы и к вечеру мы вышли к городу.
Город заняли, гарнизон особого сопротивления не оказал, капитулировал. Всюду из окон висели белые флаги.
Вечером, преодолев не слишком сильное сопротивление противника, заняли город и железнодорожную станцию.
Салонта небольшой, по-европейски чистый и аккуратный город на юго-западе Румынии, узел железных дорог.
Расселились на ночлег по домам. Жители нас встретили вроде бы нормально.
Отдыхаем, но спим как говориться в одно ухо, чутко. Местность чужая, всякое бывает. «Чуткость» оказалась не напрасной.
После полуночи поднялся переполох. На некоторых улицах началась стрельба. Стреляли из окон чердаков, подвалов. Откуда-то выползли несколько танков.
Командование решило не принимать ночной бой и покинуть город. Остались оборонять ж/д станцию батальон и одно орудие.
Паники, ожидаемой противником, не получилось. Не удалось врагу ночная вылазка.
Отошли без паники, организованно. Потеряли одно орудие и двух-трех бойцов.
Утром вернулись в город. Наше поведение совершенно изменилось.
Вчера вели огонь только по точно выявленным огневым точкам противника. Теперь огневым налетам подвергаются дома, из подворотен и чердаков которых велся огонь.
Берем богатые трофеи, забираем все из магазинов, прихватываем кое-что в жилом секторе. Теперь это официально разрешено. Каждый солдат может посылать домой посылку весом до 10 кг. Один раз в месяц. Тоже касается и офицеров, но им разрешается больше. Поскольку родители у меня погибли, я посылал посылку своему еще довоенному однокурснику. Обрадовал его хорошей скатертью, постельным бельем и еще не помню чем. Он прислал письмо, очень благодарил.
Железнодорожную станцию врагу не оставляли.
Из любопытства пошел посмотреть, что же творится на станции, собственно из-за чего был задуман и завершен наш поход.
На станции стояли три железобетонных хранилища, поражающих размерами.
У одного из складов дверь была раскрыта. В ней стоял наполовину въехавший внутрь товарный вагон.
По сравнению со складом, он казался игрушечной коробочкой.
Заглянул в открытую дверь.
Увиденное меня поразило. Внутри в три ряда по высоте и во много рядов по бокам висели цельные говяжьи туши. На складе их была тысяча тонн или даже больше. Стало понятно, из-за чего мы боролись за эту станцию, ведь наша страна голодала.
В окружении мы были несколько дней. Отбили несколько атак немцев, но продержались. Наконец, к нам на выручку пришла танковая часть.
Дорога к румынскому городу Орадя была к этому времени уже свободна.
Наш полк участвовал в освобождении Орадя и оттуда начал наступление на Венгрию.
Первым объектом нашего наступления был шахтерский поселок и угольная шахта недалеко от границы.
Венгрия располагается на севере Балканского полуострова. Граничит с Германией, Чехословакией, Украиной, Румынией, Болгарией, Югославией, Австрией.
Страна небольшая, население меньше 10 миллионов человек, многонациональная, большинство населения – венгры.
У венгерского народа интересная история, они больше себя называют мадьярами, родиной считают Приуралье.
По разным причинам они покинули родные места, много кочевали и, в конце концов, разгромив жившие здесь многочисленные, но слабые племена, где-то тысячу или более лет назад обосновались в Придунае.
Страна богатая. Имеются различные природные ископаемые. Благоприятные условия для ведения сельского хозяйства, плодородные земли, теплый климат.
Уже прошлым стали и Салонта, и последний поселок Орадя.
Смотрю на раскинувшуюся передо мной венгерскую равнину.
Примерно в километре от нас виднеется небольшая угольная шахта, на которой работает около 200 рабочих, и небольшой горняцкий поселок.
Смотрю не просто с любопытством. Там наши братья по классу, которых наступило время освобождать.
Бой за поселок был скоротечным. Противник отошел, не оказав серьезного сопротивления.
Поселок небольшой, в одну улицу. Дома двухэтажные, многоквартирные, почти точная копия первых построенных у нас на проспекте Ленина в 40–50 гг.
У каждой семьи отдельная квартира. Выделяется одинокий трехэтажный дом. Это общежитие для холостяков. Заселен он меньше, чем на половину.
Шахтой руководят два человека – управляющий, по выполняемой работе сходен с нашим директором. Второй – его заместитель. Он выполняет работу, сходную с работой нашего главного инженера. Еще есть четыре или пять бригадиров, назначаемых из рабочих, совмещающих обычную свою работу и бригадирство.
Дома инженеров существенно отличаются от остальных. Они многокомнатные, имеют большие залы. Непременный атрибут зала – рояль.
Рабочие нас встретили радушно, но без излишнего энтузиазма.
Несколько венгров, себя они называют мадьярами, говорили по-русски. Завязалась оживленная беседа. Говорили о многом, об организации труда, о быте и т.д.
По сложившемуся у меня представлению, уровень жизни горняков соответствовал уровню жизни нашего среднего инженера. Большого желания к участию в революционной борьбе они не проявили.
Характер нашей политической пропаганды существенно изменился после вступления наших войск на территорию Венгрии. Теперь все внимание пропаганды направленно против венгерской армии.
Венгрия была союзницей Германии, а ее войска участвовали в боях вместе с немцами и воевали весьма искусно.
Венгрия и Румыния – страны соседние, а быт и общее настроение у венгров совсем не такое, как у румын.
Венгрия страна богатая. Дома и хозяйственные постройки, как в городах, так и в селах кирпичные, добротные.
Впервые в жизни увидел на окнах многих домов и подвальных помещений прочные железные решетки.
Почти во всех населенных пунктах электрическое освещение, кое-где были телефоны-автоматы. Удивительно, но когда мы приходили, они еще работали.
Нас встречали не очень дружелюбно. У меня сложилось впечатление, что и между собой они часто «выясняют отношения».
Во многих домах находили металлические пластинки с отверстиями. Сразу не понял их назначение. Да ведь это кастеты, одеваемые на руку при драках. Оружие страшное.
Поразило обилие порнографической литературы. В иных домах были целые стопки порножурналов. Рассматривали мы эту литературу с любопытством, но особого ажиотажа она у нас не вызвала. Правда, некоторые воины прихватили с собой по несколько фотографий и привезли их в Россию.
В некоторых домах я увидел впервые в жизни электрические торшеры. Очень удобная переносная электролампа. У нас эта штука появилась в торговой сети через много лет после войны.
Впереди – Дебрецен, второй по численности населения город в Венгрии, важный железнодорожный узел.
Когда-то, веков 10 назад, на этом месте было славянское поселение, об этом говорит происхождение названия города. Тогда он назывался по-славянски «Добрасила».
За город идут ожесточенные бои. Вечером подошли к восточной окраине города. Завтра утром примем участие в его штурме. Расположились лагерем в поле.
Осень в Венгрии теплая. Однако днем прошел дождь и похолодало. Ночью наверное было 4–5 градусов тепла. Радиосвязь до утра не потребуется. Устраиваюсь на ночлег. Выбрал бугорок посуше и повыше. Подостлал плащ-палатку, прикрылся шинелью и заснул.
Просыпаюсь утром, пытаюсь подняться. Падаю на спину сраженный жуткой острой болью в раненой под Воронежем ноге.
Положение скверное. Полковнику уже требуется связь, а я не то что идти, я даже пошевелится не могу.
К полковнику отправил своего радиста Володю, а сам сокрушаюсь, что в такой критический момент произошел рецидив этого ранения, обидно.
Тогда, после операции, хирург сказал, что с ногой, в общем, будет порядок, но ему пришлось удалить часть какой-то мышцы и нерва, а потому всегда буду хромать.
Хромать мне не хотелось, начал тренироваться. Сразу после выписки из госпиталя прошел пешком более 100 километров.
Сперва было больно, потом боль почти прошла. Делал разные упражнения, хромать перестал. Вернее чуть прихрамывал, но окружающим это не было заметно.
Правда все ж бывало, что иногда кто-нибудь скажет: «Чего-то ты ногу тянешь».
О ранении начал забывать, и вот, рецидив в самый неподходящий момент.
До этого дня все было хорошо. Раненая нога о себе особенно не напоминала. Чувствовал иногда, что по ноге будто течет теплая жидкость, так, как при ранении текла кровь.
Более постоянным и неприятным является ощущение, что ступня находится в чем-то теплом, влажном. Врачи это постоянное ощущение не существующей на самом деле влаги назвали миражем. Этот «мираж» преследует меня всю жизнь. В ненастную погоду не могу уверенно сказать – промочил ноги, или это «мираж».
Не получился из меня Мересьев.
Таких острых рецидивов травмы, как под Дебреценом, больше не было. Иной раз похромаешь неделю, другую, и все проходит.
В мирное время лишь один раз прихватило. В доперестроечные времена горожан частенько посылали помогать то строителям таскать кирпичи, то в совхозы на уборочную.
Однажды осенью поехал в совхоз, в ненастную погоду, на уборку картофеля.
Целый день добросовестно ползал по полю, собрал несколько ведер картофеля.
На следующий день травма дала о себе знать. Несмотря на усилия врачей, недели две был на больничном. Не мог ходить.
Положили меня на повозку, подвезли к одному из крайних домов и отнесли в подвал, в котором укрывались местные жители, в основном женщины и несколько инвалидов.
Дальше на повозке двигаться было невозможно, улица, дворы и все вокруг простреливалось оружейно-пулеметным огнем.
Водрузили меня в подвале на стол, кто-то дал на всякий случай револьвер. И уехали, сказав, что вернуться, как будет возможность.
Лежу на столе, то ли заснул, то ли сознание потерял, не знаю.
Открываю глаза, смотрю, слушаю. Револьвер лежит возле меня, в подвале «мертвая» тишина.
Немного пошевелился.
У мадьяр раздался вздох облегчения. Они решили, что я умер. Когда за мной придут всех перестреляют. Немцы, обычно, в таких случаях так поступали.
Наши овладели городом. Стрельба затихла.
За мной приехали, говорят что полковник приказал доставить живого или мертвого. У Володи со связью не все ладится.
Как только привезли меня, помог Володе связаться со всеми корреспондентами. Доложил полковнику, что все необходимые радиограммы переданы или приняты, за одно доложил, что говорят о складывающейся у них обстановке соседи.
Что значит молодость, к вечеру стал немного двигаться.
Ночь ожидалась спокойная. Радиосвязь не потребуется. Надеялся к утру «восстановиться» полностью.
Уже собрался отключить радиостанцию, как вдруг от одного из батальонов поступает тревожное сообщение. Перед ними нет противника, когда он отошел, они не заметили.
Это очень большое упущение. Во-первых, во время отхода противник наиболее уязвим, во-вторых, отойдя на какое-то расстояние, противник может создать новый рубеж обороны. Тогда – опять упорные бои.
Меня удивляет, что, судя по переговорам наших соседей по радио, они контакта с противником не потеряли.
Что это значит: нам готовят ловушку или «прошляпили» в их штабах?
О случившемся доложили комдиву. Он приказал немедленно начать преследование противника.
С километр противника не встречаем. По данным разведки нет его и дальше в полосе действий полка, проходящей вдоль шоссейной дороги.
Километрах в десяти, впереди, находится небольшой немецкий аэродром, а еще через несколько километров – городок.
С километр полк продвигается в боевом порядке, а затем перестраивается в походную колонну и продолжает движение по шоссе.
К аэродрому удалось подойти скрытно.
Произошел короткий бой. Гарнизон аэродрома капитулировал. Взяли 65 пленных. Захватили 4 самолета, вроде наших «кукурузников», один «Мессершмидт» и много горючего.
Пленные показали, что они считали себя в глубоком тылу, нападения русских не ожидали, не ожидают нас и в городе.
Между аэродромом и городом небольшой лес. На опушке леса, перед городом, мы замаскировались.
Время около 5 часов утра, видимость прекрасная. От опушки леса до крайних городских домов метров 300.
Из-за угла одного из домов вышла пара патрулей. Они посмотрели в нашу сторону, ничего не заметили и повернули обратно.
Когда патрули появились второй раз, наша разведка их пленила.
Пленные показали, что в городе расквартирован немецкий батальон, укомплектованный «тотальными» немцами. Это были, в основном, не пригодные для строевой службы либо пожилые и больные мужчины, либо юнцы.
Батальон размещается на западной окраине в двух казарменных зданиях. Одна рота дежурит, две на отдыхе. Город патрулирует один взвод. В городе, в одном из домов живет командир гарнизона – комендант – полковник (oberat). Охраны он не держит.
Командир полка решил двумя батальонами захватить казармы, пока немцы не разобрались, в чем дело и серьезного сопротивления оказать не смогут. Один батальон «прочешет» город, а сам он будет разбираться с комендантом.
Все пошло по плану. Немцы в казармах особенно не сопротивлялись, сдались в плен.
Взяв с собой трех автоматчиков и, почему-то, меня, полковник подошел к занимаемому комендантом дому, отгородившемуся от улицы цветником за фигурной решетчатой с кирпичными столбиками оградой, с закрытыми изнутри воротами и калиткой.
Возле усадьбы на улице никого не было. Никого не было и во дворе у веранды с закрытой дверью, которую наши автоматчики сумели тихо открыть.
Войдя в богато оформленный холл, из которого три застекленные двери вели во внутренние помещения, я увидел незабываемую картину.
По середине стоял немец с поднятыми руками и перекошенным от страха лицом.
У одной из дверей, на коврике, на полу спал немецкий офицер, как выяснилось, адъютант коменданта, а дверь была в спальню коменданта.
Пришедшему в себя часовому, наш полковник приказал вызвать к нам коменданта.
Часовой и адъютант отказались это сделать. Адъютант немного понимал по-русски. Он, как сумел, объяснил нам, что всякого, кто войдет к коменданту в комнату раньше 6 часов утра, тот расстреляет. «Пусть лучше нас расстреляет русский полковник, чем свой комендант».
В это время дверь открылась, и на поднятый нами шум вышел комендант.
Он был одет в парадную военную форму. На вытянутых руках нес шашку и, подав ее полковнику, сказал, что сдается ему, как победителю.
Наш полковник обосновался в кирпичном доме, расположенным в северо-западном углу фруктового сада на западной окраине города.
Перед нами шоссе, идущее с севера на юг, где-то много левее превращающееся в городскую улицу.
За шоссе ровное поле. Там, на расстоянии с полкилометра, окапываются наши батальоны. Далее на флангах никого нет.
Я установил связь с дивизией.
Полковник доложил комдиву, что мы заняли и удерживаем город, нам требуется подкрепление и защита флангов. Комдив поверил только после того, как нас посетила его разведка, и перевел свой штаб в город.
Немцы нас атаковали, но атаку легко отбили.
В середине дня противник снова атаковал большими силами при поддержке бронетехники и авиации.
Рубеж удержали, но с обеих сторон были большие потери. Поле сзади города, у нас в тылу, стало простреливаться противником.
Нависла угроза окружения.
Комдив со своим штабом быстренько, почти панически, покинул город, решив, что положение наше безнадежное, да еще снял часть наших войск на флангах.
Полковник предложил мне со своей радиостанцией уйти со штабом дивизии, я ведь в его штате. Меня за это никто не упрекнет.
Сперва от такого неожиданного предложения даже растерялся, как быть? Решать нужно быстро.
Первой мелькнула «шкурная» мысль: уйти поскорее из этого пекла.
Ее сразу перебила вторая – связь в полку только по радио, если уйду – полк останется без связи. За второй патриотический вариант была и заболевшая нога. Не даст она мне далеко уйти, да и дорога простреливается.
Победил во мне патриотический вариант. Остаюсь со своей радиостанцией в полку, а в тыл отправляю радиста.
Если суждено погибнуть, то лучше на передовой, чем при бегстве в тыл.
Полковник мое решение одобрил и велел располагаться справа от дома, в щели, в тени высоких деревьев. Оттуда хорошо просматривалось все, что происходит в поле за дорогой и перед домом.
Вижу, как по кювету вдоль дороги пробираются двое ПТэровцев с ружьями, а в небе появился «Мессершмидт».
Хочется крикнуть: «Ребята! Вылезайте из кювета, самолеты всегда дают пулеметную очередь по кювету».
Не крикнул. Ребята далеко, не услышат. Все произошло, как и думал. Самолет дал очередь, и дальше по кювету ползает уже только один боец. Жаль оставшегося парня, так глупо погиб.
Кончилась короткая передышка. Началась третья за день, самая яростная атака.
Пехоты у противника не очень много, но ее поддерживает 3 танка и несколько бронетранспортеров.
Наши успешно отбивают атаку. ПТэровцы подожгли два танка, третий, видимо подбитый, куда-то уполз.
На ходу остался один бронетранспортер.
Казалось, в битве наступает перелом. Еще несколько усилий, и наши погонят немцев.
Но… вышло иначе. Массированный налет авиации. И уже наших прижимают к дороге.
У нас нет сплошной линии обороны. Она превратилась в цепочку узлов сопротивления.
Получилось, что, обосновавшись в своей щели, я обороняю правый фланг группы полковника, слева, в саду, уцелевшая сорокапятка и у нее три осколочных снаряда. Это последний наш резерв.
Броневику до нас осталось несколько метров, его длинные очереди крупнокалиберного пулемета леденят душу.
Пули разрываются сзади меня, либо в кроне деревьев надо мной. Они сбивают мелкие сучки, листья, сыплющиеся на меня.
Разрывы пуль напоминают автоматную стрельбу. Создается иллюзия окружения. Понимаю, что немцев сзади нет, но невольно оглядываюсь, ищу глазами притаившегося врага.
Внезапно все закончилось. Бронебойщики подбили броневичок, замолк пулемет.
Наступил вечер, бой затих.
Удержал полк занимаемый рубеж и город ценою больших потерь. Во всех трех батальонах осталось менее, чем по сотне бойцов, всего, как тогда на фронте говорили, «активных штыков».
Установил связь со штабом дивизии. Полковник доложил комдиву, что город удержали, но понесли большие потери.
Комдив ему не поверил. Говорит, что сам видел, как броневик немцев чуть не врезался в дом полковника, а сзади дома, в тылу шла интенсивная автоматная перестрелка. Немцы атаковали вас с тыла.
Эффект от стрельбы разрывными пулями ввел его в заблуждение. Он решил, что немцы нас пленили, и мы ведем переговоры под их диктовку.
Положение наше осложнилось. Разрешение отойти комдив не дал. Значит, отступать нельзя, а сил осталось мало.
С рассветом немцы начнут атаковать, и мы либо погибнем, либо окажемся в плену.
Вспомнил про секретный позывной, которым можно воспользоваться только в крайнем случае с разрешения командира полка.
Полковник разрешил. Связался удивительно быстро.
«Корреспондент» доклад об обстановке слушать не стал, а сказал, что к нам направлен представитель. «Ждите».
Потянулись томительные минуты ожидания. Вздрагиваю при каждом отдаленном шуме. Вдруг это немецкая колонна.
Прошло около получаса. Левее, в тылу послышался шум мотора легкового автомобиля.
На всякий случай приготовились к «встрече». Из темноты вынырнул наш «вилис». Прибыл офицер связи, ознакомился с обстановкой.
У меня станция работает, предложил свои услуги. Мое предложение он отклонил, сказал, что связываться ему нужно только на своей станции, она у них закодирована.
Доложил он все своему руководству, а нам велено снова ждать.
Прошло еще с полчаса. К нам подошла танковая бригада, подходит полк ИПТАПП. На наши фланги выдвигаются какие-то пехотные части.
Утром немцев атаковали и разгромили.
Все бы было хорошо, только омрачала одна «мелочь». Мой полковник получил «втык» за то, что связался по секретному позывному без санкций комдива, как говориться «через голову начальства».
Мишкольцская операция
После тяжелых боев за город Дебрецен наш полк был выведен на формировку и находился недалеко от города. Шло укомплектование подразделений до штатной численности личным составом, пополнение вооружения и техники.
Старшина не только организовал приличную баню, но и оделил новой одеждой. Приятно ее одеть. Наша за время боев в Румынии, с бесконечными горными переходами, порядочно истрепалась.
Радуется и наша лошаденка. Ей достались новые подковы с хорошими шипами.
Подумал, что, наверное, готовимся к участию в наступлении на Будапешт, столицу Венгрии. Он имеет значение, как промышленный центр страны, в нем сосредоточено ¾ промышленности Венгрии и он крупный транспортный узел на пути в Австрию и Южную Германию.
Тем временем, войска 2 Украинского фронта были уже западнее нас. Они вышли на линию Ньередхаза, Сольнок, Байя.
Сложились благоприятные условия для наступления на Будапешт. Болгария и Румыния были выведены из войны. Войска 3 Украинского фронта освободили столицу Югославии город Белград.
Германское командование уделяло исключительное значение обороне Будапешта. С потерей Будапешта противник терял важный источник снабжения своей армии.
На подступах к городу противником создан укрепленный рубеж. Особое значение придавалось обороне с запада.
Между озером Балатон и городом построили мощную оборонительную линию «Маргарита». Крупными узлами сопротивления являлись города Секешфехервар, расположенный юго-западней Будапешта у озера Балатон, и город Уши, расположенный северо-западней города. Кроме этого, крупными узлами сопротивления являлись города, расположенные на берегах Дуная, выше по течению.
Верховное Главнокомандование приняло решение о ликвидации Будапештской группировки противника силами 2 Украинского фронта, которыми командовал маршал Ф.И. Толбухин и 3 Украинского фронта, которым командовал маршал Р.Я. Малиновский. Войска 3 Украинского фронта к этому времени создали ударную группировку в междуречье между Тисой и Дунаем на юге Венгрии, у границы с Югославией.
Наступление нашего фронта началось мощной артиллерийской подготовкой, в результате которой были разрушены укрепления и заграждения врага.
Враг отчаянно сопротивлялся, контратаковал.
В результате упорных боев, наши войска овладели городами Кечкемет, Сольнок и вышли к Будапешту с востока, и севернее, к Дунаю, у города Вац.
Слушаю по радио сообщения Совинформбюро и радуюсь успехам наших войск. Наши войска, действующие южнее Будапешта (от Байя), тоже подошли к городу, а восточнее его овладели городами Хатван и Эгер.
Противник вводил в бой все новые и новые резервы. Бои приняли затяжной характер.
Чтобы оттянуть силы противника с главного направления, наше Главное Командование организовало удар в направлении Мишкольца, а затем севернее на Шаги, и удар на Бичке с форсированием Дуная. В результате, были перерезаны все пути возможного отхода противника от Будапешта на север.
Наш полк участвовал в «Мишкольцской операции», в наступлении на Мишкольц.
Одновременно войска 3 Украинского фронта, расположенные между Тисой и Дунаем, переправились через Дунай в районе Батины и Апатина и создали плацдарм на правом берегу Дуная.
Преодолевая упорное сопротивление врага, они расширили плацдарм, заняли города Сексард и Бич. Развивая наступление, они вышли к южному берегу озера Балатон и завязали бои на укрепленной линии «Маргарита» западнее Будапешта.
Немецкое командование рассчитывало удержать дальнейшее продвижение советских войск на этом рубеже. Оно подбрасывало новые резервы как группировке своих войск западнее Будапешта, так и находящимся в городе.
В дальнейшем требовалось войскам 3 Украинского фронта прорвать линию обороны «Маргарита» и охватить город с запада, а нашему, 2 Украинскому фронту, с севера.
Войска 2 Украинского фронта 20 декабря прорвали оборону противника севернее Вац и, отбивая контратаки крупных танковых сил противника, 23 декабря вышли к реке Ипель, 24 декабря овладели городом Левице, а к 28 декабря вышли к реке Грон на участке от Левице до Дуная.
В то же время, войска 3 Украинского фронта прорвали сильно укрепленную линию обороны противника юго-западнее Будапешта, за три дня боев продвинулись вперед до 40 километров. Штурмом овладели городами Секешфехервар и Бичке.
Тем самым были отрезаны пути отхода на запад Будапештской группировке. 26 декабря они овладели городом Эстергом и завершили окружение Будапештской группировки.
В районе Эстергома произошло соединение войск 2 и 3 Украинских фронтов. Внешний фронт окружения к этому времени достиг рек Грон, Дунай, Нечмей, Мор и озера Балатон.
Войска противника, обороняющие линию «Маргарита», были расчленены на две части. Одна из них отошла в горно-лесистый район северо-западнее Будапешта, где к 30 декабря была полностью ликвидирована. Другая окружена в Будапеште.
В результате, будапештская группировка противника лишилась путей переброски подкреплений с севера, и замыкалось кольцо окружения города Будапешта.
Наш полк участвовал в этой операции.
Начался новый поход. Теперь по равнине.
Противнику помогали в Румынии горы, теперь помогает погода. Неожиданностью для нас был осенний паводок, вызванный обильными дождями.
Паводки в этих краях проходят дважды, весной и осенью. Осенние даже сильнее, по-моему, похожи на наводнение.
Население к этому привыкло и приспособилось. Вся Придунайская низменность, а это почти ¾ территории Венгрии, изрезана массой ирригационных каналов. Берега рек и каналов обвалованы. Фермерские участки окружены канавами тоже с валиками по краям.
Обваловка каналов где-то нарушилась, и поля залило водой.
К следующему населенному пункту пробираемся по валику у канавы. Ноги в воде сантиметров на 15–20.
Куда ни глянем – кругом вода на сотни метров, а то и километры, как настоящее море. Кое-где из воды выглядывают верхушки затопленных кустарников.
Впечатление потрясающее. Если оступишься или за что-нибудь ногой зацепишься, можно «нырнуть» по пояс, а то и с головкой будет.
Идем по воде, как Иисус Христос в известном фильме «Праздник Святого Иоргена».
Осенью, в октябре – ноябре, в Венгрии еще тепло. Днем даже жарко бывает, а ночью основательно холодает, да еще часто идут холодные дожди.
Иногда перемещаемся с места на место ночью. Еду на повозке, сижу на брезенте, прикрывающем поклажу.
Брезент подо мной немного проминается, получается своеобразное «гнездышко». Через некоторое время «гнездышко» нагревается. Сидишь и чувствуешь себя достаточно комфортно. Все портит начавшийся холодный дождь.
В мое «гнездышко» попадает вода, стараешься не вставать и даже не шевелиться, а иначе окажешься в холодной луже.
Зачастую мы находимся на одном берегу канала, а противник – на противоположном. Нас разделяют всего десятки метров. Правда, расстояние это было больше… «броска гранаты».
На берегах каналов у некоторых фермеров были огромнейшие стога соломы, высотой метра четыре, длиной метров до 40, а может и больше, а такие мощные, что их не пробивали пули и снаряды. Сегодня размещаемся у основания такого стога. Зарываемся в него. Получаются своеобразные «норы». В такой «норе» сухо, тепло, в общем, уютно.
Противник близко, на том берегу канала, до него всего метров 50–60.
Какого-либо страха, опасения у меня это не вызывает. По-моему, это обычная фронтовая обстановка, я к ней привык.
Связь осуществляется только по радио. Поэтому моя «нора» рядом с «норой» полковника. Если потребуется, могу передать трубку для переговоров.
К нам пришел майор, командир приданной нам артиллерийской части. Посидел с командиром полка, переговорил, что его интересовало и упрекнул нас в трусости.
По его мнению, нужно не в «норе» сидеть, а наблюдать за обстановкой сверху стога.
У нас за обстановкой непрерывное наблюдение вели наблюдатели-разведчики. Местечко себе они выбрали наверху стога. Они там со своей стереотрубой хорошо замаскировались. Если потребуется, к ним мог присоединиться полковник.
Раскритиковав нас, майор полез наверх стога, встал там во весь рост и стал комментировать наблюдаемую панораму. С замиранием сердца слежу за ним: что он делает? На передовой так себя вести нельзя, добром не кончится.
Прошло несколько минут. У противника выстрелила пушка, стоящая на прямой наводке по нашему стогу.
Как и ожидал, все кончилось плохо. На моих глазах у нашего «героя» голова и туловище стали существовать раздельно.
Наблюдать смерть всегда тяжело, а такую – результат показного геройства, особенно.
Все бои и бои. Противник отчаянно сопротивляется, но полк упорно продвигается вперед.
Сегодня, 4 ноября, день был ясный, теплый, солнечный. Противник активности не проявлял. Через некоторое время выходим на левый берег реки Тиса, начинающейся где-то в горах, то ли Западной Украины, то ли Польши.
Горные реки с «норовом». В сухую погоду это ручеек, а пройдет в горах дождь – и уже могучий, бурный поток, сметающий все на пути. Вспомнил Жижицу. Летом был так, ручеек, а мост на шоссе рассчитан на паводок, когда этот ручеек, вероятно, достигает ширины чуть ли не 200 метров.
Вышли на берег реки. То что, увидел, ошеломило. Поток метров 350–400 ширины. В обычных условиях ширина реки здесь не более 100 метров. Форсировать водную преграду предстоит 7 ноября. На подготовку дано 2 дня.
Переправляться будут только пехота и полковая артиллерия. Обоз и все остальное пойдет через паромную переправу где-то в нескольких километрах отсюда и к нам присоединится на том берегу.
Действует переправа, или она пока только в планах командования – мы не знаем, не знаем когда встретимся с обозом. Переправляться будем, как официально говорится в армии, с использованием подручных средств. Проще говоря, кто как сумеет.
Вечером опустился туман такой плотный, что на вытянутой руке трудно различить пальцы.
Туман рассеялся утром часов в 8–9. Видимость стала хорошая.
В полосе действий полка на том берегу у противника две линии окопов. Правее нас, уже не в нашей полосе, на том берегу реки, заворачивающий немного вправо поселок, в нем – костел с колокольней.
Наши наблюдатели – разведчики через свою стереотрубу заметили на колокольне хорошо замаскировавшегося наблюдателя противника.
С колокольни хорошо просматривается река и ее берега. Наше место расположения было вне видимости их наблюдателя.
Трава на нашем поле жухлая, но кое-где проглядывают осенние последние цветочки.
Возле них суетятся пчелы, значит, близко есть пасека. Появилась мысль достать меду. В школьные годы немного научился общаться с пчелами.
Дымаря, чтобы отпугивать пчел дымом, и защитной сетки для лица у меня не было.
Но была не была, решил рискнуть. Поплотнее застегнулся и пошел.
Надеюсь, что, поскольку уже поздняя осень, пчелы не очень резвые. Осторожно снял с улья крышку, достал пару рамок. Мне повезло, заполнены медом на две трети, на рамках много пчел. Поставил рамки на землю, пчелы улетели.
Слышу, улей начинает «гудеть». Поставил крышку на место и скорей уходить. Все делаю быстро, но без резких движений.
Пчелы ползут по руке и лицу. Боюсь, как бы не дрогнул мускул на лице, сразу укусит.
Все обошлось благополучно.
Порадовал связистов и поделился с начальством. Мой «подвиг» захотелось повторить еще нескольким воинам. К сожалению, они и меда не добыли, и от потревоженных пчел еле-еле отбились. Ходили потом искусанные, опухшие.
Что значит молодость. Впереди такое испытание, а мы не только добросовестно выполняем свои обязанности, но и находим время для развлечений.
Готовимся к переправе. Больше всех дел у саперов. Они пробираются вдоль берега, ищут и пригоняют рыбацкие лодки-плоскодонки, вместе с артиллеристами вяжут плоты для оставшихся у нас 3 пушек.
Многие воины мастерят плотики для себя.
У меня свои заботы. На том берегу связь будет осуществляться только по радио. Моя радиостанция должна работать в дивизионной и полковой сетях.
Нагрузка большая. Комплект источников питания станции (аккумулятор, батарея) израсходуется дня за два.
Встретим мы обоз, где наша повозка с запасом источником питания, за два дня или нет, это еще вопрос.
Следовательно, желательно взять резерв питания и радиоламп .
По штату в комплект запасных частей для нашей радиостанции радиолампы не входят.
Но у меня парочка была. Мы как-то раз располагались рядом с полевым аэродромом, и радисты-летчики поделились со мной лампами.
С одной стороны стараешься, чтобы груз, навьюченный на тебя, был как можно меньше, с другой стороны переправиться без снаряжения тоже толку мало.
Решил, кроме табельного имущества, взять комплект источников питания, а для станции – радиолампы и пару запасных «рожков» для автомата.
С началом переправы решил организовать работу в полковой радиосети так: сначала переправы я все время на приеме. Батальонные радиостанции устанавливают со мной связь, как только переправятся. Когда все батальоны установят со мной связь, новый режим работы установлю с учетом складывающейся обстановки.
Сегодня 7 ноября. Утро. Согласно приказу командира полка, отданному вчера, первый батальон должен к 6 часам утра разместится по плавсредствам, лодкам и плотикам, и ждать команду к форсированию реки.
Условия для форсирования благоприятные, реку окутал плотнейший туман.
Команды нет. Наш полковник, Василий Иванович, обычно не пьющий, вчера «слегка» выпил и подошедшему комбату говорит что-то невнятное.
Комбат решил действовать согласно приказу. Батальон тихо отплывает.
Противник молчит. Изредка над нашими головами пролетает снаряд или мина и разрывается где-то в тылу.
Тянутся минуты томительного ожидания.
Молчит радиостанция, тихо на реке.
Вдруг на реке небольшая непродолжительная перестрелка и опять тихо.
В голове мрачные мысли: неужели наших так быстро сбросили в реку. Неожиданно ожила радиостанция. Комбат докладывает, что противника выбили из береговой траншеи и они продвигаются дальше. Захватили плацдарм по фронту до полукилометра и в глубину метров 200–300. Лодки отправили обратно.
Противник оживился. Он ведет арт-огонь по реке, по ее берегам и по районам нашего расположения. Огонь не очень интенсивный и, как говорят артиллеристы, не по конкретным целям, а по «площадям». Вскоре он почти прекратился.
Возвращаются лодки. К форсированию готовится второй батальон и управление полка, значит, и мы.
Погода решила преподнести очередной сюрприз. Туман рассеивается часа на два раньше обычного. Видимость становиться хорошая.
Противник начал вести прицельный арт-огонь по нашему берегу, очевидно, его корректирует наблюдатель, засевший на колокольне костела, что в соседней деревне.
Противник пытается уничтожить наши плавсредства и не допустить нас к воде.
Необходимо ликвидировать наблюдателя-корректировщика на колокольне. Наши артиллеристы быстро развернули пушки и взяли колокольню на прицел.
Стрелять без команды командира полка нельзя, тем более, что колокольня не в нашей полосе, а в полосе действия соседней части.
Прямой связи с ней у нас нет.
Как быть? Действовать можно только с разрешения высшего командования.
Командир артиллеристов подойти к полковнику не решается, опасается гнева начальства, обращается ко мне: «Радист, спроси разрешения на выстрел».
Подхожу к еще не совсем пришедшему в себя Василию Ивановичу и передаю ему запрос артиллеристов.
Он мне отвечает что-то невнятное.
Время не терпит. Противник совсем обнаглел, еще немного и переправа сорвется.
Набираюсь нахальства и громко, чтоб всем было слышно, говорю: «Полковник приказал стрелять, сбить проклятую колокольню». Подумал, что за этот проступок могут наказать очень строго, но надеюсь, что в штрафную роту не пошлют.
Артиллеристы услышали, дали залп.
Огонь противника по нашему берегу сразу прекратили.
Обстрел продолжался, но менее интенсивный и не по определенным целям, а как говорят «по площади».
К этому времени Василий Иванович окончательно пришел в себя, поднял правую руку и отдал давно ожидаемую команду «Вперед!».
Быстро загружаемся в лодки. Для себя, а значит, и для нас, он выбрал огромную рыбацкую плоскодонку. Забралось в нее человек 12. Лодка перегружена. От бортов до воды всего сантиметров 20. Движемся ужасно медленно, кажется, стоим на месте.
Обстрел реки продолжается. Снаряды рвутся то с левого борта, то с правого. Лодку качает, заплескивает воду. Несколько раз чуть не перевернулись. Плывут и другие лодки, плоты с пушками.
Разорвавшийся рядом снаряд опрокинул одну лодку. Ребята ранены, но на берег смогли выбраться. Выбрались и мы.
Вид у нас, словно две ночи не спали. Переправа далась не даром, нервная нагрузка была невероятная.
Развернул радиостанцию, установил связь с батальонами и дивизией. Полковник доложил обстановку комдиву, сказал, что его волнует отсутствие соседей на флангах.
Однако комдив приказал не ждать соседей, расширить плацдарм и двигаться вперед, к вечеру выйти на рубеж километров 12 от реки.
Практически без потерь заняли вторую линию обороны противника.
Впереди чистое и сухое поле, без заметных ориентиров. В полосе действий полка до рубежа, намеченного комдивом, четыре населенных пункта.
Полковник поставил задачу комбатам, и мы двинулись вперед.
Наша разведка противника перед нами на расстоянии 3–4 километров не обнаружила.
Командир полка с группой человек двадцать, в которой находимся и мы, двинулся следом за батальонами.
Перед нами населенный пункт. Короткая остановка.
Провел сеанс радиосвязи. Комбаты доложили обстановку.
Перед нами действует второй батальон. Его командир доложил, что этот населенный пункт им занят.
Нас насторожило отсутствие в поселке обычной в таких случаях суеты. Кто в поселке? Наши, немцы, или нет никого?
Тишину нарушили взрывы двух снарядов, прилетевших со стороны противника. Следовательно, немцев в поселке нет, похоже, нет и наших.
Полковник приказал занять боевой порядок. Мы – это заместители полковника, начальник штаба и его штат, радисты и несколько автоматчиков.
Подошли ближе, слышим, как где-то заржала лошадь, замычала корова.
В поселок входим с опаской. Действительно, никого нет, даже жители его покинули.
Наших в поселке не было. Мы первые.
Батальон наш заблудился, занял другой поселок.
Снова заржала лошадь, близко, в соседнем подворье, скорее туда. Лошадка вполне приличная. Гордимся собой с радистом. Еще бы!
Это наш, радистов, первый и приличный трофей.
Попалась нам повозка, да еще какая, рессорная двуколка. Упряжь (сбруя) не встретилась.
Нужно двигаться дальше. Бросить двуколку жалко. Она легкая, везем сами.
Если посмотреть со стороны, то все выглядит, как иллюстрация к анекдоту: «Два парня везут повозку, за которой гордо вышагивает привязанная к ней лошадь».
Вскоре обзавелись упряжью.
В конце второго дня, после форсирования реки, встретились с противником. Начались упорные бои.
На следующий день встретились с обозом.
После многодневных упорных боев вместе с другими частями заняли город Мишкольц, третий по числу жителей город Венгрии.
В бою, уже под самым городом, ранило в глаз моего хорошего приятеля, радиста станции начальника штаба полка. Отправили его в полевой госпиталь.
Мне удалось немного побродить по городу. Заглянул в брошенный хозяевами магазин хозтоваров.
Внимание привлек небольшой ящичек с выдвижной крышкой, как большой пенал. Это касса с запчастями для наручных часов «Омега». Эти часы после войны выпускались у нас под названием «Победа».
Не повезло мне с кассой. При одной из бомбежек попал в нее осколок, и рассыпались колесики и пружинки.
Взял еще набор слесарных инструментов для мелких работ, упакованный в брезентовую сумку с гнездами. Этот набор у меня сохранился после войны, живя в студенческом общежитии кое-что мастерил с его использованием.
В одной из брошенных хозяевами квартир мое внимание привлек висящий на стене футляр для скрипки.
В футляре – скрипка со смычком.
Мой радист Володя до призыва учился в консерватории по классу скрипки.
Решил обрадовать его, подарить скрипку. К моему удивлению он не обрадовался подарку, а начал меня упрекать.
Он решил, что я его хочу подразнить. Играть он не сможет, руки после призыва в армию у него огрубели.
Я не сдаюсь, уговорил его попробовать сыграть. Все получилось хорошо. Теперь он уже благодарит меня.
После вступления наших войск в Венгрию было разрешено брать трофеи и посылать посылки на Родину.
Брали в основном в оставленных жителями квартирах или магазинах постельное белье, скатерти и разную мелочь.
Почти во всех домах попадались дешевенькие ручные часы, так называемая «штамповка»! Они красиво оформлены, но очень не точно идут. Наше воинство обогатилось этой дешевкой, а также дешевенькой бижутерией и разными мелочами.
Держать в карманах эту мелочевку было не интересно. Тогда родилась массовая игра под названием «Махнем не глядя». Сущность ее заключалась в следующем: зажимаешь в руке часы или какую другую мелочь, подходишь к приятелю и говоришь: «Махнем не глядя», он тоже зажимает в руке что-нибудь и говорит: «Давай». После чего руки разжимаются и происходит обмен безделушками, а иногда и более ценными вещами.
Случай на границе
От Мишкольца двинулись на север, преодолевая упорное сопротивление противника, в результате многодневных жарких боев вышли к границе с Чехословакией.
Граница разделяет не только государства, меняется рельеф местности. Позади Венгерская равнина. Впереди, начинаясь у самой границы, горы. Это снова Карпаты. В Чехословакии их называют Татры. На горах густые леса.
С чешской стороны вдоль границы тянется проволочное заграждение в два ряда, с нашей, венгерской – глубокий противотанковый ров. На нашем участке границы других оборонительных сооружений не видно.
Сразу за границей, к самому проволочному заграждению, под острым углом у подножия горы, расположилась небольшая деревенька в одну улицу. Вначале улицы – проход через границу. В проволочном заграждении ворота, а возле них, обложенная пластами дерна, сторожевая будка, через ров – мостик. Дальняя сторона улицы переходит в дорогу, уходящую куда-то в горы.
Вправо от деревни небольшая долина, глубиной чуть больше километра, окруженная дугой поросших густым лесом гор. Такой своеобразный зеленый амфитеатр.
Перед рвом на расстоянии 50–100 метров – проселочная дорога, больше похожая на желоб или траншею глубиной 50–60 сантиметров. По словам местных жителей, дорога стала такой из-за каменистого грунта. Подковы лошадей, колеса повозок дробят камни. Проливные дожди вымывают песок и щебень. За несколько веков дорога превратилась в желоб.
Мы расположились слева от грунтовой дороги, отходящей под прямым углом от дороги – «желоб», и уходящей в тыл.
Соседей слева и справа мы пока не ощущаем.
Преодолеть противотанковый ров, проволочные заграждения и овладеть деревней без предварительной инженерной подготовки почти невозможно. К сожалению, времени на это нам не отпущено. Деревню приказано занять завтра.
Неожиданно задачу удалось решить. Ночью наши захватили мост и заняли деревню.
Батальоны очистили долину от противника и закрепились на опушке лесов, покрывающих горы, амфитеатром окруживши ее.
К утру в деревне никого не осталось. Передовая прошла много левее.
Полковник принял решение разместить пункт управления полка в крайнем на выходе из деревни в стороне гор домике. Ситуация сложная. Идем буквально в «мышеловку».
Мне полковник сказал, что берет с собой радиостанцию и одного радиста. Кто пойдет, решайте сами.
В управлении полка две радиостанции. Одна моя при командире полка, вторая Лайоша – при начальнике штаба.
Претендентов двое, я и Лайош. Так стали называть Алешу, на «венгерский» лад. Он недавно вернулся из госпиталя, где глаз ему вылечили, зрение не ухудшилось.
В госпитале он влюбился в медсестру, да так крепко, что они поженились.
Отлично понимая, что из «мышеловки» выберутся далеко не все, идти нужно мне, это будет справедливо. У меня нет ни родных, ни невесты, а у Лайоша – молодая жена, вероятно, скоро будет ребенок, живы родители.
Лайош предложил выбор претендента доверить жребию.
Мне удалось уговорить его остаться, хотя это было и не просто.
После завтрака перебрались в поселок, обосновались в деревенском домике, из окон которого был виден яркий, живописный осенний лес и дорога, уходящая влево за гору.
Знаю, что впереди, метрах в 300–400, занял оборону взвод автоматчиков, наше боевое охранение, замаскировавшихся так хорошо, что их совершенно не видно.
Развернул радиостанцию, установил связь со всеми корреспондентами в обеих радиосетях.
Отдохнуть, расслабиться в паузах между сеансами связи не удалось.
К нам не смогли пробраться разведчики – корректировщики артиллеристов. Полковник приказал мне передавать данные для артиллеристов. Паузы между сеансами связи заполнила передача данных по корректировки арт-огня, получаемых батальонной разведкой.
Во второй половине дня противник начал атаковать позиции наших батальонов и наше боевое охранение: нам пришлось перебраться в подвал.
Помощник начальника штаба решил лично ознакомиться со складывающейся обстановкой. Успел он только выбраться из подвала, как был ранен.
Вскоре к нам пробрался командир взвода автоматчиков и доложил, что они смогут продержаться часа два.
Начальник штаба тоже решил ознакомиться лично с обстановкой, но был ранен.
Раненых санитары утащили в тыл, а автоматчики уже заняли оборону возле нашего дома.
Полковник принял решение выйти из деревни и возвратиться на исходный рубеж.
Мне дал указание передать о перерыве связи на некоторое время и выделил в мое распоряжение автоматчика для помощи в транспортировке станции и защиты.
Отдав распоряжение, полковник поднялся и ушел.
Быстро сворачиваю радиостанцию. Антенну, а это был кусок телефонного кабеля, оставил. Вышел во двор, глянул на улицу, а там немцы совсем близко.
Нам нужно обогнать немцев, первыми выйти к мостику через ров. На улицу выйти невозможно. Пробираемся по задворкам, скачем через бесконечные заборчики – штакетники, огораживающие дворы.
Подбежали к последнему дому, отличающемуся от остальных. Он стоит не торцом, как все, а вдоль улицы и рядом с ним, на расстоянии метра три, сарай. Проход заканчивается стеной. На первый взгляд это хорошее укрытие, а по существу западня.
Автоматчик не успел это осознать и видя, что немцы почти рядом, попытался рвануть в эту «щель».
Объяснять пагубность этого шага некогда, силой затащил его в дом. Только вошли в дом, как в щели разорвались две мины.
В доме все комнаты проходные. Прошли в крайнюю комнату, окна открыты, на подоконниках цветы. Слышу шум танкового мотора.
Еще один сюрприз. Под окном останавливается немецкий танк и из него вылезают танкисты.
Еще немного и они зайдут в дом. Нужно что-то немедленно предпринять.
Увидел у автоматчика ручную гранату. Ручная граната для танка, что комариный укус, но у танка есть уязвимое место: жалюзи моторного отсека. Там пары бензина, горючего немецких танков.
Если удачно попасть гранатой, танк загорится. Хотел взять и бросить гранату, но автоматчик мне не дал. «Я, – говорит, – это сделаю лучше».
Бросил он гранату, танк загорелся.
Воспользовавшись суетой, возникшей у горящего танка, мы через другое окошко вылезли – и бегом к границе. Думаю, что установили рекорд скорости бега на малые дистанции, хотя были с солидной нагрузкой.
Немцы заметили нас, когда мы уже перешли мостик и добежали до дороги.
Только мы успели повалиться и скатиться в желоб дороги, как на нас обрушился шквал пулеметного огня, кругом зацокали пули. Но мы чувствовали себя в относительной безопасности. Дорога – «желоб» – хорошее укрытие от пуль.
Наступил вечер, быстро стемнело. Нашел место, где утром находился наш штаб, но теперь его там не было. Ночь, темно, куда идти не знаю.
Развернул радиостанцию, удалось установить связь со своим штабом, обрадовался, доложил, что выбрались, не знаю, куда идти.
Мне не поверили. Говорят, что видели, как мы забежали в дом и нас взяли в плен. Мне говорят, что я нахожусь у немцев и работаю под их диктовку, и что эти переговоры немцы хотят использовать в своих интересах.
От такого разговора растерялся, расстроился. Мне не верят, а я не знаю куда идти.
В стороне, в темноте разглядел силуэт нашей «тридцатьчетверки» и возле нее копошащихся танкистов. Подошел к ним.
Они мне говорят, что я в рубашке родился, здесь немецкое минное поле, мины противопехотные и противотанковые.
Они подорвались на мине, ремонтируют гусеницу. Как мне удалось в темноте пройти и не зацепить ни одной мины – просто чудо, показали как безопасно пройти к их штабу.
Появление танкистов было не случайным. В штабе узнал, что они – наш правый сосед, у них задача сходная с нашей, должны действовать вместе, сюда подошли в конце дня.
Мне посочувствовали, такое пережил, выбрался живым, а тут не верят.
Говорят, раз свои не поверили, оставайся у нас, радисты нужны, а формальную сторону устроим.
За сочувствие поблагодарил, а от предложения отказался. Попросил связаться по телефону с нашей частью. Со своим начальством у них телефонная связь уже была установлена.
С нашим штабом связаться удалось. Мне дали трубку, доложил, что нахожусь у танкистов. Наконец, поверили, что я – это я, живой, невредимый, объяснили, как добраться до них.
В середине ночи добрались к своим.
Наше возвращение вызвало фурор.
На нас смотрели, чуть ли не как на вернувшихся с того света, как на свершившееся чудо.
Новогодняя елка
Граница осталась позади. Продвигаемся вперед, теперь по Чехословакии.
В полосе действий полка встречаются деревеньки. В некоторых из них задерживаемся на день – на два.
Чехи-славяне, как и мы. Быт их, насколько можно судить при поверхностном наблюдении, больше похож на наш, и существенно отличается от быта румын и венгров.
Сельские жилища мало отличаются от городских, чистые, аккуратные, полы деревянные.
В селах отопление домов печное, дровяное. В Венгрии основным топливом был каменный уголь! В помещении небольшое количество дров, на одну-две топки, храниться в специальном ящике. Почему-то это обстоятельство наиболее ярко врезалось в память, затмив все остальное.
Родилась даже модная тогда песенка, в которой был такой куплет:
Как у нашей МашиЧешский язык заметно отличается от русского, однако понимать чешскую речь и говорить немного по-чешски научились довольно быстро.
Чехи – народ любопытный. Много вопросов задают об условиях жизни в России, о том, как мыслиться взаимоотношение после войны.
Поскольку Чехословакия активно выступала против фашистской Германии, считают, что Россия должна оказать им экономическую помощь.
К сожалению, в наших рядах были болтуны, которые «пугали» жителей тем, что всех будут загонять в колхозы, и тому подобное.
Любопытно, что во всех странах, где мы побывали, через короткое время, месяца 2–3, овладевали местным национальным языком, что позволяло более-менее сносно общаться с населением, а местное население овладевает нашим, к сожалению, в основном, матерным.
Чешские горы Северные Карпаты или Татры, богаты минеральными источниками.
Запомнился такой случай:
В одном из поселков меня угостили газированной минеральной водой.
Я удивился, откуда газировка в небогатой сельской семье, да еще во время войны.
Объяснилось это очень просто. На окраине поселка бьет ключ холодной минеральной газированной воды.
Еще больше удивился подержав в руках керамический сосуд с этой водой. Никаких пробок у сосуда нет. Помню только, что для заполнения сосуд поворачивали вверх ногами. Сохранность газировки обеспечивает какой-то хитроумный гидрозатвор. Теперь очень сожалею, что не уделил должного внимания этой конструкции.
Опять, как в Румынии, были сложности с осуществлением радиосвязи. Порой между нами и штабом дивизии или каким-либо батальоном находилась гора, являющаяся преградой для радиоволн. В таком случае приходится выбирать место расположения своей радиостанции так, чтобы была «радиовидимость» всех корреспондентов с использованием топографической карты.
Если полковник свой пункт управления в этом месте поставить не мог, то от станции к ПУ прокладывал телефонную линию.
Незаметно подобралась зима, непохожая на нашу. Морозы редко больше 2–3 градусов, невероятные снегопады. Часто за сутки высота снежного покрова возрастает до 50 сантиметров, а то и больше. Не редки оттепели, тогда снег подтаивает и как-то оседает.
Такие чудесные места, только на лыжах кататься, а не воевать!
На окраине расположенного у подножия горы поселка, мое внимание привлекло странное здание, изогнутое дугой, длиной не менее 100–120 метров, приземистое, с массой подслеповатых запотевших окошек.
Оконные рамы вроде тепличных, но это явно не теплица. Из галереи вытекает ручей с явно теплой водой. В морозном воздухе ручей «парит».
Зашел с товарищем взглянуть, что это такое.
Увиденное не то, что удивило, а ошеломило. Под крышей довольно широкий гребной бассейн, примыкающий к одной стене «сарая» и на некотором расстоянии от другой.
В бассейне плавает несколько кургузых деревянных и надувных резиновых лодок с закрепленными короткими веслами. Вода в бассейне теплая, градусов 30–35, проточная.
Хозяин «бассейна» хорошо говорит по-русски. Он рассказал, что на сооружение «объекта» его натолкнуло удобное, естественное расположение устья горячего источника и ложа ручья. Потребовалось лишь немного расчистить ложе ручья и построить над ним галерею – времянку.
В мирное время посетителей бывает много.
Предлагал нам покататься на лодках. К сожалению, времени на развлечения у нас не было. Постояли немного в этой удивительно галереи и двинулись дальше.
На поляне, на склоне горы полковник потребовал установить связь с комдивом.
И тут происходит ЧП. Поворачиваю радиостанцию в рабочее положение, а с панели соскальзывает ручка настройки приемника и мгновенно тонет в глубоком, свежевысыпавшем, глубоком снегу.
Мое внимание сосредоточилось на установлении связи с комдивом. Связь установить удалось сразу. До этого приемник был настроен на волну первой сети (сеть комдива). Настройки сохранились. Настройка на другие станции без этой ручки невозможна.
Ручку нашел быстро. Ну, думаю, сейчас насажу ее на ось, и все будет в порядке.
Смотрю, глазам не верю… Ось торчит из ручки, а шарика на ее конце нет, отломился шарик. Осмотрел механизм на панели станции, там шарика нет. Найти его в глубоком снегу будет нелегко, тем более, что под снегом еще слой зеленой травки и сухих листьев.
В дивизионной мастерской связи необходимых комплектующих для ремонта нет, нет в дивизии и резервных станций. Останусь без станции на длительное время.
Начал поиски. Шарик – деталь небольшая, диаметр меньше 5 миллиметров.
Разгребаю снег руками, каждую пригоршню «просеиваю».
Вот мелькнуло что-то темное. Невольно вздрогнул, может это отломившийся шарик. Нет, это всего лишь соринка. Руки окоченели. Отогрел – и снова за работу.
Таким образом, «просеял» целую гору снега, метров с трех-четырех квадратных. Шарика все нет и нет. Начал терять надежду его найти. Руки совсем окоченели, покраснели и ничего не чувствуют. Сколько времени прошло, не знаю, руки коченеют все больше, а надежда найти шарик все больше и больше тает.
Тут неожиданно нашелся шарик. Посмотрел на место излома. Это заводской брак. При выточке шарика на шейке, соединяющей его с осью, прорезали лишнюю бороздку.
Пришли в поселок. Первым делом отогрел руки. Слава богу, не поморозил.
Закрепить шарик на оси в наших условиях реально только пайкой, да еще так чтобы не изменились габариты детали, иначе не будет действовать вернерное устройство.
Что значит экстремальное положение. Ухитрился с помощью огромного паяльника и оловянного припоя, позаимствованных у оружейного мастера, закрепить этот шарик.
Радиостанция была починена, а связь со всеми корреспондентами установлена.
В Чехословакии отношение к нам было совсем другое, чем в пройденных странах. Нас встречали, как своих братьев, считали, что это их прямой, святой долг.
Слушаю передаваемый из Москвы по радио концерт. Исполнялась популярная тогда песня «Огонек».
Радушный, теплый прием жителей, да эта песня задели какие-то струны души, наполнили ее чем-то близким, родным. Неважно, что меня в армию провожала дружная студенческая семья, совсем не так, как в этой песне. Все равно чувствовал себя ближе к родине, к дому.
На позицию девушкаПоследние дни 1944 года. Мы в Чехословакии. Кругом горы, покрытые густыми лесами. Впечатление, что нахожусь в зеленом, волнующем море. Горы – это волны с белыми гребешками, шапками снега на ветвях деревьев. Несколько поселков, расположенных на склонах гор, похожи на небольшие острова, окруженные коралловыми рифами. Хлопья снега, осевшие на ветвях кустарников, возле приусадебных участков, похожи на кипящую пену морских волн.
Зеленую идиллию нарушил грохот взрывов, треск пулеметных и автоматных очередей. Над деревьями, на месте боя, поднимаются легкие облачка дыма.
Прорисовывается размещение передовой, самих участников сражения не видно.
Шум боя затих как-то сразу.
Хотя являюсь пассивным участником не первой атаки, не могу безразлично относиться к происходящему. Переживаю, тревожно вслушиваюсь в эфир, боюсь услышать страшное, что кто-то из комбатов доложит о неудаче.
Проходит несколько томительных минут. Снова впереди шум и дымки над лесом. Теперь далеко впереди. Наступление развивается успешно.
Вчера противник упорно сопротивлялся, а сегодня, 30 декабря, отходит, не принимая боя.
Перед нами, в окружении гор и снегов, деревенька, выглядящая как сюжет новогодней открытки.
В центре – православная церковь, возле нее несколько больших кирпичных домов, остальные 25–30 – обычные, сельского типа.
Деревню мы взяли. Квартирьеры предложили полковнику дом священника, самый большой, а нас, радистов, поместили где-то рядом.
Полковник решил иначе. Ему останавливаться в доме священника не гоже.
Он занял дом рядом, а нас послал к священнику и приказал доложить в штаб дивизии о занятии деревни.
Батюшка нас принял приветливо. Сказал, что они с нетерпеньем ждали прихода наших войск, освободителей от немецкого ига.
Он показал свой дом. Комнату, в которую мы вошли с улицы, площадью метров 40, назвал «зальцем».
Левую половину комнаты занимала наряженная красавица елка, в правой стоял большой стол и была дверь в небольшой коридорчик, из которого вход в несколько комнат и кухню.
Семья у батюшки 4 человека: он, матушка и двое детей. Показав, кто где располагается, предложил нам выбрать себе место.
Я остановился на «зальце». Помещение вполне удобное. На столике между окон стоит батарейный приемник, но он не работал из-за отсутствия батарей.
Батюшка предложил воспользоваться его антенной, которая была действительно хорошая, на высоких мачтах.
Подключился, установил связь, доложил о занятии деревни. Мне приказали передать полковнику, что нам необходимо закрепиться на занятом рубеже и ждать указаний, и объявили перерыв в связи до особого указания.
Солдатское чутье подсказывает, что Новый 1945 год будем встречать здесь.
Наличие действующего приемника меня удивило. Спросил батюшку, можно ли было воспользоваться приемником. Он ответил, что не запрещалось.
А у нас во время войны это было запрещено. Даже после войны проводилась строгая регистрация радиоприемников. Зарегистрировать их было необходимо в течение нескольких дней после приобретения. У меня до сих пор сохранился паспорт приемника, приобретенного в 1953 году, со штампом регистрации.
Расположились, переночевали. Утром 31 января пришел батюшка, спрашивает: можно ли вечером детей привести к елке. Я ответил, что, конечно, можно и вообще, Новый год нужно встречать у елки.
Батюшка стал сокрушаться, что нет свечей. Даже, говорит, в божьем храме «супостаты» все свечи забрали.
Сообща решили, что без свечей плохо, но все ж встречать Новый год можно.
Затем пришла матушка, с которой провели переговоры о новогоднем столе и всем новогоднем ритуале.
У матушки было много всяких солений, квашений. Но не было мяса. У нас, наоборот, было только мясо, да 2 бутылки марочного вина.
Решили все это объединить.
Подумал, чем бы ответить хозяевам, так радушно нас принявшим.
Взял и спаял, скрытно от них, гирлянду из лампочек и развесил ее на елке. Лампочек для освещения шкалы у меня было штук 15. Мне резерв лампочек не положен, но со мной поделились радисты, летчики, артиллеристы. Включил радиостанцию. Для таких случаев у меня вместо наушников подключался трофейный динамик.
«Поймал» Москву, слушаем, ждем, когда Молотов поздравлять будет.
Прозвучало поздравление. Вдали от Родины оно звучит как-то по-особому торжественно. Бьют московские куранты.
Включил гирлянду и елка осветилась. Никто этого не ожидал.
Сцена получалась почти, как в «Ревизоре» Гоголя. Действительно здорово получилось.
Батюшка потом сказал, что такой елки у них и в мирное время не было.
Сидим все за столом, слушаем концерт из столицы.
Прошло минут 30. Стук в дверь. Входит замполит, говорит, что пришел концерт послушать, сел с нами за стол. Потом пришел полковник и еще несколько офицеров. Всем в чужом краю хотелось послушать голос столицы.
Так сидели и слушали почти до утра.
Будапешт
Первый день нового, 1945, года ясный, солнечный. Небольшой морозец.
Прибыло пополнение, которое быстро распределили по подразделениям полка. Из тыла подвезли боеприпасы и разное снаряжение. Идет обычная для «паузы» в боях фронтовая жизнь. Солдатское «чутье» подсказывает, что она продлится дня два-три.
Только не получилось. Поступил приказ о переброске нас в Будапешт.
В районе города идут ожесточенные кровопролитные бои.
Иногда согласно приказу высшего командования, функции заградотряда выполняет одна из рот полка. Эта рота размещалась в тылу, на некотором удалении от передовой. Ее задача расстреливать паникеров.
Мне, по штату, о таких «деяниях» командования знать не полагалось. В штабе разговоров об этом не было, запрещалось. Лишь иной раз замполит спросит комполка: «О роте не забыли?»
Полковник выполнял приказ явно без большого энтузиазма.
Мне весть о таком «деянии» принесло «солдатское радио». Ему всегда все было известно.
В солдатской среде бытовало мнение, что в условиях ожесточенных боев среднее пребывание на передовой до того, как ранят или убьют, составляет около двух недель.
Мрачные перспективы впереди, а пока что предстоит переход, который займет 2–3 дня, пройти нужно километров сто двадцать – сто тридцать. Это тоже своеобразный «отдых» от боев.
«Отдыха» не получилось, за нами прислали автобат (автомобильный батальон). Под мою радиостанцию выделил бортовую автомашину – ГАЗ-полуторку.
С размещением в кузове повозки проблем не было. Зато с лошадью пришлось повозиться. Не привыкла наша кобыла быть пассажиром.
Погрузился на машины полк довольно быстро, и автоколонна двинулась в путь.
Наша колонна растянулась на несколько километров. Дистанция между автомашинами довольно большая. Это требуют правила ПВО.
Командир полка, а наша машина следует сразу за его машиной, приказал поддерживать связь с радиостанцией, находящейся в «хвосте» колонны. Обе радиостанции находятся в постоянной готовности, стоят на «приеме»
Невольно поглядываю на небо. Знаю, что выделены специальные наблюдатели, которые подадут сигнал, если появятся в небе вражеские самолеты, но все ж…
Вспоминаю о пути, пройденном полком в ходе Мишкольцской операции. Мы форсировали Тису, участвовали в захвате Мишкольца, одними из первых преодолели Венгерско-Чехословакскую границу и встретили новый 1945 год в гуще Чешских гор и лесов.
Мы были недалеко от чешского города Шаги и предполагали, что будем участвовать в его освобождении.
Мишкольцская операция, целью которой было лишение немецкого командования возможности снабжения Будапештской группировки с севера и резервные части его сил с Будапештского направления была близка к завершению.
В приказах Верховного Главнокомандующего несколько раз объявлялась благодарность войскам II Украинского фронта за успешные действия в Мишкольцской операции и упоминалась фамилия нашего комдива.
В то время, когда наш полк участвовал в Мишкольцской операции, я регулярно слушал передаваемые по центральному радио сводки Совинформбюро о положении на фронтах Отечественной войны. Больше всего внимания уделял действиям нашего 2 Украинского фронта в Будапештской операции. Бои были затяжные, тяжелые, кровопролитные.
На правом, северном, фланге войска фронта заняли город Эгер, много населенных пунктов и в районе города Вац вышли на левый берег Дуная, захватили северные пригороды Будапешта-Уйпешт и др. Форсировав Дунай совместно с войсками 3 Украинского фронта, окружили и ликвидировали группировку вражеских войск в излучине Дуная, захватили города Эстергом и Уши.
Все возможные пути отступления противника из Будапешта на север были перерезаны.
Подтянув из тыла стратегические резервы, две танковые и три пехотные армии, противник на этом направлении предпринял контрнаступление.
Нашим войскам в результате ожесточенных боев удалось остановить наступление противника, удержать город Уши, но пришлось оставить Эстергом.
В центре, войска фронта захватили г. Сольнок, прорвали несколько оборонительных линий врага, ворвались на окраины города и заняли несколько кварталов.
На левом, южном, фланге войска фронта двигаясь от города Байя вдоль левого берега Дуная, овладели всем левобережьем и сходу захватили большой промышленный пригород – Пешт.
Наступил вечер, когда наша колонна, находящаяся в пути уже несколько часов, приблизилась к Будапешту. Мысли о городе, столице Венгрии, как-то незаметно вытеснили размышления о происходящих событиях.
Город возник на правом, гористом, высоком берегу Дуная, где-то в начале нашего века на месте римского воинского поселения, и получил название Буда. Развитию города способствовало расположение на торговом пути из Европы на Балканы.
У города яркая история. Он пережил периоды расцвета и упадка, бывал резиденцией королей, один из которых построил дворец-крепость.
В Венгрии, как стране «виноградной», распространено сооружение погребов, подземных хранилищ, прежде всего для вина, а также других целей. Сменявшие друг друга хозяева дворца в толще горы вырыли массу погребов, тоннелей. В них хранилось не только вино, но и запасы оружия и продовольствия. Дворец-крепость мог выдержать и выдерживал в прошлые века несколько осад.
В средние века против Буды на левом низменном берегу Дуная возник город Пешт, являющийся крупным торговым промышленным центром.
Пешт, вроде центра Ленинграда, строился по единому плану. От Набережной Дуная к окраинам протянулись прямые улицы-радиусы, соединенные несколькими дугообразными улицами. Вблизи Пешта появились небольшие промышленные городки Ай-Пешт, Чепель, и др., которые в дальнейшем стали пригородами Пешта.
В 19 столетии Буда и Пешт объединились в один город – Будапешт.
Мы приехали в Будапешт, вернее, в пригород Чепель – это промышленный район города, когда уже стемнело.
Меня удивило, что электростанция и заводы продолжали работать. До меня доносился шум работающих машин. Сквозь щели светомаскировки пробивались то там, то здесь лучи электрического света.
На какой-то площадке перед огромной баррикадой, высотой с трехэтажное здание, мы разгрузились.
Сразу сообразил, что баррикада перегораживает «радиальную» улицу, просматриваемую и простреливаемую со стороны Буды.
Было тихо. Нас предупреждали, что противник близко, нужно вести себя потише.
К суровой действительности вернула прозвучавшая, казалось над самым ухом, длинная пулеметная очередь.
Сразу беспокойство. Возможно, противник начал контратаку, а наш пулеметчик это заметил. Возможно, другое. Пулеметчик слегка «вздремнул», внезапно проснулся и, чтобы показать свою «бдительность», дал очередь.
Похоже больше на второе. Противник ответил парой автоматных очередей, и все снова стало тихо.
Нашему полку предстоит сменить на передовой воинскую часть, только что занявшую один из кварталов города. К месту назначения пробираемся «зигзагами».
Размещаться мне необходимо в большом многоэтажном доме с красивым фасадам и крыльцом. Первый этаж занимают магазины, витрины которых закрыты металлическими гофрированными шторами – жалюзи.
Сумел «справиться» с механизмом подъема одной из штор. Хозяин магазина товаров не оставил, помещение пусто. Решил разбить витрину и разместить в помещении лошадь с повозкой. Справились с этим как раз во время. Недалеко от нас, на улице разорвалась мина.
Здесь все немного необычно. В большинстве домов, также как и в том, где мы находимся, вход в квартиры с балконов, находящихся со стороны двора.
От парадного подъезда к балконам ведет широкая, удобная лестница. В некоторых домах есть подъемники с ручным приводом. Можно поднять на этаж корзину с продуктами, ведро угля или еще что-нибудь. Отопление квартир индивидуальное, печное, с использованием небольших чугунных печек-каминов, похожих на наши садовые печурки.
Некоторые печурки красиво оформлены, вроде каслинского литья. Топливо в основном – уголь.
Квартиры в некоторой степени похожи на наши «хрущевки». С балкона сразу входишь в большую комнату. Часть ее в сторону от двери, отделенная занавеской, является «прихожей». С другой стороны, тоже отделенная аркой и занавеской, «кухня» и вход в санузел. От большой комнаты легкой перегородкой с дверью отделена небольшая комнатка – спальня.
Меблировка квартир в большинстве стандартная. В большой комнате, кроме печи-камина, стол, сервант и что-либо еще, в маленькой комнате большая кровать, непременная в ногах кровати тахта, шифоньер.
На кухне – тот же сервант, или полки для посуды. В серванте не меньше двух сервизов – столового и чайного, каждый на 12 персон.
Водопровод не работал. Воды для мытья посуды не было. Выручили сервизы. Пользовались ими, как «разовой» посудой.
Поскольку нас было трое, одного сервиза хватало на четыре трапезы. Затем «заимствовали» сервиз в соседней квартире. Грязную посуду аккуратно складывали в углу комнаты. Решили, что когда хозяева вернуться, то разберутся, где, что и как.
Зашел в соседнюю квартиру, что-то там меня привлекло. Открыл дверь в маленькую комнату и невольно отступил на шаг. Комнаты не было. Внизу груда обломков. Рухнула целая секция, а снаружи ничего не заметно. Наружные стены не только целы, на них нет ни трещинки.
В каждом дворе несколько брошенных легковых автомобилей. Некоторые совсем новенькие, пробег по спидометру одна – две тысячи километров. Хотел добыть немного бензина для своей лампы, не вышло. Бросили их, вероятно, из-за отсутствия бензина. Топливные баки у всех пустые.
Эти «завидные» трофеи почти никто не брал. В то время легковой автомобиль был у нас в стране большой редкостью. В моем родном городе до войны был только один. Владели искусством вождения автомобиля только единицы.
Боевые действия в городе не то, что в поле. В поле четко: здесь мы, там они. В городе все иначе. Передовая как бы расширилась, размазалась до пределов квартала. Один дом или даже часть его – у нас, а другие, с боков или даже сзади, у немцев. Этот квартал у нас, а спереди и с боков – у немцев.
Подразделения полка располагаются компактно. Радиосвязь почти не используется. Только по четным часам проводится проверка связи. У меня радиостанция все время в готовности. Связь могу осуществить, если потребуется, в любое время.
Бои идут трудные, напряженные, но полк успешно продвигается вперед, освобождая квартал за кварталом.
Большинство населения из города эвакуировалось, а оставшееся голодает. Продовольствия в городе нет совершенно.
Получили с Володей дневной паек, возвращаемся к себе. Навстречу идет пожилая, явно ослабшая женщина.
Слышу, как она шепчет: «Drai Tag kain Brot» (три дня нет хлеба). Нам стало ее жалко, отдали ей свою пайку хлеба.
Наше командование приняло все возможные меры, чтобы накормить горожан. Все походные кухни, накормив солдат, продолжали работать. Жителям раздавали пищу. Тем, кто не мог придти, носили на дом.
В осуществлении этой акции принимали участие местные общественные органы. Дисциплина и порядок были хорошие.
После нескольких дней упорных боев полк вышел на одну из окраин города. Передо мной странное сооружение – каскад огромных бассейнов с бетонированными стенами.
По одной из стен, общей для двух смежных бассейнов, лениво перетекает вода из верхнего в нижний.
В одних бассейнах она мутная, в других – прозрачная, чистая. В ней отражается голубое небо с легкими облаками.
Один из бассейнов обезвожен. В нем слой ила метра два, маслянистого на вид, похожего на наши черноземы, проглядывает бетонное дно.
Подошедший к нам венгр сносно говорил по-русски, представился как хозяин этого частного предприятия, предназначенного для очистки части сточных вод города перед сбросом в Дунай. Он сказал, что хорошо реализует ил и другие продукты, получающиеся при переработке отходов. В целом предприятие высокорентабельное.
Передо мной рухнувший столб электроосвещения улицы. На нем два разбитых фонаря. На цоколе одной из разбитых ламп удалось разобрать, что она на напряжении 190 вольт. Меня удивило, что применено не стандартное напряжение.
Позже один электрик рассказал, что в электрической сети уличного освещения напряжение 380 вольт. В фонарях по две лампы соединены последовательно.
В городе все электрические сети кабельные. Принятое напряжение, при той же мощности, затрачиваемой на освещение, сократит вдвое сечение проводов в кабеле, при этом затраты на изготовление нестандартных ламп окупаются.
В одной из квартир задержались на пару дней. Решил «побаловать» свой взвод связи чем-нибудь необычным. Вспомнил, что у меня сохранилась банка вишневого компота, попавшаяся мне, когда воевали еще на равнине.
Хотел удивить ребят пирогами. Сумел замесить тесто, слепил пироги. Только почему-то испеклись не пироги, а ватрушки. К моему удивлению, кулинарное «чудо» всем очень понравилось.
Далеко не все дома и квартиры были одинаковыми, встречались и более шикарные. Так, на одной из улиц встретилась квартира, занимаемая инженером, работающим на заводе «Тунгсрам». Квартира расположена в «двух уровнях». В ней несколько комнат, а на втором этаже небольшой зал с роялем. Во дворе, перед входом в квартиру, небольшой участок, тоже владение инженера, на нем большая клумба и небольшой фонтан.
Хозяина квартиры в армию не призвали. Персонал завода, считающегося оборонным, также как у нас имел бронь от призыва.
На стеллаже в зале, кроме различных книг, одна полка была отведена институтским учебникам и конспектам инженера. К сожалению, все это было на немецком или венгерском языках. Не удержался, чтобы не перелистать некоторые из них. Текст прочесть с ходу не мог, но формулы и чертежи на всех языках одинаковые, кое-что понял. Сложилось впечатление, что изложение материала в их институте значительно проще, чем у нас.
Захватив последний квартал перед зданием Венгерского парламента, полк успешно участвовал в штурме этого последнего узла сопротивления немцев в Пеште.
Огромное здание парламента расположено на берегу Дуная. Оно одно из красивейших в городе, в нем много залов и помещений, богато архитектурно оформленных.
Жаль, что времени все осмотреть не было.
Пробрался в зал, выходящий окнами на Дунай. Окна закрыты тяжелыми бархатными шторами.
Очень хочется посмотреть на Буду. Это очень опасно. До противника меньше 300 метров. Немцы внимательно наблюдают за нашим берегом. При малейшем шевелении штор открывают огонь.
Соблазн был велик. Подобрался к окну, тихонько, осторожно просунулся голову между шторами. Вижу, на том берегу, на горе, королевский дворец, внизу, на набережной, воздвигнуты укрепления. За ними поблескивают каски солдат.
Долго судьбу искушать не стал, немного посмотрел и назад.
Где-то в здании встретил венгра – электрика сносно говорящего по-русски. Поговорил с ним о том – о сем, поинтересовался, от каких источников поступает электричество. Он сказал, что предусмотрено три источника: общая городская сеть, какая-то внешняя электростанция, к ней проложен специальный кабель, а в подвале здания находится свой дизель-генератор, работающий сейчас.
Наличие электричества обрадовало наших дивизионных снабженцев. Они быстро сориентировались, оборудовали электросварку и зарядили все резервные аккумуляторы и т.п.
Наш полк участвовал в боях за парламент, один батальон форсировал протоку Дуная и захватил остров Маргит, расположенный чуть в стороне.
Сегодня мы покидаем Пешт. Направляемся к одной из переправ, на правый берег Дуная, в самую гущу сражающихся там войск.
По городу полковая колонна движется по необычной, как бы «двойной», улице. Средняя часть ее – это скоростная магистраль, ведущая от центра к окраине. Она огорожена небольшими барьерчиками, нигде не пересекается в одном уровне с поперечными улицами. Она «ныряет» под них в небольшие туннели, залитые сейчас водой, поэтому движения по магистрали нет.
Пытаюсь найти взглядом те места, кроме здания парламента, купол которого виден отовсюду, где происходили те или иные события, участником или свидетелем которых мне довелось быть.
Улица, по которой мы едем, не самая красивая в городе, но и на ней есть интересные архитектурные ансамбли.
Как-то незаметно размышления о событиях в Пеште вытесняются мыслью о будущем.
Нашу дивизию передали из 2 Украинского фронта в третий, действующий на правом берегу Дуная!
Судя по сводкам Совинформбюро, мы попадаем в самое пекло упорных, кровопролитных боев с участием массы танков и артиллерии.
Город остался позади. Впереди виднеется понтонная переправа. Справа, совсем близко, Дунай с заросшими кустарником берегами. Он совсем не такой «голубой» и привлекательный, как у Штрауса, а скорее темный и мрачный. В прибрежных кустах много застрявших трупов. Чьи они? Противника или наши? Когда слышу слова известной песни – «Где чей подарок», всегда вспоминается эта картина.
Через несколько дней после начала наступления 2 Украинского фронта, начал наступление 3 Украинский фронт из района южнее г. Байя. К этому времени закончились бои по освобождению столицы Югославии Белграда, которые вел 3 Украинский фронт.
Наступление началось захватом плацдарма на правом высоком берегу Дуная.
Войска фронта, ведя упорные наступательные бои, продвигались в сторону озер Балатон и Веленце, захватили города Сигетвар, Сексард и вышли к южному берегу озера Балатон. Продолжая наступление, преодолели несколько оборонительных рубежей противника, в том числе и мощную, заблаговременно подготовленную оборонительную линию «Маргарита», на которую противник возлагал большие надежды. После прорыва линии «Маргарита», войска фронта овладели городом Секешфехервар, разгромив расположенную в этом районе крупную группировку противника, и вышли к озеру Веленце.
При дальнейшем продвижении на северо-запад, войска 3 Украинского фронта встретились, как отмечалось ранее, с действовавшими там войсками 2 Украинского фронта, и совместными усилиями овладели рядом укрепленных населенных пунктов, городами Бичке и Эстергом, окружили и уничтожили группировку немцев в излучине Дуная, это на правом берегу Дуная, а на левом подошли к окраинам Комарно.
Окружение Будапештской группировки завершается. Стремясь на северном фланге прорваться к окруженным в Буде войскам, противник начал контрнаступление, для чего подтянул из тыла стратегического резерва 2 танковые и 3 пехотные армии.
Наши войска были вынуждены на левом берегу Дуная отойти от Комарно, а на правом оставить Эстергом, но им удалось удержать Бичке и не допустить прорыва к окруженным в Буде войскам.
Не добившись ожидаемого успеха на севере, противник через некоторое время начал второе контрнаступление в районе Секешфехервара. Он не только ввел в бой танковые и пехотные дивизии из стратегического резерва, но и сформировал на «фольгюгент» и дивизии, снятые с его западного фронта во Франции. Отдельным подвижным частям противника удалось прорваться через внешнее кольцо окружения и даже выйти к Дунаю, но прорваться к окруженным войскам не удалось.
В разгар этих событий начал действовать наш полк. Нас передали со 2 Украинского фронта на третий. Перейдя какую-то железную дорогу, мы участвовали в окружении и ликвидации значительной группы немцев.
По окончании этой операции нас направили в богатый событиями район Секешфехервара.
Часть пути шли по бетонированной дороге. Окружающий пейзаж неповторим. В полях с обеих сторон дороги много подбитых и сгоревших танков, как противника, так и наших. Чувствуется, что противник напрягает последние силы. Среди подбитых немецких танков выделяются явно не серийные. Один из них с круглой, караваеобразной башней, по всей окружности которой застекленные оконца.
Дорога, по которой мы едем, на наших глазах превращается в рубеж противотанковой обороны. Саперы долбят ямы, как в каменистом поле у дороги, так и «вгрызаются» в край дороги. Они готовят «гнезда» для огнеметчиков, которые их сразу занимают. Понятно, если через нашу передовую прорвутся немецкие танки, их здесь достойно встретят.
Танковые сражения здесь проходили серьезные. С обеих сторон в них участвовало до 1000 танков. Была, по существу, вторая «Прохоровка».
Западня
Пришли на место. Сменили на передовой воинскую часть, существенно поредевшую во время боев.
Полк располагается на правом высоком берегу ручья, протекающего внизу по слегка заболоченной, поросшей редким кустарником, низине. Наш склон не очень высокий, всего метров 15–20, довольно крутой. Противоположный-пологий, на нем как бы два «перегиба». От болота начинается небольшой подъем. Затем ярко выраженный более крутой участок. Далее легкий подъем. Недалеко за этим подъемом пролегла грунтовая дорога, идущая вдоль ручья, а за ней необозримые поля.
С обеих сторон ручья, на некотором удалении от него, раскинулось несколько хуторов.
Местность явно «танко-доступная». Это вселяет тревогу, тем более, что мы только что прошли мимо полей, на которых совсем недавно разыгрались большие танковые бои.
На той стороне в хуторах располагается противник.
Полковник решил, что выгоднее занять оборону на той стороне ручья. Осуществить это удалось на удивление легко. Немцы отошли, не приняв боя.
Полковник обосновался на правом фланге в большом надежном подвале одного из хуторских домов, между 2 и 3 батальонами. Мое место в подвале внизу у лестницы.
Не понравилась мне эта обстановка. На передовой тихо. Вылез из погреба поглядеть на белый свет. Небо голубое, безоблачное. Утреннюю идиллию нарушил разорвавшийся недалеко снаряд.
Это особенно не взволновало, вероятно, начинается очередной артналет. На всякий случай вернулся в подвал. Нет, это не артналет, что-то другое. Снаряды рвутся чаще и чаще, вдоль всей передовой. Понял, началась артподготовка перед атакой. В такую переделку на передовой попал впервые.
Похоже на лето 1942 года под Воронежем. Но там донимала авиация, а здесь артиллерия.
Полковник решил перейти в большой кирпичный дом, стоящий на небольшом бугорке в районе первого батальона, на левом фланге. Оттуда хорошо просматривалась все расположение полка.
Идем пригнувшись по траншее. Снаряды рвутся вокруг. То спереди, то сзади комья земли сыпятся на нас, прямых попаданий в траншею и ближние окопы нет.
Больно ударяют комья земли, летящие от взрывов снарядов.
Добрались до дома. Он большой, по фасаду метров 50, может и больше, полутора-этажный. Внизу – полуподвал с небольшими зарешеченными окнами. Входы в дом с обоих торцов. Стены кирпичные, толщиной около метра, посередине этажа и подвала широкие коридоры, по бокам – помещения площадью метров по 30, практически без мебели.
Дом как будто специально выстроен для размещения наблюдательного пункта.
Наша комната рядом с комнатой полковника, на стороне, обращенной к противнику. Через окно местность просматривается широко во все стороны.
От горизонта, влево от нас, тянется проселок к мосту через ручей, что в нескольких километрах отсюда. По дороге, уходящей к горизонту, пылят одинокие повозки.
Вдруг вдали показался быстро движущийся по направлению к мосту обоз. Что за причина заставляет так торопится?
Вскоре стало все ясно, много правее дороги появились немецкие танки.
Из мебели в комнате только большой деревянный дубовый стол, со столешницей толщиной сантиметров 5 или 7.
Чтоб лишний раз судьбу не испытывать облюбовал место для радиостанции под этим столом. Коль снаряд залетит в комнату, все ж какая – никакая, а защита.
Только устроились, раздался страшный грохот, сдавило грудь, захватило дыхание. Стало темно. Воздух в комнате словно сжался, заполнился пороховым дымом, кирпичной пылью, по столешнице забарабанили осколки, обломки кирпичей. Вражеский снаряд нас все ж «нашел».
Грудь сдавило, меня словно «сплющило», в нос, рот набралась пыль, дым. Вздохнуть не могу, задыхаюсь. Последующей мыслью было: «Неужели это конец?»
Сознание меня на некоторое время, видимо, покидало.
Когда «очухался», в комнате стало светлее, над окном зияла огромная дыра. Снаряд попал в стык стены и кровли.
Мы с Володей целы, цела и радиостанция, только нет антенны, от нее остался только небольшой обрывок. Это не беда. У нас есть в запасе кусок телефонного кабеля.
Вылез из под стола, стряхнул плотно осевшую на одежде пыль, протер лицо, да только грязь размазал, и пошел с докладом к полковнику.
Глянул в окна. По полю в нашу сторону движутся колонны немецких танков.
В сторону нашего полка танков 60, в сторону правого соседа – тоже. Они начинают принимать боевой порядок для атаки. Влево танки почему-то не шли.
Противотанковых средств у нас немного. Нас поддерживают три танка Т-34, по одному в каждом батальоне, и батарея ИПТАПП. Кроме этого, своя батарея 76 пушек и по несколько ружей ПТР в каждом батальоне, да у некоторых солдат противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
У правого соседа силы примерно такие же.
Наша артиллерия замаскирована впереди пехоты, танки замаскированы на хуторах за постройками.
Правый сосед свои танки не укрыл за зданиями, а «закопал» по башню в землю.
Свои танки сосед потерял уже в ходе артподготовки.
Первыми врага встретили артиллеристы. Израсходовав свой боекомплект, они подбили и сожгли более 20 танков, и без потерь отошли в тыл.
Стройный порядок у немецких танкистов нарушился, темп продвижения замедлился.
Вслед за полковником перешли в подвал. У обоих входов в подвал залегли пулеметчики с «максимами».
Танки подошли ближе, в бой вступили наши «тридцать четверки».
Танк первого батальона, располагавшийся недалеко от нас, поджег 12 танков. Действовал он так: выходил в нужный момент из укрытия, поджигал танк – и быстро в укрытие.
Когда двенадцатый танк загорелся, наш в укрытие не ушел – удобной мишенью становился тринадцатый. Зря не ушел. Горящий немецкий танк выстрелил и взорвался, а наш загорелся.
Нашим танкистам удалось выбраться из горящей машины, все остались живы, но были ранены.
На участке правого соседа немецкие танки прорвались, и ушли куда-то в наш тыл.
Два танка подошли к нашему дому и загородили собой выходы из подвала. Мы оказались в настоящей «западне».
Все мы, кто был в подвале, с полковником человек 20, собрались в одном помещении. Нужно как-то выбираться. Попробовали наши силачи отогнуть или выдернуть металлические прутья в окне – не получается, они толстые и прочные, вроде «арматурной» стали.
На счастье, среди нас затесался «оружейный» мастер. У него были полотна к пиле для пилки металла, а самой пилы, станка, не было. Без станка даже горизонтальное изделие перепилить трудно, а вертикальное во много раз труднее.
Начали пилить. Первый «доброволец» начал пилить, поднажал посильнее и полотно сломалось. Смотрим на него, как на врага, полотен у мастера немного. Дальше пошло лучше. Чтоб поддержать высокий темп работы и не ломать полотна, каждый очередник делал несколько движений и передавал полотно следующему. Прут перепилили быстро, с большим трудом отогнули.
Полковник поручил мне передать комбатам приказ о переходе (отходе) на исходный рубеж, и – в окошко. За ним – все остальные, спокойно, без давки.
Пока передал приказ, свернул радиостанцию, остались с Володей последними. Вылезаю в окно. Передо мною квадратный цветник с живой зеленой изгородью, высотой 50–60 сантиметров по всему периметру и небольшим проходом с левой стороны, с большой клумбой посередине.
Огляделся по сторонам. Кровь леденеет в жилах. С обеих сторон здания из-за углов выглядывает дуло пушек, танковых пушек.
Судя по всему, немцы нас еще не обнаружили.
Спасение на крутом склоне и у ручья, он из танков не просматривается.
Туда нужно быстрее добраться. Глубоко вздохнули и бегом. Бежим с Володей под прикрытием живой изгороди до прохода, от которого до крутого склона, где спасение, метров 70–100. Краем глаза слежу за танками. Остается несколько метров, когда заметил, что башня одного танка, поворачивается в нашу сторону. Падаем и катимся по земле, это спасает.
Только перевалились на крутой склон, как буквально в нескольких сантиметрах над нами прогремела очередь из крупнокалиберного пулемета, вспахавшая разрывными пулями землю. Грохот разрывных пуль, словно прямо над нами ружейно-автоматный залп. Нас осыпали комки земли.
Слегка отдышались и бегом дальше, к броду через ручей, к своим. Полковник находился на правом фланге в расположении третьего батальона. Доложил о прибытии. Установил связь с комбатами.
Обстановка сложная. В полку большие потери. В третьем батальоне танки раздавили две трети личного состава, большие потери в других батальонах. Артиллерия цела, но нет снарядов.
Противотанковых средств у нас практически нет. От находящихся против нас танков отделяет танкопроходимые ручей и болотце. Правого соседа нет, фланг «открыт».
Чтобы «прикрыть» правый фланг, полковник собрал команду, человек 15–18. Меня назначил пулеметчиком, не освободив от радиостанции. Опять, как тогда под Воронежем, подвело то, что владею «максимом».
Связался с дивизией. Доложил обстановку.
Мне не поверили. Тогда трубку взял полковник. Комдив ему не поверил. Сказал: мы видели, как дом окружили танки и вас пленили. Передай трубку сидящему рядом с тобой немцу, послушаем, что он скажет.
Действительно, поверить в то, что мы живыми и невредимыми выбрались из дома, окруженного немецкими танками, было похоже на красивую сказку, но это ведь было. Время явно работает против нас, да еще нам не верят.
Вспомнил про «секретный» позывной, попросил у полковника разрешения им воспользоваться. Связь с «инкогнито» установил быстро. Там нас поняли. Менее, чем через час, к нам подошло подкрепление – танковая бригада. Завершился день тем, что полковник получил огромный «втык» за то, что связался с «верхом» минуя штаб дивизии.
Прошел день или два. Где-то далеко справа послышался гул, как бывает при сильной грозе или артобстреле. Над нами, в ту сторону, летели группы наших самолетов.
Встревожился, неужели противник опять начал контрнаступление. Нет, не похоже. Гул стал удаляться. Вскоре все выяснилось. Это наш фронт перешел в наступление на Вену. Начал и наш полк наступление, участвовал в захвате городов Секешфехорвар и Веспрем.
В последнее время боевая мощь нашего полка существенно возросла. Теперь вместе с нами действовали полк ИПТАПП, минометный полк, дивизион АРГК, танкисты, а иногда даже и летчики (бомбардировочная эскадрилья).
Командиры всех частей находились на нашем пункте управления. Народу у нас скопилось много.
Командир полка для себя выбирал такое место, откуда было возможно наблюдать ход боя. Обычно это какая-то возвышенность.
Обеспечивать маскировку стало достаточно сложно. Больше всего доставалось летчикам. Их дружно ругали все. Их представитель приезжал на автомобильной радиостанции. Надежно замаскировать ее ни времени, ни сил у них не было.
Наблюдалось такая необычная ситуация. Между «представителями» временно вспыхивал жаркий спор, кому нанести очередной удар по вновь выявленным огневым точкам противника.
Все дружно «оттирают» летчиков.
Действительно, основная задача приданных формирований подавлять огневые точки, препятствующие продвижению пехоты.
Успешно справляются со своими задачами артиллеристы. Известная армейская шутка: «Прицел 0,5 по своим опять» – у нас не вспоминалась, причин не было.
С танками тоже все понятно – это артиллерия на колесах.
Все представители дружно оттирали летчиков от решения очередной задачи. Действительно, бомбардировщикам не просто разбомбить пулеметное гнездо на передовой во время наступления, когда пехота залегла в нескольких метрах от него. Наиболее удачно они бомбили что-то в ближнем немецком тылу и некоторые объекты на передовой.
Наша передовая проходит перпендикулярно «бетонке» на окраине только что занятого небольшого поселка.
Воины торопятся побыстрее закончить земляные работы. Нужно отрыть окопы, траншеи. Перед нами довольное ровное поле, что редко в горах, поросшее невысокой травой. За ним, примерно в километре от нас, другой поселок. На его окраине, обращенной к нам, проходит оборонительный рубеж противника. Они уже успели «окопаться». На «бетонке» на прямой наводке стоит пушка.
У нас, слева от дороги, расположились пулеметчики. Полковник разместился тоже слева от дороги, в домике недалеко от передовой. Я со своей радиостанцией где-то возле него.
Через некоторое время комдив решил развернуть свой наблюдательный пункт в нашем поселке. На дороге показался виллис комдива. Но что это? Виллис проехал нашу небольшую улицу, не остановился, не свернул куда-нибудь.
Пулеметчики кричат, машут руками.
На виллисе то ли не заметили пулеметчиков, то ли не поняли, что тех беспокоит, и помчались дальше. Я замер, что же будет?
Вспомнился случай, произошедший со мной в начале прошлого, 1944 года. Был я назначен в этот полк. Пробирался в него днем. Часть пути была по «бетонке», так же ведущей к противнику, только дорога шла не по открытому полю, по сторонам были заросли кукурузы. Стоящая на прямой наводке пушка выстрелила. Снаряд перед нами ударился о дорогу, срикошетил, и взорвался сзади нас. Мы успели до следующего выстрела свернуть в кукурузу.
На машине заметили, что приближаются к немцам, и круто повернули вправо в поле. Когда раздался выстрел, от дороги они успели отъехать метров 50. Там, где была машина, поднялся столб дыма и пыли. Он быстро развеялся. Я увидел лежащую на боку искореженную машину. Людей видно не было. О случившемся полковник немедленно доложил «наверх».
Оттуда последовал приказ: «Провести поиск. Найти генерала живого или мертвого».
Поиск начали. В сторону машины отправилась группа из пяти человек. По ним немцы открыли шквальный огонь. Смельчаки погибли.
С одной стороны, мы жалели смельчаков, но с другой стороны было ясно, что генерала у немцев нет.
Второй группе удалось добраться до машины. Они, хоть и раненые, вернулись и доложили, что у машины три трупа, но генерала среди них нет.
Добралась до машины и третья группа. Они облазили все вокруг в радиусе метров ста, но генерала не обнаружили.
Наступили сумерки, к поиску готовилась новая группа. С передовой сообщили: заметили, что перед окопами в траве что-то шевелится. Подползли посмотреть, а это наш генерал.
Приполз он на спине, на локтях. Обе ноги у него были изрешечены осколками. В госпитале жизнь генералу спасли, но обе ноги ампутировали, одну ниже колена, а другую выше.
Жалели мы генерала. Очень было обидно, это ведь произошло незадолго до конца войны.
Впоследствии наш путь на Родину проходил через городок, который мы когда-то занимали, а сейчас в нем на излечении, временно, находился генерал. Длительный переезд на Родину для него был не желателен.
Мы его посетили. Нашему визиту он очень обрадовался, разговоры были об окончании войны, действиях дивизии и о его жизни.
Кроме ног, он потерял еще и жену. Не нужен ей оказался инвалид, ушла к другому. За генералом все время ухаживала одна медсестра. Это была симпатичная и очень заботливая женщина. В дальнейшем они поженились.
Проходим по тем местам, где сосредоточились силы врага и шли ожесточенные бои. Бои, в которых часто не было четкой линии фронта. Они шли по всей площади между озерами Балатон и Велеце, иной раз достигали Дуная, в них участвовала масса пехоты, танков, артиллерии. В некоторых сражениях только немцы вводили в бой более 5 армий танков и пехоты.
Вышли к Австрийской границе, заняли город Шопрон. Мы в Шопроне. Город пограничный, позади Венгрия, впереди Австрия.
Разостлал на полу карту. Рассматриваю пройденный от Ясс до Шопрона путь. Удивительный маршрут, все время в гуще гор. От Ясс двигались по Восточным склонам Восточных Карпат. Повернули на запад, к центру Восточных Карпат, и далее в западную часть, так называемые Трансильванские Альпы. Оттуда бросок через самый высокий Карпатский хребет, через непроходимый перевал к Салонте. Затем немного по Венгерской низменности и севернее Мишкольца углубились в Северные Карпаты, в направлении к хребту Высокие Татры. Оттуда в Будапешт и северо-западнее его захватили кусочек южных Карпат. У нас положение было, почти как у знаменитого крейсера Варяг (и борется стойко команда с морем, огнем и врагом…). Мы боролись с врагом и горами.
Впереди Альпы и снова испытания.
Альпы
Трудно в это поверить, но мы в этом, 1945 году, снова в новой стране, теперь это Австрия. Осталась позади Венгрия. Перед нами опять горы. Теперь это Альпы. Вспомнил, как военные дороги весной 1944 года привели нас в Карпаты.
Мы, жители равнин, были очарованы их громадой и красотой. Не знали мы насколько они коварны, какие «сюрпризы» готовят. Здесь начало марта, а весна в полном разгаре, похоже на май. Война в горах совсем не то, что на равнине. Воевать приходится не только с противником, но требуется преодолеть крутизну гор, превращаясь на время в альпинистов.
Обманчиво в горах расстояние. По карте между двумя населенными пунктами, расположенными на противоположных склонах горы, всего километр. Если есть тропа через вершину, напрямую, получится километра полтора, а артиллерии и обозу, по серпантину горных дорог, придется преодолеть до 10, а то и более километров.
Часто сплошной линии фронта нет. Противник создает отдельные укрепления с использованием местных условий. Из пещер оборудует ДОТы, занимает господствующие высоты, перевалы, отдельные скалы.
Радиоволны сквозь горы не проходят. Это создавало определенные трудности в осуществлении радиосвязи. Радист всегда должен находиться с соответствующим командиром. Однако, условия места размещения командира не всегда позволяют осуществить устойчивую связь. Тогда приходилось размещать радиостанцию так, чтобы обеспечить связь, а с командиром установить связь по телефонной линии.
Альпы не Карпаты, они и повыше и покруче. Чувствую, что трудно было в Карпатах, а здесь будет еще сложнее. Первая гора не очень высокая и крутая, похожа на Кавказский Машук. Подъехал полковник на своем «гнедом», показал куда нужно добраться, и ускакал.
На своей Бульке сижу верхом, на коврике. Седла у меня нет. По бокам лошадки упаковки радиостанции. Как ни стараюсь их закрепить, более тяжелая сползает на ее брюхо.
Сверху открылась широкая панорама Альп. Всюду горы и горы, одна другой выше и круче. Вдали поблескивают не то снежные вершины, не то легкие облака. Пока карабкаюсь по горам, радист с ездовым коротают время у оставленной повозки.
Следующая гора более высокая. Склон довольно крутой, каменистый. Между камней пробивается трава. Редкие деревья поднимаются до его половины. Верхом проехал недолго. Подъем становится все круче, без седла не усидеть. Камни под ногами скользкие. То и дело оступаюсь, хватаюсь за деревья, чтобы не упасть.
Деревья кончились. Поскользнулся. Чувствую, что сейчас упаду и полечу вниз. Передо мной мелькнул Булькин хвост. Непроизвольно ухватился за него и замер. Ожидаю, что Булька брыкнет, она не ожидала такую наглость, и ударит меня копытом.
Получилось иначе. Булька слегка повернула голову, глянула краем глаза, и продолжает карабкаться. Дальше мы преодолели подъем шестью ногами. Бывали мгновенья, когда, поскользнувшись, всем весом повисал на лошадином хвосте. Лошаденка и сама скользила, да еще на брюхе сползшая упаковка. Но она ни разу не задела меня копытом.
В сторону Вены мы продвинулись порядочно. Появилась надежда увидеть австрийскую столицу. Но не получилось. Наш полк опять повернули, теперь на юго-запад, в сторону Италии. Действовать предстоит опять, как было в Румынии, в горах и ущельях. Только Альпы не Карпаты, здесь все сложнее.
Похоже, что командование хочет из нас сделать настоящих альпинистов.
Заняли типично австрийский городок. Дома стоят очень плотно один к другому, улочки узкие, мощеные камнем. Сказывается дефицит земли, пригодной для строительства.
В центре города костел, построенный очевидно очень давно в настоящем готическом стиле. Через открытую дверь слышатся звуки органа.
Удивительно, всего несколько часов, как в городе установилась тишина, а здесь музыка.
Зашли внутрь. Здесь все необычно, не так, как в православных церквях. В зале ряды кресел, сидят несколько посетителей, не видно обычных для храма икон, стоит несколько статуй Христа и других святых.
По узенькой крутой лесенке поднялись к органисту.
Наш приход его удивил и испугал. На довольно чистом русском языке спрашивает о цели нашего визита.
Володя говорит, что органов в нашей стране мало, его звучание услышишь редко, а религиозные произведения вообще не исполняются.
Я что-то «вякнул» о «Мариинском театре». Органист отозвался о нем с уважением. О нем он узнал до нашей революции.
Временем мы особенно не располагали, собрались уходить. На прощанье органист предложил нам послушать в его исполнении одну из месс Баха. Это предложение мы с восторгом приняли. При этом нам пришлось нажимать какие-то педали.
Южнее, недалеко от нас остался город Брук. Мы все дальше и дальше забираемся вглубь этой гористой страны. Уж и Италия близко. Неужели наш путь туда?
Видимость в Альпах поражает. Воздух по – особенному прозрачен. В Румынских Карпатах и на нашем Северном Кавказе даль всегда затянута дымкой, мешающей рассмотреть что-либо на большом расстоянии невооруженным глазом.
Впереди на склоне горы примостился городок. Хотя до него более десяти километров, хорошо различаются отдельные домики с красными черепичными крышами разнообразной окраски, с поблескивающими стеклами окон. Все это выглядит, как набор пестрых елочных украшений.
Слева с гор выбегает веселый, шумный ручей. Нам опять предстоит лезть в горы, теперь вдоль этого ручья. По левому берегу ручья все выше и выше вьется дорога. С обеих сторон поднимаются довольно крутые склоны. Местами поросшие лесом, там и тут громоздятся огромные скалы, между которыми кое-где зеленеют небольшие площадки.
На берегах ручья примостилось несколько хуторов, расположившихся один выше другого. У каждого хутора ручей перегораживает плотина, возле которой сооружение, напоминающее водяную мельницу с огромным водяным колесом.
Чем занимаются хуторяне – для нас большой вопрос. Если у всех мельницы, то их многовато для данной местности. Пахотных земель в долине мало, больших полей в округе что-то не видно. У второго или третьего хутора останавливаемся на ночлег.
Перед нами большой двухэтажный дом. Первый этаж сложен из крупных, слегка оттесанных камней, второй кирпичный. Перед домом столб, окутанный проводами с электролампой на кронштейне.
В доме на первом этаже большая комната с могучими, резными потолочными балками и каменными не отштукатуренными закопченными стенами. Из мебели у одной из стен не то буфет, не то бар. В помещении мощные дубовые столы и лавки, за занавеской очаг.
На втором этаже живут хозяева и несколько комнат гостиничного типа. В одной из них-гордость хозяина, есть ванна. В доме имеется водопровод и электричество.
Если не обращать внимания на электрическую проводку и водопровод, впечатление, что попал в романтичное средневековье. Вот-вот из-за угла появится, позвякивая доспехами, знаменитый рыцарь Дон-Кихот на своем Россинанте, или мушкетеры короля сразятся на шпагах с гвардейцами кардинала.
На грешную землю вернул голос хозяина, пожаловавшегося на свою электростанцию. Что-то неисправно, лампочки не горят, а он не специалист, разобраться в чем дело не может.
Пошел посмотреть, может как-то смогу помочь. Зашли в здание у плотины. Там целый комбинат.
Огромное водяное колесо, расположенное за стеной, соединено с редуктором впечатляющих размеров. Зубчатые чугунные колеса с прямыми зубьями, насаженные на солидные оси, выглядят внушительно. В движение могут приводиться мельничные жернова, своеобразная пилорама, механический рубанок, веялка, и еще кое-что. Один привод выведен наружу. Все это завершает ременная передача с толстым кожаным ремнем шириной сантиметров 30, соединяющая редуктор с динамо-машиной.
Наш фермер подсоединил ременную передачу к редуктору, привел в движение водяное колесо, открыв задвижку на водоводе. Зашумели, загрохотали шестерни редуктора, заработал генератор. Его мощность 2–3 кВ. Включил на щитке рубильник. Контрольная лампа загорелась, а на стоящем снаружи рядом столбе, не горит.
Пришлось влезть на столб. Все сразу стало понятно. Проводкой занимался явно не специалист. Провода накручены на изолятор и связаны между собой, как бельевые веревки. Места их соединения чуть окислились и электрический контакт нарушился.
С Володей все это быстро исправили и свет везде загорелся.
Привод, выведенный от редуктора наружу здания, подходит к помещению для скота, и приводит в движение канатную дорогу для доставки навоза к трем, отвоеванным у горы площадкам, площадью каждая соток 3–6.
Хозяин очень гордится своими «полями», говорит, что склон горы был «голый». Он своими руками разобрал камни, натаскал из долины земли. Канатной дороги тогда не было. Соседи говорили, что зря он это все затеял, не верили в успех.
Не легко все далось, но получилось. Урожаи на полях хорошие. Своих кормов хватает, чтобы содержать немного скота.
Снова в чащу гор все выше и выше. Дикое, глубокое ущелье. По бокам высокие скалистые горы, украшенные разбросанными кое-где пятнами мхов и лишайников.
На краю пропасти, на узком карнизе, тесно прижавшись друг к другу – железная и шоссейная дороги. Внизу, примерно у 150-метрового, почти вертикального, обрыва, мчится навстречу нам шумный горный поток. Вверху такой же обрыв, переходящий затем в крутой склон.
Над карнизом местами нависают огромные скалы. Можно представить себе, что будет, если такая скала сорвется. По шоссейной дороге, столь узкой, что с трудом разъезжаются две повозки, в гору поднимается наша походная полковая колонна, превратившаяся в обоз. Пешком никто не идет.
Впереди карниз сужается и круто поднимается немного вверх. Железная дорога уходит на противоположную сторону ущелья. Железнодорожный мост взорван. На дне пропасти гигантская каменная опора. Судя по всему, мост взорван давно. Рядом с огромной каменной опорой уже сооружена деревянная времянка.
На карнизе теперь только одно наше шоссе. Оно идет по самому краю пропасти. Впереди виднеется тоже взорванный железнодорожный мост. Там железная дорога возвращается на нашу сторону и занимает свое место у края пропасти.
Место, где дорога переходит на нашу сторону, не видно. Мы сейчас выше его. Если смотреть вперед, то впечатление, что едем по железнодорожной колее. Железная дорога, попрыгав несколько раз туда-сюда, ушла влево. Вершины гор стали значительно ближе.
Наша колонна остановилась. Мы покинули повозки, стали забираться вверх по вьющейся серпантином горной тропе. В сложившихся условиях связь осуществляется только по радио. С включенной, непрерывно работающей радиостанцией, стараюсь не отставать от бодро шагающего полковника. Связь может потребоваться в любое время. Наверху горы, на запад от нас раскинулось небольшое плато, покрытое травой. Вдали виднеются окопавшиеся немцы.
В результате короткого боя, мы захватили траншею и вышли к краю плато. Внизу, в котловине, пристроились монастырь и город Ворау (Vorau).
До этого мне встречались дома, в которых тарелки с изображением этого монастыря украшали стены. Завтра, возможно, удастся узнать, чем вызвана его популярность. Наступил вечер. Завтра нам предстоит овладеть этим городом.
Утро. Полк начал наступление.
На поле боя неожиданно появились помощники. Откуда-то выползли несколько наших танков. Они оказали нам большую помощь. Наша полковая артиллерия стоит за горой вместе с обозом, нам не помогает.
Наступление развивается успешно. Наши уже на окраине города. Со своей радиостанцией нахожусь рядом с полковником, на расстоянии метров 500 от города. Со всеми корреспондентами поддерживаю связь. Изредка, на несколько минут, перестраиваю радиостанцию на волну центрального радио. Слушаю сводку о положении на фронтах войны.
Сводки оптимистичные. Похоже, что война вступила в завершающую фазу. Недавно наш фронт участвовал в освобождении Вены. Теперь войска Белорусских фронтов и 1 Украинского фронта прорвались к Берлину.
Каждый день новые сообщения о занятии ряда городов Германии, Чехословакии. У нас здесь тоже успех. Еще одно усилие и займем город. Если так пойдет дальше, то и Италия близко. До нее осталось осилить 2–3 горных хребта.
Мои размышления прервал вызов радиостанции комдива. Радист сказал, что комдив требует к радиостанции лично полковника. Переговорив с комдивом, полковник говорит мне: «Нужно передать комбатам, что наступление прекращается немедленно, отходим на исходный рубеж».
Такой же приказ, видимо, получили и танкисты. Танки пятятся.
Выполняя приказ, лезем обратно на гору по довольно крутому, поросшему травой, склону. Для немцев мы, как фишки в тире, расстреливай любую. Для стрелкового оружия далековато. Зато артиллерия работает во всю. Снаряды рвутся кругом. Склон заволокло дымом, пылью, жужжат осколки, летят камни, комья земли.
Лезу вверх, тороплюсь сколь могу, дыхание уже не «второе», а наверное «третье», задыхаюсь, воздуха не хватает, о пульсе и говорить нечего. Наконец, забрались на плато. Обрадовался брошенным немецким окопам. Можно чуток отдохнуть.
Полковник требует двигаться дальше, не дает остановиться. Приказ есть приказ, ворчим, в уме ругаем полковника по-всякому, но пятимся дальше. Только остановились на отдых, метрах в пятистах от оставшихся сзади окопов противник нанес по нам массированный артналет, вернее в основном по своим бывшим окопам. Это понятно. Координаты своих окопов у них точные.
Как был прав полковник, не дав нам остановиться. По приказу полковника, связался с комбатами, они доложили, что потерь нет. Это кажется невероятным, под огнем противника лезли по склону, кто-то мог остаться в окопах, а потерь нет. Но факт – есть факт.
Уходят наши танки. Путь им один, по узкому шоссе, столь узкому, что танки рядом с повозками пройти не смогут. Чтобы дать дорогу танкам, обоз должен уйти. Для этого повозки нужно развернуть, но сделать это быстро невозможно, мало места.
Поступил приказ: «Лошадей выпрячь, повозки бросить». Ездовые с поспешностью выполнили приказ, иначе повозки полетят в пропасть вместе с лошадьми. Подошедшие танки вынуждены сбросить повозки в пропасть.
Наша повозка уцелела, она была далеко от начала обоза, здесь дорога пошире.
Обидно, что у нас такая обстановка. Судя по сводкам, передаваемым центральным радио, все фронты успешно наступают, а мы поспешно отступаем.
Много позже узнал, что полк продвинулся много западнее условной линии раздела сфер влияния в Европе, согласно договору между державами – союзниками по антигитлеровской коалиции. Получилось, что мы захватили «чужую» территорию. Чтобы избежать возможных эксцессов, нас постарались побыстрее оттуда убрать.
Выбрались из этого ущелья, расположились в каком-то предгорье. Прошло несколько дней, и вот, второго мая по радио волнующее сообщение, что закончен разгром Берлинской группировки врага, над Рейхстагом развевается знамя Победы.
Прошло две недели после памятного последнего нашего боя.
Из 1000 орудий
Несколько дней стояли «табором», ожидался подход союзников. Подошли они или нет – не знаю, мы с ними не встретились.
Снова наш обоз ползет вдоль гор по пыльной проселочной дороге. Склоны прилегающих гор покрыты буйной растительностью неопределенного цвета из-за осевшей пыли. Трава высокая, жухлая. На Родине так выглядят луга к середине лета, а здесь весна, начало мая.
Внешне наш обоз выглядит как движущийся лес, повозки замаскированы ветками кустарника с зелеными листьями, ну как сцена из «Гамлета» Шекспира.
На нашей повозке закреплен большой, ветвистый сук, это и маскировка и «мачта» для антенны, намотанной на него. Включил радиостанцию, настроился на Москву. Слышу неповторимый, божественный голос Левитана, диктора московского радио, заканчивающего очередное сообщение словами… «из тысячи орудий».
Так может заканчиваться только приказ Верховного Главнокомандующего о завершении войны и победе. Чтобы в этом убедиться, нужно прослушать все сообщение. С волнением жду, повторят или нет?
После небольшой паузы повторили приказ полностью. Действительно, Победа! И 9 мая объявлено праздником, в Москве будет произведен салют двадцатью четырьмя залпами из тысячи орудий.
Во время войны салюты в Москве, а затем и городах героях, производились не так, как теперь производятся праздничные фейерверки. Тогда все участвующие в салюте орудия стреляли одновременно, залпом, а не по очереди.
Как это выглядело могу только себе представить. Очевидцем ни одного салюта во время войны, понятно, не был. Будучи студентом в 1945–48 гг. в городе-герое Ленинграде, посчастливилось быть очевидцем проводимых там праздничных салютов. Орудия, их было с десяток, располагались на Набережной Невы у Петропавловской крепости. Гремели залпы, в окнах дворцов на противоположном берегу реки дребезжали, а иногда лопались, стекла в окнах. Вспышки огней в воздухе отражались в волнах реки, давали отблески в окнах дворцов. Зрелище было потрясающим.
Покрутил ручку настройки приемника. Удивился. Весь «эфир» заполонили голоса немецких радиостанций. Предположить не мог, что их так много в доступной моей радиостанции зоне. Во время наших сеансов радиосвязи немецкие голоса звучали очень редко.
Все немецкие радиостанции передавали приказ о капитуляции. Лучше любой музыки звучали слова: «Deutshen Trupen alles Капут».
Ждем не дождемся, когда в Москве загремит салют, хотим присоединиться к нему. У нас специальных «салютных» боеприпасов нет. Палим боевыми в сторону врага.
Артиллеристы «лупят» по высотке, на которой, как им достоверно известно, нет ни военных, ни гражданских лиц. Прошедший день, день Победы, яркой вехой остался в памяти на всю жизнь.
Наступило новое, мирное время, забытое во время войны, со своими радостями и заботами. Официально война закончилась. Однако с северо-запада доносится гул, похожий на раскаты грома далекой грозы. Похоже на то, что километрах в 20–30 от нас где-то идет жаркое сражение.
Действительно, это было так. Группа немецкого генерала Шернера не признала капитуляцию, и не сложила оружия. Она не только продолжала сражаться, но и стремилась пробиться к Берлину, овладеть им, передать его союзникам на выгодных для гитлеровцев условиях.
Дивизия укомплектовывается личным составом до установленных норм, пополняется вооружение и имущество.
Нам выдали новое обмундирование, в вещмешках все, что положено. Идут разные разговоры. Прошел слух, что нас готовят для отправки на восточный фронт, на Дальний Восток. Наша страна, выполняя союзнический долг, приняла решение расправиться с Японией.
Мировая война окончательно закончиться лишь после разгрома Японии.
Эшелоны соседней дивизии уже отправляются на Восток. Итак, может быть два варианта, нас либо пошлют сражаться с Шернером, либо на Дальний Восток.
Второй вариант выглядит более привлекательным. Конечно, он связан с опасностями, но мы – патриоты своей Родины и готовы приложить все усилия для успешного окончания этой затянувшейся войны.
Верховное командование решило, что нам следует возвращаться домой в походных колоннах, с полной «выкладкой», то есть нагруженными, как ишаки. И это при тамошней жаре. Топать придется ой-ой сколько и «триумфальный» марш начался. Двое суток идем, сутки отдыхаем, снова идем, двое суток идем и отдыхаем тоже двое суток. За сутки проходим километров 30.
Движемся в светлое время, часа три утром и часа три во второй половине дня. В середине дня привал для обеда и отдыха. До Родины, вернее до Староконстантинова (город в Виницой области) более тысячи километров. В нем до войны базировался полк.
Теперешний наш маршрут практически совпадает с маршрутом, по которому мы шли с боями во время войны. Пришли в Будапешт, стоянка пару дней. Хотелось посмотреть многое, хотя бы те места, где был во время войны. Не получается. Отлучаться из части далеко и надолго нельзя.
Не далеко от нас действующий кинотеатр. Решил заглянуть. Интересуюсь, когда начнется следующий сеанс, хватит у меня времени или нет.
Оказалось, что сеансов здесь нет, заходи в зрительный зал, занимай любое свободное место, сиди и смотри.
Программа состоит из основного фильма и нескольких короткометражных. Смотреть рекомендуется до тех пор, пока начнет повторяться то, что уже видел. Для меня это было удивительно, на Родине просмотр кино строго по сеансам.
Сперва из Будапешта вышли на юг, идем вдоль Дуная.
В эти жаркие знойные дни неотвратимо манит к себе Дунайская вода. На привале с завистью поглядываю на плещущихся в воде ребятах.
Не могу смотреть равнодушно, мучает меня неумение плавать, а так хочется чувствовать себя в воде свободно, не скованно.
Володя, мой радист, вырос на Днепре. Он хороший пловец. Вошел он в мое положение и решил научить плавать. Добросовестно, под его команду, машу руками и ногами, но не могу проплыть и несколько метров, неведомая сила настойчиво заставляет ногами достать дно. Чувствую, что так у меня ничего не получиться.
Решил перенести учебу «на глубину». На лодке отъехали от берега. Забрался в воду, проплыл несколько метров и скорее назад, хватаюсь за борт лодки. Метод оказался успешным, скоро освоился и плавал уверенно.
Берега Дуная густо заросли кустарником. После весеннего разлива река обмелела, в кустах остались застрявшие в них «подарки» – трупы солдат, одетых в форму разных армий, участвовавших здесь в ожесточенных боях.
Тут виднеется немецкий мундир с молниями «СС», немного в стороне – венгр или итальянец, а вдали виднеется русская шинель.
Солнышко греет уже чересчур основательно. У людей от перегрева случаются тепловые удары. Что меня удивило, случаются они и у лошадей. При этом выяснилось, что наши, российские, более выносливые, чем местные.
От Дуная повернули на восток. Маршрут нам установлен примерно по тем местам, где воевали в прошлом году.
Свое коварство показала вода. Всех мучает жажда, хочется напиться чистой, холодной воды. Добравшись до воды, трудно себя ограничить. А тогда может случиться беда, некоторое время ноги не будут подчиняться хозяину.
В особо жаркие дни случалось, что к очередному привалу с опозданием подходило до трети путников.
В яркий солнечный день на тени, отбрасываемой человеком, вокруг головы наблюдается светлая полоска, похожая на нимб, который рисуют на иконах у святых.
Если у человека такой «нимб» пропадает, ему грозит беда – ранят или убьют. Так было в Румынии летом прошлого, 1944 года. С наступлением лета такой «нимб» стал появляться и здесь. Исчезал он очень редко.
Теперь его исчезновение таких трагичных последствий не предвещал, но могло случиться что-либо серьезнее.
Молодость побеждает все трудности. Пришли на привал. Чуть не падаем от усталости, но прошло не много времени, слегка отдохнули – и в футбол.
Играю и я. У меня лучше получается действовать защитником или стоять в воротах. Конечно, «сухим» вратарем меня назвать нельзя, но на страже ворот стоял, вроде, не плохо.
Среди троих «штабных» друзей-сержантов возникло шуточное соперничество в увиливании от работы. Назвали его «кантовка». Суть этого явления в том, чтобы часть своих функций переложить на кого-нибудь без ущерба для дела.
В обязанности ординарца замполита комполка входила разноска почты в батальоны.
Из батальонов в штаб полка всегда кто-либо приходит по своим делам. Они большой, вполне понятный интерес проявляют к наличию почты, особенно писем, адресованных в их батальон. С удовольствием берутся все это доставить в батальон раньше, чем туда доберется ординарец. Адресаты довольны, и ординарец часть своей работы «выполнил».
Были некоторые возможности у моего радиста Володи и у меня. Я мог ехать на повозке, а часто шел пешком, это рассматривали, как своеобразную «кантовку».
Наш победный триумфальный марш проходит по тем местам, где в прошлом году наступали. Теперь все выглядит несколько иначе. Население встречает приветливо, чарует красота гор.
Только война оставила в памяти неизгладимый след. Иной, мирный пейзаж видится совершенно иначе.
Слева довольно пологий склон горы, покрытый травой. Там и тут на нем растут небольшие кустики.
Эхо войны, прочно засевшее в памяти, трансформирует кустики во взрывы снарядов. Вздрагиваю и жду, что сейчас донесется грохот разрывов.
Пройденная дорога прочно запала в память. Много лет спустя помнил каждый поворот, ориентиры мест, где происходили разные события. Очень хотелось совершить экскурсию по этим местам.
К сожалению это не удалось.
Карпаты позади.
Расположились по берегу Днестра, по нему проходит наша государственная граница. Задержка несколько дней, решаются разные пограничные вопросы. Установлен порядок обращения с имеющимися у нас трофеями. Есть разные ограничения.
Это в основном касается офицеров. Солдат в вещмешке много не унесет. У меня единственный трофей – однобортный штатский костюм. Ограничен пропуск транспорта. Можно провести только одну трофейную автомашину.
У моего знакомого капитана-артиллериста две машины. Одну придется оставить. Он мне предложил взять машину. С сожалением отказался, у меня не только нет прав на вождение автомобиля, но и водить машину никогда не пробовал.
Закончился «марафонский» переход в Староконстантинов. Казармы полка немцы частично разрушили. Нас покуда расселили по квартирам в городе. По городу ходим свободно, увольнительных не требуется.
Когда ремонт закончился, всех загнали в казарму. Теперь выход в город будет только по увольнительным.
Это касается всех, кроме связистов. Мы имеем право бродить по улицам, если по ним проложены наши телефонные кабели. Имеется в виду, что мы ходим для обслуживания этих линий связи.
Мне вне казарм удалось прожить несколько дольше. Причина была в том, что ремонтировал радиоприемники высших офицеров. В казарме этим заниматься как-то не очень подходяще.
Однажды привезли приемник одного из начальников отдела штаба корпуса.
Оформлен приемник был красиво, корпус из красного дерева, был даже проигрыватель, хорошая акустика. Сам приемничек был простенький, но с хорошей низкочастотной частью.
Ремонт требовался не сложный, с ним легко справился. Ремонтировать его даже самому было приятно.
Хозяин приемника остался доволен и хотел одарить меня деньгами. Деньги брать я отказался. Тогда он сделал мне «царский» подарок, наградил бессрочной увольнительной.
Теперь я мог свободно гулять по городу, вплоть до демобилизации.
Возвращение на Родину хочется отметить так, чтобы запомнилось, если не на всю жизнь, то хотя бы на долго.
Стали думать, чтобы для этого подошло. Вспомнили сражения, особенно последние, вообще что-то героическое. Это здорово, но шаблонно. Нужна «изюминка». Пожалуй, стоит разыграть «кантовку». Это оригинально, а может быть и весело.
К этому времени отремонтировали здание полкового клуба. Зав. клубом, молоденький лейтенант Саша, горячо взялся за дело, и жизнь в клубе закипела. Набирали силу мужской хор, духовой оркестр и другие коллективы.
С нашей идеей о разыгрывании «кантовки» решил обратиться к этому Саше. Особой надежды на его помощь я не питал, тем более, что посвящать «начальство» в это мероприятие не следовало.
К моему удивлению, эта идея Саше понравилась. Он решил провести «мероприятие» не только с размахом, но сам принял в нем самое непосредственное участие.
Он сказал, что нашу «кантовку» можно рассмотреть как своеобразное соревнование. Мы составили положение и утвердили его у него. Решили провести торжественный вечер, на нем подвести итоги соревнования, наградить победителей и в их честь дать концерт.
Итоги соревнования «кантовщиков» подвели под руководством Саши.
Первое место занял ординарец замполита, второе – мой радист Володя, а третье я. Как наградить победителя?
Согласно принятым тогда традициям, нужно наградить почетными грамотами. Конечно, можно и нужно, но это не совсем то, что отвечает замыслу.
Если победителям кроме грамот вручить кубки, это будет и оригинально, и здорово. Только где их взять, эти кубки. Средств у клуба на это не предусмотрено.
Можно изготовить самим – металлические или керамические, но это мы тоже не можем.
Выход из тупика подсказал наш полковой художник. Он предложил в качестве материала для кубков использовать картон и цветную бумагу. Этого добра было достаточно.
Встал вопрос, где их готовить. В клубе нельзя. Там «проходной двор». О нашей затее сразу узнает весь полк.
Выбор остановился на кабинете замполита. Там есть большой удобный стол. Сам замполит в кабинете появляется только к обеду. С утра у него дела в разных подразделениях полка. Мешать нам никто не будет.
К изготовлению кубков сперва отнесся довольно скептически. Ну что за материал картон, получится нечто похожее на елочные игрушки.
Однако, в работу включился не только активно, но проявил и некоторое творчество. Дело было трудоемкое, кропотливое. По рисункам художника из картона и цветной бумаги вырезали детали, «подгоняли» их одна к другой, клеили, подчищали.
Когда все элементы, все кусочки стали по своим местам, кубки приняли свой настоящий вид, вызвали восхищение. Трудно было поверить, что они изготовлены не из металла.
Берешь в руки например «золотой» кубок, ожидаешь что почувствуешь его тяжесть и очень удивляешься его легкости.
Сегодня все заканчивается. Немного подсохнет клей и художник сделает надписи на «золотом» кубке крупно слово «кантовщик 1», на серебряном и бронзовом кубках, соответственно, 2 и 3.
В этот критический момент кто-то из нас увидел в окне замполита, возвращающегося к себе много раньше обычного.
У нас паника, что делать. Спрятать кубки негде. Кроме стола, в комнате только шкаф, заполненный агитационной литературой, но и он замкнут.
Свои «произведения» искусства быстренько ставим на шкаф и закрываем старыми газетами. Убрать на столе не успеваем.
Вошедший замполит смотрит на нас несколько удивленно и спрашивает: «Чем это вы тут занимаетесь»?
Его ординарец шустро отвечает, что делаем вырезки из газет, готовим материал для очередной беседы.
Этот ответ устроил всех. Грозу «пронесло».
Начинается торжественный вечер. Все как полагается, сперва торжественная часть, затем большой концерт в честь победителей соревнования.
На сцене стол, покрытый зеленым сукном. За столом президиум, сбоку трибуна.
Саша открыл вечер, произнес с трибуны краткую речь о «соревновании». Победителям вручил грамоты и кубки, оркестр играл туш.
Зрителей в зале не очень много. В основном это участники художественной самодеятельности и несколько приглашенных чьих-то товарищей.
По замыслу большой праздничный концерт открывается песней «Вставай страна огромная». Песня хоровая, многоголосая. Особенно ярко она звучит, тревожит душу, если в хоре есть высокие, женские голоса. Но где нам взять эти голоса? У нас самодеятельный, солдатский, мужской хор.
Кто-то предложил решение, а что, если для участия в хоре пригласить жен офицеров. В эту затею мало кто поверил, но все же попробовали, пригласили. Неожиданно для нас, они не только согласились, но стали весьма инициативными участниками самодеятельности и нашу тайну сохранили.
Подражая модным тогда авторам, сочинил стихи, а Володя – скрипач-положил их на музыку. Он сыграл с оркестром. Запомнилась только часть песни.
Девушке милойКонцерт прошел блестяще. Хорош был хор, гремел духовой оркестр, было несколько сольных номеров, небольших инсценировок, танцев.
В армии чуть не каждый второй был «стукачом». Не удивительно, что наше «мероприятие» стало известно руководству.
Мы пребываем в ожидании солидной «нахлобучки» за нашу «самодеятельность».
К моему удивлению, замполит ругал нас не очень. Выразил сожаление, что его не пригласили на вечер и сказал, что концерт, естественно, без «торжественной части», нужно повторить для всего полка и показать в других подразделениях дивизии.
Везде концерт проходил с большим успехом.
Мне поручили проведение занятий по радиоделу с вновь призванным в армию в последние дни войны воинами.
Никаких учебных пособий в части не было, кроме принципиальной схемы радиостанции РБМ. Эту схему я начертил на где-то раздобытом листе ватмана.
Через несколько лет после войны случайно встретил демобилизованного из нашей части радиста.
Он сказал очень приятную для меня весть, что занятия с ними и в дальнейшем проводили по начерченной мною схеме радиостанции.
Демобилизовался я, как имеющий несколько ранений, по Указу в первых числах октября 1945 года.
Сразу поехал в Ленинград. Родственников у меня нигде не было. В институте восстановился и приступил к занятиям на третьем курсе.
Первое время с учебой возникли большие трудности. За годы войны много забылось, да еще и отстал, потому что занятия начались с сентября.
До экзаменационной сессии оставалось не так уж много времени. Трудности удалось преодолеть, сдал свою первую сессию успешно, правда не по всем предметам получил пятерки.
Закончил институт в 1948 году и был направлен на работу на химкомбинат «Маяк», тогда он назывался «База 10». Но это уже другая история...