Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Последний месяц

Апрель 1945 года, по существу последний месяц войны в Европе, начался довольно обыденно. Дивизия прикрывала с воздуха сосредоточение наземных войск, вела воздушную разведку противника, нередко осуществляла перехват вражеских разведчиков. Не прекращалась свободная охота.

Но чем дальше, тем больше чувствовалось приближение великой развязки. Пульс боевой жизни постепенно нарастал.

На заключительном этапе подготовки к новому наступлению мы провели серию летно-тактических и технических конференций. На них были разобраны наиболее эффективные способы действий истребителей при решении различных боевых задач, возможности дальнейшего совершенствования управления, вопросы, связанные с сокращением сроков подготовки материальной части к вылетам и улучшением качества обслуживания самолетов при интенсивной летной работе. При этом учитывались особенности района предстоящих боевых действий, изменения в тактике немецкой авиации. [196]

Как всегда, хватало дел партийно-политическому аппарату. Повсеместно проводились партийные и комсомольские собрания, выступления пропагандистов, беседы агитаторов. Все это было подчинено главному лозунгу тех дней: «Завершим разгром немецкого фашизма в его логове!»

Мобилизуя личный состав на новые боевые подвиги, командиры и политработники вместе с тем разъясняли, что противник еще силен и коварен, что у нас не должно быть благодушия и самоуспокоенности, нельзя снижать бдительности. Фашистское командование стянуло в район Берлина наиболее боеспособные авиационные части и подразделения, развернуло здесь широкую сеть радиолокационных постов, значительно усилило зенитное прикрытие города. Авиация, входившая в систему берлинской противовоздушной обороны, была укомплектована опытными летчиками и более совершенными истребителями. Не исключалось появление над полем боя новых типов самолетов, в первую очередь — реактивных.

Большую мобилизующую роль сыграло награждение дивизии и всех ее полков орденами. Дивизии вручили орден Суворова II степени, 2-му гвардейскому полку — орден Суворова III степени, 937-му — орден Красного Знамени, 482-му — орден Александра Невского. По этому случаю состоялись, конечно, митинги, политработники, партийные и комсомольские активисты провели десятки бесед.

За несколько дней до начала наступления стала наконец известна боевая задача дивизии. Нам предстояло действовать на направлении главного удара 1-го Украинского фронта в интересах 3-й гвардейской общевойсковой и 3-й гвардейской танковой армий — прикрывать их с воздуха, наносить бомбардировочно-штурмовые удары по обороняющемуся противнику, его аэродромам и коммуникациям.

Тотчас же началась отработка взаимодействия между авиацией и наземными войсками. В штабе 3-й гвардейской армии были собраны представители различных родов оружия. От нашей дивизии туда пригласили полковника Н. З. Шевченко и меня. Совещание это запомнилось своей деловитостью. Командующий армией генерал-полковник В. Г. Гордов с большим знанием [197] дела охарактеризовал обстановку на фронте, ознакомил всех приглашенных с задачами, поставленными перед армией, высказал свои очень конкретные соображения относительно взаимодействия с авиацией. Затем под его руководством операция в целом и отдельные ее детали были разыграны на картах и ящике с песком. Такая наглядность и предметность позволяли каждому уяснить свою роль и свои важнейшие обязанности в предстоящем наступлении.

В течение 13 и 14 апреля мы перебазировались на передовые аэродромы: 2-й гвардейский и 937-й полки — в Бенау, а 482-й — в Комитенсдорф. Линия фронта находилась в нескольких километрах от нас, буквально рядом располагались стрелковые и танковые части, огневые позиции артиллерии.

Ранним утром 16 апреля началась артиллерийская подготовка. Перед обороной противника повисла густая дымовая завеса. Под прикрытием ее пехота приступила к форсированию Нейсе.

Вражеская авиация сразу активизировалась. Группы ФВ-190 регулярно появлялись над полем сражения, пытаясь наносить удары по наступающим советским войскам. Они действовали на максимальных скоростях, внезапными наскоками, предпочитая не ввязываться в воздушные бои с нашими истребителями. Такая тактика несколько осложняла борьбу с ними, но и к ней мы быстро приноровились. Авиационные командиры стали больше эшелонировать свои боевые порядки по высоте, усилили разведку, потребовали от летчиков держать при патрулировании скорость, близкую к максимальной.

В первый же день наступления 322-я истребительная авиадивизия произвела штурмовку вражеского аэродрома в Ной-Вельцове, где разведчики обнаружили скопление самолетов. В налете участвовало восемнадцать Ла-7. Водил их на задание майор А. И. Майоров.

Он по праву считался у нас одним из лучших командиров эскадрилий. Ему удалось сколотить дружный боевой коллектив, которому по плечу любая задача и который стремился лишь к одному — нанести противнику как можно больший урон.

С авиацией Александр Майоров породнился с юношеских лет. Работая слесарем в Подмосковье, он одновременно [198] учился в аэроклубе. В мае 1941 года окончил авиационное училище. С первых дней войны — на фронте. В сентябре 1943 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. А к моменту окончательной нашей победы на личном счету у него оказалось более трехсот боевых вылетов, шестьдесят восемь воздушных боев и двадцать семь уничтоженных вражеских самолетов.

Майор Майоров всегда и во всем показывал пример своим подчиненным. Даже внешний его вид отличался безукоризненностью. Какова бы ни была обстановка, он все равно опрятно одет, тщательно выбрит, с белоснежным подворотничком гимнастерки и в начищенных до блеска сапогах.

Боевыми действиями эскадрильи Майоров руководил решительно, инициативно, постоянно стремился навязать врагу свою волю. Его высокое командирское мастерство проявилось и при штурмовке аэродрома в Ной-Вельцове. Зная, что там сильное зенитно-артиллерийское прикрытие и не исключена встреча над аэродромом с истребителями противника, Майоров применил своеобразный боевой порядок. Основу его составила ударная группа из десяти самолетов. Группа прикрытия включала четыре истребителя. Кроме того, одна пара предназначалась для подавления зенитной артиллерии противника, другая — находилась в резерве.

Маскируясь складками местности, часто меняя маршрут и высоту полета, летчики скрытно вышли к заданному объекту и нанесли по нему сокрушительный удар. Вражеские зенитки и истребители не успели оказать им серьезного противодействия.

В недалеком прошлом после таких ударов противник обычно перебазировал свою авиацию в другое место. Но на этот раз он не последовал этому правилу. Старший лейтенант П. М. Непряхин, выполняя доразведку аэродрома, доложил в конце дня, что там опять садятся самолеты. Само собой напрашивалось решение: немедленно нанести повторный удар. Но кому поручить его? Летчики дивизии уже совершили по нескольку боевых вылетов, очень устали. Да и солнце клонилось к закату, так что, возвратившись с задания, посадку придется производить в сумерках. [199]

Звоню во 2-й гвардейский полк. К телефону подходит начальник штаба подполковник М. Г. Гуревич.

— Где командир?

— В воздухе. Вот-вот должен произвести посадку.

— Сколько сейчас в полку боеготовых самолетов?

— Семь. Какое будет задание, товарищ командир?

— Надо немедленно нанести повторный удар по аэродрому Ной-Вельцов.

— Слушаюсь. Задание будет выполнено...

С Гуревичем я познакомился в 1941 году под Ржевом. В то время он был работником политотдела ВВС Западного фронта. Еще тогда я проникся уважением к этому спокойному, вдумчивому и инициативному человеку. В дальнейшем М. Г. Гуревич перешел на штабную работу и выполнял ее безупречно. В его служебном лексиконе не было слов «не знаю», «нет возможностей». Гуревич всегда был в курсе полковых дел и неустанно заботился о высокой боевой готовности каждого подразделения. Я не ошибусь, если скажу, что в нашей дивизии это был лучший начальник штаба полка.

Должность начальника штаба хлопотна везде. Но в авиации его деятельность осложняется многими специфическими особенностями. Он часто остается за командира, когда тот вылетает на боевые задания. Динамизм боевых действий в воздухе требует от него предельной собранности, оперативности и точности. Ему необходимо ежедневно доводить до летного состава местоположение линии фронта, данные о противнике, особенно о его авиации и зенитных средствах, заботиться об изготовлении схем целей, по которым намечается нанести бомбардировочно-штурмовые удары, организовывать боевое дежурство истребителей, наземную подготовку личного состава, обобщать и анализировать доклады экипажей, возвратившихся с задания, и многое, многое другое.

Я всегда удивлялся энергии, работоспособности и находчивости подполковника М. Г. Гуревича. Он успевал во всех делах, которыми жил полк, вплоть до художественной самодеятельности.

Но вернусь к последствиям нашего телефонного разговора на исходе дня 16 апреля 1945 года. Не прошло и часа, как Гуревич доложил, что эскадрилья [200] «Монгольский арат» во главе с капитаном И. Т. Кошелевым произвела успешную штурмовку аэродрома, на котором вспыхнуло до десятка пожаров. Кроме того, кошелевская семерка провела над аэродромом воздушный бой с десятью «фокке-вульфами» и трех из них уничтожила. Сама же вернулась без потерь и благополучно произвела посадку в сложных условиях. Посадкой руководил командир полка А. П. Соболев. Сначала он посадил летчиков помоложе, а уж затем остальных. Последним, по-существу в темноте, сел капитан Кошелев.

Не менее напряженными были и последующие дни наступления, когда наши наземные войска углубляли и расширяли прорыв вражеской обороны на главном направлении. Особенно ожесточенные воздушные бои разгорелись в районе Котбуса. Туда противник бросил крупные силы авиации, и обстановка складывалась иногда так, что нашим летчикам приходилось быть в меньшинстве.

Здесь опять блестяще проявил себя командир эскадрильи «Монгольский арат» капитан И. Т. Кошелев. Возглавляемая им восьмерка Ла-7 успешно провела воздушный бой против двенадцати «фокке-вульфов». Использовав преимущество в высоте и скорости, наши летчики навязали противнику свою волю, заставили его действовать на вертикалях. В результате два вражеских самолета были сбиты, а остальные рассеялись. Трофеи этого боя принадлежали лейтенантам Г. И. Бессолицыну и Г. В. Уткину.

Там же под Котбусом мы и сами потеряли замечательного летчика, командира эскадрильи 482-го полка капитана И. И. Ландика. Он вылетел в паре на свободную охоту и вскоре обнаружил большую группу вражеских самолетов, намеревавшуюся штурмовать наши наземные войска. Не раздумывая, Ландик бросился на противника, точной пушечной очередью сбил ведущего «фокке-вулъфа». Фашисты, освободившись от бомб, всей группой навалились на пару Ландика и раскололи ее. Оказавшись в одиночестве, капитан продолжал активно вести бой и поджег еще один немецкий самолет. Однако силы были слишком неравными, и в конечном счете герой погиб.

Все мы очень переживали эту утрату. Коммунист [201] Иван Иванович Ландик в любое время был готов вылететь на боевое задание. Его ненависть к врагам, казалось, не имела предела. Семью Ландика, оказавшуюся на оккупированной территории, расстреляли фашисты. И мужественный летчик использовал всякую возможность, чтобы отомстить за это. Он никогда не возвращался на свой аэродром с боеприпасами. Если не встречал самолетов противника, то отыскивал наземные цели и поражал их. Однажды даже, облетывая истребитель после ремонта, Ландик один ушел за линию фронта и вернулся без единого снаряда. Конечно, за нарушение дисциплины я объявил ему выговор, но в то же время не мог не восхищаться его храбростью.

А всего за четыре первых дня наступления мы потеряли пять летчиков, сбив при этом двадцать три самолета противника. Так что утверждения отдельных лиц (иногда военных, а чаще околовоенных), будто в Берлинской операции противник не оказывал серьезного сопротивления в воздухе, мягко выражаясь, далеки от истины. Конечно, в 1945 году фашистские летчики вели себя не так, как раньше, но при явном численном превосходстве они все еще действовали напористо и умело использовали наши ошибки.

В эти именно дни на фронте впервые появились немецкие реактивные истребители Ме-163 и Ме-262. Летчикам нашей дивизии не довелось помериться с ними силами в бою, хотя и приходилось наблюдать их в полете. Основное преимущество реактивных истребителей было в скорости, чем и определялась наша тактика борьбы. Она в какой-то мере исходила из опыта 1941 — 1942 годов, когда наши И-16 вели бои с Ме-109. Пришлось внести лишь некоторые коррективы, обусловленные увеличением скорости полета и сокращением времени на прицеливание и стрельбу при атаке.

Получив из штаба 2-й воздушной армии сведения о немецких реактивных истребителях, мы изготовили для каждого летчика памятки и в каждом полку провели по нескольку теоретических занятий. Позже из Главного управления боевой подготовки ВВС поступила специальная инструкция, в которой был обобщен опыт первых боев с вражескими реактивными истребителями.

В общем же противник располагал лишь очень незначительным [202] количеством таких машин, и они не могли сыграть сколько-нибудь серьезной роли в противодействии советской авиации.

Прорвав три полосы обороны противника, войска 1-го Украинского фронта устремились к Берлину, Вперед вырвались танковые армии. Преодолев Цоссенский оборонительный район, они к исходу 21 апреля вышли на подступы к столице Германии с юга.

Основные усилия нашей дивизии сосредоточились в это время на двух одинаково важных задачах: прикрытии с воздуха подвижных войск фронта и помощи стрелковым соединениям, уничтожавшим вражескую группировку, окруженную юго-восточнее Берлина. Управление дивизии и ее полки перебазировались на аэродром Шлабиндорф, находившийся в пятидесяти километрах от столицы и в десяти — двенадцати километрах от линии соприкосновения с противником.

Хотя погода стояла ясная, солнечная, видимость была ограниченной: повсюду стелился дым пожарищ. Он нередко закрывал аэродромы, осложняя взлет и, в особенности, посадку самолетов. А интенсивность полетов достигла, пожалуй, своей высшей точки: в воздухе одновременно находились сотни машин. Возросло число поломок, случилось даже столкновение двух самолетов в воздухе.

Накануне операции мы предусмотрели ряд мер по обеспечению безопасности полетов: определили маршруты и высоты следования на боевые задания, порядок взлета, посадки и роспуска групп над аэродромами, поставили дополнительные задачи командным пунктам и пунктам наведения. Но оказалось, учли не все. Упустили, в частности, некоторые привычки летчиков. На протяжении всей войны каждый из них больше смотрел за задней полусферой, так как именно оттуда наиболее вероятным было нападение. За передней же полусферой наблюдали не очень объемно — немцы обычно в лобовые атаки не шли, да и мотор истребителей Ла-5 и Ла-7 служил летчику хорошей защитой от огня противника. Вот это и привело к столкновению двух самолетов. Потребовалось уже в ходе боевых действий провести с летчиками ряд теоретических занятий и бесед [203] о правилах наблюдения за воздушным пространством.

Высокая интенсивность полетов в двадцатых числах апреля сказалась и на работе инженерно-технического состава. Она стала еще напряженней — до минимума сократились сроки подготовки самолетов к вылету на задание. И наши инженеры, техники, механики трудились не разгибая спины. Даже питание им доставляли прямо на рабочие места.

Инженер А. А. Лелекин рассказал мне в те дни об истинном трудовом подвиге двух механиков — сержантов В. И. Кузнецова и В. И. Дубровского. На самолете, который они обслуживали, основательно износился мотор: ослабла тяга, увеличился расход масла. Инженеры пришли к выводу, что нужно менять поршневые кольца во всех цилиндрах. Операция трудоемкая, на нее, по самым скупым расчетам, должно было уйти два-три дня. Но Кузнецов и Дубровский возвратили самолет в строй за одну ночь. Даже видавший всякие виды Лелекин не мог скрыть своего удивления и восхищения, когда проверял их работу. Она была выполнена не только в рекордно короткий срок, но и очень добротно.

Среди механиков, мотористов, оружейников у нас было несколько девушек. Они тоже не отставали от других. Особенно круто приходилось оружейницам. Их «хозяйство» — пушки, снаряды, бомбы. Чтобы почистить пушку, надо ее снять, донести до рабочего места. На истребителе Ла-7 пушек три, и каждая весит более сорока килограммов. О весе же бомб и говорить не приходится. А сколько их надо было перенянчить, когда каждый летчик в течение дня вылетал на штурмовку по нескольку раз!

Из наших боевых помощниц особенно запомнились Раиса Шампурова, Мария Пащенко, Татьяна Коровина, Анна Ратникова, Александра Смирнова, Антонина Бардабахина, Валентина Горностаева, Александра Карамышева, Мария Жданова, Александра Рунова. И коль уж зашел разговор о вооруженцах, не могу не отметить, что труд их не только тяжел, а и кропотлив. Для того чтобы набить снарядами ленты, а затем аккуратно уложить их в бортовые ящики, требуется время. Я уже рассказывал, как еще в сорок первом году [204] авиационные умельцы несколько ускорили этот процесс. Тот же метод мы с успехом использовали и в сорок пятом, лишь несколько усовершенствовав его применительно к истребителям Ла-5 и Ла-7. У нас имелось несколько комплектов бортовых ящиков, которые заблаговременно заполнялись снаряженными лентами. Стоило только самолету произвести посадку, как авиаспециалисты уже производили замену ящиков. На это уходило всего несколько минут. Оставалось подвесить бомбы, залить в баки горючее, заправить истребитель сжатым воздухом — и он снова готов к бою.

Но, как всегда, самым главным в нашей службе было, конечно, мужество летчиков. Стремясь приблизить победу над врагом, они не останавливались ни перед чем. Их боевой порыв не могли сдержать ни отчаянное сопротивление противника, ни даже опасность погибнуть перед самым окончанием войны. Буквально каждый из тех дней был отмечен каким-то незабываемым героическим поступком.

23 апреля 1945 года звено истребителей в составе старшего лейтенанта И. С. Скрыпника, лейтенантов М. А. Арефьева, Е. А. Шубина и А. М. Шеварева вылетело на прикрытие наземных войск. На высоте 1200 метров ведущий обнаружил девять «фокке-вульфов», изготовившихся для удара по перекрестку дорог, забитому колоннами наших машин. Летчики бросились в лобовую атаку. Старший лейтенант Скрыпник первой же очередью сбил ведущего «фокке-вульфа» и, не дав опомниться врагу, энергично развернул звено для новой атаки с задней полусферы. На этот раз еще три вражеских самолета, объятые пламенем, врезались в землю. Остальные бросились врассыпную.

24 апреля четверка, возглавляемая командиром эскадрильи 482-го полка майором Ф. М. Лебедевым, патрулировала над линией фронта. С пункта наведения сообщили, что поблизости штурмуют нашу танковую колонну десять «мессершмиттов». Четверка, развив максимальную скорость, направилась в указанный район. Атакованный ею противник пытался вести бой на виражах, но наши навязали ему вертикальный маневр. В результате два «мессершмитта» запылали. Тем временем к месту жестокой схватки подоспели четыре «фокке-вульфа». Обстановка осложнилась, однако [205] и в ней звено Лебедева сумело сбить еще один самолет противника и сорвало штурмовку по нашей танковой колонне.

25 апреля летчики эскадрильи «Монгольский арат» во главе с капитаном И. Т. Кошелевым штурмовали вражеский узел сопротивления. Немцы открыли лихорадочный зенитный огонь. От прямого попадания снаряда загорелся самолет лейтенанта А. Л. Лиховидова. По радио звучали голоса: «Горишь! Выпрыгивай с парашютом!» Но, не желая попасть в лапы фашистов, лейтенант направил свой пылающий Ла-7 на зенитную батарею, одновременно ведя стрельбу из всего бортового оружия. Зенитчики в панике разбежались, огонь по группе Кошелева прекратился. Но Лиховидова мы лишились. Потрясенная его героической гибелью, эскадрилья встала в круг и штурмовала фашистов до последнего снаряда. Светлый образ двадцатидвухлетнего комсомольца Лиховидова, пожертвовавшего своей жизнью в самый канун победы, навечно остался в памяти всех, кто знал его.

26 апреля группа истребителей, возглавляемая Героем Советского Союза майором А. И. Майоровым, при патрулировании над Берлином тоже попала в зону сильного зенитного огня. Самолет Майорова был подбит. До аэродрома летчик дотянуть не мог: остановился мотор. Пришлось садиться на неровном участке местности. Майоров чудом остался жив, однако повредил позвоночник. Тем не менее и после этого он продолжал летать на боевые задания, превозмогая адскую боль и тщательно скрывая свое состояние от врачей.

1 мая две пары истребителей во главе с командиром 482-го полка Героем Советского Союза майором Г. В. Диденко встретили над центром Берлина четырех «фокке-вульфов». Наши летчики с ходу атаковали их. В ожесточенном бою майор Диденко и капитан М. И. Горсков сбили по одному вражескому самолету. Уцелевшие же поспешно ушли из-под нового удара над самыми крышами домов.

Подобных примеров было множество, и они невольно заставляли вспомнить битву за Москву. Мы тогда дрались не на жизнь, а на смерть. А вот когда оказалась поставленной на карту судьба столицы фашистского рейха, его летчики вели себя иначе. Они откровенно [206] трусили. Храбрыми питомцы Геринга становились только в тех случаях, когда имели многократное численное превосходство.

Наблюдая за немецкими самолетами, я чувствовал, что в их кабинах сидят опытные летчики. При той высокой выучке, какой они обладали, можно было драться неплохо. Но в отличие от нас они не видели перед собой возвышенной цели и потому не хотели рисковать жизнью.

Не только в ходе всей Берлинской операции, но и в непосредственном сражении за германскую столицу, где у противника имелась значительная авиационная группировка, мы безраздельно господствовали в воздухе. На нашей стороне было абсолютное преимущество и в количестве, и в качестве самолетов, и в способах их боевого применения. А о преимуществах в морально-боевом отношении и говорить не приходится.

Нашей дивизии особенно пришлось потрудиться при ликвидации группировки вражеских войск, окруженной юго-восточнее Берлина. В котел там попало около двенадцати немецких дивизий. Располагая танками и артиллерией, они пытались прорваться на запад, угрожая тылам 1-го Украинского фронта.

Штурмовки окруженного противника осуществляли в основном 482-й и 2-й гвардейский полки, базировавшиеся всего в десяти километрах от котла. На задания вылетали парами и четверками, так как видимость оставалась ограниченной и удары приходилось наносить с малых высот, иногда даже с бреющего полета. Летчики делали в каждом вылете по шесть — десять заходов на цели, сполна расходуя боеприпасы.

В конце апреля боевые действия переместились в самый Берлин. Советское командование бросило сюда большие силы истребительной, штурмовой и бомбардировочной авиации. В воздухе стало тесно. Осложнилось управление самолетами — эфир до отказа был забит командами и докладами. Пришлось прибегнуть к строжайшим мерам радиодисциплины. От летчиков потребовали резкого сокращения переговоров по радио.

И вдруг как-то вечером ко мне заходит совершенно расстроенный начальник связи дивизии майор А. И. Откидач. Я удивился: мы и в худшие времена привыкли видеть Откидача жизнерадостным. [207]

— В чем дело?

— Из корпуса нагоняй получил. Наши летчики нарушают радиодисциплину.

Я не на шутку рассердился. Безобразие! Всем ведь объявили специальный приказ. Придется строго наказать виновных. Требую уточнить:

— В чем проявились нарушения?

— Поздравляют «Полюс-два» с днем рождения.

Вот оно что! Вспомнилось улыбчивое лицо радистки корпусного командного пункта Ирины Карякиной, ее звонкий и всегда бодрый голос. Этот голос хорошо узнавали все летчики корпуса. Они привыкли к нему, как к чему-то самому необходимому. Даже появилось нечто вроде приметы: если дежурит Ирина, все будет в порядке. Как же можно было не поздравить ее с днем рождения? У меня не поднялась рука, чтобы подписать приказ о наказании нарушителей радиодисциплины.

Вскоре после этого случая Ирина Карякина стала радисткой на командном пункте нашей дивизии. А «виновник» этого перемещения — инспектор по технике пилотирования майор П. Н. Силин.

Недавно супруги Силины побывали у меня в гостях, и мне было очень приятно встретить своих боевых друзей, нашедших большое счастье на многотрудных фронтовых дорогах.

Утром 2 мая 1945 года я совершил свой последний полет над Берлином.

Мы вылетели восьмеркой: одно звено вел я, другое — майор В. И. Королев. Задача — нанести бомбардировочно-штурмовой удар по скоплению вражеских войск западнее Берлина, а затем патрулировать над городом. Пункт наведения указал нам район действий, и мы дважды атаковали наземные цели. Сначала сбросили бомбы, потом вели огонь из пушек.

Берлин встретил нас зенитным огнем. Но мы держали большую скорость, маневрировали, внимательно наблюдая за воздушным пространством. Ведомым у меня был старший лейтенант М. Е. Рябцев. На борту его истребителя четко выделялась надпись: «Монгольский арат». Подумалось: самолеты наших далеких монгольских друзей уже над Берлином. Для крепкой интернациональной [208] дружбы нет ни расстояний, ни преград!

И тут я услышал в наушниках свой позывной. С пункта наведения сообщили, что под нами самолеты противника. Оглядевшись, мы увидели уходящую со снижением на запад пару «фокке-вульфов». Догонять их не было смысла. Я приказал летчикам следовать за мной на свой аэродром. А в конце дня мы узнали, что берлинский гарнизон полностью прекратил сопротивление.

В приказе Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина в числе соединений, отличившихся при взятии Берлина, была названа и 322-я истребительная авиационная дивизия. Высокую оценку действиям истребителей дал также командующий 3-й гвардейской танковой армией. В одном из своих донесений генерал П. С. Рыбалко отмечал, что в период сосредоточения танков в выжидательные и исходные районы 2-й истребительный авиационный корпус надежно прикрывал их с воздуха, разведчики корпуса помогли полностью вскрыть систему инженерных сооружений противника в междуречье Нейсе — Шпрее, а после прорыва тактической глубины вражеской обороны и выхода танковых соединений на подступы к Берлину истребительная авиация также успешно обеспечивала стремительность наступления.

Оценили танкисты и эффективность наших бомбардировочно-штурмовых действий по окруженной котбусской группировке, выходившей на их коммуникации. В донесении П. С. Рыбалко признавалось, что эти удары способствовали быстрейшей ликвидации котбусского котла.

Много добрых слов было сказано о системе управления. Непрерывное пребывание представителей истребительного корпуса и его дивизий на НП танковой армии, КП танковых корпусов и в боевых порядках танковых бригад обеспечило беспрерывность взаимодействия и всегда своевременный вызов авиации на поле боя.

3 мая 1945 года политотдел дивизии организовал коллективную поездку в Берлин. Всей группой мы сфотографировались у рейхстага, и каждый оставил на нем какую-то свою надпись. Впечатления наши непередаваемы. [209] Ведь мы находились у самого логова Гитлера, до которого добирались почти четыре года. Об этом моменте мечтал каждый, сражаясь еще у стен Москвы. Мы и тогда ни на минуту не теряли веры в нашу окончательную победу, в то, что рано или поздно дойдем до Берлина.

И вот дошли!

* * *

В ночь на 4 мая 1945 года меня и начальника политотдела дивизии полковника А. В. Нарыжного срочно вызвали на КП корпуса. Трясясь на виллисе по изуродованной дороге, мы пытались угадать причину вызова. Уж не случилось ли что? Но что? Берлин взят. Вот-вот конец войне. Гитлеровские войска повсеместно разгромлены... А может, корпус куда-то перебрасывают? Ведь он — резерв Ставки Верховного Главнокомандования...

На КП генерала В. М. Забалуева собрались все командиры дивизий и отдельных частей корпуса. Незамедлительно открыв совещание, генерал объявил:

— Через три-четыре дня войска Первого Украинского фронта начинают новую наступательную операцию. Главный удар наносится из района Ризы в направлении Праги.

Вслед за тем был зачитан боевой приказ командующего 2-й воздушной армией и поставлены задачи каждому из нас. Нашей дивизии во взаимодействии с другими соединениями истребительной авиации предстояло прикрывать с воздуха сосредоточение и боевые действия 3-й и 4-й гвардейских танковых армий, а также двух общевойсковых — 5-й гвардейской и 28-й. Кроме того, мы должны были наносить бомбардировочно-штурмовые удары по вражеским войскам, вести воздушную разведку дорог, мостов, переправ и горных перевалов в направлении Дрезден — Прага. В ходе наступления предусматривалось перебазирование дивизии на аэродромы Риза и Гроссенхайн.

Вернувшись с КП корпуса, я собрал руководящий состав дивизии. Это совещание оставило в памяти яркий след. Видимо, потому, что оно было последним военным совещанием в таком составе и на нем вырабатывалось последнее боевое решение. [210]

Вопреки обыкновению, первым докладывал заместитель командира дивизии по инженерной службе подполковник Н. Н. Прибоев о состоянии самолетного парка. В боевом строю мы имели девяносто машин, большинство из них Ла-7. Помимо этого ожидалось возвращение нескольких самолетов из ремонта. Так что самолетный парк обеспечивал ведение активных боевых действий.

Доклад начальника разведки не отличался конкретностью. И пожалуй, не по вине докладчика. При постановке задач в штабе корпуса нам тоже сообщили лишь самые общие сведения о немецкой авиации. Разведчики считали, что противник, вероятнее всего, будет действовать мелкими группами истребителей, в числе которых могут использоваться истребители вражеской противовоздушной обороны. Летный состав ПВО противника достаточно опытен, и потому нашим летчикам нужно быть очень внимательными при встречах с ними, не отрываться от своих групп. Не исключалась возможность боев с немецкими реактивными самолетами.

Понравился мне доклад штурмана дивизии майора П. В. Киселева. В нем содержались вполне обоснованные расчеты полетов истребителей в районы Дрездена, Рудных гор и Праги. Расчеты показывали, что без перебазирования нам не обойтись.

По сообщению майора А. М. Откидача, дивизия располагала всеми необходимыми средствами связи. Используя ретрансляцию с помощью пунктов наведения и самолетов, находящихся на высотах более четырех тысяч метров, можно надежно держать связь с экипажами до рубежа Праги.

Начальник метеослужбы майор Т. Ф. Грибанов доложил о погоде. В целом метеорологические условия благоприятствовали полетам. Но когда я спросил, какая погода ожидается в районе Рудных гор, метеоролог ничего определенного ответить не смог. Пришлось указать ему на необходимость уточнить это. Я предполагал, что именно там, в Рудных горах, наземным войскам особенно потребуется помощь со стороны авиации.

Под конец высказали свои соображения начальник политотдела полковник А. В. Нарыжный и начальник штаба полковник Н. З. Шевченко. Первый касался [211] главным образом политико-морального состояния личного состава, второй — вопросов управления, перебазирования, тылового обеспечения частей.

Суммировав все это, я и принял окончательное решение на предстоящие боевые действия. Пересказывать его здесь, очевидно, нет необходимости. Скажу лишь, что уничтожение авиации противника в воздухе было возложено на 2-й гвардейский и 937-й полки, вооруженные более совершенными истребителями Ла-7. Что же касается 482-го полка, оснащенного самолетами Ла-5, то он должен был преимущественно вести разведку и наносить бомбардировочно-штурмовые удары по наземным целям.

Многое предстояло сделать политработникам. И они действительно сделали в эти дни все, чтобы преодолеть тенденции самоуспокоенности, появившиеся кое у кого после взятия Берлина, разъяснили личному составу значение освободительной миссии Советской Армии по отношению к народам Чехословакии, требования первомайского приказа Верховного Главнокомандующего, суть чехословацко-советского договора от 12 декабря 1943 года о взаимной помощи, дружбе и послевоенном сотрудничестве, а также соглашение от 8 мая 1944 года о контактах между чехословацкой администрацией и советскими войсками. В основу этой работы была положена директива Военного совета 1-го Украинского фронта. В ней подчеркивалось, что Советская Армия вступает на территорию Чехословакии, чтобы ликвидировать последние очаги сопротивления гитлеровцев и помочь трудящимся полностью освободить страну от фашистских оккупантов. Военный совет предостерегал войска от вмешательства во внутренние дела Чехословацкой Республики, требовал от каждого советского военнослужащего тактично относиться к установившимся в стране национальным, бытовым, религиозным традициям и обрядам. Вместе с тем обращалось внимание на необходимость высокой бдительности и беспощадной борьбы с фашистской агентурой в Чехословакии, с предателями народа, пособниками оккупантов.

Самым популярным стал тогда лозунг «Вперед на Прагу!». Он сыграл огромную мобилизующую и организующую роль. [212]

4 и 5 мая 1945 года мы прикрывали наземные войска, производившие перегруппировку из-под Берлина в район северо-западнее Дрездена. Немецкая авиация действовала мелкими группами, внезапными наскоками, поэтому пришлось непрерывно нести патрульную службу.

Вечером 5 мая до нас дошли сведения о восстании, вспыхнувшем в Праге против немецко-фашистских захватчиков. А рано утром 5 мая, с суточный опережением против назначенного срока, передовые отряды ударной группировки 1-го Украинского фронта перешли в наступление.

Во второй половине того же дня в бой вступили основные силы, в том числе и танковые армии. Сначала противник оказывал упорное сопротивление, особенно на левом фланге, в полосе 5-й гвардейской армии генерал-полковника А. С. Жадова. Но уже к исходу 6 мая вражеская оборона была, прорвана на всем фронте, и лавина советских войск устремилась к Праге.

Остатки разгромленных немецких частей не всегда успевали отходить. В этом мы убедились при подготовке перебазирования дивизии на аэродром Риза. Осматривать новую базу я направился вместе с командиром полка подполковником Диденко. Сопровождал нас мой адъютант старшина Черногорец. Подъехали на двух виллисах к пункту управления полетами и вдруг видим за ближайшим капониром группу вооруженных немцев. Мы поспешили укрыться в здании. Стали раздумывать, что делать. Вооружены мы были слабовато — пистолетами. Только у шоферов имелись автоматы.

— Разрешите, товарищ командир, разведать, сколько там фрицев, — обратился ко мне старшина Черногорец. — Возьмем автоматы и подъедем к капониру с другой стороны.

— Действуйте!

Через несколько минут старшина и шофер привели офицера и двух немецких солдат, настроенных, как мне показалось, далеко не мирно. Черногорец успел уже разоружить их и впоследствии ему же пришлось передавать этих пленных в ближайшую стрелковую дивизию.

На исходе 7 мая наши наземные войска достигли [213] северных склонов главного хребта Рудных гор. А в течение следующего дня, сломив сопротивление противника, они захватили горные перевалы, преодолели пограничные укрепления и перешли границу Чехословакии. Здесь танковые армии увеличили темп наступления и оторвались от стрелковых соединений.

Базируясь на аэродромы Риза и Гроссенхайн, наша дивизия, а также истребительная дивизия подполковника Г. А. Лобова, почти целиком переключились на прикрытие колонн и боевых порядков 3-й и 4-й гвардейских танковых армий. Для осуществления тесного взаимодействия мы направили к танкистам наших операторов и офицеров службы наведения с радиостанциями.

Воздушные бои продолжались вплоть до 8 мая. В этот день мы сбили последний вражеский самолет.

Особое значение приобрела в то время воздушная разведка. Наши летчики следили за передвижением вражеских колонн, исправностью дорог, сохранностью мостов через реки. Собранные разведданные докладывали непосредственно на командные пункты танкистов.

Воздушные разведчики действовали здесь уже не парами, а обычно группами в составе одного-двух звеньев. Ведущий каждой такой группы связывался по радио с соответствующим командным пунктом или пунктом наведения и получал оттуда задачу. Затем группа делилась на две части: одна оставалась на высоте 1500 — 2000 метров, а другая снижалась. Через некоторое время они менялись местами. И так повторялось несколько раз. Этот своеобразный тактический прием обеспечивал достаточно хороший обзор местности и гарантировал безопасность группы.

Довелось нам нанести и несколько бомбардировочно-штурмовых ударов по наземным целям, главным образом — по отходящим колоннам вражеских войск. Особенно эффективным был удар истребителей 482-го полка по скоплению автомашин и боевой техники на дороге Теплице — Мост. Одновременно летчики сообщили танкистам о местонахождении противника, и те завершили его разгром.

Местность в Чехословакии резко пересеченная. Это требовало от летчиков сосредоточенного внимания при [214] пилотировании. Без точного расчета нельзя себе представить атаку наземной цели, особенно выход из пикирования. А в гористой местности такие расчеты не просты. Здесь гораздо труднее, чем на равнине, определить расстояние до объекта атаки или до какого-то наземного ориентира. Мы не упустили этого при планировании боевых действий и старались посылать на задания ведущими только опытных летчиков.

* * *

Немецко-фашистское командование предпринимало крутые меры для подавления восстаний в Праге и других городах Чехословакии. Против повстанцев оно бросало не только наземные части, а и авиацию. Об этом неоднократно сообщали чешские радиовещательные станции.

По распоряжению генерала Красовского значительные силы истребителей были посланы на прикрытие городов Прага, Кладно, Мельник. Не допуская сюда вражескую авиацию, летчики намного облегчили положение участников восстания до подхода наших наземных войск,

В Прагу передовые танковые части 1-го Украинского фронта ворвались на рассвете 9 мая 1945 года. А уже к 10 часам утра столица Чехословацкой Республики была полностью очищена от фашистских захватчиков.

В результате дальнейших стремительных действий к вечеру удалось отрезать основные пути отступления врага на запад и юго-запад. В кольце оказалось пятьдесят немецких дивизий. Основная масса этих войск была пленена к исходу 11 мая, а к 19 мая оказались ликвидированными и все мелкие группы, пытавшиеся избежать плена. Лишь немногие из окруженных прорвались в зону действий американской армии.

В один из майских дней мне довелось побывать в Праге. Ярко светило весеннее солнце. В его лучах золотилась нежная зелень каштанов. На улицах, еще сохранивших следы недавних боев, ликовали пражане. При встрече с нами они крепко пожимали руки и горячо благодарили за освобождение родного города, за вызволение всей страны из-под ига фашизма.

Запомнился и такой эпизод. В центре одной из [215] пражских площадей стояла наша девушка-регулировщица. Стройная, красивая, в гимнастерке, туго перехваченной ремнем, она виртуозно орудовала флажками. С обеих сторон площади у тротуаров замерли группы чехов. Они не спускали восторженных глаз с нашей регулировщицы. Я дважды проезжал через эту площадь и каждый раз видел одно и то же.

* * *

Трудно передать словами радость, которая охватила каждого из нас, когда мы узнали о капитуляции Германии. Взволнованный перестук наших сердец звучал громче орудийных салютов. Победа! Сколько дорог и сколько невзгод пришлось преодолеть, прежде чем услышать это гордое слово! А сколько на этом многотрудном пути потеряно боевых товарищей, память о которых бессмертна!

Было радостно сознавать, что в завоевание победы внес определенный вклад и личный состав нашего соединения — 322-й Минской Краснознаменной ордена Суворова истребительной авиационной дивизии. Только за 1945 год ее летчики совершили 4369 боевых вылетов, уничтожив при этом 152 вражеских самолета, много живой силы и техники из наземных войск противника. За отличное выполнение боевых заданий личному составу дивизии семь раз объявлялась благодарность в приказах Верховного Главнокомандующего. 2-й гвардейский полк награжден орденами Красного Знамени и Суворова III степени, 482-й — орденами Александра Невского и Кутузова III степени, 937-й — орденом Красного Знамени. Многим летчикам присвоено звание Героев Советского Союза. Среди них — майоры Г. В. Дидейко, В. И. Королев, В. В. Зайцев, Ф. М. Лебедев, капитан И. И. Ландик, старшие лейтенанты П. М. Непряхин, М. Е. Рябцев, П. А. Сомов, П. М. Коняев.

Высоко мы взлетели за время войны. А за далью этих высот открывались уже новые дали, новые высоты. Впереди была эра реактивной сверхзвуковой авиации и угадывался взлет советского человека в безбрежное космическое пространство.

Содержание