Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Увеличиваем счет еще на два

Отправляясь в очередной боевой поход, мы не могли знать, что он будет проходить накануне большого наступления Советской Армии на Севере. Только потом нам стало ясно, что в данных условиях делалась еще более важной поставленная нам обычная задача: совместно с авиацией искать и топить корабли противника у северных берегов Норвегии.

Поздняя осень. Солнце лишь на короткое время показывается над горизонтом. Скоро оно совсем скроется, и наступит долгая полярная ночь. Уже сейчас можно, не отходя от неприятельского берега, заряжать ночью аккумуляторные батареи. Это позволяет дольше находиться на путях движения конвоев, повышает вероятность встречи с ними при самостоятельном поиске. Но сама атака затрудняется.

Очень долго тянутся вечерние и утренние сумерки — томительное время для подводников. Всплывать нельзя, а в перископ уже почти ничего не видно.

Именно в такое время ходовую вахту принял старший лейтенант Евгений Хрусталев. Подвсплыв для очередного осмотра горизонта, он различил сперва лишь нечеткие очертания берега. Только мыс Нордкин ясно выделяется на фоне неба. Но тут из рубки гидроакустика поступил доклад о слабых, неясных шумах. Еще раз внимательно осмотревшись, Хрусталев заметил едва уловимые, расплывчатые и неясные силуэты каких-то кораблей.

Старший лейтенант немедленно подал нужные команды на руль и в шестой отсек—электрикам и начал маневрирование для атаки.

Поднявшись в боевую рубку, я остался доволен действиями своего помощника. Решительным маневром он сэкономил мне не меньше минуты, а минута в таких случаях часто решает исход дела.

Почти во всех прошлых атаках мы стреляли с [177] коротких дистанций — наверняка. По-иному сложилась обстановка сейчас. Цель едва различима Расстояние до нее, по-видимому, велико. Сближаемся полным ходом. Вот цель подходит к углу упреждения. Только перед самым залпом удалось разглядеть, что это транспорт. Он как раз вышел в светлую часть горизонта. Акустик докладывает о шумах еще нескольких кораблей, но их в перископ не видно.

Нос тяжело груженного парохода подошел на крест нитей. Командую:

— Пли!

Торпеды устремились к борту цели. Волнуюсь, дойдут ли. Дистанцию так и не удалось точно определить. Проходит минута, вторая. Транспорт продолжает идти. Рядом со мной у перископа застыли в ожидании дивизионный штурман Иванов и Хрусталев. Молчание. Только Круглов из своей рубки докладывает об изменении пеленга на шумы винтов.

Не отрываясь, слежу за упрямым транспортом. Думаю одно: «Ну, тони же, тони, уже время». Чувствую, что и все в центральном посту волнуются и внимательно вслушиваются. Тишина такая, что можно бы услышать полет мухи.

Неестественно громким кажется доклад акустика:

— Слышу взрыв!

Для меня этот доклад уже лишний. Вижу, как в районе второго трюма транспорта поднимается столб желто-черного дыма. Даю посмотреть в перископ Иванову, Хрусталеву и старшине 1-й статьи Игнатьеву. Они наблюдают взрыв второй торпеды.

К сожалению, повторить атаку кормовыми аппаратами не удалось — началась бомбежка. Уходим на глубину. Нас преследуют два миноносца и сторожевик. Сбросили несколько десятков бомб. Одна серия накрыла нас очень точно. Полопались электролампочки, а главное — вышла из строя гидроакустика. Мы стали «глухими».

Оторваться от преследования удалось только через три часа.

Знаем, что невдалеке находятся другие наши лодки. Пользуясь темнотой, выходят на ночной поиск и наши торпедные катера. Всплыв, немедленно сообщили по радио о встрече с противником, и были очень рады, когда [178] на следующий день узнали, что по нашему донесению торпедные катера под командованием капитана 2-го ранга Владимира Алексеева вышли в этот район, нашли и потопили два фашистских корабля. По этому поводу старшина Боженко заметил:

— Гуртом и батька добре бить.

Так старой украинской поговоркой Боженко метко определил характер взаимодействия.

Рассвет снова застал нас у вражеского побережья. Поврежденную при бомбежке акустику ввести в строй не удалось. Приходится все чаще всплывать под перископ.

Во время одного из таких всплытий вахтенный офицер, заметив в фиорде два корабля и начав атаку, вызвал меня в рубку. Это были тральщики, которые, судя по маневрированию, занимаются поиском подводной лодки.

Пока один, застопорив машину и развернувшись носом в море, выслушивает горизонт, второй проходит вдоль берега 25—30 кабельтовых. Затем они меняются ролями, обеспечивая, таким образом, друг друга. Тральщики медленно приближаются к выходу из фиорда.

Понятно, почему они так осторожны. У входа в этот самый фиорд вчера мы потопили транспорт. Они ищут нас. Ну что ж, померяемся силами. Преимущество на нашей стороне. Мы уже обнаружили их, а они нас еще нет.

Атаковать противолодочные корабли опасно, но и оставлять их безнаказанными в районе, где предстоит действовать нашим лодкам, нельзя. Будем атаковать. Почему-то вспомнилась любимая поговорка нашего комбрига: «В атаку выходить — не к теще на блины ходить».

Пока сближались с противником, созрел план атаки: потопить оба тральщика. На каждый — по две торпеды. Стрелять дважды. Вторую торпеду в залпе выпускать для перекрытия ошибки в определении скорости, так как у тральщиков она все время меняется.

После атаки — разворот и быстрый отход чтобы упредить выход других противолодочных кораблей из находящегося поблизости порта.

Штурманы — дивизионный Иванов и корабельный Морозов — обдумывают план отхода. Опытный в этих делах Иванов прокладывает курс по известному ему извилистому подводному «оврагу» — довольно узкому фарватеру с глубинами на 10—15 метров большими, чем [179] средняя глубина вокруг. Если идти вплотную к грунту по впадине или, как говорят подводники, «ползти на брюхе», то это очень хорошо маскирует лодку.

Сближение продолжается более получаса. Тральщики ходят очень короткими галсами у самого берега, часто меняя курсы, по существу оставаясь на месте. Установить точную закономерность их движения не удалось. А выжидать боюсь: вдруг они прекратят поиск и уйдут — ведь порт рядом.

Первой мишенью избираю ближайший тральщик. Он стоит с застопоренной машиной. Делаю на циркуляции двухторпедный залп. Одной торпедой целюсь в носовую часть тральщика. Вторую выпускаю впереди его по курсу — на случай, если он даст ход.

Сами остаемся под перископом для наблюдения за результатами атаки и готовим второй залп. Атакованный тральщик дает ход и циркулирует. Попадут ли торпеды? Через полторы минуты все слышат Ява глухих взрыва. Вижу поднявшиеся над целью столбы воды и дыма. Но что такое, почему тральщик не тонет? Вот он уже проходит оседающие столбы взрывов. Все стало ясно. Промах. Торпеды попали... в берег.

Второй корабль тоже дал ход. Оба отчаянно дымят. Пока не поздно, хочу повторить атаку по первому тральщику, для чего приказываю готовить кормовые торпедные аппараты.

После залпа из носовых аппаратов сразу начинаю циркуляцию для атаки кормой. Лодка остается под перископом. Иванов готовит фотоаппарат для съемки. Циркуляция идет медленно, места для маневрирования мало.

Снова взрыв. На этот раз торпеда нашла цель, взорвалась под мостиком тральщика. Иванов успевает щелкнуть фотоаппаратом. Тральщик быстро затонул. Второй тральщик" круто развернулся и идет прямо на нас. Атаковать бесполезно. Уходим на глубину. С помощью эхолота быстро находим «штурманский овраг», но уклоняемся по существу вслепую: гидроакустика не работает, и судить о маневрировании противника не по чему.

Первые бомбы взорвались далеко. Но вот тральщик точно над нами. Работа его винтов слышна во всех отсеках. Однако бомбы он сбросил неточно. Тут, можно сказать, нам повезло... [180]

Теперь ясно слышим, что над нами уже не один корабль. Видимо, подошла поддержка. На всех преследующих кораблях работают гидролокаторы. Слушать их посылки очень неприятно. Впечатление такое, будто по корпусу лодки бьет град. На одном из преследователей локатор другого типа. Его посылка напоминает удар хлыста или бича. Звук этот сопровождается еще подвыванием. Бомбы посыпались кучнее и ближе. Слышен не только шум винтов, но и шипение сброшенных бомб, Неприятное ощущение!

От близких взрывов в отсеках гаснет свет, затем следует сильный удар корпусом о грунт. Лодка задрожала, будто в лихорадке,

С большим трудом удается оторваться от грунта. Восстанавливаем освещение. Обнаружилась еще одна неприятность: из строя вышел эхолот. Теперь мы не только «оглохли», но и «ослепли». Однако опыт Иванова, его точные расчеты помогают укрыться в «овраге» и сбить с толку противника. И только через шесть часов мы окончательно оторвались от преследователей.

Отделались мы нелегко. Кроме выведенного из строя эхолота, сорван лист легкого корпуса над первым отсеком, второй лист вырвало в корме. Поврежден барабан волнореза, в результате чего не закрываются передние крышки кормовых торпедных аппаратов.

В старшинской кают-компании Павлов с Рыбаковым обсуждают события дня.

— Крепко сторожевики в нас вцепились и всыпали прилично, — говорит Павлов.

— Когда за дело, не обидно, — замечает Рыбаков.

— Так-то оно так... Одно время насели — все бомбы рядом кладут. В шестом отсеке «взрывомер», говорят, вышел из строя, резинка оборвалась.

— Лишь бы сталь на корпусе выдержала, а мы выдержим. Кстати, сталь нам добротную металлурги дали. За то, что после сегодняшней бомбежки живы остались, не раз нужно рабочему классу поклониться.

— В этом у меня с тобой разногласий нет... На поверхности давно наступила ночь. Всплываем. Кораблей противника не видно. Далеко за кормой слышны взрывы запоздалых глубинок. Теперь это не страшно. Донесли о своих действиях в штаб. Нам приказано возвратиться в базу. [181]

На переходе нас еще раз спасали бдительность и зоркие глаза старшины Игнатьева. Когда до входа в Кольский залив оставалось несколько часов, я спустился в каюту, чтобы закончить отчет о походе. Вдруг — резкое повышение оборотов дизелей и крен от положенного на борт руля.

Не дожидаясь доклада, выскакиваю на мостик.

Лодка делает поворот. Машинный телеграф показывает «Самый полный вперед». Оказывается, полминуты назад вахтенный сигнальщик Игнатьев увидел справа по борту перископ и одновременно пузырь и след выпущенных торпед. По его докладу старпом Хрусталев увеличил ход и резко отвернул. Торпеды прошли стороной.

Старшему лейтенанту Хрусталеву и старшине Игнатьеву объявил благодарность.

Прогляди Игнатьев или растеряйся Хрусталев, и мы уже не вернулись бы в базу. Действительно, на подводной лодке успех или неудача, жизнь или смерть экипажа зависят от каждого человека.

Когда Игнатьев сменяется с вахты, многие подходят поздравить его. Подходит и его дружок Сережа Мамонтов.

— Спасибо, Саша! Если бы не заметил вовремя, пришлось бы нам навечно прописаться в дельфинограде.

— Это что, иносказательное — кормить рыбу? — спросил Федотов,

— Угадал. Оно самое.

— Игнатьева я тоже от всей души поздравляю. Но рыбу кормить мы не будем. На этот счет я спокоен, примету имею.

— С каких это пор ты в приметы начал верить?

— Не беспокойся, не мистика. В глупые не верю, а это особая — в нее верю. Говорю это тебе серьезно, без смеху.

— Расскажи, может, и мы поверим.

— Слушай и запоминай. Только сначала ответь на несколько вопросов. Итак, с какого похода нас фашисты топить начали?

— С первого. Бомбили и торпеды выпускали.

— В каком походе они нас не трогали?

— Не было такого похода.

— Правильно. Не было. Каждый раз стараются нас потопить, но не могут. Мы не хотим тонуть. И не [182] потонем. И это не чудо или колдовство. Фашисты не дают нам забыть, что мы на войне. Вот и учимся все время, и вахту стоим как следует. Пока это будем делать, никто нас потопить не сможет. Прекратим, зазнаемся — ручаться не могу. Вот и вся примета.

— Ну, в такую «примету» и мы верим.

— Вот именно.

Командиры боевых частей, как обычно, доложили мне фамилии наиболее отличившихся за поход. Каждый втайне мечтает попасть в этот список. Ведь этим отличившимся предоставляется право при входе в гавань произвести салютные орудийные выстрелы по числу потопленных нами вражеских кораблей. Каждый поход люди обычно меняются, а так как тренировок в стрельбе нет, то иногда получаются курьезы. Например, после третьего похода, когда нам нужно было сделать четыре выстрела, неопытный артрасчет три выстрела произвел нормально, а с четвертым произошла задержка. В это время лодка подошла к пирсу. И когда командующий флотом приблизился к сходне, вдруг прогремел последний, четвертый выстрел.

— Это вы что, командующего пугаете? — обратился адмирал к артрасчету.

— Никак нет, докладываем о победе, — не растерялся командир орудия старшина 2-й статьи Хлабыстин.

Сегодня честь рапортовать из пушки о нашей победе выпала старшинам Игнатьеву, Магдалинину, Бубнову, Мамонтову, Власову и матросам Лемперту и Бочанову.

На пирс прибыли командующий и начальник штаба флота, командир бригады и, конечно, очень многие друзья. Я доложил командующему о походе и атаках, показал все это на кальках и картах. За первую атаку адмирал похвалил. Вторую не одобрил.

— Зря в фиорд пошли, — сказал он, — нельзя рисковать людьми и кораблем из-за не особенно важных целей.

И я не мог не согласиться с командующим.

...Через несколько дней в Заполярье началось наступление наших войск, закончившееся вскоре изгнанием фашистских захватчиков из Печенги и Киркенеса. [183]

Дальше