Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Первый боевой поход

Наконец наступил этот долгожданный день. Меня вызывают к командиру бригады. Матросы и старшины счастливо улыбаются. Они, как и я, догадываются о целях вызова.

На командном пункте, кроме Колышкина, находится командир дивизиона Александр Владимирович Трипольский.

Выслушав мой доклад, комбриг спрашивает;

— Сможете завтра выйти в поход? — И, немного помедлив, добавляет: — Предупреждаю, задание будет не из легких.

— Экипаж подводной лодки готов к выполнению любого задания, товарищ капитан первого ранга! — отвечаю я.

Командир бригады внимательно смотрит на меня, затем открывает ящик стола, достает папку с документами и не спеша начинает объяснять боевую задачу. Нам предстоит высадить на вражеское побережье разведывательную группу и принять группу, закончившую работу в тылу противника. Срок выполнения по возможности кратчайший. Следует учесть, что скоро наступит полярный день и высадка станет невозможной.

Насколько большое значение придается этой части задания, видно из запрещения атаковать какие бы то ни было корабли, пока задача не будет выполнена. Главное — высадка. Удастся она — цель похода достигнута, даже если мы ничего не потопим.

Иван Александрович подробно рассказывает, как решались подобные задачи другими лодками. Никаких рецептов не дает. Не хочет связывать инициативу. Обязательно одно — место высадки. Оно определено приказом и изменено быть не может. Находится около рыбачьей деревушки, недалеко от немецкого сигнально-наблюдательного поста. Это основная трудность. [80]

По выполнении первой части задания разрешается приступить к уничтожению кораблей противника на вражеских коммуникациях.

Колышкин напоминает, что фашистские конвои жмутся к берегу, и, чтобы выйти на их пути, нужно форсировать минные поля. В составе вражеских конвоев много кораблей охранения. Атака требует от экипажа лодки настойчивости, мужества и умения.

Инструктаж окончен. Боевой приказ получен. Командир бригады встает.

— Ну что, командир, справишься?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга, задание будет выполнено.

— Желаю удачи! Выход завтра. Сейчас можете быть свободны!

— Разрешите объявить о походе личному составу?

— Объявите. Подробности задания объясните в море.

— Есть!

С командного пункта направляюсь в кубрик. Иду радостный, улыбаюсь. Вот оно, первое наше боевое задание! Без всякой скидки на молодость и неопытность! В нас поверили! Представляю, с какой радостью встретит мое сообщение о походе команда!

Сколько же ненависти к врагу должно накопиться в сердцах людей, чтобы сообщение о походе, связанном со смертельной опасностью, вызвало только радость. Океаны горя хлынули на нашу землю вслед за фашистскими ордами. Сотни тысяч наших соотечественников замучены врагами. У многих на нашей лодке — большое личное горе: погибли родные и близкие или ничего не известно о их судьбе. Все мы горим ненавистью к гитлеровцам. Наконец настал и наш черед начать расчеты с ними.

В матросах, старшинах и офицерах не сомневаюсь. Знаю каждого, и в каждом уверен. С нашим экипажем плохо воевать нельзя!

С этой мыслью вхожу в кубрик. Приказания о сборе людей отдавать не нужно. Все тут. Ждут моего прихода. Сообщение о предстоящем выходе в море встречается с энтузиазмом. Кое-кто даже «ура» закричал. Разве можно удержаться, когда вся боль за оккупированные гитлеровцами города и села, за страдания родных и близких людей, накопленная за долгие месяцы войны, [81] находит выход—завтра в смертельный бой с ненавистным врагом.

— Предупреждаю, поход предстоит сложный и трудный, — говорю я и добавляю: — Задачу и район узнаем завтра.

Через пятнадцать минут, несмотря на поздний час, команда уходит на лодку, чтобы еще раз проверить готовность механизмов. Никто не согласился бы отложить эту работу на завтра.

На собрание офицеров я пригласил секретарей партийной и комсомольской организаций. Рассказываю об обстановке на театре. В борьбе с лодками противник использует надводные корабли, авиацию, мины, свои подводные лодки и береговую артиллерию, усиливает охрану конвоев. Не стал я также скрывать, что из района, куда нам предстоит идти, не вернулась посланная туда подводная лодка. Подчеркиваю важность организации надежного зрительного и акустического наблюдения. Заканчиваю словами о том, что наше вступление в семью североморцев должно ознаменоваться отличным выполнением боевого приказа.

Офицеры внимательно слушают. Им предстоит поставить задачу личному составу своих боевых частей. Затем с заместителем по политической части капитан-лейтенантом Богачевым, парторгом Шаповаловым и секретарем комсомольской организации трюмным Обориным советуемся по плану работы в походе.

На следующий день за два часа до выхода в море у меня собрались командиры всех лодок, находившихся и базе. Это — традиция бригады. Командиры дают советы и желают счастливого плавания. За полчаса до выхода иду на командный пункт получить последние указания.

Провожать лодки в поход на Севере нередко приходило командование флота и обязательно командование бригады. Нас провожает комбриг Колышкин. Он обходит отсеки, жмет всем руки, желает успеха. С нами идут в поход, чтобы познакомиться с обстановкой и театром, командир дивизиона Трипольский и дивизионный штурман старший лейтенант Паластров.

Все приготовления закончены. Получено «добро» на выход. Отданы швартовы. Напутствуемые дружескими [82] пожеланиями товарищей, уходим в свой первый боевой поход...

За кормой скрываются берега Кильдина, а затем Рыбачьего. Пройдена линия наших передовых дозоров. Погода свежая. Штурманский электрик Сергей Мамонтов проверяет в центральном посту работу своих приборов и тихо напевает:

А волны и стонут, и плачут,
И бьются о борт корабля...
Растаял в далеком тумане
Рыбачий — Родимая наша земля.

Мы снова одни среди бушующего Баренцева моря.

Да и что может быть лучше? Море закаляет волю человека, развивает в нем смелость, глазомер, ловкость, решительность... Привыкнуть к морю, сдружиться с ним, полюбить его и, полюбив, покорить, — это на берегу не придет, этому учит только оно само, грозное, суровое и прекрасное.

Всюду нас подстерегает опасность, но мы не беспомощны, сами несем смерть врагу.

Мы признаем свое право только на один страх—не перед противником, каким бы он ни был, а перед возможностью плохо выполнить поставленную нам боевую задачу.

— Успеха добьемся обязательно! — заявил я офицерам, объясняя в кают-компании во всех деталях задачу похода.

Вижу по лицам: они думают так же. Уверен, что так думают и все остальные члены нашего экипажа: и рулевой сигнальщик Василий Легченков, внимательно вглядывающийся в темноту ночи, и вахтенный торпедист краснофлотец Новиков, дежурящий у приготовленных к выстрелу торпедных аппаратов, и наш комсорг Михаил •Оборин, беседующий в отсеке со свободными от службы членами бюро.

Подошли к минному полю, погрузились: решили преодолеть его под водой. Все стоят на своих постах по готовности номер один. Внимательно прислушиваемся к забортным шумам. В лодке полная тишина. Нервы напряжены. Ждем зловещего шороха трущегося о борт минрепа. Надо признаться, неприятное ожидание! Стоит кому-нибудь сделать неосторожное движение, и [83] противная мелкая дрожь пробегает по коже. Но пройти минное поле нужно, и мы идем. Ведь мужество — это вовсе не значит не бояться смерти. Мужество — это преодоление страха, победа чувства долга над инстинктом самосохранения.

Когда наконец минное поле благополучно пройдено, по лодке проносится вздох облегчения. Всплываем под перископ. На поверхности бушует шторм. С большим трудом удается определиться и осмотреть район.

Сегодня о высадке не может быть и речи. Перекатывающиеся через палубу волны не позволяют спустить и нагрузить шлюпку. А если и удастся спустить, прибой у берега разобьет ее. Уходим штормовать в море. Снова томительные часы под минным полем, которое опять проходим благополучно.

Несколько дней штормит. Время уходит. Все короче становятся ночи, и уменьшаются шансы на благополучную высадку. Надо спешить, а тут, как нарочно, в темное время восходит луна.

Но ветер слабеет, и мы идем к берегу. Пока осматривали район высадки, море успокоилось Решаем лечь на грунт и дожидаться ночи. Делаем это для того, чтобы сократить до минимума время, необходимое на высадку. Оставаясь на грунте, мы сохраняем надежно обсервованное место, и перед высадкой нам не придется тратить время на его определение.

Приглашаю к себе лейтенанта Гладкова, худощавого высокого моряка. Он долго плавал матросом и штурманом в торговом флоте и офицером стал в самом начале войны. К нам на лодку назначен помощником командира. Это спокойный, рассудительный, слегка даже флегматичный человек. Мы сидим в моей каюте, в которой едва умещается два человека. Перед нами на столике карта с «поднятыми» глубинами. Обсуждаем подробности предстоящей высадки.

Главное — не дать себя обнаружить немецкому посту. Нам мешает, а врагу помогает луна. Штурман лейтенант Иванов рассчитал ее азимут и высоту на каждый час. Выгодно всплывать около полуночи и маскироваться тенью скал.

Времени на высадку у нас остается не более полутора часов. Команда расписана и натренирована. Должны справиться, [84]

— Как будто все ясно, старпом?

— Так точно!

— Во время высадки я буду на мостике. Вам находиться в центральном посту. По мере выгрузки с лодки имущества подправляйте дифферентовку.

— Понятно!

— Если со мной что случится, командуете вы. Боевой приказ должен быть выполнен.

— Есть!

Дал возможность экипажу хорошо выспаться и отдохнуть. По сигналу боевой тревоги лодка снялась с грунта, и мы по счислению идем к месту высадки. Всплыли бесшумно, под электромоторами направляемся к берегу. Погода нам благоприятствует. Немного штормит. Луна спряталась в густых тучах.

Каждый матрос и старшина точно знает свои дополнительные обязанности на время высадки. Занял свое место расчет кормового орудия. Самые меткие стрелки — Корзинкин и Николаевский — стоят на мостике с ручными пулеметами. Внизу все готово к подаче на палубу и погрузке в шлюпку грузов. Одним словом, Гладков предусмотрел все до мелочей.

Получили условный сигнал. Нас ждут. Подходим как можно ближе к берегу. Прячемся в тени скал. До ложбинки, откуда нам сигналили, рукой подать. Хорошо виден также немецкий пост. Действовать нужно быстро и решительно. Отдаю приказание надувать и готовить к спуску резиновый понтон. Но сделать это мы не успели. От берега к нам направляется шлюпка. В ней трое.

До чего же громко они шлепают веслами!.. Друзья ли это? На всякий случай держим их на прицеле. Пароль называют правильно. Свои!

Радостно здороваются. Сообщают, что ждали нас несколько дней. Двое пойдут с нами. Просят ускорить выгрузку. Тепло прощаемся с товарищами, уходящими на берег. Доведется ли встретиться? Люди и грузы быстро переправляются на берег. Получен сигнал: «Все благополучно».

Первая часть задания выполнена. От места высадки отошли так же осторожно, как подходили. Из-за туч показалась луна. Нас могут заметить. Решили отойти к противоположному берегу фиорда. Осмелели настолько, [85] что начали зарядку аккумуляторов. До рассвета остается час. Краснофлотцы шутят:

— Не подойти ли нам к пирсу, может, зарядку дадут с берега?

Они уже знают от прибывших на лодку, что в деревне есть пирс.

С утренними сумерками погрузились и до рассвета легли на грунт. Спустился в каюту. Прилег на койку. Не спится. Результатами ночи доволен. Сделано как нужно. Так оценил и командир дивизиона.

Сегодня 6 апреля, день рождения сына. Ему уже семь лет. Где он сейчас? Что с ним? Вначале жена писала. А когда немцы подошли вплотную к Туапсе, письма перестали приходить. Твердо уверен, что из города они не эвакуировались. Немцев наши туда не пустили, но фронт проходит где-то совсем рядом. Живы ли они? Надеюсь на лучшее. Пусть сегодняшнее удачное выполнение первого боевого задания будет подарком ко дню рождения моего дорогого малыша. А теперь—искать и топить врага! «Табу» на атаки отменено.

Когда стало совсем светло, снялись с грунта. Из глубины узкого фиорда направляемся к выходу, на вероятные пути противника. Нам везет! Круглов слышит шум винтов. Вахтенный офицер по его докладу подвсплыл. Поднят перископ.

Лодка идет посредине узкого фиорда, между его крутыми берегами. У выхода на фоне моря и неба четко видны силуэты: четыре транспорта, пять сторожевых кораблей, четыре больших охотника... Конвой идет на восток и сейчас проходит горло фиорда.

Объявлена торпедная атака. Поднимаюсь в боевую

рубку. Принимаю доклад вахтенного офицера. Быстро осматриваю горизонт. Лучшего положения, чем у нас, не придумать. Противник никак не ожидает удара из глубины фиорда. Только нужно спешить, очень спешить с атакой! Головной транспорт начал поворот. Конвой меняет курс.

Моментально приготовлены торпедные аппараты, Подведен воздух к боевому клапану. Но... произошла маленькая заминка. Боцман, наш Илья Дмитриевич Дорофеев, виртуоз своего дела, немного больше нужного притопил лодку. Механик принял несколько десятков литров лишней воды в уравнительную цистерну. Совсем [86] короткая задержка со всплытием. Опоздать не должны...

...И все-таки опоздали. Поднимаю перископ и убеждаюсь, что транспорта прошли. Пытаюсь атаковать концевой сторожевик, но неудачно. Он также меняет курс. Стрелять бесполезно. Конвой скрывается за каменистым мысом.

Тяжело давать отбой несостоявшейся атаки. Мимо нас безнаказанно прошел вражеский конвой. Может быть, на этих транспортах десятки тысяч тонн авиабомб и снарядов. Сколько жизней советских людей мы имели возможность спасти! И не спасли. Не хватило умения. У кого? Сгоряча решаю: конечно же, у механика и боцмана. Изменил своей привычке, не выдержал и тут же отчитал. Легче от этого не стало.

В каюте успокоился. Пытаюсь хладнокровно разобраться в ошибках В самом ли деле механик и боцман так виноваты? Да, доля их вины не малая. Но сваливать только на них было бы неправильно. Почему во время атаки лодка плохо управлялась? Видимо, потому, что удифферентована была из расчета находившейся на вахте одной смены. А по боевой тревоге занял свои места весь личный состав. Дифферентовка изменилась. Вот этого-то и не учел механик. Не подсказал ему и старпом. Есть и другие «мелочи». Они касаются и трюмных, и торпедистов. Вижу и свою личную ошибку, мало увеличил скорость, когда лодка оказалась тяжелой и стала тонуть. На большей скорости легче и быстрее можно было бы всплыть.

Сегодня по-настоящему понял цену времени. Знал ведь, даже не раз других поучал на войне-де время измеряется не часами и минутами, а секундами. Но только теперь понял до конца, что это нужно понимать буквально. Сделал для себя и другие выводы. Они многое объяснили, но не успокоили. Командир дивизиона понял мое состояние.

— Вот что, голову вешать не нужно! Не последняя твоя атака в этом походе.

Посоветовал мне подробно разобрать ошибки каждого, подкорректировать инструкции и принять другие меры, исключающие подобные недостатки в будущем. Так и делаю. Разобрались серьезно. Думаю, будет польза. [87]

К вечеру вышел «Боевой листок». Основная мысль всех заметок — извлечь уроки из неудачной атаки!

Получили информацию о том, что подводная лодка «С-55» возвратилась из похода, утопив два вражеских транспорта. По-хорошему завидуем товарищам и гордимся ими. Собой недовольны. Отстать не имеем права. Значит, минимум двух должны утопить. Так решил в душе каждый.

А матрос-торпедист Яша Лемперт, подражая североморцам, заложил свои довольно красивые усы: он обязался за каждый потопленный транспорт сбривать одну сторону усов, и один потопленный транспорт его, конечно, не устроил бы.

Надежды сменяются тревогами. Удастся ли на самом деле утопить кого-нибудь? Слышим, как бомбят соседние районы. Значит, соседние лодки топят корабли? Не везет только нам.

Самые нетерпеливые на лодке строят фантастические планы захвата неприятельских мотоботов, если до конца похода не встретим транспорта или боевого корабля.

Стараюсь поддерживать у всех уверенность, что противника встретим и обязательно потопим. [88]

Дальше