Новые тактические приемы рождались в бою

В годы Великой Отечественной войны советские летчики широко применяли «соколиный удар». Человеческая мудрость по-своему восприняла и переработала этот прием птицы и сделала его одним из эффективных методов атаки вражеских самолетов. В огне боев советские летчики проверяли и совершенствовали его, изыскивали различные варианты в зависимости от воздушной обстановки. Пути поисков подсказывала сама жизнь.

Вспоминается весеннее солнечное утро на Кубани. Мы летели в сторону линии фронта, где должны были прикрывать наши войска. Слева, искрясь серебристыми вершинами, тянулась цепь гор Кавказского хребта, а вправо под нами уходили вдаль необъятные просторы кубанских плодородных степей. Весна в разгаре, но не видно в полях ни тракторов, ни сеялок. Жирный чернозем взметают взрывы бомб и артиллерийских снарядов.

Кубань, родная советская земля, как же изуродовали тебя фашистские варвары! Ярость, благородная ярость закипает в груди. Еще внимательнее летчики ищут врага, чтобы уничтожить его, очистить небо Родины от стервятников.

Идем на большой скорости, чтобы получить преимущество над врагом. Затем патрулируем не по горизонтали, а с некоторым снижением, но придерживаясь указанной высоты и имея необходимый запас скорости.

Вдруг внизу слева видим, как три наших истребителя отбиваются от десятка фашистских. Обороняясь, они [304] легли в вираж. Нельзя терять ни секунды. Мгновенно принимаю решение: в атаку!

Круто пикируя, внезапно сверху сваливаемся на рой «мессеров». Как кстати пришелся «соколиный удар»! Силуэт вражеского самолета все более и более увеличивается в прицеле. Невольно рука стремится нажать гашетку. Но сознание подсказывает: рано. Надо бить наверняка, с небольшой дальности. Вражеский летчик пытается резко отвернуть, но поздно. Огненная трасса прошивает его машину, и, вспыхнув голубоватым пламенем, она сваливается на крыло.

Хочу энергично вывести самолет из пикирования: нельзя терять высоту, потому что можно столкнуться с обломками вражеской машины. В глазах темнеет, на какое-то мгновение теряю сознание.

— Красивая атака! — слышу голос Дзусова с земли и иду на посадку.

На земле анализируем атаку.

— Надо раньше выводить самолет из атаки, — говорит один из летчиков.

— Уменьшить угол пикирования, — советует другой.

Разбираемся, анализируем. Ни то ни другое не подходит. Если последовать этим советам, то теряется главное преимущество «соколиного удара» — стремительность и внезапность. После поисков и нескольких проверок отчетливо складывается новый тактический прием. Истребитель пикирует так же круто, но не прямо на самолет противника, а несколько пропуская его вперед. Затем самолет «переламывается» и наносится удар на большой скорости с задней полусферы, но под меньшим углом. Этот метод атаки не раз приносил успех нашим летчикам. Преимущество «соколиного удара» в нем сохраняется. Причем истребитель не только не теряет высоты, но и набирает ее после атаки за счет большой скорости. А в этом залог успеха последующих атак.

Высокое чувство патриотизма вдохновляло советских летчиков на героические подвиги во имя Родины. Вместе с тем. мы понимали, что победа в бою требует высокого мастерства, постоянного улучшения тактических приемов и способов действий.

Известно, что авиационная техника и вооружение в ходе войны совершенствовались и изменялись, что не могло не влиять и на тактические приемы воздушного [305] боя. Вот почему советские летчики детально анализировали свои действия в воздушном бою, искали наиболее эффективные приемы.

Наши авиационные командиры обобщали опыт боевых действий подчиненных. Однако наиболее успешно справлялись с этой задачей те из них, которые подкрепляли его личным боевым опытом. Такие командиры всячески поддерживали поиски летчиков, разрабатывавших новые способы действий, так как сами в бою убеждались в их целесообразности.

Многие новые тактические приемы и способы действий рождались в бою. Но на земле нужна была большая вдумчивая работа, чтобы на основе глубоких теоретических обобщений и дальнейшей практической проверки можно было их усовершенствовать, развивать и широко внедрять в практику.

...1942 год. На самолетах МиГ-3 сопровождаем штурмовиков Ил-2. Вдали показались две группы немецко-фашистских истребителей. Одна из них связала боем ударную группу, другая пытается пробиться к «ильюшиным». Пара вражеских самолетов заходит слева сзади. Советский летчик, непосредственно прикрывавший штурмовиков, делает резкий разворот влево, чтобы отразить атаку противника, но срывается в штопор. Отражает атаку другой летчик, подоспевший вовремя из ударной группы.

«Нет, — думаю, — так не пойдет, надо искать какой-то другой прием сопровождения». Выдерживая свое место в боевом порядке, истребитель вынужден был идти на предельно малой скорости. Это, естественно, сковывало его маневр. Значит, нужно добиться того, чтобы истребители не теряли своего главного качества — скорости. Требовалось найти такой метод сопровождения, с помощью которого [306] они могли бы не только отразить атаки по сопровождаемым самолетам, но и обезопасить себя от нападения врага.

В короткие перерывы между боями летчики живо обсуждали различные варианты. Одни предлагались и сразу же отвергались, другие проверялись в воздухе. Наконец новый прием был найден. Назвали мы его «ножницы».

Истребители разбивались на две группы и ходили вокруг штурмовиков как бы по спирали. Первая группа шла сначала, допустим, с левой стороны, вторая — с правой. Затем их линии полета пересекались, и они менялись местами, переходя с одного фланга на другой. Таким образом истребители могли лететь на максимальных скоростях, имея большие возможности для прикрытия сопровождаемых самолетов. Причем они могли взаимно отражать атаки противника, защищая друг друга с задней полусферы.

Как-то мы с товарищами стояли на аэродроме. Над нами один за другим проносились истребители, приветствуя нас каскадом фигур высшего пилотажа. Это летчики соседнего полка выражали свою радость по поводу получения новых скоростных машин. Вдруг один из них, пытаясь выполнить «бочку», сделал ее с потерей высоты.

— Не «бочка», а «кадушка», — заметил рядом стоящий летчик.

— Вероятно, молодой, — ответил я, а про себя подумал: «Интересная получилась фигура, нельзя ли ее использовать в бою для ухода вниз, под трассу огня атакующего истребителя».

Весь день мы обдумывали, как построить этот тактический прием, вычерчивали схемы, прикидывали. На бумаге как будто получалось.

На другой день я поднялся в воздух. Попробовал выполнить неправильную управляемую «бочку» с потерей высоты. Выходило. По замыслу должно получиться так: в случае если противник зайдет в хвост моего самолета, я ухожу от его атаки вниз под трассу «бочкой».

Решил посоветоваться с товарищами. Показал им чертеж. Искрин, выслушав меня, сказал:

— Заманчивая идея. Надо проверить в воздухе.

По-иному воспринял все другой летчик.

— Ерунда, детская фигура, — бросил он, усмехнувшись. [307]

Но я верил в маневр, верили в него и другие летчики.

Вдвоем с Искриным мы поднялись в воздух и над аэродромом завязали между собой воздушный «бой». Искрин атаковал мою машину с задней полусферы. Как только он подошел на дальность открытия огня, я, выполнив «бочку», вывернулся из-под его атаки. Так повторили мы несколько атак, меняясь местами. Мы определили момент начала маневра, темп его выполнения и т. д.

Вскоре представилась возможность проверить этот прием в бою. В групповом воздушном бою с превосходящими силами противника на меня навалились три вражеских самолета. Я атаковал ведущего, но в это время услышал тревожный голос ведомого:

— Сзади противник.

Не оглядываясь, инстинктивно крутнул «бочку» с потерей высоты. И в тот же момент увидел, как над головой промелькнула огненная трасса. А вслед за ней пронесся вражеский истребитель. Чувство радости охватило меня. Маневр удался.

Однако это был оборонительный прием. А как сделать его средством атаки? Ведь любой маневр в воздушном бою обязательно должен быть и оборонительным и наступательным.

Вновь начались расчеты, анализ графиков, схем. Затем мы провели еще серию учебных воздушных боев. С каждым полетом новый тактический прием оттачивался, приобретал стройность, заканчиваясь все более точной атакой. В моем альбоме появилась окончательная схема маневра. При внезапной атаке противника сзади истребитель уходил из-под его огня управляемой «бочкой» с одновременным уменьшением скорости и, сразу же оказываясь за хвостом вражеской машины, открывал по ней огонь. Этот прием был рекомендован и другим летчикам.

Повседневные поиски новых приемов воздушного боя давали свои плоды. Действия летчиков нашей части отличались разнообразием, каждый раз мы противопоставляли противнику новые приемы. Счет сбитых самолетов врага все возрастал.

Благодаря смелости, инициативе и находчивости наши летчики порой в бою находили и тут же применяли новые способы действий.

Запомнился воздушный бой, проведенный вместе с летчиками Г. А. Речкаловым и А. И. Трудом. Каждый из [308] нас возглавлял четверку. 12 наших самолетов заняли боевой порядок «этажерка». Мы встретили около сорока вражеских бомбардировщиков и истребителей. Речкалов и Труд стремительно атаковали истребителей сопровождения и связали их боем. Моей четверке предстояло атаковать бомбардировщиков. Но, увидев наши самолеты, они встали в круг, ведя интенсивный оборонительный огонь. Подойти снаружи к самолетам противника было трудно. Конечно, наши летчики, не задумываясь, могли бы атаковать круг и нанести неприятелю поражение. Но зачем рисковать жизнью товарищей, когда можно было найти более эффективный тактический прием?

Оценив обстановку, я принял решение энергичным маневром войти в круг и атаковать фашистские самолеты изнутри. Первыми нисходящим маневром вошли внутрь вражеского боевого порядка я и мой ведомый Голубев, а вслед за нами Жердев и его ведомый. Такой маневр ошеломил немецких летчиков. Вести огонь внутри круга они не могли, опасаясь поразить друг друга. Мы же с коротких дистанций стреляли в них, хотя и были стеснены в маневре.

Первыми же очередями был уничтожен один бомбардировщик. Но в это время сверху сзади меня атаковал истребитель, подошедший с верхнего яруса. У правой плоскости разорвались снаряды. Я бросил машину в сторону. Следующую очередь противнику выпустить не пришлось. Его сразил мой боевой товарищ Жердев. Войсковая дружба и взаимная выручка — качества, присущие нашим летчикам, спасли положение.

Бой продолжался. Закладывая глубокие виражи внутри круга вражеских самолетов, наши летчики интенсивно атаковали их. Еще несколько фашистов нашли себе могилу на советской земле. Вскоре вражеские бомбардировщики, беспорядочно побросав бомбы, поспешно стали уходить на свою территорию. Готовившийся удар по нашим наступающим войскам был сорван.

А к вечеру была получена телеграмма от командования наземных войск — летчиков благодарили за успешное прикрытие с воздуха.

В ходе боев был выработан один из тех энергичных вертикальных маневров, который широко вошел в практику наших летчиков в период войны. Он давал возможность [309] эффективно использовать преимущества советских самолетов.

Однажды в воздушном бою мой ведомый, увлекшись атакой, оторвался и вынужден был пристроиться к группе наших истребителей. Я в это время атаковал пару истребителей противника. Обнаружив меня, они боевым разворотом ушли в сторону солнца. Мои попытки догнать их не увенчались успехом, я очутился метров на триста ниже, не имея достаточной скорости. Как оказалось, это были новейшие самолеты противника Ме-100-Е.

Горючее у меня кончалось, и я попытался выйти из боя, но вражеские истребители сразу же пошли в атаку. Пришлось развернуться им навстречу. Но они снова ушли в сторону. И так повторилось несколько раз.

«Надо что-то предпринимать», — подумал я и начал со снижением отходить. Когда истребители противника догнали мой самолет и уже подходили на дальность открытия огня, я резко перевернул машину на спину и ввел ее в пикирование почти с вертикальным углом. Фашисты немного отстали, а потом снова начали настигать меня. Резким движением ручки вырываю самолет из пикирования и перевожу на «горку». От большой перегрузки в глазах потемнело, но продолжаю задуманный маневр и ввожу самолет в вертикальную спираль, в конце ее сваливаю самолет на крыло и тут вижу внизу впереди вражеский самолет. Делаю небольшой доворот, ловлю его в прицел. Длинная очередь — и фашистский стервятник, задымив, сорвался в штопор. Второй вражеский самолет ушел на запад.

Возвращаясь на аэродром, я пытался продумать свой маневр. Хотелось разобраться в нем, выяснить, почему удалось одержать победу над фашистскими летчиками, имеющими новейшие самолеты. Вывод напрашивался сам собой: надо шире использовать вертикальный маневр. Кстати сказать, к тому же выводу приходили и другие летчики. Маневр на вертикалях в ходе войны совершенствовался, обогащался коллективным опытом.

Все положительное в боевом опыте приходилось собирать буквально по крупицам. Как известно, каждый летчик в бою наблюдал лишь только какую-то ограниченную часть воздушного пространства. Чтобы составить полное представление о бое и сделать правильные выводы, мы практиковали тщательный опрос всех летчиков группы с [310] последующим детальным разбором их действий. Все это позволяло восстанавливать общую картину боя и вырабатывать наиболее целесообразные способы действий наших истребителей.

С целью широкого обобщения боевого опыта в нашем соединении и частях в годы войны часто практиковались тактические конференции, в которых активно участвовали опытные летчики. На конференциях анализировались характерные воздушные бои, вырабатывались и теоретически обосновывались новые приемы и способы действий.

Одна из таких конференций, например, была проведена в масштабе фронта под руководством ныне дважды Героя Советского Союза генерал-полковника авиации Е. Я. Савицкого. В работе конференции участвовали многие прославленные летчики: дважды Герои Советского Союза В. Д. Лавриненков, Д. Б. Глинка, А. В. Алелюхин, Амет-хан Султан и другие. Передовой опыт обобщался и пропагандировался и через печать, что давало возможность доводить его до широких масс летного состава. Все это помогало побеждать врага.

Опыт совершенствования тактики в ходе боевых действий не потерял своего значения и в настоящее время. В процессе освоения летным составом современных самолетов рождаются новые способы их боевого применения. Повседневно обобщать этот опыт, вдумчиво искать новое, передовое — благородная задача советских летчиков и авиационных командиров.