Годы и люди (воспоминания военных лет)

1. На Брянском фронте

Когда рассеялся дым от последнего выстрела на Халхын-Голе, я выехал в Москву, чтобы воспользоваться предоставленной мне возможностью пополнить свои знания, ознакомиться с новейшими достижениями военной науки и техники. Меня зачислили слушателем Высших курсов переподготовки политсостава, которые находились под Москвой. Однако уже в первые месяцы учебы мы, слушатели, как старые боевые солдаты, почувствовали в воздухе запах пороха и с тревожным напряжением тянулись по утрам к газетам. Поведение фашистской Германии настораживало, чувствовалось приближение войны.

Военные планы Гитлера подогревались пресловутой политикой «невмешательства», которую проводили правящие круги Америки, Англии и Франции. Уже тогда были ясны цели: США поощряли войну Японии с Китаем, толкали Германию на войну с Советским Союзом, ждали, чтобы все участники войны глубоко увязли в ее тине, истощили друг друга, ослабли и были бы безропотными исполнителями тех условий, которые империалисты США продиктовали бы им в удобный момент.

К весне 1941 года почти вся Западная, Центральная и Юго-Восточная Европа оказалась под пятой гитлеровского сапога. Фашистская свастика утвердилась на огромном пространстве: от мыса Нордкап на севере до острова [182] Крит на юге, от Бордо на западе до Варшавы на востоке. Зловещие тучи нависли над Советской страной.

И вот 22 июня гитлеровские полчища вероломно напали на нашу Родину. Началась Великая Отечественная война советского народа с фашистской Германией, война, которая потребовала от нас огромного напряжения сил и больших жертв.

Сразу же после объявления войны стало ясно, что мобилизация будет всеобщей, что о продолжении учебы не может быть и речи, да и вряд ли мы смогли бы усидеть, если бы даже нам позволили продолжать занятия. Так или иначе, но вскоре меня пригласил к себе начальник Главного политического управления Красной Армии и предложил отправиться в Брянск на должность комиссара Военно-воздушных сил фронта. Было ясно, что фронт формируется на коммуникациях, ведущих к Москве, и создание надежного заслона на дальних подступах к столице — весьма важная задача.

Очень скоро центром боев стали наиболее близкие и удобные пути на Москву. На этом главном направлении в тылу фронта к тому времени была создана глубоко эшелонированная оборона. Против наших войск здесь действовала самая крупная и весьма сильная группа вражеских армий «Центр». К осени ей удалось вклиниться в нашу оборону и занять ряд крупнейших промышленных городов и целых районов страны. Вторая и третья танковые группы врага прорвались к Смоленску и Ельне.

Части Красной Армии героически сдерживали превосходящего в живой силе и технике противника. Южнее и западнее Смоленска развернулось знаменитое сражение, продолжавшееся два месяца и вошедшее в историю Великой Отечественной войны под именем Смоленского [183] сражения. К этому периоду и относится формирование Брянского фронта.

Запомнилась картина, которую привелось увидеть на аэродроме в нескольких километрах от Брянска. На перехват фашистского разведчика с нашего аэродрома поднялись два истребителя МиГ-3. На взлете они столкнулись и взорвались в воздухе. Нетрудно понять, как плохо было организовано управление полетами, особенно взаимодействие между частями, которые базировались на аэродромах фронта. Эта трагическая картина как бы предупредила меня о важности тех дел, которые предстояли руководящим офицерам ВВС фронта. Мной овладело нетерпение. Хотелось быстрее приступить к работе.

В Брянске я представился генерал-майору авиации Ф. П. Полынину, командующему ВВС фронта, а затем немедленно выехал в части.

Выяснилось, что многие летчики пренебрежительно относятся к радиооборудованию самолетов и часто поднимаются в воздух без действующих радиостанций. Мне невольно вспомнился Халхын-Гол. Там в свое время командиры серьезно взялись за налаживание радиосвязи в полетах, и впоследствии летчики не раз были благодарны за то, что им привили любовь к радиосвязи. Но опыт боев на Халхын-Голе не успел еще распространиться на всю армию. Многие летчики не понимали всех тех преимуществ, которые несли с собой радиосредства. Пришлось много заниматься этим вопросом и в штабе и в частях.

Формирование штаба и соединений фронта шло очень быстро. Из тыла прибывали свежие резервы, многие части комплектовались из подразделений, уже участвовавших в тяжелых оборонительных боях. Летчики этих подразделений имели ценнейший боевой опыт. Из их рассказов необстрелянные бойцы узнавали о тактике врага, его повадках и хитростях. Это было началом развенчивания мифа о непобедимости гитлеровской армии.

...Близился к исходу третий месяц войны. Вместо того чтобы к сентябрю выйти к Волге, как планировали гитлеровские генералы, немецкие войска застряли под Ленинградом, на Перекопском перешейке, в районе нижнего течения Днепра и у Смоленска. Лопнули надежды фашистских стратегов и на непрочность советского строя. Первоначальные успехи противника не только не сломили [184] волю советских людей к сопротивлению, но породили ненависть всего народа к иноземным захватчикам, еще теснее сплотили наш народ вокруг Коммунистической партии и Советского правительства. Страна превращалась в единый боевой лагерь.

Формирование войсковых соединений Брянского фронта происходило в боевой обстановке. Ни на минуту не прекращались военные действия авиационных подразделений. С каждым днем они становились организованнее, а следовательно, и сильнее.

Большую помощь командованию фронта оказывала разведывательная авиация. Уже в то время командиры и партийные организации добивались, чтобы каждый экипаж, отправляющийся на задание, каждый летчик-истребитель вели по маршруту и в районе действия разведку войск противника. Кроме того, ежедневно с наших аэродромов поднимались специально оборудованные самолеты-разведчики. Такая постановка работы позволяла нам к концу дня собирать обширные и достоверные сведения обо всех изменениях, происходящих на фронте. Вопросами разведки в ВВС фронта руководил подполковник Ларин. Это был дисциплинированный и аккуратный офицер. Он собирал сведения разведки из всех авиаподразделений, систематизировал их и затем составлял ежедневно карту разведки. И не было, пожалуй, дня, чтобы эту карту не потребовал командующий фронтом генерал-полковник А. И. Еременко. Он ее очень ценил. Что же касается летчиков, непосредственно выполнявших воздушную разведку, то среди них сплошь и рядом были люди необыкновенного мужества и благородства. В первые месяцы войны мне как-то почти не приходилось бывать у разведчиков, и вот однажды я решил познакомиться с ими поближе. Это было на аэродроме [185] 24-го авиационного разведывательного полка, в районе Мценска. Беседовал я с командиром полка П. И. Мельниковым. Он особенно восхищался лейтенантом Леонтьевым, называл его храбрецом, следопытом и так далее, а затем пригласил В. А. Леонтьева на беседу. Через минуту к нам вошел невзрачный на вид лейтенанта, одетый, как и положено по форме, но с некоторой небрежностью. Разочарованный его внешностью, я в первую минуту подумал, что командир полка преувеличивает достоинства разведчика. В то же время, увидев на его груди орден Красного Знамени, подумал: «Война только началась, а он уже имеет такую высокую награду».

— За что орден получили? — спросил я лейтенанта.

— За финскую войну, — ответил он, улыбаясь.

Заговорил командир полка:

— Отменный разведчик он у нас, любое задание ему по плечу.

Лейтенант смутился.

— Напрасно хвалите, товарищ майор, не стою я похвалы. Вот Лабин или Ус — это разведчики!

И стал рассказывать о боевых действиях своих товарищей. Судя по его рассказам, они были действительно замечательными разведчиками. Однако мне хотелось узнать подробнее о Леонтьеве.

— Теперь расскажите о себе, — попросил я собеседника. Он смутился еще больше и ничего интересного не рассказал.

Уезжал я из полка, познакомившись со многими отличными разведчиками и зная эпизоды из их полетов, но лейтенант Леонтьев так и остался для меня загадкой. Я знал, что командир полка не станет напрасно давать летчику такую высокую характеристику, и в то же время полного впечатления о разведчике я себе не составил. [186]

Прибыв в штаб армии, я рассказал об этом командующему. Генерал Полынин рассмеялся:

— А я хорошо его знаю. С первого дня войны знаю.

И рассказал о первом боевом вылете Леонтьева в первый день войны.

Известно, что война началась в воскресенье. Над Бобруйском занималась заря ясного и тихого летнего дня. И вдруг — боевая тревога... С аэродрома поднялись 19 скоростных бомбардировщиков и пошли бомбить авангардные части гитлеровской армии, уже вторгнувшиеся в пределы нашей Родины в районе Бреста. Чем ближе к линии фронта подходили бомбардировщики, тем больше они видели на земле пожаров. Горела земля, клубился черный дым над селами.

Бомбардировщики шли без прикрытия. Над ними вороньем кружили вражеские истребители. Вот они атакуют самолет Леонтьева: над кабиной, под крыльями прочерчивают воздух пулеметные трассы. По истребителям бьет из пулемета стрелок-радист сержант Иванов. Наконец советские самолеты над целью. Растянувшись по большаку, идет колонна танков. Штурман лейтенант Назаров Сбрасывает бомбы. Истребители усиливают атаки, стараясь разъединить советские самолеты. Им это удается. Вот они обивают ведущего. Не в силах помочь товарищу, Леонтьев от досады сжимает зубы. Он кладет машину на обратный курс. Их тоже преследует несколько истребителей. Штурман и радист отбиваются от них. Вдруг пулемет радиста захлебнулся — двадцатилетний Ваня Иванов навеки замолчал вместе со своим пулеметом. Истребителям удается вывести из строя один двигатель, затем другой. Леонтьев кладет самолет на крыло, ведет его на посадку. К нему бегут наши пехотинцы. Они помогают Леонтьеву вытащить из кабины раненого штурмана и убитого радиста.

Из штаба вышел лейтенант с черными усиками.

— Что надо — патронов, хлеба?... — торопливо и неприязненно спросил он Леонтьева.

— Шапку сними, — проговорил летчик.

Лейтенант взглянул на убитого, снял шапку. Затем сказал:

— Некогда, браток. Немцы кольцо смыкают. Пробиваться надо. [187]

Товарища хоронил один. Вырыл неглубокую могилу, завернул сержанта в парашют, положил. Перед тем как засыпать землей, вынул из кармана Иванова документы. Среди них недописанное письмо. Оно заканчивалось словами: «Дорогая мама! Жди меня на той неделе в отпуск».

Леонтьев колебался: дописать письмо или отослать, таким. Между тем у штаба разорвался снаряд. Ударили минометы.

— Танки! — крикнул кто-то над самым ухом.

И другой голос:

— Эй, летчик, торопись!

Красноармейцы цепь за цепью устремлялись к оврагу. Леонтьев вынул карандаш, стал писать.

«Дорогая мать! Пишет Вам командир и товарищ Вани. Погиб он смертью героя в первый день войны. Похоронил я его справа от дороги, в трех километрах от местечка Белая Подляска. Мужайтесь, мама!..»

Вынул пистолет и пошел пробиваться к своим.

Вернувшись в часть, обо всем доложил командиру. И снова стал летать на задание. Летал по два — три раза в день, летал на бомбежку, разведку и снова на бомбежку. Почти в каждом полете встречался с истребителями противника, вступал с ними в бой, и если не выходил из боя победителем, то и себя в обиду не давал.

Через два месяца, уже будучи старшим лейтенантом, Василий Леонтьев летал на Пе-2. Друзья часто ему говорили: «Ростом ты у нас вроде бы как самый маленький в полку, а поди как летаешь!.. Откуда только силы у тебя берутся?..» Леонтьев и сам иногда удивлялся своей способности выполнять задания, казавшиеся невероятно трудными.

Однажды его вызвал командир полка майор Мельников.

— Не имею права посылать вас на задание, а дело не терпит, — сказал он, разглядывая карту.

— В чем сложность задания, товарищ майор? — спросил Леонтьев.

— Облачность почти по земле стелется, а в районе цели и того хуже! — проговорил майор, поворачиваясь к окну и как бы приглашая летчика тоже посмотреть на погоду. [188]

— Погода не беда, товарищ майор, как-нибудь справимся.

— С погодой справитесь, а как с зенитчиками будете справляться?.. В Брянске зенитных орудий, как в лесу деревьев!.. А вам придется лететь на малой высоте, чтобы все разглядеть в городе и на железнодорожной станции.

— Зря беспокоитесь, товарищ майор, — утешительно сказал Леонтьев.

— Как зря?

Это было накануне Нового, 1942, года. На разведку города и железнодорожного узла Брянска отправились три боевых товарища: штурман лейтенант Михаил Иванов, стрелок-радист сержант Михаил Артемьев и командир экипажа старший лейтенант Василий Леонтьев. Задание было исключительной важности. Результатами разведки интересовался командующий фронтом. Значит, крайняя нужда заставила командира полка посылать экипаж на такое рискованное дело.

К Брянску летели в облаках, а над городом снизились так низко, что чуть не задели крыльями за фабричные трубы. Зенитчики били по самолету даже тогда, когда его не было видно, по гулу. Когда же Пе-2 вынырнул из облаков, огонь усилился настолько, что над батареями поднялись клубы светлого дыма.

Самолет с красными звездами на крыльях проносился над крышами домов, наводя панический ужас на фашистских зенитчиков. А экипаж был занят делом: Леонтьев пилотировал, штурман и стрелок-радист замечали войска на улицах, эшелоны на станции.

Но чудес не бывает. Самолету не удалось избежать свинцового дождя осколков зенитных снарядов. Заклинил левый мотор, с перебоями стал работать правый. Леонтьев, не дожидаясь, пока он полностью выйдет из строя, повел самолет над открытым полем. Нужно было искать место для посадки. Сесть пришлось в снежные заносы.

Выбираясь из кабины, Леонтьев увидел, что самолет ушел в снег, как в укрытие. Это обрадовало, но тут же напомнило, что задание не выполнено, что нужно еще расспросить местных жителей о немцах, о дорогах.

Хлещет по лицу колючий снег, валит с ног холодный декабрьский ветер, поземка — зги не видать.

Подождали вечера и пошли в село, которое видели [189] при посадке. Дойдя до огородов, легли и поползли по-пластунски. Подползли к избе, заглянули в окно. На лавках лежат два здоровенных немца, у шестка хлопочет старушка. «Накроем», — решил Леонтьев, и все уже хотели входить в избу, как из-за угла вышли три немецких патруля. Летчики выхватили пистолеты; немцы скинули с плеч автоматы, но... поздно. Грянули три выстрела, и фашисты повалились в снег.

— Партизаны!!! — разнеслось по селу. — Партизаны!..

Летчики словно привидения нырнули в метель.

Ночевали в стоге сена.

На утро не выдержали и снова потянулись в село, к теплу. Дым над крышами притягивал, как магнит.

На этот раз подошли к другой избе и постучались. Вышла пожилая женщина и нисколько не удивилась советским летчикам, только сказала:

— По селу дорога проходит, немцы греться заглядывают.

— А в селе стоят немцы?

— Нынче ночью ушли, партизан испугались. Вчера-то партизаны крепкую баню им устроили, говорят — половину перебили.

Здесь остановились, отдохнули. В избу вошел хозяйкин кум — мужчина лет пятидесяти в дубленом полушубке. Расчесывая заиндевелую бороду, сказал:

— Пойдемте в наш райцентр. Там встретим партизан.

— А немцы? — спросили в один голос летчики.

— Немцев там нет — партизанская зона. И большак тоже партизанский. Кругом засады, немцы по нему сейчас не ездят.

— А вот хозяйка говорила, что немцы погреться заезжают.

— Заезжали, теперь отвадили. Собирайтесь!

«Черт его знает, кто он?» — думали летчики, но в райцентр решили идти. И только вышли за село, как на большаке увидели несколько немецких автомашин. Руки летчиков потянулись к пистолетам.

— Ты что же, запродать нас вздумал?

— Что вы, ребята, белены объелись? Как же можно так о человеке думать!

— А машины? [190]

— Так они ж давно тут, брошены! Радиаторы у них заморожены.

В селе зашли в дом, где вчера только располагался, по словам кума, немецкий штаб. Стол был накрыт к встрече Нового года: водка, шампанское, жареные гуси. Компания, видно, разбежалась.

— Выпьем, ребята! — восторженно сказал крестьянин. — Сегодня ведь Новый год!

Летчики переглянулись: только теперь они вспомнили о наступившем 1942 годе.

— Обыщем комнаты! — приказал Леонтьев.

Через несколько минут они нашли карту расположения частей двух немецких соединений и ведомость штаба. В ней были указаны наименования всех частей и соединений, действовавших против советского Брянского фронта.

Скорее домой! Крестьянин подгоняет сани, резвая лошадь мчит их к линии фронта.

Через двое суток Леонтьев сидел перед командующим воздушной армией. Он хорошо понимал, какой важности сведения добыты его экипажем.

Военный совет фронта наградил Леонтьева орденом Ленина, Иванова и Артемьева — орденами Отечественной войны.

Таким был скромный и неказистый на вид летчик Василий Леонтьев.

Во главе штаба ВВС фронта долгое время стоял полковник Тельнов, выдержанный и организованный человек. Свои многочисленные обязанности он всегда исполнял не торопясь, без суеты, отчего иногда казалось, что он не до конца понимает чрезвычайную важность какого-нибудь срочного дела. Но так только казалось. На самом деле он прекрасно оценивал обстановку, и части ВВС Брянского фронта ему многим обязаны.

О работниках штаба рассказать легко: их было немного, и вся их работа и жизнь проходили перед глазами. Сложнее говорить о людях частей и подразделений: о летчиках, штурманах, инженерах и техниках — о тех, кто непосредственно участвовал в боях, кто своими подвигами навсегда прославил советскую авиацию. Трудно не потому, что забылись их имена, лица, особенности характеров. Нет, не забылись герои нашего фронта, чьими подвигами мы всегда гордились. Трудность в другом: их [191] было много, так много, что даже простой перечень фамилий составил бы целую книгу.

В те дни часто можно было слышать имя командира авиационного штурмового полка майора А. Ложечникова. В донесениях, в частных разговорах только и слышалось: «Летчики Ложечникова разбили танковую колонну», «Ложечников разбомбил мост... поджег склады... уничтожил переправу...» Это имя произносилось с восхищением, оно становилось легендарным. И, может быть потому, я особенно обрадовался, когда командующий мне сказал: «Поезжайте к Ложечникову. Может быть, его летчики в чем-нибудь нуждаются».

На аэродром мы прилетели к исходу дня. Взлетно-посадочная площадка была свободна от самолетов. Технический состав искусно замаскировал свои «илы» в лесу, подступавшем прямо к аэродрому. Выйдя из машины, мы едва различили силуэты штурмовиков и хлопотавших около них людей. Машины были выкрашены в зеленый цвет и накрыты маскировочными сетями. В первую минуту не знали, куда идти, и ждали, когда к нам подойдет офицер. Потом увидели раскидистый куст орешника и под ним склонившихся над походной радиостанцией двух человек. Моросил дождь, люди сидели в плащ-палатках.

— Как пройти к командиру полка? — задаем вопрос.

— Тише!.. — настороженно поднял руку один из бойцов. И, показав на палатку, добавил: — Спит.

Мы попросили не беспокоить его и отправились в штабную землянку. Минут через двадцать из окна землянки увидели, как на линию старта выруливали подготовленные к боевому вылету самолеты.

— Командир полка пошел на штурмовку, — сказал начальник штаба. — Сегодня четвертый вылет делает. И так каждый день...

Было уже темно, когда майор Ложечников вернулся из полета. Усталый, но с веселым огоньком в глазах, вошел он в штабную землянку и доложил о выполнении очередного задания.

Ночью пехотинцы прислали радиограмму: они благодарили летчика-штурмовика, разбившего вражескую переправу через реку Десну.

«Мы не знаем фамилии летчика, — писал командир пехотной дивизии, — но он совершил большой подвиг. [192]

Разбив переправу, помог нам остановить, а затем разгромить гитлеровскую танковую часть».

— Трудные дела командир всегда на себя берет, — сказал начальник штаба, прочитав радиограмму.

Потом он рассказал о налете штурмовиков под командованием майора Ложечникова на аэродром Сеща. В тот день были получены данные разведки о том, что в Сеще только что сели бомбардировщики противника. Ложечников поднял в воздух пятнадцать самолетов. Когда штурмовики появились в районе аэродрома на бреющем, фашисты еще ничего не подозревали. Зашли в первый раз не совсем удачно: основная группа самолетов прошла правее расположенных на аэродроме машин. Второй заход сделали со стороны солнца. Бомбы накрыли стоянку самолетов. Десятки вражеских машин, объятые пламенем, горели. Но зениткой был поврежден самолет командира. С большим трудом он сумел дотянуть до позиций наших войск. По данным партизан, на аэродроме Сеща в этот день было уничтожено более 60 самолетов противника.

...Самолеты возвращались с заданий, летчики коротко докладывали и отправлялись отдыхать. Я вышел на улицу и задумался. Ложечников представлялся мне богатырем. Это был человек, который полностью отдался борьбе с врагом с той самоотверженностью, с той великой силой духа, на которую способны лишь русские люди. Но краткое знакомство с делами полка меня насторожило. Я хоть и не успел еще вникнуть глубоко в положение полковых дел, но уже чувствовал, что, увлеченный личными полетами, командир упускает некоторые вопросы организации, воспитания и обучения личного состава. Утром я постарался как можно тактичнее сказать Ложечникову о недостатках в его работе.

В те дни газеты и радио разнесли радостное сообщение:

«Гитлеровцы еще 3 сентября объявили о захвате Брянска немецкими войсками. Однако это сообщение, как и многие другие, явилось очередной выдумкой и бахвальством. Немецкое командование, бросив в начале сентября на Брянск большую группу танковых и мотомеханизированных войск под командованием небезызвестного генерала Гудериана, рассчитывало, видимо, прорвать наш фронт и захватить Брянск. Однако действиями наших [193] наземных войск и массированными последовательными ударами нашей авиации планы немецко-фашистского командования были сорваны. В упорных боях немецким войскам были нанесены тяжелые потери».

Перечислив эти потери, газеты заключали: «Танковая группа Гудериана, потеряв, таким образом, две трети своих танков, оказалась отброшенной далеко от Брянска».

Смешанной авиационной дивизией командовал генерал-лейтенант авиации Г. П. Кравченко — дважды Герой Советского Союза, участник боев в Китае и на Халхын-Голе. Он был воплощением бесстрашия и храбрости. Нередко генерал сам водил в бой полки. И всегда лично контролировал работу своих бомбардировщиков и штурмовиков. Неутомимый командир-организатор, он умело передавал свой опыт подчиненным. Скромность, высокое чувство долга, рассудительность и неторопливость в принятии решений — главные качества его характера. Этот замечательный летчик и командир погиб смертью героя.

Пришлось мне побывать и в истребительной дивизии, которой командовал полковник Е. Я. Савицкий. Строгий и требовательный, подлинный мастер своего дела, отличный воспитатель подчиненных, он был душой дивизии. В воздухе его узнавали по полету. Это имело особое значение в то время. Известно, что самолеты-истребители противника, хотя и имели преимущества, вооружены были хуже наших. В руках же мастеров пилотажа наши самолеты не уступали в маневренности немецким. Это было видно из полетов Савицкого.

Трудно переоценить заслуги и еще одного боевого соединения нашего фронта — дивизии ночных легких бомбардировщиков, командиром которой был опытный летчик полковник Котляр, много летавший на самых различных самолетах. В этой дивизии были собраны все устаревшие самолеты типа СБ, Р-5, По-2 и другие. Именно в эти дни напряженных боев зарождалась боевая слава По-2. Каких только ласковых имен не давали этим «маленьким, да удаленьким». Солдаты говорили: «Чижики идут!» или «Слышишь, ночные музыканты начали похоронную для фрицев!»

С вечера до рассвета кружили над боевыми порядками гитлеровцев эти самолеты. Они внезапно появлялись там, где их совершенно не ждали, и выполняли чрезвычайно [194] важную боевую задачу. Обычно «ночники» работали по переднему краю обороны врага, по участкам, где предполагалось нанести удар. Солдаты и офицеры противника всю ночь не имели возможности отдохнуть, а утром вступал в дело «бог войны» — артиллерия. Все это дополнялось ударом тяжелых бомбардировщиков.

Летчики, летавшие на По-2, были неистощимы на выдумки, на военную хитрость. Дерзость была отличительной чертой «ночников». И первым среди них был командир дивизии полковник Котляр.

...В блиндаже командира дивизии собрались командиры и начальники штабов частей. Полковник Котляр ставит им боевую задачу. На карте крупного масштаба, к которой он подошел, разноцветными карандашами нанесены цели, маршруты и в крупном плане даны цифры, указывающие время удара и интервалы между самолетами.

— Прошу внимания, — обратился Котляр к присутствующим. — Напоминаю, работать будем с разных направлений, поэтому важно строго соблюдать высоту и время. Экипажи, выделенные для подавления средств ПВО, бомбят с высоты семьсот — тысяча двести метров. Они же освещают цель. Бомбометание ударными группами проводить с высоты пятьдесят — сто метров. Интервалы между звеньями — три — четыре минуты. Подход к цели на приглушенном моторе до тысячи — тысячи двести оборотов в минуту, с обязательным изменением курса на тридцать — сорок градусов после сбрасывания бомб. Уменьшать обороты двигателей за три — четыре километра до цели. Если цель будет освещена пожаром, вызванным ударной группой, экипажам подавления ПВО противника светящихся бомб не бросать. Моему летнабу подготовиться к фотографированию результатов налета. Время вылета сообщу дополнительно. Вопросов нет?.. Хорошо. Приступайте к изучению заданий с летчиками.

Задача состояла в том, чтобы действиями групп самолетов разрушить мост через реку Десну и обработать участок у моста, где было большое скопление танков. То были части танковой дивизии СС из группы Гудериана.

Полковник Котляр в эту ночь контролировал работу летчиков полка и видел все, что происходило на переправе и в воздухе над ней. [195]

Первой вылетела эскадрилья майора Дюпина. Экипажи подавления средств ПВО сбросили светящиеся бомбы. В населенном пункте было видно большое оживление: через мост переправлялась колонна танков и автомашин. В этот момент подошло звено ударной группы. Снизившись до бреющего полета, самолеты сбросили на переправу бомбы. Вслед за ними нанесла удар по переправе основная группа.

Мост был разрушен. Противник, пытаясь поймать лучами прожекторов наши самолеты, идущие на малой высоте, невольно освещал свою переправу. Этим воспользовались наши летчики. В течение ночи они совершили несколько групповых налетов, бомбя колонну противника и мешая ему переправляться через реку.

На рассвете наступившего дня до 50 танков с пехотой, отрезанных от своих частей водной преградой, были встречены нашими наземными частями и полностью разгромлены. Благодарственная телеграмма, полученная летчиками от командования фронта, была достойной для них наградой.

Таковы были командиры наших частей и соединений. Наряду с большими организаторскими способностями, умением сплотить вокруг себя летный и технический состав, научить, воодушевить подчиненных на выполнение любых задач наши командиры отличались высоким летным мастерством и беспредельной личной храбростью. Впоследствии мы стали удерживать их от чрезмерного увлечения полетами, личного участия в воздушных боях. И это не потому, что хотели оградить их от опасности, вернее, не только потому. Обстановка требовала, чтобы командиры больше занимались организацией боевых действий, разработкой заданий, обеспечением выполнения их, учебой и воспитанием личного состава.

Ну, а летчики? Каковы были они, эти рядовые воздушные бойцы, покрывшие бессмертной славой знамена Советской Армии? Они были подлинными героями. И вместе с тем — обыкновенными людьми. Надо было иметь немного проницательности, чтобы в обыкновенном русском парне, какими в большинстве своем были наши летчики, разглядеть героическую натуру, человека, могущего в любой момент пожертвовать жизнью, если этого потребует от него Родина. Слово Родина звучало, как боевой клич, зовущий на бой во имя самого святого, во [196] имя жизни советского человека. В те месяцы военные газеты часто помещали короткие корреспонденции или очерки о воздушных боях в небе над Брянщиной. Но сколько подвигов, имен оставалось в совершенной безвестности!

Не помню подробностей, но однажды случилось так, что моя машина оказалась рядом с полевой землянкой, возле которой стояла группа пехотинцев. Я подошел к ним и попросил прикурить. Обратив внимание на мою авиационную форму, один молодой солдат сказал:

— А Конев-то у вас, поди, геройскую звезду носит? — Это кто же такой Конев? — спросил я.

— А летчик такой есть, — пояснил все тот же солдат. — Очень героический летчик! А мы думали, вы его знаете. Его тут у нас и то все знают. Как он бьет этих воздушных гадов — аж дым идет! Очень технично он их колотит.

Капитана Г. Н. Конева я знал и пообещал передать ему похвалы товарищей-пехотинцев.

Вскоре вместе с командующим мы выехали в истребительный полк, чтобы провести летно-тактическую конференцию по распространению боевого опыта лучших воздушных бойцов фронта. В этом полку и служил летчик-истребитель Конев.

Задолго до того как подъехать к аэродрому, на котором базировался истребительный полк, мы увидели в воздухе много вражеских самолетов и наших истребителей, которые вылетели им навстречу. Мы увидели, как к большой группе немецких бомбардировщиков подлетели два или три наших истребителя и навязали им воздушный бой. Вскоре с аэродрома поднялись еще два истребителя Як-1 и на форсированном газу устремились на запад. А через минуту в том же направлении мы различили в воздухе три точки. Они быстро увеличивались: шли три бомбардировщика типа Ю-88. Наши истребители, быстро набрав высоту, пошли в атаку.

Это была дерзкая, стремительная атака. Помню, с каким волнением и азартом наблюдал за ней командующий. Я, затаив дыхание, с восхищением тоже смотрел в ясное небо. Было особенно приятно видеть, что наши летчики атакуют стремительно и грамотно.

Заметив истребителей, фашистские летчики сомкнули [197] строй, приготовились к отражению атаки. Истребители выбрали для первой атаки левый задний бомбардировщик. Сохраняя между собой дистанцию и интервал, они увеличили скорость. Нам было видно, как сокращается расстояние до цели. Ведущий истребитель делает горку и уклоняется вправо, чтобы зайти со стороны. Ведомый заходит сверху и сзади.

Вот они устремляются на цель и одновременно открывают огонь по левому «юнкерсу». В тот же миг вражеский бомбардировщик загорается и сваливается на крыло.

В небе раздался звенящий гул мотора: то ведущий истребитель устремился в боевой разворот и затем как бы на минуту завис в воздухе, сделал разворот через левое крыло и уже ястребом спикировал на головной бомбардировщик, который сбросил беспорядочно бомбы и стал уходить на юго-запад.

Советский истребитель, выйдя из пике, снова устремился в разворот и снова красивым и точным маневром повторил атаку. На этот раз «юнкерс» клюнул носом и, свалившись на крыло, стал беспорядочно падать. Под бомбардировщиком показались два парашютиста.

— Как воюют, а?.. Молодцы! — воскликнул восхищенно командующий.

Через несколько минут мы были на аэродроме и узнали, что на ведущем истребителе был капитан Г. Н. Конев. Мне захотелось немедленно с ним встретиться, поздравить его с очередной победой, но его самолет снова готовился к вылету, и Конев сам руководил подвеской эрэсов.

С капитаном Коневым я встретился вечером. Едва открыв дверь столовой, услышал дружный смех летчиков: посредине сидел худощавый белокурый капитан Конев и что-то рассказывал. Увидев меня, он смолк.

— Продолжайте рассказывать, — попросил я капитана, но он почему-то молчал.

Я сделал вид, что ничего не знаю о нем, и задал ему вопрос:

— Ну как, товарищ Конев, воюете?

— Ничего, товарищ бригадный комиссар, как все.

— И сбитые самолеты имеете на счету? [198]

— Немного. Всего восемь.

Это была рекордная цифра в полку.

...Час спустя я проходил мимо землянки, в которой жил Конев. У входа в нее сидели все те же летчики и слушали баяниста. Я присмотрелся к летчику, склонившемуся над баяном, и снова узнал в нем Конева. Подивился его замечательной игре. Он играл что-то протяжное, русское. Несколько голосов негромко подпевало. Величаво-грустная мелодия напоминала каждому о близком и родном.

Великое дело — песня на войне! Она особенно волнующе звучит в устах солдата, в устах того, кто всего лишь час назад мужественно дрался с врагом, каждую минуту рисковал жизнью. Но прошла эта минута, солдат победил, он остался жив и вот теперь сидит среди друзей, растягивает баян и поет о любви и счастье. Признаться, я любовался в ту минуту Коневым. Сердце наполнилось верой в силу и непобедимость народа, у которого есть такие сыны.

Шел октябрь 1941 года. Тяжелые дни переживала наша Родина. На главном направлении Брянского фронта врагу удалось хоть и медленно, но продвинуться вперед. Гитлер вел себя, как азартный картежный игрок: он ставил на карту все. Новые и новые соединения танков вводил он в боевые действия, в воздухе увеличивалось количество самолетов.

В этот период враг имел явное превосходство в боевой технике, особенно в танках и самолетах. Участники боев хорошо помнят, как остро чувствовался недостаток в них у нас. Из-за этого приходилось на одной и той же машине совершать по пять и больше вылетов в день.

В упорных боях на подступах к Москве Советская Армия наносила врагу чувствительные удары. Ценой огромных потерь в живой силе и технике немецко-фашистским войскам удалось выйти к концу октября на нашем фронте к Туле. Советские воины вместе с вооруженными батальонами, созданными партийной организацией города, окружили Тулу железным кольцом обороны. Не сумев прорвать ее, гитлеровцы устремились на юго-восток, к Рязани, намереваясь обойти Москву с востока. Но и здесь они встретили мощное сопротивление Советской Армии. [199]

Во время этих героических оборонительных сражений авиационные соединения Брянского фронта под командованием генералов Г. Кравченко, В. Ухова, А. Демидова и подполковника П. Мельникова днем и ночью вели ожесточенные бои, нанося противнику сокрушительные удары. Летчики нашего фронта за период с августа 1941 по январь 1942 года уничтожили в воздушных боях 96 самолетов противника, на аэродромах вывели из строя 140 самолетов, уничтожили и вывели из строя 1098 танков и бронемашин, 185 орудий, до 68 батальонов живой силы и т. д.

Личный состав армии обогатился ценнейшим боевым опытом. Только в наших частях получили ордена и медали 540 авиаторов. Трем отважным летчикам фронта: майору А. Ложечникову, старшему лейтенанту С. Мошковскому и младшему лейтенанту А. Берковскому — было присвоено почетное звание Героя Советского Союза.

В ноябре наши авиационные части были переданы в подчинение Юго-Западного фронта. Здесь они поддерживали группу войск под командованием генерал-лейтенанта Костенко. В то время, когда Советская Армия перешла в контрнаступление и начала разгром немцев под Москвой, группа войск генерала Костенко при содействии нашей авиации овладела городом Елец.

«Разгром Красной Армией немецко-фашистских войск на подступах к Москве, — говорилось в Сообщении Совинформбюро, — явился решающим военным событием первого года войны и вместе с тем и первым крупным поражением немцев во второй мировой войне. Это поражение немцев навсегда развеяло созданную гитлеровцами легенду о непобедимости немецкой армии и показало, что Красная Армия является могущественной военной силой, способной не только устоять против напора немецко-фашистских войск, но и разбить их в открытом бою».

Эта победа подняла боевой дух личного состава наших частей, повысила уверенность в своих силах.

В мае 1942 года приказом Верховного Главнокомандующего на базе ВВС Брянского фронта была создана Вторая воздушная армия. Состав армии пополнился новыми частями, новой боевой техникой. К тому времени [200] советская промышленность выпустила много первоклассных самолетов и другой авиационной техники. Большими партиями поступали к нам штурмовики Ил-2, бомбардировщики Пе-2, истребители конструкции С. А. Лавочкина. Очень быстро и успешно шло переучивание летчиков на новую материальную часть.

Мы готовились к новым боям с фашистскими захватчиками.

2. Шел 1943-й...

Этот год Великой Отечественной войны начался событиями, которые не могли не радовать каждого советского человека: над Сталинградом занималась заря нашей победы.

10 января истек срок ультиматума, предъявленного советским командованием генералу Паулюсу, и наши войска начали операцию по уничтожению группировки гитлеровских войск, окруженной под Сталинградом.

В эти же дни, 12 января 1943 года, началось наступление и на Воронежском фронте.

«Вперед на Запад!» — этот клич гремел над полками, увлекая воинов армии-освободительницы на подвиги во имя Родины.

Вторая воздушная армия сражалась в составе Воронежского фронта. К тому времени она пополнилась новыми боевыми частями и накопила большой боевой опыт взаимодействия с наземными войсками. Героический рабочий класс нашей страны под руководством партии и правительства завершил перестройку отечественной экономики на военный лад и мощным потоком посылал на фронт вооружение, боеприпасы, снаряжение и горючее.

В день наступления танковое соединение генерала А. Г. Кравченко получило боевой приказ: взять крупный населенный пункт и железнодорожный узел Касторное. Это была нелегкая задача. Стояли небывалые морозы, метель заметала все дороги. Через несколько часов после вступления в бой танкистов в штаб армии стали поступать сигналы: часть боевых машин оставлена в пути — нет горючего. Командующий армией предложил командиру взаимодействующей авиагруппы доставить горючее танкистам. Поблизости находился наш полк ночных бомбардировщиков, которому и дали это задание. [201]

— Попытаемся помочь, — обещал командир авиационного полка, сам еще не зная, как он это сделает, ибо самолеты могут брать на борт только мягкую тару, а ее на аэродроме не было.

— Можно обойтись без нее, — подсказывает кто-то из летчиков.

— Каким образом?

— Будем подсаживаться к танкистам и отливать горючее в танки из своих баков.

Командир одобрил это предложение. Танкисты подготовили для летчиков ночную посадочную площадку, и работа закипела.

Самолеты приземлялись один за другим. То были небольшие одномоторные разведчики Р-5. Каждый из них мог оставить танкистам лишь 90–100 литров бензина. Но летчики возвращались на свой аэродром, заправляли самолеты горючим и снова летели на восточную окраину Касторного. За ночь они доставили своим боевым друзьям несколько тонн бензина, и задача, поставленная перед танкистами, была успешно выполнена.

С первых дней наступления летчики нашей армии не уступали противнику господства в воздухе. По всему фронту шла слава о подвигах истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков.

В период борьбы за Воронеж и Харьков стал известен как удивительный мастер штурмового удара, готовый в любую минуту выполнить любое задание командования, Герой Советского Союза майор П. Ф. Сыченко. Каждый вылет для него был своего рода школой: он учился сам, учил своих товарищей боевому мастерству.

Самым страшным врагом воздушного бойца Сыченко считал шаблон. «Шаблон хуже, чем зенитки врага, — нередко говорил он. — Умелому воину зенитка не [202] страшна, ведь она неподвижна, и с ней нетрудно рассчитаться, а разумно выполнить любое боевое задание потруднее: пехота лезет в щели, танк стремится в укрытие, а ты должен поразить их. Вот тут-то и нужно умение».

Находившийся в штабе наземного соединения полковник Сопрыкин рассказывал об одном из боевых вылетов группы во главе с товарищем Сыченко.

«Имея дело с очагами сопротивления, штурмовики становились в круг, и каждый из них бил по огневым точкам и дотам, откуда противник вел обстрел нашей пехоты.

Пока они занимались подавлением отдельных очагов сопротивления, наша пехота продвигалась вперед. Мне бросилась в глаза одна интересная подробность: чем ниже у земли штурмовики выходили из пикирования, тем трусливее вели себя немцы. С другой стороны, проносившиеся с ревом и гулом над головами наших солдат могучие штурмовики бодрили их и увлекали за собой в атаку на врага. Они в самых трудных условиях делали в кругу по пять — шесть заходов, пикируя до тридцати — пятидесяти, метров.

Видя опасность окружения, немцы поспешно начали выводить из-под удара технику. На дорогах появились автоколонны в двести — четыреста машин. Деморализованный противник отступал теперь не задерживаясь. Штурмовики, стремясь закупорить движение по дорогам, били в первую очередь по мостам и дефиле. Штурмуя колонны, подразделения действовали рассредоточенно, отдельными экипажами, нанося противнику большие потери».

Нельзя не вспомнить имя мастера воздушного боя летчика-истребителя П. А. Пологова. Однажды в районе базирования нашей истребительной части появилась большая [203] группа бомбардировщиков противника, которых прикрывали восемь «мессершмиттов». Навстречу были подняты двенадцать наших «лавочкиных». Бомбардировщики врага, не доходя до цели, беспорядочно сбросили бомбы и повернули на запад. Пологов подал команду группе истребителей преследовать бомбардировщиков, а сам с напарником бросился на «мессершмиттов». Такой дерзости от советского истребителя враги, видимо, не ожидали. Завязался бой — два против восьми. Атака за атакой. Вот один «мессершмитт» камнем идет к земле, а другой со снижением удирает на запад. Сначала их осталось шесть, затем пять. Так с каждой минутой количество фашистских самолетов уменьшалось. Последние два со снижением на максимальных оборотах пытались уйти от атак, но Пологов, оставшись один (его напарник на поврежденной машине уже приземлился на своем аэродроме), метким огнем сбивает их.

Ночью 17 января летчик-осетин Шалико Казаев и штурман Евгений Овчинников на самолете По-2 вылетели на выполнение особо важного задания. В районе цели зенитные батареи врага открыли сильный огонь. Но летчики повернули обратно лишь после того, как сбросили бомбы, метко поразив цель. В это время осколок снаряда попал в мотор. Пришлось садиться на территории, занятой противником. Выбрав ровную площадку, Казаев повел горящий самолет на посадку. Еще в воздухе летчики видели, как к ним бегут фашисты. Их много, очень много. Двоим не справиться, но о сдаче в плен не было и мысли. Казаев и Овчинников выпрыгивают из кабины и с пистолетами в руках тут же залегают. Завязывается неравная борьба. Враги наседают. В пистолете лейтенанта Казаева — последняя пуля, и он предпочитает смерть позорному плену.

Тяжело ранен Евгений Овчинников. В бессознательном состоянии он попал в плен. Несколько дней держали его в холодном подвале. Требовали выдать тайну, пытали. Но ни одного слова не проронил герой. Тогда его привязали цепью к дереву, облили керосином и сожгли.

О судьбе Казаева и Овчинникова рассказали летчикам впоследствии жители города Россошь. Однополчане послали письма родителям погибших героев. И вот что ответила мать летчика Казаева: «Я получила печальное известие о гибели моего сына. Велико горе матери, потерявшей [204] сына. Оплакивая своего Шалико, я вместе с тем горжусь, что он умер как воин, как герой, как верный сын своего народа. Он не изменил своему долгу и до последнего дыхания защищал нашу Родину...»

О героической смерти Казаева и Овчинникова узнал весь личный состав Второй воздушной армии. Летчики мстили фашистским извергам за кровь своих боевых друзей. Но как ни велика была ненависть советских воинов к озверелым фашистам, они никогда не допускали глумления над пленными, не проявляли бесчеловечности.

Мне запомнилась одна картина. Через село Давыдовка Воронежской области проходила колонна пленных немецких солдат. Пленных было много, больше тысячи, и шли они по существу без всякого конвоя. Только где-то впереди да сзади сопровождали их несколько наших солдат. Как раз в это время в село вошла колонна советских бойцов, идущая на фронт. Как узнал я впоследствии, это были сибиряки. Рослые, крепкие, стояли они по краям дороги и, потирая руки, посмеивались над немцами.

— Русский зима не корош?

— Ну как, Гитлер капут? — и так далее.

Я смотрел на наших чудо-богатырей и дивился их великодушию.

Враг откатывался все дальше, однако каждый километр земли нелегко давался нашим воинам. Одна из общевойсковых частей соединения генерала С. С. Мартиросяна не могла преодолеть ореховую рощу: фашисты здесь укрепились очень сильно. В помощь пехотинцам было решено послать 12 «илов». «Черная смерть» — так немцы называли эти самолеты. Вскоре «илы» появились над рощей. Штурмовики отбомбились и стали в круг, поливая рощу пулеметно-пушечным огнем. Вражеские [205] зенитчики были настолько деморализованы, что не оказали никакого сопротивления. «Илы» действовали свободно, совсем как на полигоне, и так «обработали» рощу, что пехотинцы заняли ее с ходу. Командующий наземной армией объявил летчикам благодарность.

25 января был освобожден Воронеж, а через две недели Белгород и Чугуев. В этой операции летчики нанесли врагу весьма ощутительные удары. Вспоминается один из таких эпизодов.

Звено «илов», ведомое капитаном Павлюченко, вылетело на разведку. Штурмовики шли под прикрытием четырех «яков». Неожиданно летчики обнаружили две автоколонны противника общим числом до 180 машин. Одна колонна подходила к селу Б. Писаревка, другая вышла на дорогу от Б. Писаревки на Грайворон. Капитан Павлюченко подал сигнал перестроиться и атаковал первую колонну. Затем штурмовики сделали новый заход и атаковали вторую колонну. На дорогах образовались пробки. Тут и там яркими факелами горели машины, груженные горючим. Водители, бросая машины, в панике разбегались.

Воздушные атаки следовали одна за другой. Израсходовав все боеприпасы, штурмовики возвращались на свой аэродром лишь для того, чтобы заправиться и вооружиться для нового боя. Они полностью вывели из строя обе колонны, и гитлеровцы не дождались ни боеприпасов, ни горючего.

Имена летчиков-штурмовиков Павлюченко, Петрова, Бондаренко, Войтекайтиса и многих других в те дни были известны всему фронту. Их отличали не только храбрость и мастерство — воинская находчивость и боевая смекалка в любой обстановке делали их героями в глазах многих летчиков.

В нашей армии назначались экипажи-»охотники». Они вылетали на свободную «охоту» и, если встречалась важная цель, уничтожали ее. Тут-то и требовалась от летчиков особая бдительность и сметка.

Как-то в солнечный морозный день бомбардировщик-»охотник» поднялся со своего аэродрома. Командир экипажа капитан Петросян взял курс вдоль железнодорожного полотна, ведущего в тыл врага. Вот осталась позади линия фронта, впереди — небольшая железнодорожная станция. Может быть, там стоит воинский эшелон?.. [206]

Летели на высоте 1500 метров. Штурман самолета лейтенант Павлов первым разглядел стоящий на путях большой состав крытых вагонов. На перроне, на путях было много людей. Они не торопились прятаться в укрытия, полагая, что советский самолет летит на разведку.

— Видите эшелон? — спросил штурман, показывая в сторону станции.

— Вижу, — ответил летчик.

Гитлеровцы продолжали прогуливаться. Молчали и зенитчики. Советский самолет покружился над станцией и полетел куда-то в сторону. Вдруг он развернулся и взял курс на эшелон. Лейтенант Павлов быстро, не записывая, сделал расчеты. И пока командир заходил на боевой курс, штурман установил расчетные данные на шкалах оптического прицела. Теперь он смотрел в окуляр и видел, как к центру сетки прицела приближался первый вагон эшелона. Капитан Петросян вел бомбардировщик, словно по нитке. Вот он почувствовал, как машина облегченно качнулась, и тут же сделал разворот. Через плексиглас кабины было видно, как полетели бомбы. Попадут ли они в цель?.. Этот вопрос мучительно сверлил сознание. И вот она, счастливая секунда, — эшелон окутался дымом разрывов. Цель накрыта!

В хвост уходящему самолету потянулись трассы зенитных пулеметов, но поздно! Бомбардировщик был уже далеко. Беспристрастный объектив аэрофотоаппарата зафиксировал исключительную меткость бомбометания. А разведка донесла: на одной из станций советским бомбардировщиком уничтожен эшелон с живой силой противника.

То, что сделали два советских летчика за один вылет, могло бы принести славу целой воинской части. А какие замечательные дела творили тогда наши легкомоторные бомбардировщики! В эти мартовские дни боев По-2 впервые стали применяться в дневных полетах. Днем и ночью уничтожали они хоть и небольшие по размеру, но очень важные объекты противника, так называемые точечные цели: штабы соединений, узлы связи, склады и т. д. Летчики Лалетин, Бабичев и Токарев разрушили весьма важную линию связи гитлеровского командования: Харьков — Белгород — Борисовка и не давали ее наладить в течение длительного периода. Лишенный этой [207] линии связи, враг не мог четко управлять войсками, не мог успешно выполнять боевые задания.

Подтягивая все новые подкрепления на наш участок фронта, враг сумел добиться численного превосходства в авиации. Особенно много он сосредоточил бомбардировщиков. Группами до 40 самолетов летали они над полем боя, пытаясь массированным бомбометанием помочь своим наземным войскам. Усилились террористические налеты на города и промышленные объекты. На станцию и город Валуйки совершили налет 63 вражеских бомбардировщика. Город и станцию Лиски подвергли бомбардировке сразу до 100 самолетов.

Чем больше авиации стягивал враг, тем напряженнее работали летчики-истребители Второй воздушной армии. Они защищали населенные пункты от варварских налетов, патрулировали над важными объектами, аэродромами, городами, прикрывали боевые порядки наземных войск, сопровождали штурмовиков, вели самостоятельную разведку. 17 марта четыре истребителя во главе с лейтенантом Юдиным получили задание патрулировать над нашими войсками. В воздухе советские летчики заметили группу бомбардировщиков Ю-88. Лейтенант Юдин подал сигнал к атаке и первым ринулся на один из вражеских самолетов. Несколько коротких очередей — и «юнкерс» загорелся. С новой атаки Юдин сбил второй «юнкерс». Третий бомбардировщик был сбит одним из товарищей Юдина. Группа вражеских самолетов распалась. Побросав беспорядочно бомбы, уцелевшие самолеты устремились восвояси.

Славу отважных и умелых воздушных бойцов завоевали тогда летчики-истребители Лавренков и Абоимов. Они летали в паре. Однажды, неожиданно обнаружив шесть самолетов «Дорнье»-215, Лавренков и Абоимов пошли в лобовую атаку. Строй фашистов распался, не выдержавший натиска враг обратился в бегство. Так быстро смельчакам удалось выполнить первую задачу. Но Лавренков и Абоимов решили преследовать неприятеля. Первым атаковал Сергей Лавренков. Он зашел снизу с хвоста и меткой очередью поджег бомбардировщик. Абоимов сбил второго. Затем он увидел, как Лавренков теснит третьего фашиста. Пытаясь спастись от преследования, немецкий летчик летел прямо на Абоимова. Он попал, как говорят, из огня да в полымя. Сбавив скорость, [208] Абоимов ждал, пока вражеский самолет покажется в прицеле, а затем зажег его меткой очередью. В тот же день боевые товарищи совместной атакой сбили еще один бомбардировщик противника.

Можно бесконечно говорить о подвигах, совершенных летчиками Второй воздушной армии в течение одного лишь марта 1943 года. Но мы рассказываем лишь о немногих. И пусть наши боевые друзья по армии не обижаются, что не обо всех их славных делах во имя Родины рассказано на этих страницах. Хотелось, чтобы наши младшие товарищи по оружию увидели, как добывалась слава героической Советской Армии, как множились боевые традиции наших полков. Герои у нас не были одиночками, они были лишь лучшими из тысяч лучших.

Группа советских штурмовиков отправлялась на задание. Истребителям было приказано сопровождать штурмовиков. Среди сопровождавших летел и молодой коммунист Шишеня. Штурмовиков четырежды пытались атаковать вражеские истребители. И все четыре раза вместе со своим ведомым Шишеня вступал в бой с истребителями противника и не допускал их к штурмовикам. Но вот задание выполнено, советские самолеты направляются на свой аэродром. До него осталось несколько минут полета, как вдруг Шишеня увидел слева на высоте 4 тысяч метров семь вражеских бомбардировщиков «Хейнкель»-111. Осмотревшись, летчик решил, что теперь уже истребители врага не смогут атаковать штурмовиков, не успеют, и, следовательно, можно оставить на прикрытии одного ведомого, а самому ринуться на группу вражеских бомбардировщиков. Он тут же подал сигнал ведомому и устремился в центр группы вражеских самолетов. Истребитель мчался так, будто решил протаранить строй. Скорость была предельной. Гитлеровцы, не выдержав, расступились, сломали боевой порядок, а Шишеня, набрав высоту и сделав переворот через крыло, с той же огромной скоростью бросился на один из «хейнкелей».

Фашистские летчики открыли по истребителю бешеный, но бесприцельный огонь. Однако истребителя это не смутило. Поймав в прицел первый бомбардировщик, он ударил по нему из пушки. Из-под левого двигателя «хейнкеля» метнулся шлейф дыма, но самолет еще держался в воздухе. Между тем Шишеня устремился в [209] полупетлю Нестерова и открыл огонь уже по другому самолету. Вначале фашистские летчики пытались сопротивляться. В воздухе перекрещивались трассы пуль и снарядов. Но советский истребитель молнией носился между самолетами, наводя страх на немецких стрелков и летчиков. Теперь уже все самолеты взяли обратный курс. Вот они сбрасывают бомбы, чтобы облегчить машины. А разве не этого добивался герой истребитель!

Прекратив преследование, Шишеня заметил, что руль поворота не действует. Потом почувствовал, что сильно болит нога и в унту набежала кровь. В следующую минуту он потерял сознание и пришел в себя, когда самолет был уже недалеко от земли. Он все же выровнял израненную машину и довел ее до своего аэродрома. Оказалось, что одно колесо шасси повреждено. Летчик стал сажать машину на одно колесо. И посадил. Товарищи бережно отнесли Шишеню в санитарную часть.

Так сражались летчики Второй воздушной армии в период, когда наши войска сдерживали натиск превосходящих сил врага на одном из важнейших участков фронта.

Контрнаступление гитлеровской армии не могло дальше развиваться: полки героической Советской Армии железной стеной встали на пути врага и не дали ему продвинуться.

Вот некоторые итоги боевой деятельности частей Второй воздушной армии в период мартовского контрнаступления немцев. В воздушных боях и на аэродромах летчики уничтожили 104 и подбили 7 самолетов, вывели из строя 200 танков, 1000 автомашин, 40 автоцистерн, подавили около 80 точек зенитной артиллерии и более 20 артиллерийских и минометных батарей.

Зимняя кампания 1943 года подходила к концу. Бои принимали позиционный характер...

Весна 1943 года на участке Воронежского фронта была характерна затишьем. Однако это было затишье перед бурей. За щитом устойчивой обороны шла огромная подготовительная работа с обеих сторон.

Именно в этот период у Гитлера зародился сумасбродный план нанести удар по советским войскам на курском плацдарме. Но командование армии тогда еще не знало о конкретных планах немцев. Было ясно одно — на участке Воронежского и Центрального фронтов враг [210] готовит новое наступление. Об этом говорили данные разведки. Было нам известно и усиление войск врага. Если в апреле на участке Суджа — Волчанск гитлеровцы имели 21 дивизию, то в мае их число возросло до 25. Значительно увеличилось и количество танковых дивизий, в которых насчитывалось до 1250 танков.

В составе нашей воздушной армии находилась разведывательная часть, которой командовал подполковник Мельников. Командующий армией генерал-лейтенант С. А. Красовский требовал от разведчиков особенно интенсивной работы. Разведкой занимались у нас также и ночные бомбардировщики По-2, которые летали в расположение вражеских аэродромов и добывали очень точные данные. Мы, например, знали, что авиация противника базируется перед фронтом на аэродромах Конотоп, Харьков, Основа, Рогань, Полтава, Лебедин. Разведчики насчитали на этих аэродромах до 330 бомбардировщиков и 120 истребителей. Внимательно следили мы и за интенсивностью полетов вражеской авиации. Так, в апреле было зарегистрировано 1500, а в мае — 2500 самолето-вылетов противника.

Изучалась и тактика врага. К весне 1943 года заметно снизилась активность немецких бомбардировщиков. Если раньше они действовали не только группами, но и в одиночку и без охраны, то теперь, получив хороший урок от наших летчиков, они стали проявлять осторожность и летали только группами и под прикрытием истребителей. Особенный интерес фашистская авиация проявляла к нашим аэродромам. Это и понятно: враг лелеял мечту о широком летнем наступлении и старался заранее обескровить нашу авиацию. Однако многочисленные налеты на аэродромы не приносили ему успеха. Наши летчики почти всегда срывали вражеские атаки, и фашистские [211] летчики чаще всего сбрасывали бомбы бесприцельно. Мне пришлось не однажды наблюдать такие факты.

Кстати, без преувеличения можно сказать, что больше половины налетов, совершенных врагом, приходилось на ложные аэродромы, которых в полосе базирования Второй воздушной армии уже к июню насчитывалось 36. Оборудованы они были самым тщательным образом. Расставленные там макеты даже с малой высоты можно было принять за действительные самолеты и автомашины. Специальные устройства производили выруливание самолетов (при этом у них даже вращались винты) и перемещение по летному полю автомобилей. Это была хорошая удочка, на которую постоянно попадались немцы.

Однако фашисты пытались нанести вред нашим аэродромам не только с воздуха. Они засылали в районы базирования нашей авиации шпионов и диверсантов. Охрана одного из аэродромов во главе с младшим лейтенантом Четверинским только в мае задержала восемь шпионов, в том числе четырех офицеров, засланных для сигнализации и диверсионной работы.

Но, ведя оборонительные бои, армия не забывала о предстоящем наступлении и интенсивно готовилась к нему. Командующий лично организовал боевую учебу летного и технического состава, уделяя особое внимание подготовке молодых летчиков, ибо в распоряжение армии прибыли новые авиационные части и соединения. Большинство из вновь прибывших не участвовало в воздушных боях, поэтому им нужно было освоиться с новой обстановкой, изучить район боевых действий, приобрести навыки воздушного боя.

Большую работу проводили политработники, партийные и комсомольские организации. Проанализировав состояние воинской дисциплины, они пришли к выводу, что в бою чаще всего гибли те, кто в полете нарушал боевой порядок, кто при встрече с противником пытался уходить от своих товарищей и биться в одиночку. Среди истребителей чаще гибли ведомые: отстанет от ведущего, и его накрывают фашистские «охотники». Политработники много внимания уделяли обмену боевым опытом. В распорядок дня летных частей прочно вошла учеба. Детально изучались тактические приемы противника, вооружение вражеских самолетов; распространялся опыт [212] лучших летчиков — мастеров штурмовки, бомбового удара и воздушного боя. Особенно ценным оказался опыт групповых бомбовых ударов по вражеским аэродромам. Учеба подкреплялась практическими делами.

В конце апреля стало известно, что противник сосредоточил на Харьковском аэроузле до 400 самолетов. Отсюда производились систематические налеты на наши города. Командующий армией приказал нанести удар сразу по трем аэродромам Харьковского аэроузла.

Подготовка к операции велась несколько дней. Прежде всего провели тщательную воздушную разведку. Многократные аэрофотосъемки дали командованию и летчикам ясное представление о системе расположения средств ПВО, охраняющих аэродромы. Раскрыли схему расположения машин.

Налет был назначен на 27 апреля. На рассвете, в 5 часов утра, три шестерки «илов» во главе с командирами эскадрилий старшими лейтенантами Лопатиным, Красотой и капитаном Маловым взяли курс на Харьков, на аэродром Основа. Штурмовиков сопровождали 13 истребителей.

Вот что писала об этом налете армейская газета «Крылья победы»:

«Лишь только из-за горизонта поднялось солнце, группы штурмовиков в сопровождении истребителей появились над целью... Налет явился для немцев полной неожиданностью. Их зенитки открыли огонь после того, как штурмовики выпустили снаряды и сбросили бомбы. Многочисленные зенитные пушки закрыли аэродром плотной завесой в предвидении повторного захода. Но штурмовики, как это было предусмотрено, легли на обратный курс...

Немцы пытались поднять «мессершмиттов» в погоню за штурмовиками, но вовремя явившаяся блокировочная группа наших истребителей приковала их к земле.

По докладам летчиков, подтвержденным контрольной аэрофотосъемкой, уничтожено 17 боевых самолетов противника, сожжены два ангара и не менее десяти самолетов повреждены пулеметно-пушечным огнем. Кроме того, подавлен огонь двух артиллерийских батарей».

Героизм, летное мастерство и находчивость показали на Воронежском фронте советские истребители, разведчики, бомбардировщики и штурмовики. И чем ближе [213] подходил день наступления немцев, тем напряженнее становились воздушные бои над курским плацдармом. Наступил июль 1943 года — месяц, когда произошло величайшее из сражений в истории войн — битва на Курской дуге.

3. Великое сражение

Вечером 4 июля, за несколько часов до наступления немцев на курском плацдарме, враг подтянул крупные свежие силы. Из глубокого тыла на фронтовые аэродромы противника перелетели 250 бомбардировщиков, столько же истребителей и около сотни штурмовиков. Они расположились на аэродромах Рогань, Основа, Полтава, Кировоград и Конотоп. Находившиеся в воздухе наши самолеты-разведчики радировали: «Вражеские самолеты садятся группами, в воздухе появляются все новые и новые эшелоны».

Так продолжалось до наступления темноты. Всеми видами разведки было установлено, что одна истребительная эскадра врага базируется на аэродромах Микояновка, Томаровка и Рогань. Две эскадры пикирующих бомбардировщиков находились на аэродромах Сокольники и Основа. Перед участком Воронежского фронта, где действовала наша Вторая воздушная армия, к 1 июля насчитывалось 400 самолетов противника, а вечером 4 июля враг подтянул сюда еще 300 истребителей и 60 штурмовиков.

На третьем году войны гитлеровцы уже не могли добиться количественного превосходства в боевой технике на всех фронтах, но здесь им это в некоторой степени удалось, в основном в танках и бомбардировщиках.

Во всех отделах штаба нашего фронта кипела работа. На командном пункте находились командующий фронтом Н. Ф. Ватутин и член Военного совета Н. С. Хрущев. Им докладывали обо всех изменениях в войсках гитлеровцев. Неожиданная переброска крупных сил авиации к линии фронта убедительнее всего говорила о приближении решительного часа.

Советское командование тщательно готовило операцию. Оно хорошо знало, что и когда намеревается делать противник.

Вечером 4 июля Верховное Главнокомандование предупредило: «Наступление немцев начнется завтра утром». [214]

Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин отдал приказ командующему воздушной армией до рассвета нанести массированный удар по вражеским аэродромам.

Летчики были готовы к этой важной операции. Они находились у своих самолетов и ждали момента вылета.

Не успел забрезжить рассвет, как воздух огласился могучим рокотом авиационных моторов. Над притихшей землей поднялись группы советских штурмовиков, бомбардировщиков, истребителей. На предельной скорости устремились они к вражеским аэродромам. Где-то заработали зенитки, затрещали автоматы, но гул от взлетавших новых групп самолетов становился сильнее, и вскоре он заглушил все звуки.

В эфир понеслись истерические команды гитлеровских генералов: «Преградить путь советским самолетам... Не допустить... Рассеять... Уничтожить...»

Но поздно! 400 самолетов с красными звездами на крыльях подходили к аэродромам Михайловка, Померки, Сокольники, Рогань. Летели «илы», их прикрывали истребители. В районах, где была опасность встречи с врагом, патрулировало несколько групп по 8–12 наших истребителей. Они отсекали самолеты противника, не давали им возможности атаковывать группы самолетов, идущих на штурмовку.

Правда, значительной части экипажей врага все же удалось поднять свои машины в воздух, но часть вражеских бомбардировщиков и истребителей оставалась на месте. На стоянках царил невообразимый переполох. Вот в такой момент над аэродромом Рогань и появилась восьмерка советских истребителей под командованием капитана Дмитриева. Наши летчики видели, как с взлетной полосы поднялись один за другим четыре немецких самолета, но на стоянках находилось еще около полусотни бомбардировщиков Ю-88 и Хе-111, несколько транспортных самолетов Ю-52 и один четырехмоторный бомбардировщик. По тропинкам, ведущим к аэродрому, цепочками бежали люди.

Капитан Дмитриев повел в атаку первую четверку. На аэродром посыпались бомбы. Вслед за первой четверкой пошла в атаку вторая. Снова разрывы взметнулись на летном поле и на стоянках самолетов. Наши истребители заходили в очередную атаку и одновременно снижались до высоты бреющего полета. По ним били [215] зенитки — в серое предрассветное небо тянулись тонкие пунктиры пулеметных очередей, но летчиков охватил боевой азарт. На бреющем полете они снова неслись к аэродрому, чтобы пулеметно-пушечными очередями прошить оставшиеся на земле машины врага. Теперь они видели, как несколько бомбардировщиков начали взлет. Капитан Дмитриев поймал в прицел головной взлетающий Ю-52. Очередь — и вражеский самолет взорвался на взлетной полосе, преградив дорогу другим.

В это же время летчик группы старший лейтенант Шумилов расстрелял два руливших бомбардировщика, а затем четырехмоторный бомбардировщик «Курьер». Наши истребители еще не покинули поля боя, как над аэродромом появилась большая группа фашистских бомбардировщиков и начала заходить на посадку. Очевидно, враг подтянул к фронту новые группы самолетов. Капитан Дмитриев вовремя обнаружил их и подал команду атаковать на посадке. Три бомбардировщика были сбиты при заходе на посадку, а когда приземлилась первая колонна, младший лейтенант Беляков сбросил на нее бомбы, затем обстрелял.

Трудно подсчитать количество вражеских самолетов, уничтоженных группой капитана Дмитриева в этом бою, но одно можно сказать наверняка: роганьская группа в массированном налете на позиции советских войск не участвовала.

Мне довелось побывать на аэродроме Ротань. Он весь был взрыт воронками от бомб, от взрывов самолетов. На окраине аэродрома гитлеровцы наспех устроили свалку разбитых машин. Словом, большой и хорошо оборудованный роганьский аэродром представлял собой поле, вспаханное нашими бомбами. И, конечно, это убедительнее всего говорило о результатах налетов советской авиации.

Правда, не везде налеты были так удачны. Кое-где наши летчики пришли к целям с опозданием, в других местах им пришлось встретить сильное противодействие истребителей противника.

Воздушные бои, начавшиеся раньше наземного сражения, как бы возвестили о великой битве. Как дружинники Дмитрия Донского изумленно следили за поединком Пересвета с Челубеем, так тысячи наших солдат-пехотинцев устремляли в небо свои восхищенные взоры. [216]

Там дрались их родные братья, товарищи по долгу. Они дрались, забыв об опасности, не думая о смерти. Вот, увлекшись боем, один наш истребитель оторвался от группы и встретился с девяткой фашистских самолетов. Он ринулся прямо на головного истребителя и в лобовой атаке сбил его. На смельчака насели сразу четыре «мессершмитта». Трудно передать, как ловко уходил из-под удара советский истребитель, как дерзко он бросался на врага и метко разил его. За несколько минут герой сбил три гитлеровских самолета, но не вышел из боя, а снова бросился на врага. И вот неприятель рассеян, смельчак один остается в воздухе; он не покидает опасной зоны, а входит в вираж, как бы осматривая пространство и спрашивая: «Кто следующий?..»

* * *

Вслед за ударами авиации заговорила советская артиллерия. Это был второй удар по противнику, находящемуся на исходных позициях. Била артиллерия двух фронтов. Земля гудела и вздрагивала под тяжестью артиллерийских взрывов. Небо заволокло дымом. Между тем в воздухе самолетов становилось все больше и больше, бои разгорались жарче. Появились большие группы вражеских бомбардировщиков, наносивших удары по позициям наших войск. Фашистская авиация начинала активные действия. Залпы артиллерийских батарей смешались со взрывами бомб.

Горели леса и деревни. Над клубами поднимавшегося к небу дыма волна за волной шли немецкие самолеты, сбрасывая бомбы на позиции и своих и наших войск, и оттого пожар на земле разгорался с новой силой.

Гитлеровское командование ставило перед воздушными силами трудную задачу: расчистить путь для танков и пехоты.

Это приковало почти всю авиацию противника к переднему краю. Ведущая роль отводилась бомбардировщикам. Группами по 50 и даже по 200 самолетов они летали над передним краем обороны и пытались бомбить важные опорные пункты. Атаки следовали одна за другой. Например, небольшой участок наших войск, оборонявшийся одной из гвардейских дивизий, подвергался непрерывным атакам с воздуха на протяжении 15 часов. Перенапрягая силы своей авиации, неся огромные потери [217] в воздушных боях, гитлеровцы стремились во что бы то ни стало добиться морального и материального превосходства в воздухе.

На командный пункт Второй воздушной армии непрерывно поступали сведения о действиях вражеской авиации, о ее тактических приемах и маневрах. Очень скоро была разгадана основная хитрость вражеской тактики и срочно приняты контрмеры. Истребителям было приказано не вступать в бой с прорвавшимися в наш тыл истребителями противника, а пробиваться к переднему краю и там наносить удары по вражеским бомбардировщикам.

Над полями сражений еще яростнее разгорался многоярусный воздушный бой. Факелами падали на землю подбитые вражеские бомбардировщики. И оттого что бомбы реже стали падать на позиции наземных соединений, усилились удары по атакующим танкам и пехоте противника.

Подходил к концу первый день сражения. 154 вражеских самолета сбили летчики нашей воздушной армии. В этих тяжелых боях мы потеряли 53 самолета и 50 машин было повреждено и выведено из строя. Наши жертвы не пропали даром. К исходу первого дня наступления мы добились равновесия в воздухе и подорвали наступательную мощь гитлеровской авиации.

Битва под Курском — это героическая народная эпопея, в которой тысячи советских людей проявили чудеса доблести и славы.

12 июля под Прохоровкой произошло крупнейшее в истории войн танковое сражение. До 1500 танков участвовало в нем с обеих сторон.

Острие огромного танкового клина двигалось по Белгородскому шоссе. Но здесь и на других направлениях «тигры» и «фердинанды» были встречены во всеоружии. Сотни противотанковых советских орудий били по гусеницам, башням немецких машин, стреляли по ним зенитные орудия, противотанковые ружья, огнеметы. С воздуха на танковые колонны пикировали штурмовики и бомбардировщики. Горели сталь, земля, воздух.

Встретив сопротивление, враг, точно раненый зверь, шарахнулся в сторону. Колонны немецких танков скопились в долине небольшой речушки, протекавшей через [218] прохоровский плацдарм. Здесь-то и велись невиданные в истории танковые бои. Навстречу фашистской бронированной лавине двинулись наши танковые соединения. Десятки советских танков мерялись силами с «тиграми» и «фердинандами», шли на таран и превращали в лом машины врага. Побеждала храбрость советских танкистов, побеждало искусство уральских рабочих, варивших металл для танковой брони.

Тверда была сталь, выплавленная в печах советских заводов, но еще тверже — люди страны социализма, защитники первого в мире социалистического государства. Здесь, в сражении на курском плацдарме, как и в сражениях под Москвой и Ленинградом, под Севастополем и Сталинградом, они изумляли мир своим героизмом, преданностью родному Отечеству, великой партии коммунистов.

Летчики умножили в этих боях свою славу. Вот короткая заметка из армейской газеты «Крылья победы» того времени. Под заголовком «Гвардеец Александр Горовец в одном бою сбил девять «юнкерсов» читаем:

«Группа истребителей-гвардейцев возвращалась с боевого задания. Строй замыкал гвардии лейтенант Александр Горовец. Неожиданно в стороне от маршрута он заметил девятку «юнкерсов», изготовившихся к бомбометанию по нашим боевым порядкам. Они уже перестроились в цепочку для захода на цель. Дорога была каждая секунда. На самолете Горовца не было радиопередатчика, и поэтому он никого не мог вызвать себе на подмогу.

Горовец бросился в одиночку на «юнкерсов». Это была ошеломляющая молниеносная атака. В героическом поединке гвардеец Горовец на глазах восхищенных его мастерством и отвагой пехотинцев уничтожил все девять «юнкерсов» и взял курс на свой аэродром.

В это время из-за облаков вынырнули шесть «мессершмиттов». Они зажали одинокий советский самолет в клещи. Горовец мужественно защищался. Боекомплект был уже израсходован, горючее на исходе. Летчик отражал атаки «мессеров» до последнего снаряда и до последней капли горючего.

Героический подвиг гвардейца Александра Горовца, павшего смертью храбрых, Родина не забудет вовеки. [219]

Его боевые товарищи дали гвардейскую клятву — бить врага еще злей и крепче, бить до полного его уничтожения».

Александр Горовец был коммунистом, он дрался и умер, как подобает коммунисту. Своим примером бесстрашный летчик вдохновлял тысячи и тысячи воинов, звал на подвиги во имя Отечества.

Командование представило Александра Горовца к высокой правительственной награде. На наградном листе синим карандашом написано:

«Достоин присвоения звания Героя Советского Союза. Командующий войсками Воронежского фронта генерал армии Н. Ватутин. Член Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенант Н. Хрущев».

Вскоре в печати был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о том, что Александру Горовцу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Недавно близ хутора Зоринские дворы Ивнянского района Белгородской области в грунте был обнаружен самолет, а в его кабине — останки летчика. На истлевшей гимнастерке виднелись потускневший от времени орден Красного Знамени и гвардейский значок. В планшетке найдены карта, выцветшая фотография, бортжурнал, удостоверение личности, письма. Время сделало свое дело: многие документы уже нельзя было прочесть.

В нагрудном кармане — обагренная кровью пурпурная книжечка — партийный билет. Фотография на нем выцвела, но можно прочесть запись, сделанную черной тушью: «Горовец Александр Константинович, год рождения 1915. Партийный билет выдан в 1939 году Ворошиловским райкомом партии города Шахты Ростовской области». [220]

В боях на курском плацдарме, как и в других многочисленных боях за нашу Родину, коммунисты были всегда впереди. Скромные люди, они проявляли исключительную твердость на поле боя, являясь для всех примером. Мне хорошо запомнился образ летчика-коммуниста, воздушного бойца, о котором слава гремела по всему фронту.

* * *

Однажды я приехал в одну авиационную часть на летно-тактическую конференцию. Там было много хороших летчиков-истребителей, но желающих рассказать о своем опыте нашлось немного. Кто-то предложил выступить старшему лейтенанту Н. Д. Гулаеву. Из группы товарищей поднялся молодой летчик, но тут же смутился и сказал:

— Мне, товарищи, нечего рассказывать, нет у меня никаких секретов.

И сел. Но летчики продолжали настаивать.

— Выходи, выходи... Должны же мы знать, как тебе удается перехватывать самолеты почти в каждом вылете.

Летчик Гулаев неуверенно подошел к столу. Лицо его залилось румянцем: [221]

— Расчет у меня простой, товарищи. Когда меня поднимают наперехват, я не лечу в район, где засекли цель, как это делают некоторые летчики, а беру упреждение. Маршрут цели мне известен, скорость — тоже. Вот я и рассчитываю, где могу встретиться с врагом. И, как правило, попадаю в самый раз. — На этом он закончил свою речь, но, немного помолчав, добавил: — Кто захочет, тот всегда может встретить противника. А остальное... то есть покрутиться около разведчика, сбить или не сбить его — это уж дело совести. Я предпочитаю сбивать самолеты.

И когда Гулаев говорил, что он предпочитает сбивать вражеские самолеты, то эти слова звучали убедительно. Многие из его товарищей могли вспомнить не один воздушный бой, проведенный летчиком-коммунистом. Особенно памятен бой над нашим аэродромом Провороть. На закате к аэродрому подходили девять Ю-87 под прикрытием шестерки Me-109. По сигналу воздушной тревоги наперехват противнику вылетели десять «яков». После первых же атак строй вражеских самолетов распался. Летчик Гулаев, сбив ведущего бомбардировщика, устремился ко второму «юнкерсу». Он прострочил двумя очередями мотор и кабину вражеского самолета и тут убедился, что боекомплект израсходован. А бомбардировщик продолжал уходить в свою сторону.

Летчик-истребитель применил последнее средство: пошел на таран. Левой плоскостью своего самолета он ударил по плоскости «юнкерса», и тот стал падать. Неуправляемой стала и машина Гулаева. Летчик выпрыгнул с парашютом и приземлился в расположении своих войск.

Н. Д. Гулаев понимал, что для победы над врагом нужно не только умело и отважно драться самому, но. и помогать товарищам стать отличными воздушными бойцами, укреплять дисциплину, повышать боеспособность части. Однажды он обратился к секретарю партийной организации.

— Мне бы хотелось выполнять какую-нибудь постоянную партийную работу. Например, я мог бы следить за газетными и журнальными статьями, посвященными опыту воздушных боев, а затем знакомить с ними своих товарищей. [222]

Секретарь поддержал это предложение. Старший лейтенант Гулаев стал собирать статьи, касающиеся воздушных боев, завел специальный альбом, который все летчики охотно читали. Польза от этого была очень большая. И так работал каждый коммунист. Бой идет — коммунист впереди, не зная страха, он ведет за собой товарищей; наступила минутная передышка — коммунист подготавливает победу в предстоящих схватках.

Весь советский народ, героически трудившийся в тылу, с большим вниманием и трогательной любовью следил за ходом Курской битвы. И не только следил, но и прилагал все усилия, чтобы послать на фронт как можно больше оружия, боевой техники, продовольствия и обмундирования. В короткие перерывы между боями летчики, как и бойцы других родов войск, получали посылки от неизвестных граждан, письма от незнакомых, но родных людей.

Отвечая на заботу Родины, солдаты и офицеры проявляли массовый героизм. В боях отличались не отдельные бойцы, а целые подразделения, полки и соединения. С первых дней оборонительных боев на курском плацдарме громкая и заслуженная слава пошла о летчиках истребительного авиационного корпуса генерала Д. П. Галунова. Полки корпуса действовали с большим напряжением. За две недели истребители корпуса провели 250 воздушных боев и сбили 451 самолет; 175 вражеских самолетов сбили летчики истребительного авиационного корпуса под командованием генерала И. Д. Подгорного. Наши воздушные бойцы проявили не только беспримерную храбрость, но и умение тактически грамотно и остроумно побеждать численно превосходящего врага.

Девятка истребителей под командованием капитана [223] Подорожного славилась своей отличной слетанностью, умением в самой трудной обстановке воздушного боя сохранять боевой порядок и использовать разнообразные тактические приемы. Однажды эта девятка встретила над полем боя сорок «юнкерсов», прикрытых «мессершмиттами». Капитан Подорожный мгновенно оценил обстановку и повел девятку в центр группы бомбардировщиков. Под натиском такой дружной и стремительной атаки строй вражеских самолетов распался.

В этом бою наши истребители сожгли пять бомбардировщиков и один Me-109, не потеряв ни одного своего самолета. Особенно отличился младший лейтенант Евстигнеев. Он один сбил три самолета. Впоследствии Евстигнеев так рассказал об этом воздушном бое:

«Мы вылетели на прикрытие переднего края обороны наших войск. К намеченному району подошли двумя ярусами по высоте. Внизу шла ударная группа из шести истребителей. Вел ее капитан Подорожный. Она должна была уничтожать бомбардировщиков. Вторая группа из трех самолетов шла на 400–500 метров выше. В случае появления истребителей она должна была связать их боем и создать благоприятные условия для действий своих товарищей.

Как только показались бомбардировщики, капитан Подорожный повел свою шестерку в атаку, сверху и с левым разворотом зашел в хвост «юнкерсам» и вместе со своим ведомым с первой атаки поджег один самолет. Я шел слева от ведущего и вслед за ним атаковал крайний «юнкерс» из последней пары. Я подошел к нему слева сверху под углом 45 градусов и с дистанции 50 метров с первой очереди сбил его. Чтобы добить врага, я пикировал за ним и с разворота дал по нему еще одну очередь. Самолет упал.

Как раз в это время появилась вторая группа «юнкерсов». Имея превышение над ними, я немедленно устремился в атаку, на ходу дал очередь по ближайшему самолету и врезался в строй. Развернувшись, зашел в хвост «юнкерсу» и с дистанции 50–60 метров зажег его. Строй бомбардировщиков распался, они стали уходить. Я погнался за очередной целью. С резким снижением враг пытался улизнуть, но я, не отставая, преследовал его и бил короткими очередями. Это был третий самолет, сбитый мной в этом бою». [224]

Наши воздушные бойцы творчески решали боевые задачи, проявляли новаторство в воздушных боях. Мне довелось в штабе одной стрелковой дивизии беседовать с приземлившимся на парашюте опытным немецким летчиком, сбитым нашим истребителем. Он говорил, что советские летчики сильно выросли за годы войны. «Любой ваш летчик, — говорил он, — воздушный ас. И, главное, нет у вас шаблона в тактических приемах. Каждый раз встречаешь все новый сюрприз. И то, что я стою перед вами, — результат очередного сюрприза одного из ваших истребителей. Я увязался за ним в хвост, полез вверх и вдруг... он сделал переворот через крыло и полоснул меня очередью прежде, чем я успел опомниться».

Да, советские летчики нередко делали то, что многим казалось невозможным. В мире было немало людей, которым невозможной казалась и сама победа Советского Союза над гитлеровской Германией.

Наши истребители не выходили из боя, если в их распоряжении оставались хоть какие-нибудь средства борьбы. Летчик-истребитель В. П. Михалев совершил за время войны несколько таранов. Во время воздушных боев под Курском, когда он увидел, что «юнкерс» уходит невредимым восвояси, Михалев, не имея боеприпасов, догнал его и винтом отрубил левую часть стабилизатора. «Юнкерс» полетел к земле.

В воздушных боях за Родину офицер Михалев сбил 26 вражеских самолетов.

Говоря о мастерстве наших истребителей, невольно вспоминаешь одного за другим прекрасных людей, каждый день поднимавших в воздух свои стремительные истребители с красными звездочками на фюзеляжах — знаками многочисленных побед в воздушных поединках. Время не способно затушевать образы этих людей, [225] скромных в поведении, бескорыстных в дружбе, беззаветно отважных в бою.

Помню, в одной дивизии я встретил командира истребительного полка Героя Советского Союза майора М. С. Токарева, человека богатырского сложения. В обращении с товарищами, и особенно со старшими, майор был до застенчивости скромен. Увидев на фюзеляже его самолета 14 звездочек, я спросил:

— Наверное, не все помечены?

Майор стушевался и ничего не ответил. Мне же было известно, что, кроме 14 самолетов, сбитых Токаревым в предыдущих боях и прежде всего на Кубани, откуда прибыл его полк, он уже и на курском плацдарме сбил несколько самолетов.

Майор Токарев умело водил группы истребителей и в воздушных боях неизменно показывал образцы мужества и мастерства. Однажды группа, ведомая им, встретила в воздухе численно превосходящего противника. В процессе боя майор оказался в кругу десяти вражеских истребителей. Бойцы наших наземных подразделений видели, как он сбил четыре вражеских истребителя. Но силы были слишком неравны. У советского летчика кончился боекомплект. Самолет его был подбит и летел до самой земли неуправляемым.

Такие вот люди и сражались на курском плацдарме. И не удивительно, что враг, хотя и бросил на Курскую дугу основные силы, все же вынужден был отказаться от своих бредовых планов.

После провала наступления под Курском враг рассчитывал закрепиться на ранее достигнутых им рубежах. Но и это ему не удалось сделать. Обескровив врага. советские войска мощными контрударами 17 июля на орловском и 23 июля на белгородском направлениях полностью [226] восстановили первоначальное положение линий фронта, окончательно ликвидировав, таким образом, наступление немецко-фашистской армии на Курск.

Войска нашего фронта вскоре получили передышку и стали готовиться к наступлению.

К нам прибывали резервы. В распоряжение армии поступил ряд авиационных соединений истребителей и бомбардировщиков.

Некоторые из вновь прибывших частей еще не имели опыта боевых действий, но летный состав быстро включился в учебу. Инструкторами и учителями были закаленные воздушные бойцы — летчики, изучившие тактику врага.

К тому времени штаб фронта разработал планы взаимодействия войск в Белгородской наступательной операции. Учитывалось несколько возможных вариантов нанесения главного удара. И, конечно, боевая учеба летчиков строилась в соответствии с этими планами. Особое внимание уделялось главным направлениям боевых действий. Склонившись над картами, летчики старались изучить их, запомнить узлы дорог, извилины рек, контуры лесов и полей. Затем садились в самолеты — учебные и боевые — и облетывали районы предстоящих боев. Особенно тщательно изучали передний край обороны противника. Летая над ним, штурманы и пилоты всматривались в каждую складку местности, изучали малейшее изменение на земле.

По распоряжению командующего армией генерала С. А. Красовского офицерский состав полков выезжал в пехотные части на рекогносцировку местности, чтобы изучить оборонительную полосу, по которой нужно будет наносить удары с воздуха.

В то же время не дремал и противник. Как сообщало Совинформбюро, в районе Белгорода и Харькова гитлеровцы сосредоточили крупную танковую группировку, создали склады вооружения и боеприпасов, соорудили укрепленные линии обороны. Вражеские офицеры и специалисты прилагали много усилий, чтобы сделать свою оборону неприступной. Даже неисправные танки они зарывали в землю, превращая их в доты.

За крепкой стеной оборонительных сооружений враг зализывал раны. Не проявляла былой активности и его авиация. Потеря 900 самолетов только на нашем направлений [227] резко сказалась на состоянии военно-воздушных сил, действовавших против нашего фронта. Правда, враг имел значительный перевес в бомбардировщиках — 350 против 82, но зато в составе штурмовой авиации мы имели 250 «илов», силу, которой не было у фашистов. Решающий перевес имели мы и в истребителях.

В составе ВВС противника продолжали действовать некоторые из тех соединений, с которыми в июльской операции уже дрались летчики Второй воздушной армии. Они базировались все на тех же аэродромах: Микояновка, Томаровка, Конотоп и т. д. Несколько истребительных эскадр, потрепанных в июльских боях, противник перебазировал на тыловые аэродромы.

На первом этапе подготовки к наступлению мы усиленно занимались разведкой. На долю воздушных разведчиков выпало особенно много работы.

Воздушные разведчики глубоко проникали в тыл противника. До мельчайших подробностей была исследована намеченная полоса прорыва, подсчитаны тактические и оперативные резервы врага. Разведчики Второй воздушной армии сфотографировали всю его оборонительную полосу. Это был, если можно так выразиться, рентгеновский снимок вражеской обороны. На основании данных воздушной разведки топографический отдел штаба фронта издал карту-схему оборонительного рубежа противника и разослал ее во все наземные армии. Авиационным корпусам и дивизиям были даны схемы артиллерийских позиций врага и его опорных пунктов. Эти схемы нацеливали нашу авиацию на объекты, препятствовавшие наступлению советских войск.

Под постоянным и неослабным контролем держали воздушные разведчики основные коммуникации противника: Харьков — Белгород — Ахтырка, Белгород — Харьков — Сумы. Малейшее передвижение вражеских войск отмечалось на карте и становилось известным командованию фронта.

3 августа 1943 года в 6 часов утра грохот артиллерии возвестил о начале наступления советских войск на Белгород. Уверенно и точно громили наши орудия опорные пункты обороны противника. Артиллерийский вал катился на юго-запад, превращая в руины вражеские доты, дзоты, разрушая блиндажи и окопы. На помощь «богу войны» пришла авиация. До 8 часов утра штурмовики [228] и бомбардировщики беспрерывно обрушивали на войска противника бомбы и пушечно-пулеметный огонь.

Вслед за артиллерийским и воздушным налетами стали наступать танки и пехота, которые вскоре овладели главной оборонительной полосой противника.

Прорыв был совершен. 5 августа войска Советской Армии освободили Орел и Белгород.

Битва на Курской дуге закончилась блестящей победой советского народа и его Вооруженных Сил.

Советская Армия после сражения под Белгородом и Курском летом 1943 года погнала фашистские армии со своей земли на Запад, уничтожая живую силу и технику врага.

4. Впереди Киев

Разгромив немецко-фашистские полчища под Курском, советские войска развернули мощное наступление от Западной Двины до Кубани. И каждый новый удар на советско-германском фронте развеивал в прах фашистскую легенду о неспособности советских войск наступать в летнее время.

Все больше городов и сел нашей Родины очищалось от гитлеровских войск. Жизнь, свобода, земля снова возвращались советским людям.

Войска Южного фронта шли на Таганрог и 1 сентября 1943 года освободили его, открыв тем самым ворота в Донбасс. Полки Юго-Западного и Южного фронтов объединили свои усилия и немногим больше чем за неделю полностью изгнали фашистов из Донбасса. В сентябре же наши войска вступили в Новороссийск, освободили Таманский полуостров.

Войска Центрального, Воронежского и Степного фронтов развивали наступление к Днепру.

Гитлеровцы брали курс на затяжную войну. Лихорадочно разрабатывалась система оборонительных укреплений. Особая роль отводилась естественным рубежам. Днепр для немецко-фашистского командования был рубежом, у которого предполагалось остановить наступление советских войск.

Вскоре войска нашего фронта (он стал называться 1-м Украинским) на всем протяжении вышли к Днепру. Главным направлением наступления было киевское. 29 сентября освободили крупный железнодорожный узел [229] на левом берегу Днепра — Дарницу. Отсюда можно было видеть дома и сады древнего Киева.

Трудно было овладевать плацдармами, но еще труднее было их удерживать и. расширять. Понимая, что эти плацдармы послужат нам трамплинами для броска на Киев, гитлеровцы вводили в контратаки крупные силы, поспешно подтягивали из тыла резервы. К началу октября перед нашим фронтом дрались 20 пехотных, 2 моторизованных и 7 танковых дивизий противника. Но если гитлеровцы в борьбе за Днепр в районе Киева ставили на карту все, то и для нас это было борьбой за столицу Украины, за полное освобождение украинской земли от ненавистного фашистского ига, борьбой за скорейший разгром гитлеровской Германии.

Букринский плацдарм был одним из решающих в боях за Киев. Он привлекал к себе особое внимание обеих сторон. Когда в районе букринского плацдарма наметился очередной прорыв на участке Ржищев — Канев, гитлеровцы спешно подтянули туда новые резервы. По 100 танков бросали они одновременно в бой, чтобы отбить наступление наших войск. И тогда на помощь советским наземным частям приходили летчики нашей воздушной армии. Эшелон за эшелоном шли к переднему краю бомбардировщики, штурмовики, истребители, совершая звездные налеты. И каждый удар с воздуха наносил чувствительную рану противнику.

12 октября девятка пикирующих бомбардировщиков Пе-2 под командованием полковника С. И. Нечипоренко взяла курс на занятую врагом и сильно укрепленную высоту на букринском плацдарме. Надо было парализовать оборонявшийся гарнизон и создать условия, при которых наши войска овладели бы высотой малой кровью. Бомбардировщики нанесли удар. В течение нескольких [230] минут на головы вражеских войск беспрерывным дождем сыпались бомбы. В воздух летели камни, бревна, ящики с боеприпасами. Как только этот огневой налет был окончен, в атаку пошли наземные подразделения. Через 15 минут после бомбометания вражеский гарнизон был взят в плен.

Таков результат лишь одного налета небольшой группы. А сколько их совершали ежедневно летчики одной лишь дивизии полковника Нечипоренко! В частях этой дивизии дрались герои Москвы и Сталинграда, участники многих воздушных боев на Курской дуге. За доблесть и боевые отличия дивизия получила наименование Средне-Донской, ее командир полковник Нечипоренко (впоследствии генерал-майор авиации) был известен всему фронту как отважный летчик, организатор смелых бомбардировочных ударов.

Примерно 13 или 14 октября фашисты предприняли сильнейший нажим на участке Ржищев — Ходоров. На передний край нашей обороны устремились крупные подразделения танков и самоходных орудий. Сзади них следовала пехота. По вражеской лавине был открыт мощный артиллерийский огонь. И в то же время в воздухе появились штурмовики. Их вел командир эскадрильи капитан Василий Федорович Зудилов, широко известный своим летным мастерством. В воздухе его узнавали даже пехотинцы.

В налетах на аэродромы и другие объекты противника Зудилов действовал внезапно. Перед вылетом он очень подробно изучал район расположения цели и ее зенитные средства и для их подавления выделял, специальные экипажи. В подразделении всегда знали: если на задание идет Зудилов, оно будет выполнено. [231]

Так было на протяжении всех 140 вылетов Зудилова, так было и на этот раз. Немцы сосредоточили свои силы для контрудара в лесу на поляне. Танки и автомашины были хитро замаскированы, зенитки били со всех сторон. Несмотря на это, штурмовики снизились до бреющего полета, метко сбрасывая бомбы и обстреливая фашистов из пушек и пулеметов. Взрывы возникали всюду.

На следующий день утром налет был повторен. Бомбы сбрасывались в самую гущу танков и автомашин. Пылали стальные чудовища врага, пресловутые «тигры» и «Фердинанды».

Характерный эпизод рассказал мне тогда один из общевойсковых командиров.

После очередного налета нашей авиации на укрепленный вражеский гарнизон к командиру полка подошел бронебойщик Павел Дорохов и сказал:

— Разрешите мне сходить за «языком»?

— Как же вы днем, на открытом месте? — спросил командир.

— А ничего. После каждой бомбежки они «чокнутые» бывают, вроде рыбы, когда ее по голове стукнешь: глаза открыты, а ничего не видит и плавает кверху брюхом.

Командир рассмеялся и разрешил. По открытому месту Дорохов пополз к вражеским позициям и через несколько минут вернулся с «языком». Гитлеровец был совершенно невредим, но действительно напоминал «чокнутого». Растерянно смотрел он помутившимся взором, ничего не понимая.

Сокрушающие удары Советской Армии, которые она наносила по врагу в 1943 году, надломили психику фашистских вояк. Они уже не были так самонадеянны и хвастливы, как в 1941 году. Очень многие из них поняли бессмысленность и пагубность затеянной Гитлером авантюры и тяжело переживали надвигавшееся крушение. Такой перелом в сознании сказывался и на боевом духе немецко-фашистских солдат.

Под Киевом продолжались тяжелые бои. Гитлеровское командование, видно, понимало, что потерять Киев — значит потерять всю Украину и воевать уже не на чужой, а на своей земле. И поэтому фашисты всеми силами старались удержать столицу Украины.

В то время как часть наших войск удерживала и расширяла букринский плацдарм, другая — вела ожесточенную [232] борьбу за расширение лютежского плацдарма. Сюда противник подбросил новые резервы и пытался остановить продвижение советских войск. Сильнейшие бои закипали на каждом участке, по нескольку раз в день переходили из рук в руки отдельные деревни. И снова неоценимую помощь оказывали наземным войскам летчики. Бывали дни, когда командующий армией генерал-лейтенант С. А. Красовский перенацеливал почти все силы армии с одного плацдарма на другой. В один из таких дней особенно отличились летчики 235-го штурмового авиационного полка. В районах села Приорка и станции Петровцы воздушная разведка обнаружила большое скопление вражеских войск. Очевидно, немцы готовили здесь очередной удар. К местам сосредоточения вылетели две группы «илов», по 12 самолетов в каждой. Одну группу вел старший лейтенант Иван Могильчак, другую — старший лейтенант Дылько. Штурмовиков прикрывали 12 истребителей.

При подходе к цели наши самолеты были встречены сильным огнем зенитной артиллерии. Стрельбу вели шесть зенитных батарей. Однако советские штурмовики продолжали идти к цели. На маршруте штурмовиков пытались атаковать 18 немецких «фокке-вульфов», но большинство их атак отбили истребители прикрытия. Мужество и стойкость помогли штурмовикам блестяще выполнить задание. Впоследствии было установлено, что они уничтожили несколько танков, более 30 автомашин, одну зенитную и полевую батареи. Налет этот характерен тем, что наши летчики-штурмовики продемонстрировали в нем исключительно высокие морально-боевые качества. Мы знали много примеров, когда хваленые фашистские асы, чуть завидев в воздухе советских истребителей или встретив противодействие зенитного огня, сворачивали с [233] курса и уходили восвояси. При этом бомбы они сбрасывали куда придется. Наши летчики поступали совершенно иначе. Они выполняли боевые задания даже тогда, когда, казалось, сделать это невозможно. Чем сложнее складывалась обстановка, тем больше мастерства, смекалки и военной хитрости проявляли наши истребители, штурмовики, бомбардировщики. Я хорошо помню рассказ известного всему фронту летчика — бомбардировщика, заместителя командира полка по политчасти майора Н. П. Трифонова, которому было предложено возглавить группу при выполнении ответственнейшего задания.

Рано утром по сигналу бомбардировщики поднялись в воздух. Видимость была прекрасная: осеннее бездонно-синее прозрачное небо казалось вымытым дождями. Подлетая к Днепру, летчики увидели линию фронта. Из-за холма в сторону советских войск била вражеская артиллерия. Наши наземные части штурмовали крупный населенный пункт. Через него проходила линия обороны немцев. Юго-западнее селения располагались их артиллерийские позиции.

Когда группа подходила к цели, немцы заметили ее и открыли сильный зенитный огонь. Шесть снарядов разорвалось прямо перед самолетом майора Трифонова, и его машина прошла через шапки разрывов. Трифонов применил маневр «змейку» — с доворотом в 10–15 градусов. Такие довороты мало заметны с земли и являлись одним из лучших способов противозенитного маневра. Над целью он повел группу прямо. С высоты 1600 метров штурманы сбросили бомбы.

Учитывая сильное зенитное противодействие, бомбардировщики изменили первоначальный план второго захода и, сделав правый разворот, зашли с юго-востока, одновременно увеличив высоту на 500 метров. Расчет [234] оказался правильным. Зенитчики не успели развернуться и открыть огонь, как группа отбомбилась. Самолеты шли от солнца, что затрудняло наблюдение с земли. А при отходе от цели огонь зениток вообще не причинил им никакого вреда.

При обоих заходах разрывы бомб точно накрыли цель. Артиллерия противника была подавлена.

Майор Трифонов был не только хорошим бомбардировщиком, но и замечательным политработником, вдумчивым и волевым, не любящим бросать слова на ветер. И я не знаю ни одной значительной боевой операции, в которой не участвовал бы этот отважный человек.

Весь октябрь на плацдармах шли напряженные бои. Летчики нашей армии провели 280 воздушных боев, в которых сбили 206 немецких самолетов. Большие потери понесли и наши авиационные соединения. 109 самолетов не вернулись на свои аэродромы. Из этого количества две трети падает на истребителей.

Здесь будет уместно сказать несколько слов об особенностях работы штаба армии во время боев за плацдармы. Уже первые дни выявили исключительную сложность руководства действиями авиационных частей и подразделений. Штабы крупных соединений не могли оперативно и четко нацеливать мелкие группы и тем более отдельных летчиков. Нередко случались просчеты, за которыми следовали неоправданные жертвы. В этих условиях командующий армией генерал С. А. Красовский принял единственно правильное решение: истребительные части, предназначенные для прикрытия бомбардировщиков и штурмовиков, подчинить командирам ударной авиации. И дело пошло лучше. Взаимодействие стало четким, прикрытие более надежным. Меньше стало суеты и горячки в штабе армии, в штабах корпусов и дивизий. Сразу восстановился деловой ритм в боевой работе всех частей и соединений.

Можно отметить еще одну особенность Киевской операции — большую напряженность работы тыловых подразделений. События под Киевом развивались быстро, делались марш-броски больших соединений, в том числе авиационных. В этих условиях воины тыла показали себя настоящими героями. Мне и теперь хорошо помнится один эпизод. На пути к аэродрому вышел из строя мой автомобиль. Я остановил попутную машину и [235] попросил шофера подвезти меня к летчикам. Тот охотно согласился. Как только я сел в кабину, шофер повел свой ЗИС-5 на большой скорости. Я подивился искусству водителя так плавно вести машину по плохой дороге.

— Как ваша фамилия? — спросил его.

— Егор Помещиков, — ответил он.

— Ишь как! Помещиков! — проговорил я в раздумье.

— Да, товарищ генерал, был помещиков, а теперь вот... советский. И как все — равноправный гражданин. А помещика того и в помине нет. Так!

Я смотрел на его загоревшее лицо и думал о многих его товарищах — шоферах, которые ведут по многочисленным фронтовым дорогам свои машины, забывая об отдыхе, не рассчитывая на награду.

— А машина-то у вас новая, — сказал я лишь ради того, чтобы нарушить молчание.

— Что вы, товарищ генерал! Я на ней еще в колхозе работал.

— Как в колхозе? — удивился я.

— Ну да!.. Когда меня призвали в армию, я сказал: «Дайте мне мою машину, я пройду с ней через всю войну и верну ее новой».

Я посмотрел на спидометр, он показывал огромную цифру. Машина же казалась совершенно новой.

— Вы сдержите свое обещание, — убежденно и очень искренне проговорил я и подумал, что с такими людьми нельзя не победить.

Воины тыловых подразделений, люди, подобные Помещикову, блестяще справлялись со своей трудной задачей: обеспечивали войска фронта всем необходимым. Только на склады нашей армии за несколько дней было подвезено 6950 тонн горюче-смазочных материалов и 8 тысяч тонн боеприпасов.

Наступил самый важный этап сражения за Днепр: войска 1-го Украинского фронта нацеливали свой удар на Киев.

Начинался ноябрь. Взоры советских людей устремлялись к столице Украины. Крупнейший политический центр страны, огромный железнодорожный узел, Киев представлял собой объект стратегического значения.

Интересен был замысел финала операции. Во время боев за плацдармы фашисты окончательно уверились в [236] том, что главный удар наши войска будут наносить с букринского плацдарма. Давала себя знать характернейшая черта прусской стратегии: тупое упорство и консерватизм. Раз уж они уверились в чем-то, то разуверить их трудно.

Тем лучше было для нас. Нашему командованию было ясно: раз противник нас ожидает с южного плацдарма, мы ударим с северного. Во имя этого замысла предпринимается дерзкий маневр подвижных сил. К рассвету 2 ноября незаметно для врага была переброшена с букринского плацдарма на лютежский одна из танковых армий. Это было истинно по-суворовски: под самым носом противника «перекатывалась» целая танковая армия! Под прикрытием густого тумана советские танки вышли в район Лютеж и станции Петровцы. Здесь, в лесах, за спиной пехотинцев, танкисты изготовились к штурму.

Так же скрытно подошел к лютежскому плацдарму и укрылся в лесах гвардейский кавалерийский корпус под командованием генерала Баранова.

Какая же задача стояла перед летчиками воздушной армии? Она формулировалась просто: всеми средствами поддерживать с воздуха главные силы наших войск, готовившихся к освобождению Киева.

Командующий воздушной армией издал специальный приказ, в котором ставилась конкретная задача каждому авиационному соединению.

Однако все можно планировать, кроме погоды. Уже в последних числах октября она резко ухудшилась и в отдельные дни была просто нелетной. Южнее Киева и над Черным морем зарождались циклоны, смещавшиеся на север и северо-восток. Их движению препятствовали антициклоны, наступавшие из Сибири. Потерявшие подвижность воздушные массы висели над днепровскими районами, плодили облака и осадки, порождали туман и изморось. Казалось, сама природа тоже готовила испытание летчикам.

1 ноября части советских войск начали взламывать оборону немцев на букринском плацдарме. Принимались все меры, чтобы создать впечатление главного направления боевых действий именно здесь. Наступление началось мощной артиллерийской подготовкой, затем в воздухе появились наши бомбардировщики и штурмовики. Погода была неблагоприятной: низкая облачность, местами [237] небольшие дожди. Но и в этих условиях летчики успешно выполнили возложенную на них задачу. Прижимаясь к земле, шли на бреющем полете штурмовики. Прямо над целью вырывались из-за облаков пикирующие бомбардировщики. Они били по артиллерийским батареям, узлам сопротивления, уничтожали инженерные укрепления, технические средства и живую силу врага. И как только самолеты закончили «обработку» переднего края, в наступление устремились наземные части.

Демонстрация ложного наступления проходила успешно. Уже на второй день противник решил, что букринское направление — главное, и начал переброску сил с севера на юг. Наши воздушные разведчики тотчас обнаружили передвижение войск и немедленно сообщили об этом командованию фронта.

В ночь на 3 ноября ожил правый фланг нашей киевской группировки. В небе слышался беспрерывный рокот самолетов — советских ночных бомбардировщиков. Для пехотинцев это было первым признаком приближающегося наступления. Ночные бомбардировщики согласно плану взаимодействия «обрабатывали» позиции противника в полосе будущих действий советских войск. Летчики авиационной дивизии ночных бомбардировщиков совершили более 200 боевых вылетов, сбрасывая бомбы и листовки на позиции противника в районах Горянка и Пуща-Водица.

На рассвете заговорила артиллерия. На этот раз артиллеристы обрушили на голову врага удар невиданной силы. Три минуты беспрерывным дождем сыпались снаряды на передний край вражеской обороны. Затем полчаса артиллеристы подавляли намеченные заранее объекты, передвигая огонь в глубину вражеской обороны.

К концу артподготовки в действие вступила авиация. Части и соединения воздушной армии наносили основной удар в районах Пуща-Водица, Горянка, Мостище, Приорка. Первый удар нанесли 103 штурмовика и 64 бомбардировщика. Над укреплениями врага поднялся вихрь огня и металла, разметая бетон, дерево и землю. Ошеломленные таким шквалом, немцы спешно перенацеливали свою истребительную авиацию. Но им не удалось помешать летчикам нашей армии. Только за один день 3 ноября части воздушной армии совершили 1145 самолето-вылетов. [238]

Успешно развивалось наступление наших наземных частей. Все сильнее становился натиск войск 1-го Украинского фронта. Уже к исходу первого дня наступления противник стал отходить на юг и юго-запад.

День 4 ноября выдался пасмурный и нелетный. Авиация была прикована к земле. Наземные же части продолжали двигаться вперед. Труднее приходилось им без поддержки с воздуха, но темпы продвижения не снижались. Летчики знали, как нуждались в их помощи боевые товарищи, и, тоскливо поглядывая в мрачное от нависших облаков небо, ждали сигнала боевого вылета. И 5 ноября, несмотря на плохую погоду, командующий воздушной армией дал приказ подняться самолетам в воздух.

Хмурый осенний день. Серое облачное небо, жидкая грязь на дорогах, мокрые развалины, голые деревья... Но на душе каждого советского воина радостно: все мы ощущали близость Октябрьского праздника, близость победы.

Северный фланг нашей группировки неудержимо двигался к Киеву. Авангардные части уже подошли к нему вплотную и приготовились к последнему рывку.

Противник, ожесточенно огрызаясь, отходил на Житомир и Васильков. Летчики воздушной армии получили новую задачу: не дать ему уйти безнаказанно из Киева.

Штурмовики и бомбардировщики, невзирая на низкую облачность и плохую видимость, ринулись на отступавшие колонны. Советские летчики уничтожали врага, где только возможно: на дорогах, железнодорожных станциях и переправах, на перегонах, перекрестках дорог и в труднопроходимых местах.

Вражеские истребители пытались мешать действиям нашей авиации, но господство в воздухе безраздельно принадлежало нам.

Получив серьезную поддержку с воздуха, наземные части к исходу дня 5 ноября вышли на последний рубеж вражеской обороны. Они ворвались в Гостомель, заняли станцию Челини, вышли на окраины Киева — северную и западную. 5 ноября в прорыв вошли части танковой армии и устремились к Фастову и Василькову. Часть сил танковой армии пошла на окружение Киева. [239]

К городу мчались танки, бронемашины, бежали с автоматами наперевес пехотинцы. Повсюду раздавался клич: «Даешь Киев!»

Всю ночь — темную ноябрьскую ночь — шел бой за Киев. Предвидя поражение, гитлеровцы задумали чудовищное преступление: перед отходом разрушить красивейший советский город. Они стали взрывать дома, поджигать все, что могло гореть. Вид горящего города вызвал прилив ненависти у советских воинов, усилил их наступательный порыв. Вот как рассказывал об этом летчик старший лейтенант Стрелковский:

«Ночью 5 ноября я получил задание бомбить отступающие гитлеровские войска на шоссе Киев — Житомир. Погода была по-прежнему плохая. Чтобы сократить время, я решил лететь напрямик, через Киев. Признаться, мне очень хотелось посмотреть на город в эту ночь.

Летел на высоте 900 метров. Еще издалека были видны языки пожаров, а затем почувствовался запах гари. Город был насыщен зенитными орудиями, которые били со всех сторон, но я их почти не замечал — так были велики горе и гнев, переживаемые в те минуты. На берегу Днепра стоял четырехэтажный дом, из его окон вырывались огненные языки, а дальше тянулись сплошные линии пожаров. Я не знал расположения улиц, но с болью в сердце подумал, что это горит Крещатик. И рука невольно тянулась к рычагу газа. Хотелось быстрее подойти к цели, чтобы покончить с озверелым врагом».

Наши танкисты отрезали все дороги отступления неприятеля. На железнодорожных путях еще стояли прибывшие из Германии эшелоны, а советские танкисты уже ворвались в Святошино, западное предместье города. Фашистские погромщики, бросая оружие и технику, бежали из Киева.

Город хотя и сильно пострадал, но был спасен от разрушения. Утром 6 ноября 1943 года вся страна слушала слова долгожданного приказа: «Войска 1-го Украинского фронта в результате стремительно проведенной операции со смелым обходным маневром сегодня, 6 ноября, на рассвете штурмом овладели столицей Советской Украины городом Киев — крупнейшим промышленным [240] центром и важнейшим стратегическим узлом обороны немцев на правом берегу Днепра...»

Киевская операция — одна из славных страниц военного искусства Советской Армии. Борьба за Киев характерна стремительностью действий, отличным взаимодействием всех родов оружия. Части воздушной армии за два летных дня совершили 3500 самолето-вылетов. В финале битвы в небе над городом и плацдармами разыгрались десятки воздушных схваток. 84 самолета потерял противник в этих воздушных боях. Наши потери — 26 самолетов.

Боевые успехи частей и соединений нашей воздушной армии были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего. В нем говорилось: «Особо отличились: 291-я Воронежская штурмовая авиационная дивизия полковника Витрука, 202-я Средне-Донская бомбардировочная авиационная дивизия полковника Нечипоренко, 4-я гвардейская штурмовая авиационная дивизия генерал-майора авиации Байдукова, 264-я штурмовая авиационная дивизия подполковника Клобукова, 256-я истребительная авиационная дивизия полковника Герасимова, 8-я гвардейская Краснознаменная истребительная авиационная дивизия подполковника Чупикова, 208-я Краснознаменная ночная ближне-бомбардировочная авиационная дивизия полковника Юзеева, 10-я гвардейская Сталинградская истребительная авиационная дивизия полковника Срывкина, 235-я гвардейская Сталинградская истребительная авиационная дивизия генерал-майора авиации Лакеева».

В боях на Курской дуге и на Украине отличились многие наши летчики. Продолжал свой счет с врагами нашей Родины и прославленный еще на Халхын-Голе летчик-истребитель Герой Советского Союза майор А. В. Ворожейкин. [241] Придерживаясь своего излюбленного правила — бить врага с короткой дистанции, Ворожейкин в этой войне довел свой счет сбитых вражеских самолетов до 52. За участие в боях по освобождению Киева он был награжден второй Золотой Звездой Героя Советского Союза.

В этих же боях храбро сражался командир 737-го истребительного авиационного полка Николай Варчук, который в боях за Киев один сбил 14 вражеских самолетов и 9 в групповых боях. Он и Александр Куманичкин, сбивший 16 самолетов, после освобождения Киева были удостоены звания Героя Советского Союза. Такую же высокую награду получили около двадцати летчиков нашей армии.

Сотни командиров, политработников, техников, инженеров, бойцов всех специальностей были награждены орденами и медалями Советского Союза.

Войска 1-го Украинского фронта, ломая отчаянное сопротивление врага, шли на запад, к границам нашей Родины.

5. В небе Украины

Далеко позади наступающих воинов Советской Армии струились темные воды осеннего Днепра. Десятки городов и сотни сел Правобережной Украины просыпались на рассвете нового дня свободными от ига захватчиков.

Как-то вечером в первых числах февраля 1944 года ко мне пришел адъютант генерала Красовского и передал от его имени небольшую папку, напоминающую настольный блокнот. То была переписка командира 210-го немецкого дивизиона штурмовых орудий майора Зихельшмидта с Гофманом Шенбергом, начальником школы [242] штурмовой артиллерии, находившейся в глубоком тылу Германии. Майор Зихельшмидт и начальник школы, видимо, были приятелями и писали друг другу с большой откровенностью. Откровения гитлеровских офицеров рисовали обстановку, сложившуюся к 1944 году в тылу фашистской армии. Было видно, что нацистская Германия напрягает последние силы и что многие офицеры стали понимать неотвратимость приближающегося возмездия.

В ходе развернувшихся наступательных операций в конце 1943 и первой половине 1944 годов Советская Армия нанесла поражение группе армий «Север» и вышла к Нарве и Полоцку. В это же время была наголову разгромлена южная группировка врага. Освободив Правобережную Украину и Крым, наши войска вышли на Днестр и на подступы ко Львову и Кишиневу.

Естественно, что это продвижение вперед было нелегким. Враг не хотел сдавать позиции и открывать подступы к своим границам. На южном фланге противник имел наиболее крупную группировку войск. Группы армий «Юг» и «А» занимали оборону на участке от устья Днепра до реки Припять. В обеих группах насчитывалось пять армий. Если учесть, что всего на советско-германском фронте действовало в это время 25 танковых дивизий, а южнее реки Припять было сосредоточено 19, то можно судить о тех лихорадочных усилиях, с которыми немцы защищали Правобережную Украину.

Перед частями 1, 2 и 3-го Украинских фронтов была поставлена задача разгромить фашистские армии на Правобережной Украине. В начале февраля 1944 года войска 1-го Украинского фронта под командованием Н. Ф. Ватутина прорвали сильно укрепленную оборону немцев в районе Белая Церковь и устремились навстречу войскам 2-го Украинского фронта, который под командованием генерала И. С. Конева перешел в наступление из района севернее Кировограда. 3 февраля в районе Звенигородка — Шпола части обоих фронтов соединились, замкнув кольцо вокруг крупной вражеской группировки. Так образовался Корсунь-Шевченковский «котел», в который попало десять пехотных дивизий и одна мотобригада.

Преимущества советских войск были так очевидны, что не оставалось никакого сомнения в скором и окончательном [243] разгроме немецких дивизий, попавших в «котел». Однако советское командование, руководствуясь принципами гуманности, обратилось к немецкому командованию с предложением прекратить сопротивление и сдаться в плен. Гитлеровские генералы отклонили это требование. Мы были вынуждены возобновить боевые действия.

Части нашей армии, содействуя наземным войскам фронта, днем и ночью вели воздушные бои. За короткое время советские летчики сделали 3539 боевых вылетов, сбив только в 56 воздушных боях 75 самолетов противника, уничтожив на аэродромах врага 123 самолета, главным образом трехмоторных Ю-52. Ударами с воздуха было уничтожено и повреждено свыше 200 танков, 800 автомашин, более 400 различных складов.

Одной из важнейших задач, стоявших перед нашими частями в тот период, было разрушение узловых железнодорожных станций и мостов (для срыва перевозок). О том, как успешно выполняли летчики эту серьезную задачу, может свидетельствовать налет на станцию Шепетовка группы штурмовиков, возглавляемой лейтенантом И. М. Долговым.

Крупный железнодорожный центр Шепетовка, узел пяти железнодорожных линий, играл важную роль в снабжении гитлеровских войск, действовавших на участке нашего фронта.

Совершая разведывательный полет, лейтенант Долгов установил, что там находится 14 больших составов (крытые вагоны, цистерны с горючим, эшелоны с танками и пушками).

Вернувшись на свой аэродром, Долгов доложил обо всем командиру.

— На такую цель послать бы дивизию бомбардировщиков, — сказал командир части майор Ефремов.

Но не в его власти было поднимать в воздух дивизию, да и времени для этого не оставалось. И командир решает послать на Шепетовку семерку «илов» во главе с лейтенантом Долговым.

И вот семерка штурмовиков взяла курс на Шепетовку. Ведущим шел Долгов. Справа сзади за ним летел майор Шаронов, политработник полка, летчик высокой культуры. [244]

Шел снег. В воздухе кружились густые снежные массы, ослепляя летчиков, поглощая в молочной пелене впереди идущие самолеты. Чтобы не потерять друг друга из виду, летчики теснее сжимали строй, до предела напрягали зрение. Поскольку видимость была очень плохой, им приходилось снижаться до бреющего полета. До Шепетовки оставалось 15 километров, когда четыре самолета строем «пеленг» во главе с лейтенантом Долговым взяли курс на нее и приготовились к штурмовке. В это время три самолета во главе с майором Шароновым устремились на зенитные батареи, чтобы подавить их огонь и дать возможность товарищам успешно выполнить задачу.

К станции подошли на высоте 400 метров и, перейдя на планирование, ударили из пушек и пулеметов по скоплению эшелонов. Бомбы сбросили с высоты 50–70 метров. Один за другим раздались взрывы, а спустя минуту, когда самолеты развернулись и под сильным зенитным огнем летели в стороне от станции, раздался взрыв такой силы, что на некоторое время вся станция потонула в облаке огня и дыма. Командир партизанского отряда позже рассказал нам, что при налете штурмовиков на путях взорвались три вагона с толом. Этот взрыв превратил узловую станцию в кладбище железного лома. В результате она надолго вышла из строя.

Все летчики и воздушные стрелки, участвовавшие в налете на Шепетовку, были награждены и повышены в звании. Командир группы лейтенант Долгов получил звание капитана и был награжден полководческим орденом Суворова III степени.

Вперед, на запад катился огневой вал советских фронтов. К началу июля 1944 года части 1-го Украинского фронта вышли на рубеж Ковель — Чертков — Коломыя; начиналась подготовка к освобождению города Львова.

Советский народ под руководством Коммунистической партии сумел не только восстанавливать потери, понесенные Советской Армией в ходе войны, но и обеспечивать ее дальнейший количественный и качественный рост. К лету 1944 года наша армия по количеству и качеству войск, по обилию техники, опыту командования, мастерству солдат и офицеров была значительно сильнее немецко-фашистской. [245]

Для усиления Второй воздушной армии прибыли новые авиационные соединения: один бомбардировочный, один истребительный и два штурмовых авиационных корпуса. На львовском и сокальском направлениях было сосредоточено 3244 советских самолета. Но это были уже не те машины, с которыми мы начинали войну. В достаточном количестве стали поступать истребители с резко увеличенной дальностью полета. Новый самолет Як-3 был самым легким истребителем в мире. Он обладал исключительно высокими горизонтальными и вертикальными скоростями. Як-3 по своим боевым качествам превосходил немецкие «мессершмитты». К нам вливались целые части, формировавшиеся в тылу и имевшие на вооружении истребители Ла-7. Летчики-фронтовики и недавно окончившие училища переучивались на новый самолет, овладевали тактикой воздушного боя и прибывали на фронт отлично подготовленными. Они сразу же оценили достоинства этих машин. Были также усовершенствованы и отвечали всем требованиям боевой обстановки бомбардировщики Пе-2 и штурмовики Ил-2.

Заметно выросло к тому времени мастерство летчиков. Почти в каждой части служили отличные бомбардиры, штурмовики, прославленные асы. Целые части состояли из опытных воздушных бойцов, прошедших школу войны, имевших по нескольку орденов и медалей за боевые подвиги.

Многие летчики, отличившиеся в боях под Сталинградом, в битве на Курской дуге, в сражениях за освобождение Правобережной Украины удостоились высокого звания Героя Советского Союза. Одним из них был командир звена истребителей Николай Шутт. В воздушном бою над одной из переправ через Днепр он сбил три вражеских бомбардировщика. [246]

О мужестве и мастерстве Николая Шутта слава шла по всему фронту. Мне было особенно приятно слышать о его постоянных победах. Дело в том, что я однажды ходатайствовал перед командующим о его награждении и теперь был рад, что не ошибся в человеке. Наше знакомство с Николаем Шуттом состоялось во время боев под Харьковом. По каким-то делам я прилетел в истребительную дивизию, которой командовал генерал Баранчук, и на одном из аэродромов увидел интересную картину. Группа наших истребителей вернулась с задания, приземлилась. Но один самолет остался в воздухе и некоторое время проделывал над аэродромом фигуры высшего пилотажа. Фигуры следовали одна за другой, их был целый каскад, выписывались они смело, красиво, уверенно. Было видно, что самолетом управлял большой мастер пилотирования. На аэродроме было много народу, и все — от командира до рядового моториста — восхищались летчиком и смотрели на его пилотаж, как на привычное явление.

— Он что, имеет задание пилотировать над аэродромом? — обратился я к рядом стоящему летчику.

— Никакого задания! В воздушном бою группа сбила много самолетов, он сбил, кажется, два — вот и дает нам знать, как бы салютует в честь победы.

Признаться, эта вольность показалась мне излишней, но заметив, как приятна она авиаторам, как они гордятся мастерством товарища, я мысленно извинил ее и согласился с командиром, позволившим летчикам такую прихоть.

Вечером, слушая рассказы о проведенном воздушном бое с большой группой вражеских самолетов, я заметил, что чаще других называли имя Николая Шутта. Несомненно, этот летчик отличился в бою и больше того — был душой боя.

Придя в столовую, я увидел, как повара и официантки хлопотали над устройством угощения для летчиков. Один стол накрывали отдельно: там были особенно любовно приготовленные блюда, словно предназначенные для именинника.

— Можно подумать, что вы встречаете почетного гостя, — сказал я заведующему столовой, показывая на выделенный стол.

— Нет, товарищ генерал. У нас есть традиция: для [247] летчика, отличившегося в бою, мы накрываем стол. Он в этот день как бы именинник. Сегодня в бою отличился Николай Шутт. Впрочем, он часто бывает у нас именинником.

— Кто же установил такую традицию?

— Никто ее не устанавливал, она родилась сама по себе. Работникам столовой хочется отблагодарить героя, да и самим летчикам приятно.

После ужина я пригласил Шутта на беседу. Передо мной предстал статный русоволосый красивый парень в звании старшего лейтенанта.

И вот теперь, в дни боев за Львов, я услышал о новых подвигах Шутта, и мне было радостно за его успехи. Войну он закончил освобождением Праги, но мы еще встретимся с ним.

Помнится мне и разговор с командиром парома лейтенантом И. Дмитриевым. На дальних подступах к Львову, на берегу небольшой реки, я ждал очереди на паром и разговорился с командиром переправы офицером Дмитриевым. Видя скопление солдат у парома, я предложил лейтенанту рассредоточить и замаскировать людей.

— Если вы опасаетесь налета вражеской авиации, — сказал он мне, — то это напрасно. В небе патрулируют наши самолеты.

И он указал на пролетавшую четверку наших истребителей.

— Но вражеских самолетов может оказаться больше, и они прорвутся к переправе.

— Не прорвутся, товарищ генерал, — уверенно ответил Дмитриев, — теперь не то время.

И тут же, словно в подтверждение нашей беседы, на горизонте появилась большая группа немецких бомбардировщиков. Мы насчитали 24 самолета. Наши истребители, имея большую высоту, устремились на врага сверху. Четырех храбрецов не испугало количественное превосходство неприятеля. Уверенно атаковали они головную группу самолетов, затем, разбив строй, стали выбирать себе определенные цели. Завязался воздушный бой. Бомбардировщики один за другим, не дойдя до цели, сбрасывали бомбы и поворачивали обратно. Один Ю-87 отделился от группы и на большой скорости устремился на [248] переправу. Но тут же за ним последовал наш истребитель, догнал его и расстрелял из пушек. Ю-87 упал недалеко от берега.

Через час я был на аэродроме, с которого уходили самолеты на охрану переправы, и попросил позвать летчиков, участвовавших в неравном бою.

— Командир эскадрильи капитан Лобанов, — представился один из них.

На гимнастерке летчика красовалась звезда Героя. Лицо его хранило следы только что сошедшей улыбки. «Веселый парень», — подумал я и вдруг вспомнил, что полгода назад я встречал его в районе Белгорода. Тогда он в кругу друзей играл на баяне. Он казался мне молодым летчиком, только что начинавшим войну. А теперь... Герой, командир эскадрильи, гроза фашистских летчиков.

— Героя за Курскую получили?

— Так точно, товарищ генерал!

— А на баяне по-прежнему играете?

Лобанов смутился, словно речь зашла о каких-то его слабостях.

Вечером я побывал на разборе полетов, который проводил капитан Лобанов с летчиками своей эскадрильи. О воздушных боях он рассказывал просто и обстоятельно. Капитан говорил о тактике врага, о необходимости творчески подходить к решению боевых задач, проявляя смекалку и находчивость.

А когда кончился день боевой работы, летчики собрались в землянке. При свете гильзового фитиля сверкнули перламутровые ряды басов, раздалась мелодия «Полярного вальса». Она лилась, как волны северного моря, о котором говорилось в песне.

— Любит наш капитан морские песни, — проговорил кто-то рядом со мной.

А я сидел и думал о том, как замечательны наши люди, как красиво умеют они жить, бороться и побеждать.

Я всегда жалел, что за каждой такой встречей непременно следовало расставание. Военные пути-дороги часто навсегда уводили людей в разные стороны. Каждому предстояло свое дело, своя судьба.

С неистовым ожесточением немецко-фашистское командование пыталось удержать Львов — крупнейший [249] административный и политический центр Западной Украины, узел восьми железных дорог, город, за которым начиналась Польша. На 1 июля немцы сосредоточили в районе Львова 8 танковых, 31 пехотную и 1 механизированную дивизии. На ближайших аэродромах базировалось 700–720 самолетов.

Ожидались ожесточеннейшие бои. Однако командование советских войск проявляло разумную осторожность. Штаб фронта искал пути наименьших потерь и материальных затрат для достижения победы. На основе опыта мы знали, что и серьезные победы можно одерживать малой кровью. Для этого нужно хорошо знать противника, его силы, расположение, планы. И тут во весь рост вставали сложнейшие задачи перед всеми видами разведки. Особенно много предстояло потрудиться воздушной разведке. На одном из совещаний нам, командованию воздушной армии, командующий фронтом сказал:

— Никаких серьезных операций по освобождению города не будет предприниматься до тех пор, пока разведчики, и в первую очередь воздушные, не представят полной картины обстановки во вражеском стане. [250]

Разведку вели днем и ночью на самолетах всех родов авиации. Летчики, выполнявшие задания, проявляли много выдумки, мастерства и отваги.

Перед операцией только фоторазведчики засняли площадь в 17 тысяч квадратных километров. По фотодокументам расшифровано множество различных объектов обороны противника. На основе этих материалов составлялись схемы отдельных участков предстоящих боев, готовилось много других документов, сыгравших исключительную роль в ведении боевых действий.

Можно сказать, что здесь впервые по строгому плану и так широко и четко работали не только специальные разведывательные части, но и выделенные во всех соединениях подразделения.

Прежде чем приступить к освобождению города, надо было уничтожить несколько плацдармов противника. Здесь-то как раз и важно было участие разведывательных подразделений, ибо боевая обстановка быстро менялась. Каждый день общевойсковым, да и авиационным командирам нужны были сведения о новом расположении огневых точек, складов, важных объектов. Командиры авиационных соединений, частей и разведывательных подразделений держали непосредственную связь с наземными командирами и доставляли им свежие данные. Разведчики летали в любую погоду, появлялись там, где их совершенно не ждали.

В те дни, помимо разведки, наши летчики вели беспрерывное патрулирование над боевыми порядками наземных войск. Однажды такое задание выполняла группа истребителей во главе с гвардии майором Петуховым. В 10 километрах от позиции наших войск, на территории противника, истребители издали увидели большую группу «юнкерсов» в сопровождении четырех «Фокке-Вульфов»-190. Атака гвардейцев была настолько стремительной, что большая часть бомбардировщиков повернула обратно, и только четыре из них, охраняемые одним истребителем, вступили в бой. Все пять вражеских самолетов были сбиты и, падая, взорвались в расположении своих войск. Группа же Петухова вернулась к себе на аэродром без потерь.

Наступление на Львов было намечено на 14 июля, но уже 13-го был замечен отход немецких войск на сокальском [251] направлении. Фашистские части отходили за Буг. Было ясно, что гитлеровское командование пытается вывести свои части из зоны удара нашей артиллерии и авиации. Командующий фронтом Маршал И. С. Конев дал приказ войскам правого фланга преследовать отходящего противника и не дать ему возможности закрепиться на второй линии обороны. А 14 июля войска фронта перешли в наступление на центральном направлении.

Тяжелые бои развернулись в районе Злочев — Плугов — Зборов на центральном участке наступления. Здесь немцы сосредоточили три танковые и одну механизированную дивизии. Наступление наших войск затормозилось, а некоторые части оказались в исключительно тяжелом положении. Надо было в помощь им дополнительно выделить некоторое количество самолетов. Командующий армией приказывает поднять резервные авиачасти и увеличить напряжение в боевых вылетах. 4350 самолето-вылетов сделали наши летчики в этот день. Дождь реактивных и пушечных снарядов, лавина бомб сыпались на головы вражеских солдат, на боевые порядки танков, артиллерии, минометов. Массированные удары советской авиации в течение 15 июля настолько изменили положение, что уже 16-го появилась возможность ввести в прорыв подвижные соединения 1-го Украинского фронта. О действиях авиации в этот день командующий фронтом сказал: «15 июля авиация спасла критическое положение 38-й армии».

Как и всегда, отличились славные «пехотинцы воздуха» — штурмовики. С командного пункта наземных войск сообщили: «Недалеко от переднего края противник сосредоточил большую танковую группировку. Ожидается контратака».

«Сорвать контратаку!» — приказывает командир авиасоединения. Штурмовики поднимаются в воздух. Группа за группой через определенные интервалы отправляются они в район сосредоточения танков, сбрасывают бомбы, обстреливают цели.

Штурмовиков прикрывает группа истребителей во главе с командиром полка дважды Героем Советского Союза капитаном С. Д. Луганским. Истребители зорко оглядывают небо. Но нет, оно очищено от вражеских самолетов, в нем безраздельно господствует советская авиация. Лишь изредка внизу, значительно ниже штурмовиков, [252] пройдет вражеский истребитель, но, видя надежное прикрытие, в бой не ввязывается. Впрочем, фашистские летчики часто не вступают в бой и в тех случаях, когда наши штурмовики или бомбардировщики не имеют прикрытия. Поубавилось спеси и у гитлеровских «асов», изменилась их тактика. Как воры, забираясь в чужой дом, прежде всего думают о выходе из него, так и немецкие летчики ходят на небольших высотах, чтобы быть всегда готовыми к бегству от советских истребителей. Немцы и нападают теперь по-воровски, когда случится одинокая, беззащитная цель. Но советские самолеты летают все больше группами, под мощным прикрытием — вот и ходят стороной да над лесами хваленые «асы» Геринга. Ни былой спеси, ни былой наглости!

Меняется тактика и наших штурмовиков, бомбардировщиков, истребителей: «Больше смотреть вниз, не давать врагу атаковать себя исподтишка!» Истребителям сопровождения дается команда: «Искать противника у земли, вести бой на бреющем полете!»

Пускались немцы и на провокацию: один — два самолета летают вверху, а внизу караулит звено или эскадрилья «мессеров». Разгадали и эту тактику. Господство в воздухе безраздельно перешло в наши руки.

Однако и теперь каждое задание требовало высокого мастерства, большого мужества. Осколком зенитного снаряда разбило колесо шасси самолета лейтенанта Леонидова. Летчик и стрелок могли бы покинуть самолет, выбросившись с парашютом, но коммунист Леонидов, парторг эскадрильи, ведет штурмовик на посадку. Нелегко приземлять тяжелую машину на одно колесо, но отважный летчик успешно осуществляет посадку. Через несколько часов Леонидов снова в воздухе, снова штурмует [253] врага. В этот день штурмовики уничтожили 90 вражеских танков.

Заместитель командира танковой бригады в те дни говорил мне:

— Когда началось наше наступление, немцы ввели в бой огромное количество техники. И в этот-то трудный момент мы снова увидели над собой штурмовиков — своих боевых товарищей, своих соседей сверху. Большими группами они навалились на врага. Какая огромная сила!.. Стремительность, героизм летчиков вдохновляли и нас — танкистов, пехотинцев, артиллеристов.

Не уступали штурмовикам и бомбардировщики. Во время боев за Львов мне привелось бывать на аэродромах, где базировались бомбардировочные части генерала И. С. Полбина, легендарного героя Великой Отечественной войны.

...Над аэродромом развевается красное Знамя полка. Пламенем полыхая, оно возвышается над всеми, и кажется, что летит, провожая в бой эскадрильи. К старту подрулил и остановился, словно приготовившись к прыжку, пикирующий бомбардировщик. На пилотском сиденье генерал Полбин. Сейчас он поведет на очередную бомбардировку большую группу самолетов. Могучий рев моторов оглашает окрестности аэродрома, и группа бомбардировщиков устремляется в небо, берет курс на запад. Их задача — ударом с воздуха подавить сопротивление фашистов, засевших в одном из крупных населенных пунктов.

Над целью низкая облачность, бомбардировщики не могут пикировать. Генерал Полбин знает, что в населенном пункте много военных складов, на его окраинах — артиллерия и автомашины, а на железнодорожной станции — эшелоны. [254]

Самолеты заходят на боевой курс. В разрывах облаков они видят цель, уточняют ее координаты — и десятки средних и больших бомб летят на врага. Над опорным пунктом гитлеровцев поднялся столб дыма.

В боях за Львов отличились истребители соединений, которыми командовали генерал-майор авиации А. В. Утин, генерал-майор авиации М. М. Головня и полковник А. И. Покрышкин.

Мы упомянули имя генерала Утина. Молодое поколение летчиков, служащих теперь в рядах Военно-воздушных сил, должно знать, что этот высококультурный авиационный командир и первоклассный летчик воспитал целую плеяду прославленных воздушных бойцов. В его частях росли и мужали А. И. Покрышкин, Г. А. Речкалов, Д. Б. Глинка, Н. Д. Гулаев и десятки других.

Став первоклассными летчиками, воспитанники генерала Утина сами растили мастеров воздушного боя. Особенно много учеников и последователей у А. И. Покрышкина. По всей Советской Армии прошла слава о «школе Покрышкина». Кто хотел следовать Покрышкину, тот должен был помнить следующие правила: истребитель обязан найти противника и уничтожить его; не количество решает успех боя, а умение бить наверняка; смелость, решительность и точный расчет в бою — первейшие качества истребителя.

И дальше.

Неисправная рация самолета — худший враг. Вылет на такой машине — преступление. Воин, не знающий в совершенстве свое оружие, — не воин.

В этих правилах заключалась передовая школа воздушного боя.

Во Львовской операции, как и во всех других, решающую роль сыграли коммунисты. Партийные организации и политорганы, воспитывавшие личный состав в духе беззаветной преданности Родине и ненависти к немецко-фашистским захватчикам, провели большую работу по распространению передового опыта, по воспитанию высокого наступательного порыва.

В боевых донесениях из частей приводились десятки, сотни имен коммунистов и политработников, отличившихся в боях. [255]

Бомбардировочная эскадрилья гвардии майора Малюты получила исключительно важную и трудную задачу: разбомбить скопление войск и боевой техники в глубоком тылу врага. В эскадрилье было много коммунистов. С ними летел на боевое задание и парторг гвардии старший лейтенант Стаханов.

После тщательной подготовки девятка «Петляковых» поднялась в воздух. Уже за линией фронта неожиданно вынырнули из-за облаков восемь вражеских истребителей ФВ-190. Их первым заметил Стаханов. Он предупредил товарищей об опасности. Стрелки-радисты вовремя изготовились к встрече и дружно отогнали истребителей, сбив двух из них. Но тут появились еще восемь истребителей. И снова дружная стрельба штурманов и стрелков. Атака была отбита.

Бомбы сбросили точно на цель. На обратном пути попали в зону сильного зенитного огня. Подбит самолет командира. Летчик-коммунист Шехнов пошел сопровождать майора до ближайшего аэродрома. Место командира занимает парторг старший лейтенант Стаханов. В труднейших условиях он ведет группу и приводит ее на свой аэродром.

Впереди шли коммунисты, а беспартийные стремились завоевать в боях почетное право вступить в ряды Коммунистической партии. В дни Львовской операции в партию было принято 1527 человек. Это были летчики, штурманы, авиационные специалисты, отличившиеся при выполнении боевых заданий.

О напряжении и масштабе боевых действий авиации во Львовской операции говорят хотя бы такие цифры. За 16 боевых дней летчики нашей армии совершили более 35 тысяч самолето-вылетов, провели 578 воздушных боев, в которых сбили 592 самолета противника, сбросили на головы врага более 17 тысяч авиабомб и выпустили свыше 100 тысяч реактивных и пушечных снарядов. Мощь огня авиации была такой, что в кругу радиусом 10 метров рвались одна бомба и шесть снарядов.

Все усилия немецко-фашистского командования удержать Львов были опрокинуты. Львовская группировка противника оказалась полуокруженной и 27 июля была ликвидирована. Войска 1-го Украинского фронта, в составе которого действовала и Вторая воздушная армия, на широком фронте вышли к реке Сан и на правом [256] фланге с ходу форсировали Вислу и захватили плацдарм в районе Сандомир.

...Во второй половине июля 1944 года развернулось новое наступление Советской Армии на обширном фронте — от Финского залива до Карпат. Боевые действия переносились на территорию Польши, Чехословакии, Венгрии и Югославии. Фронт приближался к восточным границам фашистской Германии.

6. Знамя Победы над Берлином

В Москве, в Доме офицера Краснознаменной Военно-воздушной академии, в 1958 году проходила военно-научная конференция, посвященная 40-летию Советской Армии. В большом зрительном зале собрались слушатели академии: молодые летчики, штурманы — люди, которым выпала честь продолжать героические традиции советской военной авиации, умножать ее славу, стоять на страже воздушных рубежей Родины и защищать их так же умело и мужественно, как защищали летчики в самые трудные годы войны. Здесь же были и ветераны авиации — преподаватели, командиры, прославленные герои.

На трибуну поднимается трижды Герой Советского Союза генерал А. И. Покрышкин. Он рассказывает о своих боевых товарищах, о том, как много сделали они для своего Отечества. Одна за другой перед слушателями встают картины воздушных схваток. И вот он дошел до заключительного этапа войны.

— Армия устремилась на Берлин. По весенним дорогам, по раскисшим от мартовского солнца полям шли к столице Германии танковые бригады, артиллерийские полки, механизированные части. Шли с боями, руша на пути преграды, сметая укрепления. Шли, исполненные решимости добить врага в его собственной берлоге. Шли так быстро, что прифронтовые аэродромы оказывались вдруг в 150–200 километрах от фронта. С такого расстояния трудно было прикрывать наземные войска: истребители могли находиться в зоне прикрытия всего 15–20 минут. Вот тогда-то принимается решение: летать с автострады!

Вряд ли немцы допускали мысль об использовании своих автострад под аэродромы. Две асфальтовые ленты [257] по 9 метров шириной — не слишком ли мало для взлетно-посадочной полосы?.. «Сядем! — сказали истребители. — И будем летать!»

Сказано — сделано. Первым на автостраду приземляется командир дивизии, за ним — вся дивизия. И ни одной поломки, ни одного летного происшествия...

Слушая генерала Покрышкина, я вспоминал эти дни.

Трудное было время и славное!

Армия Страны Советов приступила к выполнению своей заключительной задачи: довершить разгром немецко-фашистской армии и водрузить над Берлином Знамя Победы.

Главные силы немецко-фашистских войск по-прежнему находились на советско-германском фронте. После выхода наших войск на западный берег реки Вислы гитлеровское командование начало спешно создавать систему оборонительных линий. От Балтийского моря до Дуная, от Восточной Пруссии до Берлина и от Карпат до Вены строились железобетонные пояса оборонительных сооружений. Фашистское командование рассчитывало задержать советские войска, выиграть время в позиционной войне.

12 января 1945 года перешли в наступление войска 1-го Украинского фронта. В этот день за Вислой стоял густой туман, и вместо 900 самолетов нам пришлось послать значительно меньше. Но артиллерия восполнила этот пробел. 19 января наши войска заняли Краков, а к концу месяца вышли к реке Одер. Не спасли фашистов железобетонные оборонительные пояса. Первая водная преграда на немецкой земле не остановила победного шествия Советской Армии — части фронта форсировали Одер в районе города Бреслау и, прорвав долговременную оборону противника, за четыре дня боев продвинулись вперед на 60 километров.

Пришли в движение все фронты от Балтийского моря до Карпат. К апрелю 1945 года советские войска вышли на линию Губен — Герлиц — Нейсе — Ратибор. Началась подготовка к штурму столицы германского фашизма.

Предстоящие боевые действия в полосе немецких укреплений предъявляли новые требования нашим воздушным силам. Правда, к тому времени мы добились полного господства над фашистской авиацией, но задача [258] заключалась в том, чтобы добывать победы малой кровью, использовать самые разумные и эффективные боевые приемы.

Штаб воздушной армии составил план тактического учения. Вдали от населенных пунктов, в заболоченной местности, построили полигон с железобетонными дотами, блиндажами, укрытиями для живой силы и техники. Оборудовали артиллерийские позиции и склады боеприпасов, поставили мосты. Колонны танков и автомобилей создали из захваченной у врага боевой техники.

В точно назначенный час начались авиационно-тактические учения. Одна за другой приходили на полигон группы бомбардировщиков и штурмовиков и поражали свои цели. Перед началом учения мы вновь поставили на истребители бомбодержатели. Теперь, появляясь над целью, летчики сбрасывали бомбы, набирали высоту и несли службу прикрытия. Другие становились в круг и громили автоколонны, склады горючего, зенитные батареи. Бомбардировщики продемонстрировали бомбометание методом «вертушки», который был разработан и предложен генералом И. С. Полбиным.

Лучшие боевые приемы, применявшиеся во время учения, легли в основу дальнейших боевых действий авиации.

В частях воздушной армии кипела работа. Аэродромы, базы снабжения подтягивались к фронту. Для организации взаимодействия во все наземные соединения посылались авиационные командиры, офицеры штабов. Они внимательно знакомились с районом предстоящих действий. В полках проводилась учеба по улучшению меткости бомбометания, освоению радиосвязи и радиолокации. Все понимали, что придется действовать совместно с подвижными войсками, которые будут стремительно продвигаться вперед. Подчас обстановка будет неясной, работать придется только по команде с земли.

Готовились части, подразделения. Кругом чувствовалось необычное воодушевление. Все воины — от командующего армией до рядового солдата — понимали, что это наступление будет последним, решающим, что весь советский народ, люди всего мира ждут успешного окончания последней схватки с врагом.

В эти дни каждому хотелось сделать что-то особенно значительное. [259]

В апреле штаб фронта провел сбор авиационных и танковых командиров. Встретились командиры батальонов и бригад танковой армии Маршала бронетанковых войск П. С. Рыбалко и ведущие групп штурмовиков и истребителей воздушной армии. На боевых дорогах им не однажды приходилось вместе штурмовать укрепления противника, прорывать долговременную оборону и, выйдя на оперативный простор, устремляться вперед. Не раз над головами танкистов волнами проходили штурмовики и, обливая бомбовым и пулеметным дождем вражеские колонны, расчищали путь. Но опыт опытом, а учиться всегда нужно. На сборе доклад сделал Маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко. Выступали другие командиры. Они обменивались опытом взаимодействия, высказывали свои предложения.

В последующие дни все ведущие группы штурмовиков соединения генерала В. Г. Рязанова отправлялись на передний край, чтобы изучить ближайшие узлы сопротивления противника, его важнейшие огневые точки. Возвращаясь в части, садились в самолеты, облетывали районы предстоящих боевых действий и места будущего базирования авиационных частей. Одновременно разведывался и передний край обороны противника.

Большую работу проводил политотдел армии. По заранее составленному плану во всех соединениях состоялись собрания коммунистов, комсомольцев, конференции по профессиям. На них обсуждался опыт боев, ставились задачи. Организацией и проведением политических мероприятий занимались офицеры политорганов, политработники частей и подразделений, начальник политотдела армии генерал-майор авиации А. И. Асауленко. С ним мне привелось долгое время работать и хотелось бы сказать о нем много хорошего. В прошлом летчик, он пользовался [260] большим уважением в частях армии. Я же проникся к нему доверием с первой встречи. Когда были созданы политические отделы воздушных армий, перед нами возник вопрос: кого рекомендовать на этот пост? К тому времени у нас расформировалось несколько авиационных соединений. Некоторым из начальников политотделов этих соединений не хотелось оставаться у нас на низшей должности. Мне не было известно лишь мнение полкового комиссара Асауленко. Решили пригласить его для беседы.

— Ну, а как вы, товарищ Асауленко, собираетесь ехать в Москву или останетесь на фронте? — спросил у него командующий.

— Дайте мне любую работу, но оставьте на фронте, — ответил он.

Этим ответом Асауленко еще раз подтвердил уже сложившееся мнение командования фронта рекомендовать его на должность начальника политического отдела воздушной армии. И всей своей работой оправдал доверие, оказанное ему партией.

В дни подготовки к Берлинской операции мне часто приходилось бывать на аэродроме Бриг. Весенняя распутица вывела из строя и без того небольшое количество аэродромов. Строить же новые было некогда. Именно в это время принимается решение летать с автострады. Но с автострады могли летать только истребители, бомбардировщикам же требовались аэродромы. Бриг — первоклассный немецкий аэродром, занимающий большую площадь и оснащенный новейшими средствами. Нужда заставила нас разместить на нем около 400 самолетов. Здесь были бомбардировочный корпус И. С. Полбина и соединение истребителей генерала А. В. Утина. Над аэродромом постоянно патрулировало несколько групп истребителей. С тревогой осматривая небо, Иван Семенович Полбин говорил:

— Вся надежда на истребителей.

Тревога была законной. У нас еще никогда не сосредоточивали на одном аэродроме столько самолетов. И если командование армии пошло на это, то лишь из-за крайней нужды и в полной уверенности, что истребители не позволят вражеским бомбардировщикам сбросить на аэродром бомбы. [261]

Перед началом операции командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев поставил войскам задачу прорвать оборону противника на участке 35–40 километров и на пятый день наступления выйти на рубеж южнее Берлина. На реке Эльбе предполагалось встретиться с войсками союзников.

Мы знали, что со второй половины марта существовала специальная группа войск союзников под командованием фельдмаршала Монтгомери. В эту группу входили канадская армия, 2-я британская, 9-я американская. Конечно, эта группа армий имела задачу занять Берлин раньше русских. И им не так уж трудно было это сделать. Стоявшие перед фронтом союзников немецкие войска отходили в сторону Берлина, не оказывая сопротивления. На восточном же фронте Гитлер сосредоточил основные силы, и фашисты дрались со злобой обреченных.

В те дни И. В. Сталин писал Ф. Рузвельту: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления со стороны немцев на западном фронте объясняется только лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы [262] без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15–20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабркж, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».

Настало утро 16 апреля, тихое и ясное. По синему, точно умытому небу плыли пушистые белокрылые облака. Из-за соснового леса, как и миллионы лет назад, неторопливо выплывало огромное красное солнце...

За время войны летчики, техники, воины наземных частей не раз испытывали ощущение приподнятости перед большими сражениями. Не раз под команду, возвещавшую начало атаки, склонялись они перед боевыми знаменами и клялись в верности своему долгу. Теперь, стоя на земле Германии, мы давали священную клятву сокрушить немецкий фашизм.

В это утро первыми с наших аэродромов поднялись две группы штурмовиков: одну вел Герой Советского Союза гвардии майор М. И. Степанов, другую — мастер штурмовых ударов гвардии капитан Яковлев. В точно указанное время, в 6 часов 50 минут, появились они над передним краем. Сделав несколько заходов вдоль и поперек переднего края, штурмовики выпустили шлейфы дыма, и река Нейсе окуталась желтой завесой. Тем временем в небе появились и наши истребители. Они дружно прочесывали небо, не пропуская немецкие самолеты в район боев. В 7 часов 05 минут к линии вражеской обороны, подошли стройные девятки «Петляковых» и сбросили бомбы на артиллерийские позиции немцев.

В первый день наступления я провел несколько часов в 1-й гвардейской бомбардировочной дивизии, которой командовал полковник Ф. И. Добыш.

Еще накануне наступления дивизия получила приказ: 16 апреля от 7.20 до 8.30 нанести массированный удар по опорному пункту противника Домсдорф, по узлу и штабу 36-й немецкой пехотной дивизии в пунктах Клинге и Госда. [263]

Нечего и говорить, что готовились к боевым полетам самым тщательным образом. А когда каждый экипаж, каждый самолет был готов к выполнению задачи, техники, мотористы, вооруженцы, вместо того чтобы идти отдыхать, делали на бомбах надписи: «За нашу Советскую Родину!», «На Берлин», «Подарок Гитлеру» и т. д. Офицеры штаба, склонясь над картами, уточняли расположение целей, наносили на схемы и чертежи последние сведения о расположении противника...

В бездонное синее небо взвилась зеленая ракета. И тотчас один за другим, буравя утреннюю тишину рокотом моторов, двинулись к стартам «Петляковы». Все, кто был свободен в этот час, сбежались к старту проводить своих товарищей. По традиции каждый полк вынес на старт свою святыню — Гвардейское Знамя. Самолеты взлетают и в воздухе выстраиваются. В одном из полков летит командир дивизии Добыш. По сторонам бомбардировщиков, сзади, выше, ниже их идут истребители сопровождения. Одна за другой растаяли в синеве полковые колонны. [264]

Подошли к линий фронта. Впереди — море зенитных разрывов: вражеские зенитки ведут заградительный огонь. Но 54 пикирующих бомбардировщика уверенно приближаются к цели. С командного пункта сообщают:

— Работайте смело, в воздухе спокойно.

Вскоре показались цели. Они были расположены близко друг к другу. Каждая группа, выполнив противозенитный маневр, заходила на цель. Самолеты, перевалившись на нос, шли в пикирование. На землю падали бомбы. Удары, взрывы, столбы черного дыма. По радио были слышны доклады: «Линкор два! Я линкор три, задание выполнил, все в порядке».

Самолетов становилось все больше. Ширился, рос могучий гул советских авиационных моторов. Все тяжелее вздрагивала от бомбовых ударов немецкая земля. Вражескую оборону вспахивали прошедшие всю войну пикировщики Полбина, погибшего в боях за Бреслау. Их вел теперь молодой командир корпуса полковник Д. Т. Никишин. Рядом шли группы Героев Советского Союза П. А. Плотникова, А. А. Новикова, В. Я. Гаврилова и других прославленных мастеров бомбометания. В стороне от них грозной лавиной летели бомбардировщики генерала П. П. Архангельского.

Советская пехота устремилась к берегу Нейсе. Под прикрытием самолетов началось форсирование реки.

В течение одного часа в направлении лишь главного удара действовало 208 советских бомбардировщиков. Бомбы ложились на каждые 10–15 квадратных метров вражеских позиций.

Великую службу в сражении за Берлин сослужили гвардейцы-штурмовики дважды Героя Советского Союза [265] В. Г. Рязанова и Героя Советского Союза С. В. Слюсарева. Они делали по пять — шесть боевых вылетов в день. Плохая видимость затрудняла ориентировку, противник защищал себя сильным зенитным огнем. Но летчики-штурмовики, умудренные опытом боев за Сталинград и Курск, за Киев и Правобережную Украину, упорно преодолевали все трудности боевой обстановки.

К 10 часам утра река Нейсе была форсирована на всем участке прорыва. Наши наземные части устремились вперед.

23 апреля войска 1-го Украинского фронта, развивая наступление, овладели городами Котбус, Люббен, Цоссен, Беелтиц, Тельтов и ворвались в Берлин. 25 апреля северо-западнее Потсдама мы соединились с войсками 1-го Белорусского фронта, завершив таким образом окружение Берлина. Бои развернулись в Берлине.

В боях за Берлин летчики воздушной армии, как и воины всех родов войск, покрыли свои знамена неувядаемой славой.

Разведка обнаружила на железнодорожной станции Потсдам шесть эшелонов с войсками и боевой техникой. Станция прикрывалась плотным кольцом зенитных батарей. Командир корпуса поручил майору Степанову разбить станцию. И вот он повел на Потсдам две девятки «илов».

Штурмовиков сопровождали истребители под командованием Героя Советского Союза Николая Шутта, того самого воздушного бойца, который с первых дней своей фронтовой биографии прославился смелостью атак, точностью маневра и меткостью стрельбы. Никогда еще этот отважный истребитель не испытывал такого вдохновения, не был так зорок и страшен для врага. Вместе со своим ведомым он летел впереди штурмовиков и чуть сверху, как бы прокладывая путь товарищам, ведя их за собой. Вот он увидел впереди две пары «мессеров». Вражеские истребители держались стороной и боялись ввязываться в драку. Но Шутту не нравится конвой врага, он любит чистое небо и абсолютную безопасность для тех, кого сопровождает.

«Атака!» — подает летчик знак ведомому. Звенит от напряжения мотор истребителя, белый след стелется по небу. Продолжая выписывать в воздухе гигантскую кривую, Шутт на мгновение увидел вражеский самолет в [266] поле прицела, швырнул в него трассу огненного металла и, распоров ему живот, как бы на минуту завис в воздухе; потом сделал переворот через крыло, ястребом кинулся на другой истребитель и сбил его первой же очередью.

Командир группы штурмовиков майор Степанов видел этот короткий воздушный бой. Потом он рассказывал: «Всю войну я воевал в небе, но таких красивых атак, такого совершенства маневра и стрельбы не видел. Так драться может только советский человек!» В районе цели от каждой девятки штурмовиков отделились по два самолета и устремились в атаку на зенитные батареи. Ударная же группа во главе с майором Степановым подошла к станции и стала бомбить ее, а затем штурмовать. Взлетали в воздух разбитые вагоны, платформы, горели цистерны. Майор Степанов, как и его. ведомые, в совершенстве владел искусством штурмовки. С завидным спокойствием, методично и точно повторял он атаки, делал новые заходы и каждую бомбу, каждый снаряд направлял туда, где они были нужнее. Снизу палили зенитки, сверху кружили «мессеры», но ничто не помешало штурмовикам выполнить боевую задачу. Надо иметь железные нервы, большое мужество, чтобы в таких условиях обрабатывать цель с такой же методичностью, как на учениях.

Несомненно, многим нашим летчикам помогал большой боевой опыт. Ведь некоторые из них прошли по всем дорогам войны, участвовали в сотнях воздушных боев, стали подлинными мастерами штурмовки. Ну вот, например, Степанов. Не могу теперь сказать, откуда начал он свой боевой путь, но я его знал еще с Украины, Хорошо помню, как отозвался о нем командир штурмового авиационного корпуса генерал В. Г. Рязанов. Мы с ним находились на командном пункте одного наземного [267] соединения, когда потребовалось выслать группу штурмовиков для подавления неожиданно появившейся на поле боя танковой группы противника. Узнав об этом, Рязанов по радио сказал: «Вышлите Степанова, непременно Степанова!» Я спросил генерала: почему он поручает это именно Степанову? Ведь командиру дивизии виднее, кого послать. Может быть, Степанов только что вернулся с задания?.. «Это верно, — сказал генерал, — но я знаю, кто лучше справится с задачей. Я своими глазами вижу местность, метеоусловия в районе цели, наконец, характер цели, а командир дивизии отсюда далеко. Видите, какая дымка стелется над дорогой. Тут нужен глаз следопыта, чтобы с воздуха разглядеть цель и накрыть ее. Именно таким глазом обладает Степанов».

Майор Степанов отличался большой изобретательностью в бою, находчивостью, как принято говорить в армии. Я и сам имел случай в этом убедиться. Однажды в районе Львова на большой дороге разведка обнаружила колонну танков. Обычно немцы были предусмотрительны и особенно много танков в одной колонне не пускали. На этот же раз они двигались большой колонной. Нужно было немедленно накрыть немцев, не дать им возможности рассредоточиться по полю, замаскироваться, уйти. Задачу эту поручили группе штурмовиков Степанова. «Илы» поднялись почти без подготовки, конкретное решение надо было принимать в воздухе.

Увидев танки, Степанов приказал бомбить голову колонны, на штурмовку заходить с хвоста под углом 25–30 градусов и, перестроив девятку, пошел на бомбежку. Впереди идущие танки загорелись и образовали пробку. Остальные сгрудились, заметались. В этот момент летчики приступили к штурмовке, и противник до линии фронта не дошел. [268]

Рассказывая о героях штурмовиках, нельзя не вспомнить замечательного сына казахского народа дважды Героя Советского Союза капитана Т. Я. Бегельдинова. Вся его боевая работа, вся служба в авиации в годы войны — беспримерный подвиг. Я лишь однажды наблюдал его в боевом деле, но он мне запомнился навсегда. Во время боев в предгорьях Карпат враг вдруг контратаковал наши позиции крупными силами. На небольшом участке фронта появилось свежее механизированное соединение. И обнаружено оно было поздним вечером, когда немцы не опасались налета советских штурмовиков. На командном пункте наземного соединения находился командующий воздушной армией С. А. Красовский. Командир наземного соединения с надеждой смотрел на него. Генерал Красовский вызвал по радио командира авиационной штурмовой дивизии. Я слышал, как генерал спрашивал: «Есть у вас такие летчики?» С аэродрома ответили: «Гвардии капитан Бегельдинов».

Через несколько минут в сумерках показались «илы». Они направились к немецким позициям. Глядя на вытянутые горбатые силуэты штурмовиков, я тогда подумал: «Вот уж правы немцы, называя «ильюшиных» «черной смертью». Дотемна обрабатывали штурмовики позиции врага, а затем, когда на небе засияли первые звезды, помахали нам крыльями и скрылись в темноте. «Сядут!» — проговорил генерал Красовский с подчеркнутой уверенностью. Было ясно, что командующий себя успокаивает. Но тревожились мы напрасно: штурмовики и в темноте нашли свой аэродром и успешно приземлились.

Таков гвардии капитан Бегельдинов. В боях за Берлин мы снова услышали о его подвиге.

26 апреля вместе с капитаном В. И. Андриановым Бегельдинов вылетел на разведку. Северо-восточнее Барутт летчики обнаружили до 300 автомашин и 20 танков противника. Колонна двигалась на запад. Получив эти данные, командир штурмового соединения послал в район цели 8 групп штурмовиков по 12 самолетов в каждой. Бегельдинов шел в строю первой группы. Через несколько минут колонна превратилась в кладбище железного лома.

В период с 16 по 20 апреля противник применил новые средства: самолеты-снаряды и бомбы-планеры. Мы стали замечать, что в районе Лигниц — Ноймаркт — Бреслау появились спаренные самолеты Ю-88 и ФВ-190. [269]

Эти спарки приходили в район цели, и один из них, начиненный взрывчатыми веществами, отделялся от второго, падал на землю и взрывался. Меткость попадания у них была невысокая. Когда наш истребитель подходил к такой спарке, головной самолет немедленно бросал прицеп и уходил.

Самолеты Хе-111 буксировали бомбы-планеры и сбрасывали их на цель с высоты 2500–3000 метров, но, как правило, не попадали, потому что наши истребители редко позволяли им прорваться к цели.

В небе над Берлином появились Ме-262 — реактивные истребители немцев, надежда Гитлера и его генералов. На борьбу с ними отправились лучшие советские истребители. Несмотря на большую скорость реактивных самолетов, наши летчики смело нападали на них и сбивали.

В воздушных боях отличилось соединение истребителей полковника В. И. Давидкова, прошедшее от Белгорода до Берлина. Это соединение было гордостью нашей армии, в нем были воспитаны такие славные воздушные бойцы, как А. К. Горовец, М. С. Токарев, А. Г. Павлов, А. С. Куманичкин, А. В. Лобанов, В. П. Шлепов, К. А. Новиков, Д. П. Назаренко, В. И. Бородачев, И. И. Семенюк, П. М. Никоноров и многие, многие другие. Примером для всех был командир дивизии полковник Давидков. Я знал его как человека большого сердца и большого мужества. В нем не было ничего необыкновенного: в меру горяч и в меру спокоен, не речист. На его лице всегда можно было прочесть его мысли и настроения. Как солдат он был прост и честен, за это его глубоко любили и уважали подчиненные.

Обстановка менялась очень быстро. Стремительными ударами наши части выбивали немцев из берлинских кварталов, занимали улицы, вклинивались глубоко вперед. В этих условиях создавалась опасность поразить с [270] воздуха свои же войска. И, чтобы этого не случилось, авиационные командиры руководили полетами непосредственно с командных пунктов общевойсковых командиров и даже из головных танков. В районе уличных боев находился и полковник Добыш. Я подошел к нему в ту минуту, когда он, стоя у радиопередатчика, давал распоряжение группе бомбардировщиков, подлетавших К Берлину. Группу вел гвардии майор Мулюкин — мастер бомбовых ударов, летчик с большим боевым опытом. Он имел задание ударить по войскам и их укреплениям, прилегающим к Тельтов-каналу, и по одной из переправ через канал. Но пока самолеты находились в воздухе, на пути к цели, переправа перешла в наши руки. Наземные командиры волновались: сумеет ли Добыш быстро связаться с командиром группы? Признаться, и меня это сильно беспокоило. Мы видели, как «Петляковы» развернулись над южной окраиной Берлина и встали на боевой курс. Однако в последнюю минуту последовала команда, бомбардировщики переменили курс и пошли на другую цель. Все плотнее окружали их букеты зенитных разрывов. Несколько снарядов разорвалось левее машины командира, и тотчас он накренил самолет в сторону от разрывов. Снаряды рвались правее. Но вот бомбардировщики один за другим устремляются в пикирование, сбрасывают бомбы. Земля вздрагивает от взрывов огромной силы.

На Берлин двигались наши войска. По тем же дорогам возвращались на Родину освобожденные Советской Армией из фашистского плена советские люди. И чтобы на них не упала ни одна бомба, в воздухе кипели беспрерывные воздушные бои. Дрались все — от рядового летчика до командира дивизии. Но чем ближе была победа, тем трусливее становились немецкие летчики, все меньше появлялось их над автострадой и над позициями советских войск. Наконец советские истребители окончательно расчистили небо над Берлином.

Уже взят рейхстаг, идут бои в туннелях метро, на центральных улицах. Вот-вот должен пасть Берлин. За несколько дней до капитуляции было объявлено, что в день Первого мая над Берлином с борта самолета будут сброшены Знамена Победы. Эта честь предоставлялась лучшим летчикам, отличившимся в боях за Берлин. [271]

Первое мая. В 12 часов с аэродрома Альтено поднимаются 22 истребителя Як-3. Знамена находятся на борту самолетов командира 1-го гвардейского Краснознаменного и ордена Ленина полка гвардии майора Малиновского и командира эскадрильи Героя Советского Союза капитана Новоселова. Их эскортируют дважды Герой Советского Союза А. В. Ворожейкин, Герой Советского Союза В. Н. Буянов и другие.

Истребители собрались над аэродромом, сомкнулись в четкие, красивые строи и пошли к Берлину. Над столицей фашистской Германии они появились торжественно, как на параде, показывая всем, что небо над Берлином свободно, что в воздухе безраздельно господствует советская авиация.

Между тем на земле еще идет бой. Гвардейцы-пехотинцы, артиллеристы и танкисты очищают последние кварталы города. Как же вдохновили их краснозвездные самолеты!

Самолеты заходят с северо-запада. Летчики видят впереди почерневшее от пожара здание рейхстага. Строй самолетов идет на него. Гвардии майор Малиновский подает команду: «Внимание, сбрасываю знамя!» Одно мгновение — и над Берлином развевается ярко-красное знамя с огненным словом: «ПОБЕДА». С земли тысячи глаз с восторгом и трепетом устремлены на это полыхающее пламенем полотнище. В наушниках, как гром, раздается: «Ура-а-а!.. Слава Советской Родине!..»

В день международного пролетарского праздника воины-освободители приветствовали победу.

Но боевой путь 1-го Украинского фронта, а следовательно, и путь Второй воздушной армии не. завершился. Войска фронта получили приказ повернуть на Прагу, освободить столицу Чехословакии. Значение этого исторического приказа мы уяснили несколькими днями позже, когда узнали, что командующий пражской группировкой немецких войск фельдмаршал Шернер, находившийся со своим штабом в Карловых Варах, скрыл от своих войск приказ Кейтеля о капитуляции и заявил, что война с Советским Союзом продолжается. Эта чудовищная авантюра дорого стоила чешским патриотам, поднявшим восстание в Праге. Фельдмаршал Шернер бросил на борьбу с ними полчища своих оголтелых разбойников.

На пути наших армий стояли Судеты и Рудные горы. [272]

Высота перевалов достигала 800 метров. Но, узнав о тяжелом положении восставшей Праги, советские воины наступали стремительно, не считаясь с усталостью. После двухдневных боев они сломили сопротивление противника и 8 мая заняли Дрезден, а также ряд городов на территории уже Чехословакии.

Справедливость требует сказать, что в это время наши союзники находились к Праге ближе, чем наши войска, но помощь чехам не входила в планы их командования. Больше того, авиация союзников бомбила промышленный район Праги, хотя в этом не было никакой необходимости.

В ночь на 9 мая танковые и механизированные соединения фронта совершили невиданный по скорости и организованности ночной марш и ворвались в Прагу. Штаб фельдмаршала Шернера был разгромлен, а сам он бежал на запад и сдался союзникам.

9 мая Прага была освобождена.

Салюты в Москве в честь освобождения Праги и полной победы над фашистской Германией возвестили всему миру окончание войны в Европе. Советский народ с честью выполнил свою освободительную миссию, избавив народы многих стран от фашистского порабощения. [273]