Мои встречи с Лениным
Две встречи, которые я имел с Владимиром Ильичем Лениным, остались в моей памяти на всю жизнь. В Ленине я увидел что-то особое, влекущее к нему все честные сердца, почувствовал в его характере целеустремленность, настойчивость, огромную энергию в отстаивании коренных интересов революции. И еще: В. И. Ленин, будучи вооружен огромными знаниями, умел проникать в глубину, казалось бы на первый взгляд, мало ему знакомых вопросов. Он мог в короткой и простой беседе определять четкую линию и давать хорошую зарядку работникам.
Основатель и вождь Коммунистической партии и Советского государства был непосредственным организатором Рабоче-Крестьянской Красной Армии, проявлял большую заботу о создании Красного Воздушного флота.
Уже на второй день после Октябрьского восстания В. И. Ленин ставит задание об использовании авиации, а на четвертый день в Смольном организуется первая революционная ячейка управления авиацией — Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания. Штаб Бюро немедленно приступил к организации охраны авиационного имущества, формированию в Петрограде авиационных отрядов и отбору для них надежных кадров.
В декабре 1917 года по указанию В. И. Ленина создается Всероссийская коллегия по управлению воздушным флотом республики. Это был централизованный [20] орган коллегиального руководства, принятого в то время во всей армии. Коллегия объединяла все отрасли воздушного дела и осуществляла руководство авиационными предприятиями. Ей была подчинена сухопутная и морская авиация страны.
Я состоял членом коллегии. Она работала в огромном полупустом здании на Фонтанке. Старые сотрудники Увофлота, саботируя все мероприятия Советской власти, большей частью на службу не являлись. Кто-то приказал прекратить работу кочегарки, вода из отопительной системы была не выпущена, от сильного мороза разорвало трубы, и в здании стоял страшный холод. Нас хотели «выморозить». Мы нашли комнату с камином. Но, хотя огонь пылал в нем все время, согреть большое помещение не удавалось. Помню дни и ночи неустанной работы по сколачиванию красной авиации. Трудились без отдыха.
Задачи перед коллегией стояли огромные: ломка и реорганизация старых центральных и местных управлений [21] воздушного флота, отбор авиационных кадров на фронте и в тылу, сохранение разбросанного по всей стране имущества и авиазаводов, общие вопросы формирования авиационных частей и учреждений, подготовки кадров, прохождения службы. Занимались также организацией научно-исследовательской работы, распределением авиаимущества и горючего. С февраля 1918 года коллегия включилась в непосредственное руководство боевой работой, организуя ПВО Петрограда, давая указания об эвакуации и передислокации частей и т. д. Начальником авиационного отделения ПВО Петрограда был назначен военный летчик Л. А. Культин, а опытный летчик И. П. Ильзин с Гатчинского аэродрома участвовал в выполнении летных боевых дежурств.
И все-таки возникало множество трудностей. Дело усложнялось тем, что некоторые «консультанты» из старых специалистов старались доказать, будто авиация слишком «дорогая игрушка» и ее содержание не по плечу разоренному государству, лишенному технической помощи извне. Но это, как говорят, полбеды. Хуже было другое: вслед за «консультантами» пошли некоторые революционные работники, те, которые не понимали крайней необходимости создания отечественной авиации. Несомненно, что усердие подобных «консультантов» и их подголосков было на руку реакционным руководителям главнейших буржуазных государств, видевших в авиации сильное оружие для подавления слабых стран и развернувших широкую подготовку к удушению молодой Советской республики.
Дошло до того, что некоторые комиссии и совещания, используя директивы о переключении части военной промышленности на мирное производство, готовили проект ликвидации даже тех немногих и хилых авиационных предприятий, которые достались нам в наследство от старой России. В то же время рабочие авиазаводов делали все возможное для продолжения работы.
В обстановке полного развала старой армии большинство авиационных частей фронта ценой поистине героических усилий все же продолжало свое существование. Солдатским комитетам, в которых ведущую роль играли коммунисты, удалось во многих местах сберечь самолеты, отслоить и удержать офицеров, подававших надежду на лояльность. Однако среди офицеров были колеблющиеся. [22] Они не были уверены в том, что новая власть признает их и что труды по спасению авиаотрядов и поддержанию их боеспособности не пропадут.
В процессе текущей деятельности коллегии в полном объеме встал вопрос о дальнейших размерах и формах строительства красного воздушного флота.
Кто мог серьезно помочь?
Только Ленин.
К нему мы и решили обратиться.
Моя первая встреча с Владимиром Ильичем состоялась 21 января (старого стиля) 1918 года. В Смольный я с двумя другими членами коллегии попал во время обеденного перерыва. В рабочем кабинете Ленина было пусто. В расположенной рядом большой комнате Владимир Ильич диктовал что-то дежурной машинистке. Бросились в глаза коренастая, плотно скроенная фигура, крупная голова, бледное, усталое, похудевшее лицо. Время от времени Ильич наклонялся, проверяя напечатанное. Волевая направленность текста как бы подкреплялась энергичным взмахом руки.
Здесь же в комнате стояли несколько человек, ожидавших, видимо, момента, когда можно будет начать разговор с Владимиром Ильичем. Это была группа крестьян-ходоков (по виду с Урала или из Сибири) и несколько рабочих.
Закончив диктовать и быстро окинув взглядом всех ожидавших, Ильич подошел к ходокам. С ними речь шла о земле. Через несколько минут крестьяне, надевая шапки, тепло прощались с Лениным. Тут же он повернулся к рабочим.
Меня удивила исключительная подвижность ленинской мысли, сразу переключившейся на совершенно другую тему. Несколько отрывистых вопросов, молниеносная ориентировка в сущности дела, ясные и четкие ответы, короткие, исчерпывающие указания — так решал текущие вопросы Ильич. Вся его фигура и лицо дышали простотой и выдержкой. Слова, полные глубокой убежденности, звучали деловито, твердо.
Скоро очередь дошла до нас. Прощанье с рабочими, быстрый, легкий поворот к нам.
— Товарищи авиаторы? — приветливо обратился Ленин.
— Так точно! — доложил я. [23]
— Каково примерно общее число аэропланов, которыми мы располагаем? — спросил Владимир Ильич, тем самым сразу введя разговор в рамки деловой беседы.
Я кратко ответил на вопрос, доложив о материальных и людских ресурсах. Мне было известно, что Ленин на закончившемся 3 января общеармейском съезде по демобилизации получил самые пессимистические сведения о боеготовности войск в целом, а стало быть, и об авиации. Кстати, на этом съезде, нарисовавшем картину полного разложения старой армии, не было ни одного «воздушника». Поэтому я ожидал особой осторожности Ленина в решении вопросов, касающихся воздушного флота.
Ильич сосредоточенно слушал. Его короткие наводящие вопросы облегчали изложение самой сути дела. Я невольно поразился тому, как из ряда доложенных фактов он мгновенно выхватил основную мысль: быть или не быть советской авиации? Спрашивая, подавая реплики мне и товарищам из коллегии, он вел весь разговор в стержне именно этой мысли. К великой своей радости, я сразу почувствовал, что у Ленина есть лишь один ответ на этот вопрос: авиации быть!
Высказав Ильичу мнение коллегии о формах использования наиболее здоровых авиационных частей старой армии, которых насчитывалось (до наступления немцев вслед за срывом Брестских переговоров) около половины общего числа, я представил написанный мной проект создания объединенного авиацентра. Толстая тетрадь эта была уже просмотрена и одобрена в красногвардейских авиационных организациях Петрограда.
Ленину было доложено два общих вопроса: создание руководящего органа ВВС, объединяющего как военное, так и мирное использование авиации, тесно связанное с ее боевыми задачами и сохранением летно-технических кадров, и выделение видного члена Коммунистической партии для возглавления всего воздушного дела. (Авиацию в то время мало знали как старые военные специалисты, так и новые революционные работники. Специально назначенный руководящий товарищ быстро вошел бы в курс дела, создал бы ей надлежащий авторитет, наладил бы политическое руководство авиаторами.) [24]
Владимир Ильич внимательно слушал, уточняя отдельные данные, выясняя различные точки зрения на создание и развитие авиации. Спрашивал о политических настроениях в частях. Его оживленное лицо и проницательные глаза были полны глубокого интереса.
Но надо было видеть, как изменилось его лицо, когда я сказал, что есть люди, называющие создание советского воздушного флота «дорогой и ненужной игрушкой».
— Революция вообще, — сказал он, — есть замена старого новым. Строительство своей авиации как военной, так и мирной — тоже большое новшество. А старое борется с новым. Нужен упорный труд, необходима кропотливая расчистка пути для движения вперед.
Ильич с присущей ему энергией обрушился на тех, кто пытался ликвидировать авиацию. И сказал уверенно, горячо:
— Россия социалистическая должна иметь свой воздушный флот!
По вопросам реорганизации авиацентра и назначения его руководителя Владимир Ильич, приняв представленные материалы, коротко ответил, что дело это очень сложное и над ним надо основательно поразмыслить.
Ленин особо — подчеркнул, что, используя авиационные части старой армии, необходимо проявлять исключительную бдительность. И не только в политической оценке личного состава, но и в определении его способности выполнять боевые задания.
Ленин указал, что политическая оценка — это главное, но нам нужны люди не просто преданные, а умелые, боеспособные.
И вот после высказанной им мысли о необходимых деловых качествах летчиков Ленин, многозначительно взглянув на меня, вдруг спросил:
— Имеются ли у нас летчики и аэропланы, могущие долететь до Берлина и сбросить там воззвания?
Много лет прошло, но до сих пор не могу забыть вопросительного выражения зорких ленинских глаз.
Заметив мою неподготовленность к немедленному и точному ответу, Владимир Ильич тут же попросил представить ему письменные соображения о возможности дальних агитационных полетов в столицы Центральной [25] Европы. Ясно, что таким образом могла быть проверена не только пригодность материальной части авиации, но и наличие надежных экипажей и опытного технического персонала.
Что касается самой сущности задания, то следует сказать, что Ленин, ведя упорную борьбу за мир, живо интересовался нарастанием политических событий в Германии, помнил о вероятности революционного взрыва там. Возможность победы пролетарской революции в Германии трудно было переоценить: это означало бы немедленный мир, крепкую дружбу с немецкими рабочими и крестьянами, значительное усиление только что родившегося Советского государства.
Чтобы понять особое внимание Ленина к агитационным полетам в глубокий тыл противника, следует вспомнить внутриполитическую обстановку в Германии и Австро-Венгрии после Великого Октября.
В январе 1918 года в связи с отрицательной позицией, занятой германским правительством по вопросу о заключении мира, началось мощное движение немецкого рабочего класса. 12 января забастовавшие в Киле рабочие образовали первый в Германии Совет. 15 января (то есть за шесть дней до посещения нами Ленина) появились ясные признаки зарождавшейся революционной ситуации. В этот день в столице и ряде крупнейших городов Германии (Нюрнберге, Мюнхене, Мангейме, Киле, Гамбурге и многих других) вспыхнули мощные забастовки. Только в Берлине бастовало пятьсот тысяч трудящихся. На улицах появились баррикады, происходили кровавые столкновения с полицией. Берлинские рабочие избрали Совет, предъявивший правительству требование о заключении мира на основе, предложенной советской мирной делегацией в Бресте.
В Австро-Венгрии в январе 1918 года в стачке под лозунгами о мире участвовали все промышленные районы страны, всего до семисот тысяч рабочих.
Революционный подъем назревал и в других европейских странах.
Вот при каких внешнеполитических обстоятельствах Ленин спросил нас о возможности дальних агитационных полетов. [26]
Интерес Владимира Ильича к воздушной агитационной службе не был случайным. Ленин придавал ей исключительное значение и фактически внедрил ее в наш обиход.
Еще в газете «Рабочий и солдат» от 19 октября 1917 года в передовой статье говорилось:
«Русское правительство именем свободного русского народа предлагает вам, немцы, немедленный мир! Наши летчики распространили бы эти воззвания на немецкой земле. Телеграф разнес бы их по всему миру».
А в «Проекте резолюции Совета Народных Комиссаров», набросанном Владимиром Ильичем 18 декабря 1917 года, читаем:
«... 1. Усил<енная> агитация против аннексионизма немцев.
2. <Аэропланы через всю Германию>. Асс<игнование> добав<очных> средств на эту агитацию...»
Наконец, на заседании ЦК 19 января 1918 года Ленин говорил:
«...Для точного установления того, что делается в Германии, нам следовало бы послать в Берлин авиаторов, что, по их словам, вполне возможно»{1}.
Все намеченные для доклада пункты были изложены. Владимир Ильич энергично пожал нам руки. Теперь, когда разговор окончился, я, как будто вновь, увидел его лицо и острый блеск глаз, полных напряженной мысли.
Беседа с Ильичем длилась едва ли более пятнадцати минут. Но это время показалось мне часом, насыщенным до отказа. Были затронуты все основные вопросы строительства воздушных сил. Я старался запомнить не только каждое слово, но даже интонацию, с которой оно произносилось, потому что и она передавала оттенки ленинской мысли — ясной, могучей и глубокой.
Теперь в работе коллегии открывалась ее дальняя волнующая перспектива: многие тысячи и тысячи самолетов в голубом небе республики.
Я понял, что надо не только представить соображения о дальних полетах, но и быть готовым к их выполнению, [27] если это потребуется. Мной были сделаны соответствующие распоряжения товарищу Можаеву в комиссару Полевого управления авиации Гудкову. Тут же я засел за составление соображений и письменного приказа.
Разговор с Владимиром Ильичем явился началом резкого подъема в работе коллегии. Развивая указания Ленина о дальнейшем строительстве красной авиации, я 22 и 23 января сделал два обстоятельных доклада для руководящих работников Управления воздушного флота.
Выполнить полеты в Германию нашим летчикам не пришлось. Путем террора и в особенности предательскими махинациями социал-соглашателей нарастание революционного взрыва в Германии было приостановлено. Ленин, напряженно следивший за сообщениями, проникавшими по разным каналам с Запада, сосредоточил все усилия на заключении мира с немцами. Мне передали приказание Владимира Ильича отменить подготовку глубоких агитационных полетов. Но проведенная работа не пропала даром: она пригодилась в гражданской войне, в частности при выполнении другого задания Ильича, о котором речь впереди.
В связи с тупым упорством немецкой делегации в Бресте, с ее стремлением спровоцировать вторжение германской армии в пределы Советской страны мирное использование красного воздушного флота пришлось отложить на третий план. Все внимание теперь было устремлено на работу летчиков в рамках военного ведомства. В частности, я начал форсированно трудиться над окончанием «Наставления по боевому применению авиации». Проект его был готов в феврале 1918 года, причем использованию самолетов в качестве агитационного средства посвящалась отдельная глава с особым разделом о полетах в глубокий тыл противника{2}.
Официальное оформление указаний В. И. Ленина о необходимости развития воздушного флота последовало в приказе № 84 Наркомата по военным и морским делам [28] и в директивах коллегии о правилах приема частей старой авиации в Красную Армию.
Окончательная редакция приказа № 84 тщательно уточнялась мной с Э. М. Склянским. На одном из совещаний присутствовал М. С. Кедров, ведавший в то время Комиссариатом по демобилизации старой армии. Он сообщил, что около 90 процентов авиачастей Северного и Западного фронтов заявили о переходе в Красную Армию. Я не выяснял, получил ли Э. М. Склянский какие-либо указания по воздушному флоту непосредственно от Владимира Ильича. Во всяком случае он в то время был настолько проникнут духом общих указаний ЦК, что наша работа над редакцией приказа казалась органическим продолжением беседы с Лениным.
Первые же слова приказа давали личному составу частей жадно ожидавшуюся ими ориентировку:
«Все авиационные части и школы сохранить полностью для трудового народа».
Это, однако, не означало еще поголовного, автоматического принятия авиаотрядов в Красную Армию. Основным мерилом для решения коллегии воздушного флота о возможности приема каждой отдельно взятой части служила, как и предложил Владимир Ильич, реальная боевая работа по заданию революционных организаций на фронте или местных Советов в тылу. Учитывались в результаты голосования общих собраний частей о переходе в Красную Армию. Принимались во внимание данные заново проведенных перевыборов командиров.
То обстоятельство, что коллегия распространила условия приема и на красногвардейские авиачасти, может показаться излишним усердием. Но в те времена приходилось сталкиваться с наличием колебаний и с фактами самой беззастенчивой политической маскировки контрреволюционеров и разного рода авантюристов. Во всяком случае принятые коллегией меры свидетельствовали о крепости той зарядки, которая была дана 21 января Лениным в отношении бдительности при отборе людей и частей в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию.
Осенью 1918 года я узнал об интересе Владимира Ильича к специальной подготовке личного состава авиации. Ленин, занятый многими и многими делами, потребовал [29] представить ему сведений относительно специальных изданий Главного управления воздушного флота.
В результате нашей встречи с Владимиром Ильичем и его вмешательства в дела авиации отношение к воздушному флоту изменилось. Формирование советских авиачастей пошло полным ходом. В течение года было сколочено более 60 авиационных отрядов.
В. И. Ленин считал авиацию одним из самых действенных средств, наиболее оперативным родом оружия. Помощь летчиков в тяжелых условиях гражданской войны по его указанию использовалась неоднократно.
Увидеть дорогого Ильича второй раз и кратко беседовать с ним мне посчастливилось в самом начале весны 1919 года.
...Холодный март. На улицах Москвы глубокий снег. Дует студеный порывистый ветер. Шофер гонит автомобиль в Кремль. Вспоминаю события последних дней. Сообщение о провозглашении Венгерской Советской Республики. Мне передают приказание Ленина подготовить группу летчиков и самолеты для установления с Венгрией связи по воздуху. Пригодились теперь соображения о дальних полетах в Центральную Европу, подготовленные по заданию Владимира Ильича еще год с лишним назад! Быстро отобраны и оснащены добавочными баками наиболее дальноходные, с надежными моторами, неприхотливые самолеты — трофейные «Эльфауге». Машины облетаны. Все готово к отправке в район Проскурова, откуда намечено совершить перелет. Нет одного — бензина!
Дело в том, что в 1919 году мы уже не видели настоящего бензина. Летали на суррогатных смесях. Но даже лучшие из них образовывали опасный нагар на клапанах цилиндров. Длительный полет на таком горючем рискован. Оставался один выход — по каплям собирать бензин во всех наркоматах и ведомствах Москвы. Кто смог бы сделать это и сделать быстро? Никто. Пришлось обратиться к Ильичу, просить его о непосредственном вмешательстве. Мне сообщили, что Ленин очень занят, но принять меня хочет.
...Автомобиль несется по улицам Москвы. Мелькают дома Тверской, еще не растаявшие снежные сугробы. Наконец въезжаем в Кремль. И вот я стою в небольшом проходном [30] зале, куда должны выйти в перерыве заседаний члены Совета Народных Комиссаров. Ильичу обо мне уже доложили.
Невольно думаю о Ленине. Почти полтора года прошло с Октябрьского восстания. Зная, что Ленин работает, совершенно не щадя здоровья, я страшусь увидеть его еще более усталым. Ведь это он, Ильич, поднял в небо нашу красную авиацию. И теперь около трехсот боевых самолетов дерутся против белогвардейцев и интервентов!
Вдруг в комнате, где шло заседание Совнаркома, раздается шум. Двери широко распахиваются. Из них выходят человек двадцать. Узнаю Сталина, Дзержинского. Товарищ Сталин весело улыбается мне, как сослуживцу по Царицыну, и жмет руку. Видя мое напряженное лицо, он понимает, что я жду Ленина. Сталин подбадривающе кивает головой. Вот он — Владимир Ильич! В таком же скромном, поношенном костюме, что и в Смольном. Выглядит Ильич чуть лучше, чем тогда. Идет быстро, что-то энергично говорит Дзержинскому. Взглянув на меня, Ленин подходит, дружелюбно протягивает руку. Движения его скоры. Чувствуется, он очень спешит.
— Товарищ Строев, здравствуйте! Мне сказали о вашей нужде. Сделаем все, что сможем.
И, уже обращаясь к Дзержинскому, говорит:
— Феликс Эдмундович, нам нужно установить связь с Венгрией. Летчики берутся это сделать. Нет бензина. Надо поискать по всей Москве. У наркомов я попрошу сам.
И я в последний раз вижу живой взгляд его острых глаз, крутой лоб, одухотворенное, дышащее энергией лицо.
Вскоре мне сообщили, что горючее найдено на Украине. Правда, оно третьего сорта, если не хуже. Но теперь лететь можно. Самолеты для связи с Венгерской Советской Республикой были отправлены.
Владимир Ильич Ленин много раз давал конкретные указания о боевом применении авиации. Так, например, в том же 1919 году, но уже осенью, я участвовал в выполнении еще одного ленинского указания. Это случилось, когда белогвардейская конница Мамонтова, совершив [31] прорыв Южного фронта, создала угрозу для Москвы. По инициативе Ленина была создана авиагруппа особого назначения — сильный авиационный кулак, нанесший вражеской кавалерии ряд чувствительных ударов. Широко известна относящаяся к этому времени записка Владимира Ильича о штурмовке вражеской конницы с бреющего полета. Именно штурмовка колонн белой кавалерии сыграла большую роль в борьбе с мамонтовским корпусом. Не менее ценными были и разведывательные полеты красных летчиков, следивших за каждым шагом белогвардейских частей.
Даже беглое упоминание эпизодов, которые я хорошо знаю сам, указывает, что Ленин не только руководил всей военной деятельностью Советского государства. Он изучал детали техники, организации и применения новых боевых средств, опережая в этом отношении многих военных специалистов. В первую очередь это относится к авиации, особенности которой были незнакомы подавляющему большинству руководящего состава старой армии.
Михаил Иванович Калинин был глубоко прав, когда писал о документах, раскрывающих военную деятельность Ильича:
«Изучение этого материала наглядно показало бы глубокое знание Лениным военного искусства, стратегии и тактики войны».
Трудно описать огромное, всеобъемлющее участие Владимира Ильича в развитии отечественной авиационной науки и в создании советской авиапромышленности. Помню, как окрылило ученых, да и всех работников воздушного флота подписанное Лениным постановление об ознаменовании 50-летия научной деятельности Н. Е. Жуковского. «Отцом русской авиации» назвал его в этом постановлении Ильич. В конце 1918 года по указанию Ленина был создан ЦАГИ — Центральный аэрогидродинамический институт — ныне лучший в мире научный центр самолетостроения.
Короче говоря, Ленин глубоко вникал в дела строительства воздушных сил, подготовки кадров, боевого использования авиации, создания авиапромышленности, организации научной работы в области самолетостроения. [32]
Созданная В. И. Лениным Коммунистическая партия продолжала его дело. Ныне советские сверхзвуковые, стратосферные самолеты стремительно проносятся над просторами социалистической Родины, охраняя ее труд и покой. Советские искусственные спутники Земли первые разбудили космос, совершив тысячи оборотов вокруг земного шара.
Все, кто гордится нашим воздушным флотом, все, кому он дорог, помните — у колыбели его стоял наш Ильич. [33]