В первые дни

Это было весной 1917 года. Я служил тогда рядовым в учебной команде Петроградской Офицерской воздухоплавательной школы. С приближением революционных событий к нам в воздухоплавательную школу все чаще стали проникать большевистские листовки, газеты, приходили агитаторы.

Коммунистическая партия под руководством В. И. Ленина вела большую работу по привлечению на сторону революции широких масс солдат и матросов. С этой целью были созданы специальные военные организации партии. В марте 1917 года Петроградский комитет наметил и утвердил план работы в войсках и избрал военную комиссию, которая позже стала именоваться Военной организацией Петроградского комитета РСДРП (б). В апреле она оформилась в Военную организацию при ПК и ЦК РСДРП (б). Такие организации создавались и в тылу и на фронте. Солдаты и матросы сплачивались вокруг Коммунистической партии, которая уверенно вела пролетариат и трудовое крестьянство к победе социалистической революции.

В то время в авиационных частях, как и в других войсковых соединениях старой армии, стали возникать солдатские комитеты.

До Октябрьской революций воздушный флот России имел свыше 60 авиационных отрядов и несколько школ, готовивших кадры летного состава; зарождалась и своя авиационная промышленность. [4]

На вооружении состояло более двадцати пяти марок самолетов, в основном иностранных, что крайне затрудняло их ремонт и обеспечение запасными частями.

После Февральской буржуазно-демократической революции в солдатской массе все ярче пробуждались классовое сознание и чувство революционного долга. В особенности эти настроения возросли с приездом в Россию В. И. Ленина и его выступлением со знаменитыми Апрельскими тезисами.

Тезисы резко повернули солдатские массы влево, а большую часть офицеров — вправо. Вопрос об отношении к войне стал настолько ясен, что призыв офицеров о поддержке Временного правительства не нашел отклика в солдатских сердцах. «Пускай идет и само себя защищает, а мы не будем его защищать», — говорили солдаты.

С выборами в авиачастях солдатских комитетов произошло объединение всех солдат — обозных, строевых, мотористов, солдат-летчиков и других специалистов, находившихся до этого в состоянии некоторого антагонизма, который всемерно поддерживался офицерами. Солдатские массы все больше и больше уходили из-под влияния офицеров, становились хозяевами положения как на фронте, так и в тылу.

Командование армии искало пути восстановления прежнего положения. С этой целью было решено созвать Первый авиационный съезд солдат-летчиков и авиамотористов. Он организовывался на средства авиапромышленников.

На предстоящем съезде, который должен был решать чисто технические вопросы, предполагалось расколоть объединенные солдатские комитеты, изолировать солдат от влияния большевиков.

Съезд открылся в Петрограде в конце апреля 1917 года. У большинства делегатов, прибывших на съезд, были в городе знакомые, родные, которые быстро посвятили их в суть политических событий, происходивших в Питере и в стране. Общение с революционным пролетариатом не могло не сказаться на настроении делегатов съезда. Поэтому уже на пятый день «правый» президиум съезда был сменен. В новый президиум вошли делегаты из числа революционно настроенных солдат. Переворот на съезде разрушил планы контрреволюции. Рухнули и расчеты Верховного главнокомандования, ставка которого [5] находилась в Могилеве. Оно рассчитывало, что авиаторы не пойдут по пути революции. Эти надежды не оправдались: результаты солдатского съезда выбили последние козыри из рук военного командования старой России. Однако офицеры не хотели сдавать позиции без боя и решили созвать всероссийский съезд.

И вот 10 июля 1917 года в Москве открылся Первый Всероссийский авиационный съезд, на который прибыли представители уже от офицеров и солдат. А так как среди делегатов были участники солдатского съезда, то вспыхнула политическая борьба. Делегаты разделились на «левых» и «правых». «Правых» было большинство, и это определило характер съезда и принятых решений: война до победного конца. Для проведения в жизнь принятых постановлений съезд избрал Всероссийский авиационный Совет, в который вошли в основном офицеры. Этот орган не внес ничего существенного в положение, создавшееся в авиационных войсках. Наоборот, своей нераспорядительностью он только способствовал росту недовольства в солдатских массах. Было ясно, что такое состояние неминуемо приведет к гибели этого «авторитетного» органа. Так и произошло.

Авиация как род войск не принимала непосредственного участия в Октябрьском вооруженном восстании. Но многие части воздушного флота Петрограда, как, например, воздухоплавательный парк, на территории которого находились Офицерская воздухоплавательная школа, воздухоплавательный батальон, учебный отряд и другие команды общей численностью до 1500 человек, Гатчинская авиационная школа, Школа воздушного боя, с первого же дня революции стали на сторону Октября. Связь между штабом большевиков и частями поддерживалась по телефону и нарочными. Часто бывало так, что одновременно поступали приказания из революционного Смольного и из Зимнего. Последние, как правило, не выполнялись или умышленно доставлялись с опозданием. Так, приказ Керенского, подписанный накануне восстания, 24 октября, появился в частях только 28-го, когда Временного правительства уже не существовало. Части воздушного флота Петрограда принимали участие в уличных боях у Пулкова, в районе телефонной станции, Владимирского училища и в штурме Зимнего дворца.

Вспоминаю ночь на 25 октября. [6]

Воздухоплавательный батальон, отряд и команды были приведены в боевую готовность, у ворот казармы выставлены усиленные караулы, направлен патруль на соседние улицы и железную дорогу. Солдатские комитеты не расходились — ждали приказа из Смольного.

Поздно ночью наш отряд вышел из казармы Офицерской воздухоплавательной школы на поддержку революционного пролетариата. Черная пелена ночи окутала нас со всех сторон. Шел дождь, на расстоянии шага ничего нельзя было разобрать. Маленький отряд пробирался гуськом вдоль домов и заборов. Путь предстоял далекий — нужно было пройти более 12 верст. Шли молча, разговаривать не хотелось, да и трудно говорить на ходу. В городе было тревожно. Напряженная тишина усилила ощущение приближающейся бури.

Трамваи уже давно не ходили. На улицах полное запустение. Один только раз из-за угла выскочил грузовик, набитый до отказа вооруженными солдатами, и с грохотом пронесся, обдав всех грязью. Откуда-то издалека послышалась ружейная стрельба, она все приближалась, и вдруг совсем близко раздался резкий выстрел, перекрывший все остальные. И снова тишина, но тишина особая — чуткая, настороженная.

Отряд пересек Невский. У ворот одного из домов, выставив дозорного, сделали привал; прикрывшись полами шинелей, закурили. Но не прошло и двух минут, как дозорный возвратился и шепотом передал, что в ста шагах слышны чьи-то голоса. Отряд снялся и осторожно стал пробираться вперед.

Так шли несколько минут. Кругом — ни души.

Мы было усомнились в правдивости слов дозорного, как вдруг, точно хлыстом рассекая тишину, с правой стороны [7] прогремел выстрел, за ним второй, третий. Началась частая стрельба из винтовок. На выстрелы решили не отвечать, а поскорее проскользнуть вперед. Ползком добрались до перекрестка и свернули в переулок. Неожиданно раздался окрик:

— Кто идет?

В эту минуту каждый, очевидно, подумал: «Напоролись на юнкеров!..»

Старший, шедший во главе нашего отряда, ответил:

— Солдаты запасного батальона, а вы кто?

— Мы — первого пулеметного. Какого черта стреляете да шум заводите?

У нас отлегло от сердца: свои...

Их было четверо — посланных из Смольного в патруль. Мы объяснили, в чем дело и кто стрелял. Неприятель, по общему мнению, имел не более пятидесяти человек без пулеметов.

— Это офицерье и прочая дрянь, они нам покоя не дадут. Ребята, давай их выбьем, — предложил командир.

Было решено с боем очистить улицу.

— Рассыпься в цепь, ложись! — раздалась команда, и с нашей стороны грянули выстрелы из десяти винтовок. Перестрелка завязалась не на шутку. Сделав перебежку, мы залегли, чтобы выждать удобный момент для атаки. Снова перебежка и снова залп. Кто-то застонал.

— В штыки их! Ура!

С винтовками наперевес мы бросились вперед. Неприятель обратился в бегство. Отряд вернулся на прежнее место, а к нему уже спешила на помощь привлеченная стрельбой группа вооруженных рабочих.

Еще звучали выстрелы на улицах, еще ухали пушки у Пулкова и Красной Горки, но всем стало ясно: революция победила...

Победа Октября окончательно подорвала влияние офицерства. Офицеры группами покидали отряды по причинам выдуманным и просто без причин, охваченные паникой, сознавая наступление своего краха. В отрядах оставались, как правило, только летчики-солдаты, мотористы, шоферы, кузнецы. Это были в основном рабочие и крестьяне, без колебаний перешедшие на сторону Советской власти. [8]

Безусловно, и среди офицеров были честные люди, которые с самого начала революции были с народом и приложили немало сил к созданию советской авиации. Но таких людей было мало. Поэтому ответственность за сохранение и спасение техники легла всецело на солдат и солдатские комитеты. Вот что рассказывали члены комитета одного из отрядов, находившегося под Ревелем, товарищи Тимошек, Абузин, Моткевич, Кузьмин.

«Части отступали под натиском превосходящих сил немцев. Офицеры дезертировали. Командиром нашего воздушного отряда был летчик Железнов, бесхарактерный, беспринципный человек, пьяница и картежник. Ему было совсем безразлично, какая участь постигнет нашу технику. Комитет решил самостоятельно добиваться транспорта, чтобы спасти авиационное имущество для молодой Советской республики. Приложили немало усилий, прежде чем достали вагоны. Но в последний момент выяснилось, что немцы перерезали железную дорогу Ревель — Петроград. Путь был закрыт. Тогда решили обратиться в матросский комитет Ревельской эскадры. Получив судно, отряд погрузил технику и отправил ее под прикрытием военных кораблей в Петроград».

Так, в самый разгар борьбы военно-революционные комитеты воинских частей брали в свои руки руководство, выбирали комиссаров. Быстро вырабатывались инструкции и энергично проводились в жизнь.

Утром 26 октября в Офицерскую воздухоплавательную школу из Смольного прибыл представитель Военно-революционного комитета летчик А. В. Можаев. Среднего роста, с открытым волевым лицом, он, как свежий порыв ветра, всколыхнул нашу жизнь. Можаев сделал доклад о политическом положении, призвал стойко поддерживать рабоче-крестьянскую власть, предложил выбрать комиссара и выслать в Смольный представителей от солдат.

Комиссар первых дней революции — это не только самый близкий товарищ солдат, с которыми он спал на одних нарах, ел из одного котелка, вместе мерз в окопах. Комиссар — это прежде всего наиболее уважаемый и авторитетный человек в воинской части. Через него солдаты узнавали правду о Советской России, о большевистской партии, возглавлявшей революцию, о своем доме. [9]

Именно об этом говорил Владимир Ильич Ленин в одном из своих выступлений в начале ноября 1917 года в Смольном, где посчастливилось быть и мне. Владимир Ильич называл комиссаров единственными и самыми доверенными лицами Советской власти на местах. Быть избранным комиссаром в армии считалось большой честью. 28 октября этой чести были удостоены на Комендантском аэродроме летчик Андреев, в Школе воздушного боя — Онуфриев, в Офицерской воздухоплавательной школе — я.

Выборы комиссаров проходили так. Личный состав собрался в зале. Принесли две урны для голосования. Солдатам роздали бюллетени, в которые были занесены фамилии выдвинутых общим собранием кандидатов. Солдаты сами должны были решить, кому они доверяют власть. Кандидат, получивший большинство голосов, считался выбранным в комиссары.

Офицерская воздухоплавательная школа стала удобной и тихой пристанью для сотен офицеров, искавших передышки от войны; и хотя обучение длилось там всего несколько месяцев, многие оставались на повторный курс, а то и вообще переходили в постоянный состав. Слушатели школы — молодые офицеры (от прапорщиков до капитанов), в основном люди со связями и протекцией, не особенно утруждали себя посещением лекций.

Вот с такой бесшабашной и своевольной массой мне как военному комиссару и пришлось столкнуться. Конфликтов было немало. Во многих случаях приходилось прибегать к изданию воззваний, приказов и даже к арестам.

Придя однажды в клуб, я застал собрание офицеров переменного состава: обсуждался вопрос о снятии погон и сдаче оружия. Возбужденная толпа в добрую сотню человек мгновенно окружила меня тесным кольцом. Искаженные злобой лица не предвещали ничего хорошего.

— Объясните, в чем дело? — спрашиваю я по возможности спокойно. — Изложите свои претензии!

— Какое вы имеете право отнимать у нас оружие? Это возмутительно. Мы офицеры и будем носить погоны, — раздавалось со всех сторон.

— Не шумите, иначе вы меня не услышите, — начал я и повторил приказ Советского правительства, советуя подчиниться ему. [11]

Толпа наседала. Пришлось предупредить, что тот, кто не исполнит приказа, будет привлечен к ответственности. Возбуждение не утихало. Солдаты, узнавшие о положении комиссара, прибежали на выручку. Наиболее контрреволюционно настроенные офицеры в школу больше не явились, и через несколько месяцев они уже сражались в рядах белой армии. В школе были и офицеры, признавшие революцию. Например, офицер Троицкий сплотил вокруг себя группу слушателей, много работал над реорганизацией школы и составлением новых учебных программ.

28 октября в семь часов вечера комиссаров и представителей комитетов авиации и воздухоплавания вызвали на совещание в Смольный.

Потоки вооруженных рабочих и солдат торопливо текли по скользким тротуарам вдоль мостовых. Прыгая по ухабам, пронизывая тьму желтыми лучами и обгоняя друг друга, мчались автомобили. У входа в Смольный — вооруженная охрана.

На третьем этаже в большой полуосвещенной комнате собрались комиссары и представители авиации Петроградского гарнизона, Ораниенбаума, Гатчины и других пригородов. На этом историческом собрании председательствовал уполномоченный Военно-революционного комитета А. В. Можаев. Решались вопросы государственной важности, а среди собравшихся не было ни одного представителя от Авиасовета, избранного на Первом Всероссийском авиационном съезде. Оказывается, в это время Авиасовет проявил полную растерянность и несостоятельность. В самый ответственный момент Авиасовет заседал и спорил о том, какую власть признать. Руководство авиацией в стране взяла в свои руки группа авиационных комиссаров, созданная здесь же, на совещании, и названная Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания при Военно-революционном комитете.

В президиум Бюро избрали: А. В. Можаева — председателем, Андреева и меня — членами президиума.

...Заседание затянулось далеко за полночь. После вступительного слова Можаева о значении Великой Октябрьской социалистической революции и задачах на ближайшее время приступили к обсуждению вопроса [12] об отношении к Управлению воздушного флота царской армии и Авиасовету. Решили подчинить Увофлот Смольному, послав туда своих комиссаров — товарищей Можаева и Андреева, а саботирующих и упорствующих военнослужащих распустить. Все присутствовавшие отлично знали не только генерал-майора Яковлева (начальника Увофлота), но и его подчиненных. Это были в основном нелетающие летчики, надеявшиеся на то, что война окончится без их участия. Когда разразилась Февральская революция, первые три дня в Управлении никто из офицеров не появлялся, ссылаясь на опасность хождения по улицам и болезни. Скоро, однако, эта публика пришла к убеждению, что ничего особенного не произошло, и успокоилась. Но вот грянул Октябрь, и тем же царским офицерам животный инстинкт самосохранения подсказал, что это не Февраль, что время слов прошло, что Октябрь или вышвырнет их, или безоговорочно подчинит своей власти. И они глубоко затаили злобу и страх...

Бюро направило сюда своих комиссаров, чтобы заставить Увофлот работать в интересах Советской власти.

На этом же совещании говорили о создании социалистических авиационных и воздухоплавательных частей, о переизбрании в авиачастях командиров и солдатских комитетов, если они окажутся не на стороне Советской власти, о присоединении всех авиационно-воздухоплавательных частей к Советской власти.

Обо всем говорившемся на совещании решено было сообщить в авиаотряды и рекомендовать им обсудить на общих собраниях личного состава вопрос о полном переходе на сторону Советской власти. Требовалось вынести постановление и подписать его всеми присутствующими на собрании. [13]

Бюро комиссаров решило разоружить и расформировать авиачасти, державшие нейтралитет, если они не откажутся от него (в Петрограде, например, Шереметьевская авиационная дружина объявила нейтралитет). Было высказано также предложение об установлении связи с гидроавиацией.

Подробному обсуждению подвергся вопрос об отношении к Авиасовету, избранному на Первом Всероссийском съезде. Бюро комиссаров признало деятельность Авиасовета антинародной и предложило его членам определить свое политическое лицо. В случае если Авиасовет останется на прежних позициях, он будет распущен. Надо сказать, что это решение сыграло свою роль. Некоторые члены Авиасовета порвали с ним и стали активными участниками строительства советской авиации.

Военно-революционный комитет одобрил мероприятия Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания. 29 октября оно начало проводить их в жизнь.

Бюро комиссаров было первым революционным органом строительства советской авиации.

Началось формирование первых социалистических авиационных отрядов. В этой работе Бюро встретило большие трудности. Не хватало летчиков, особенно командиров. Самолеты, прибывшие с фронта, нуждались в серьезном ремонте, моторы были ненадежными.

Чтобы привести в порядок все сложное хозяйство, требовались огромные усилия. И вот летчики, мотористы и другие специалисты первых отрядов принялись за работу без всякого принуждения и приказа — по доброй воле, страстно стремясь что-то сделать для только что появившегося государства, государства рабочих и крестьян. В прошлом никто из нас не видел и не представлял себе такого энтузиазма и вдохновения, с каким свободный человек может отдаваться труду, такого порыва и проявления лучших чувств во имя великого дела.

Зима в 1917 году была ранняя, суровая. В мастерских было холодно, нетоплено, дуло из разбитых окон. Ветер гулял по аэродрому и, как неугомонный хозяин, заглядывал в каждую щель, наметал сугробы перед дверьми, сыпал снег в мастерскую. Но работы не прерывались ни на минуту. День и ночь стучали молотки, вращались моторы, визжали пилы. Люди обменивались веселыми шутками. Ловкие молодые руки собирали детали. Работа спорилась. [14]

Наконец проба мотора, и после тщательного осмотра летчик принимает самолет. Трудовой день кончался поздно, в 2–3 часа ночи, но со временем никто не считался.

Не считались с ним и комиссары. Они сутками не уходили на отдых, работая то у себя в части, то в Смольном. А дел было непочатый край. То, что прежде решал целый штаб опытных офицеров, командиров и администраторов, теперь приходилось решать комиссару совместно с солдатским комитетом. Много времени отнимали вопросы снабжения продовольствием, ремонт автомашин, разработка программ для новых слушателей воздухоплавательной школы и другие дела.

Каждый вечер комиссары собирались в Смольном для совместного обсуждения и решения неотложных вопросов. В комнату № 73, где помещалось Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания, ежечасно прибывали все новые и новые люди: летчики, мотористы, наблюдатели, шоферы, фотографы, солдаты. На первый взгляд казалось, что здесь царит хаос: на столах рядом с деловыми бумагами стояли в боевой готовности пулеметы, лежали револьверы, на скамейках и стульях громоздилась зимняя одежда летчиков. Но, присмотревшись, не трудно было понять, что штаб авиации жил фронтовой жизнью. Вверху тускло горели лампы. У края стола, заваленного донесениями и распоряжениями, в полушубке, с короткой трубкой в зубах сидел председатель Бюро комиссаров Можаев и внимательно выслушивал вновь прибывших, решал текущие дела.

А. В. Можаев — один из замечательнейших людей того времени. Прямолинейность, отзывчивость, глубокая ненависть к врагам революции сразу выдвинули его на первое место. Вокруг неутомимого комиссара группировались будущие герои авиации.

В этом первом советском штабе авиации в конце 1917 года решались задачи использования авиации, формирования ее первых отрядов.

Уже в первый день работы Бюро комиссаров получило распоряжение от Военно-революционного комитета выслать два самолета с агитационной литературой и разбросать ее в районе железнодорожных станций Дно, Луга, Белые Струги, в местах, где находились воинские части. Это первое задание выполнили летчики Комендантского аэродрома. 10 ноября — новое задание: провести [15] разведку и установить скопление эшелонов с казачьими частями Керенского на станциях Гатчина, Митино и Датлитзи. Разведка велась на самолете «Лебедь XII», ее данные были сообщены в штаб Военно-революционного комитета. К вечеру прилетел из Гатчины летчик А. М. Лабренц и сообщил, что войска Керенского заняли город и что личный состав Гатчинской школы наполовину разбежался, а оставшаяся часть солдат держит нейтралитет. Бюро комиссаров получило еще ряд заданий, но погода не благоприятствовала полетам, и авиачасти, подчиненные Бюро, были подготовлены к пешему бою и охране Петрограда.

Первые отряды формировались быстро и тут же начинали военные действия под командой революционных боевых летчиков А. Лабренца, М. Савицкого, И. Сатунина, И. Иванова и других. Надо сказать, что комплектование новых авиационных отрядов проходило не всегда гладко. Ведь оно было связано с расформированием и реорганизацией авиачастей царской армии, не внушавших доверия. Расформирование, например, Шереметьевской авиационной дружины чуть не стоило нам жизни, так как офицерский летный и технический состав решил не отдавать авиационного имущества и оказал сопротивление. Кровопролития удалось избежать только благодаря солдатам, которые встали на сторону большевиков.

Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания составило штаты социалистических авиаотрядов, по которым каждый отряд должен был состоять из 12 самолетов (четырех звеньев) и 204 человек личного состава. Отряды были комбинированные, то есть имели в штатах двухместные [16] самолеты и истребители на случай охраны своих разведчиков и боя с противником. Эти штаты после утверждения Народным Комиссаром по военным и морским делам товарищем Подвойским были опубликованы в «Петроградских Известиях Совета рабочих и солдатских депутатов».

Всего за два с половиной месяца Бюро комиссаров в невероятно трудных условиях сумело собрать и организовать шесть социалистических авиационных отрядов, которые и принимали участие в боях с врагами революции. Кроме того, по инициативе Бюро на базе авиашколы Петроградского аэроклуба была открыта Первая социалистическая школа, командиром которой избрали летчика Андреева.

В ходе формирования авиаотряды выполнили ряд заданий полевого штаба Военно-революционного комитета: вели разведку, бомбометание, обстрелы, разбрасывали литературу и поддерживали связь с революционными войсками, находившимися на фронтах. 30 декабря 1917 года 1-й социалистический истребительный авиаотряд был направлен из Петрограда на Украину в распоряжение товарища Антонова-Овсеенко, где принимал участие в боях против немецких оккупантов и петлюровцев. Вслед за ним выехал на фронт под Могилев и 2-й революционный авиаотряд.

Летчики первых советских авиаотрядов мужественно защищали завоевания пролетариата, многие из них отдали жизнь за революцию.

Формируя авиаотряды и отправляя их на фронт в первые дни после Октября, Бюро комиссаров авиации и воздухоплавания все время занималось сбором авиационного имущества и оборудования. Это была трудная и кропотливая работа. Она потребовала многих месяцев упорного труда. Бюро комиссаров, а позже Всероссийская коллегия по управлению воздушным флотом республики (создана в декабре 1917 г.), направляло специальных уполномоченных в города, где размещались аэродромы и базы авиационного имущества царской армии, брали это имущество на учет, переправляли его в центр страны и использовали на создание авиаотрядов.

Однажды в Смольный поступили сведения, что большое количество авиационного оборудования и снаряжения хранится в Архангельском порту. Получив его накануне [17] Октябрьской революции от английских и французских империалистов — своих союзников в войне против Германии, командование царской армии не успело использовать это имущество по назначению. Бюро приняло срочные меры. Через Наркома по военным и морским делам товарища Подвойского от В. И. Ленина было получено распоряжение на вывоз из Архангельского порта всего военного имущества.

Политическая обстановка в начале 1918 года на Севере была крайне напряженной. Ее создали главным образом социалисты-революционеры, анархисты, меньшевики и белые офицеры, бежавшие из Петрограда, Москвы и других городов и пролезшие в учреждения, склады и конторы под видом «скромных» служащих. Они саботировали, шпионили, организовывали банды, а английский генерал Пуль снабжал их оружием, инструктировал и совместно с дипломатическим английским корпусом, находившимся тогда на Севере, разрабатывал план захвата Мурманска, Архангельска и всего Севера России. Как раз в это время в Архангельск была направлена Чрезвычайная комиссия по разгрузке Архангельского порта. Большую работу по сбору и вывозу авиационного имущества провели входившие в эту комиссию комиссар Можаев и моторист Комаров. Они наладили ежедневную отправку поездов с авиационными грузами в Вологду и другие города страны. Несмотря на саботаж чиновников порта, к которым вынуждены были обращаться наши товарищи, все же удалось вовремя, до начала белогвардейского мятежа, вывезти все ценное. В первую очередь были вывезены исправные двухместные самолеты «Сопвич», истребители типа «Ньюпор», большое количество ящиков с запасными авиационными частями. Все это пошло на вооружение социалистических авиаотрядов. Вслед за ними эшелонами специального назначения отправлялось оборудование для авиационных мастерских, токарные станки, автомашины, механические прессы и другое всевозможное авиационное имущество. Большую ценность для советских летчиков тогда представляли фотооборудование и фотоматериалы. Их было вывезено столько, что хватило нам надолго.

Свою работу комиссия закончила к началу августа, когда в устье Северной Двины вошли английские военные корабли и обстреляли Архангельск. Высаженный десант [18] соединился с вооруженными бандами изменников и белых офицеров, уже занявших город, и начал террор против коммунистов и всех, кто признавал Советскую власть. Тюрьмы переполнились арестованными, в городе зверствовали интервенты и белые офицеры.

Но недолго бесчинствовали интервенты на захваченных русских землях. Красная Армия и партизаны после ряда ожесточенных боев разбили и уничтожили английские и белогвардейские банды, и только ничтожная часть их успела бежать. Жители Архангельска с ликованием встречали своих избавителей...

Так закладывались основы советской авиации. Теперь трудящиеся, завоевавшие власть в Октябре 1917 года, под руководством славной Коммунистической партии сумели превратить свою Родину из отсталой аграрной страны в могучую социалистическую индустриальную державу. Сейчас Советский Союз обладает мощным Военно-Воздушным и Гражданским Флотом. [19]