Ни за что наград не давали

Родился 10 февраля 1918 года. Призван в Советскую Армию в октябре 1938 года Бежецким райвоенкоматом Калининской области. Участвовал в боевых действиях на Крымском, Сталинградском, 4-м Украинском и 2-м Прибалтийском фронтах в составе 91-го и 116-го Сивашского Краснознаменного отдельных полков связи 51-й армии. Был телеграфным механиком и техником.

Имеет два ранения и контузию.

Награжден орденом Отечественной войны II степени, двумя орденами Красной Звезды, двумя медалями «За боевые заслуги», медалями «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и другими.

Уволен из Советской Армии в запас в сентябре 1957 года в звании капитана.

Член КПСС с августа 1943 года.

В институте работает с февраля 1958 года слесарем механосборочных работ опытного производства. [101]

Интервью, взятое у А. В. Теребилова

— С какого года и сколько лет вы служили в Армии? Откуда призваны в ряды Вооруженных Сил?

— Призвали в 1938 году, двадцати лет. Рапорт об увольнении в запас по состоянию здоровья подал в 1957 году, тогда же мою просьбу удовлетворили. Служба в армии мне нравилась и профессия военного связиста — тоже. До призыва на срочную службу в Красной Армии работал слесарем в городе Бежецке Калининской области. Это мой родной город. После увольнения в запас остался жить в Свердловске, жена моя — здешняя, стал уральцем и не жалею.

— Где вас застало начало войны с гитлеровской Германией? Расскажите о своем боевом пути.

— В Крыму. Между прочим, в годы войны мне трижды привелось побывать в этом краю. Боевые действия в Крыму начались, если верно запомнил, в августе 1941 года. А в ноябре, под Севастополем, меня очень контузило и вдобавок ранило.

Через несколько дней нас, тысячу или больше раненых, погрузили в танкер-нефтевоз. Окруженный с суши Севастополь имел связь с Большой землей только морскими путями. Ночью, в районе Ялты, которая уже была захвачена фашистами, наш танкер тряхнуло, вверх взметнулся водяной столб, и палуба изрядно накренилась.

В отсеке, где хранились канаты, якоря, корабельный инвентарь, нас, раненых, лежало не меньше двухсот. Кое-как я выбрался из отсека, в котором к тому [102] же погас свет. Слышались крики: «Тонем! Спасайся!»

И вдруг все услышали спокойный и властный голос капитана танкера, усиленный мегафоном: «Не волнуйтесь. Корабль сохранил плавучесть. Идем прежним курсом».

И точно: крен быстро выровняли, танкер стал удаляться от огней Ялты, находившейся от нас километрах в 5–6.

Утром через люк я заглянул в отсек и увидел развороченный ночью немецкой плавучей миной борт — в дыру свободно проехал бы грузовой автомобиль. Если бы это был не танкер, а обычный корабль, вы сейчас не беседовали бы со мной. Несмотря на чудовищного размера пробоину, через которую наполнился водой отсек, танкер не затонул. Капитан приказал затопить для равновесия такой же отсек на противоположном борту, и крен был ликвидирован. Только танкер глубже осел.

Через три дня пути нас выгрузили в Туапсе, а оттуда на крейсере я попал в Новороссийск и закончил это нелегкое путешествие в станице Крымской. Там находился госпиталь.

Месяца через полтора-два с десантом из района Тамани мне снова предстояло ступить на Крымскую землю. Надо отметить, что в этот раз бои за каждую пядь территории шли кровопролитнейшие. Наш полк участвовал в освобождении Керчи и удерживал Керченский полуостров 5 месяцев, до середины мая 1942 года. С большими потерями наши войска отступили — что было, то было. Как участник многих боевых операций большого масштаба могу честно засвидетельствовать: [103] да, были неудачи, но все мы верили в победный исход. Это было нашим огромным преимуществом перед противником, несмотря на то, что он был силен, опытен, агрессивен.

Связисты, по сравнению с другими родами войск, прямого влияния на исход боев не оказывали, в атаках не участвовали, но герои были и у нас.

...При переправе через Сиваш взрывом нарушило связь. На устранение обрыва линии послали связиста из нашего полка. Утраченным оказался большой кусок провода, стянуть концы не было возможности. Тогда находчивый боец вынул шомпол из карабина и замкнул на линию.

...Под Севастополем шли непрекращающиеся бои. На небольшой участок обрушились сотни тонн раскаленного металла. Это место называлось Сапун-горой и считалось ключом к городу, поэтому за него так яростно дрались и защитники, и фашисты.

Так вот, под Сапун-горой погиб взвод лейтенанта Скопина — только в прошлом году я узнал, что в живых из взвода остался лишь один связист. Его отбросило взрывом далеко в сторону, и в госпиталь он попал как неопознанный. А во взводе было 14 человек.

— Вы об этом факте узнали из печати или от знакомых? Встречаетесь ли вы с однополчанами?

— Об уцелевшем связисте из взвода лейтенанта Скопина мне рассказал бывший однополчанин Цызин, старший лейтенант в ту пору, когда мы вместе служили. Факт уникальный: снаряд попал в автомашину и ее разнесло, а один человек все-таки остался жив. [104]

С бывшими однополчанами я встречаюсь вот уже много лет. С теми, кто живет в Свердловске, чаще. А вообще нас регулярно приглашают севастопольцы на 9 Мая. В этот день в 1944 году город-герой был окончательно освобожден от оккупантов.

Съезжаются в Севастополь бывшие воины 51-й армии. Из нашего 116-го полка в 1974 году приехали 14 человек, в 1979 году — только 12.

В 1974 году в Москве была проведена встреча участников форсирования Сиваша. Я разыскал среди оставшихся в живых однополчан 6–7, не больше. И не удивительно, в летописи Великой Отечественной войны эта операция числится в качестве одной из самых трудных. Немцы вообще исключали этот путь, считали невозможным пройти и тем более протащить военную технику через гнилое болото. Но мы прошли. И выбили фашистов с их хорошо укрепленных позиций.

В Свердловске живут еще двое моих однополчан: Кривошапов Иван Гаврилович, бывший старшина, и Михаил Григорьевич Малахов, бывший заместитель комбата по политчасти. Малахов — пенсионер, в отставку вышел в звании подполковника. У него уже взрослый сын. А у Кривошапова двое внуков. Иван Гаврилович еще продолжает трудиться.

— Какой период войны вы считаете самым трудным?

— На войне ни мне и, думаю, никому другому не было легко. Как самый трудный мне запомнился 1942 год, зима на Керченском полуострове. Сейчас даже представить невозможно, как мы там держались. Голое место. Ледяные ветры продувают со всех сторон. [105]

Ни землянок, никаких капитальных укрытий. Ни дров, ни соломы — ничего горючего. Спасение от осколков и пуль одно — прижимайся плотнее к земле. Днем, в движении, еще ничего, можно согреться. А ночью? Выкапывали ямку, не глубже метра, иначе вода выступит. С другом устраиваешься — плащ-палатку и шинель под себя, сверху плащ-палаткой укрылись. К утру закоченеешь так, что не сразу разогнешься.

Пресных источников в нашем расположении не было. Изморось да снежок, заполнявшие колдобины и колеи, ложкой в кружку собирали и через марлю пили. Жажда — еще хуже, мучительнее голода.

С декабря 1941 года по май 1942 года мы в таких условиях держались на Керченском полуострове. За эту операцию, хоть и пришлось нам отступить, многих наградили орденами и медалями. Мне вручили медаль «За боевые заслуги».

— А где вы встретили День Победы?

— В освобожденной Латвии, в районе города Лиепаи, по-русски мы его называли Либавой. Нам, связистам, намного раньше, чем другим, стало известно, что немцы капитулируют и долгожданный день Победы вот-вот наступит. И он наступил!

По болезни меня несколько лет назад сняли с военного учета. Контузия, полученная под Севастополем, дает себя знать до сих пор. И последнее время даже сильнее. Но как офицер я себя считаю в строю. У нас, ветеранов, связь с родной армией не прерывается все годы. В торжественные дни нас, бывших солдат и офицеров, приглашают на встречи с теми, кто в настоящее время принес присягу Родине. Мы делимся своим опытом, рассказываем молодым воинам о славном [106] прошлом, вспоминаем эпизоды, которые иллюстрируют храбрость, героизм, верность Родине отцов и дедов тех, кто пришел нам на смену, чтобы охранять мир на Земле и рубежи Страны Советов. [107]