Монголия — Кенигсберг — Порт-Артур
Родился 17 декабря 1921 года. Призван в Советскую Армию в сентябре 1939 года в городе Свердловске. Участвовал в боевых действиях на Северо-Западном и 3-м Белорусском фронтах в составе 145-й отдельной стрелковой курсантской бригады и 7-го отдельного полка связи Принимал участие в войне с Японией на Забайкальском фронте также в составе 7-го отдельного полка связи составе 7-го отдельного полка связи армии. Был телефонистом, телефонно-телеграфным мастером; воинское звание — сержант.
Награжден медалями «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За победу над Японией» и другими.
Уволен из рядов Советской Армии в запас в декабре 1945 года.
Член КПСС с марта 1943 года.
В институте работает с декабря 1978 года заместителем начальника СКБ. [89]
В армию меня призвали в 1939 году в Свердловске, с первого курса политехнического института. Служил в Монголии. Там и застало меня начало Великой Отечественной войны. В начале 1942 года из нас, дальневосточников, сформировали стрелковую бригаду. Нас привезли под Старую Руссу. Это было зимой, а к весне все кругом развезло, дороги раскисли — не проедешь, не пройдешь. Впрочем, солдаты шли и по непроходимым хлябям и болотам, да еще и несли на себе все необходимое для ведения боя: оружие, патроны, провиант и все остальное. Я был связистом роты связи.
Вопреки всему мы продвигались по непролазной распутице. Продукты, как мы их ни экономили, кончились, и сухари нам сбрасывали с «кукурузников», так по-фронтовому называли наши тихоходные У-2. Как мы были благодарны летчикам, нашим кормильцам. Ночами эти самолеты кружили совсем низко, планируя с выключенным мотором, и пилоты даже переговаривались с нами.
В кромешной тьме с неба слышится голос:
— Эй, внизу, свои?
— Свои, землячок.
— Подсветите, братва, чтобы не промахнуться.
Мы подсвечивали карманными фонариками и кричали:
— Бросай, браток.
Поблизости шлепался мешок. Но бывали и досадные промашки, когда груз падал в болото.
Днем «кукурузники» обычно не показывались. Но однажды мы наблюдали любопытную картину. У-2 летел над расположением наших войск, и вдруг из [90] облаков вынырнул черный «мессер». Он погнался за практически беззащитным самолетом. С волнением мы следили, как развертываются события. Чем все это могло кончиться, мы знали, поэтому стали стрелять из винтовок по фашистскому стервятнику. У-2 быстро снизился и застрекотал вдоль просеки — место было лесистое. Он летел совсем близко от земли, ниже верхушек деревьев. А фашист настолько увлекся, что не рассчитал, не сумел набрать высоту и на большой скорости врезался в пригорок, к нашей несказанной радости взорвался. Мы дружно орали «Ура!». А «кукурузник» остался цел и невредим. Случай, конечно, исключительный, поэтому и запомнился.
...А вот еще в районе города Невеля было. Места там тоже болотистые, да еще какие — непроходимые в прямом смысле. Наша бригада заняла неудобный участок — единственную дорогу взяли под обстрел засевшие на возвышенностях фашисты. Пробовали прорваться по дороге днем — не вышло, ночью — тот же результат. А приказ — захватить дорогу, чтобы обеспечить наступление на этом, важном, участке.
Что делать? Приказ есть приказ, его необходимо выполнить любой ценой. А идти на лишние жертвы командование не хотело. Все подступы к дороге блокированы — нигде ни щелки. Лобовой атакой — хоть батальон целиком положи — успеха не добьешься. Из казалось бы безвыходного положения выручили разведчики. Они разузнали, что на островах, окруженных топями, укрывается население нескольких деревень. Привели к комбату одного старика, местного жителя, знавшего каждую кочку на болотах на много [91] километров окрест. Взялся он провести через трясины весь батальон в тыл закрепившихся на высотах врагов.
В одну из ближайших ночей мы оставили на своих позициях только заградпосты и пошли цепочкой вслед за стариком. Лес, тьма — ничего не видно, кроме затылка впереди идущего. Опять все тащили на себе: оружие и боеприпасы. Сорвался с кочки — и по уши в вонючей жиже. Останавливается вся цепь, пока не вытащат. А осветишь фонариком — не человек, а леший, весь в тине и ряске, и смех, и слезы. Шли-шли, по времени должны где-то рядом быть, так и старик утверждает. Во время короткого привала комбат карту местности развернул, чтобы точно сориентироваться, а деду топография не нужна, он-то и так отлично знает, где мы находимся.
Дед подвел нас вплотную к тыловым позициям фашистов. Они не только не ожидали нас, но считали, что из такой трясины лишь лягушки могут выпрыгнуть. Атаку фашисты не выдержали, отступили, дорога перешла под наш контроль. Наступление началось.
Интересно: успех большого дела по сути решил один штатский неграмотный старичок, который, может быть, никогда и винтовки-то в руках не держал.
Конечно же, на фронте многое повидал. Страшная штука — война... Пусть никогда ее ужасы не повторятся! Да и не хочется вспоминать о них... А вот о собаках, помогавших нам на войне, расскажу.
1943 год. Псковщина. Как только наши войска отобьют у врага населенный пункт, смотришь, откуда-то из дремучих лесов, с гнилых болот возвращается на обжитые места население: женщины, детишки, старики [92] и старухи, изможденные донельзя. Разбирают пепелище, принимаются строить, пахать, сеять — удивительно! Еще орудийные залпы вдали слышны, а селяне уже устраиваются. Что это — презрение к опасности? Безразличие к собственной судьбе? Нет — это беспредельная вера в то, что врага изгоняют навсегда.
...В то время фашисты увлекались миноманией. Каких только хитроумных приспособлений не устанавливали! И нередко подрывались на минах мирные жители, скот. Поэтому саперы старались очистить как можно большие площади. А фашистские изобретатели даже придумали мину, которую ни один механизм не мог обнаружить, потому что тол заливали в коробки из прессованного картона, а сверху гудронили. И вот тут помогли собаки, обычные дворняги разных мастей и роста.
Мне привелось наблюдать такую сцену. К нам прибыл собаковод-минер, а с ним десяток всяких Жучек и Бобиков. Команда расположилась на краю большого минного поля. Солдат-собаковод построил своих воспитанников в шеренгу и дал команду. Собаки бросились зигзагами, каждая по своему участку. Как только чуткий нос ее улавливал запах тола, садилась рядом и тявкала — звала «хозяина». Минер подходил, обезвреживал смертельный заряд, Бобик получал заработанное лакомство и продолжал рыскать в поисках следующего «клада».
Думаю, собаки-минеры работали намного эффективнее, чем самый старательный сапер.
...Довелось мне участвовать и в танковом бою, когда против немецких бронированных махин пускали... собак. В тот раз на нашем участке был приписан собаковод [93] (кинологами их, кажется, зовут) с тремя воспитанниками, здоровенными кобелями. Кормил их хозяин только под заведенными машинами. У псов образовался устойчивый условный рефлекс.
И вот на наши позиции прорвались два «тигра». Артиллерия молчит, из ПТР не стреляют. Наш кинолог закрепил на туловище серого пса противотанковые мины, и Дружок бросился к громыхающей машине. Мы видели, как ее подбросило и объяло пламенем.
А вот второй собаке не удалось выполнить приказ, ее сразил выстрел из башни танка. Фашисты, верно, поняли, почему заполыхал их танк. А может, собаку подвел ярко-рыжий цвет шерсти, видный издалека.
— Ну, Бобка, выручай, — сказал кинолог черному, с лоснящейся волнистой шерстью псу-великану.
— Вперед! Ползком!
И пес пополз, прижимаясь к вспаханной и изрытой взрывами земле. И хотя бешеный пулемет строчил беспрестанно и, вероятно, наугад, Бобка пробрался к танку, юркнул под него, задев за броню взрывателем, похожим на согнутую антенну. Мощнейший взрыв превратил и этот танк в факел.
Здорово нас выручали тогда четвероногие друзья, а то немало бед могли бы натворить прорвавшиеся в расположение наших войск эти две машины.
А собаки-санитары? О них тоже стоит сказать доброе слово. Собака волокла за собой лоток и подползала только к живым, тормошила, помогала лечь на этот лоток и тащила ношу к своим. Сколько жизней спасли раненым собаки-санитары!
В сорок втором со мной приключился казус, о котором [94] сейчас вспоминаю с улыбкой, хотя тогда было не до шуток.
Дело было так. В то тяжелое для нас время практиковались поощрения — письма на Родину, к родителям, в учебные заведения или на место прежней работы — от имени командования той части, где служил воин.
Такие письма зачитывались перед строем, а после отправлялись по адресу.
Был удостоен такой чести и я. Некоторое время спустя меня вызвал комиссар, который, думается, знал по имени и в лицо каждого солдата. Он довольно сурово спросил меня, давно ли писал домой.
— Регулярно пишу, товарищ комиссар.
Он молча подает мне письмо — от матери, по почерку вижу. Но адресовано на имя командира части. Читаю и недоумеваю. Оплакивает меня мама, своего единственного сына, и просит сообщить, где и как я погиб и похоронен.
— Когда последний раз матери писал? — допытывается комиссар.
— С месяц назад.
— Этого письма она могла и не получить еще, — размышляет комиссар. — А до этого?
Припомнил дату отправки и предыдущего письма.
— Хорошо. Идите и сейчас же напишите еще одно письмо. И мне доложите — лично.
— Слушаюсь, товарищ комиссар, — ответил я и пошел выполнять приказание, а сам думаю: с чего это родители решили, что меня в живых нет?
А комиссар не успокоился и приказал командиру роты и политруку написать письмо от имени командования [95] подразделения и уверить родителей моих, что я жив и здоров.
Впоследствии выяснилось, что именно так взволновало моих родителей. На печальную догадку маму натолкнула строка из того самого письма, которое зачитали перед строем. Кстати, оно среди немногих документов военной поры сохранилось. Привожу это письмо как характерный образец полностью:
«Скопину Ивану Николаевичу.
От командования воинской части, где служит Ваш сын Скопин Анатолий Иванович.
Родина и наша часть гордится Вашим сыном, что Вы дали Красной Армии стойкого, храброго защитника нашей Родины, и благодарим Вас за то, что Вы воспитали мужественного борца за дело партии Ленина — Сталина.
Ваш сын, Скопин Анатолий, находясь на фронте борьбы с немецкими захватчиками, проявил себя бесстрашным бойцом.
Тов. Скопин Анатолий, работая телеграфистом в трудных условиях ожесточенных боев, обеспечивает командование телефонной связью, он стал мастером своего дела, показал образцы воинской дисциплины, мужества и отваги, чем выполняет Наказ советского народа «Ни шагу назад!»
За отличное выполнение боевых заданий имеет от командования ряд благодарностей.
Мы полагаем, что Ваш сын в грозный час опасности, нависшей над нашей Родиной, будет непоколебимым защитником нашей любимой Родины, и мы уверены в том, что враг будет остановлен, а затем окончательно разгромлен. Имя Гитлера с его бандой будет [96] проклято человечеством, образ воина Красной Армии, проявившего мужество и отвагу в уничтожении коричневой чумы, будет вечно сиять в памяти человечества.
Военком СБС Дубаев
Политрук роты Коптяков
12 августа 1942 года».
Последняя строка: «будет вечно сиять в памяти человечества» и ввергла в сомнение маму. Посоветовавшись с родными, она внушила себе, что ее сын погиб, ведь так не говорят о живущих. И пошло в часть то тревожное письмо, из-за которого состоялась вышеприведенная беседа с комиссаром. Вдобавок, после этого послания от меня долго не приходило писем — условия-то фронтовые.
Сохранилось и ответное письмо, написанное по распоряжению комиссара бригады. Вот оно:
«Скопину Ивану Николаевичу.
От командования подразделения, где служит Ваш сын Скопин Анатолий Иванович.
Сегодня мы получили Ваше письмо, где Вы выражаете нам сердечную благодарность за заботу и воспитание Вашего сына Анатолия, За это Вас горячо благодарим и заверяем, что мы с честью выполним наказ Родины — ни шагу назад! Не пощадим сил, крови и самой жизни для достижения полной Победы над заклятым врагом.
Вы в своем письме даете нам совет в том, чтобы мы сообщали о бойцах, о которых пишем письма, живы ли они и здоровы ли. Но мы и не собираемся похоронить живого человека и имеем своей честью сообщить родным и знакомым того или другого товарища [97] о его боевых делах, чтобы о его мужестве, стойкости и отваге знали не только мы, но и родные и знакомые.
В свою очередь сообщаем Вам, что Ваш сын Анатолий в настоящее время жив и здоров, по-прежнему выполняет Наказ советского народа — ни шагу назад! На днях мы его приняли кандидатом в члены ВКП(б), присвоили воинское звание ефрейтор.
Вы еще интересуетесь, в чем именно выразились мужество и бесстрашие т. Скопина. Он работает коммутаторщиком в войсках связи, а связь является главным нервом армии. Узел связи нашей части, во время упорных боев, под минометным и артиллерийским огнем, действовал бесперебойно, тем самым давал возможность управлять войсками.
В ходе Великой Отечественной войны как никогда окрепло содружество народов СССР! Тыл и фронт — одно целое! Такой народ непобедим! Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!
Командир роты старший лейтенант Арестов, политрук роты Коптяков. 3.09.1942 года».
Читая сейчас эти письма, удивляешься, какое внимание уделялось командирами, политработниками простому бойцу.
На этом недоразумение не закончилось. Комиссар вызвал к себе писаря, который составлял текст, и побеседовал с ним, чтобы не допустить впредь в письмах слов, допускающих неверное толкование.
... Великую Победу мы отпраздновали под Кенигсбергом. И повезли нас через всю страну на Дальний Восток. И там произошел еще один удивительный случай — я побывал в той части, где пять лет назад [98] начинал службу в Армии, встретился со старыми друзьями. Тогда все было свежо в памяти и нашлось о чем рассказать — об увиденном и пережитом на войне с Германией. Демобилизовался в Порт-Артуре. Говоря словами широко известной песни:
«И на Тихом океане свой закончили поход». [99]