Служба под бомбежками

Родился 6 мая 1917 года. В октябре 1936 года поступил в Ленинградское училище связи, которое окончил в 1989 году. Участвовал в боевых действиях на Ленинградском фронте в войсках противовоздушной обороны. Был начальником связи 42-го отдельного батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС), командиром 1424-й отдельной роты связи 77-й дивизии ПВО.

Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и другими.

Уволен из рядов Советской Армии в запас в октябре 1964 года в звании майора.

Член КПСС с ноября 1942 года.

В институте работал с августа 1965 по сентябрь 1982 года. [75]

Великая Отечественная война застала меня в Эстонии, в городе Тарту, где я проходил кадровую службу в составе 42-го отдельного батальона воздушного наблюдения, оповещения и связи, сокращенно — ВНОС.

Специальность моя — связист. Наш батальон был составной частью войск ПВО страны. В задачи части входили сбор данных о воздушном противнике, обнаружение самолетов, определение их типа, действий, выявление воздушных (морских) десантов и оповещение о них наших объектов ПВО и войск. Такой у нас была служба — воздушная разведка.

Специальной техники для этой цели в то время еще не было, и все данные о воздушной обстановке добывались солдатами-наблюдателями.

Воздушная разведка велась непрерывно, днем и ночью.

Наша служба отличалась от других наземных войск (кроме, разве, зенитной артиллерии) тем, что во время налетов вражеской авиации им положено использовать укрытия (окопы, щели и т. п.), а у вносовцев начиналась самая жаркая, рабочая пора, поскольку они и во время бомбежек продолжали вести непрерывное наблюдение за действиями авиации.

Если учесть, что наша часть всю войну провела в прифронтовых районах, на прикрытии очень важных объектов и жизненно важных коммуникаций, за которыми охотилась и которые нещадно бомбила фашистская авиация, можно представить, в каких трудных и опасных условиях нам постоянно приходилось выполнять свои обязанности. [76]

Сейчас невозможно более или менее точно сказать, сколько раз мне и моим сослуживцам пришлось побывать под бомбежками. Фронтовики знают, какое это малоприятное зрелище, когда на тебя (а кажется, что точно на тебя) из брюха стервятника сыплются черные точки, увеличивающиеся с каждой секундой под отвратительный вой приближающейся смерти. К этому не могли привыкнуть даже мы, вносовцы. А вообще наша служба выглядела вроде бы тихой и незаметной, потому что мало кому приходилось видеть нас во время работы.

Разумеется, под бомбежками погибали и вносовцы. Приходилось нам заниматься и другими солдатскими делами.

В конце лета 1941 года наша часть должна была сменить дислокацию. Погрузились в Ленинграде в эшелон и двинулись в путь. Быстро меняющаяся обстановка на фронте внесла коррективы. Фашисты, замыкая Ленинград в кольцо блокады, захватили железнодорожную станцию Мга, через которую должен был проследовать наш эшелон.

Ночью, по боевой тревоге эшелон остановили, выгрузили, и мы заняли оборону.

Десять дней часть ПВО вела самостоятельные боевые действия в обороне на одном из многочисленных участков Ленинградского фронта. Нас сменила пехотная дивизия, которая держала оборону уже вплоть до прорыва и снятия блокады.

За те десять дней обороны мы потеряли многих своих товарищей — они погибли в боях. Фашисты с остервенением [77] рвались к Ленинграду, намереваясь удушить город в тисках окружения.

Остался единственный путь следования к месту дислокации — Ладожское озеро.

В одну из ночей мы благополучно через него переправились. Немецкая авиация бомбила почти все караваны, некоторые топила, а нам повезло.

Новое место дислокации — город Тихвин. К концу 1941 года этот небольшой город приобрел исключительно важное значение — через него осуществлялось снабжение осажденного Ленинграда, а также войск Ленинградского и Волховского фронтов. Поэтому Тихвин подвергался особенно усердным и частым массированным бомбежкам. Работы у нас было очень много, люди валились с ног от усталости, спали урывками, в редкие минуты затишья.

К началу ноября фронтовая обстановка осложнилась. Фашисты вплотную подобрались к Тихвину. Связь с вышестоящим штабом, который находился в городе Волхове, мы могли поддерживать только по радио.

Между Тихвином и Волховом вклинились вражеские части. Поступил приказ: штабу части перейти в новый населенный пункт, а на КП оставить оперативную группу — для продолжения боевой работы.

Ответственным за выполнение задания назначили меня. Со мной было 20 человек.

Город уже обстреливался артиллерией и минометами, а мы продолжали собирать и выдавать данные на КП зенитных частей и полевых аэродромов.

Короткий зимний день как-то сразу кончился, быстро [78] стемнело. Артобстрел прекратился. Наступила зловещая тишина. Связь с КП соседей прервалась. В городе замерло всякое движение. Наш наблюдатель докладывает:

— Со стороны железнодорожного переезда слышны автоматные очереди!

Нетрудно было догадаться, что это вступают в город немцы. Мы перешли на наш НП, находившийся на окраине города.

Дозор, высланный в ту сторону, откуда слышались автоматные выстрелы, встретился с другим дозором. Им оказался (как выяснилось после проверки документов) арьергард одной из армий, оборонявших город. Начальник арьергарда лейтенант рассказал, что в городе наших войск нет, а в район железнодорожного переезда действительно вошли немецкие танки.

Мы собрали свою технику, имущество и покинули город.

Задание мы выполнили полностью и без всяких потерь. А на следующий день соединились со своей частью.

После разгрома врага под Тихвином наша часть возвратилась в город и продолжала выполнять свою боевую задачу.

В условиях полной блокады Ленинграда железнодорожная магистраль на участке Тихвин — Волхов служила той жизненно-спасительной артерией, по которой шло снабжение всем необходимым защитников города-фронта.

77-я дивизия ПВО, в состав которой входила наша [79] часть, бдительно прикрывала от воздушного противника эти коммуникации, в том числе и знаменитую «дорогу жизни» — ледовую трассу через Ладожское озеро. Поэтому мне особенно дорога медаль «За оборону Ленинграда».

Прошло много лет, а я с большой теплотой вспоминаю своих боевых соратников, с кем приходилось делить все невзгоды и трудности ратной работы в тяжелые годы военных испытаний, — А. Павлова, В. Полищука, Т. Ложкина, З. Газарха, В. Шутова, А. Орешкина, С. Варламова, Е. Вертячкина, В. Конфеткина, тех, с кем мне довелось служить.

И офицеров, и рядовых бойцов отличал высокий моральный дух, это были настоящие советские люди, патриоты.

В каких бы критических ситуациях мы ни оказывались, всегда старались сделать все возможное, а порой, казалось, и невозможное, чтобы решить все поставленные задачи, исполнить свой воинский долг.

Эта черта была присуща всем, кто стал солдатом по необходимости: колхозникам и ученым, рабочим и вчерашним школьникам — каждый с первого дня пребывания в части не только стремился овладеть военной специальностью, но и трудиться с полной отдачей, что-то изобретать, усовершенствовать.

Выполняя свой воинский долг в условиях почти непрерывных бомбежек, вносовцы преодолевали непривычность специфики такой работы, а поначалу и страх. И это им удавалось.

Энтузиазм, готовность отдать всего себя разгрому захватчиков [80] были основными силами нашего народа, добывшего ценой неимоверных жертв Победу над смертельным врагом нашей Родины — германским фашизмом. [81]