Это забыть нельзя
Родился 21 июля 1921 года. Призван в Советскую Армию в августе 1940 года в городе Свердловске. Участвовал в боевых действиях на Сталинградском, Центральном, 1-м и 2-м Белорусских фронтах в составе 188-го Аргунского стрелкового полка 106-й Днепровско-Забайкальской ордена Суворова II степени Краснознаменной стрелковой дивизии 70-й армии и 268-го отдельного ремонтно-восстановительного батальона 65-й армии. Был наводчиком, командиром орудия противотанковой артиллерии, командиром отделения; воинское звание — сержант.
Имеет одно ранение.
Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной 1941–1945 гг.» и другими.
Уволен из рядов Советской Армии в запас в августе 1946 года.
В институте работал с мая 1974 по сентябрь 1981 года. [35]
По возможности избегаю говорить о войне — тяжело. Поэтому рассказываю и выступаю с воспоминаниями редко.
Не думаю, что на фронте мне досталось больше, чем кому-либо другому. Даже повезло, потому что не только пережил все лиха того времени, но до сих пор живу.
Военная моя биография сложилась так. Девятнадцатилетним, в 1940 году, призвали на срочную службу в РККА. Направили в Забайкальский военный округ, в морское пограничное училище. Но закончить его не удалось: началась война. Вскоре я уже в погранотряде №74 Джелендинского плавсостава. Осенью 1942 года — командир сторожевого катера.
В те дни внимание всего мира было приковано к Сталинграду. Там решалась судьба всей войны. И неудивительно, что нас, группу комсомольцев-пограничников, вскоре доставили под Сталинград. Там я и принял боевое крещение как наводчик противотанкового орудия. Из-под Сталинграда нас перебросили на плацдарм, впоследствии названный Курской дугой.
Вся 70-я армия (меня зачислили в 188-й Аргунский стрелковый полк 106-й дивизии) была сформирована из пограничников-забайкальцев. Командовал нами известный генерал Галанин.
Не в похвалу, а ради объективности отмечу, что сибиряки, воины-забайкальцы показали себя стойкими и храбрыми бойцами.
На Курской дуге мне пришлось пережить первое большое потрясение, став очевидцем гибели орудийного расчета своих боевых друзей. И сейчас эта страшная картина стоит перед глазами.
Утро. Серое, хмурое. Идет бой, но в стороне. Мы в [36] окопе, отрытом рядом с орудием, ждем. Местность — равнина, все кругом видно, как на ладони. Во время обстрела в такой обстановке выживает лишь тот, кто надежно закопается в землю. Свою «сорокапятку» (орудие калибром 45 мм) мы тоже спрятали в окопчик, сделанный наклонно, чтобы в нужный момент ее можно было выкатить для боевых действий.
Моросит дождь. «Фердинанд», немецкое самоходное орудие, медленно ползет справа. Там его должна встретить 76 мм пушка. Зябко. Тревожно. В окопе нас восемь человек — тесно, зато тепло. И веселее — травим разные байки. Ужасно хочется курить. Но ни у кого нет спичек, а отсыревшие труты запалить не удается, хотя уже все поработали кресалами о кремни.
Глупо, конечно, нарваться на пулю или быть продырявленным раскаленными осколками, но прикурить надо. Поскольку желающих добыть живого огонька в соседнем окопе не находится, переваливаюсь за бруствер и ползу, огибая грязь. Чуть отполз шагов на 10–12, как позади раздался оглушительный грохот. Оглядываюсь и вижу огненно-черный столб взрыва и кувыркающиеся в воздухе пушечные колеса. Поворачиваю и пробираюсь назад... На месте окопа — воронка. Леденящее кровь зрелище — останки расчета. Вместе с моими товарищами здесь находились и командир взвода, и еще кто-то из офицеров. Как после выяснилось, по окопу долбанул «Фердинанд». Снаряд прошил бруствер и разорвался внутри земляного убежища.
Весь день я был как помешанный. Чудовищным, невероятным казалось мне то, что произошло на моих глазах. Всем существом своим не мог я принять непоправимого, рокового. Не верилось, что тех, с кем [37] только что был рядом, близко, делил каждую минуту солдатской жизни, уже никогда не увижу, не услышу, что их уже нет и не будет. Чувство присутствия их еще долго меня не оставляло...
Случилось это за селом Черняевом неподалеку от местечка Красный уголок 26 июля 1943 года. Такое не забывается, не сотрется в моей памяти никогда.
А вот что произошло в первых числах сентября 1943 года. 70-я и 65-я армии с боями вышли к реке Десне севернее города Новгород-Северска. В дневное время наш полк не смог пробиться к реке, так как берег был низкий, заболоченный, с редкой растительностью и далеко простреливался.
Вечером меня (тогда — сержанта, командира орудия) и командира артбатареи срочно вызвали в штаб полка. Перед нами поставили задачу: ночью переправиться на правый берег и, заняв огневые рубежи, удерживаться на них, во что бы то ни стало. Из артбатареи меня тут же передали в распоряжение минометной роты. Не знаю, почему выбор пал на меня, а не на другого... Может, потому что я был комсомольцем, кадровым бойцом, кавалером ордена Красной Звезды. В мое распоряжение выделили три минометных расчета и около взвода пехотинцев, которым было приказано доставить (на себе, конечно) запас мин. На вооружении расчетов находились батальонные минометы калибром 82 мм, в шутку прозванные самоварными трубами.
Когда стемнело, мы, соблюдая тишину, кто на лодках, кто на бревнах переправились через реку. Сразу стали окапываться у самого берега, вернее на прибрежной полосе. Правый берег, надо отметить, оказался очень крутым и высоким. Поэтому позиции наши были очень [38] уязвимы, но приказ закрепиться любой ценой мы должны были выполнить. Еще в штабе полка нас предупредили, что рейд будет рискованным, можем назад и не вернуться. Похоже, штабисты точно оценили наши возможности и перспективы.
Уже на рассвете разведчики сообщили, что немцев в балке нет и в деревне тоже, как будто, нет (деревни уже не существовало, на ее месте чернело пепелище, осталось только название). Наша группа немедленно оставила свои позиции и быстро продвинулась вперед по балке, метров на 350–400, быстро и полностью окопалась. Пехотинцы, приданные нам, заняли оборону наверху.
Как только рассвело, появились вражеские самолеты и обнаружили десант. Они приступили к обстрелу и бомбежке места переправы и отрытых нами окопов. Оказывается, после нас той же ночью реку форсировал приблизительно батальон пехоты. Но техники не было, кроме наших трех минометов. Правда, десант усилился тремя пулеметными расчетами. Это дало надежду на более результативное сопротивление фашистам, которые, разумеется, попытаются выбить нас из балки и столкнуть в Десну. Сразу после налета противник предпринял одну атаку за другой, причем с поддержкой минометным и артиллерийским огнем.
Отражая атаки, минометчики били по фашистам прямой наводкой, держа и направляя стволы руками.
Бой был явно неравный, мы несли потери, но старались удержать свои рубежи. Сразу стало очевидным, что командование полка для этой операции отобрало самых опытных и стойких бойцов, в основном комсомольцев. [39]
Но и фашисты дрались отчаянно, лезли нахраписто, забрасывали нас ручными гранатами. Одна из них хлопнула невдалеке от меня и ранила в лицо и руку, но, к счастью, не тяжело. После перевязки я продолжал порученное мне дело.
После полудня немцы предприняли танковую атаку. Пришлось нам с пехотинцами отходить к Десне, к отрытым ночью окопам. Это был наш последний рубеж. Дальше отступать было нельзя. Да и бессмысленно: если броситься вплавь, фашисты с высокого берега расстреляют в воде.
Когда вражеские танки выскочили на берег, чтобы покончить с горсткой оставшихся в живых десантников, с левой стороны по ним дружно ударили прямой наводкой наши орудия. Целились наши пушкари так метко, что за короткое время вывели из строя 11 бронированных машин. Оставшиеся танки откатились, а пехота залегла и принялась окапываться. Тогда наши пехотинцы поднялись в контратаку. Нам удалось броском продвинуться в глубину метров на 500–600 и занять примерно километр по фронту.
Вечером, в сумерках, к нам пришло по наведенной переправе подкрепление. Подсчитали потери: погибли три четверти десантной группы. Но эта жертва не была напрасной. На следующий день наши войска на этом участке начали широкое наступление по направлению к Чернигову и дальше — к Днепру.
За участие в операции по форсированию Днестра наша группа была отмечена командованием в приказе, орденами и медалями. Мне вручили медаль «За боевые заслуги».
После еще не однажды приходилось мне участвовать [40] в боях, быть раненым, лечиться в полевых госпиталях и вновь возвращаться в строй.
...В марте 1944 года из специалистов запасных полков и частично из 119-й передвижной ремонтной базы, куда меня зачислили после выписки из госпиталя, был сформирован 268-й отдельный ремонтно-восстановительный батальон автомашин 65-й армии. Скомплектовали батальон в Белоруссии, в лесу, возле поселка Тараканы.
Мне доверили автомастерскую на машине. В фургоне помещались токарный станок, слесарное и прочее оборудование.
В июне началось наступление на Бобруйск, Барановичи. Батальон продвигался с передовыми частями фронта. Ремонт производили спешно, на ходу — так требовали походные условия.
Незадолго до окончания войны мне пришлось участвовать в штурме города Данцига (сегодня — Гданьск, ПНР). В этом городе я узнал о радостном событии — фашистская Германия капитулировала!
В августе 1946 года меня демобилизовали, и началась другая, мирная жизнь, о которой мы, солдаты, мечтали почти полторы тысячи военных дней и ночей. [41]