Гвардейцы — истребители танков

Родился 18 июля 1913 года. С ноября 1938 по декабрь 1940 года проходил действительную срочную военную службу. В октябре 1941 года Таборинским райвоенкоматом Свердловской области вновь признан в Советскую Армию. Участвовал в боевых действиях на Юго-Западном, Донском, Сталинградском, Южном, 2-м, 3-м и 4-м Украинских фронтах в составе отдельного минометного дивизиона 11-й воздушно-десантной бригады 6-го воздушно-десантного корпуса и 41-го отдельного Гвардейского истребительно-противотанкового дивизиона 40-й Гвардейской Енакиевско-Дунайской Краснознаменной ордена Суворова II степени стрелковой дивизии. Был командиром взвода топоразведки, начальником штаба дивизиона.

Награжден двумя орденами Красной Звезды, медалями «За оборону Сталинграда», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и другими.

Уволен из Советской Армии в запас в январе 1946 года в звании капитана.

Член КПСС с декабря 1942 года.

В институте работал с марта 1946 по март 1976 года; имеет ученую степень кандидата технических наук. [21]

Война застала меня в районном селе Таборы Свердловской области, где я работал заведующим районо.

После многочисленных напоминаний райвоенкому о своем решении как можно быстрее отправиться на фронт, мне наконец-то было вручено предписание для отправки в 69-й запасной артиллерийский полк, который располагался в городе Кирове. В этом полку я пробыл всего один месяц. В ноябре 1941 года был направлен в 6-й воздушно-десантный корпус, где прошел десятимесячную подготовку десантника. 1 августа 1942 года корпус был преобразован в 40-ю гвардейскую стрелковую дивизию, которая уже 15 августа вступила в бой в районе станиц Ново-Григорьевской и Сиротинской — под Сталинградом, в малой излучине Дона.

При формировании дивизии я был назначен начальником штаба 41-го гвардейского отдельного истребительно-противотанкового дивизиона 40-й гвардейской стрелковой дивизии.

Настоящий очерк представляет собой некоторые фрагменты воспоминаний о боевом пути дивизиона вплоть до дня Великой Победы над врагом 9 мая 1945 года.

Не успели батареи доехать до хутора Шохино, как наши машины были обстреляны вражескими танками. Пришлось с ходу вступить в бой.

Так началась для нас стодневная битва под Сталинградом. Оккупанты, привыкшие порабощать страны Европы точно по графику, в России наткнулись на небывалое сопротивление непокорного народа. Фашисты, первое время превосходившие нас в военной технике, старались во что бы то ни стало сломить наш дух. Но это оказалось делом невозможным. [22]

Сказать, что героизм наших воинов был массовым, этого еще мало. Каждый участник боев с озверелым врагом достоин высших похвал и наград.

Помню, уралмашевец Александр Тарзин (вторым номером у него был ныне здравствующий свердловчанин Михаил Золотов) из противотанкового ружья подбил две бронированные громадины с пауками свастик на боках. Во время боя отважный воин был тяжело ранен, но своего поста не покинул. И вот, на Тарзина движется третий танк. В единоборстве со стальным чудовищем воин получил еще одну, уже смертельную рану. Превозмогая сильную боль, он успел поджечь и эту машину.

В нагрудном кармане погибшего нашли записку: «Друзья! Если погибну, то не даром. А вы, в случае чего, отомстите. Бейте врагов! Если я умру, то умру коммунистом. Так считайте. Тарзин».

Комсомольца, бывшего уралмашевца, гвардии рядового Александра Тарзина посмертно наградили орденом Отечественной войны I степени.

Имена свердловчан, погибших под Сталинградом, в том числе и моего однополчанина Александра Тарзина, выбиты на мраморной плите мемориала героев Великой Отечественной войны на центральной площади Орджоникидзевского района Свердловска, перед главной проходной Уралмашзавода. Отсюда осенью 1941 года комсомольцы добровольно ушли на фронт, чтобы навеки прославить наш народ и воплотиться в памятник, остаться навсегда в благодарной памяти потомков.

Но был и такой случай.

Наши пушки изрыгают на врага снаряд за снарядом. [23]

Очень горячая работа — гимнастерки просолились насквозь. Каждый сосредоточенно занят своим делом: командир орудия, наводчик, заряжающий, замковый, ящичные (подносчики снарядов).

Но вот командир орудия спохватился: почему-то не слышно голоса их командира огневого взвода. Уж не ранен ли? Один боец сообщил, что видел, как командир взвода упал недалеко от него и пополз вниз, под уклон, с высотки, которую обороняет взвод.

Оставив за себя наводчика и предупредив командира второго орудия, командир первого орудия побежал разыскивать вероятно раненого младшего лейтенанта. Он спешил оказать командиру первую медицинскую помощь и передать санинструкторам. К разыскивающему присоединился боец с огневой позиции.

А враг обстреливал высоту беспощадно и безостановочно, тут и там рвались мины и снаряды, клацали о камни пули.

— Товарищ гвардии сержант! — вдруг крикнул боец. — Сюда! Он здесь!

И что же они увидели? Вероятно, уже ничего не соображая от страха, командир взвода (не стану называть его фамилию, чтобы не опозорить родных этого навсегда запятнавшего свою честь человека) червяком извивался в траве, уткнув голову в землю. И полз он вправо от своей батареи, на выстрелы врагов. В его вытянутой вперед руке был судорожно зажат белый носовой платок.

Сержант и боец сначала не поняли, что все это значит. Может быть, контузило? Бросились к нему.

— Гвардии младший лейтенант, что с вами? Вы ранены? [24]

А в ответ:

— Ложитесь! Разве вы не видите, что мы окружены? Безоружных не убивают. Ползите за мной!

Конечно, обстановка на высоте была страшной — все кругом перепахано, что может гореть — горит, в ушах колет и звенит от грохота взрывов. Фашисты шпарят по высоте не только из пушек и минометов, но сплошным навесом простреливают пространство трассирующими пулями. Поэтому младшему лейтенанту и показалось, что враги взяли батарею в огненное кольцо и сжимают его — впереди смерть! Вот и не выдержали у него нервы. А ведь в финскую кампанию он получил медаль «За отвагу».

Приказ командира — закон. Но только не этот — сдаться, предать товарищей во время боя. И командир орудия заставил командира взвода подняться и пойти с ним в наш тыл, в штаб.

Уже после, когда наседавшего справа и слева врага отбросили, когда поникшего, опустошенного предательством младшего лейтенанта допросили в штабе дивизии, разыскали его документы и погоны, зарытые трусом в землю, трибунал приговорил его к расстрелу. Приговор в исполнение привели офицеры нашего дивизиона.

Случай исключительный. Пока существовал наш дивизион, до самого конца войны, подобных ЧП не было — ни одного.

Уверен, что любой человек испытывает чувство страха, когда попадает под бомбежку или артобстрел, когда громовые взрывы раздаются рядом, когда надо подниматься в атаку. Думается, полностью привыкнуть к смертельной опасности невозможно. Но можно приучить [25] себя смиряться с этой страшной опасностью, внутренне настраивать себя против страха, не поддаваться ему, стараться быть не хуже своих товарищей по оружию. Короче говоря, надо научиться держать себя в руках, управлять собой в опасной обстановке. Ради той великой цели, служить которой ты призван, а эта цель — защита любимой Родины.

С 5 по 11 ноября 1942 года мне оказали большую честь: назначили членом армейской комиссии 65-й армии, командовал которой генерал-лейтенант П. И. Батов, ныне генерал армии, дважды Герой Советского Союза. Комиссии предстояло к общему большому наступлению проверить готовность артиллерийских частей и штабов, расположенных в районе станицы Клетской. Осматривая войсковые и артиллерийские части и соединения, инженерное оборудование их боевых порядков вблизи передовой и в глубине обороны, мы были по-настоящему поражены обилием прекрасно оснащенных войск.

Когда мы ночью ехали на автомашине по левому берегу Дона, к фронту сплошным потоком двигались дивизии и корпуса — стрелковые, танковые, артиллерийские, кавалерийские... Сотни танков и установок «Катюша» производили неотразимое впечатление. Артиллерии разных калибров было так много, что командиры артдивизионов и артполков спорили и ругались почти за каждый десяток квадратных метров для установки своих орудий.

Никогда не видел такого обилия войск и боевой техники. Я был потрясен увиденным и радовался: вот это силища! Да кто устоит против такого могущества!

Не меньше удивила меня и высочайшая дисциплина [26] войск: ночью на много десятков километров сплошное движение в разных направлениях, но главный поток — к фронту, причем, ни одного огонька не увидишь — нигде! А днем — полнейшее безлюдье, никакого движения вокруг. Все вымерло. Маскировка такая — самому не верилось, что на каждом шагу напичкано до предела техники и живой силы. Даже в лесу передвижение было ограничено до минимума, только по специальным пропускам. Так была обеспечена полная тайна и неожиданность нашего наступления 19 ноября. Кстати, даже в дивизионе, где я тогда служил, все считали меня уехавшим на армейское штабное учение.

Свою задачу комиссия выполнила, как положено, наши замечания были учтены.

Почти накануне великого наступления, на рассвете 17 ноября 1942 года, погиб от фашистской пули наш боевой товарищ, кандидат физико-математических наук, доцент, командир батареи гвардии лейтенант Борис Викторович Лесовой. Мы похоронили его тут же, недалеко от передовой, дали трехкратный залп и поклялись отомстить ненавистному врагу за смерть командира.

Мне пришлось за годы войны похоронить немало фронтовых товарищей, но о Лесовом я вспоминаю подробно потому, что нас связывала дружба. Мы иногда ночами напролет беседовали, делились мыслями (оба в свое время закончили физико-математические факультеты: я — Уральского, а он — Московского госуниверситетов), составляли и решали сложные математические задачи на военные темы, разработали наставление по стрельбе из противотанковых ружей и винтовок по самолетам противника, которое впоследствии успешно применялось на практике. [27]

В тот же день, 17 ноября, боец Козловцев из карабина уничтожил трех фашистов — отомстил за смерть Лесового.

Вместо погибшего Лесового командиром батареи был назначен политработник, свердловчанин Г. И. Меркурьев (ныне проживает в Верх-Исетском районе, инвалид Великой Отечественной войны).

И вот, 19 ноября 1942 года, после мощнейшей, все сметающей артиллерийской подготовки началось великое наступление советских войск. Эта битва не поддается описанию. В результате именно этого наступления была полностью окружена и разгромлена 6-я немецкая армия, уцелевшая часть которой во главе с командующим, фельдмаршалом фон Паулюсом, сдалась в плен.

Около 1000 дней и ночей дивизия вела непрерывные ожесточенные сражения с немецко-фашистскими захватчиками, пройдя 4500-километровый боевой путь, непосредственно участвуя в освобождении Волгоградской и Ростовской областей РСФСР, Украинской и Молдавской ССР, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии.

За образцовое выполнение заданий командования дивизия была награждена орденами Красного Знамени и Суворова, ей были присвоены почетные наименования Енакиевской и Дунайской.

В кратком очерке нет возможности рассказать обо всех боевых эпизодах, о сражениях, в которых участвовали бойцы дивизиона. Итог же таков: только нашим дивизионом за эту войну было уничтожено 35 вражеских танков, 169 пулеметов, 47 орудий и минометов, около трех тысяч фашистских солдат и офицеров, [28] сбито 8 самолетов (почти исключительно противотанковыми ружьями ПТР). Наши воины получили свыше 700 правительственных наград и 13 благодарностей от Верховного Главнокомандующего.

Особо хочется мне сказать доброе слово о службах обеспечения на фронте — связистах, шоферах, артснабженцах, поварах, медицинском персонале.

Нельзя утверждать, что о них не упоминается в военных мемуарах или в художественной литературе, в кино. Но, на мой взгляд, недостаточно.

Начну с водителей автомашин, фронтовых шоферов.

В начале августа 1942 года наша часть начала боевые действия, имея автомашины марки ГАЗ-АА и ЗИС-5. Вскоре они были заменены «Виллисами». Только часть старых машин осталась в дивизионе для хозяйственных нужд. В 1943 году мы получили новенькие «Шевроле» и «Студебеккеры», но оставили также несколько вездеходных «Виллисов». Использовали и трофейные немецкие автомашины, грузовые и легковые. Но они долго у нас не задерживались, быстро выходили из строя, и их списывали, по-моему, без сожаления. Советские и американские автомашины показали себя более надежными.

Не перечесть, сколько автомашин разных марок отремонтировали буквально на переднем крае, часто под обстрелом, автомеханики гвардии сержант А. Е. Жулев, гвардии младший сержант А. В. Лобанов, гвардии лейтенант Кучеренко и другие.

Помню такой эпизод.

Шофера убило прямо в кабине. А в кузове автомашины находился драгоценный груз — боеприпасы.

Боец отделения ПТР Семен Крючков спросил разрешения [29] у своего командира и короткими перебежками добрался до машины. Улучив момент, когда ослаб пулеметный огонь, боец вскочил в кабину и под сильным минометным обстрелом, петляя меж воронками и рытвинами, вывез смертельно опасный для него, но такой дорогой груз в недосягаемую зону.

С тех пор гвардии ефрейтор Семен Васильевич Крючков бессменно в течение двух с половиной лет водил автомашину по фронтовым дорогам.

Десятки раз умелый шофер спасал свою машину, орудие и его расчет хитрым маневрированием.

Это был удивительный человек, смелый, расчетливый, в совершенстве владевший искусством вождения автомашины в любой обстановке, в любых условиях — днем и ночью. Бойцы любили отважного шофера, доверяли ему и, конечно, по-настоящему уважали.

Каждую свободную минуту Крючков отдавал своей любимице. И всегда его можно было увидеть, если не в кабине, то за ремонтом, проверкой всех узлов. Он сам умел паять. И в любой обстановке находил время почистить свою красавицу, надраить металлические части до блеска, залатать пробитые осколками и простреленные места.

А как он водил машину! Семен Васильевич был безмерно влюблен в технику, и машина ему платила тем же — ни разу не подвела в решающую минуту. Только за один год, последний год войны, он накатал на своей работяге № Я-70–802 свыше 25 тысяч километров! И что удивительно — этой фронтовой труженице за все время эксплуатации ни разу не потребовался не только капитальный — средний ремонт, в таком порядке содержал ее шофер. А ведь условия были походные — [30] ни гаража, ни укрытий, в любую погоду — и всегда на ходу.

Как-то я начал считать, сколько вмятин, царапин и пробоин имелось на машине — и со счета сбился.

Да, не даром прославлен в популярной песне фронтовой шофер!

Не помню случая, чтобы наши пушки или личное оружие отказали — делали его добросовестно. За ними постоянно следили дивизионные артмастера. Они наладили четкий, непрерывный, систематический профилактический осмотр и ремонт всего оружия, имеющегося в части, вплоть до наганов и ракетниц.

Помнится такой эпизод. Батарея стояла на переднем крае, на прямой наводке, ожидая с минуты на минуту контратаку врага. И вдруг осколок вражеского снаряда вывел пушку из строя. Надо было срочно, немедленно отремонтировать! Случилось это ночью. Вьюжило. Вдобавок орудие находилось под сильным пулеметным обстрелом противника. Артмастер гвардии сержант Николай Андреевич Поляков где ощупью, а где накрыв участок пушки плащ-палаткой, с ручным фонариком осмотрел орудие и устранил неисправность.

Однажды у орудия отказал стопор станины. Через несколько минут, узнав об этом, возле пушки уже находился Поляков. Орудийный расчет запретил ему работать — дело было днем, противник хорошо видел нашу позицию и обстреливал ее из пулемета. Но Поляков, рискуя жизнью, устранил неисправность и, прощаясь, заявил расчету: орудие на переднем крае всегда должно быть в исправности и наготове.

Фронтовая жизнь немыслима без повара. Служба у фронтового кормильца была трудной. Он и истопник, [31] и лесоруб, и заготовитель, и раздатчик пищи, и, конечно, повар, которому часто помогали те, кто оказывался рядом. Но за все отвечал только он. Обычно повара, как правило, не профессиональные, старались сварить пищу вкуснее и сытнее и вовремя доставить ее на огневые позиции (ОП), что было очень даже небезопасно. За поварами даже специально охотились фашистские снайперы — чтобы оставить наших солдат голодными.

Как сейчас у меня перед глазами повар по фамилии Дедков. Спокойный, собранный, по-крестьянски аккуратный и бережливый, он добросовестно исполнял свое дело.

Вижу: едет он на лошади со своей полевой кухней по дороге, которая простреливается, — и знает это. Рискует. Ведь не спрячешься с повозкой. Удивляло его спокойствие — словно шагает он в соседнюю деревню к родичам. Но знал Николай, что его ждут на «передке» расчеты прямой наводки, которые каждую минуту находятся в не меньшей опасности, чем он по пути к ним. Поэтому и рисковал.

Николая Дедкова везде встречали оживленно, с шутками, благодарны ему были пушкари за его честный и бесстрашный труд.

В нашем дивизионе перебывало в разное время не более десяти девушек-санинструкторов. И о всех «сестренках» у нас осталась добрая память — это были самоотверженные девчата. Скольких бойцов спасли они, часто жертвуя своей жизнью.

Санинструктор Тоня (Антонина Филатова), деятельная и серьезная девушка, порой была даже сурова. Не сосчитать всех, кого она ранеными вытащила с поля [32] боя! И когда в 1943 году сама была тяжело ранена и вскоре скончалась в госпитале, о ней скорбел весь дивизион.

Мы, ветераны войны, сколько ни суждено нам прожить, до последнего вздоха будем помнить о том очень тяжелом времени, когда весь народ нашей страны поднялся как один на борьбу со смертельным врагом, будем помнить о фронтовых делах и друзьях, о тех, кто остался жив и кто пал на поле боя как герой. Все, кто участвовал в борьбе за Родину в Великой Отечественной войне, будут вечно жить не только в нашей памяти, но и в памяти всего народа, благодарных потомков! Вечная им слава! [33]