Содержание
«Военная Литература»
Мемуары
Майор В. Ардашев

Что я узнал в Афганистане

Нам сообщили: афганская разведывательная рота попала в засаду, причем в очень невыгодном месте: с одной стороны узкое ущелье, с другой — ровное плато с огромной скалой, так называемым Зубом, на котором с крупнокалиберными пулеметами засели душманы.

Задачу освободить афганских друзей командир поставил трем взводам. Одним командовал старший лейтенант Сергей Цимбалов, вторым — старший лейтенант Владимир Богданов (кстати, капитан Богданов служит сейчас тоже в Ленинградском военном округе, он кавалер двух орденов). Третий взвод было поручено вести мне.

Пошли. Продвигались, чтобы обезопасить себя, по тропкам с обеих сторон ущелья. Когда подошли ближе, душманы перенесли огонь на нас. Передвигаться дальше пришлось короткими перебежками под непрерывным обстрелом с Зуба.

В нашей роте служил Илья Кинощук. Все его называли ковбоем. Почему? Да потому что круглый год он носил панаму. Не признавал ни шапку, ни каску — только широкополую солдатскую панаму. И никто не мог отучить его от этой привычки.

Так вот Илья Кинощук в том бою первым встал под пулями. Знаете, в книгах о Великой Отечественной войне часто пишут, как трудно с земли подняться под обстрелом. Мы испытали это на себе. Со своим гранатометом Илья вскочил и бегом к дереву, от того — к следующему. Бежит человек, а вокруг него султанчики на земле встают...

За Ильей пошли все.

Что бросилось в глаза, когда добрались до афганских воинов? Рота понесла значительные потери. Выводили и выносили всех — и целых, и раненых, и убитых — мы тоже под пулями. Двое из афганцев побывали в руках [99] душманов. Страшно было смотреть, что сделали с ними бандиты, — глаза выколоты, тела исполосованы штыками. Жуткая картина.

Иногда некоторые ветераны сетуют на сегодняшнюю молодежь. И такая-то она, и разэтакая. Да ничего подобного! Славные у нас ребята. Смелые, стойкие, сильные духом. Я не раз видел их в деле. Видел, например, как шел под пулями Илья Кинощук! За этот бой он был награжден медалью «За отвагу», очень ценимой и участниками Великой Отечественной.

Есть люди, которые всегда впереди. Был у нас солдат по имени Тахир, дагестанец по национальности. Предстоит, например, что-то серьезное. Кто пойдет?

— Я!

Или сложное дело надо выполнить. Кто сделает?

— Я!

Не показное у него было это «я». По зову сердца он и прикрывал товарища, и любую работу мог выполнить. Солдат настоящий. За тот бой, о котором я уже говорил, Тахир был награжден второй медалью «За отвагу».

* * *

К месту расположения роты я прилетел под вечер. Как и у всех новичков — квадратные глаза. Ведь совсем недавно был асфальт, огни большого города, играло радио, работал телевизор. А теперь кругом один песок.

Необычен был и первый вопрос, который мне задали:

— Как там, в Союзе?

Этот вопрос задавали всем, кто попадал в Афганистан впервые или возвращался из отпуска. Слово «Союз» для каждого из нас означало и большую Родину — нашу страну, и малую родину — село, город, где ты родился и вырос. Только вдали от Родины особенно остр6~ ощущаешь, как она дорога и мила твоему сердцу.

Так вот, уже ночью сидим и я рассказываю наши союзовские новости. И вдруг — взрыв неподалеку. Все вскочили, побежали. У меня ни автомата и ни какого-либо другого оружия еще нет, но тоже побежал — и жутковато, и интересно. Оказалось, на минном поле, которое было с одной стороны от нашей крепости (жила рота в настоящей крепости), подорвались два душмана. Пробирались к нам в «гости»... Тогда я впервые увидел убитого.

Как привыкали к виду крови? Не раз слышал, как падают [100] в обморок некоторые студенты медвузов. Там, в бою, не до эмоций. Первая и единственная мысль у каждого — помочь товарищу. Индивидуальный пакет в руки — и скорее бинтовать рану.

Немало увидели мы на афганской земле нового, необычного для нас. Вспоминаю, например, первомайский праздник. Шел импровизированный концерт. Выступают две девочки лет восьми — десяти, поют песни. Мы не знаем слов, но хлопаем, как аплодировали бы, наверное, народным артистам. Ведь эти девочки первые в «нашем» уезде выступали открыто перед людьми. Мы видели первую женщину в кишлаке без паранджи. Старики плевались в ее сторону, а она шла с гордо поднятой головой. В этом же уезде за два года на сторону революции перешли четыре отряда душманов, причем в одном из них — более 500 человек.

Жизнь не остановить, новое, передовое всегда победит. И мы, советские воины, способствуем строительству новой жизни. Вот почему стремятся опорочить интернационализм советского солдата враги революции. Ведь они видят результат нашей помощи — это и поющие девочки, и женщина без паранджи, и перешедшие на сторону апрельской революции душманы...

Газеты и письма мы получали через вертолетчиков. Никогда я не видел, чтобы солдаты с такой жадностью читали поступившую корреспонденцию. Содержание писем быстро узнавала вся рота. Видно, так уж устроен советский человек, что не может не поделиться своей радостью, заботой, хорошим настроением.

О чем писали домой мы? Главным образом успокаивали родных: охраняем, мол, то-то и то-то, живем в живописной местности. А еще мы писали о своих отличившихся в бою товарищах. Об их отваге и стойкости.

Вот, например, Анатолий Лесик. Родом он из Переяслава-Хмельницкого. Пришел к нам подготовленным снайпером. Рост — где-то около 160 сантиметров. СВД — снайперская винтовка Драгунова — своим прикладом почти била ему по пяткам.

Афганские жители обратились к нашему командованию с просьбой: выбить банду из одного кишлака. Было решено быстро преодолеть расстояние до кишлака на машинах и нанести удар. Но этого сделать не удалось... Когда мы втянулись в ущелье, враг ударил по нас с двух сторон.

Подошли к мосту у изгиба реки. Перейти через него БМП не могли из-за плотного минометного огня. Экипаж [101] машины кавалера ордена Красной Звезды старшего сержанта Ивана Руссу спешился. Руссу рванул с пулеметом вперед, к мельнице, чтобы прикрыть товарищей. Его позицию душманы засекли быстро и с двух сторон открыли огонь. Пулями Ивану перебило обе ноги. И вот Анатолий Лесик — небольшого роста, проворный — — перебежками пробрался к своему командиру. Руссу — крупный парень, до службы закончил техникум физкультуры. И вот наш маленький Лесик взвалил товарища на себя. От камня к камню, от дерева к дереву он полз, спасая раненого командира. Короткие передышки делал только для того, чтобы оглядеться и выбрать более безопасный путь. Руссу от боли постанывал сквозь стиснутые зубы, и Анатолий шептал ему прерывающимся от напряжения голосом:

— Потерпи, Ваня, Все будет отлично. Осталось совсем немного. Потерпи.

Наверное, вот так же кто-то из бойцов вынес с поля боя под Сталинградом моего тяжелораненого отца. Отцу тогда тоже было около двадцати лет...

Больше ста метров Лесик тащил под пулями раненого товарища. Солдат спас своему командиру жизнь. Да вот сам уберечься не смог. Уже когда Анатолий устроил сержанта в машине, сделал ему перевязку, пуля душманского снайпера оказалась точной. За мужество и героизм, проявленные при спасении командира, рядовой Анатолий Иванович Лесик был посмертно награжден орденом Красного Знамени.

Хорошо помню, как Анатолий прибыл в роту. Наследующий день мы выходили на охрану дороги. Как правило, из новичков брали не больше одного. Когда командир спросил, кто из вновь прибывших пойдет первым, шаг из строя сделал Лесик.

— Разрешите мне?

Он знал, что идти по горам придется двадцать километров. Это только в одну сторону. И все же вызвался первым.

В свою группу его взял старший лейтенант Игорь Денисов. Потом он рассказывал, что Лесик буквально приклеился к нему — шел шаг в шаг. И выдержал. Немногие бы вчерашние школьники смогли пройти в горах двадцать километров, участвовать в захвате душманских разведчиков и пройти еще столько же. Лесик смог.

Награду Анатолия Ивановича Лесика — орден Красного Знамени — вручили его родным.

Можно много говорить всяких слов о человеке — и [102] не сказать по сути ничего. А можно сказать: «С ним я пойду в разведку». И не надо больше ничего добавлять — о человеке сказано все.

С Володей Меркуловым в разведку пошел бы каждый. Ленинградский парень, закончил ПТУ, работал до службы на заводе. Надежный во всем. Из тех, кто ношу возьмет потяжелее, кто подставит плечо товарищу.

Уже через полгода он стал заместителем командира взвода, ходил старшим группы на задания. Ему без колебаний доверяли самостоятельно выполнять боевую задачу.

А вот еще один ленинградец. Выпускник Ленинградского высшего командного училища имени С. М. Кирова старший лейтенант Владимир Мухин. У наших офицеров, принимавших участие в боевых действиях в Афганистане, всегда была одна мысль: не о том, как сохранить свою жизнь, а чтобы все люди, которые идут с ними на задание, вернулись обратно. Так вот у Мухина солдаты всегда были за его спиной. А он всегда шел впереди...

Недавно я встретился с Анатолием Кимом. Он сейчас в Ленинграде, учится в школе МВД, Ким пришел в подразделение до того худеньким, что командир сразу решил отправить его работать на хлебозавод — пусть, мол, сил поднаберется на свежем хлебе, а то и автомат не удержит в руках.

Через несколько недель Анатолий пришел к командиру:

— Разрешите вернуться в подразделение и дайте оружие.

Дали. Вначале автомат, а потом и пулемет. Ни одного боевого дела он не пропустил после этого. Хороший воин, отличный товарищ. Не сомневаюсь, что и милиционер из него выйдет настоящий.

Наше время — время правды. И как ни тяжело говорить о некоторых вещах, но умолчать — значило бы покривить душой. Ведь иногда, к сожалению, приходится слышать и такое о человеке: «С ним бы я в разведку не пошел...»

Я хорошо помню фамилию этого парня, но называть ее рядом с именами Лесика, Руссу, Кима не стану.

Это был рядовой выход подразделения. Афганские власти попросили нас прибыть в один из кишлаков, где частенько появлялись душманы. Блокировав выходы из селения, мы залегли за камнями. Афганские воины вошли в кишлак, где как раз находились душманы. Завязалась [103] перестрелка. На помощь был направлен старший лейтенант Каргиев с тремя солдатами. Они бросились по полю напрямик, но с крыши одного из домов начал бить пулемет. Пришлось остановиться. Чтобы группа могла пробиться к кишлаку, следовало заставить замолчать врага. Сделать это мог под непрерывным огнем врага наш пулеметчик. Но для этого требовалось обнаружить свое местонахождение...

Пулеметчик так и не нашел в себе силы поднять голову из-за камня, не сделал того, что требовалось от него...

Этот единственный случай я никогда не забуду, Пулеметчик недолго служил в нашей роте. Коллектив, как один человек, отвернулся от него, и командир вынужден был ходатайствовать о его переводе в другое подразделение. Но и там в бой с ним никто не пошел...

Когда думаешь о себе, когда восхищаешься собой, очень полезно спросить себя: «А со мной пойдут в разведку?»

Все офицеры в роте были членами КПСС. Не помню случая, чтобы кому-то приходилось хотя бы раз напомнить о его партийном долге. Требовала обстановка — и каждый из нас шел впереди, каждый вел за собой молодых ребят. Без лишних призывов, без громких слов.

На собраниях рассматривалось много заявлений солдат и сержантов с просьбой принять в партию. Принимали по-фронтовому. При обсуждении определяющим было поведение человека в бою. И такие слова, как смелость, решительность, мужество, героизм, произносились без пафоса, совершенно обыденно. Эти слова определяли истинное поведение людей в сложной обстановке. И только.

Несколько человек обращались за партийными рекомендациями и ко мне. Я с удовольствием написал рекомендации Ивану Руссу, Игорю Рубликову, Равилю Зиганшину, Алексею Вахрушеву. Эти парни показали себя в экстремальных условиях настоящими коммунистами.

Меня часто спрашивают, каковы там, в Афганистане, были особенности партийно-политической работы. Не знаю, как это поточнее сформулировать. Ведь все, что мы делали в ДРА, было по сути работой политической: и наша военная помощь, и ремонт или строительство школы, магазина, детсада, и концерты солдат перед дехканами. И в то же время замечу, что отношение солдат к различным мероприятиям, например политзанятиям, было очень серьезное у всех без исключения. [104]

Ежедневно проводилась пятнадцатиминутная политинформация — новости пропагандисты узнавали из сообщений по радио и из газет. И конечно же систематически проходили политические занятия. Ни до, ни после Афганистана я не видел таких занятий. Длинных конспектов писать там было некогда, но беседы завязывались очень интересные. Через призму крупных событий в мире, в Союзе, в ДРА пропускали свои дела, свои поступки, свои мысли. Одним словом, политзанятия всегда проходили не для отчета, не для галочки — для души.

Фильмы нам привозили совсем не так часто, как хотелось бы. Помню, фильм «Цветы луговые» мы крутили и в одну и в обратную сторону. Каждый знал наизусть все реплики.

Признаться, нигде я не видел, чтобы солдаты столько читали. Вначале, кроме периодики, не было ничего. А потом, не сговариваясь, все офицеры из отпусков стали привозить книги. Толстого, Пушкина, Лермонтова, Распутина, Бондарева. Представьте такую картину. На дворе еще день, но то один, то другой солдат под разными предлогами начинает выпрашивать у старшины «летучую мышь». Этих фонарей у нас было больше десятка. Так вот, завладеть «летучей мышью» старались днем, чтобы фонарь почистить и заправить керосином. А вечером счастливчики устраивались у этих ламп с «Войной и миром», «Евгением Онегиным», «Берегом». Остальные пристраивались вокруг. И читали, читали...

Многие солдаты признавались потом, что никогда до этого не прочли столько литературы. Когда я уезжал из роты, библиотечка у нас насчитывала уже несколько сотен экземпляров...

Однажды нам привезли телевизионный ретранслятор. Командир взвода, который ездил за ним, купил за личные деньги отличный телевизор. Привез, поставил в казарме. Стали смотреть телепередачи, но все же книги оставались на первом месте. Бой и книга... Кажется, не очень-то они совместимы. Оказывается, наоборот. Герои произведений — сильные, мужественные люди. Солдаты стремились быть похожими на них, подражать им.

* * *

Механиком-водителем прибыл к нам в роту Павел Минаев. За версту было видно — разгильдяй, из тех парней, кто, кроме кричащего магнитофона да крепких словечек, ничего не признает. Воспитывался в семье без отца. [105] Где он умудрился найти спиртное в наших условиях — не представляю, но только в первые же дни приложился к хмельному основательно.

Ох и досталось же ему от ребят на комсомольском собрании! Это надо было видеть. Коллектив без обиняков заявил, что терпеть подобное не будет.

А каким Павел увольнялся в запас! Мы знали: всегда, везде, при любых обстоятельствах он будет теперь человеком. По-настоящему активным, борцом за справедливость, за правду. Думаю, что мать Павла тысячу раз уже сказала слова благодарности армии, боевым товарищам ее сына.

Здесь, в Афганистане, у нас не было показной дружбы. Боевая обстановка фальши не выносит.

Праздники у нас отмечались часто. Ведь день рождения каждого солдата и офицера это и есть для всех праздник. У нас был большой казан. В дни рождения солдаты — узбеки и таджики готовили для всех замечательный плов. А яичницу из пятисот яиц вы когда-нибудь видели? Она тоже стала у нас традиционной.

В канун очередного дня рождения кого-нибудь обязательно командировали в магазин за конфетами, фруктами, печеньем. И все это — на стол. В красном углу — именинник, рядом вся рота — и офицеры и солдаты. Стол — через все помещение. Его мы из эрэсовских снарядных ящиков сами сколотили. Сидели, лакомились, говорили об имениннике, о жизни.

Если бой, то там командир был требовательным и даже, когда необходимо, жестким. А в быту отношения всегда складывались теплые, человеческие. Если надо, то и трудились дружно, все вместе.

К 1984 году нашу крепость, где поначалу из углов выгоняли змей, а сверху сыпался песок, было не узнать. Досками от снарядных ящиков обшили потолок, настелили пол. Все вместе оборудовали Ленинскую комнату, комнату бытового обслуживания. А вот баня — настоящая, с парной, мыльной, раздевалкой — это, горжусь, моя заслуга. Делал, конечно, тоже вместе с ребятами.

Когда уходили на задания, в казарме всегда оставались несколько человек — наряд, приболевшие. И вот, как любящая жена или мать, ребята готовились встретить своих товарищей: всегда натоплена баня, варится что-то сверхвкусное. Мы действительно жили одной дружной семьей...

Что я вынес из своего пребывания в составе ограниченного контингента советских войск в ДРА? Однозначно [106] на этот вопрос не ответить, но сформулировать свои мысли все же попытаюсь.

Первое и главное. Я убедился в глубоком понимании каждым солдатом и офицером своего интернационального долга. Уговаривать и убеждать там никого не надо было. Думаю, сутью, второй натурой стал для советского человека интернационализм.

Второе. Во мне утвердилась вера в величайшую силу коллективизма, солдатского братства. Наверное, примеры, которые приведены выше, достаточно убедительно свидетельствуют об этом.

И третье. Очень многое я уяснил для себя и как политработник. В Афганистане я был заместителем командира роты по политической части, сейчас являюсь пропагандистом гвардейского учебного мотострелкового Ленинградского Краснознаменного ордена Кутузова полка имени Ленинского комсомола. Именно встречи с настоящими людьми дали мне многое для понимания человека, для работы с солдатами и офицерами, чтобы слово, сказанное во время беседы или на собрании, отозвалось в сердце воина, в его конкретном добром поступке. [107]

Дальше