Смелые люди

Если бы в день прибытия в Афганистан мне кто-нибудь сказал, что эта выжженная докрасна земля, эти хмурые горы и глухие дувалы войдут в мою душу и станут ее тревожить даже после возвращения на Родину, я определенно этому не поверил бы. «Ну и пекло», — подумал я, когда на аэродроме в Кабуле сошел на землю.

Я пробыл на афганской земле год. И, уезжая, с сожалением расставался с этим по-своему интересным краем. Сейчас и хмурые горы, и серые дувалы, и живущие за ними люди снятся мне по ночам. Я часто думаю о них и, честное слово, хотел бы вернуться назад.

Чем объяснить это? Пролитой кровью на афганской земле? Не только. Тягой к боевым товарищам? Конечно. Но и это не все. Я увидел, какие несчастья и горе принесла необъявленная война афганскому народу! Конечно, о том, что происходит в Афганистане, я знал хорошо и раньше из радио — и телепередач, сообщений печати. Но одно дело услышать из чьих-то уст или прочитать в газете и другое — увидеть своими глазами. Так сказать, убедиться на собственном опыте.

Представьте себе такую картину. Колонна машин с мукой, крупой, макаронами, под охраной батальона советских войск, с боем прорывается в отдаленные кишлаки, блокированные душманами. Стычки следуют одна за другой. Открытых схваток бандиты избегают, предпочитая нападать из-за угла, из засад в горах и ущельях. Пули свистят над головой, врезаются в борта машин, и из них струйками сыплется на дорогу мука, крупа, сахар... Когда караван наконец вступает в кишлак, к машинам бросаются дети. Они протягивают к солдатам руки, просят есть...

Наш командир батальона Герой Советского Союза капитан Руслан Аушев хмурится словно от боли и нетерпеливо говорит солдатам: [30]

— Дайте им хлеба.

А солдаты и сами, без команды, развязывают вещевые мешки, достают из них хлеб, банки с тушенкой, сахар. Они так же, как и их командир, переживают в эти минуты и боль, и гнев.

Но ведь то, что мы увидели в этом кишлаке, только капля страдания афганского народа. За годы необъявленной войны душманы разрушили и сожгли тысячи школ, больниц и мечетей, лишили крова многие тысячи семей бедняков, убили многих мирных жителей. Мы это видели своими глазами. Поэтому все советские воины, выполняющие интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, принимают близко к сердцу и несчастья, и заботы афганцев.

Солдат Володя Климов, награжденный медалью «За отвагу», уволившись в запас, говорил:

— Пока там будут голодом и пулями убивать детей, я не смогу спокойно жить...

Я верю в искренность этих слов потому, что чувствую то же самое. Все наши воины помыслами и делами своими вместе с афганским народом, отстаивающим идеалы апрельской революции. Об этом свидетельствуют отвага и мужество советских воинов, которые они проявляют в боях с душманами.

...Крупная банда душманов оседлала очень выгодную в военном отношении сопку. На ее пологих скатах противник соорудил многочисленные огневые точки. Там же разведчики обнаружили минные поля.

Приказ гласил: «Высоту занять, банду разгромить, население близлежащих кишлаков избавить от грабежа и издевательств».

Осматривая высоту в бинокль, командир батальона капитан Аушев знал, что задачу выполнить непросто. Особенно беспокоили комбата минные поля. Снять мины заранее не позволят снайперы, засевшие наверху, а пускать танки и боевые машины пехоты напролом — значит потерять много людей и боевой техники.

Командир взаимодействовавшего с нами афганского подразделения был нетерпелив:

— Давай сигнал атаки, Ауш. Сомнем их в порошок.

Но капитан Аушев не торопился. Продолжал изучать сопку, ее склоны, пути подхода. Он напряженно думал о том, как организовать бой, чтобы победить с наименьшими потерями. Прежде всего появилась мысль найти возможность выйти на фланги или даже в тыл противника. Но и без бинокля было видно, что с трех сторон высоты [31] зияют крутые обрывы и техника там не пройдет. Спешивать же людей, лишая их броневой защиты, опасно. Будут большие потери.

Капитан перевел взгляд влево. Там, километрах в двух от места, где сосредоточен батальон, у самого подножия горы прилепился кишлак. Туда вела извилистая дорога. Петляя, она огибала овраг. По ней он полчаса назад направил лейтенанта Валерия Никулина. «Дорога эта наверняка не заминирована, — подумал капитан. — Там с утра до ночи ездят местные жители, перегоняют скот. Что, если перебросить туда батальон?»

И сразу возник вопрос: «А что это даст? Здесь огневые мешки, а там — неприступные скалы. Впрочем, так ли уж они неприступны? Бинокль бежит по коричневой змейке дороги. Вот это крутизна! Машины здесь наверняка не пройдут, а люди... Людям будет нелегко».

И тут мне хочется сделать маленькое отступление. Наш командир батальона — человек большой души. Солдат любил, как родных братьев. Но в учебе, на тренировках не жалел ни себя, ни их. Недалеко от нашего лагеря он разметил в горах сложную тренировочную трассу и регулярно выводил на нее роту за ротой. Даже соревнование специальное придумал: надо было в порядке эстафеты пройти по трудному горному пути в ограниченное время. Взвод, который окажется в этом соревновании первым, получает ящик сгущенного молока в свое распоряжение.

Вот эта высшей сложности нагрузка и помогла нам стать физически крепкими и чрезвычайно выносливыми. И сейчас, принимая решение на бой, командир учел эту нашу способность.

Вернулся лейтенант Валерий Никулин с группой солдат. Доложил: дорога в кишлак вполне проходима и не заминирована. Душманы, по всей видимости, спокойны за этот район и уверены, что мы не решимся двинуть боевую технику к почти отвесным скалам.

— В гору поднимались? — спросил комбат Никулина. — Сколько требуется времени? Есть ли тропы?

Получив ответы на эти вопросы, комбат стал прикидывать, сколько потребуется времени для задуманного маневра. Выходило, что не. так уж много. Но это при условии, если душманы не разгадают наш замысел и не успеют к определенному моменту перебросить часть сил к этому месту. Если же душманы поймут маневр батальона и вовремя поставят хороший заслон, они там будут [32] в тактически выгодном положении, получат возможность вести прицельный огонь. Как же быть?

«Надо, — решает командир, — сковать противника боем. Только так можно в какой-то мере «спрятать» от его наблюдателей задуманный маневр, обойти душманов из-за кишлака, ударить с тыла, ошеломить и сбить с занимаемых позиций на ими же поставленные мины».

Капитан вызвал меня к себе и, подробно изложив обстановку, приказал начать атаку противника прямо отсюда, с исходного положения.

— Сил у тебя, — сказал он, — кот наплакал. Но ты не бойся. Артиллерия остается на месте и будет подавлять вражеские огневые точки в полосе боя. А там и мы подоспеем.

Сил действительно было мало, всего один стрелковый взвод. И ему следует наступать так, чтобы у противника не появилось даже сомнения в малочисленности наступающего подразделения.

Капитан Аушев лучше кого-либо другого понимал, на что посылает он взвод. И чтобы смягчить напряжение, положил на мое плечо руку и сказал:

— Ты сам в пекло не рвись и придерживай ребят. Делай вид, что атакуешь. Побольше огня и поменьше риска. На мины не лезь.

Славный человек Руслан Аушев. Он страдал за каждого погибшего солдата, жалел, как отец, каждого подчиненного. Мы были с Русланом друзья, и я хорошо знал его. Поэтому, слушая командира, мне хотелось сказать ему: «Оставь, не тревожься. Сам ведь знаешь, что нельзя сковать противника имитацией атаки. Тут надо действовать решительно. Ты бы действовал именно так».

Но ничего подобного я не сказал. Я побежал выполнять поставленную задачу.

Сначала открыла огонь наша артиллерия. Потом, по моей команде, пошли вперед отделения. Понимая обстановку и помня мои указания, солдаты двигались по одному, очень короткими перебежками. Сделает солдат три-четыре шага и падает за ранее намеченное укрытие. А товарищи в это время ведут интенсивный огонь.

Вот вскочил, а через четыре-пять шагов упал за валуном рядовой Назаров. Душманы моментально открыли огонь из пулемета. Огневую точку тотчас же засек наш снайпер рядовой Медведев. И в сторону бандитов протянулись огневые трассы его автомата.

Смело и расчетливо действовал сержант Абидов. Его команды были точны и разумны. [33]

— Не горячись, Байшиналиев! — бросает он солдату. — Четыре шага, не больше!

Душманы бьют со всех сторон. Наша, хоть и не густая, цепь тревожит их. Чувствуется, что они боятся сближения и видят единственное средство предотвратить его — это мощный огонь.

Если бы они знали, что это их усердие полностью отвечает нашим планам! Когда наши артиллеристы открыли огонь по врагу, чтобы облегчить атаку взвода, цепочка боевых машин, в которых находились главные силы батальона, рванулась вниз по проселку. Душманы, конечно, не могли не видеть облака пыли, поднятого колонной. Но под градом снарядов и пуль им было не до смены позиций. Надо было отбивать атаку боевых машин моего взвода.

На максимальной скорости основные силы батальона преодолели трехкилометровое расстояние. У подножия горы люди спешились и начали штурмовать высоту.

Как ни надеялись душманы на отвесные скалы, но они все же не оставили это направление без заслона. Однако он был очень и очень малочисленным. Карабкающихся в гору советских солдат встретили очереди из автомата и винтовочные выстрелы. Но огонь врага скоро подавили наши пулеметы. Подъем на высоту продолжался. Он был очень трудным, но это не смутило солдат. Многочисленные тренировки на горных тропах оказались ненапрасными. Помогая друг другу, используя свое снаряжение, солдаты карабкались на крутизну, сосредоточиваясь в указанных пунктах взводами и ротами.

— Подготовиться к атаке! — подал команду капитан Аушев, когда взводы заняли свои боевые порядки.

Развернувшись в полукольцо, батальон двинулся в нашу сторону. Атака теперь велась с фронта и с тыла. Поняв, что попали в ловушку, душманы заметно ослабили огонь. Одни бросали оружие и поднимали руки, другие пытались выскользнуть из окружения и скрыться.

Этот трудный бой мы выиграли благодаря отваге, мужеству и воинскому мастерству солдат и офицеров, и прежде всего благодаря воинскому таланту нашего командира батальона Героя Советского Союза капитана Руслана Аушева. Его смелые решения не раз помогали наиболее эффективно использовать возможности оружия и самих воинов. Сошлюсь на такой пример.

В одном из боев наше подразделение оказалось в очень трудном положении. Засевшие в укрытиях душманы открыли по нашим взводам плотный огонь. Он буквально [34] не давал поднять головы. Единственным действенным средством в таком положении был дружный, сосредоточенный огонь гранатометов, способных накрыть и разрушить вражеские укрытия. К сожалению, под рукой у командира был всего один гранатомет. Все остальные находились в цепи наступающих. Пришлось вызывать по радио чуть ли не всех командиров рот и взводов, каждому ставить задачу, объяснять, куда должен прибыть гранатометчик.

После этого боя комбат установил единый, видный отовсюду сигнал сбора гранатометчиков Вроде бы и малозначащее новшество, но как оно помогало в последующих боях с душманами!

Вспоминаю свою первую встречу с врагом. Я тогда только-только вступал в самостоятельную командирскую жизнь. Через неделю после прибытия в часть мне со взводом поручили сопровождать колонну машин с товарами для населения провинции Баграм. «Как-то солдаты будут выполнять мои команды?» — думал я.

Но мои опасения оказались напрасными. Как только засвистели над колонной душманские пули и я подал команду машинам принять боевой порядок, сразу же было произведено перестроение и по огневым точкам бандитов воины открыли мощный пулеметный и автоматный огонь. Душманы не выдержали его и стали отходить. Я облегченно вздохнул...

После этого боя уверенность в подчиненных никогда меня не подводила. Наоборот, помогала выходить из самого трудного и даже трагического положения. А такое тоже было.

Дорога в провинцию Пандшер проходит по глубокому ущелью, тянущемуся километров шестьдесят Плодородные земли стянули сюда большие силы душманов. Оснащенные американским оружием, они буквально закупорили ущелье. На сопках оборудовали сильные опорные пункты, дорогу засыпали минами.

На разгром душманов были посланы подразделения афганской армии. Мы оказывали им в этой операции помощь.

Громить бандитов решили по частям. Одни подразделения вошли в ущелье по дороге, другие высадились с вертолетов в различных пунктах в глубине ущелья. Такая тактика, по замыслу, должна была распылить силы душманов и ускорить сам ход операции.

Взвод, которым я командовал, был включен в головной отряд. Мы двигались вместе с саперами, на которых [35] командование возложило нелегкую задачу — расчистить путь для основных сил. Но я уже говорил, что дорогу и ее обочину душманы усыпали минами. Причем они так спешили, что некоторые мины замаскировали кое-как.

Я так подробно говорю об этом потому, что именно количество установленных душманами мин мешало передовому отряду двигаться в установленные для него сроки. Саперы работали самоотверженно, но у каждого из них было только по две руки.

А ведь нам назначили срок, в который АЛЫ должны достигнуть определенного пункта и поддержать усилия высадившихся там товарищей. Когда торопишься, все делается до обидного медленно. Наши саперы были настоящими мастерами своего дела. Забросав обочину обезвреженными минами, они все же, как мне казалось, двигались чрезвычайно медленно.

— Рядовой Мамедов! — подозвал я одного из солдат. — Пойдите к саперам и попросите у них «кошку». Будем разминировать и мы.

Стали помогать саперам. Там, где нашего мастерства не хватало, ставили флажки, другие обозначения опасности. Дело пошло быстрее, и вскоре мы подошли к указанному пункту. Душманы встретили нас сильным пулеметным и автоматным огнем. Завязался бой. Он был скоротечным. Наши гранатометы и подоспевшие орудия разнесли в клочья укрепленный пункт врагов. Бросая оружие, они сдавались в плен или, как змеи, уползали по расщелинам в горы.

Бой заканчивался. Солдаты взвода ложились на землю, предвкушая пусть даже короткий, но такой желанный отдых. Но этого не произошло. Меня вызвал командир роты и приказал поднять взвод. Оказывается, в нескольких километрах от нас душманы окружили высадившийся там десант наших товарищей. Надо спешить на выручку.

Мы должны были подняться в горы и ударить душманам в спину. Тяжелым оказался этот путь. Пот заливал глаза, ноги подкашивались, сердце билось так, как будто хотело вырваться из груди. И все же мы точно в назначенное время подошли к опорному пункту душманов и дружно атаковали его.

Борьба с душманами имеет свои особенности. Стычки с ними возникают в самое неожиданное время и в самых неожиданных местах. Они внезапно кончаются и потом вдруг возникают вновь. Так было и на этот раз. Мы полностью уничтожили опорный пункт врага. Но вот на дороге показалась колонна машин с товарами для [36] населения освобожденных кишлаков. И с сопки, до этого казавшейся безжизненной, вдруг ударили автоматные очереди, полетели гранаты.

И вновь взвод в бою. Мы выбили бандитов из их укреплений на склонах сопки, вышли на ее гребень. Он был ровный и песчаный. Преследуя бандитов, взвод выскочил на ровное, открытое место и попал под сильный огонь.

— Ложись! — подал я команду и сам упал на землю. Быстро работая обеими руками, нагреб перед собой кучу песка. Получился неплохой бруствер, из-за которого можно было осмотреться и решить, как действовать. Я посмотрел вперед, направо, налево, взглянул назад. И тут увидел бегущего по песку рядового Мамедова.

— Ко мне! — крикнул я ему, уверенный что только так можно спасти его от неминуемой гибели.

Дело в том, что местность кругом открытая, а душманы, чувствуя свое тактическое превосходство, поливали ее очередями, не жалея патронов. Мой бруствер был единственным местом, за которым можно укрыться. Правда, я делал его на одного и в спешке, но в трудный момент он мог укрыть и двоих.

Но как только Мамедов оказался рядом, я понял, что бруствер нас двоих не укроет. Решил подвинуться и дать место солдату. И только хотел это сделать, как что-то сильно обожгло ногу...

Минуту назад я думал о том, как уберечь от беды рядового Мамедова. Сейчас стал думать обо мне он.

— Здесь нам оставаться нельзя, — говорил солдат. — Кровью изойдете. Да и песок — укрытие ненадежное. Надо пробираться к ребятам, к склону сопки.

И он потащил меня к своим. Медленно, ползком, замирая при выстрелах душманов. В одном месте, услышав треск автоматов, Мамедов накрыл меня своим телом. Солдат принял огонь на себя, был ранен в руку, но дотащил меня до укрытия, где обосновались наши воины.

До ночи взводу пришлось отбиваться от наседавшего врага. Я был ранен еще несколько раз и с трудом переносил боль. В госпитале мне ногу ампутировали.

Встал вопрос: как быть дальше? Честно скажу, не окажись я в Афганистане, не испытай того, что испытал, глядя на страдания детей, женщин, стариков в афганских кишлаках, вероятно, решил бы этот вопрос просто: уволился бы в отставку, приобрел бы хорошую гражданскую профессию и жил бы, как живут другие. Но армия, а [37] особенно бои за правое дело, за счастье людей, позволила мне открыть в профессии офицера нечто такое, что сроднило меня с нею навеки. Это нечто — глубокое понимание полезности людям твоего труда, величие той цели, которой мы служим.

Я решил продолжать службу в армии. Написал рапорт министру обороны СССР и попросил его, несмотря на тяжелое ранение, оставить в рядах Вооруженных Сил СССР. Просьба моя была удовлетворена. Я остался на службе и теперь готовлю юношей к защите социалистической Родины. Пусть те, кто придет в армию и на флот в последующие годы, будут достойной нашей сменой, умелыми и мужественными солдатами своего народа. [38]