Содержание
«Военная Литература»
Мемуары
Ян Синь-сян

Прорыв через ущелье Лацзыкоу

В сентябре 1935 года войска 1-го фронта Красной армии, вместе с которыми следовали Центральный Комитет партии и Председатель Мао Цзэ-дун, успешно преодолели снежные вершины гор, болотистую степь и подошли к подножию горы Миньшань. На этот раз на пути встала новая естественная преграда — высокогорное и труднодоступное ущелье Лацзыкоу.

Только пройдя через это ущелье, войска 1-го фронта могли успешно продвигаться на север и соединиться с частями Красной армии, действовавшими в Северной Шэньси.

Ущелье Лацзыкоу представляет собой естественные ворота между провинциями Сычуань и Ганьсу. Имея длину около тридцати метров, оно пролегает между крутыми отвесными скалами. По дну ущелья несется стремительный горный поток.

Над рекой провисал деревянный мост, к которому с обеих сторон подходила горная дорога, проложенная в уступах отвесных скал.

Нам предстояло пройти через мост и выйти на север. Задача была необычайно трудная. Она осложнялась тем, что противник соорудил перед ущельем окопы полного профиля и мог небольшими силами преградить путь нашим войскам. Действительно, в этой узкой горловине один вражеский солдат мог выдерживать натиск большого отряда.

Ущелье Лацзыкоу обороняли два батальона{50} армии ганьсуского милитариста Лу Да-чана. Часть сил противника [141] охраняла подступы к мосту. Помимо этого, к западу от моста располагались глубоко эшелонированные позиции, а к востоку, вдоль горного склона, были возведены блокгаузы, пулеметные гнезда которых, расположенные треугольником, блокировали переход через ущелье. Главные силы армии Лу Да-чана были сосредоточены в городе Миньчжоу, примерно в шестидесяти километрах от Лацзыкоу, с таким расчетом, чтобы в случае необходимости оказать поддержку своим войскам, оборонявшим ущелье.

16 сентября в полдень наш передовой отряд — 2-й батальон 4-го полка 2-й дивизии в семи с половиной километрах от ущелья Лацзыкоу в ожесточенном двадцатиминутном бою разгромил один вражеский батальон и овладел его позициями. Вслед за тем был уничтожен еще один батальон противника, действовавший из засад, и захвачено в качестве трофеев большое количество муки, сахару и другого продовольствия. Успехи окрылили наших бойцов. В едином порыве они устремились вперед и, сметая на своем пути все преграды, вплотную приблизились к ущелью Лацзыкоу.

Первый выстрел, послуживший сигналом к прорыву через ущелье, был произведен во 2-й роте. Однако, поскольку бой завязался днем и противник нас хорошо видел, наши неоднократные атаки были отбиты. Вражеские солдаты забрасывали бойцов ручными гранатами. Мы несли потери.

Командование приказало 4-му полку перегруппировать свои силы и снова готовиться к наступлению. Нужно было во что бы то ни стало прорваться через ущелье Лацзыкоу до того, как могло подойти вражеское подкрепление, в противном случае наше положение намного ухудшилось бы.

Получив в четыре часа дня приказ командования, командир полка немедленно вызвал к себе командиров батальонов и рот. На состоявшемся экстренном совещании комиссар полка Ян Чэн-у передал собравшимся приказ командования и сказал: [142]

— Сегодня ночью во что бы то ни стало мы должны прорваться через ущелье Лацзыкоу! Ни река Дадухэ, ни висячий мост через нее у Лудина не задержали продвижения Красной армии. И на этот раз она пробьется через Лацзыкоу!

Взглядом, полным твердой уверенности, он окинул присутствовавших и добавил:

— Имеется единственный путь на север — через ущелье Лацзыкоу; слева нам угрожает более чем двадцатитысячная конница местного правителя Яна, справа — главные силы милитариста Ху Цзун-наня. Если здесь мы не пройдем, придется вернуться в болотистую степь. — Он замолчал, словно собираясь с мыслями, и вдруг громко воскликнул: — Так что же, товарищи, вернемся в болотистую степь или возьмем Лацзыкоу?!

— Возьмем Лацзыкоу! — решительно в один голос ответили все.

Слова комиссара воодушевили командиров батальонов и рот, многие нетерпеливо потирали руки. Я слегка толкнул политрука Фу Цзо-жэня, он понимающе кивнул мне. В это время Ян Чэн-у спросил:

— Которая из рот желает взять на себя задачу первой начать прорыв через Лацзыкоу, прошу...

Я не дал договорить ему:

— Товарищ комиссар, шестая рота готова взять на себя эту задачу!

Командир полка переглянулся с комиссаром, а затем сурово спросил меня:

— А сможете?

— Да! — без малейшего колебания ответили мы с политруком в один голос.

— Все пулеметы полка передать в распоряжение шестой роты! — тотчас же отдал приказ командир полка.

Получив дополнительные указания от командира полка, мы с политруком быстро вернулись в свою роту и сообщили товарищам о принятом решении, о предстоящей боевой задаче.

Бойцы, не теряя ни минуты, начали готовиться к бою. Одни обвязывались связками ручных гранат, другие оттачивали до яркого блеска штыки.

Смеркалось. Командир полка вместе с командиром 2-го батальона Чжаном, я и командиры взводов приблизились, [143] насколько было возможно, к ущелью и произвели рекогносцировку местности. Наметили план атаки. Вслед за этим наша рота бесшумно заняла позиции отошедшей в тыл 2-й роты и приготовилась к бою.

Когда вечерняя мгла окутала горы, начался бой. По моему приказу огневая мощь всех наших пулеметов смертоносным вихрем обрушилась на позиции противника. Под прикрытием шквального огня тридцать смельчаков во главе с командиром 1-го взвода, прижимаясь грудью к земле, подползли почти к самому мосту и притаились там в ожидании сигнала атаки. Коварный враг в это время укрывался в траншеях. Он знал, что скоро должна начаться наша атака, и настороженно выжидал.

Наконец пулеметный огонь стих. Бойцы бросились в атаку. Противник открыл ответный огонь, в нашу сторону полетели вражеские гранаты. Условия местности не благоприятствовали нам. Наши бойцы неоднократно бросались в атаку, но каждый раз вынуждены были отходить назад. Мы потеряли несколько человек убитыми более десяти бойцов были ранены.

— Ах, черт!.. Опять сорвалось. А ну, поддай еще! — приказал я пулеметчикам, и без того остервенело строчившим из пулеметов. В горах стоял сплошной гул, откуда-то издалека, из лощины, доносился отзвук разрывов. Пули, со свистом ударяясь о скалу, нависшую над позициями противника, и рикошетом отлетая от нее, огненными искрами взвивались ввысь! Как ни старались мы подавить огонь противника, нам это не удавалось. Ручные гранаты по-прежнему обрушивались на нашу штурмовую группу, не давая ей возможности ни на шаг продвинуться вперед.

От неудачи меня душила ярость. Я сам взялся за пулемет. Мною владела одна лишь мысль: «Огонь!.. Огонь!.. Еще огонь!» В горячке боя я забыл подлить в кожух воды. Из-за этой оплошности вскоре пулемет вышел из строя.

Председатель Мао Цзэ-дун и штаб армейского корпуса несколько раз посылали к нам связных, чтобы выяснить обстановку, узнать, где находятся сейчас штурмовые отделения, как протекает бой, какие имеются трудности, нужна ли помощь.

Я приказал командиру 1-го взвода отвести взвод назад, руководить пулеметным огнем вместо себя оставил [144] политрука, а сам со 2-м взводом ползком добрался до исходной позиции и опять повел бойцов в атаку. Мы снова и снова поднимались и бросались вперед, но по-прежнему не могли приблизиться к мосту. Противник продолжал забрасывать нас ручными гранатами. Многие из них падали на землю не разрываясь (видимо, вражеские солдаты от страха забывали срывать с них предохранительные кольца). На расстоянии пятидесяти метров от моста вся горная дорога с нашей стороны была усеяна гранатами и осколками. В некоторых местах их было так много, что мы, пробираясь по дороге ползком, осторожно отгребали их в стороны и сбрасывали в реку.

Ожесточенный бой продолжался до позднего вечера. Мы предприняли более десяти атак, и все они были безрезультатными.

Понеся в этой узкой горловине потери убитыми и ранеными и не добившись успеха, мы убедились, что, полагаясь на одну лишь храбрость, нельзя добиться успеха. С разрешения командования мы временно отошли назад, чтобы передохнуть и подготовиться к новому бою.

Наш ротный повар из трофейной муки приготовил вкусную пищу, и все принялись за еду.

Изнемогая от усталости, я присел на большой камень. В воспаленном мозгу все время вертелась высказанная комиссаром Яном мысль: «Если не возьмем Лацзыкоу, придется возвращаться в болотистую степь!» А кто из нас не изведал мук, связанных с переходом через болотистую степь! Разве можно вернуться назад? Нет!

С трудом превозмогая ноющую боль в теле, я поднялся. Непроглядная тьма окутала все вокруг, на небе не было видно ни одной звездочки. Голоса бойцов приумолкли, воцарилась мертвая, гнетущая тишина. «Кажется, все уснули», — подумал я. Я тихо подошел к спящим, стараясь не потревожить их. Вдруг сквозь вечернюю мглу до моего уха отчетливо донеслись голоса нескольких человек. Это бойцы обсуждали меж собой боевые события истекшего дня.

— Видно, накрепко закупорил нам дорогу противник, — сказал один.

— Я думаю, — произнес другой, — что одной лобовой атакой здесь не обойтись. [145]

Я решил пойти к политруку Фу Цзо-жэню, чтобы предложить ему провести совещание коммунистов и комсомольцев роты, на котором обсудить с ними создавшееся положение.

На совещании секретарь партийной ячейки полка Ло Хуа-шэн рассказал коммунистам и комсомольцам о создавшейся обстановке, призвал выделить из их числа в штурмовой отряд товарищей, готовых пожертвовать собой ради победы. Его краткая, но исключительно сильная и убедительная речь вызвала у бойцов прилив новых сил. Все решительно заявили: «Ни за что не отступим в болотистую степь, пробьемся вперед!» Более двадцати коммунистов и комсомольцев тотчас, не колеблясь, записались в штурмовой отряд, готовый во что бы то ни стало пробиться через ущелье. Я решил, что двадцать, пожалуй, много и отобрал из них пятнадцать — самых смелых и отважных бойцов. Разбил их на три штурмовых звена. Вместе со мной отряд составил шестнадцать человек. Мы должны были, действуя мелкими группами, в непрерывных атаках измотать и обескровить врага и, наконец, выбрав подходящий момент, отбить мост.

В заключение Ло Хуа-шэн сообщил нам:

— Первая и вторая роты во главе с командиром полка переправятся через реку ниже по течению, поднимутся по крутой скале наверх и, поддерживая наше наступление, ведущееся с фронта, нанесут противнику удар с тыла.

Эта новость еще больше воодушевила бойцов. Коммунисты и комсомольцы, записавшиеся в штурмовой отряд, все, как один, поклялись: «Отомстим за погибших боевых друзей, не отступим ни на шаг, пока не возьмем Лацзыкоу!»

Все бойцы штурмового отряда вооружились маузерами, приготовили патроны, опоясались ручными гранатами и заложили за спины остроотточенные клинки. Мы решили атаковать противника с двух направлений: я с пятью бойцами должен был незаметно спуститься к реке, пробраться вдоль ее берега к опорам моста и, держась за перекладины, переправиться под мостом на противоположный берег; другим двум звеньям во главе с командиром 1-го взвода предстояло подойти к мосту и по нашему сигналу броситься в атаку на противника. [146]

Темнота постепенно сгустилась. Казалось, и небо, и ущелье, и река слились воедино в непроглядной тьме.

Ничто не нарушало тревожную тишину. Слышно было лишь, как шумит стремительный горный поток. По-видимому, противник решил, что, изнуренные непрерывными атаками, мы не сможем больше продолжать наступление, а потому укрылся в дотах и окопах, чтобы вздремнуть. Согласно намеченному плану, я с пятью храбрецами, цепляясь за ветви кустарников, разросшихся по склону скалы, ежеминутно рискуя сорваться вниз, медленно шаг за шагом спустились к реке и по пояс вошли в ее холодную воду. Наши лица и руки были сильно исцарапаны колючками. Но мы не замечали этого.

Повязавшись белыми платками, мы цепочкой сквозь ночную тьму двигались по направлению к мосту. По платкам мы различали друг друга. Скорее бы забраться под мост! Когда мы подошли к мосту совсем близко, вдруг раздалось «кр-рак» — это шедший за мной товарищ наткнулся на какую-то корягу. Я замер. «Все пропало! — промелькнула мысль. — Противник обнаружил нас и сейчас откроет огонь из пулеметов, а нам даже негде укрыться». Однако прошла минута... другая... Со стороны противника не последовало никаких действий. Видимо, шум стремительного течения воды заглушил звук, вызванный неосторожным движением нашего товарища. Переведя дыхание, мы снова начали пробираться вперед; чем ближе мы подходили к мосту, тем учащеннее стучало сердце в моей груди. Вот наконец и мост. Шедший впереди боец пробрался под него и, ухватившись за перекладину, на вытянутых руках стал передвигаться на противоположный берег. Однако нас опять постигла неудача. Не выдержав тяжести тела, перекладина с треском обломилась, вслед за этим последовал всплеск воды — это в реку упал наш товарищ. На этот раз противник нас обнаружил. Ночную тишину мгновенно пронзили пулеметные очереди, послышались разрывы ручных гранат, винтовочные выстрелы. Вражеский огонь преградил нам путь, двигаться дальше было бессмысленно, у нас не было другого выхода, кроме как укрыться в каменной выемке на скалистом берегу под мостом и выжидать подходящий момент для дальнейших действий. [147]

В это время наверху, над нашими головами, раздались оглушительные разрывы гранат. Оказывается, десять храбрецов во главе с командиром 1-го взвода, услышав стрельбу и решив, что мы добрались до противоположного берега, выскочили на мост, забросали окопы противника гранатами и стремительно ринулись в атаку. Преодолев на мосту заграждения, они выхватили клинки и вступили врукопашную с вражескими солдатами.

Противник, не ожидавший такого стремительного удара, был застигнут врасплох, в его рядах началась паника.

Мы, услышав атаку наших товарищей на мосту, не взирая на огонь противника, цепляясь руками за перекладины, один за другим перебрались на противоположный берег. Размахивая клинками, с возгласами «вперед!», «смерть врагу!» мы стремительно бросились врукопашную. Вот прямо передо мной вражеский солдат, он наводит на меня винтовку, но, не успев нажать на спусковой крючок, падает на землю от удара моего клинка. Вот командир 1-го взвода, сраженный вражеской пулей, упал поблизости от меня. Собрав последние силы, он крикнул: «Товарищи, вперед!» Его призыв еще больше воодушевил нас. Охваченные ненавистью к врагу, горя желанием отомстить за гибель товарищей, мы неудержимо рвались вперед. Ряды противника дрогнули.

Светало. В это время за горой в тылу врага в небо вдруг взвились три красные сигнальные ракеты, возвестившие начало общей атаки. Это 1-я и 2-я роты во главе с командиром полка, обойдя успешно противника и установив на горе пулеметы, начали обстреливать его позиции с тыла. И без того ошеломленные нашей атакой вражеские солдаты, услышав стрельбу у себя в тылу, решили, что Красная армия окружила их со всех сторон, побросали оружие и в панике бросились врассыпную, стараясь спасти свою жизнь.

Оставшиеся в живых восемь или девять человек из штурмового отряда по пятам преследовали и уничтожали пустившихся наутек солдат противника. Желая отомстить сполна за всех своих погибших товарищей, мы беспощадно рубили врагов. Это продолжалось до тех пор, пока нас не нагнал товарищ Ло Хуа-шэн. Поравнявшись со мной, он несколько раз подряд прокричал мне: [148]

«Командир роты Ян! Не забывай о великодушии к пленным!»

Его слова немного охладили меня. К этому времени перепуганные до смерти солдаты противника без оружия, стоя на коленях по обе стороны дороги, смиренно ожидали своей участи. Не обращая на них внимания и оставляя их на попечение сзади идущих товарищей, я со своими людьми продолжал преследовать убегавших врагов.

Вскоре ошеломленный противник прекратил сопротивление. Не сумел он даже использовать преимущества своих глубоко эшелонированных позиций. Едва мы занимали новый рубеж, как солдаты противника, завидев нас, обращались в бегство.

Вся дорога была сплошь усеяна оружием и боеприпасами, брошенными врагом. Чем дальше преследовали наши бойцы отступавшего противника, тем бодрее они себя чувствовали. Казалось, и усталость, и голод как рукой с них сняло. Некоторые бойцы на ходу снимали с себя тяжелые, стеснявшие их движения гранаты и с одними клинками бежали вперед. С ходу мы ворвались в логово врага — его доты, казармы, склады, расположенные в Яньчуане, и, наконец, полностью захватили все его глубоко эшелонированные позиции.

Наступило утро. К нам подошел командир полка с 1-й и 2-й ротами. Увидев его, я, будучи не в состоянии более сдержать в себе нахлынувшее на меня радостное возбуждение, подбежал к нему и отрапортовал: «Мы победили! Проход через ущелье Лацзыкоу открыт!»

Командир полка крепко обнял меня, от волнения он не мог найти нужных слов. Наконец он с трудом произнес: «Тяжело пришлось вам, друзья».

«Мы победили! Путь через Лацзыкоу открыт!» — долго еще наши радостные возгласы оглашали ущелье. Победная весть передавалась от батальона к батальону, от полка к полку и дошла до Председателя Мао Цзэдуна.

В это время впереди со стороны города Миньчжоу снова послышалась оглушительная стрельба. Это наши главные силы завязали бой с частями армии милитариста Лу Да-чана, посланными в качестве подкрепления в Лацзыкоу. [149]

Дальше