Саперов мужество и труд

Фронтовики называли саперов тружениками войны. 400 тысяч километров дорог и колонных путей было проложено саперами, а 370 тысяч освобождено от мин. Почти на всех больших и малых реках мужественно работали саперы, под огнем врага прокладывая путь нашей пехоте и технике. Они построили и навели более 11 тысяч мостов и множество различного рода переправ. Около 10 тысяч вражеских танков подорвались на минах, установленных саперами.

642 воина инженерных войск удостоены звания Героя Советского Союза, 266 человек награждены орденами Славы трех степеней. 6 инженерных бригад, 190 инженерных, саперных и понтонных батальонов и 5 отдельных рот стали гвардейскими.

Боевая работа

В темную апрельскую ночь 1943 года нашу саперную роту 107-го отдельного саперного батальона подняли по боевой тревоге, приказали немедленно выдвинуться в район деревни Б. Хочуж (40 км южнее города Холм). Мы получили задачу обеспечить действия танковой бригады при прорыве обороны противника.

Прошли считанные минуты — и рота уже на марше. На рассвете стал слышен гул разрывов, пулеметные очереди. Чувствовалось, впереди идет ожесточенный бой. Прибыв на место, я — в то время командир роты — сразу направился на НП. Отсюда хорошо было видно, как пехотинцы и танкисты готовятся к очередной атаке. Начальник штаба танковой бригады уточнил моей роте задачу. При этом он указал, что проходы в заграждениях перед передним краем не проделаны, а в полосе наступления имеется неширокая река с илистым дном и топкими берегами. Мост через нее разрушен, его нужно срочно восстановить, иначе танки не пройдут.

Обычно проходы в своих минных полях устраивались за одну-две ночи до наступления, а в заграждениях противника [177] — в ночь перед ним. В то же время оборудовались и переходы через препятствия. Нам же предстояло сделать и то, и другое в ходе атаки. Поскольку местность была открытая, решили к переднему краю выдвигаться по кюветам вдоль дороги.

Искусно маневрируя под огнем противника, короткими перебежками бойцы устремились к мосту. Реки достигли благополучно. Здесь мы обнаружили, что мост находится в «мертвом» пространстве — сюда могли долететь только мины.

Разведка быстро установила, что настила нет совсем, но сваи и прогоны в отдельных пролетах целы, однако заминированы, конструкция мин оказалась незнакомой. Как же их обезвредить? Подрывать нельзя, снимать рискованно, но другого выхода нет. За опасную работу взялся командир 1-го взвода старший сержант Н. Косяк, мастер своего дела. Внимательно осмотрев мину, он убедился, что проводок, идущий от взрывателя, не натянут, а в мине только нажимной взрыватель. Перекусив проводок, сержант отвязал крепление и снял ее. Так же осторожно и внимательно осмотрел другие мины и только после этого разрешил их снимать.

Пока разминировали мост, взвод старшины И. Головина разыскал подручные материалы для настила. В дело пошли накатник и бревна с оставленных пехотой блиндажей и перекрытых участков траншей.

Вскоре подошли танки и по восстановленному мосту устремились на противоположный берег. Там бойцы взвода Н. Косяка уже устраивали проходы в минном поле. Подошедшая пехота вместе с танкистами надежно прикрыла огнем саперов. А им пришлось нелегко. Мощные противотанковые мины ТМ-35, торчавшие на поверхности там, где уже сошел снег, накрепко вмерзли в грунт. Сложность их разминирования заключалась еще и в том, что они бывают не только с верхними, но и с боковыми и донными взрывателями. Какие здесь, саперы пока не знали. Мины с донными взрывателями обезвреживать труднее и опаснее, да и времени на это надо много. Однако старший сержант сообразил, что мины ставились зимой и в мороз фашисты вряд ли стали бы применять донные взрыватели, а боковых не видно. Значит, верхние. Тросом сдернули одну мину. Взрыва нет. И дело пошло на лад. Саперы отрывали примерзшие мины от грунта и относили в сторону. Однако следовало быть осторожными — среди [178] десяти штук могли быть одна-две, установленные на неизвлекаемость. Но риск в нашем деле неминуем. Надо работать, танки не могут стоять под огнем.

И вот они уже рванулись вперед по проходам. Саперы с ними. Кто на броне, кто следом. Вдруг из-под переднего танка вырвался сноп огня, и он замер. Снова мины. Танки остановились, пехота под огнем залегла. Видимо, на этом направлении гитлеровцы установили минные поля на большую глубину, а своевременно разведать их не было возможности. Оставалось одно — идти впереди боевых машин и, прикрываясь их огнем, делать проходы.

В 20–25 м перед каждым танком первой линии шли два сапера-разведчика — один с миноискателем, второй со щупом, которым служил штык карабина. Подозрительные места они прощупывали и прослушивали, обнаруженную мину извлекали. За танками следовали остальные саперы. Они выполняли задачу групп разграждения, прикрывали своих товарищей огнем стрелкового оружия и в то же время служили резервом для смены выбывших из строя разведчиков.

Трудно идти впереди, когда кругом рвутся снаряды и мины, свистят пули. Но никто из саперов не дрогнул: они понимали, что сейчас от их умения и мужества зависит успех наступления. Ранило командира взвода старшего сержанта Косяка, его тут же заменил сержант Коротич. Но вскоре и он выбыл из строя. Санинструктор Леля Матвеева не успевала перевязывать раненых.

Особенно тяжелая обстановка сложилась на направлении взвода лейтенанта Боева. Здесь у противника был сильно укрепленный населенный пункт, подступы к которому он заминировал. Гитлеровцы вели по взводу пулеметный огонь из уцелевших каменных домов. Но что значит взаимная выручка в бою! Саперам помогли танкисты. Они уничтожили огневые точки врага прямой наводкой. Под прикрытием их огня саперы проделали проходы в заграждениях и вслед за танками ворвались в село. Вскоре оно было очищено от врага. К вечеру получили приказ о закреплении на достигнутом рубеже. Рота свою задачу выполнила.

На КП нас встретил корпусной инженер. «У танкистов, пехотинцев и артиллеристов, — сказал он, — единое мнение — саперы действовали отлично». [179]

На следующий день нас ждали новые боевые задания — предстояло разминировать местность, освобожденную от врага. Обычная боевая работа саперов...

Мост взорвать — мост построить

72-я гвардейская стрелковая дивизия, в составе которой действовал и наш 81-й гвардейский саперный батальон, занимала оборону юго-восточнее Белгорода.

Много труда затратили пехотинцы, артиллеристы и саперы для создания прочной обороны. Днем и ночью рыли траншеи и ходы сообщения, оборудовали блиндажи и убежища, НП и КП, устанавливали мины и проволочные заграждения, готовили к подрыву мосты и дорожные сооружения.

Когда возникли перебои с подвозом мин, мы решили использовать трофейные артиллерийские снаряды как мины натяжного действия. Устанавливали их перед передним краем, на флангах и в глубине своей обороны. Особо тщательно такими минами мы заминировали железную дорогу на участке Маслова Пристань — Щебекино.

Однажды вечером меня, инженера 222-го стрелкового полка, вызвал командир и сообщил, что, по данным воздушной разведки, в районе Приютовки противник построил мост через Северский Донец. Командир дивизии приказал подорвать его этой же ночью. На первый взгляд казалось, что выполнить такую сложную задачу просто невозможно: июньская ночь коротка, точное место моста неизвестно, да и саперы в тот момент все были на минировании.

Связываюсь по телефону с командиром саперного батальона:

— Пришлите срочно двух саперов, ящик взрывчатки, саперный проводник, электродетонаторы и подрывную машинку.

Затем, не теряя времени, звоню командиру стрелкового батальона. Мне нужны два разведчика, хорошо знающие местность, и команда из восьми человек. Намечаю маршрут движения через минные поля и продумываю вариант подрыва моста. [180]

...Двигаемся быстро, бесшумно, когда противник освещает местность — все ложимся. Прошли минное поле, подходим к берегу. Где же мост? Высылаю разведку в обе стороны, устанавливаю сигналы. Наконец разведчики сообщают — мост ниже по течению реки. Осторожно выдвигаемся к нему, проверяем, нет ли охраны, и приступаем к установке зарядов и подготовке электровзрывной сети.

Наступает рассвет. Оставаться всем здесь нецелесообразно: когда подорвем мост, противник обнаружит нас, и тогда придется вести с ним бой на открытой местности. Остаюсь я и один из саперов, остальные отходят.

Вдвоем продолжаем работу. Совсем рассвело, когда я вставил ключ в подрывную машинку и резко повернул его. Прогремел сильный взрыв. Мост взлетел на воздух. Теперь надо уходить. Ползем несколько метров, затем вскакиваем и бежим. Свистят пули. Но уже рядом спасительная траншея...

Одновременно погибли командир саперного батальона и его заместители — прямое попадание в блиндаж снаряда крупного калибра. Командовать батальоном пришлось мне. Части нашей дивизии перешли в наступление и вышли к реке Северский Донец. Мы должны были тщательно разведать места переправ, разминировать подходы к ним, подготовить переправочные средства, причем все это можно было делать только в темное время. И саперы с этим справились успешно.

Переправа и бой на противоположном берегу проходили в исключительно трудных условиях. Противник освещал реку ракетами, вел ураганный ружейно-пулеметный огонь, обстреливал переправу из минометов и орудий. Выходили из строя люди и техника, хотя многие раненые саперы не покидали своих мест, мужественно выполняя боевую задачу, а лодки ремонтировали прямо под огнем противника. С рассветом переправа приостановилась, лодки и плоты замаскировали, а саперы укрылись в щелях.

Чтобы ускорить переправу войск, саперы построили своеобразный пешеходный мост: протянули через реку два стальных троса, к ним прикрепили поплавки, между которыми укрепили бревна и уложили пролетное строение.

Противник вел систематический огонь по этому мосту, но вывести его из строя не смог: отдельные повреждения быстро устранялись. [181]

Штурмуем доты

Летом 1944 года севернее румынского города Пашкани, на участке обороны 232-й стрелковой дивизии, гитлеровцы создали мощный оборонительный заслон, состоящий из трех линий долговременных огневых точек. Доты были окружены заграждениями и располагались на местности так, что простреливались подступы к каждому из них. На танкоопасных направлениях стояли комбинированные доты с пушками. Все они были связаны системой ходов сообщения. На подступах к ним установлены противотанковые и противопехотные минные поля с заграждениями из колючей проволоки в три ряда. На проволоке — пустые консервные банки, звенящие от любого неосторожного прикосновения. Перед заграждениями был вырыт противотанковый ров. Все это, по мнению гитлеровцев, делало оборону неприступной.

Командир 99-го инженерно-саперного батальона капитан П. Китаев получил задачу взорвать четыре дота (два в первой линии и по одному во второй и третьей). В течение нескольких ночей саперы искали подступы к дотам, проделывали проходы в минных полях и заграждениях, готовили взрывные средства.

18 августа 3-я саперная рота была готова к выполнению боевого задания. Я подобрал группу добровольцев из числа наиболее опытных и смелых бойцов, в нее вошли лейтенант Н. Максай и опытный сапер-разведчик старшина А. Мячин. Нас проинструктировали командир инженерно-саперной бригады и корпусной инженер.

С наступлением темноты солдаты, взвалив на плечи ящики с толом (более 500 кг), ходами сообщения вышли на передний край — в расположение стрелкового батальона, оборонявшего участок против центрального дота.

Старший лейтенант, командир этого батальона, сообщил, что днем противник превосходящими силами атаковал его позиции. Получив отпор, враг отошел, но на всякий случай обстреливал подозрительные места. Ночью постоянно освещал местность ракетами.

Соблюдая осторожность, старшина Анатолий Мячин скрытно вывел нас на исходные позиции против дота. Сосредоточились в 70 м от него, в противотанковом рву.

Вперед выслали ударную группу. Ее возглавили старшина Мячин и сержант Колесников. Плотно прижимаясь [182] к земле, саперы подползли к забору из колючей проволоки. Работали вдвоем, не спеша и осторожно. На участке между двумя кольями сначала обрезали пустые банки, затем один перекусывал ножницами колючую проволоку, другой убирал ее за проход. Так без шума прошли три ряда. Дальше — минное поле. Привязав к поясам шнуры для ориентировки ползущих сзади, двинулись вперед. Ощупывая руками каждую травинку, проверяя щупом сантиметр за сантиметром, саперы продвигались по минному полю. Обнаруживший мину подавал сигнал товарищам подергиванием шнура. Все замирали на месте. Мина обезврежена — сигнал шнуром. И опять по-пластунски вперед. Когда очистили от мин и обозначили проход в минном поле, впереди увидели бруствер.

Стремительным броском ударная группа ворвалась в траншею врага и завязала бой. К этому времени подоспели остальные бойцы роты. Выставили заслон слева и справа от дота. На прикрытие прохода оставили небольшую группу. Действия саперов поддерживал стрелковый батальон.

Пока бойцы 1-го и 2-го взводов сдерживали натиск гитлеровцев, саперам удалось заложить заряд в амбразуру и взорвать дот.

Проникли внутрь через образовавшийся проем, попали в отделение, где помещалась пушка. По обе стороны от нее располагались двухъярусные нары. Тут же валялись стреляные гильзы и снаряды. Гитлеровцев здесь не было. Увидели в стене слева от пушки две закрытые стальные двери и амбразуру между ними. Сложили взрывчатку между стальными дверями, и я уже скомандовал: «Отходи!» — как вдруг послышался глухой стук, а потом и голос: «Русс... плен!..»

Открылась дверь — и на пороге появились пятеро гитлеровцев с поднятыми руками. Один из пленных, хорошо говоривший по-русски, рассказал, что в доте есть еще два отделения с крупнокалиберными пулеметами, там же телефонный коммутатор, радиостанция. В обоих отделениях склады продовольствия и боеприпасов.

Вторично командую: «Отходи!» В доте нас осталось трое: сержант Колесников, старшина Мячин и я. Подготовили шесть зажигательных трубок с огнепроводными шнурами. Подожгли шнуры и выбежали из дота, укрылись в противотанковом рву. Вздрогнула земля...

На несколько секунд наступила мертвая тишина. А потом [183] все разом ожило: в небо взметнулись сотни ракет, рвались мины и снаряды, свистели осколки и пули. Враг обрушил на нас всю огневую мощь.

Выждали. Затем короткими перебежками добрались до своих окопов. Осмотрелись. Все живы, отделались легкими ранениями, да обмундирование и маскхалаты порваны.

Короткий отдых, и вот уже опять бойцы, забрав с собой ящики с толом и зажигательные трубки, теми же ходами сообщения идут в район взорванного дота, где теперь исходный рубеж. Там, в развалинах дота, расположился командный пункт командира стрелкового батальона.

Днем операцией руководил капитан П. Китаев. Он дал задание каждому взводу нашей роты взорвать по доту, причем на всю глубину обороны, то есть пробить брешь.

Через 30–40 минут взвод под командованием лейтенанта Н. Максая под огнем противника проник к доту и взорвал его вместе с гарнизоном, отказавшимся сдаться в плен.

Не более чем через час взвод лейтенанта В. Борисова уничтожил еще один дот. Мне же с третьим взводом только во второй половине дня удалось ползком под огнем противника приблизиться к третьему доту, расположенному в самой глубине обороны противника, и взорвать его.

Взрыв одного дота ночью и трех днем деморализовал солдат противника. Побросав оружие, они группами стали сдаваться в плен.

На командно-наблюдательном пункте я коротко доложил о результатах штурма и взрыве четырех дотов командующему 40-й армией генералу Ф. Жмаченко. Он поблагодарил личный состав за успешное выполнение задания. Солдаты и офицеры, проявившие мужество и храбрость при выполнении этой боевой задачи, были награждены орденами и медалями.

Под землю!

Осенью 1943 года 3-я отдельная морская стрелковая бригада, в составе которой была наша саперная рота, занимала плацдарм восточнее Ладожского озера. В это время [184] здесь шли затяжные бои за овладение тактически выгодными рубежами. Обстановка сложилась таким образом, что позиции наших батальонных районов обороны оказались в невыгодных условиях. Траншеи, ходы сообщения, укрытия для личного состава, окопы пришлось оборудовать в низких, заболоченных местах. Позиции противника располагались на возвышенных, сухих островках и были сильно укреплены. Попытки наших подразделений захватить их с ходу не увенчались успехом.

Поэтому командование решило: чтобы избежать напрасных потерь, провести ряд подготовительных мероприятий. В частности, саперам поручили в период с 16 по 30 октября 1943 года подготовить подземно-минную атаку.

Бригадный инженер капитан А. Дарменко вместе с командиром саперной роты лейтенантом К. Жуковым в ходе рекогносцировки уяснили: перед позициями противника установлены сплошные минновзрывные и проволочные заграждения, подходы к ним простреливаются огнем автоматов, пулеметов и артиллерийских орудий. На правом фланге его первая траншея подходит к нашим окопам на расстояние броска ручной гранаты. Огневые точки врага располагаются здесь с наибольшей плотностью.

После внимательного изучения обстановки и оценки местности было решено подземную галерею вести в направлении блиндажа, в котором постоянно укрывались вражеские солдаты и вблизи которого находились огневые точки.

Эта задача была поручена командиру 3-го саперного взвода младшему лейтенанту В. Седелкову. Инициативный офицер грамотно организовал выполнение сложного и ответственного задания. Пока 2-е и 3-е отделения готовили вспомогательные приспособления — волокуши, носилки, распорки, клинья разных размеров и т. п., — командир взвода с 1-м отделением провел инженерную разведку, причем не совсем обычным способом. Так как детальное обследование залегания пластов земли и уровня грунтовых вод в нейтральной полосе и в расположении противника было практически невозможно, офицер выбрал в тылу участок местности, аналогичный тому, на котором предстояло проложить подземную галерею, и провел на нем все необходимые исследования и замеры.

Анализ взятых проб показал, что грунт сыпучий, со значительными включениями камня и корней деревьев. [185]

Значит, выработку по периметру следует основательно укреплять, а посторонние предметы удалять. Нужно научиться делать это без лишнего шума. Уровень грунтовых вод не позволяет углубляться в землю более чем на 2 м, следовательно, максимальный размер галереи 1х1 м.

Когда командир роты утвердил общие результаты разведки, командир взвода составил график работ. Он спланировал его так, что основная работа велась в темное время суток. Старший в первой смене — сержант П. Гузиков. Вторую возглавил младший сержант Г. Ермак. Обязанности между номерами в сменах распределили так: старший осуществлял общее руководство; двое бойцов саперными лопатами углубляли выработку и тут же ставили распорные рамы; другая пара (так называемые откатчики породы) на волокушах вытаскивала из галереи грунт и в земленосных мешках уносила в отвал. Еще один боец следил за тем, чтобы выдерживалось выбранное направление, и слушал, не готовит ли противник встречную подземно-минную атаку; двое саперов с автоматами охраняли вход. Самым строгим образом соблюдалась маскировочная дисциплина. Пользовались только карманными фонарями. Принимались и другие меры, которые способствовали сохранению в тайне всех мероприятий, связанных с подготовкой подземно-минной атаки.

Темные осенние ночи благоприятствовали нам. Но саперам приходилось нелегко, особенно на первых порах. Ведь работали под землей, быстро уставали, а дело подвигалось медленно: за 6–7 часов проходили всего один метр. Штаны за одну смену протирались до дыр — ведь передвигались под землей только на четвереньках. Солдаты даже шутили: «Под землю полез в штанах, оттуда — без них». Пришлось срочно нашивать наколенники.

Наибольшие хлопоты проходчикам доставляли большие камни и валуны, которые выходили за контуры галереи. Значительно проще было удалять корни деревьев. Их распиливали ножовкой — так шума было меньше.

Когда минную галерею подвели к вражескому объекту на такое расстояние (примерно 7–8 м), что через стетоскоп стали отчетливо слышны хлопанье защитных дверей, стук падающих предметов и другие звуки, устроили минную камеру размером 1,5x1,5х1 м. Заполнили камеру ящиками с тротилом с вскрытыми крышками. Для надежности взрыва проложили в земле на глубине 30 см две взрывные сети — электрическую и дублирующую — из [186] детонирующего шнура. Концевики вывели к подрывной станции, которая была оборудована в окопе с перекрытием.

Перед рассветом наши подразделения отошли из первой траншеи на безопасное расстояние, и по приказу командира бригады был произведен взрыв. Он послужил сигналом для открытия артиллерийско-минометного огня по позициям противника. Вслед за этим наши подразделения атаковали его передний край и почти без потерь успешно преодолели его. Атакующие подразделения 1-го стрелкового батальона, на участке которого была проведена подземно-минная атака, значительно углубились в оборону противника.

Через некоторое время была проведена еще одна подземно-минная атака, но в более крупном масштабе — вдоль восточного берега Ладожского озера. Здесь саперы, используя свой прежний опыт, выполнили задачу значительно быстрее.

Нужна переправа

В начале октября 1943 года войска 7-й гвардейской армии 2-го Украинского фронта стремительно вышли к Днепру и, используя штатные и подручные переправочные средства, на отдельных участках с ходу форсировали основное русло, захватив ряд важных плацдармов, в том числе и остров Бородаевский.

47-й отдельный инженерно-саперный батальон, которым я тогда командовал, получил задачу вместе с 7-м отдельным понтонным батальоном (командир майор С. Голукович) и 48-м отдельным инженерно-саперным батальоном (командир майор Д. Ушаков) обеспечить переправу через Днепр войск 7-й гвардейской армии на участке Карпенки, Новый Орлик.

Условия здесь были трудными. Фашисты, используя обрывистый правый берег, могли просматривать не только боевые порядки наших войск на острове Бородаевский, но и места сосредоточения переправочных средств по левому берегу Днепра. Поэтому все подготовительные работы [187] по устройству переправ требовалось вести скрытно, строго соблюдая маскировку.

Остров Бородаевский, где должны сосредоточиться войска 7-й гвардейской армии, был удобным трамплином для прыжка на правый берег Днепра. Саперам предстояло навести переправы в районе населенного пункта Карпенки, построить через остров дорогу со сплошной фашинной выстилкой, отыскать и оборудовать брод через протоку.

День и ночь мы вели наблюдение за противоположным берегом: детально изучали расположение огневых точек, систему оборонительных сооружений и заграждений, отыскивали скрытые подходы, определяли «мертвые» пространства, образованные крутизной берега. Личный состав готовил переправочные средства, тренировался в сборке комбинированного моста, использовании подручных материалов.

Ширина Днепра у Карпенок 400 м. Мы планировали построить мост на 20 м длиннее, чтобы обеспечить его сочленение с берегами. Из имеющихся понтонно-мостовых средств и подручных материалов решили собрать комбинированный мост. С наступлением сумерек работа закипела. На обоих берегах бойцы строили 35-метровые эстакады, на реке в двух местах, выше и ниже выбранного створа, собирали наплавные части моста.

Через несколько часов самоотверженного труда мост был готов. Соблюдая маскировку, танковые и другие подразделения под прикрытием зенитчиков переправились на остров Бородаевский, рассредоточились и замаскировались в указанных районах. Но фашисты, хоть и с некоторым опозданием, обнаружили переправу. Три десятка «юнкерсов» обрушили смертоносный груз на ленту моста. Налет еще не закончился, не осели пыль и дым от взрывов, а бойцы уже выскочили из блиндажей. Моста не было... На берегу, где высились эстакады, дымились бревна да вдали на реке виднелись обломки деревянных паромов.

Силами 7-го отдельного понтонного батальона выше по течению была устроена паромная переправа, но одна она не могла обеспечить переправу войск армии. Требовалось срочно восстановить мост. Оставшихся у нас понтонно-мостовых и подручных средств было явно недостаточно. Понтонеры по опыту знали, что пробитые осколками металлические понтоны не могут далеко уплыть. Вскоре водолазы-разведчики действительно обнаружили их. Используя [188] металлические тросы и полиспасы, подогнав ближе к берегу тягачи, мы подняли понтоны.

Вскоре поступил приказ от начальника инженерных войск армии гвардии генерал-майора В. Пляскина: 47-му батальону через сутки обеспечить бесперебойную переправу войск и доставку грузов на остров Бородаевский.

Офицеры нашего батальона в течение нескольких часов обдумывали, как лучше и быстрее выполнить задание, подбирали и комплектовали нужные средства, комбинировали разнообразное имущество понтонных парков, наших и трофейных, рассчитывали и вычерчивали схемы моста.

Через сутки комбинированный мост был готов. Сначала его грузоподъемность была меньше, чем у того, который разбомбил враг. В помощь нам выделили саперов от 48-го батальона. Работали все напряженно, под непрерывным артиллерийско-минометным огнем. Вскоре грузоподъемность моста была увеличена. Чтобы враг не обнаружил переправу, войска переправлялись только ночью. На день ее отдельные звенья пришвартовывали к берегу у кустов ивняка и тщательно маскировали.

В течение нескольких суток переправа действовала ритмично. Однако на четвертые сутки единственный оставшийся неповрежденным катер не успел до рассвета расстащить разведенные звенья и вражеский самолет-разведчик обнаружил их. Уже через несколько минут прилетели два десятка фашистских бомбардировщиков и разрушили часть понтонно-мостовых средств. Но саперы вновь и вновь наводили переправу: ремонтировали понтоны, вводили в ось моста вместо разрушенных новые звенья. Усталые, промокшие люди, казалось, не замечали, как вскипает вода от разрывов снарядов и мин, как шипят осколки. Рискуя жизнью, под огнем противника латали они разбитое тело моста, и переправа жила.

Однажды ночью с острова Бородаевский по мосту переправлялся зенитный полк. Когда почти вся боевая техника прошла мост, у замыкающего колонну тягача, который тащил зенитную пушку и полевую кухню, заглох мотор. Как назло, произошло это на участке, где были шарнирно состыкованы мелкие трофейные понтоны с высокобортными из парка ДМП-42. Как только тягач остановился, его потащило в сторону. Из-за крена шарнирное соединение лопнуло, и тягач, пушка и кухня вместе с участком моста опустились на пятиметровую глубину. Водитель успел выпрыгнуть, офицеры и солдаты, по установленным [189] на переправе правилам, следовали по мосту на определенной дистанции в пешем строю и поэтому не пострадали.

Комендант переправы капитан Писании не растерялся — приказал якорями закрепить на месте свободный участок моста и буями обозначить затонувшую материальную часть. Вскоре прибыли водолазы. Общими усилиями технику подняли со дна реки. Тягач с зенитной пушкой и кухней двинулся догонять свое подразделение, а саперы быстро восстановили мост.

В середине октября наплавной мост у Карпенок передали на содержание 7-му батальону, а мы получили новое задание: за четверо суток построить низководный мост на свайных опорах у села Новый Орлик.

Задача оказалась намного сложнее, чем мы предполагали. Высланная вперед инженерная разведка доставила неутешительные сведения: ширина реки в указанном створе — 550 м, глубина — 6–7 м. В округе строевого леса не было. С большим трудом удалось найти материал на сваи. Для насадок и пролетного строения решили использовать осину, заготавливали ее выше по течению и сплавляли к месту строительства.

Под огнем и бомбежками мост был построен досрочно. В начале четвертых суток комиссия во главе с начальником инженерных войск фронта генерал-лейтенантом А. Цирлиным приняла мост и разрешила его эксплуатацию. Наш батальон получил новую задачу — обеспечить наступление частей 7-й гвардейской армии на кировоградском направлении.

В конце октября мы узнали, что многие офицеры, сержанты и солдаты, которые обеспечивали форсирование важного водного рубежа — реки Днепр, отмечены правительственными наградами. Нескольким командирам инженерных частей, в том числе и мне, было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Малая земля — подземная крепость

Повествуя о героизме и мужестве воинов 18-й десантной армии в своей книге «Малая земля», Леонид Ильич [190] Брежнев рассказывает и об инженерном обеспечении армейской операции по захвату плацдарма на Мысхако, о боевой работе саперов в период длительной обороны.

Труднейшая обстановка создалась для наших частей, захвативших плацдарм. «Надо сказать, — отмечает Л. И. Брежнев, — мы находились в крайне невыгодном географическом положении. У нас была узкая полоска берега — длинная, голая и ровная, а у немцев — все высоты, лес. Может возникнуть вопрос: как же могли остаться в живых люди, если на них обрушивались сотни тонн смертоносного металла, если силы противника во много раз превышали наши, если с окружающих гор враг видел Малую землю как на ладони? Всему этому противостояли опыт, хладнокровие, расчет и каждодневный труд».

Бои за Малую землю — яркий пример того, как становится неодолимой оборона, если величайший героизм, мужество и стойкость сочетаются у воинов с высоким мастерством и непрерывным напряженным трудом по укреплению своих позиций. Войска на плацдарме сумели «уйти в землю», создать такое фортификационное оборудование своих позиций, которое противостояло непрерывному огню артиллерии противника и непрекращающимся бомбардировкам с воздуха. А удары противника были мощными. Например, только 17 апреля 1943 года немецко-фашистская авиация совершила 1100 самолето-вылетов, причем в налетах на Малую землю участвовало одновременно до 450 бомбардировщиков 4-го воздушного флота вермахта.

Л. И. Брежнев так характеризует результаты титанического труда малоземельцев по оборудованию своих позиций: «По сути, вся Малая земля превратилась в подземную крепость. 230 надежно укрытых наблюдательных пунктов стали ее глазами, 500 огневых укрытий — ее бронированными кулаками, отрыты были десятки километров ходов сообщения, тысячи стрелковых ячеек, окопов, щелей».

Оборудование своих позиций войска начинали, естественно, с переднего края. «В районе Станички нейтральной полосы у нас фактически не было: противник находился в пятнадцати — двадцати метрах от наших позиций. Однако, приходя туда, я видел, что и на этом участке передний край — край постоянной тревоги и опасности — был густо заминирован и оплетен заграждениями. В ходе работ саперам приходилось иной раз вступать в рукопашные схватки». [191]

Постепенно инженерное оборудование совершенствовалось, а также развивалось в глубину. На узком пятачке Малой земли были созданы три линии обороны, отстоявшие одна от другой на километр, вдоль каждой — минные поля.

Картину всех инженерных работ, выполненных на плацдарме, дал в своей книге «На боевых рубежах Кавказа» бывший начальник штаба инженерных войск Северо-Кавказского фронта, в состав которого входила 18-я десантная армия, полковник Б. Баданин. По его данным, на 1 сентября 1943 года, на Малой земле было отрыто более 32 километров траншей и ходов сообщения, в системе которых размещалось более 3 тысяч стрелковых ячеек, свыше 2500 окопов различного назначения, возведено 552 закрытых деревоземляных огневых сооружения противоосколочного типа, построено 230 наблюдательных пунктов, свыше 1800 блиндажей и землянок. Развитая система заграждений включала также около 46 погонных километров проволочных противопехотных заграждений, свыше 30 тысяч противотанковых и 40 тысяч противопехотных мин.

Чтобы полностью оценить значение этих цифр, следует помнить, что площадь плацдарма менее 30 кв. км. Леонид Ильич Брежнев пишет: «В географическом смысле Малая земля не существует. Чтобы понять дальнейшее, надо ясно представить себе этот каменистый клочок суши, прижатый к воде. Протяженность его по фронту была шесть километров, глубина — всего четыре с половиной километра, и эту землю во что бы то ни стало мы должны были удержать».

Инженерное оборудование позиций войск на Малой земле, прежде всего фортификационное оборудование плацдарма, представляет значительный интерес во многих отношениях. В ходе оборудования позиций войск на Малой земле была достигнута такая насыщенность полосы обороны фортификационными сооружениями, которых до этого не удавалось достичь. На 1 кв. км площади плацдарма приходилось примерно 95 закрытых и 143 открытых сооружения различного назначения, а также около 1100 пог. м ходов сообщения и более 100 стрелковых ячеек. Кроме того, на 1 км фронта приходилось 4,3 пог. км проволочных заграждений, около 3 тыс. противотанковых и 3,8 тыс. противопехотных мин. Развитая сеть ходов сообщения позволяла попадать во все части и подразделения, [192] державшие оборону. Движение вне ходов сообщения на плацдарме было невозможно, так как противник открывал огонь даже по отдельным бойцам.

Вторая особенность инженерного обеспечения на Малой земле — ведение оборонительных работ всем личным составом частей с предельной интенсивностью. Противник скоро понял, какую опасность представляет для него плацдарм на Мысхако, и сосредоточил на этом участке силы пяти дивизий. Ценой огромных усилий и потерь ему удалось предотвратить дальнейшее расширение плацдарма. К середине февраля фронт стабилизировался, передний край проходил по рубежу Станичка, южная окраина Федотовки, северные склоны горы Мысхако (Колдун).

Но неверно считать, будто с этого дня бои затихли и обе стороны перешли к обороне. Нет, напряженные бои продолжались, командование 18-й десантной армии не отказалось от основной задачи — овладеть Новороссийском.

Положение изменилось только после 20 марта, когда командование войсками 18-й армии принял генерал-лейтенант К. Н. Леселидзе. Новый командарм понимал, что для перехода в наступление необходимо сначала обеспечить устойчивость обороны. О необходимости обратить особое внимание на совершенствование позиций войск на плацдарме указывала директива военного совета, принятая в конце марта. Но сразу исправить положение было трудно. В большинстве частей оборонительные работы развертывались вяло.

В начале апреля в армию прибыли новый член Военного совета армии генерал-майор С. Е. Колонин и начальник политотдела полковник Л. И. Брежнев. К этому времени командование 18-й армии уже располагало разведывательными данными о подготовке противником большого наступления с целью ликвидации Малой земли. Поэтому вся партийно-политическая работа в войсках была подчинена мобилизации личного состава на совершенствование обороны.

Бывший начальник инженерных войск армии Е. М. Журин вспоминает: «Мне приходилось бывать на Малой земле и раньше, но... в отличие от прежнего я увидел небывалый разворот партийно-политической работы, нацеленной на мобилизацию высокой боевой стойкости десантников, на усиление темпа и размаха работ, на обеспечение непреодолимости обороны. ...Воины-десантники [193] не выпускали шанцевого инструмента из рук. Один долбит киркой каменистый грунт, другой подчищает и отбрасывает его, затем они меняются местами. От былой усталости и какой-то подавленности десантников не осталось и следа».

Гитлеровцы планировали начать большое наступление (назвав операцию «Нептун») 6 апреля. Но неожиданно для противника войска нашей 56-й армии развернули решительные боевые действия в районе Крымской. Командование 17-й армии вермахта вынуждено было оттянуть туда часть сил и начало операции перенести на 17 апреля. Выигрыш одиннадцати дней для совершенствования обороны войск на Малой земле имел огромное значение. Именно за эти дни были созданы те достаточно оборудованные и развитые в глубину позиции, опираясь на которые войска сдержали мощный натиск ударной группировки противника.

Опыт боев 17–20 апреля лучше всяких слов подтвердил значение хорошо оборудованных позиций, и с этого времени оборонительные работы продолжались непрерывно и целеустремленно до самого наступления. Даже в июле — августе, когда уже было ясно, что командование вермахта поняло невозможность сбросить гарнизон Малой земли в море, инженерные работы велись интенсивно. А ведь солдатам приходилось работать в плотных каменистых грунтах, в скальных породах. Героизм воина был неразрывен с мужеством и упорством труженика. «Укрепления строились под огнем, — отмечает Леонид Ильич Брежнев, — не было ни механизмов, ни стройматериалов, но зарывались наши умельцы с толком, обживали землю основательно, по-хозяйски — так, чтобы отсюда не уйти. Каждого, кто сооружал эту крепость, можно назвать героем».

Третьей особенностью инженерного обеспечения обороны плацдарма на Мысхако было широкое применение подземных сооружений. Именно в условиях Малой земли удалось органически и четко дополнить полевую фортификацию подземной. Л. И. Брежнев сравнивает оборудование позиций войск на Малой земле с подземной крепостью. Это определение надо понимать не как литературный образ, а как точное, буквальное определение характера обороны.

Леонид Ильич пишет: «Нужда заставляла пробивать штольни в скальном грунте, строить подземные склады [194] боеприпасов, подземные госпитали, подземную электростанцию».

Широкое применение подобных сооружений было необходимостью. В особых условиях плацдарма в наибольшей степени сказывались положительные стороны подземной фортификации, в частности возможность защититься практически от любых средств поражения, высокие маскировочные свойства и т. п. Даже то, что подземные выработки велись в скальных породах, имело свою положительную сторону. Они почти не требовали крепления, что было важно при остром дефиците лесоматериалов.

В подземных сооружениях размещались пункты управления, что обеспечивало надежность их работы на плацдарме, насквозь простреливаемом и подвергавшемся бомбежке с воздуха. Это обстоятельство отметил Л. И. Брежнев: «Командный пункт десанта, врезанный в скалу на глубине шести с половиной метров, мог скрытно, по ходам сообщения, перебрасывать войска туда, где создавалось угрожающее положение».

В казематах блоков этой батареи и разместился первоначально командный пункт ДГВ. Позднее под этими сооружениями были проведены подземные выработки, в которые и перешел штаб ДГВ. Там же разместилась электростанция. Но в первоначальных донесениях, посланных в штаб фронта, сообщалось о размещении КП в винных подвалах, позже эта ошибка проникла в печать.

Воины инженерных частей, возводившие различные фортификационные сооружения в труднейших условиях, отличались инициативой, умением находить новые, часто неожиданные решения, удивительной изобретательностью. Леонид Ильич Брежнев рассказывает о том, как саперы использовали воронки, образованные взрывом (прежде всего фугасных авиабомб большого веса), как готовые котлованы для постройки в них блиндажей и других фортификационных сооружений. Главное, что при этом появилась возможность возводить сооружение не с поверхности, а со дна котлована. Воронка давала бойцам укрытие от настильного огня.

Саперам пришлось проявлять изобретательность и при обеспечении оборонительных работ строительными материалами. Они разбирали уцелевшие строения, демонтировали проходившую по территории плацдарма железнодорожную [195] ветку, используя рельсы и шпалы. Но этого было крайне мало. И выход нашелся. Вот как описаны заготовки строительного материала в «Малой земле»: «...в нескольких километрах от Геленджика, близ Джанхота, рубили лес, вязали его в плоты и по ночам доставляли на Малую землю. Но как доставляли! Темных ночей под Цемесской бухтой, как уже сказано, мы никогда не видели. По безоружным плотам начинала бить артиллерия. Ни ответить на огонь, ни маневрировать своим неповоротливым грузом саперы не могли. Они сползали в холодную воду и, держась за бревна, продолжали свой путь. Если в плот попадал снаряд, то на плаву они опять стягивали его, только бы не растерять драгоценный лес. Если тонул буксир, давали ракетами условный сигнал и ждали, пока подойдет какой-нибудь мотобот».

В мае были получены сведения, что под Новороссийском можно ожидать появления тяжелых немецких танков «тигр». Это была новинка боевой техники противника. Уже было известно, что наши противотанковые мины не перебивают траки гусениц этих мощных машин. В самый короткий срок саперы переоборудовали противотанковые минные поля: теперь мины ставились спаренно или под одиночные мины помещались заряды из табельных тротиловых шашек.

Генерал-майор инженерных войск Е. М. Журин вспоминает, что еще до начала операции «Нептун» он приказал часть противотанковых мин разместить в небольших полевых складах, рассредоточенных в полосе обороны. Когда вечером 18 апреля на плацдарме сложилось тяжелое положение и противнику удалось вклиниться в наши боевые порядки, Журин приказал с наступлением темноты оконтурить участок, захваченный немцами, минными полями. Эти минные поля помогли остановить противника, он не смог развить свой успех.

Но, пожалуй, нигде изобретательность и инициатива так не понадобились саперам, как при устройстве морских причалов. Их бесперебойная и четкая работа имела громадное значение для всей десантной группы войск. Крупные суда не могли подходить близко к берегу, поэтому грузы доставлялись небольшими судами с осадкой не более 160–180 см.

Как устраивать причалы? Мнения по этому поводу разошлись. Была сделана попытка использовать тяжелый понтонный парк Н2П с металлическими беспалубными [196] понтонами. Однако при буксировке на мыс Мысхако во время шторма понтоны затонули. Тогда было решено сделать два причала из лесоматериалов. Несколько необычным оказался третий причал. В конце февраля немцы торпедировали нашу канонерскую лодку «Красная Грузия». Корабль сел кормой на дно совсем недалеко от берега. Его корпус, возвышавшийся над водой, стал причалом, а от него на берег были устроены переходные мостики.

Противник держал причалы под огнем и днем и ночью. Днем их бомбили немецкие бомбардировщики, а ночью, когда производилась доставка грузов, интенсивно обстреливала вражеская артиллерия. Тогда возникла идея создать причал, скрытый от наблюдения противника. Он был погружен в море, и над его настилом всегда оставался слой воды. Причал этот назвали переливным. На некотором расстоянии от него был создан ложный причал из обломков свай, старых тросов, мешковины. Команда из пяти саперов удачно «оживляла» его. Противника удалось ввести в заблуждение: он десять суток бомбил и обстреливал ложную цель.

Анализируя опыт обороны плацдарма в книге «Малая земля», товарищ Л. И. Брежнев заключает: «В ту пору я хорошо понял, что война — это, кроме всего, еще и исполинский труд. Труд вчерашних металлургов, слесарей, шахтеров, землепашцев, комбайнеров, конюхов, строителей, плотников. Труд народа, надевшего солдатскую шинель. Проявления не только преданности и отваги, но и великой выдержки, упорства, умения, сноровки».

Мы — саперы

Лесная дорога утомительно растягивает и без того нудные зимние сумерки. Мутное небо словно сомкнулось над головой. Редкие бледные сполохи артиллерии, растворяясь вдали, только сгущают наступающую темноту.

По дороге движутся мои саперы. Мои, потому что мы не первый день вместе в бою и на отдыхе. И хотя большинство из них — пополнение, пришедшее в роту уже в ходе декабрьского наступления под Москвой, все они мне дороги, мои боевые соратники, мои друзья, рота, которой я командую. И хотя многие из них старше своего [197] двадцатилетнего командира, общая работа, постоянный риск уравнивают нас.

Мороз крепчал. Хорошо укатанная дорога вела по лесу прямо к переднему краю. Эту дорогу предстояло перекрыть минами: танкоопасное направление. Из-за недостатка мин перекрывали в первую очередь лесные просеки, дороги и отдельные, наиболее важные направления. У развилки лесных дорог (здесь символически проходил наш передний край) не оказалось ни своих, ни чужих. Выслав охранение, начали минирование. Работали быстро. Выдолбили лунки, разнесли мины, снарядили взрыватели.

Ночь выпала спокойной — ни ракеты, ни выстрела. Тихо. Это для сапера не очень хорошо: в сухом, морозном воздухе отчетливо слышался каждый звук. Само сознание, что находимся за передним краем, заставляло настораживаться. Это чувство хорошо знакомо разведчикам и саперам: кажется, будто за тобой следят чьи-то неотвязные глаза. Когда осталось только поставить взрыватели, я приказал минерам отойти. На минном поле остались сержант Исаев с Кубликовым, опытные бойцы. Сержант ставил взрыватели, а Кубликов за ним маскировал мины. Я заканчивал привязку минного поля. Исаеву оставалось вставить три-четыре взрывателя. Подойдя к очередной мине, он опустился на колени. Оглянулся на Кубликова. Тот приотстал. Исаев похукал на руки и окоченевшими пальцами нащупал в мине гнездо, ввел взрыватель. В неудобной, напряженной позе минера было что-то неладное. «Вот тебе и ошибка, сапер», — мелькнуло в голове. Кинулись к сержанту. Кубликов подскочил первым. Он намертво стиснул на стержне взрывателя пальцы сержанта и вынул взрыватель из мины. Стержень-боек был без предохранительной чеки... Под давлением пружины он медленно выскальзывал из замерзших, бесчувственных пальцев Исаева.

— Выпала... — шевельнул он губами. Крупная капля пота скатилась по его седеющему виску. Мы быстро поставили последние взрыватели и ушли с минного поля.

Мою роту, безвылазно сидевшую на минировании, отозвали в город. В тот же день получили задачу: нужно было выйти в тыл противника и в назначенное время заминировать несколько рокадных дорог, задержав тем самым переброску его резервов на активный участок. Задание было сложное. Вызвали добровольцев. Их оказалось много, был сформирован отряд — двадцать пять человек. [198]

В роту пришли командир батальона и комиссар. Они долго и придирчиво осматривали снаряжение, беседовали с людьми.

— Покажите взрыватели! — приказал комбат.

Он дотошно осмотрел каждый, проверил предохранительные чеки, заставил тут же удалить с боевых пружин густую складскую смазку.

...Через сутки выступили. Линию фронта наметили пересечь на стыке двух гитлеровских полков, в труднопроходимом, болотистом лесу. Выход в тыл, минирование и возвращение отряд должен был совершить в одну ночь. Кроме оружия, боеприпасов и продуктов у каждого были приторочены две противотанковые и десять противопехотных мин. Лыж не имели. Я двигался в голове отряда. Придерживаясь вчерашнего следа, проложенного разведчиками, отряд вышел к исходному пункту на своем переднем крае. Дальше — довольно широкая нейтральная полоса. Сделали привал. Я уточнил местонахождение отряда, еще раз проследил по карте намеченную трассу...

Выслав охранение, пошли. Вплотную за мной шагал Исаев, потом Кубликов. Показалась луна. Облив лес мертвым, холодным светом, через минуту спряталась. Замерший было отряд продолжал движение. Началось болото. Оно почти не замерзло. Под ногами захлюпала вода.

Часа через два промокшие саперы вышли в назначенный район и начали минирование. Вскоре мы услышали вдалеке короткую артподготовку и затем скороговорку пулеметов. «Началось», — подумал я. Заминировав две рокадные дороги, сжатые болотами, отряд отошел к опушке леса. Задание выполнено, нужно уходить. Но я решил поставить на ближайшей просеке несколько оставшихся мин.

Исаев и двое саперов отправились на просеку. Светало. Противник заметил нас уже к концу работы. На опушке резко ударили минометы, застрочил немецкий автомат. Отряд начал отходить. Сноп трассирующих пуль накрыл минеров, и взорвалась противотанковая мина. Может, пуля попала во взрыватель, может, Исаев, будучи ранен, сам допустил ошибку...

Февраль в сорок третьем выдался ветреный, снежный. Вьюги загладили овраги и ручьи, окрутили сугробами кусты, позакрыли дороги. Дорога из дивизии в наш полк идет в основном по открытым местам. Изредка прорежет небольшой лесок, вильнет меж деревьями. Здесь спокойно, [199] тихо. Но не успеешь пригреться — снова поле, ветер. Жмет мороз. Холодно.

Полковые саперы чистят дорогу. По проезжей части пробивается пара взмокших лошадей. Утопая по брюхо, они волокут тяжелый, окованный железом угольник. Следом идут солдаты с лопатами. Ветер зло швыряет в людей блестящую пыль. Взвод растянулся метров на сто.

Я тоже иду за угольником. Второй месяц как я полковой инженер 1109-го стрелкового полка. Теперь на мне лежат все вопросы инженерного обеспечения обороны. Командир полка еще в первый день сказал мне: «Чтобы знать, что делать, нужно самому все облазить». Вот я и выполняю его совет. Многое мне знакомо. В этом полку я часто минировал, делал проходы, строил дзоты, организовывал поиски инженерных разведгрупп, следил за работой саперов-наблюдателей, выполнял различные другие задания. И все же есть и новое в моем деле, особенно организация инженерных работ в стрелковых, артиллерийских и других подразделениях родов войск.

...Разгулялась метель, не стихает. Снежок все подваливает. Почти ежедневно путешествую по полковой обороне. Пока саперы прошли с угольником до дивизионного маршрута (чуть больше трех километров) да вернулись назад, опять порядочно намело. Решили ставить снегозащитные стенки. Работы немало. Но саперы — «войны мастеровые» — привыкли.

...Дороги! Войскам нужны дороги: и в стремительном наступлении, и в обороне, когда все притаилось, застыло в кажущейся неподвижности. А в действительности оборона напряженно живет: трудятся люди, работает техника. Как тени скользят по невидимым тропам разведчики, притаились в траншеях зоркие наблюдатели, ползают по нейтральной полосе неутомимые саперы, застыли начеку пулеметчики и автоматчики, артиллеристы и минометчики, работают врачи и связисты, готовятся к бою танки и самолеты, трудятся штабы. И везде люди. Им нужны хлеб и боеприпасы. А значит, нужны дороги. Это и снабжение и связь с миром. По ним привозят газеты и увозят раненых, доставляют снаряды и горючее, технику и людей. Дороги питают фронт. В весеннюю распутицу и осенний дождь, сквозь бури и вьюги, под снарядами и бомбами мчатся по ним машины. Зимой и летом, в теплынь и непогодь, под огнем и бомбами работают саперы. Дороги — их ратный труд, их кровь и пот. Это подвиг. [200] Дороги — нервы войны. А сейчас они для нас не только элемент обороны, но и символ будущего наступления.

Штурм

Летом 1943 года в Подмосковье в короткие сроки была сформирована 1-я штурмовая инженерно-саперная комсомольская бригада РВГК. Самых лучших, самых достойных бойцов направили инженерные части в эту комсомольскую бригаду, предназначенную штурмовать сильно укрепленные рубежи обороны врага. Личный состав бригады должен был уметь вести разградительные и заградительные работы, штурмовать и блокировать доты и дзоты, метко стрелять и вести рукопашный бой, форсировать водные преграды и наводить переправы, устанавливать свои мины и обезвреживать вражеские, — одним словом, знать и уметь все, что потребуется от сапера в самой сложной боевой обстановке.

Штурмовая комсомольская с честью пронесла свое знамя по дорогам войны. Боевой путь ее пролегал от Смоленска до Берлина. Воины-комсомольцы, проявляя массовый героизм, штурмовали и сокрушали многие узлы обороны и сильно укрепленные позиции гитлеровцев, разминировали 440 населенных пунктов и свыше 7 тысяч километров дорог, обезвредив и сняв более 130 тысяч мин, установили на рубежах своей обороны около 34 тысяч мин, построили и восстановили 446 мостов, отремонтировали и проложили свыше 480 километров дорог с твердым покрытием.

Родина высоко оценила ратный труд воинов 1-й штурмовой инженерно-саперной Смоленской Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова комсомольской бригады. Многие из них отмечены орденами и медалями. Трое удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

В каждой схватке с врагом воины комсомольской штурмовой показывали образцы беспримерного мужества, отваги, подлинного боевого мастерства. Вот лишь один эпизод из боевой биографии бригады.

Третьи сутки шел бой за высоту 233,3, преграждавшую нашим войскам путь на Спас-Деменск. Казалось, [201] сама высота, изрытая снарядами и бомбами, стала ниже, меньше. Но взять ее не удавалось.

В течение полутора лет гитлеровцы, опираясь на ряд больших холмов и высот, создавали здесь мощный узел сопротивления с центром на высоте 233,3. Эту высоту фашисты называли своей подземной крепостью и считали неприступной. Подступы к ней были опоясаны минными полями, противотанковыми рвами, проволочными заграждениями. Многочисленные огневые точки — доты, дзоты — были хорошо укреплены, из них враг вел мощный огонь.

Вновь и вновь поднималась пехотинцы в атаку, штурмуя высоту. Прорвали первую линию обороны противника, но под ожесточенным огнем врага смогли продвинуть ся к высоте лишь на один километр.

И тогда командование приказало: «Высоту брать воинам 1-го штурмового комсомольского батальона под командованием майора Ф. Н. Белоконя». Не дивизии, не полку, а батальону, усиленному учебной ротой капитана Д. Д. Евтушенко!

После тщательной разведки вражеской обороны, анализа предыдущих штурмов созрело решение атаковать с наступлением темноты, без танков и без предварительной артиллерийской подготовки; удар должен быть внезапным, чтобы застать врага врасплох.

Еще и еще раз обсудили с командирами рот, взводов направления и методы атаки, уточнили задачи каждого отделения, отработали вопросы взаимодействия... Не раз уже проверено оружие, подготовлены гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Бойцы тоже обсуждают предстоящий бой, вспоминают недавний штурм высоты 227,2. Храбро и успешно сражались тогда бойцы 2-го батальона, а ведь там были такие же укрепления, минные поля. Командиры, парторги и комсорги подразделений, беседуя с бойцами, подчеркивают, что только единой волей, единым усилием и мужеством всех воинов можно добиться успеха. Об этом же шла речь и на коротком митинге. Обращаясь к личному составу, командир батальона говорил:

— Перед нами поставлена трудная задача — взять штурмом высоту, которую враг считает неприступной. Докажем фашистам, что для советского солдата нет неприступных крепостей! Водрузим на вершине высоты наш, советский флаг! [202]

И комбат развернул красное полотнище...

...Близился час штурма. Комбат решил ударить по фашистам внезапно, в то время, когда те обычно ужинали. Подразделения скрытно вышли на исходные позиции. Томительно текут последние минуты. В двадцать часов командиры рот капитаны С. И. Блохин, И. М. Клушкин, И. С. Бенецкий и Д. Д. Евтушенко доложили, что их подразделения к атаке готовы. Силы атакующих распределились так: учебная рота наносила удар в центре высоты, 2-я рота наступала справа, 3-я рота, выйдя к юго-восточному склону высоты, должна была перекрыть противнику возможные пути отхода. 1-я рота — резерв командира батальона — наступала за учебной ротой. Таким образом, удар по высоте наносился с трех сходящихся направлений.

И вот команда. Штурмующие, вооруженные гранатами, автоматами, пулеметами и финскими ножами, двинулись вперед... Сняты вражеские мины, проделаны проходы в проволочных заграждениях... Одним броском учебная рота Евтушенко охватила полукольцом северный скат высоты. Бойцы были уже у вражеских траншей на высоте, когда наблюдатели противника заметили их. Поднялась тревога. Выскакивая из блиндажей, гитлеровцы кидались к огневым точкам. Но поздно...

В воздух взвилась красная ракета. Только теперь по этому сигналу открыли огонь «катюши». И почти одновременно раздалась команда: «Вперед! За Родину!» Комбат знал, что часто первые секунды боя являются решающими, определяют исход его. Трудно вот так, под градом пуль, подняться и шагнуть вперед. Он увидел, как комсомольцы с криками «ура!» врывались в немецкие траншеи, блокировали огневые точки, рвали проволочные заграждения...

Комсомольцы штурмовали! Их воля, мужество, воинский опыт слились в едином наступательном порыве.

Наша артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника. А во вражеских траншеях шла ожесточенная рукопашная схватка. Бойцы забрасывали блиндажи противника гранатами, били гитлеровцев из автоматов, оглушали прикладами, уничтожали ножами. Захватив первую линию траншей, атакующие быстро продвигались в глубину опорного пункта. Фашисты дрогнули, не выдержав натиска советских воинов, стали отходить. Но были встречены пулеметным огнем. Бойцы взвода лейтенанта [203] А. С. Корнеева дрались с исключительным упорством и мужеством, не давая врагу вырваться. Лейтенант со своим пулеметом оказался в гуще боя. Ведя огонь по врагу, он умело управлял действиями своих бойцов. Вдруг его пулемет смолк. Лейтенант был убит. Но недолго молчал его пулемет. Мстя за своего командира, комсомольцы Б. Д. Акопян, П. А. Гулый и Я. П. Костенко А. П. Марченко вновь открыли огонь по врагу. Немало гитлеровцев нашли смерть в этой схватке.

Бой в глубине обороны как бы распался на ряд огненных очагов. Вот несколько фашистов, засев в дзоте, ведут оттуда огонь. Бойцы во главе с комсомольцем лейтенантом С. К. Танюшиным буквально в несколько минут блокировали дзот и уничтожили расчет гранатами... Один гитлеровец, забравшись в разбитую танкетку, обстреливал наших бойцов из пулемета. Курсант Л. К. Пономаренко действовал быстро и решительно — вскоре огонь из танкетки прекратился.

Бой шел уже второй час. Каждый метр высоты, каждая траншея брались штурмом. Враг сопротивлялся яростно, ожесточенно. Но тем отважней наступали воины штурмовой бригады.

Командир отделения А. И. Лазарев, вырвавшись вперед, достиг блиндажа противника. Навстречу ему выскочил гитлеровский офицер и в упор разрядил обойму пистолета в грудь Лазарева... но тот остался невредим. Оглушив фашиста прикладом, он автоматной очередью уложил гитлеровцев, укрывшихся в блиндаже. Жизнь комсомольцу Лазареву, как и многим его товарищам, спас стальной щиток, надетый на грудь. Не раз в рукопашной схватке фашисты стреляли в наступающих почти в упор, но безрезультатно. Такая неуязвимость наводила ужас на гитлеровских вояк.

Через два часа с начала штурма почти вся высота была наша. На ее вершине установлен красный флаг. Сразу начали готовиться к обороне — знали, что противник не смирился с потерей и попытается вернуть высоту. Необходимо во что бы то ни стало удержать ее до подхода стрелковых частей. И действительно, вскоре гитлеровцы, подтянув резервы, двинулись на высоту.

— Приготовиться к бою! Без команды не стрелять! — раздался голос комбата.

Фашисты шли в атаку, ведя плотный ружейно-пулеметный огонь. Атака... Еще атака... Они следовали одна [204] за другой. Но комсомольцы стояли насмерть. Гордо развевался на вершине высоты пробитый пулями, почерневший от дыма алый стяг.

Стойко обороняли высоту комсомольцы. Отважно действовали лейтенанты Ю. А. Власьев, М. М. Данилов, М. В. Клейменов. Умело организовали они оборону своих подразделений на главном направлении контратак врага. Вот на высоту двинулись фашистские танки. Медленно, как будто нехотя, ползли бронированные машины. Все ближе и ближе к высоте...

— Гранаты к бою! — услышали воины голос комбата.

Приготовив связки гранат и бутылки с горючей жидкостью, саперы-штурмовики ждали, когда танки подползут ближе. Меткий бросок — и стальная махина с ревом завертелась на месте. Другая загорелась, окуталась черным дымом, из люка стали выскакивать гитлеровские танкисты. Их уничтожали автоматным и пулеметным огнем. Натиск вражеских танков тоже был отбит... В течение ночи противник при поддержке танков и артиллерии предпринял восемь яростных контратак. Но безуспешно.

Все воины-комсомольцы в боях на высоте действовали смело и дерзко, сражаясь с врагом до последнего дыхания. Не всем довелось увидеть алый стяг на вершине высоты. Смертью храбрых пали в этом бою мужественные воины П. Е. Бирюков, И. Е. Щербина, С. С. Храмов и другие.

Военный совет Западного фронта высоко оценил подвиг комсомольцев бригады. Более 90 человек были удостоены высоких наград Родины. Командир батальона Ф. Н. Белоконь за этот бой был награжден орденом Александра Невского.

В приказе по инженерным войскам фронта так говорилось о действиях воинов 1-й штурмовой бригады: «В этом бою вы показали пример высокого героизма, преданность Родине, выразили всю ненависть и презрение к подлому врагу. Ваш подвиг войдет в историю инженерных войск и всей Красной Армии как образец беспримерного героизма...» [205]