Надежная связь — успех в бою

Называли связь нервом армии недаром. Без связи не обходился ни один бой. Воинам-связистам приходилось действовать на самых опасных рубежах. Среди первых они высаживались при захвате плацдармов, вместе с разведчиками ходили за линию фронта, под огнем врага пробирались от траншеи к траншее, прокладывая связь.

Мастерство и мужество связистов отмечено высокими наградами, к концу войны в их рядах было 294 Героя Советского Союза, 106 полных кавалеров ордена Славы, а десятки тысяч награждены орденами и медалями. 600 частей связи награждены боевыми орденами, многие части связи стали гвардейскими, были удостоены почетных наименований.

Есть связь!

В феврале 1943 года войсками Северо-Западного фронта было предпринято большое наступление в целях ликвидации демянской группировки противника. Особенно упорные и ожесточенные бои развернулись в Рамушевском коридоре. Немецко-фашистское командование стремилось не только удержать его, но и расширить, чтобы вывести хотя бы часть попавших в окружение войск.

Наша 163-я стрелковая дивизия действовала в северо-восточной части коридора. Местность здесь была открытая, с мелким кустарником. Перед моим взводом стояла задача обеспечивать связь командира дивизии с командиром 529-го стрелкового полка.

Вражеская авиация, артиллерийские и минометные подразделения наносили непрерывные удары по позициям наших войск. Огонь был таким плотным, что воронки от взрывов ложились одна к другой. Линии связи постоянно повреждались, хотя мы проложили их по окопам и ходам сообщения. Телефонисты работали напряженно. Только найдут повреждение, соединят концы оборванного взрывом провода, как опять обрыв, и все приходится начинать сначала. [152]

Особенно сложно было восстанавливать линию, когда снаряд попадал в пучок — место, где сходились кабели, идущие с нескольких направлений. Силой взрыва концы разбрасывало, и, чтобы разыскать нужные, правильно соединить их, требовалось много времени. Не обходилось и без путаницы. Однажды, например, вместо командира полка на линии оказался командир артиллерийского дивизиона, в другой раз — стрелкового батальона соседней части. И хотя мы метили свои линии, но это не всегда помогало.

Что же делать? Как повысить надежность связи?

Проложить еще одну линию? Рядом с первой — бесполезно. Да и не резон распределять личный состав по двум разным трассам. Увеличить количество контрольных постов? Это хотя и не уменьшит число повреждений, но ускорит их устранение.

А может быть, изменить трассу линий? Сейчас она петляет по траншеям и ходам сообщения — как раз там, где противник сосредоточил огонь. И получается, что мы сами затруднили себе работу: чем длиннее линия и сильнее огневое воздействие, тем больше нужно усилий, чтобы обеспечить надежную связь.

Следовательно, надо сократить линию, вынести ее из окопов и проложить напрямую.

Действительно, как показали дальнейшие события, предположение подтвердилось: новая трасса оказалась надежнее прежней, связь прерывалась реже. Однако полностью исключить повреждения не удалось. Чаще всего выходил из строя небольшой участок, находившийся примерно посередине между командными пунктами командира дивизии и командира полка.

Вчера здесь шел горячий бой, в результате которого нашим подразделениям удалось выбить фашистов с занимаемых ими позиций. Но те не смирились с потерей и попытались восстановить положение. Участок хорошо простреливался, и каждой последующей контратаке предшествовала все более мощная огневая подготовка.

— Надо проложить резервную линию на опасном участке, — предложил один из командиров отделений.

Дельная мысль. Принимаю решение дополнительно проложить еще три линии, причем разнести их на местности так, чтобы от разрыва даже крупного снаряда не вышли из строя все одновременно. Связь стала надежнее. [153]

Фронтовики знают эту закономерность: чем ожесточеннее бой, тем выше потребность в связи, и отсутствие ее в такой ситуации может привести к пагубным последствиям. Воины взвода понимали это. Невзирая на губительный вражеский огонь, они самоотверженно работали на линиях. Их героический труд обеспечивал бесперебойность связи в самые напряженные периоды боя.

Но вот серьезные ранения получили линейный надсмотрщик рядовой М. Студенов, телефонист ефрейтор В. Шипилов. Погиб, выполняя боевую задачу, отличный специалист сержант И. Бакунов. Создалось тяжелое положение.

Как сократить потери? Обычно я периодически посылал воинов на линию — проверить связь, устранить повреждения. А если выставить там контрольные телефонные посты, использовав для укрытия подбитые вражеские танки, оставшиеся на поле боя? Тогда можно еще быстрее восстанавливать связь, сократятся потери. Как же я раньше не подумал об этом?

С рядовыми П. Вавицыным и А. Кочковым, захватив телефонные аппараты и кабель, короткими перебежками, а кое-где и по-пластунски, от воронки к воронке, пробираемся к танкам. По пути к нам присоединился рядовой Н. Неуступов — он проверял линию.

Вот и первый танк. От ближайшей линии протягиваем сюда кабель и, установив в танке телефонный аппарат, оставляем здесь Неуступова. Он должен периодически прозванивать линию и в случае повреждения немедленно ликвидировать обрыв.

Продвигаемся к следующему танку. Вдруг где-то рядом разорвалась мина. Падая в ближайшую воронку, я почувствовал, как что-то ударило меня в бок. В горячке не обратил на это внимания. Когда же доползли до танка и забрались в него, понял, что ранен. Вавицын перевязал меня, а Кочков оборудовал в танке второй пост.

Расставив таким образом контрольные телефонные посты, мы сумели значительно сократить время на отыскание и устранение повреждений, что помогло обеспечить бесперебойность связи.

В сложных условиях снежной зимы под непрерывным огнем противника воины взвода за четыре дня напряженных боев устранили более 800 повреждений на линии. За отвагу и мужество многие из них, в том числе и я, были награждены орденами и медалями. [154]

Оружие связиста

78-я гвардейская стрелковая дивизия, в которую я был направлен после госпиталя рядовым телефонистом, занимала оборону в районе Крутого Лога. Обстановка вначале была спокойной. Наши войска усиленно зарывались в землю, готовились к тяжелым оборонительным боям. Связисты прокладывали резервные линии, проверяли действующие, несли дежурство на коммутаторах.

Рано утром в районе командного пункта нашей дивизии стали рваться снаряды: гитлеровцы перешли в наступление. Они лезли напролом, не считаясь с потерями. Их встретили организованным огнем. Плотность его была так велика, что все деревья и кусты в считанные минуты были сметены снарядами и бомбами. Конечно, и наши линии связи то и дело повреждались, но всякий раз мы быстро восстанавливали их. Этому в немалой степени способствовало создание специальных контрольных постов. Размещались они вдоль линий на определенном расстоянии друг от друга. Для укрытия телефонистов от огня вдоль кабеля через каждые 50–100 метров были отрыты неглубокие окопы. Находясь непосредственно на линии, связисты быстрее находили и устраняли обрыв.

При выборе места для контрольного поста учитывались условия местности. Так, один из постов был расположен на небольшой возвышенности, изрытой взрывами. Приспособив для укрытия воронку от снаряда и тщательно замаскировавшись, связисты просматривали линию в обе стороны на большое расстояние. Это позволяло наблюдать разрывы, движение танков, достаточно точно определять места повреждения кабеля, а следовательно, быстро восстанавливать связь.

Во второй половине дня, когда враг вклинился в нашу оборону, одну из линий порвали гусеницами «тигры». Она шла к артиллеристам, что обеспечивало управление огнем батарей. Телефонисты ефрейтор Иванов и рядовой Закора, захватив катушку кабеля, ползком и перебежками от воронки к воронке двинулись вдоль линии, чтобы устранить повреждение. Провод вел прямо к группе вражеских танков, с места обстреливающих наши позиции. Здесь обрывки проводов были разбросаны по всему полю. [155]

Фашисты не заметили связистов, которые проползли буквально рядом.

Осталось сделать последний сросток, и линия будет работать, но... кончился запас кабеля. Не хватило нескольких метров. Нужно было ползти назад. Однако отважные связисты нашли недостающий кусок провода, вытащив его буквально из-под гусениц вражеской машины.

Линия проработала недолго — ее вновь повредили танки, но за это время мы успели проложить новую и обеспечили бесперебойную связь. За бесстрашие, высокое боевое мастерство и находчивость телефонисты Иванов и Закора были награждены орденом Красной Звезды.

Были у нас и потери: погиб командир взвода лейтенант Жариков. Взводом стал командовать старший сержант Царапкин. Связисты трудились самоотверженно, под огнем врага прокладывали линии, своевременно устраняли повреждения. Со сменой места командных пунктов телефонная связь прокладывалась заново. Причем нам приходилось не только работать на линии, но и оборонять ее с оружием в руках. Ведь порой трудно было определить, где проходит передний край, и нередко линии связи оказывались в тылу просочившихся вражеских автоматчиков. Поэтому работали по двое: один тянул кабель или устранял обрыв, другой находился наготове на случай встречи с противником.

При прокладывании линии к одному из полков наше отделение столкнулось с группой фашистских автоматчиков, скрытно пробравшихся в тыл. Быстро сориентировавшись, связисты залегли: одни вступили в бой, а другие продолжали тянуть линию. Одновременно по телефону сообщили на командный пункт обстановку. Наши минометы открыли огонь. Здесь связистам пришлось быть и стрелками-пехотинцами и артиллеристами-корректировщиками. В этой короткой схватке с фашистами они одержали победу и не понесли потерь. Отделение продолжало выполнять свою задачу.

...Советские войска вышли к реке Северский Донец и готовились к форсированию. Мы оборудовали лодку для прокладки линии, пропитали кабель, подготовили грузила. Прокладывали линию за передовым отрядом, чтобы после захвата плацдарма при перемещении на него НП командира полка обеспечить его связью. На том берегу фашисты сильного сопротивления не оказали. Об этом [156] сразу же было доложено командованию по телефону, и наша дивизия перешла к преследованию врага.

В период напряженных боев на Курской дуге связисты самоотверженно выполняли свою нелегкую работу. Успех их действий был обусловлен тем, что они были не только умелыми специалистами, но и храбрыми воинами.

Вот один из фронтовых эпизодов, о котором рассказал мне Герой Советского Союза генерал-майор войск связи Михаил Корнеевич Пилипенко.

...К Днепру мы прорвались южнее Киева. Справа на противоположном берегу темнели в дымке купола Печерской лавры. Древний город ждал своих освободителей.

Начальник связи 1318-го стрелкового полка капитан С. Штейман собрал нас в ложбине.

— Стремительность нашего наступления не позволила немцам создать прочную оборону на правом берегу. Сейчас они лихорадочно укрепляют ее. Каждый день промедления будет очень дорого стоить нам. Перед форсированием Днепра надо узнать расположение сил и средств противника. На тот берег направляется полковая разведгруппа. С ней пойдет связист...

Вперед вышел рядовой Калинчик, за ним я, рядом оказался Карасев.

— Хватит, хватит. Нужен только один.

Но нас было трое. Капитан посоветовался с командиром полка подполковником Дребенковым. Решили — пойдут все трое. Очевидно, учли, что нам уже приходилось форсировать реку и мы имели некоторый опыт.

Кроме нас в группу вошли разведчик Внуков и сапер Мартынов — всего пять человек. Старшим назначили меня. Видимо, потому, что я был сержантом, не раз ходил в разведку и на моем боевом счету значился «язык».

И все же, несмотря на достаточный фронтовой опыт и тщательную подготовку, первая попытка переправиться на тот берег не удалась. Нас обнаружили, когда мы не достигли еще середины реки. Разведгруппа оказалась в фокусе света и огня. Нас спасло лишь то, что мы тянули линию связи и, когда лодка перевернулась, ее за кабель вместе с нами вытащили на берег.

Готовясь снова к переправе, решили не брать с собой груз для укладки линии на дно, чтобы увеличить плавучесть лодки. С той же целью барабан с кабелем установили не на лодке, а на берегу. Теперь все могут грести, лодка будет двигаться быстрее. [157]

На следующую ночь (1 октября 1943 года) мы повторили попытку. К счастью, туман плотно укрыл реку, что в значительной степени обеспечивало скрытность переправы. Мы старались не выдать себя шумом. Помогла и наша артиллерия — во время переправы разведгруппы она открыла огонь по позициям противника.

Несмотря на все предосторожности, противник все же обнаружил нас, когда до противоположного берега оставалось несколько десятков метров. Опять шквал огня обрушился на лодку. Она накренилась, стала наполняться водой. Вскрикнув, замер Калинчик.

— Женя, Женя, что с тобой? — кричу ему.

Он мертв. Оставаться в лодке нельзя. Она, как магнит, притягивает на себя вражеский огонь. Даю команду прыгать в воду. А лодку пускаем по течению. Она еще долго будет служить отвлекающей целью для фашистов.

На мне радиостанция А7Б, катушка с кабелем, телефон, автомат, гранаты, лопата. Не меньше нагружены и остальные. В момент прыжка почувствовал сильнейший удар в спину. Подумал — ранен. Стал на дно. Вода по грудь, руки-ноги на месте, двигаются. Значит, все в порядке.

Когда до берега оставалось несколько метров, воткнул в дно специально припасенный кол, привязал к нему кабель. Закрепил на нем телефонную линию. А ребята уже на берегу — заняли оборону, отстреливаются. Я к ним. Установил телефон.

Берег полого поднимается вверх, и нам лучше видны фашисты, атакующие нас, чем мы им на фоне черной воды. Один не добежал до меня метров пять. Упал. Что-то лопочет. Видимо, ранен. Остальные залегли или убиты. Я к нему. Оглушил гранатой, подтащил к телефону. Докладываю командиру полка:

— Плацдарм захвачен. Есть «язык».

— Не до «языка» сейчас. Окопайтесь. Экономьте боеприпасы. Держитесь.

До рассвета фашисты больше не пытались контратаковать. Видимо, решили расправиться с нами днем, а пока сосредоточили свои усилия на том, чтобы не допустить переправы подкрепления. Мы заняли удобную позицию, хорошо окопались.

Однако, зарывшись в землю, потеряли друг друга из виду.

— Миша, жив? — кричу Внукову. [158]

— Жив.

Держим оборону. Телефонная связь работает нормально. Для подстраховки решил развернуть радиостанцию. Установил штырь, включаю — не работает. Так вот что за удар в спину я получил: радиостанцию пробило осколком. Теперь вся надежда на телефон, потому что одним нам без артиллерийской и минометной поддержки не удержаться. А как без связи корректировать огонь!

Линия, проложенная на берегу, рвалась много раз. Если бы не кол, забитый в воде, соскользнул бы оборванный осколком кабель в реку, утащило бы его течением и... все.

День мы продержались на пятачке. А ночью через Днепр переправились несколько штурмовых групп, и среди них группа старшего лейтенанта Дербенцева. Стало легче. Плацдарм расширился. Звонит командир полка:

— Где-то правее вас пулемет. Он простреливает всю линию нашей переправы. Надо убрать его.

Беру с собой Карасева и Внукова. Вскоре мы обнаружили вражеский пулемет. Карасев ловко подобрался к нему с тыла и забросал гранатами. Обратно возвращались другим путем (закон разведчиков) и неожиданно наткнулись на минометный расчет фашистов. Мы не растерялись. Внуков двумя лимонками покончил с досаждавшим нам минометом.

Плацдарм мы держали четыре дня. И вдруг приказ — вернуться на левый берег. Нас сменили подразделения другой дивизии. Было досадно... Много позже мы узнали, что наше форсирование было отвлекающим маневром, а главный удар намечался в том месте, которое потом получило название лютежского плацдарма. Там в ночь на 5 октября пришлось форсировать Днепр еще раз.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1943 года за форсирование Днепра всем бойцам группы Пилипенко было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Боевые будни связистов

В январе 1943 года началась Россошанско-Харьковская операция. Достаточного опыта обеспечения надежной связи в столь глубоких операциях у нас еще тогда не было. [159]

15-й танковый корпус, начальником связи которого был я, наступая от Кантемировки на Алексеевку, отсекал крупную россошанскую группировку противника. Передовой отряд в составе усиленного танкового батальона, высланный для перехвата шоссе Россошь — Алексеевка и захвата населенного пункта Шелякино, удалялся от главных сил на 50 км и более. Встал вопрос, как обеспечить с ним связь: автомобильной радиостанции достаточной мощности батальон не имел, а танковая «не достанет». В распоряжение командира батальона подполковника М. Трушина была выделена радиостанция РСБ-Ф и одно из лучших подразделений радистов во главе со старшим лейтенантом И. Волковым. Командир корпуса генерал-майор В. Копцов приказал поддерживать связь с передовым отрядом непрерывно, станцию ни в коем случае не оставлять. В кузове РСБ-Ф развернули переносную радиостанцию РБ и поддерживали связь в движении по двум каналам. В труднопроходимых местах автомашину с радиостанцией буксировали танком. Радисты блестяще справились с задачей, обеспечив устойчивую связь с подразделениями и штабом корпуса.

Приобретя первый опыт обеспечения связи на большие расстояния с помощью радиостанции РСБ-Ф, следующей непосредственно с танками, мы в дальнейшем руководствовались только этим соображением: автомобильные радиостанции не должны отставать от танков (на труднопроходимых участках танки брали их на буксир или проделывали для них проходы).

Нередко в ходе операции 15-й танковый корпус вырывался далеко вперед, расстояние до штаба армии достигало 90 и даже 120 км. Радиограммы в таких случаях приходилось передавать по частям, в различных радиосетях и радионаправлениях. Наиболее интенсивный обмен приходился на ночное время. Асами связи называли радистов, которые в неимоверном хаосе радиосигналов умели отличить и выделить нужный сигнал, принять его. Немало труда и изобретательности вкладывал в свое дело командир радиовзвода лейтенант Д. Гончаренко.

Серьезным испытанием для связистов корпуса явилась Курская битва. Трудности обусловливались участием больших масс авиации и артиллерии с обеих сторон. Штабы, подвергаясь бесконечному артиллерийско-минометному обстрелу и бомбежке, были вынуждены часто перемещаться, хотя темпы наступления были невысоки. Штаб [160] корпуса в течение суток иногда перемещался по 3–4 раза, штабы бригад — до 5 раз. Радисты передавали и принимали приказы и распоряжения непосредственно под огнем противника. На требование позвать кого-либо из офицеров штаба бригады для переговоров нередко от дежурного радиста поступал ответ: «Нас бомбят, послать некого». Исключительную смелость в течение операции проявили многие связисты, особенно отличился и начальник радиостанции командира корпуса лейтенант Н. Соснин.

Почти каждую ночь корпус перегруппировывался, а утром продолжал наступление. В этих условиях связь могли обеспечить только радиосредства. Но огонь противника часто выводил их из строя. Гибли и радисты. Чтобы начальник связи мог оперативно маневрировать средствами, все автомобильные радиостанции корпуса и бригад находились в его распоряжении и использовались там, где в них больше всего была потребность.

Успешно развивая наступление, 3-я гвардейская танковая армия быстро вышла к Днепру и захватила букринский плацдарм. От 7-го гвардейского танкового корпуса за рекой пока были только подразделения 23-й гвардейской мотострелковой бригады. Переправа танков задерживалась. Фашисты прилагали яростные усилия, чтобы сбросить наши войска в Днепр. В этих условиях командованию корпуса требовалась постоянная связь с плацдармом. Было решено проложить проводную линию через Днепр. Команда телефонистов под руководством капитана Е. Фельдмана успешно справилась с этой задачей. Медленно продвигаясь на лодке, связисты под сильным артиллерийско-минометным огнем опускали в воду обычный телефонный кабель ПТФ-7, смазанный солидолом. Чтобы он погрузился на дно реки, через каждые 40–50 м к нему прикрепляли камень. Выходы линии из воды заглубили в грунт. Прокладку кабеля завершили в тот момент, когда на НП корпуса приехал командующий фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин. Он первый говорил по этой линии с командиром 23-й гвардейской мотострелковой бригады полковником А. Головачевым и, закончив разговор, заявил, что это первая на фронте линия связи через Днепр. Она работала без повреждений больше месяца. Уходя, мы передали ее войскам, оставшимся на плацдарме.

В дальнейшем наступлении обеспечивать связь было [161] уже легче, поскольку имелся богатый опыт и подготовленные кадры связистов.

Вспоминается такой эпизод. Оперативная группа корпуса к исходу дня расположилась на северо-восточной окраине поселка Фастовец, а утром с востока нас атаковали 10–12 фашистских танков. Связистам пришлось вести бой и поддерживать связь под огнем противника. К исходу дня мы были вынуждены оставить Фастовец. Но уйти можно было только через глубокий заболоченный овраг, где автомобильные радиостанции провести нельзя. Пришлось их оставить в трясине на дне оврага. Жаль было лишаться трех радиостанций — в корпусе их и так оставалось мало.

Заняв северо-восточную часть поселка, немцы дальше пройти не смогли, и радиостанции оказались на ничейной земле. С утра следующего дня мы организовали наблюдение за радиостанциями и разведали подходы к ним. Одновременно подготовили буксировочную машину и длинный трос. С наступлением темноты все три станции вытащили из оврага и включили в работу.

Осуществили эту дерзкую операцию водители и начальники радиостанций, под руководством командира радиороты капитана Д. Гончаренко.

В 1944 году мне, уже начальнику связи 6-го гвардейского танкового корпуса, пришлось участвовать в Проскуровско-Тернопольской операции. Началась она в самую распутицу. Средств связи недоставало, а имевшиеся были сильно потрепаны. Радистам зачастую приходилось на руках вытаскивать радиостанции из грязи, не прекращая при этом связи.

Наступая от Шепетовки на юг, 3-я гвардейская танковая армия вышла западнее Проскурова (Хмельницкого), отрезав большую группировку противника. Передовой отряд корпуса, 52-я гвардейская танковая бригада, ушел вперед, перерезав шоссе Проскуров — Тернополь. Однако отходящая из города группировка врага отсекла бригаду от главных сил корпуса. Связь с бригадой в течение трех суток поддерживалась по радио через голову противника и самолетами связи. Летать над территорией, занятой фашистами, добровольно вызвался пилот лейтенант И. Вдовенков. Он успешно сделал несколько рейсов, за что впоследствии был награжден орденом Красного Знамени. Связью в 52-й гвардейской танковой бригаде руководил майор И. Кузьмичев. [162]

Когда замедлялся темп наступления, телефонисты развертывали проводную сеть. Десятки километров несли они на себе тяжелые катушки с кабелем — автомашины не могли пройти по раскисшим дорогам. Немало примеров героизма показали эти скромные труженики. В один из дней в районе Польный Алексинец, Подлесный Алексинец вышла из строя радиостанция, связь со штабом 51-й гвардейской танковой бригады была потеряна. Попытки восстановить ее оказались безуспешными. Офицеры связи с автоматчиками дважды возвращались, не достигнув КП бригады. Они попадали под губительный автоматный огонь. А связь была необходима. Тогда добровольно взялись проложить проводную линию к штабу бригады командир телефонно-кабельной роты капитан И. Ластенко и парторг батальона связи старший лейтенант Д. Баранов. Подобрав команду телефонистов, они ночью отправились выполнять задачу. Выбрали маршрут по оврагам. Чтобы катушки при размотке не стучали, их тщательно смазали. И все же пройти незамеченными телефонистам не удалось: их неоднократно обстреливали вражеские автоматчики. Однако к часу ночи связь с бригадой была установлена, а утром согласованным ударом противник был разгромлен. Офицеры Ластенко и Баранов удостоены наград.

Готовясь к Львовско-Сандомирской операции, связисты напряженно занимались боевой подготовкой, обобщали и закрепляли приобретенный опыт. Провели ряд радиоучений по обеспечению связи на предельные расстояния. Результаты сказались в последующих боях.

В это время на должность заместителя командира корпуса пришел полковник И. Якубовский (впоследствии Маршал Советского Союза). Ему была выделена радиостанция с одним из лучших экипажей.

Заместитель командира корпуса, как правило, следовал с передовым отрядом или с той бригадой, которая выполняла основную задачу. Таким образом, в сети командира корпуса работали две радиостанции. Это в любых условиях гарантировало устойчивую радиосвязь.

Обойдя Львов с севера, части корпуса развивали наступление на запад, на Перемышль, а его 53-я гвардейская танковая бригада — на Львов с запада. По мере продвижения танков расстояния все возрастали, и, чтобы получить устойчивую связь, приходилось прибегать к особым мерам. Так, одна из радиостанций армии выполняла [163] роль промежуточной между штабами корпуса и бригады. Таким же способом обеспечивалась связь при форсировании реки Висла.

В боях по захвату сандомирского плацдарма в особо тяжелой обстановке пришлось обеспечивать связь в 53-й гвардейской танковой бригаде. Противник здесь впервые применил новые танки — «королевские тигры» — и не жалел сил и средств, чтобы сбросить наши войска с плацдарма. В ожесточенных маневренных боях начальник связи бригады капитан А. Дубовицкий сумел организовать бесперебойную связь. За самоотверженные умелые действия в этой операции батальон связи 6-го гвардейского танкового корпуса награжден орденом Красной Звезды.

В следующей, Сандомирско-Силезской, операции управление войсками осуществлялось исключительно по радио. Весьма высокие темпы наступления, частое маневрирование, изменения и уточнения боевых задач — все это обусловило возможность связи с бригадами только по радио. В то же время расстояние до некоторых бригад оказывалось так велико, что не приходилось рассчитывать на прямую связь. И вновь выделяли промежуточные радиостанции, хотя это было небезопасно: сплошной линии фронта не было, встречались мелкие группы противника, а бои велись на вражеской территории.

С промежуточной радиостанцией, как правило, выезжал командир радиороты капитан Н. Корниец, смелый, хорошо ориентирующийся на местности офицер и опытный радист. Он всегда успешно справлялся с задачами, умел найти оптимальные условия для поддержания связи. В боях за город, например, отрицательно сказалось на радиосвязи экранирующее действие каменных построек. Эта особенность была быстро изучена и учтена. Радистам дано указание развертывать радиостанции на удалении от каменных зданий и использовать антенны «наклонный луч». Все это было учтено и при подготовке к Берлинской операции. На автомобильных радиостанциях появились крышевые антенны. Диапазон передатчиков РСБ был расширен в сторону длинных волн. Это давало возможность вести работу без взаимных помех, дальность связи практически увеличилась в 1,5 раза.

Вместе со всеми воинами связисты готовились к завершающим боям. Каждый из них видел близкий конец [164] войны и делал все возможное, чтобы приблизить его. Проводилась кропотливая партийно-политическая работа.

В начале операции, при форсировании рек Нейсе и Шпрее, для управления использовались все средства связи: радио, проводные и подвижные. А затем до самого Берлина работало только радио. Чтобы ускорить передачу распоряжений в войска и прием донесений от них, с радиостанциями следовали офицеры штаба. Командир корпуса генерал В. Митрофанов и начальник штаба полковник С. Лебедев требовали от офицеров оперативного отдела предупреждать связистов о предстоящем поступлении радиограмм для передачи. Эта мера обеспечивала заблаговременную подготовку канала и сокращала сроки доставки корреспонденции.

Связисты работали неутомимо. Коммунисты, находясь на самых ответственных участках, сплачивали боевые коллективы, сами показывали примеры мужества и мастерства в выполнении воинского долга. Комсомольцы, а их было абсолютное большинство в экипажах и командах, проявили себя опытными специалистами в установлении и поддержании надежной связи в сложных боевых условиях.

Наконец штурмом взят Берлин. Однако война еще не кончилась. Нас, танкистов, ждала Злата Прага. Впереди Судеты. А это значит — новые трудности. Сквозных дорог мало. В горах весна, грязь и распутица. В труднопроходимых местах вновь выручали танки.

Преодолев горно-лесистую местность, корпус успешно развивал наступление на Прагу, а его 51-я гвардейская танковая бригада осталась в районе Мейсина, чтобы отрезать пути отхода на запад дрезденской группировке гитлеровцев. Удаление от нее составляло около 140 км. Тылы корпуса находились еще дальше (севернее Судетских гор), но связь не прерывалась. Помог испытанный метод — мы использовали промежуточную радиостанцию в районе Литомержица.

Не успели войска вступить в город, как командир корпуса генерал Митрофанов был вызван на радиостанцию для переговоров с командующим фронтом. По поручению Маршала Советского Союза И. С. Конева переговоры вел офицер штаба. Он от имени командующего запросил: «Для доклада в Москву подтвердите, действительно ли вы в Праге и что там происходит». За ключ сел начальник радиостанции лейтенант П. Колокольников [165] и быстро передал ответ генерала, подтверждающий, что советские войска в столице Чехословакии.

Освобождением Праги закончился наш боевой путь.

Мастерство и мужество

На направлении главного удара 7-й гвардейской армии наступал 25-й гвардейский стрелковый корпус, в состав которого входил наш 133-й отдельный корпусной батальон связи. Я тогда был сержантом, командиром линейного отделения.

В подразделениях подготовка к форсированию началась задолго до того, как мы увидели Днепр. Пока в штабах анализировалась обстановка, на карты наносились красные стрелы ударов, решались вопросы боевого и инженерного обеспечения переправы, мы старательно запасались изоляционным материалом, грузилами. На склад части поступил новый кабель. Он лежал в НЗ, ждал своего часа.

Вот наконец и могучий Днепр. Радости нашей не было предела. Каждый считал своим долгом попробовать днепровской водицы.

Местные жители радостно встречали своих освободителей. Старый рыбак угостил нас ухой.

— Хлопчики вы мои, хлопчики вы мои... — приговаривал он, то и дело смахивая набегавшую слезу.

Долго ждать форсирования не пришлось. К исходу дня начальник связи корпуса полковник Ф. Токарев лично поставил задачу нашему отделению: в ночь на 26 сентября форсировать Днепр вслед за передовым отрядом и обеспечить телефонную связь с ним. Назначили нам позывной — «Западный».

Солдаты гордились заданием. Ведь мы одни из первых будем на том берегу. В отделении подобрались бывалые воины. Все имели награды, некоторые по две-три.

С раннего утра 25 сентября весь берег превратился в строительную площадку. В зарослях лозняка стучали топоры, визжали пилы. Готовились к форсированию и мы. Получили 3,5 км нового телефонного кабеля. Тщательно заизолировали сростки. Подготовили массивные [166] грузила: чем плотнее линия ляжет на дно, тем меньше опасность повреждения от разрывов бомб, снарядов, мин, тем меньше ее будет сносить течением.

А выдержат ли сростки? Надо сказать, что в то время обеспечить их хорошую изоляцию было непросто. В конце концов для перестраховки решили поместить каждый сросток внутрь бутылки и залить смолой. Хотя общий вес всего имущества увеличился, мы надеялись, что «конструкция» не подведет.

Местные жители разыскали в плавнях две рыбацкие лодки, помогли нам соорудить плот, дали советы. Старый рыбак убедил нас отказаться от тяжелого барабана, навесить на кабель грузила и уложить его в бухту (что сыграло впоследствии важную роль). Подсказал он также, откуда, учитывая течение, надо отчаливать, чтобы попасть в нужное место на том берегу, в район села Бородаевка.

Форсирование началось с наступлением темноты. Первая группа в составе 50–60 человек разместилась на большом плоту. Он грузно осел, плавно отошел от берега и сразу же скрылся из глаз.

Отчалили и мы. Четверо гребли, пятый виток за витком опускал кабель в воду примерно так, как делают это рыбаки, забрасывая сеть. Судя по времени и по силе течения, мы приближались к середине реки. Вдруг вспыхнула ракета, за ней другая, и вот уже стало светло как днем. Нас, конечно, заметили. Вода вскипела от разрывов снарядов, мин. пуль.

Напрягая все силы, мы гребли без передышки. Но как медленно приближался берег! Когда до него оставалось метров 200, в край плота угодил снаряд. Взрывной волной нас сбросило в воду, оглушило.

Забрались на плот. Но нас оказалось только трое.

— Бородаенко! Файзулин! — звали мы товарищей. В ответ свист пуль, взрывы. Плот стал оседать, накренился.

Сбросить сапоги, обмундирование — дело нехитрое. Мы заранее переложили документы в пилотки, расстегнули пуговицы. Свободный конец кабеля я обвязал вокруг пояса, бухту сбросили в воду, плот пустили по течению. Конечно, можно было плыть, держась за обломки, но тогда течением нас далеко унесло бы от места высадки первой группы.

Больше всего я боялся, что при погружении на дно [167] кабель в бухте запутается и тогда не дотянуть его до берега. Однако все обошлось благополучно.

Выбравшись на берег, подтянули провод. Закрепили за какую-то корягу.

— Давай телефон, — обращаюсь к рядовому Лозаненко.

— Один разбит. Второй утонул.

Вот досада! А исправна ли линия? Взялся за концы — бьет током. Значит, с того берега посылают вызов, ждут, когда «Западный» выйдет на связь. Как неудачно получилось: линия проложена, а связи нет.

Послать кого-то обратно? Трудно пробраться, да и время не терпит. Остается раздобыть трофейный аппарат.

Я остался на берегу, а рядовые Лозаненко и Чернышев двинулись к селу. Не напрямую, а в обход, слева.

Им удалось скрытно пробраться в тыл гитлеровцам. Но не сразу смогли найти что нужно. Наконец наткнулись на полевую линию связи и уже по ней добрались до немецких траншей на берегу. Уничтожив телефониста, захватили аппарат и — бегом к своему кабелю.

Начальник связи корпуса полковник Токарев начал выговаривать мне за задержку. Но не успел закончить. Трубку взял командир корпуса генерал-майор Г. Сафиуллин:

— Где вы находитесь?

Я доложил, что на правом берегу Днепра, на левом фланге плацдарма.

— Кто там есть из офицеров? Позовите к телефону.

Подбежал майор Н. Степовой. Доложил обстановку, уточнил границы плацдарма, попросил усилить огневую поддержку.

И передал трубку мне.

— Держитесь, сыночки, — услышал я. — Вы наши глаза и уши. Мы вам поможем, поддадим фрицам жару. Будет связь — будет точный огонь.

Как я понял из доклада майора Степового, гитлеровцы на фронте 1–1,5 км отошли на вторую траншею, располагавшуюся за Бородаевкой, и оттуда непрерывно контратаковали, пытаясь сбросить наши подразделения в реку.

— Телефонный аппарат установить на НП, — приказал майор. — От меня не отставать ни на шаг.

Кабель по-прежнему легко тянулся из бухты на дне [168] Днепра. Мы проложили линию в центр села, затем нарастили ее на фланги плацдарма.

С рассветом бой достиг предельного напряжения. Над селом появилась вереница фашистских самолетов. Они бомбили переправу и наши боевые порядки. Атаки вражеской пехоты следовали одна за другой. На отдельных участках фашистам удалось вклиниться в нашу оборону. Порой доходило до рукопашной, часто из-за того, что кончались боеприпасы. Пришлось собирать трофейное оружие и пускать его в ход.

Майор Степовой метался с одного фланга на другой. Мы за ним. Руководя боем, корректируя огонь нашей артиллерии, он не выпускал из рук телефонную трубку:

— Хорошо, молодцы. Пулемета нет. Теперь накройте орудие. Метров на 400 левее и на столько же дальше...

Во время короткой передышки между очередными контратаками подбежал мальчонка лет двенадцати:

— Дядя, там за селом, в овраге, много немцев с танками.

Я подвел его к майору. Офицер по карте определил местоположение изготовившегося к атаке противника, передал координаты артиллеристам.

Вскоре канонада затихла, рассеялся дым, позиции гитлеровцев стали ясно видны. Наступила тишина, будто перед грозой. Еще через мгновение над нашими головами что-то зашуршало, затем в тылу у немцев грохнула серия мощных взрывов.

Потом я был на том месте. Удар оказался исключительно точным. Танки превратились в груду исковерканного металла, повсюду трупы гитлеровцев.

К вечеру слышимость на линии стала хуже. Видимо, вода все же проникла под изоляцию. И неудивительно. Мы устранили около 50 повреждений, в том числе несколько в прибрежной полосе. И как ни старались, достаточно надежно выполнить сростки в той обстановке не удалось. Пришлось один провод заземлить и работать как по однопроводной линии.

Следующей ночью (на 27 сентября) саперы навели переправу. С помощью прибывшего подкрепления плацдарм был расширен. Связисты проложили новый кабель, развернули в Бородаевке узел связи. Сюда переместился НП командиров дивизии и корпуса. А наша линия продолжала работать, но теперь как резервная. [169]

Под огнем врага

Шел март 1944 года. Войска 7-й гвардейской армии стремительно продвигались в направлении города Новоукраинка. Ни ожесточенное сопротивление врага, ни весенняя распутица не могли остановить высокого наступательного порыва наших воинов. До Государственной границы СССР было, как говорится, рукой подать, и каждый горел желанием изгнать наконец фашистских оккупантов с советской территории.

Но чем ближе мы подходили к границе, тем упорнее сопротивлялся враг, особенно на водных рубежах. Любая река сама по себе представляет серьезное препятствие для наступающих. В условиях же весеннего разлива и бездорожья, когда тяжелая понтонно-мостовая техника не поспевает за передовыми частями, форсирование рек является трудной задачей. Нам предстояло форсировать Южный Буг.

Гитлеровское командование надеялось, что здесь удастся закрепиться, создав прочную оборону по правому берегу реки. Но стремительность нашего наступления сорвала замыслы врага.

Поздно вечером 12 марта меня вызвал начальник связи 19-й стрелковой дивизии. Я в то время исполнял обязанности командира взвода отдельного батальона связи.

— Передовые подразделения приступили к форсированию Южного Буга, — ввел он меня в обстановку. Затем развернул карту. — НП командира 315-го стрелкового полка должен расположиться где-то здесь, в районе села Александровка. Ваша задача — уточнить местоположение НП и обеспечить связь командира дивизии с командиром полка.

До Александровки недалеко, всего километра три. Но местность незнакомая, ночь. Дождь льет как из ведра. Ориентиров никаких. Как разыскать НП?

Если идти и сразу разматывать кабель, потом, при перемещении НП, не удастся быстро снять линию, так как неизбежно напетляем в темноте. К тому же обстановка могла измениться, и не исключено, что командир полка расположился в другом месте. Учитывая все это, я решил сначала найти НП, а потом уже от него прокладывать [170] кабель. Опыт убеждал, что так будет быстрее и живучесть линии повысится: на обратном пути можно спрямить трассу, меньше израсходовать кабеля.

Так и сделали. Добрались мы (линейная команда) до Александровки. Стучусь в крайнюю хату.

— Где тут наши офицеры?

— Какие офицеры? Здесь немцы!

И тут откуда-то из темноты полоснула автоматная очередь. Огородами выбрались на берег реки. Долго еще кружили вокруг села, пока не наткнулись наконец на наблюдательный пункт. Он расположился в 500 метрах от населенного пункта на берегу Южного Буга. Доложил командиру полка, что рядом, в Александровке, немцы.

— Пусть пока посидят там. Наша главная задача — захватить плацдарм на том берегу реки. А потом и с ними расправимся. Давайте быстрее связь — нужна помощь артиллерии.

Уже начало светать. Это облегчало прокладку линии, но опасность возрастала — с высокого противоположного берега местность хорошо просматривалась, и фашисты держали ее под прицельным огнем. Правда, несколько в стороне шел овраг, и по нему можно было протянуть линию, но на это ушло бы много времени. К тому же овраг мог оказаться пристрелянным (так впоследствии и оказалось) или заминированным.

Значит, остается один путь — напрямую. Хотя и опаснее, так как надо примерно 1–1,5 километра прокладывать линию по открытой местности, но зато надежнее: кабель будет сохраннее.

Приняв такое решение, я разделил линейную команду на две группы. Одну, в составе трех человек, возглавил сам и повел ее прямо через луг, вторую послал в обход по оврагу, чтобы она примерно на половине пути вышла нам навстречу.

Только мы вышли из окопа НП, как тотчас засвистели пули — гитлеровцы открыли прицельный пулеметный огонь. Короткими перебежками, а кое-где и по-пластунски мы двинулись к цели. С первой катушки линия легла как по струнке. А вот при размотке второй катушки дело застопорилось: только верхний слой кабеля лежал ровно, а остальные оказались перепутанными.

Да, жарко нам тогда пришлось. Главное, сам виноват — не проверил подготовку команды. Вполне можно [171] было заранее где-то в укромном месте перемотать кабель, а не заниматься этим теперь, под огнем противника.

В назначенном месте второй группы не оказалось. Неужели заблудилась? Послал на поиски одного из бойцов. Вскоре он вернулся и доложил, что группа попала под артиллерийский налет. Все ранены. Он оказал первую помощь и притащил с собой три катушки кабеля. Ими-то мы и закончили прокладку линии.

Вот ведь как иногда получается: прямой путь по открытой местности оказался безопаснее, чем обходный по оврагу. Как видно, и в действиях связистов тактика играет не последнюю роль.

Тем временем передовые подразделения форсировали Южный Буг и вели ожесточенные бои за удержание захваченных плацдармов. Нужно было срочно наладить взаимодействие между ними, поддержать их огнем и т. д. Короче говоря, нужна была связь на тот берег.

Начальник связи дивизии поручил эту задачу нашему взводу. Целый день мы готовились к переправе: из бревен и досок сколотили плот, отобрали лучший кабель, перемотали его, просмолили, из болтов, гаек, всевозможных металлических деталей изготовили грузила, загерметизировали телефонные аппараты (вдруг накроет волной или плот развалится), выбрали подходящее место для отчаливания.

С наступлением темноты подвезли на лошадях плот к реке и спустили его на воду. Я еще раз проверил все имущество. Сам закрепил конец кабеля на берегу, подсоединил его к ранее проложенной линии, которая шла на НП командира дивизии, и доложил начальнику связи, что к переправе готов.

Примерно в полночь меня вызвал к телефону командир дивизии генерал-майор И. Лазарев.

— Расскажите, как будете прокладывать линию и сколько берете с собой кабеля.

Я доложил.

— Двух катушек, по-моему, маловато. Возьмите с запасом. А как вы собираетесь организовать связь на плацдарме?

Я рассказал о полученной от начальника связи задаче. Командир дивизии уточнил ее и разрешил переправу.

Плот плавно отчалил. Цепляя к кабелю грузила, спускали его в воду. Так добрались до середины реки.

Вдруг мертвенный свет ракет прорезал темноту. Вокруг [172] стали рваться снаряды. Мы изо всех сил налегли на весла, но тяжелый, неуклюжий плот почти не прибавил скорости. Казалось, что он стоит на месте, что кабель держит нас, как якорная цепь.

До берега оставалось метров 60, когда от близкого разрыва плот развалился и мы оказались в воде. Хорошо, что предусмотрительно мы закрепили на плоту катушку с кабелем и телефонный аппарат, иначе теперь они были бы на дне.

Держась за бревна, доски, добрались до берега. Первым делом подсоединили к проложенной через реку линии телефонный аппарат. На том конце трубку снял командир дивизии. Он поблагодарил нас и приказал позвать к телефону командира стрелкового подразделения. Вскоре старший лейтенант доложил обстановку на своем участке. Генерал выслушал его, затем поставил задачу: в 5.00 при поддержке артиллерии атаковать противостоящего противника во взаимодействии с соседними группами.

Одновременный удар всех подразделений в значительной мере предопределил успех атаки. Фашисты дрогнули, попятились. Тогда мы вслед за наступающими стали наращивать линию. Однако единственная уцелевшая катушка с кабелем вскоре кончилась (другие остались на дне). Пришлось собирать трофейный кабель. Прошли мы километров пять, пока нас не сменили связисты другого подразделения.

Атака в эфире

У меня сохранилась пожелтевшая от времени выписка из приказа Верховного Главнокомандующего от 18 февраля 1944 года об итогах операции по окружению и уничтожению корсунь-шевченковской группировки противника. «В боях отличились войска генерал-лейтенанта С. Г. Трофименко», — говорится в ней. Приводятся данные о потерях врага: 55 тыс. гитлеровских солдат и офицеров были убиты и ранены, более 18 тыс. взяты в плен. Вся его боевая техника и вооружение остались на [173] поле боя. Добавим: в целом ликвидация крупной немецко-фашистской группировки значительно улучшила положение советских войск.

В качестве заместителя начальника войск связи 27-й армии, которой командовал генерал-лейтенант С. Г. Трофименко, я принимал непосредственное участие в этом сражении. С тех пор прошло больше трех десятков лет, а последний, решающий бой, когда остатки десяти вражеских дивизий предприняли отчаянную попытку вырваться из окружения, я помню так, будто это было только вчера.

С утра 16 февраля начался снежный буран. От пронизывающего ветра негде было укрыться, а на наблюдательном пункте командующего 27-й армией, расположившемся в районе украинского села Джурженцы, офицеры вроде бы и не замечали непогоды.

Обстановка сложилась крайне напряженная. С северо-востока, из Корсунь-Шевченковского котла, рвались остатки группировки генерала Штеммермана. С юго-запада к ним на выручку пробивались танковые дивизии генерала Хубе.

Как известно, Гитлер возлагал большие надежды на то, что, используя танковый клин, удастся разрубить стальное кольцо окружения и выручить свои войска. Гитлер писал Штеммерману: «Можете положиться на меня. Вы будете освобождены из котла. А пока держитесь».

Несколько дней тому назад начальнику войск связи 27-й армии полковнику В. Агафонову принесли перехваченные немецкие радиограммы. «Будем пробиваться через Комаровку, Джурженцы», — сообщали окруженные. «Поддержу вас со стороны Лысянки», — ответил командующий 1-й танковой армией генерал Хубе. Последний не скупился на обещания. В одной из его радиограмм говорилось: «Я вас выручу. Хубе». О радиограммах немедленно было доложено начальнику штаба армии генерал-майору Г. Лукьяненко.

— Нельзя допустить, чтобы гитлеровцы имели возможность согласовывать свои действия. Самое опасное для нас — одновременные удары обеих группировок. Как бы им помешать?.. Сейчас у них телефонной связи между собой нет, только радио. Поэтому сделайте все, — приказал он полковнику Агафонову, — чтобы они не могли переговариваться. От этого во многом будет зависеть успех нашей операции. [174]

— Радиосредств мало, но сделаем все возможное, — доложил начальник войск связи.

Было ясно, что, лишив врага возможности пользоваться радиосвязью, мы тем самым парализуем его управление. Наши связисты имели некоторый опыт создания радиопомех противнику. Но все это были лишь частные случаи. Теперь же речь шла об исключении значительного числа своих радиостанций из сферы связи, и так, чтобы управление не нарушилось, и применении их в качестве мешающих станций.

— Пересмотрите схему связи. Где-то временно придется отказаться от радио. Там будем пользоваться телефоном, — закончил разговор генерал-майор Лукьяненко.

План радиоатаки было поручено разработать мне и майору С. Аверьянову. Мы немедленно усилили службу наблюдения за работой фашистских станций. Подобрали лучших радистов. Старшина М. Деев, например, еще до войны был знаменит среди радиолюбителей-коротковолновиков. У нас он держал связь со штабом фронта. На экипаж его радиостанции можно было положиться. Все свободное время он проводил за радиоприемником, изучал эфир, анализируя работу как своих, так и вражеских радистов. Никакие их ухищрения (смена частот, позывных) не могли ввести его в заблуждение: по почерку радиста он безошибочно определял принадлежность радиосети. И таких асов эфира было у нас немало. С их помощью мы подсчитали, сколько радиостанций понадобится, чтобы надежно подавить все важнейшие радиосвязи врага.

Группу для создания помех сформировали на базе радиороты армейского полка связи. Ею командовал старший лейтенант Фомин — отличный специалист. Включили в нее и несколько радиостанций стрелковых дивизий. Поскольку для большинства экипажей предстояла не совсем обычная работа, провели с ними несколько коротких тренировок.

Не забыли и об обеспечении скрытности готовящегося мероприятия. В частности, для тренировки выделили всего две рабочие частоты. На них вели обмен специально назначенные радиостанции, имитировавшие работу радиостанций противника, а учебная группа создавала им помехи. Еще раз проверив надежность всех звеньев этой группы, техническую оснащенность, мы доложили полковнику Агафонову, что к бою в эфире готовы. [175]

Обе группировки противника ожесточенно рвались навстречу друг другу. Они настойчиво искали бреши, нащупывали слабые места, чтобы затем одновременным ударом всех сил и средств проломить нашу оборону. Их разделяло всего несколько километров. Вот на этом участке, примерно на середине его, разместился наш НП. Настал решающий момент.

В назначенное время по команде начальника штаба армии радиоатака началась. Все передатчики работали на полную мощность, подавляя радиосвязь врага. В эфире творилось что-то невообразимое. Радисты контрольных станций, наблюдавшие за частотами, на которых «сидели» фашисты, докладывали, что сигналы передатчиков противника заметались по диапазону. Многие появились на запасных частотах, но и там их настигли наши снайперы эфира. Потеряв друг друга, вражеские радисты растерялись. Связь у противника, по существу, была парализована.

Я находился на наблюдательном пункте командующего армией. Медленно наступал рассвет, ветер не утихал. Вдруг мы увидели, как из снежного вихря появилась какая-то серая подвижная масса. Это были передовые отряды генерала Штеммермана. В тот же миг почти одновременно справа и слева открыла огонь наша артиллерия. Затем по всему фронту обороны зачастили пулеметы, автоматы — ожила, ощетинилась огнем холмистая украинская степь.

Первая атака противника захлебнулась. Но, подтянув резервы, гитлеровцы снова двинулись вперед. Им удалось охватить Джурженцы справа и слева. Бой разгорелся с новой силой. Каждый холмик в поле стал бастионом нашей обороны. Все, в том числе свободные от работы за аппаратурой связисты и раненые, взялись за оружие.

Противник еще не раз пытался вырваться из котла, но все так же безрезультатно. Хубе не выручил. Анализируя действия гитлеровцев, командующий 27-й армией генерал-лейтенант Трофименко заметил: «Одновременного удара у них не получилось. А поодиночке им не пробиться». Не имея между собой связи, группировки противника не могли координировать свои действия. «Да, операция в эфире оказалась весьма эффективной. Молодцы связисты!» — похвалил командующий. [176]