История «малютки»

Герой Советского Союза (1942 г.) капитан-лейтенант Израиль Ильич Фисанович (погиб в 1944 г. при выполнении боевого задания в звании капитана 2 ранга) в годы Великой Отечественной войны вплоть до назначения в 1943 г. командиром дивизиона подводных лодок командовал подводной лодкой М-172 Северного флота.

В числе боевых дел экипажа М-172 и его смелого командира навсегда останутся в памяти мастерский прорыв М-172 в базу врага в Линахамари в августе 1941 г. и потопление транспорта водоизмещением 6 тысяч тонн. На другой день он атаковал и потопил второй крупный транспорт, а еще через несколько дней — третий транспорт.

На боевом счету отважного и мужественного экипажа и его героя-командира — потопление вражеского эскадренного миноносца в январе 1943 г.

Читателю предлагаются фрагменты из книги И. И. Фисановича «История «малютки» (М., 1956), написанной в 1943 г. Кроме нее он является автором книги «Записки подводника» (М., 1944). [137]

Теперь верю

В один из вечерних дней августа подводная лодка М-172 подошла к берегам противника. Прямо на носу в высоких скалах обрывистого берега распахнулся узкий проход. Там в глубине фьорда (Петсамовуоно), в тихой гавани, враг спокойно разгружает свои корабли. Отсюда на фронт идет смертоносный груз и обрушивается огнем и сталью на наши войска, на наши города.

Нарушить покой врага, уничтожить его транспорты вместе с грузом в его логове пытался командир другой нашей подводной лодки Николай Ефимович Егоров. Лодка прошла в фьорд, но сторожевые суда противника помешали ей дойти до гавани. Фисанович оглядывает в перископ берег, всматривается в глубину фьорда. Все спокойно, только наблюдательный пост маячит на входном мысу, а в проходе болтается дозорный катер. Командиру эти берега хорошо знакомы. Три года он плавал на Севере. Здесь пришлось побывать в дни войны с белофиннами.

— Пойдем? — спрашивает командир капитана 2 ранга Колышкина. Иван Александрович знает куда. Уже говорено об этом на переходе.

— Давай сутки повременим, командир, осмотримся.

Лодка движется под самым берегом. Командир периодически осматривает в перископ пустынное море. Лейтенант Шаров аккуратно выводит на карте кружочки мест корабля, определенных по береговым предметам. Колышкин прикидывает циркулем расстояние до берега и восхищается. Несколько раз он уже был в боевых походах, но ни одна лодка так близко к берегу не подходила.

На следующий день утром лодка отошла от берега для зарядки батарей. На переходах, в район зарядки и обратно, вахту нес лейтенант Бутов. Колышкин всегда был рядом с лейтенантом, давая возможность командиру спокойно отдохнуть.

В августе на Севере еще нет настоящих ночей. Зарядку производили вне видимости берегов.

Солнце клонилось к закату, рассыпая по спокойному морю живые блики сквозь низкие разорванные облака. На мостике лодки напряженное сосредоточенное спокойствие. Командир внимательно осматривает горизонт и небо по носу лодки.

— Боцман, наблюдайте внимательнее. Горизонт, воздух, вода, — напоминает он о трех основных объектах наблюдения. Тихоненко наблюдает в кормовых секторах.

— Самолеты! — раздается внезапно его тревожный возглас.

— Все вниз! — командует Фисанович, оглядываясь назад. [138]

Прямо по корме на малой высоте из низких облаков вынырнул «Мессершмитт-110» с приглушенными моторами. Видно, как медленно вертятся пропеллеры.

— Срочное погружение!

Остановлены дизели, захлопнут верхний люк. Трюмный Бугаев принимает балласт. Секунды — и лодка на глубине. Враг проносится над опустевшим морем. Просчитался!

На следующий день в полдень лодка снова у входа в фьорд.

— Пошли!

— Пошли, — серьезно и твердо говорит Колышкин. Вся команда на боевых постах по готовности № 1. Командир направляет лодку в середину прохода и спускает перископ. Лейтенант Бутов ведет счисление дерзкого пути.

— Проходим входные мысы, — докладывает он командиру.

— Когда войдем на милю в глубь фьорда — доложить, — говорит Фисанович.

В лодке тишина, необычная даже в подводном положении. Каждый знает: все теснее обступают ее мрачные вражеские берега, все ближе тревожная неизвестность впереди.

Иван Александрович в центральном посту сосредоточенно всматривается в приборы управления. Стрелка глубиномера заходила.

— Точнее держи глубину, боцман, не к теще в гости идем.

И раз нарушив очарование напряженного оцепенения, он обретает свою обычную живость. В голову лезет навязчивый патефонный мотивчик, и вполголоса, изрядно фальшивя, Иван Александрович напевает: «Растут фиалки, ароматные цветы...»

Никто и не улыбнулся в эту минуту предельного напряжения. Шли в бой, первый бой в жизни каждого, дерзновенно, в самое логово врага. И наряду с боевым азартом где-то в уголке души шевелилась тревога.

— Прошли мимо входа, — говорит Бутов.

Командир поднимает перископ. Впереди в нескольких кабельтовых идет в глубь фьорда дозорный катер. Хищно поблескивает кормовая пушка, на грот-мачте болтается финский вымпел. Лодка идет ему в кильватер серединой узкого коридора воды, сжатого отвесными гранитными скалами.

— Идем хорошо.

Перископ опускается, унося с поверхности единственную улику о том, что в глубинах спокойного фьорда движется к вражеской гавани неумолимая смерть.

Акустик Шумихин настороженно вылавливает шумы из загадочной водной толщи. Его худощавое тело недвижимо, глаза под густыми черными бровями закрыты. Кажется, что акустик спит, только рука медленно поворачивает штурвальчик прибора. Полной жизнью живут сейчас лишь органы слуха матроса. Они унесли его в область необычных для человеческого мира звуков. Морские глубины пропитаны слабыми шелестами, полувздохами, [139] полутонами, сливающимися в неясную, таинственно пульсирующую мелодию. Как это не похоже на привычный веселый гам колхозной детворы в сельской школе, где совсем недавно Анатолий Шумихин был учителем. Тихий, мечтательный юноша порой (не в походе, конечно) грустит по прежней работе. Он искренне любит детишек. Но сейчас на своем боевом посту он не думает о них, хотя всей душой сознает, что рядом враг, посягающий на счастье и жизнь советской детворы, что он, Шумихин, здесь для того, чтобы уничтожить ненавистного врага. Все внимание сейчас сосредоточено на одной мысли: в ровный фон мелодии моря спереди врывается шум винтов. Это винты дозорного катера, обнаруженного командиром в перископ. Сила звука до сих пор была постоянной, но внезапно начала нарастать. Враг приближается. Шумихин доложил об этом командиру.

— Неужели нас обнаружили? — командир распорядился уменьшить шумы. Подводная лодка тихо движется навстречу. Вот он перед ними. В отсеках слышно ленивое шлепанье его винтов. Время нехотя, растягивая секунды, ползет вперед. Так же нехотя удаляется за корму зловещее шлепанье. Дозорный корабль идет очередным галсом по фьорду к входу. Лодка не обнаружена. Теперь между лодкой и гаванью врага нет иных препятствий, кроме нескольких миль чистой воды. Лодка быстро проходит этот путь. Командир изредка и на мгновение поднимает перископ. От входного мыса в гавань видны знакомые с финской войны белые здания гостиницы и шюцкоровской казармы. Тогда белофинны взорвали их при отступлении, теперь они вновь отстроены. Под казармами небольшая катерная пристань.

— Командир, видите что-нибудь? — нетерпеливо спрашивает Колышкин.

— Пока ничего, мыс закрывает причалы, — отвечает тот, торопливо опуская перископ.

Лодка входит в гавань врага. Теперь в перископ виден западный причал. Он тоже пуст. Неужели напрасно затрачено столько сил, неужели не сбудется мечта ударить ненавистного врага?

Нет! Вот он! Занимая всю длину северо-западного причала, стоит огромный транспорт. Часть груза, по-видимому, уже выгружена, так как нос приподнялся, обнаружив подводную часть.

Нашли врага, сейчас будет бой.

— Транспорт! У северо-западного причала — транспорт! — взволнованно восклицает командир.

Колышкин бежит к перископу.

— О! Большой. Ну, командир, бей?

— Аппараты, товсь!

Лодка проходит глубже в гавань, чтобы видеть борт цели во всю его длину.

Старшина Серегин и торпедист Немов готовят аппараты. [140]

Теперь время налетает шквалом, бурно гонит волны событий. Уже весь борт врага не помещается в поле зрения. Уже нить перископа легла на трубу.

— Каким аппаратом стрелять? — возникает нелепый вопрос в напряженном мозгу командира. — Какая чушь, не все ли равно.

— Аппарат номер один... пли!

Серегин дергает на себя рукоятку пистолета. Из-под боевого клапана врывается в торпедный аппарат упругая струя сжатого воздуха. Толчок — и смертоносная стальная сигара понеслась в борт вражеского транспорта.

— Торпеда вышла, — раздался в переговорной трубе голос Серегина.

Облегченная лодка рвется вверх.

— Удержать! — Инженер-механик Каратаев, как опытный дирижер, разыгрывает этот маневр. Погружение. Бедин заполняет цистерну быстрого погружения, принимает воду в носовую дифферентную. Головлев прибавляет ход. Лодка на глубине разворачивается к выходу.

Колышкин бежит в нос слушать взрывы. Глухой отдельный, но мощный звук настигает его во втором отсеке. Этот звук знаком Ивану Александровичу по испытаниям боевых торпед в мирное время. И, встретив недоуменный взгляд лейтенанта Шарова, Колышкин радостно кивает ему головой.

— Да, да, это взрыв.

Этот взрыв, смерть и разрушение — это месть за смерть наших людей, за разрушение наших городов и сел принесла советская подводная лодка ненавистному врагу. Кровь за кровь, смерть за смерть! Угроза призраком будет теперь бродить за противником! Нигде не укрыться ему от нашей мести! На земле нет для него безопасных мест! Бутов смотрит на часы. Стрелка показывает ровно четырнадцать.

Назад и побыстрее! Сейчас у врага переполох, сейчас он бросится в погоню, чтобы найти и наказать дерзких.

Легкое оживление азарта атаки спадает. Вновь в отсеках слышна только четкая разноголосица работающих механизмов. Лодка спешит к выходу в море, к свободе, к жизни.

Командир на мгновение поднимает перископ. Прямо по носу желанный выход из фьорда. Он еще далек. В его приветливом просвете знакомый дозорный катер, медленно идущий навстречу.

— Ну, ходи, сторожи, считай чаек!..

Вновь в напряженной тишине лодка пропускает над собой незадачливого сторожа и вырывается из фьорда.

А враг уже поднял тревогу. За кормой слышны отдаленные подводные взрывы. В перископ командир видит: занимая всю ширину фьорда, строем фронта идут три катера, среди них старый знакомый дозорный. Потрясаемая взрывами вода встает над ними серыми холмами. [141]

Поздно хватились! Видно, сильно обалдела охрана вражеской гавани. Лодка уходит в морские просторы. За кормой утихает бомбежка бессильного в своей ярости врага.

— Ну, командир, поздравляю с первой победой! — горячо говорит Колышкин.

— Вас с тем же, товарищ капитан второго ранга, — отвечает Фисанович, и они обмениваются крепким рукопожатием.

Напряжение, сжимавшее душу молодых моряков несколько долгих часов, спадает. Люди наполнены радостью боевой победы, гордостью за совершенный подвиг.

— Команде обедать.

Обед опоздал, и все изрядно проголодались.

— Прозвоним чарками, — говорит Каратаев, и его широкое лицо озаряется улыбкой.

— Во славу советского оружия! Первую пьем за первую на-iy победу и, как говорится, дай бог не последнюю!

У всех сияющие, гордые лица. Матросы и старшины делятся впечатлениями.

— Ты слышал взрыв? Точь-в-точь такой, как в Полярном, когда новый причал строили и грунт рвали.

— Я рулю на всю железку на погружение, а она все в гору идет. Хорошо, Бедин стал в нос брать.

— А я на свой глубиномер и посмотреть не успел, мне в этот юмент шесть узлов скомандовали.

— Ну, они ему доложат, что утопили нас. Врать им не привыкать.

— Первый боевой выстрел в истории «малюток»!

— Вообще, здорово получилось.

В лодке становится недопустимо шумно. Распоряжение командира вновь водворяет порядок, и четко регламентированная жизнь подводного корабля вступает в свои права.

На следующий вечер подводная лодка шла у вражеского берега в поисках новой цели. Противник явно стал осторожнее. Два самолета просматривали район. Лодке пришлось уйти поглубже и переждать. Затем пропустили два быстроходных катера, промчавшихся вдоль берега на запад. Враг к чему-то готовился. Наступившие сумерки стерли четкие очертания берега, и он сплошной темной стеной подпирал край посеревшего неба. Близилась полночь. Командир напрягал зрение, вертясь у перископа. Светлое расплывчатое пятно на фоне берега привлекло его внимание. Оно как будто двигалось. Хотя, может быть, птичий базар...

— Товарищ капитан второго ранга, взгляните, пожалуйста, что за пятно?

Колышкин прильнул к окуляру.

— Темно. По-моему, транспорт, командир.

— Шумихин, слушайте по левому борту, — приказывает Фисанович. [142]

— Тридцать четыре градуса левого борта, шум винтов, — докладывает акустик.

Подозрительное пятно видно в перископ в том же направлении. Значит, транспорт. В атаку! Лодка быстро ложится на боевой курс.

Теперь явно виден изящный пассажирский пароход. Белый бурун перед ним выдает присутствие катера, почти неприметного на темном фоне.

— Аппарат номер два, на «товсь», — докладывает из первого отсека старшина Серегин.

Командир устанавливает перископ на угол упреждения. На нить перископа наползает красиво изогнутый форштевень парохода, затем наклоненная назад фок-мачта. Это точка прицеливания.

— Аппарат... пли!

И стремительная торпеда неумолимо понесла смерть наперерез врагу.

Через сорок секунд, теперь уже всем знакомый, звук взрыва.

Вновь под руководством Каратаева старшина трюмный Бедин и боцман Тихоненко пересиливают стремительно рвущуюся на поверхность лодку.

В разгар этой борьбы в лодке слышен продолжительный, звонкий, с россыпью взрыв. Это взорвались котлы на тонущем пароходе. Шумихин перестает слышать шум винтов. Командир поднимает перископ. Поверхность моря чиста. Враг ушел на дно. Катер, охранявший судно, не обнаруживает особого усердия в поисках лодки. Да и не так просто обнаружить перископ в сумеречном полусвете.

Атака длилась всего шесть минут. Командир обходит отсеки. Его всюду встречают восторженные, вопросительные взгляды.

— Кого это мы, товарищ командир?

Фисанович рассказывает, рисует на чистом поле газетной вырезки запечатлевшийся в памяти силуэт потопленного парохода.

— А что вез? — допытывается Полковский.

— Не успел посмотреть, поторопился, — смеется командир.

Больше в море делать нечего. Ночью 23 августа подводная лодка вернулась в родную базу. Победителей встречали восторженно. Дерзкий прорыв в гавань врага, из двух возможных два потопленных судна противника. Это крупная победа «малюток», в возможности которых плохо верили даже некоторые плавающие на этих лодках.

На следующий день Фисанович показывал свой корабль группе английских офицеров. Командир английской подводной лодки попросил показать ему карту вражеского порта с нанесенным на нее путем лодки. Он внимательно разглядывал четкие линии курсов, прикинул циркулем ширину и длину фьорда. Затем [143] восторженно пожал руку советскому командиру и с завистью сказал:

— Эту карту я вставил бы в рамку и повесил бы на стене своей каюты.

Вечерняя сводка Советского информбюро от 27 августа сообщила о славном походе «малютки». Корреспонденты и фотографы нагрянули на подводную лодку. Доходило до того, что торпедистов, чистивших свое заведование, заставляли переодеваться в чистое обмундирование и принимать лихие позы перед фотоаппаратом.

Личный состав любовно готовил свой корабль к новым боям.

Командир подозвал старшину мотористов Александра Дмитриева:

— Помните, Дмитриев, в доке вы мне говорили, что насмотрелись, как воюют, и ничему не верите.

— Так это тогда, товарищ командир, — смутился старшина.

— А теперь верите?

— Теперь верю!

На правом фланге

Командир дивизиона «малюток» Николай Иванович Морозов отпустил рыжеватые, лихо закрученные усы.

— Хороши усы, — говорил он Фисановичу, разглядывая себя в зеркало во втором отсеке. — Только уход любят, подлые. Сбрил бы их, да жалко за здорово живешь расставаться с такими усами.

— А вот потопим транспорток, товарищ капитан второго ранга, и в честь победы побреетесь, — улыбнулся командир.

— Э, нет! Договоримся так, что усов я лишусь за два транспорта, а за один транспорт — один ус...

Было 13 сентября. Утром лодка вышла в свой третий поход и ночью подходила к вражескому берегу. Шли в глубину широкого фьорда. Луна временами из разрывов в облаках предательски освещала подводную лодку, разбрасывавшую носом четырехбалльную волну.

Командир вышел на мостик.

На сигнальной вахте стоял боцман. У командира спокойно на душе, когда наблюдает Тихоненко. Внезапность ночной встречи и скоротечность ночного боя всегда обеспечивают победу тому, кто первым обнаружил противника. Этот закон вооруженной борьбы на море часто повторяет сигнальщикам командир, и для боцмана это закон жизни.

Лодка проходит линию дозоров врага.

— Искры, товарищ командир.

Командир смотрит по направлению руки боцмана и видит: на траверзе правого борта, быстро уходя на нос, появляются струйкой красноватые искры. Искры глушителя какого-то судна. [144]

А, вот оно. Силуэт военного катера, вырванный предельными усилиями зрения из тьмы военной ночи.

Нежелательная встреча. Лодка срочно уходит под воду.

Все светлое время 14 сентября вертелись у входа в крупный порт противника. Враг не подавал признаков жизни. Темнело. Утомленный командир приказал вахтенному командиру лейтенанту Бутову отходить от берега для зарядки, а сам пошел отдыхать.

Чуткий, напряженный полусон, едва овладевший командиром, был прерван возгласом:

— Командира просят в рубку!

Фисанович от полузабытья мгновенно переходит к полному сознанию и, не приводя в порядок одежду, бросается по узкому трапу в рубку. Его провожают настороженные взгляды экипажа. Лодка идет на перископной глубине.

У приспущенного перископа невозмутимый Бутов. Спокойно и четко он докладывает:

— Из порта выходит группа кораблей. Справа заметил в фьорде дым, затем трубу, потом вижу — их несколько.

— Хорошо, идите вниз.

Командир поднимает перископ. Из узкого фьорда, ведущего к порту, выходит группа кораблей. Впереди два сторожевика, за ними тральщик, сзади, отчаянно дымя, выползает солидней, тяжело груженный транспорт.

Подводная лодка начинает маневрировать. Корабли врага, выйдя из узкости, поворачивают на восток, к фронту, и на ходу начинают строиться в походный ордер. Один сторожевик заходит вперед. За ним следует транспорт. В кильватер транспорту заходит тральщик. Второй сторожевик, очевидно, выдвинется в сторону моря. Скорей, пока он не мешает, ударить по врагу! Послушная воле командира лодка ложится на боевой курс. Торпедист Василий Пемов, обычно ребячливый, а сейчас весь собранный, стоит между изготовленными торпедными аппаратами. Перед ним чуть побледневшее, монгольское лицо старшины Серегина: его руки на рукоятках пистолетов. Сейчас в переговорной трубке прозвучит напряженно ожидаемое «Пли», и навстречу врагу понесет смерть грозное, мощное, стремительное существо. Немову ясно представляются все процессы, которые произойдут в торпеде, как только старшина рванет рукоятку.

— На палубе транспорта пушки и лошади... Сильно шуруют, торопятся проскочить, — говорит командир, глядя в перископ, — узлов десять — двенадцать идут.

От торпедного выстрела содрогается лодка. Через минуту в отсеки доносится звук взрыва.

Напряженные лица расплываются в счастливые гордые улыбки.

Каратаев успокаивает расходившуюся лодку, и командир поднимает перископ. [145]

Транспорта уже на воде нет. Тральщик и сторожевик растерянно вертятся среди плавающих обломков. Второй сторожевик полным ходом идет на лодку.

Лодка уходит на глубину и меняет курс. Мощный гидравлический удар потрясает лодку. Жуткий лязг до боли бьет по барабанным перепонкам. Близко за кормой разорвалась глубинная бомба.

— Приготовиться, это первая, — кричит командир. Прямо за кормой один за другим раздаются три удаляющихся взрыва.

— Заметил нас неплохо, а курс не угадал...

— Теперь будем знать, что такое глубинные бомбы, никакой другой звук не обманет...

В пятом отсеке тишина. Аварийный инструмент в полной готовности разложен на дизеле. Старшина Дмитриев вопросительно смотрит на Пешкова. Лицо командира отделения, заросшее черной, трехдневной бородой, сурово, глубоко сидящие карие глаза светятся дикой угрозой врагу.

Далеко по корме слышна новая серия глубинных бомб. Враг потерял лодку и изливает свою досаду на темных глубинах Баренцева моря, скрывших от него добычу.

Командир вновь поднимает перископ. Оба сторожевика медленно ходят под берегом, тральщик уходит обратно в фьорд.

— Товарищ Бутов, продолжайте вахту. Отойдем от берега для зарядки. — Ну, командир, надо чем-то отметить победу, — с хитрой улыбкой говорит командир дивизиона.

— Вам, может, мыла развести, товарищ капитан второго ранга? — с добродушной ехидцей спрашивает Каратаев.

— Зачем мыла?

— А верно, по уговору — долой один ус! — вспоминает командир. — Как раз до ужина побреетесь...

— Ну что же, обещание надо выполнять, давай бритву.

Николай Иванович садится во втором отсеке перед зеркалом и, тяжело вздыхая от сожаления, сбривает усы.

— А второй зачем же?

— Второй примите авансом — неловко старику с одним усом.

Бритва уничтожает последние следы бравого украшения...

Ночью лодка была отозвана в базу. Под вечер 15 сентября на лодочном пирсе встречали победителей. Командир бригады обнял командира и поздравил с новой победой. Товарищи крепко жали руку. Матросов и старшин обступили друзья, засыпали вопросами. Жадно слушали горячие, порой сбивчивые, но гордые рассказы о походе, об атаке, о победе.

На ужине в честь победителей командир бригады подводных лодок капитан 1 ранга Н. И. Виноградов поздравил членов экипажа с замечательной победой и пожелал им новых успехов, выразил надежду увидеть в недалеком будущем подводную [146] лодку М-172 Краснознаменной. Матросы и командиры единодушно обещали командованию еще сильнее бить подлого врага.

На следующее утро Николай Тихоненко подал парторганизатору лодки Шумихину заявление, в котором просил партийную организацию принять его в ряды великой Коммунистической партии. «Хочу воевать с подлым врагом будучи коммунистом. Доверие партии оправдаю в дальнейших боях», — писал боцман.

В ряды Коммунистической партии — вдохновителя и организатора побед — шли лучшие люди экипажа: Каратаев, Головлев, Бедин и другие.

Краснознаменная бьет

Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 3 апреля 1942 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество подводная лодка М-172 была награждена орденом Красного Знамени. Командиру лодки капитан-лейтенанту Фисановичу Израилю Ильичу присвоено звание Героя Советского Союза.

Скорее в море! В жестоких боях с коварным врагом добыть победу и ею отплатить Родине за высокую честь! Такова была единодушная мысль всего экипажа Краснознаменного корабля.

В море! К хмурым норвежским берегам, к линии морских коммуникаций врага. Туда, искать и топить фашистов!

Вновь после долгого ремонта бойко спорит с пятибалльной волной Баренцева моря Краснознаменная «малютка». 12 апреля сквозь рассвет проглянули уже знакомые вражеские скалы. Лодка погрузилась и подошла к берегу, где под защитой береговых батарей, пытаясь проскочить незамеченными, крадутся вражеские транспорты.

Все произошло так быстро, что многие впоследствии не могли толково рассказать.

Лодка еще шла к берегу, когда в перископ старший лейтенант Бутов обнаружил идущий к фронту тяжело груженный транспорт в охранении тральщика и сторожевика.

Полным ходом наперерез врагу! Головлев на станции главного электромотора, Тихоненко на горизонтальных рулях, Серегин у торпедных аппаратов, каждый член экипажа на своем боевом посту влили в свою работу всю долго копившуюся ненависть. Десятый месяц враг терзает нашу землю, наших людей. Десятый месяц растет в нашем народе великой силы чувство ненависти.

За три месяца ремонта, спокойного, хотя и напряженного труда, ненависть копилась в душе тяжелым грузом. И сейчас она нашла выход. Она толкала лодку вперед, развернула ее на [147] боевой курс, вытолкнула из аппаратов торпеды. Концентрированная ненависть двадцати человек стремительно мчалась на врага.

Взрыв! Когда командир поднял перископ, он увидел на месте транспорта только облака дыма и пара.

Вечером того же дня Краснознаменная лодка вернулась в базу за новыми торпедами.

Утром 15 апреля лодка вновь под водой у вражеских берегов. Только что над лодкой прошел дозорный катер врага.

Противник, озлобленный ударами советских подводных лодок, стал тщательно просматривать водный район перед проходом своих кораблей. Враг значительно усилил противолодочную оборону своих коммуникаций. Но в жарких боях возросло боевое мастерство наших подводников, и они наносили противнику все более чувствительные удары.

Катер не обнаружил лодку. Успокоенный мирным видом штилевой поверхности моря, из-за мыса, с востока, выполз караван кораблей. Фисанович в перископ и Шумихин на слух одновременно обнаружили врага. Два крупных транспорта охраняли четыре конвойных корабля. Впереди суетился знакомый катер.

Опустив перископ, начали атаку. Вдруг один за другим четыре близких взрыва глубинных бомб потрясли воду.

Неужели заметили? Лодка притаилась, катер прошел совсем близко. Командир поднял перископ — конвой шел прежним курсом, не проявляя никаких признаков тревоги. Значит, просто пугают на всякий случай. Но теперь запугать североморцев не так просто. «Малютка» продолжает сближаться с очередной жертвой. Цель на угле упреждения. Торпеда безошибочно пошла в борт головного транспорта. Дождавшись знакомого глухого взрыва, командир поднял перископ. Торпедированный транспорт со сбитой грот-мачтой быстро садился кормой, к его борту подходил конвойный корабль. Второй транспорт, дымя, уходил к берегу. Командир вертит перископ дальше и прямо по корме в нескольких десятках метров, видит корму второго конвойного корабля и за ней всплеск от падения только что сброшенного тяжелого предмета.

— Нас бомбят?

— Ничего не слышно, товарищ командир, — докладывает Бедин.

В этот момент ужасный удар сотрясает корпус, обрывая «пробку» с бортов, гася лампы.

— Право на борт, ныряй!

Тринадцать жутких ударов обрушиваются на подводную дку. Затем все стихает. Некоторое время экипаж, затаив дыхание, ждет новых ударов, потом торопливо осматривает корпус и механизмы. Инженер-механик получает из отсеков успокаивающие доклады:

— В отсеках все в порядке. [148]

Враг потерял след проворной «малютки». Лодка уходит от берега для зарядки. Скоро она вернется искать цель для второй торпеды.

В записной книжке командира аккуратно отмечаются основные моменты всех боевых походов. 20 апреля Фисанович записал:

«06. 10. Обнаружил танкер, идущий на ост противолодочным зигзагом, ходом 8 узлов в охранении двух сторожевых кораблей. Начал торпедную атаку.

06.38. Вышел на угол встречи 110 градусов, дистанцию 5 кабельтовых, с левого борта танкер от берега, выстрелил одной торпедой.

06. 39. В лодке слышали взрыв торпеды. При осуществлении послезалпового маневрирования заклинило кормовые горизонтальные рули (на погружении 13 градусов).

06. 42. Рули расходили вручную.

06. 48. Рули исправлены. Всплыл под перископ. В месте атаки два сторожевика ходят переменными курсами. Танкера не видно. Считаю потопленным. Начал отход от берега.

06. 50. По наблюдениям в перископ к акустическим пеленгам установил, что два сторожевика ходят, испытывая большую циркуляцию. Первый прошел по носу, второй близко по корме. На втором витке оба прошли по корме.

09. 40. Всплыл, донес об атаке.

10. 40. Получил приказание вернуться в базу».

Вскоре разведка подтвердила потопление крупного танкера противника.

Краснознаменная «малютка» — самый маленький Краснознаменный корабль нашего флота, самый маленький орденоносный коллектив в стране. В суровых боях Отечественной войны возмужали командиры и матросы славного экипажа. Огонь войны закалил в них беспредельную преданность нашей партии и великой Родине и неистребимую ненависть к ее врагам. Закаленные воины, боевые моряки, лучшие люди орденоносного экипажа шли в ряды партии большевиков, принося клятву верности Коммунистической партии и социалистической Родине.

2 мая на лодке была создана первичная партийная организация. Секретарем парторганизации был избран Анатолий Шумихин.

Парторганизация подводной лодки стала первым помощником командира корабля в деле обеспечения победы. Она повседневно боролась за высокий боевой дух личного состава, железную воинскую дисциплину и высокую степень организации службы. Непрерывно пополняя свои ряды лучшими людьми экипажа, она скоро стала полнокровной партийной организацией, повседневным политическим руководителем личного состава.

В каждом походе возрастало боевое мастерство экипажа «малютки». В бою каждый матрос и старшина сливались со [149] своими механизмами в одно целое, осмысленное, послушное воле командира и безотказное существо. С таким экипажем командир мог решиться на любой бой, зная, что никто не подведет.

Правда, моторист Баранов недавно на лодке. Он еще молод опытом, но под руководством старшины Дмитриева и командира отделения Пешкова из него быстро формируется бывалый подводник.

Гораздо хуже дело с командиром отделения рулевых Загородским. Активный на собраниях, он в работе не блещет усердием, а при атаке лодки глубинными бомбами втягивает голову в плечи и даже иногда позволяет себе шуметь. На сигнальную вахту Загородский выходит одетым в двадцать одежд, заворачивая свое болезненное тело так плотно, что ему трудно поворачиваться на мостике и вести наблюдение. Когда Загородский стоит на горизонтальных рулях, лодку нужно удифферентовывать особенно тщательно — «под Загородского», как с возмущением иронизирует Бедин.

Для Краснознаменной подводной лодки такой матрос явно не годится. Командир давно собирался заменить Загородского Семеновым. Старший рулевой Виктор Семенов, техник по образованию, лихой моряк, отличный специалист. Однако у него случались нарушения дисциплины.

Командир вызвал Семенова к себе:

— Я хочу назначить вас командиром отделения рулевых. По всем статьям вы этого заслуживаете. Надеюсь, вы оправдаете доверие.

Семенов обещает исправиться.

В десятый боевой поход Семенов идет командиром отделения рулевых. Он в первых же походах оправдывает доверие командира, показывает себя отличным горизонталыциком, зорким наблюдателем и требовательным, дисциплинированным младшим командиром. Загородского списали с боевого корабля на базу. Теперь в составе экипажа все на подбор.

В десятом боевом походе вновь показал высокое боевое мастерство секретарь парторганизации лодки акустик Шумихин.

Лодка шла под водой. На поверхности стоял густой туман, и в перископ видимость была не более 10 кабельтовых. Шумихин услышал отдаленный шум винтов. По данным акустика командир повел лодку на сближение с врагом. Противник приближался. По характеру шумов акустик определил, что идет крупный транспорт в охранении трех военных кораблей. В перископе все та же непроницаемая пелена тумана. Лодка легла на боевой курс. Уже 34 минуты лодка идет в атаку на невидимую цель. Противник приближается к углу упреждения. И вот за две минуты до залпа командир обнаружил в тумане точно по направлению, указанному Шумихиным, огромный теплоход в охранении двух сторожевиков и одного тральщика. Две торпеды «малютки» безошибочно находят цель. [150]

Североморцы бьют врага без промаха.

Темной полярной ночью 22 января 1943 года подводная лодка М-172 шла к берегам противника. Встречный холодный ветер окатывал лодку сорванными с гребней пятибалльной волны брызгами и замораживал их на палубе, на леерах, на одежде людей. С верхней вахты спускались вниз увешанные сосульками, в покрытых ледяной коркой полушубках и шапках. Пушка обросла льдом и напоминала мишку на Севере. На антенне нависли такие же тяжелые гроздья. Пришлось погрузиться и смыть лед.

К вечеру подошли к норвежскому скалистому берегу. Здесь, укрываясь темнотой, ходят корабли врага. Искали упорно, до красных кругов в глазах всматриваясь во мглу. Полная луна из-за туч освещала заснеженные обрывы берега.

Прошло несколько долгих часов после полуночи, когда Тихоненко заметил на светлом фоне берега длинный низкий силуэт эскадренного миноносца, медленно двигавшегося на восток.

Когда лодка была уже на боевом курсе и стремительно сближалась с целью, боцман заметил транспорт, идущий за эсминцем ближе к берегу. И когда все внимание командира устремилось на эсминец по визирной линии ночного прицела, Тихоненко обнаружил вдалеке идущие за первой группой сторожевик и втором транспорт противника. На доклад боцмана командир только отмахнулся: эсминец подходил к углу упреждения. Две торпеды, сбивая гребешки встречных волн, помчались к врагу.

«Малютка» разворачивалась на отход. В центральном посту все на «товсь» к срочному погружению. Но нужно посмотреть результат атаки. Медленно идут секунды, медленно движется миноносец. Вдруг белый столб поднялся у борта врага выше его трубы.

— Что слышите? — кричит вниз командир.

— Эсминец не движется, — докладывает боцман.

Действительно, враг неподвижен. Он тонет кормой, окутываясь облаком пара.

Командир прибавляет ход. «Малютка» уходит в темноту.

И снова поход. Снова ночь. Пятнадцатый поход, ночь на 1 февраля. Небо покрыто тяжелыми тучами. Мрак нарушает лишь белизна близкого берега и редких барашков на волнах. Снова на мостике командир, с ним рядом несет сигнальную вахту Семенов. Глаза обоих напряжены до боли в стремлении глубже пробить взглядом слой темноты. Оба одновременно замечают три темных сгустка, быстро приближающихся навстречу. Командир стопорит дизель. По правому борту на расстоянии не более кабельтова проходит сторожевик, за ним, ближе к берегу, движется большая темная масса.

Дав ход электромоторам, командир разворачивает лодку на боевой курс. На прицеле в расстоянии четырех кабельтовых большой, низко сидящий транспорт. Третий темный сгусток, по-видимому, тральщик, прикрывает его с кормы. [151]

Две торпеды почти одновременно ринулись вперед. Прошло только четыре минуты с момента обнаружения врага. Мощный двойной взрыв встряхивает лодку. Торпеды попали в центр цели. От транспорта в воздух полетели обломки и куски обшивки, раскаленный кусок металла прочертил светящуюся дугу над тонущим кораблем.

Срочное погружение. Облегченная лодка нехотя уходит под воду. Тотчас два взрыва глубинных бомб. Потом еще несколько, еще ближе. Всем знакомый грохот и стон. Только Криволапов впервые попал на «малютке» под бомбы. Но он спокоен и точно держит заданный курс. Лодка маневрирует, уклоняясь от двух наседающих кораблей врага. Сильный взрыв выводит из строя акустику, горят провода на станции ходовых огней. Шумихин быстро исправляет повреждение. Головлев тушит пожар. После двадцати мощных ударов враг теряет «малютку». Разрывы слышны где-то вдали. Лодка уходит от берега.

В базе экипаж ожидает радостное известие. В газете «Краснофлотец» за 31 января было объявлено награждение орденами начальствующего и рядового состава Северного флота. Среди награжденных тринадцать человек из экипажа «малютки». Орденом Красного Знамени награждены Головлев, Семенов, Тихоненко. Семь человек награждены орденом Отечественной войны I степени: Бедин, Дмитриев, Пешков, Полковский, Пугаев, Серегин, Фисанович; Немов и Быстрый награждены орденом Отечественной войны II степени, старший лейтенант Бредихин — орденом Красной Звезды.

На торжественном ужине в честь победы первый кусок традиционного поросенка командир преподносит боцману Тихоненко, второй старшине Серегину. Его торпеды славно поработали. Серегин искупил свою вину и стал одним из лучших бойцов экипажа.

В День славной 25-й годовщины Красной Армии и Военно-Морского Флота подводная лодка М-172 уходила в свой шестнадцатый боевой поход. За полчаса до отхода на лодку принесли телеграмму из Москвы. Командир собрал экипаж во втором отсеке и прочел телеграмму. В ней говорилось:

«Подводная лодка М-172. Командиру капитану 3 ранга Фисановичу. От имени советской молодежи, Ленинского комсомола передаем краснофлотцам, командирам, политработникам вашей подводной лодки горячий привет и сердечные поздравления с Днем 25-й годовщины Красной Армии. Желаем вам, дорогие друзья, новых боевых успехов. Больше топите вражеских кораблей, транспортов, приближайте час желанной победы над врагом».

— На эту телеграмму мы ответим делами, — сказал старший лейтенант Шаров.

— Да, покажем делом, — подтвердил комсорг лодки Криволапов. [152]

Лодка ушла к вражеским берегам. Днем под водой, ночью на поверхности в поисках цели. Море было чисто.

В 8 часов 10 минут 25 февраля Шумихин услышал врага. Вахтенный командир старший лейтенант Шаров обнаружил в перископ немецкий миноносец, идущий вдоль берега малым ходом, борясь с пятибалльной волной.

— В атаку!

Криволапое точно держит лодку на боевом курсе.

Семенов на волне неисправными рулями удерживает лодку под перископом. Две торпеды помчались к врагу. Два взрыва! Вот наш ответ на приветственную телеграмму Центрального Комитета ВЛКСМ.

Командир поднимает перископ. Море снова чисто. [153]