Первая воздушная эскадренная битва

Летом 1916 года, когда службе авиации на русском фронте стали придавать наконец заслуженно серьезное значение, когда штабы уже не могли обходиться без систематических воздушных разведок, — деятельность русской разведывательной авиации резко сократилась по причине больших потерь от истребителей противника.

Одного истребительного отряда на армию, для охранения как армии, так и ее авиации, стало недостаточно, а потому для непосредственной [311] охраны отрядов было придано по два истребителя к каждому отряду разведки. Но и эта мера не решала задачи и наполовину... Главная причина заключалась в огромной разнице качеств самолетов наших и противника — приблизительно на год, что составляет для авиации срок убийственно большой, — не говоря уже о постоянном количественном превосходстве противника.

Много русских летчиков погибло весной и летом 1916 года в этой неравной борьбе, и все же там, где назревали операции, противнику удалось и вовсе достигать почти полного господства на более или менее продолжительное время.

Особенно резко это господство проявилось летом 1916 года на Луцком направлении, после Брусиловского наступления, где подавляющее господство противника в воздухе было уже около двух месяцев на огромном участке фронта с центром в городе Луцке, когда противник закрыл почти полностью доступ к себе, тогда как он сам раздвинул свои полеты до линии Сарны — Ровно — Кременец. В это время только в одном Ковеле у противника было около 75 самолетов — в начале августа 1916 года, — согласно нашей воздушной фотографии.

Естественно, что главное командование было очень озабочено воздушным господством врага, так как он таким способом следил за нашим тылом и одновременно лишал наше командование необходимых сведений о жизни своего тыла. Поэтому для успешной и планомерной борьбы с авиацией врага на Луцком направлении решено было спешно создать истребительную группу из трех отрядов — в составе тридцати самолетов. Так возникла 1-я истребительная группа (1-я боевая авиационная группа), для чего было выбрано по одному из лучших отрядов с каждого из трех фронтов — от Балтийского моря до румынской границы. Это были корпусные авиационные отряды: 19-й — ротмистра Казакова, 2-й — капитана Залесского и 4-й — капитана Якобошвили, которые были в середине августа срочно вызваны в город Луцк, куда и прибыли к 18 августа. Вооружение этих отрядов состояло из двухместных самолетов, «Моран-Сольнье» по преимуществу, частью — «Спад» с наблюдателем впереди мотора, и был даже один «Депердюссен» (какая старина!). Был единственный «Ньюпор» у ротмистра Казакова, каковой самолет и мог только относительно почитаться истребителем при нашей технической бедности. Группа должна была постепенно перевооружиться в Луцке на истребитель «Ньюпор»: бебе, 10, 21 и 17.

18 августа утром, как и накануне, отряды выгружались под аккомпанемент воздушной бомбардировки Луцкого железнодорожного узла. [312]

18-го же, около двух часов пополудни, инспектор авиации Юго-Западного фронта, военный летчик, войсковой старшина Ткачев, вошел в офицерскую палатку 2-го корпусного авиаотряда и, поздоровавшись со всеми, обратился к командиру: «Адя (они были дружны еще до войны)! Ты назначаешься командиром (начальником) 1-й боевой авиагруппы в составе трех отрядов: твоего (2-го), 19-го и 4-го. Постепенно получишь истребительные машины — наряд уже сделан, — а теперь тебе надлежит войти в связь со штабом армии в Луцке, так как хотя группа непосредственно подчинена штабу фронта, но районом твоей группы в данное время будет эта армия. Первым делом выбери себе опытного заведующего оперативной службой, ибо роль его очень важна, и — с Богом, за дело. Отряды, их командиров ты знаешь. Работы много, так как противник обнаглел, — силы же наши и раньше были невелики, а после последних потерь и того хуже. Командование и я очень надеемся, что группа справится с задачей. Надо прекратить налеты противника и восстановить наши разведки — ведь не только глубокой, а просто тыловой разведки здесь нет уже два месяца. Теперь же пойдем посмотрим отряды, а затем в штаб».

Началась, вернее, продолжалась обычная работа в новом месте и подготовка самолетов к бою и их ремонт. Противник же продолжал свои налеты.

Еще до получения истребительных машин группа успела проявить свою будущую мощь и свой характер: 24 августа ротмистр Казаков сбил немца. Ротмистр Казаков был душой, гордостью и славой группы, в командование коей он вступил через полгода и был ее командиром до развала армии, а затем, через Киев и Москву, пробрался в Архангельск для борьбы с красными.

28 августа был совершен первый групповой полет для разведки тылов противника в центральном участке армии. Этот полет был под личным командованием инспектора авиации Юго-Западного фронта. Для данного полета группа могла дать только 4 самолета, которые сопровождали трех разведчиков от двух отрядов, стоявших между Луцком и Рожише, — так была ослаблена авиация армии.

Результаты этой разведки были весьма важны. Она отметила наличие очень больших приготовлений противника: оборудование железной дороги из Владимира-Волынского к Луцку, устройство больших складов, наличие сильно развитых окопов в тылу — в частности, до 8 линий в направлении Луцк — Владимир-Волынский, а также скопление войск, в частности кавалерии, к северу от отмеченного [313] выше особо укрепленного участка, в непосредственной близости лесов. Подобная картина тыла противника была штабу не известна, дневное же передвижение противника способствовало данной разведке, ибо враг, по-видимому, отвык принимать предосторожности при дневных передвижениях, так как господство его в воздухе, как сказано выше, было и полным, и длительным. Пять немецких истребителей, поднявшись навстречу группе, в бой не вступили. Немцы были очень встревожены нашей глубокой разведкой с охранением, и их истребительная деятельность еще усилилась, налеты также продолжались.

Чтобы бомбардировать его склады и скопления войск, а также ответить на налеты, была составлена с большим трудом 6 сентября группа из 12 самолетов, совместно с разведывательными отрядами.

Едва наши самолеты приступили к бомбардировке тыла, как немецкие истребители их атаковали. Тренированным атакам противника, да еще более сильным, наши истребители противопоставляли смелость и дерзость — и счастье нам улыбнулось: нами сбит наиболее мощный боевик, «двухвостка». Два наших самолета подошли к нему почти вплотную. На одном из них был отважный летчик поручик Лебедев, который затем геройски погиб 13 сентября в эскадренной битве. Эта «двухвостка» загорелась в воздухе и, падая в огне и черном дыме, произвела сильное впечатление как на противника, так и на группу, вдохнув в нее уверенность в борьбе и с неравными силами. В ответ на этот полет противник предпринял 13 сентября большой налет на Луцк — эту богатую цель для бомб.

Наша передовая специальная телефонная связь была при каждой дивизии армии и пользовалась особым преимуществом: «Авиация — вне очереди», — тотчас же сообщила в центральный штаб и на аэродром, что 16–20 самолетов идут через Киселин на Луцк. В это время от группы в воздухе, на барраже, был патруль из трех самолетов, еще группа имела только 5–6 машин на аэродроме. Патруль был тотчас же ориентирован знаками о месте противника, и одновременно поднялись 4 самолета на его усиление.

Спустя приблизительно четверть часа со времени оповещения о противнике наши 7 самолетов уже встретились с его 18–20 машинами в нашем непосредственном тылу. Так завязалась первая воздушная эскадренная битва в истории России. Эта битва представляла собой изумительную картину. В объеме, казалось, одной версты носились самолеты, как листья осенью, осыпая друг друга пулеметным огнем в течение каких-нибудь трех минут. Небо, казалось, стонало, [314] оглашаемое трескотней пулеметов, гулом моторов и свистом полета нападающих машин. Противник был сильнее, да, кроме того, наши самолеты вошли разновременно в бой, так что каждый имел против себя двух-трех немцев. Битва явно неравная, и тем не менее небо осталось за нами. Большая битва (по времени) и большая удача, и цель достигнута — противник принужден был уйти к себе.

В этой битве мы потеряли один самолет с двумя летчиками, но и сами ссадили двух немцев, кои снизились за окопами, при этом один из них перевернулся — скапотировал. С этого дня фронт окопов как бы стал и фронтом авиации. Полеты противника в наш тыл резко упали, встречая постоянно на своем пути патрули перевооружающейся группы. Когда же врагу удается проникнуть незамеченным в наш тыл, то не всегда благополучно ему удается вернуться к себе. Бои постоянны — то и дело противоаэропланная артиллерия, наша и противника, обстреливает самолеты, куда слетаются патрули для боя и выручки своих разведчиков.

Невольно напрашивается сравнение. В сущности, какая жестокая преемственность и разительная аналогия! Как и на протяжении минувшего века, Россия вела свои последние битвы не численным превосходством своих сил, а боролась по преимуществу силой порыва и духа, подчас расточая неиссякаемый запас своих материальных и духовных сил. Брала же Россия Измаил с значительно меньшим числом войск и даже без достаточной артиллерии, когда на приступ этой первоклассной крепости шли казаки (около трети осаждающих) только с холодным оружием! Севастопольская кампания отмечена явно устарелой винтовкой, а также сильно устарелым флотом. В последнюю Турецкую кампанию наша артиллерия была беднее турецкой. Недостаточность артиллерии еще более характерна и пагубна в Японскую и Великую войну, что влекло за собою тяжелые потери и совершенно изменяло обстановку борьбы. История русской авиации в последнюю войну являет собою ту же вековую печать духа и порыва, но ту же бедность, а часто просто негодность технических средств.

Как и раньше, только мужество и приверженность долгу, смелость и лихость до дерзновения отдельных начальников и их частей вершили порой даже чудеса, а не только спасали положение, несмотря на слабость снабжения. Так было и в русской авиации в эту войну.

Наш знаменитый и несравненный, поистине легендарный А. А. Казаков, в то время ротмистр, а к концу войны полковник, только он один имел около 60 боев и встреч за два с половиной месяца после описанной битвы. Надо отдать должное справедливости — он обладал [315] исключительной доблестью, за что — плюс к тому и личные качества прекрасного рыцаря, действительно без страха и упрека, — он пользовался неповторимой всеобщей любовью, авторитетом и глубоким уважением всей русской авиации, восхищавшейся величием его духа в соединении с простотой и скромностью. Не только русская авиация, но и противник знал его, уважал и боялся. Помимо какое чувство гордости и радости вызвал во мне один немецкий авиационный журнал за 1917 год, который мне случайно попался в Тифлисе весною 1918 года, где я дважды прочитал о подвигах ротмистра Казакова и о подвиге капитана Крутеня. Не многих судьба так оберегала, как Казакова, чем еще ярче отмечала его избранность, ибо очень часто он возвращался на самолете с пулеметными пробоинами. Когда его первый «Ньюпор», который он так трогательно любил, несмотря на наличие другого, лучшего, был отдан в ремонт, то его корпус нужно было полностью перестроить, настолько много в нем было пулевых пробоин.

Нельзя не упомянуть тут же и о другом, также исключительном и легендарном герое русской авиации — капитане Крутене, командире 1-го истребительного отряда, а затем и 2-й истребительной группы. Высокая роль 1-й истребительной группы вызвала создание еще трех таких же групп на важнейших участках фронта. Весной 1917 года 1-я группа, ротмистра Казакова, занимала фронт южнее Тарнополя и почти до румынской границы. 2-я группа, капитана Крутеня, сформированная им весной 1917 года, занимала фронт к северу от первой и до Радзивиллова, с центром в Тарнополе. 3-я группа, капитана Аргеева, сформированная летом, занимала фронт с центром в Молодечно. 4-я группа, капитана Заметана (позже капитана Кульвинского), сформированная осенью, занимала фронт с центром в Двинске.

Надлежит совершенно особенно отметить и оценить неповторимые боевые и личные качества ротмистра Казакова и капитана Крутеня и их роль в русской авиации. Эти летчики-герои ушли в иной мир вне ратного боя. Капитан Крутень еще в конце лета 1917 года под Тарнополем, возвращаясь с фронта на аэродром без бензина, планируя, врезался в землю и разбился.

Полковник Казаков в 1919 году под Архангельском, и тоже в конце лета, когда на крутом подъеме от земли его мотор внезапно остановился, тоже врезался в землю и разбился.

Ныне, спустя более двадцати лет с начала войны, когда авиации уделяется столько внимания повсюду, подлежит особенно отметить [316] самые яркие проявления высокого чувства доблести в исполнении долга летчиками русской авиации.

Военные летчики полковник Казаков и капитан Крутень представляют собою именно тот облик героев воздуха, на морали и подвигах которых должна бы возродиться русская авиация.