Стоять насмерть!

Перед третьим штурмом Севастополя 172-я стрелковая дивизия занимала позиции на северном участке обороны, на высотах южнее Бельбекской долины. Поскольку из ее состава один штатный стрелковый полк (383-й) был переброшен на другой участок фронта, построение обороны дивизии было одноэшелонным. Справа позиции занимал 747-й стрелковый полк (командир подполковник В. В. Шашло), слева — 514-й стрелковый полк (командир подполковник И. Ф. Устинов).

Соседка справа 79-я морская стрелковая бригада — имела глубину обороны всего в батальонный район. Если учесть, что за позициями этих соединений не было никаких армейских резервов, то можно представить, в каких трудных условиях находились наши войска, державшие оборону на участке, который враг из брал для нанесения главного удара.

Рано утром 2 июня вражеская артиллерия открыла мощный огонь по всему фронту Севастопольского оборонительного района. Вскоре стала наносить удары и авиация. Мы сразу почувствовали, что, по сравнению с предыдущими днями, огневая обработка обороны существенно изменилась. На этот раз враг обрушил всю мощь огня на главную полосу обороны.

До этого почти две недели его авиация и тяжелая артиллерия наносили удары по городу и объектам в глубине нашей обороны. Стало ясно: началась непосредственная огневая подготовка наступления. Мы с минуты на минуту ожидали атаки гитлеровцев. Однако в течение всего дня противник в наступление не переходил. На следующий день повторилось то же самое; Такая мощная обработка главной полосы обороны продолжалась в течение пяти дней.

6 июня часов в четырнадцать командарм И. Е. Петров вызвал на передовой командный пункт армии командиров соединений третьего и четвертого секторов и сообщил, что имеющиеся в штабе армии разведданные дают основание считать, что завтра противник начнет наступление. Артиллерийско-авиационные удары [197] он может начать с раннего утра. Принято решение провести артиллерийскую контрподготовку по основным группировкам войск противника, сосредоточившимся в исходных районах для атаки перед обороной 172-й дивизии и 79-й бригады и на Ялтинском направлении.

— На это отпускается 0,4 боевого комплекта снарядов, — добавил командарм.

А перед вечером нам сообщили, что открытие огня назначено на 2 часа 55 минут 7 июня.

Проведение огневой контрподготовки на двух направлениях говорило о том, что командарм до последнего дня не мог твердо сказать, на каком из них противник будет наносить главный удар.

Вернувшись на свой НП, я поставил соответствующие задачи командирам частей. Крепко пожав друг Другу руки и пожелав боевых успехов, командиры частей быстро зашагали на свои наблюдательные пункты.

В эту ночь бойцы, командиры, политработники снова (в который раз!) проверяли готовность к бою. Проверялось все: наличие патронов, ручных гранат, бутылок с горючей смесью, в каждом окопе, снарядов на огневых позициях батарей, надежность укрытий для боезапаса и продовольствия..

Около двух часов ночи стали поступать доклады с передовых позиций и из штабов полков о том, что по всей передней линии немецкой стороны слышится передвижение войск, а из глубины доносятся шум моторов и лязг гусениц танков. Было ясно, что немцы занимают исходное положение для атаки. Об этим тут же было доложено в штаб армии.

Все — от бойца до командарма — были готовы к сражению.

В 2 часа 55 минет ударила наша артиллерия. На нашем участке огнем руководил начарт дивизии полковник И. М. Рупасов. Всегда спокойный и уравновешенный, он сейчас преобразился — громко, возбужденно кричал в трубку, отдавая распоряжения командирам артдивизионов.

Из-за недостатка боеприпасов стрельба, к сожалению, продолжалась всего двадцать минут. Но и при этом пехота противника понесла значительные потери, что вынудило немецкое командование ввести в первые цепи силы из второго эшелона и начать наступление [198] не с рассвета, как планировалось, а только после семи часов.

И вот две тысячи орудий и минометов врага обрушили свой огонь на севастопольцев. Свист снарядов и мин, гром взрывов — все это слилось в один адский грохот.

Вскоре послышались возгласы наблюдателей за воздухом: «Самолеты, самолеты!», «Еще группа бомбардировщиков! Позади еще группы!»

Значит, летят поэшелонно. Сколько же их?

Не снижаясь и не расчленяясь на подгруппы, бомбардировщики волна за волной начали бомбить главную полосу обороны. Бомбы сыпались почти непрерывно. В воздух взлетали целые глыбы земли, камни, деревья с корнями. Огромное облако темно-серого дыма и пыли поднималось все выше и вскоре заслонило яркое солнце. Светлый солнечный день сделался сумрачным, как при затмении.

Мучило беспокойство: что сохранилось из сил дивизии и как бы не пропустить начало атакой противника. Но вот артиллеристы и штабы полков доносят: «Немецкая пехота перешла в атаку!»

Наша артиллерия и минометы тут же обрушили ни нее свой огонь. А впереди затрещали необычно длинные очереди пулеметов. На сердце сразу полегчало: оборона живет и ощетинилась огнем.

На левом участке атакующего врага встретило находившееся за Бельбекской долиной наше боевое охранение — 2-я рота 514-го стрелкового полка, насчитывавшая всего около сорока бойцов. На ее позиции противник обрушил сильнейший огонь шестиствольных минометов. А вслед за тем в атаку бросились до сотни фашистов. Рота встретила их метким огнем. Когда гитлеровцы приблизились, в ход пошли гранаты. Цепь гитлеровцев была уничтожена.

Примерно через полчаса враг снова обрушил на роту сильный минометный огонь и направил до батальона пехоты. Гитлеровцы, бешено строча из автоматов, стали обходить позиции с двух сторон. Снова тяжелый бой, и снова в фашистов полетели ручные гранаты. Но они были последними. Отходить было поздно, так как позади уже были немцы. Командир роты лейтенант Алхимов подал команду: «Взять фашистов на штыки!» Завязалась рукопашная схватка. Более 150 [199] фашистских трупов осталось лежать перед окопами и в окопах этой героической роты. В этих схватках полегла почти вся рота, погибли ее командир и политрук.

А перед главным рубежом обороны гитлеровцы вновь поднимались и бежали вперед. И снова меткий огонь артиллеристов 134-го гаубичного артиллерийского полка, которым командовал майор И. Ф. Шмельков, и 758-го минометного дивизиона под командованием капитана М. А. Макаренко косил вражеские цепи, а в ближнем тылу врага рвались тяжелые снаряды батарей береговой обороны. Зеленая Бельбекская долина словно затянулась дымом огромного костра.

Как стало известно позже, на направлении главного удара на узком участке фронта всего в четыре километра, Манштейн создал плотность огня до двухсот орудий и минометов. Кроме того, здесь действовало до двухсот танков, преимущественно тяжелых, что давало дополнительно 40–45 орудий на каждый километр. На этом же участке бомбили сотни бомбардировщиков. Близость аэродромов от Севастополя позволяла самолетам совершать по четыре-пять вылетов в день. Враг имел над нами огромное превосходство: в живой силе — в девять раз, в артиллерии — более чем в десять раз, по танкам — абсолютное преимущество, поскольку наших танков здесь совсем не было. Многократное превосходство противник имел и в воздухе.

Думаю, не ошибусь, если скажу, что в истории второй мировой войны такое огромное превосходство в огне и в силах одной стороны над другой на земле и в воздухе было впервые. И враг был уверен в своей победе. Он надеялся, что после такой длительной и мощной авиационно-артиллерийской подготовки наша оборона будет подавлена и войска не смогут оказать серьезного сопротивления. Поэтому пехота наступала необычно густыми цепями. Видимо, по этой же причине вначале не вводились и танки. Но уже с первых часов штурма враг понял, что стремительного броска пехоты не получилось.

Началась новая огневая обработка. Снова бомбардировщики, эшелон за эшелоном, и артиллерия обрушили на нас свой удары.

Вдруг послышались голоса: «Танки, танки!..»

Вначале их насчитали около трех десятков. Вскоре [200] их было уже около шестидесяти. Большая часть их двигалась на правофланговый 747-й стрелковый полк, которым командовал подполковник В. В. Шашло.

Теперь огонь всей артиллерии мы перенесли на танки. Враг нес потери. Но многие бронированные чудовища, извергая огонь, медленно ползли к нашим окопам,

На нашем участке обороны было создано несколько огневых опорных пунктов. Два из них на переднем крае. Когда лавина пехоты и танков стала подходить к окопам опорного пункта 747-го полка, их встретил огонь всех батарей полковой артиллерии, минометов и пулеметов. Некоторые танки продвинулись за первую траншею. Но тут они попали под огонь пэтээровцев — бойцов батальона истребителей танков, которым командовал капитан И. А. Шаров.

А несколько левее в ожесточенный бой с наступающей пехотой вступил гарнизон опорного пункта «Томатный завод». Его возглавлял командир 2-й пулеметной роты 514-го стрелкового полка старший лейтенант Васильков.

Враг снова был остановлен на всем фронте дивизии.

Во время некоторого спада огня на нашем наблюдательном пункте появился командир батальона истребителей танков капитан Шаров. Всегда подтянутый, стройный, немного щеголеватый, сейчас он был весь в пыли, лицо в кровавых полосках. Он доложил обстановку на своем участке.

А как сражаются бронебойщики? — спрашиваю.

Подбили четыре танка, — голос у Шарова хриплый, но твердый. — Есть потери и у нас — разбито шесть противотанковых ружей, расчеты погибли.

А стрелки держат позиции?

Стрелки не оставят свои окопы, будут драться до последнего! — И добавил: — И мои бронебойщики тоже стоят насмерть.

Вы ранены, товарищ Шаров? У вас кровь на лице.

Нет. Там раненых много. Другого и не задел осколок или пуля, а тоже в крови: от тысяч летящих камешков спасения нет… Разрешите идти?

Отдохните несколько минут здесь, — предложили ему. [201]

— Не могу — я должен быть с бойцами.

Когда Шаров ушел, комиссар Солонцов сказал:

— Этот человек не может не быть со своими людьми в такой тяжелой обстановке.

Позже нам стали известны имена тех, кто уничтожил четыре танка. Рядовой Захар Цуканов подпустил танк на 80–100 метров и, когда тот развернулся, подставив ему бок, метким выстрелом попал в бензобак. По второму танку вместе с Цукановым ударил и ефрейтор В. Коновалов. Танк задымился, затем из люка показалось пламя. Почти тут же из-за бугра выползли еще два танка. В борьбу с ними вступили Коновалов и другие пэтээровцы. И эти танки были подбиты. Действиями пэтээровцев умело руководил Шаров.

В последующих боях капитан Шаров был тяжело ранен. После эвакуации и лечения — снова на фронте. В боях на Кубани он погиб. За мужество и отвагу И. А. Шарову было присвоено звание Героя Советского Союза.

Меня вызвал к телефонному аппарату командарм. Я услышал спокойный голос генерала И. Е. Петрова.

— Мы с напряжением следим за событиями на вашем участке, — сказал он. — То, что ваши полки в огне, нам ясно. Доложите, какие силы наступают на вас и удерживаете ли свои позиции?

Вот что я тогда доложил:

В сплошном огне вся дивизия. Авиация непрерывно висит над нами и бомбит. Артиллерия проводит мощные огневые налеты. На фронте дивизии на ступает до двух вражеских дивизий и до шестидесяти танков (фактически, как оказалось; на нашем участке наступало более двух дивизий и более ста танков). Полки свои позиции удерживают…

Куда вышли танки и удалось ли немцам вклиниться в оборону? — прервал меня командарм.

Танки и пехота задержаны перед передним краем. На участке Шашло лишь отдельные машины перешли первую траншею.

Живы ли полки?

Вся дивизия ведет бой. Потери большие, но подробно о них доложить не могу.

Передаю генералу Моргунову распоряжение усилить огонь батарей береговой обороны на вашем на правлении. Доведите до полков Устинова и Шашло [202] восхищение Военного Совета армии их стойкостью и мужеством! — сказал, заканчивая разговор, командарм. Вскоре обстановка усложнилась: правее нашей дивизии, там, где держала оборону 79-я морская стрелковая бригада полковника Потапова, противник прозвал передний край, захватил важную высоту и тут же обрушился огнем пулеметов и миномётов на фланг 747-го полка подполковника Шашло. Поскольку ни у Потапова, ни у нас достаточных резервов не было, мы нe могли отбить эту высоту. А противник ввел здесь резервы и стал просачиваться в глубину обороны 79-й бригады. Вскоре автоматчики врага вышли к наблюдательным пунктам командира 3-го дивизиона 134-го гаубичного артиллерийского полка капитана Д. В. Халамендыка и командира 9-й батареи младшего лейтенанта Ф. Т. Сухомлинова, Завязался ближний бой.

— Становись к брустверу! — командует Халамендык. — Гранатами!.. — и сам бросает гранату одну за другой.

Вражеской пулей Халамендык ранен в грудь, но он продолжает руководить боем. Фашисты лезут напролом. Вдруг почти рядом застрочил наш пулемет. Это на выручку артиллеристам подоспели пехотинцы.

Другая группа гитлеровцев подошла к НП младшего лейтенанта Сухомлинова. И тут завязался ближний бой.

Сухомлинов передал на батарею своему другу младшему политруку А. К. Канищеву:

— Саша, открой огонь по рубежу непосредственно перед моим НП.

Но в эти минуты 9-ю батарею бомбила авиация, и орудия замолчали.

— Саша, открывай огонь! — вновь потребовал Су хомлинов. — Ползут гады. Отбиваемся гранатами. Давай огонь!

И гаубицы ударили. Бой уже шел у самого наблюдательного пункта.

Сухомлинов передал:

— Кончились гранаты. Немцы рядом. Приказываю огонь на меня!.. Молодец, Саша! Снаряды ложатся хорошо! — это были последние слова Ф. Т. Сухомлинова. Командир батареи Сухомлинов и его товарищи геройски погибли.

Поскольку правый фланг нашей дивизии оголился, [203] положение 747-го полка осложнилось. И хотя мы большую часть артиллерийского огня перенесли на это опасное направление, все же состояние обороны нас тревожило. Но связаться с командирами полков не удавалось — телефонные провода непрерывно рвались.

С большим трудом мне удалось добраться до наблюдательного пункта подполковника Шашло, а затем вместе с военкомом Солонцовым побывать и у подполковника Устинова.

Наши полки несли большие потери. Много раненых, но все позиции удерживали.

Огромный урон был нанесен и врагу.

В нашем донесении говорилось:

«Личный состав дивизии геройски сражается с врагом. Вся долина Бельбека устлана трупами немецких солдат и офицеров. Только первый батальон 747-го стрелкового полка истребил около тысячи гитлеровцев».

Наконец наступил вечер. Массированный артиллерийско-минометный огонь прекратился. Не бомбила и авиация. Бойцы, поднявшись во весь рост, разыскивали своих командиров и товарищей. При встрече не сразу узнавали друг друга. На лицах слой пыли и гари, блестели только зубы. У многих изменился голос. Шутка ли, пробыть непрерывно 18 часов в кромешном огненном аду. Ведь в этот день только на позициях 172-й дивизии разорвалось около семи тысяч бомб и до пятнадцати тысяч снарядов {7}.

Характерно, что бойцы прежде всего спрашивали, жив ли командир, и стягивались к нему. А встречаясь друг с другом, обменивались короткими фразами вроде: «Жив еще? Вот это денек! Но и мы дали фрицам прикурить!,». Немало было тяжело раненных и полузаваленных землей. Многие погибли. А как была изуродована земля: всюду огромные воронки, бугры и насыпи ни травы, ни кустарников. Люди не находили даже траншей, по которым до этого ходили.

Командиры до глубокой ночи выясняли наличие людей в ротах, батальонах, уточняли обстановку на своих участках и у соседей. Огромную работу выполняли офицеры штаба дивизии и работники политотдела. [204]

Да, бой был очень тяжелый. Надо было непременно побывать в полках. И мы с комиссаром Солонцовым направились в 747-й стрелковый полк.

Бой, грохотавший весь день, затих, но отдельные пулеметы и автоматы вели стрельбу. Ночную темноту рассекали длинные пунктирные ленты трассирующих пуль. Передний край освещался множеством осветительных и сигнальных ракет. На наблюдательном пункте полка вместе с командиром полка В. В. Шашло находились комиссар полка В. Т. Швец, начальник штаба 134-го гаубичного артполка подполковник К. Я. Чернявский и несколько офицеров.

Все уставшие с осунувшимися и потемневшими лицами, но в выражении глаз, в энергичных жестах чувствовалась решимость. Выяснилось, что на участке полка наступало более пехотной дивизии и около шестидесяти танков. Не менее половины из них подбито нашими артиллеристами и пэтээровцами. За один день было выведено из строя до двух полков вражеской пехоты. Полк продолжает занимать свои позиции. Лишь в отдельных местах врагу удалось достигнуть первой траншеи и обойти правый фланг со стороны соседа.

Мы отметили, что 747-й стрелковый и 134-й артиллерийский полки выдержали сегодня самые тяжелые испытания, и сказали о том, что Военный совет армии и командование дивизии высоко оценивают подвиги воинов полков.

Выйдя из блиндажа, мы встретили адъютанта командира Первого батальона 747-го полка старшего лейтенанта Николая Завадовского и политрука роты автоматчиков Филиппова.

Бинты с пятнами крови говорили о том, в какой обстановке находились эти офицеры. Доклад их раскрыл героические дела этого батальона, отразившего все атаки пехоты и танков врага. В тяжелом и неравном бою батальон понес большие потери. Погибли командир батальона и все командиры рот. Две роты оказались в полуокружении. Завадовский и Филиппов, будучи раненными, заменили командиров и продолжали руководить боем. Теперь они занимались организацией обороны на новом рубеже.

Эта встреча с командирами передовых подразделений еще более прояснила обстановку и подтвердила наш вывод, что наибольшую опасность представляет [205] положение на правом фланге дивизии. Мы поблагодарили героев за их отвагу и умение действовать в бою.

Забегая вперед, скажем, что назавтра, вступив с утра в неравный бой с фашистами, остатки батальона продолжали упорно драться и в неравном бою почти все погибли. Геройски погибли старший лейтенант Завадовский и политрук Филиппов, который, будучи вторично тяжело ранен, сумел связкой гранат вывести из строя танк врага.

Командира 514-го полка подполковника И. Ф. Устинова мы увидели в обычном спокойном состоянии. Положение с обороной в этом полку было лучше. Полк удерживал все свои позиции.

В нашем донесении говорилось: «На участке 514-го полка наступала немецкая дивизия. Полк подвергался комбинированным ударам авиации, артиллерии и минометов. Люди сражались героически. Военком 2-го батальона старший политрук Хорцуненко, будучи ранен в руку и ногу, не оставил поля боя, а продолжал командовать батальоном, заменив командира, выбывшего из строя. Командир первого батальона лейтенант Даценко, будучи ранен, продолжал сражаться и своим примером воодушевлял бойцов на героические подвиги. А политрук 1-й роты 514-го стрелкового полка Кудрявский при защите томатного завода, оставшись с восьмью бойцами, повел их против группы немцев, занявшей наш дот. Разгромив немцев, наши бойцы снова заняли дот. В этом бою Кудрявский лично уничтожил трех солдат и одного офицера и захватил ручной пулемет.

В кровопролитных боях 514-й полк уничтожил свыше двух тысяч гитлеровцев. Также геройски сражались все бойцы и командиры дивизии».

В сложившейся обстановке мною было принято решение: весь огонь 134-го гаубичного артиллерийского полка, и батарей береговой обороны сосредоточить на фронте 747-го полка и на стыке его с 79-й бригадой. На этом же направлении — за правым флангом 747-го полка — развернуть и находившийся в резерве 388-й {8} стрелковый полк (командир майор Кравец), а также [206] четыре батареи 674-го и 700-го истребительных противотанковых артиллерийских полков. А школу младших командиров и сформированный из различных специальных и тыловых подразделений отряд под командованием лейтенанта П. Г. Вавилова — на стыке 747-го и 514-го полков.

Поздней ночью 7 июня командарм вызвал меня и комиссара дивизии на свой передовой командный пункт. Войдя в маленький каменный домик, мы увидели там командира 95-й стрелковой дивизии полковника А. Г. Капитохина и командира 79-й бригады полковника А. С. Потапова. Генерал Петров заслушал наш короткий доклад об обстановке и мероприятиях по укреплению обороны, а затем тихо произнёс:

— Я не ошибся, что на это опасное и ответственное направление поставил вашу дивизию {9}. Такого сильного удара врага мы еще не испытывали за все семь месяцев обороны. Сегодня главная тяжесть пришлась на 172-ю дивизию. Она оказалась в центре (главного удара врага. Потери большие, но полки не разгромлены, значит, оборона будет жить…

Предупредив, что завтра следует ожидать не менее сильного наступления, он пообещал максимально поддержать нас артиллерийским огнем и потребовал изыскать у себя дополнительные силы для усиления обороны.

Утро 8 июня началось с ожесточенного удара бомбардировщиков и мощных огневых налетов артиллерии. Снова забушевала огненная буря. И тут же началось наступление вражеской пехоты. Сразу стало ясно, что немцы решили пробивать путь к Севастополю именно на участке 172-й дивизии,

Наша артиллерия встретила врага дружным огнем. Первая цепь заметно поредела, но за ней появилась вторая. Вскоре показались и танки. Штурм наших позиций все усиливался.

На фронте 172-й дивизии и левом фланге 79-й эригады вела наступление ударная группировка в составе 132, 24 и 50-й вражеских пехотных дивизий, [206] пополненных ночью отдельными пехотными частями из резерва корпуса.

Первая атака врага на всем фронте дивизии была отбита. Но не прошло и часа, как снова начала штурмовать позиции вражеская авиация, снова поползли танки и пошла в атаку пехота. Но наши люди стояли насмерть. Они бросались в контратаки и дрались до последней возможности. В 3-й роте 747-го полка в строю осталось не более двадцати человек. Командир роты Перепелица тяжело ранен, политрук убит. Командование ротой взял на себя секретарь партбюро полка Козлов. На роту с двух сторон надвигались пехота и танки. Бойцы гранатами подбили два танка, но четыре прошли через их окопы. Рота встретила огнем наступающую пехоту. После короткого боя перед ее окопами лежало до пятидесяти гитлеровских трупов. А через час рота, в которой осталось не более десятка воинов, вступила в бой с новой группой автоматчиков. Козлов был ранен, но продолжал руководить бойцами. Только перед вечером герои пробились к своим и заняли оборону на новой позиции.

На следующий день они сражались с таким же ожесточением. Все они во главе с секретарем партбюро Козловым геройски погибли.

В этот день в один из моментов боя я увидел Н. И. Сотникова — командира взвода разведки 747-го полка. Вместе с группой бойцов он бежал под сильным огнем врага. Бежали они во весь рост, даже не пригибались. Взмахом руки я остановил Сотникова.

— Мне известна ваша храбрость — крикнул ему. — Но нельзя так безрассудно бросаться под пули.

Сотников, казалось, был в каком-то неистовстве.

— Ничего, товарищ комдив, — ответил он, размахивая автоматом. — Мы сегодня фашистов уже несколько десятков уничтожили. Сейчас спешим на помощь соседям. К ним левее, скрытно подбирается пехота, а они не видят. — И вместе с бойцами он бросился вперед.

Этих людей в огонь бросал не приказ, а долг, стремление во что бы то ни стало уничтожить врага.

Ожесточенные и кровопролитные бои развернулись и на участке 514-го полка. Враг, превосходивший теперь нас в численности и в огне более чем в десять [208] раз, рвался вперед. Мы несли большие потери, но держались.

В нашем донесении в тот день говорилось: «Отважно сражались политработники. В бою были ранены военком 1-го батальона старший политрук Романенко, военком минометного батальона старший политрук Беляев, политрук роты автоматчиков Либа, политрук роты связи Полозов, политрук роты противотанковых ружей Донецкий. Но они не оставили поле боя и личным примером воодушевляли бойцов».

Секретарь комсомольской организации полка Соколов, когда погибли командиры взводов и рот, вступил в командование группой бойцов, трижды водил их в атаку, сам был дважды ранен. Оказавшись затем в окружении, с наступлением темноты прорвались к своим. В этом бою Соколов лично уничтожил девять фашистов.

Разведчица 514-го полка старший сержант М. К. Байда за 2–3 часа боя уничтожила пятнадцать фашистов, причем одного убила прикладом автомата. Героически сражались все воины 514-го полка.

Во второй половине дня я докладывал генералу Петрову, что противник надолжает медленно, но упорно вгрызаться в оборону дивизии. Поскольку все резервы были использованы, я просил направить нам подкрепление.

Генерал спросил, сможет ли дивизия удержать свой основной рубеж до темноты.

Да, — ответил я.

Поищите резервы у себя, тяните все из тыла. А ночью на ваш участок подойдет 345-я дивизия, — добавил он.

Вскоре нам позвонил начальник штаба 514-го полка капитан Островский:

К наблюдательному пункту командира 747-го полка Шашло вышла пехота врага, — доложил он.

Какие резервы у вас под рукой?

Рота автоматчиков.

Направьте ее на помощь Шашло! — распорядился я.

И тут же отдал распоряжение начальнику штаба 747-го полка майору Ширкалину направить к наблюдательному пункту своего командира все, что можно, а начальнику артиллерии дивизии Рупасову — дать [209] заградительный огонь перед наблюдательным пунктом Шашло.

Но события там развивались быстро. Прорвав оборонительные позиции на левом фланге полка, пехота противника неожиданно приблизилась к НП и начала вести огонь почти в упор. Шашло принял решение отходить, но гитлеровцы уже обошли их, и тогда командир полка с находившейся на НП небольшой группой бойцов и командиров, среди которых были начальник штаба 134-го гаубичного артполка К. Я. Чернявский и помощник начальника штаба этого полка капитан Майборода, вступили в смертную схватку с врагом. Будучи все ранены, они продолжали драться до последнего дыхания.

Когда нашим подразделениям удалось пробиться к НП, там никого уже не было в живых. Лежали пустые ящики из-под гранат и диски от автоматов. А вокруг НП валялось множество фашистских трупов. В живых остался лишь командир взвода Николай Лугин, который был тяжело ранен и потерял зрение.

Командование 747-м полком было возложено на комиссара этого полка В. Т. Швеца. Это был человек с ясным умом, он пользовался большим авторитетом у личного состава полка. Когда мы с комиссаром дивизии Солонцовым объявили ему, что он вступает в командование полком, он произнес: «Никогда не думал, что придется выполнять эту роль, да еще в такой обстановке. Но буду с полком до конца». В последующих боях Василий Тимофеевич был тяжело ранен.

Тяжелые бои шли и на участке 514-го полка. В полуокружении дрался гарнизон опорного пункта «Томатный завод». Ему помогали огнем артиллерийский полк 95-й стрелковой дивизии, полковая артиллерия 514-го полка под командованием капитана П. А. Носырева. Сколько раз этот храбрейший капитан подавал команды: «Для поражения скопившейся вражеской пехоты выкатить орудия на открытую позицию. Прямой наводкой по вражеской пехоте — огонь! Огонь!..» И артиллеристы громили врага. Но теряли и мы своих героических людей.

Все меньше и меньше людей оставалось в строю. Вместе с бойцами, этого гарнизона отражала атаки и военфельдшер батальона Таня Рябова. Она была дважды тяжело ранена. С перебитыми ногами Таня не [210] могла даже ползти. И когда враги были уже совсем близко, эта веселая, обаятельная и мужественная девушка застрелилась.

Оставшиеся в живых воины гарнизона были собраны в две группы и под командованием политрука Кудрявского и командира взвода 5-й роты С. В. Малахова, трижды раненного, в ночь на 9 июня прорвали кольцо врага. Соединившись со своими, они снова вступили в смертельный бой.

В наградном листе сказано: «За 10 июня С. В. Малахов со своим взводом ручными и противотанковыми гранатами уничтожил 5 танков».

Теперь на участке 514-го полка главную тяжесть боя принял третий батальон, которым командовал молодой храбрый командир старший лейтенант Сергей Король. Отбив многочисленные атаки, удерживали свои позиции 7-я и 8-я роты. Но вот смертельно ранен командир 7-й роты лейтенант Степаненко. В ожесточенном ближнем бою погибли командир и политрук 8-й роты. В командование ротой, в которой оставалось двадцать два бойца, вступил тяжело раненный секретарь партбюро 514-го полка политрук Алексеев. К концу дня рота была окружена. С наступлением темноты герои прорвали кольцо окружения и заняли новую позицию. Половина из них была ранена.

Гитлеровцы вплотную подошли к НП командира батальона. Рядом с ним занимал позицию взвод автоматчиков, которым командовал лейтенант Сергей Бирюков.

Ведя непрерывную стрельбу, гитлеровцы орали: «Рус, сдавайся! Рус, капут!»

Лейтенант Бирюков крикнул:

— Ребята! Приготовиться к броску в атаку! Гранаты в руки! Мы вам дадим, гады, «капут».

Взвод бросился вперед, бросая гранаты и стреляя из автоматов. Немцы шарахнулись кто куда. Около двадцати из них были уничтожены.

Но новые группы фашистов стали обходить взвод с флангов. В неравном бою взвод нес потери. Погиб и геройски сражавшийся лейтенант Сергей Бирюков. А накал боя не снижался. В этих схватках был смертельно ранен и командир батальона Сергей Король.

К вечеру из взвода в живых осталось только трое, в их числе Мария Ратушная, медсестра батальона, [211] которая, взяв автомат погибшего бойца, тоже разила гитлеровцев. Трое продолжали держаться. Лишь с наступлением темноты они перебрались на новую позицию.

Вечером мы докладывали командарму о тяжелом положении на участке дивизии, больших потерях, о том, что нависла реальная угроза прорыва врагом обороны, и просили ускорить выдвижение резервной 345-й дивизии, так как ясно сознавали, что в случае дальнейшей задержки ее враг на следующий же день мог вырваться на Мекензиевы горы и разрезать фронт обороны.

Командарм снова повторил, что ночью на наше направление выдвинется 345-я дивизия и к рассвету займет оборону. А до подхода ее нам следует своими силами удержать рубеж обороны.

Такое слабое реагирование умного и опытного командарма на ход решающих событий можно объяснить только тем, что в армии находился очень скромный резерв — одна дивизия и стрелковый полк. И командарм стремился сохранить его до последней возможности.

А силы дивизии, теперь уже незначительные, продолжали таять. Теперь наша оборона представляла собой узенькую ленточку, в которую вплелись огневые позиции артиллерийских батарей. А враг продолжал наращивать удары.

Настало утро 9 июня — третий день, штурма. Авиация и артиллерия врага снова обрушили свои удары на позиции дивизии. Вновь дрожала и горела земля. И вновь три пехотные дивизии с танками перешли в наступление.

С невиданным мужеством и стойкостью наша пехота и артиллерия отбивали атаки врага. Сколько раз танки, рыча и стреляя, появлялись у наших окопов, а бойцы разили их гранатами и бутылками с горючей смесью. Почти в упор били по ним артиллеристы.

Часов в одиннадцать на участке 514-го полка противник ввел в бой свежие резервы, и тоненькая ленточка обороны не выдержала. Немецкие автоматчики вышли к НП командира полка. Подполковник И. Ф. Устинов и комиссар полка О. А. Караев с группой автоматчиков вступили в тяжёлый бой. В неравной борьбе вся группа героических воинов погибла. [212]

Вскоре танки с автоматчиками на броне оказались перед моим наблюдательным пунктом. По танкам открыли огонь артиллерийские батареи. Немецкие автоматчики, соскочив с танков, открыли по нас огонь. Завязался бой. Вскоре вся наша группа — несколько офицеров и двенадцать бойцов — оказалась в полуокружении. Танки, урча моторами и лязгая гусеницами, подошли к нам совсем близко. Создалось критическое положение. И тут вдруг слева и сзади нас треснули автоматы, и мы увидели наших автоматчиков, человек десять — двенадцать, из дивизионной разведывательной роты. Во главе со своим командиром старшим лейтенантом Ермаковым они шли нам на выручку. Фашистов отогнали, многие из них были уничтожены. Только рядовой Павел Линник за 20 минут боя уничтожил три танка. Вскоре разрыв в обороне мы закрыли. В ходе этой схватки с автоматчиками и танками погиб начальник штаба дивизии подполковник М. Ю. Лернер, я был ранен. За час до этого был ранен и комиссар дивизии П. Е. Солонцов, но тоже остался в строю.

Бой продолжался. Только к полудню 9 июня на наш участок стали прибывать полки 345-й дивизии. Они сразу же вводились в бой. Передовые части врага были разгромлены и наступление немцев задержано.

Двое с половиной суток 172-я стрелковая дивизия и 79-я бригада, находясь в сплошном огне, удерживали врага, который был более чем в десять раз сильнее.

10 и 11 июня противник продолжал мощное наступление. Так как у нашей артиллерии недоставало снарядов, то батареи открывали огонь с короткой дистанции, почти одновременно с огнем пехоты. И танкам врага не раз удавалось быстро приближаться к нашим окопам, в которых все меньше и меньше оставалось бойцов. Пример стойкости показывали коммунисты. Помню, в один из самых трудных моментов боя начальник политотдела дивизии батальонный комиссар Г. А. Шафранский, находившийся в окопах, крикнул: «Коммунисты, ко мне!» Когда несколько человек подползли к нему, он сказал: «Наша ответственность за удержание позиций удесятеряется, товарищи». И этого было достаточно, чтобы стояли все насмерть.

Вот показалась наступающая пехота и около [213] тридцати танков. На пути их движения находились огневые позиций артиллерийских батарей 2-го дивизиона 134-го гаубичного артполка. Артиллеристы, огнем которых руководил начальник артиллерии дивизии полковник И. М. Рупасов, били прямой наводкой. Одни танки горели, другие были подбиты, остальные стали отходить. Вместе с артиллерией борьбу с танками вели и пехотные подразделения.

Один из участников боя разведчик Н. М. Миронов рассказывает:

— Танки приближаются к нам. Мы подпускаем их все ближе и ближе к траншее. В руках гранаты, под рукой на бруствере лежат запасные, а в выемке передней стенки окопа — бутылки с горючей смесью. Вот «наш» танк в 6–7 метрах от траншеи. Дальше допускать нельзя. Бросаем гранаты под гусеницы, а сами слегка приседаем в окоп. Взрыв. Танк со скрежетом останавливается. Когда экипаж начал через люк выбираться из танка, мы открыли огонь из автоматов.

Примерно так же действовали и другие группы разведроты.

На позиции группы старшего политрука А. Я. Кульбака, состоявшей из девяти человек, двигалось девять танков. Девять бойцов против девяти танков с автоматчиками на броне! Кульбак решил вначале ударить по автоматчикам на ближайших танках. Когда танки подошли совсем близко к окопу, по команде старшего политрука три ручных пулемета и винтовки ударили по гитлеровцам. Большинство автоматчиков было истреблено.

«Уничтожай танки!» — крикнул Кульбак и, выбрав момент, бросил бутылку с горючей смесью. Танк вспыхнул. Под второй танк бойцы подбросили связку гранат, но неудачно. В сумке Кульбака была противотанковая мина. Он догнал танк, сунул мину под гусеницу и бросился в сторону на землю. Мощный взрыв, но танк продолжал двигаться. Тогда Кульбак вскочил на танк и, выждав момент, когда фашист приоткрыл люк, бросил в него две гранаты. Экипаж был уничтожен, танк замер.

Шесть танков с их экипажами уничтожили отважные бойцы политрука Кульбака в этом бою.

Фронтовая газета армии «За Родину» от 12 июня писала: «За два дня бойцы тов. Ласкина подбили 48 немецких [214] танков. 10 июня они уничтожили 28 танков, из них 18 подбили наши мужественные пехотинцы противотанковыми гранатами. Группа разведчиков под командованием лейтенанта Мамедова уничтожила три танка, младший сержант Чирбаев и красноармеец Паначиев подбили по два танка, младший лейтенант Васильев и старший лейтенант Ермаков — по одному. Десять танков подбили разведчики.

11 июня подбито 20 танков, из них пехотинцы подбили гранатами девять танков.

Исключительный героизм показал младший сержант И. И. Карпов. Он сам заряжал, наводил и стрелял, уничтожив из своего орудия три танка. У него оставалось еще два снаряда, но герой был уже тяжело ранен».

А рядом с Карповым вело огонь по танкам орудие наводчика Н. А. Зубова. Раненный, он продолжал зтрелять, но вскоре был вторично тяжело ранен.

За два дня боев — 10 и 11 июня — воины 172-й дивизии уничтожили 48 танков, а всего с начала вражеского штурма подбили и сожгли около 100 танков. Это истинно героический подвиг!

14 июня мы с комиссаром дивизии Солонцовым были у генерала И. Е. Петрова. В его каземате были начальник политотдела армии Л. П. Бочаров и начальник оперативного отдела майор А. И. Ковтун.

Зашел разговор о телеграмме Главнокомандующего защитникам Севастополя, в которой отмечалось, что самоотверженная борьба севастопольцев служит примером для всей Красной Армии и советского народа. Петров сказал:

— Весь состав армии дерется героически. Но все же хочу отметить исключительно героические дела 172-й, 345-й дивизий, 79-й бригады и артиллерии. Именно они обескровили 54-й армейский корпус немцев и выбили танки на направлении главного удара. И враг вынужден наступление на северном участке приостановить.

Но через несколько дней, подтянув из глубокого шла новые силы, противник возобновил наступление на нашем участке. Снова посыпались бомбы, поползли танки и загрохотали взрывы снарядов и мин.

К этому времени из состава стрелковых и специальных частей 172-й дивизии был сформирован полк [215] двухбатальонного состава, который занимал оборону на небольшом участке между 345-й и 95-й дивизиями.

Как-то перед вечером, когда бой стал стихать, мы с комиссаром дивизии Солонцовым и постоянными нашими спутниками старшим лейтенантом И. Ф. Литвиновым и помощником командира взвода роты охраны Соловьевым отправились к нашим солдатам, выдержавшим в этот день сильный натиск врага. Подошли к первому солдату-пулеметчику. Левая рука его была на подвязке. А сбоку «максима» — куча стреляных гильз. Подошел боец с винтовкой — сосед пулеметчика. От них мы узнали, что в роте осталось всего восемь человек.

Погиб и командир роты Н. И. Сотников — тот самый герой, который еще 8 июня со взводом разведки бросился на помощь соседям. С болью в душе мы смотрели на разрушенные окопы — в них и рядом с ними в различных позах лежали наши погибшие герои.

Что-то много убитых, а раненых не видно, — спрашиваю у бойцов.

Жарко у нас было, товарищ комдив, — отвечает один. — Фриц бомбил, бил из шестиствольных. Весь день атаковали танки и автоматчики. Раненых много, да надо держаться. Вот и держались. — И, оглянувшись, словно стараясь убедиться, что прав, добавил: — Каждый убитый до того, как погиб, был дважды — трижды ранен.

Когда, отдав соответствующие распоряжения, мы возвращались, Солонцов проговорил:

— У этих людей крепкое сердце. Таких может сломить только смерть.

А Соловьев сказал:

Этой роте надо поставить здесь памятник.

Тут памятники надо ставить на каждой позиции, — уточнил старший лейтенант Литвинов.

И он, пожалуй, был прав.

Вечером 18 июня, когда мы с Солонцовым прибыли к командарму, генерал Петров, член Военного совета армии И. Ф. Чухнов и начальник оперативного отдела А. И. Ковтун сосредоточенно всматривались в карту.

— А вот и 172-я, — сказал И. Е. Петров и предложил подойти к столу.

Я начал было докладывать о состояний дивизии, но Петров перебил меня: [216]

— Военному совету все. известно, — сказал он. — Но у нас нет ни людей, ни боеприпасов. А воевать надо. Вижу, мучается Иван Андреевич, что сам жив, а дивизии больше нет. Все понимаю. Но ведь дивизия полегла, уничтожив в десять раз больше немцев. Люди вашей дивизии совершили истинно героический подвиг.

…20 июня нам приятно было услышать по радио сообщение о присвоении звания Героя Советского Союза разведчикам 172-й дивизии Марии Карповне Байде и Павлу Дмитриевичу Линнику. А несколько позже такое звание было присвоено и артиллеристу 134-го гаубичного артиллерийского полка младшему лейтенанту А, С. Умеркину.

В последующие дни положение наших войск под Севастополем все более ухудшалось. Наш маленький плацдарм простреливался врагом вдоль и поперек, а наша артиллерия из-за отсутствия боеприпасов огня почти не вела. От дивизий и полков остались одни названия.

Теперь весь личный состав нашей дивизии, точнее то, что осталось от нее, мы свели в один отряд под командованием майора Кравца, которого вскоре заменил помощник командира 514-го полка по хозяйственной части капитан В. И. Сидоренко. В отряде было более половины раненых. Ему была поставлена задача истреблять врага и задерживать его продвижение на подступах к городу и в уличных боях. Отряд сражался до последнего дня обороны, истребив не одну сотню гитлеровцев.

Так завершился героический боевой путь 172-й стрелковой дивизии. И я горжусь тем, что в самое суровое время фронтовых испытаний мне было доверено командовать этой славной дивизией. [217]