На переправе 2-й ударной
Много дней и ночей провел наш батальон в тяжелых тренировках по сопровождению боевых порядков танков и артиллерии через преграды и заграждения условного противника. Все понимали: близится долгожданный день генерального наступления войск фронта — и сил не жалели.
В сумерках 22 декабря 1943 года саперы закончили восстановление разрушенных в ходе учений дорог и мостов и расположились в помещениях школы деревни Лупполово на отдых и ночлег. Предвкушали удовольствие от предстоявшего возвращения на базу в свои обжитые землянки, мечтали отмыться в сооруженной по всем правилам бане... Не успел я заснуть, как меня позвали к телефону. Звонил начальник штаба инженерных войск фронта С. Д. Юдин.
— В пять ноль-ноль прибыть на пирс в Лисьем Носу для встречи с генералом Бычевским. Подразделениям батальона быть там до рассвета.
— С легким паром, Иван Иванович, — сказал капитан Г. А. Тарасов, когда наша «эмка» выехала за ворота базы.
Мне было не. до шуток. Я от души жалел уставших бойцов; тревожила и неизвестность — что делать батальону в Лисьем Носу? Пирс и все связанное с ним принадлежали Балтфлоту. Я даже толком не знал, где находится этот злополучный пирс... Быть может, батальону придется участвовать в подготовке ледовой трассы на Кронштадт и Ораниенбаум? Но в заливе только плавающие [223] льдины... Или предстоит перебазироваться на Малую землю?.. — так называли тогда ленинградцы Ораниенбаумский плацдарм.
На пирсе меня встретил старший офицер штаба инженерных войск фронта инженер-майор А. Д. Тищенко и проводил в будку дневального, где сидел у печурки начальник инженерных войск фронта генерал Бычевский.
Прервав мой доклад о прибытии, генерал сказал:
— Пошли на пирс. Трудную задачку предстоит решить нам. В девятнадцать ноль-ноль к причалу этого пирса должны подойти корабли Балтфлота, на которые надлежит погрузить танки Т-34, самоходки и другие военные грузы. Первые партии танков уже находятся поблизости. Пирс построен осенью сорок первого года под грузы до пяти тонн. Он часто разрушался огнем артиллерии врага и ремонтировался зимой прошлого года. Глубина у оголовка не более двух с половиной метров. Так вот: усиление пирса, погрузка танков и других грузов, а также несение комендантской службы на пирсе с этой минуты возлагается на вверенный вам батальон. Вместе с майором Тищенко осмотрите пирс и через полчаса доложите ваши соображения о том, как будете выполнять задачу и что вам для этого нужно. Действуйте!
— Пошли, Александр Денисович, — вздохнул я.
— Осенью я был здесь, — сказал Тищенко. — Мне кажется, он даже груженую трехтонку не выдержит, а самоходка — это почти сорок тонн. Впрочем, посмотрим...
Мы шли по заснеженному настилу, освещая путь карманными фонариками. Дул крепкий западный ветер, неся колючие снежинки и завывая в проводах. Хотя мороз был не более 15 градусов, но при таком ветре он казался лютым.
Пирс представлял собой деревянную эстакаду шириной около 6 метров. На ней были уложены легкие рельсы для тележек. Пролеты опирались на ряжи и рамы, установленные через 2–5 метров. Оголовок пирса был расположен в 527 метрах от берега. Причальным фронтом служили лишь две стороны оголовка длиной до 60 метров. Акватория залива, примыкающая к пирсу, [224] была покрыта неподвижным льдом толщиной от 10 до 20 сантиметров. Мористее плавали льдины разной величины.
Для решения задачи наиболее целесообразным было сократить пролеты установкой дополнительных рамных опор, слабые опоры дублировать, поверх настила проложить колеи из бревен, на оголовке уложить сплошной бревенчатый настил. Узкоколейку следовало переместить на край эстакады и использовать для транспортировки бревен и других строительных материалов. Прикинули и работы по возведению маскировочного забора вдоль всего пирса, установку дымовых завес: ведь работы будут проводиться днем на виду у противника. Если не будет ледоколов, придется взрывным способом проделывать канал в полосе ледяного припая.
Требовалось около 200 кубометров бревен, 20 кубометров жердей и кольев для маскировочного забора, 5 тонн скоб, штырей и прочих поковок.
Ничего этого в батальоне не было.
К тому же, даже при наличии всех материалов, чтобы выполнить все работы за короткий зимний день, нужно было не менее 500 человек, а батальон насчитывал не более 300 человек, измотанных за два месяца учений.
Стрелки часов показывали 6.00.
Проводив генерала и с ним капитана Г. А. Тарасова, я остался на безлюдном берегу в обществе ординарца Димы Чепуркова, которому приказал дежурить у телефона, а сам пошел осматривать местность. Вскоре прибыл начальник штаба батальона капитан Н. С. Харен-кин. Кроме взвода управления, он по пути прихватил с собой командиров рот и квартирьеров. Доложил, что через час, то есть не позднее 8.00, с моим заместителем капитаном И. А. Хановым прибудут все подразделения батальона.
Но где взять лесоматериалы?
Минут через сорок в домик, где я занимался составлением эскизов, боком протиснулась мощная фигура капитана И. А. Ханова. Он кратко доложил, что все три роты без происшествий прибыли в Лисий Нос. Завтраком люди накормлены и готовы к выполнению задания. [225]
— А вот и салют в честь нашего прибытия, — усмехнулся он: несколько снарядов разорвалось недалеко от дежурки.
— Эти фрицы поздравляют нас с добрым утром, — ворчливо произнес матрос-дневальный.
— И часто они «поздравляют»?
— Да по нескольку раз на день. И в пирс частенько попадают, — сказал матрос, как о чем-то не заслуживающем внимания.
Когда времени мало, оно летит особенно быстро. Серели предрассветные сумерки. Позвонил мой замполит капитан Г. А. Тарасов.
— Нахожусь в штабе инжвойск, — сообщил он. — Рубить деревья и разбирать дома категорически запрещено. Несколько платформ с бревнами приказано доставить к пирсу со станции Мельничий Ручей. Не лишне послать туда наших «толкачей». Зубков (начальник метростроевцев) обещал сформировать команду из семидесяти пяти — восьмидесяти плотников. Их я подвезу, пришлите за людьми четыре трехтонки. Зубков и поковки обещал, за ними пару машин... Ледоколов, наверно, не будет, лед взрывать придется нам. Наряд на две тонны взрывчатки оформляю, шлите трехтонку. Забор вдоль пирса сделает маскировочная рота. Дымзавесы, сигнализацию и связь обеспечат моряки. Генерал у командующего. Жду машин!
Хорошо, когда инженерная часть моторизирована и машин достаточно. Но еще лучше, когда у тебя замполит — сапер. Все продумал. Молодец!
В организации помощи нам чувствовалась рука начинжа. Хорошо было служить под началом Бычевского. Он всегда отличался умением не только четко поставить инженерные задачи и потребовать их выполнения, но и оказать оперативную помощь. Всеобщее уважение в войсках фронта снискал этот с виду суровый генерал. Все саперы любили своего начальника и гордились им...
Для быстрейшей доставки к пирсу круглого леса я направил в Ленинград капитана Н. С. Харенкина с двумя отделениями разведчиков. Получив нужные документы, они «овладели» на станции Мельничий Ручей товарным составом из двадцати платформ, груженных [226] круглым лесом, и прихватили еще две платформы со шпалами. В 13.30 состав подошел прямо к пирсу и был разгружен за 20 минут. Лес с нетерпением ждали саперы и привезенная капитаном Г. А. Тарасовым команда плотников, которую возглавлял Герой Социалистического Труда Н. А. Ыаринян. Эта команда оказала нам огромную помощь.
Дружно взялись за наиболее трудоемкую работу — отеску бревен и подготовку элементов для рамных опор. Как муравьи, хватали отесанные бревна и тащили их на пирс подносчики — шоферы переправочного парка, которыми командовал старший техник-лейтенант Н. С. Меньшиков (до войны — доцент Политехнического института). Уже были вырыты щели для укрытия при обстрелах, оборудованы места обогрева, убран снег и лед с настила. Помощник командира батальона по технической части старший техник-лейтенант Н. Р. Романов быстро развернул электростанцию, компрессор, лесопильный станок. Командир первой роты старший лейтенант А. Н. Максимов получил задачу усилить пирс. Второй роте старшего лейтенанта Богаева были поручены взрывные работы по расчистке от льда «гавани» и прокладке во льду почти километрового канала для прохода судов. Третья рота должна была усилить оголовок пирса, подготовить причальный фронт и привести в рабочее состояние узкоколейку, переложив ее на правый край пирса. Этой ротой командовал капитан М. П. Ивановский, «Петрович», как мы его называли, при случае любил подчеркнуть свою принадлежность к саперам двадцатых годов. В июле сорок первого он был призван в армию с должности заведующего отделом пионерской газеты «Ленинские искры».
Много дел было у походной автомастерской. Ее начальник техник-лейтенант Я. Е. Шкловский, опытный инженер-механик и изобретатель, придумал и изготовил в полевой кузнице особые трехлапые «кошки» и установил на пирсе две ручные лебедки. С их помощью солдаты успешно растаскивали льдины.
На всех участках появились боевые листки. Благодаря стараниям ординарца замполита ефрейтора Ивана Друзина регулярно выходила батальонная «молния», оповещавшая об успехах отдельных подразделений и [227] людей. На площадке, где тесали бревна, парторг первой роты старший сержант П. Д. Иванов завел патефон. Его примеру последовал парторг третьей роты старшин сержант Л. Н. Соловьев, установивший патефон в блиндаже, приспособленном для обогрева.
От работы меня все чаще отвлекали нахлынувшие на пирс начальники и командиры различных служб и подразделений. В этот день я оказался на пирсе «главным начальником». В мое распоряжение прибыли маскировочная рота, команды сигнализации и связи...
Были и другие визитеры — командиры стрелковых, артиллерийских, танковых и других соединений и частей 2-й ударной армии, которые должны были переправляться на Малую землю. Среди них были старые знакомые по переправам через Неву, боям на Невском «пятачке», под Красным Бором и на Синявинских болотах: ведь 106-й инженерный батальон был участником всех значительных операций на Ленинградском фронте. И конечно же, всех моих знакомых интересовал один и тот же вопрос: когда их переправят?
...Вечерняя зимняя темень как-то внезапно поглотила все вокруг. Темп работ замедлился, чувствовалась усталость людей. Включили переноски, сняв с нескольких машин аккумуляторы. Лампочки, окрашенные чернилами в фиолетовый цвет, свет давали скудный, но кое-что можно было разглядеть. Неожиданно из темноты появилась высокая фигура генерала Бычевского. Опытным глазом он уже оценил состояние дел на пирсе.
— Воюешь, подполковник?
— Так точно, — ответил я. — В девятнадцать ноль-ноль можно будет начать погрузку танков.
Генерал был доволен нашей работой; сказал, что еще не известно, какие корабли подадут под погрузку. Пока выделены два заградителя «Вятка» и «Онега», они могут принять только по четыре танка или самоходки. А надо переправить около двухсот. Ищут другие суда с осадкой не более двух метров. Сделав несколько замечаний, генерал уехал.
Около шести вечера, когда на оголовке завершались основные работы, в «гавани» появилась «Вятка». Ханов зычным голосом скомандовал:
— Давай, причаливай к тумбе! [228]
— Не тумба, а пал, — с неповторимой интонацией произнес в мегафон командир «Вятки», капитан 3-го ранга, который, несмотря на мороз и ветер, щеголял в фуражке.
Пока Ханов с такелажной командой укладывал «трапы», изготовленные из шпал, я вызвал первые Т-34 на погрузку и, пятясь, медленно повел за собой по колеям пирса головной танк. Под тяжестью машины кое-где скрипел и потрескивал настил: «притирались» отдельные элементы. Все четыре танка без особых затруднений были погружены на стальную палубу «Вятки». Она плавно развернулась в полынье и растворилась в ночной тьме. А у входа в канал уже стояла «Онега». Обсудив с ее командиром погрузку, решили грузить пять танков вместо четырех. Эксперимент прошел успешно (во всех последующих рейсах на корабль грузили по пять танков или самоходок). На телефонный запрос Бычевского я бодро доложил: «Первые девять машин отправлены без происшествий».
К сожалению, кроме «Вятки» и «Онеги» других подходящих кораблей у моряков не оказалось. Они притащили к пирсу металлические беспалубные сухогрузные баржи. Пришлось придумывать деревянные конструкции и сооружать на этих баржах бревенчатые палубы, на которые грузили орудия и тягачи, а в трюмы — боеприпасы. В тесной гавани требовалось много усилий и сноровки при швартовке и погрузке таких судов. Слаженно действовали саперы и моряки на буксирных судах, которые любовно именовали «тральцами». Изрядно испортили нам настроение балтийцы, притащит? в тесную гавань сразу три огромные баржи-марины, борта которых на два метра возвышались над погрузочной площадкой. Решили установить их борт к борту (лагом), построив въездную аппарель и трапы между бортами. Весь день ушел на хлопоты вокруг этих громадин.
К счастью, день был пасмурный, и фашисты не стреляли по этому участку.
Сама погрузка танков представляла «аттракцион», щекотавший нервы зрителей: каждая баржа грозила перевернуться, когда на ее борт вползал громыхающий и ревущий танк. С редким спокойствием подавал [229] команды Илья Ханов, саперы-такелажники понимали каждый его жест.
На «маринах» удалось переправить пятнадцать танков. Вскоре они были заменены более малыми по габаритам баржами, которые стали принимать легкую технику и людей. А танки и самоходки продолжали таскать на своих палубах «Вятка» и «Онега»; их экипажи в некоторые ночи дважды становились под погрузку.
Чтобы расширить причальный фронт, генерал Б. В. Бычевский приказал построить на сваях легкую пешеходную эстакаду, удлинив пирс на 500 метров. Для этого на пирс прибыл 1-й гвардейский понтонно-мосто-вой батальон подполковника Е. П. Гуляницкого. Но эстакаду построить не удалось из-за россыпей валунов на дне. Тогда уложили деревянный настил прямо по льду до чистой воды. Здесь людей и легкую технику грузили на глубоко сидящие суда.
Морозы усиливались, ледовая обстановка с каждым днем усложнялась. Все труднее становилось водить среди льдин груженые баржи. В одну из ночей зажатую льдами «Вятку» отнесло к Лахте. Приближался рассвет. Саперы на автомашинах, груженных досками, поспешили к плененному льдами кораблю, эвакуировали на берег людей. Корабль и техника на его борту остались во льдах, рискуя быть расстрелянными вражескими батареями из Стрельны. К счастью, видимость была плохая, и «Вятку» враг не заметил.
Мы искали трассу для ледовой переправы в Кронштадт. Но группы разведчиков батальона ежедневно возвращались ни с чем. Лишь одной из них под командованием старшего сержанта Петра Котенко с трудом удалось пробраться в Кронштадт, преодолев несколько полос движущихся льдин. Когда саперы-смельчаки Котенко, Соловьев, Макаров и Сидорович прибыли с докладом к командующему Кронштадтским оборонительным районом вице-адмиралу Г. И. Левченко, он вначале не поверил, что эти люди пробрались из Лисьего Носа в Кронштадт по льду. С трудом Гордей Иванович согласился дать «добро» группе Котенко после ночного отдыха пешком отправиться обратно. Весь день пытались они обойти образовавшуюся за ночь широкую полынью, [230] но вынуждены были вернуться в Кронштадт. Так и не дождались мы возможности проложить дорогу по льду. Все подразделения и грузы отправлялись на плавсредствах.
На кораблях и судах КБФ на Ораниенбаумский плацдарм в состав 2-й ударной армии было переправлено несколько крупных войсковых соединений, сотни орудий, танков, многие тысячи тонн военных грузов. Все танки, самоходки, большинство орудий и автомашин прошли через руки саперов 106-го отдельного моторизованного инженерного батальона. За время переправы наши потери от ежедневных обстрелов врага составили два десятка раненых, многие из них остались в строю.
...Началось долгожданное наступление. Предполагалось, что батальон войдет в корпус генерала Н. П. Си-моняка, но нас ждало другое задание: быстро проложить путь в Ораниенбаум по трассе Петергофского шоссе, где было установлено множество мин, все мосты разрушены... Но это уже тема для другого рассказа.