Давнее, пережитое

Как выяснилось впоследствии, взрыв первой мины вывел из строя на транспорте № 508 автоматику управления рулями. Судно, продолжая двигаться по кривой, оставило протраленную полосу и вошло в минное поле. Никогда не забыть нам, находившимся на борту транспорта, тех тревожных минут.

К терпящему бедствие судну стали подходить другие корабли. Первыми были сняты раненые. Эта операция прошла сравнительно организованно, но потом на переполненные людьми тральщики стали в давке прыгать все, кому только удавалось приблизиться к борту.

«ВТ-508» медленно оседал в воду. Эсминец «Славный» сделал попытку взять его на буксир, но трос оборвался. При другой попытке завести трос возле транспорта раздался новый взрыв мины, и «Славный» был вынужден отойти. После четвертого взрыва отошел последний тральщик. Находившиеся поблизости корабли были перегружены до предела, но все же смогли принять с терпящего бедствие судна около 1700 человек.

Транспорт стал быстро погружаться. На верхней палубе его находилось около двух тысяч человек...

Затем произошло нечто удивительное. Опустившись до верхней палубы, судно неожиданно перестало погружаться [388] и приобрело состояние неустойчивого равновесия, которое нужно было удерживать. И вот, чтобы не допустить опрокидывания судна, люди, оставшиеся в живых, в течение многих часов, подчиняясь общей команде, переходили от одного борта к другому.

Перед рассветом по терпящему бедствие транспорту начала бить немецкая береговая батарея. Она взяла «ВТ-508» в вилку, но затем обстрел почему-то прекратился.

На рассвете 3 декабря командир «ВТ-508» созвал оставшихся на борту судна командиров, комиссаров и начальников штабов частей.

Собралось около двадцати человек. Было внесено два предложения: первое — открыть кингстоны и пойти вместе с судном ко дну; второе — всем покинуть транспорт, вплавь добраться до берега (8–10 км), включиться в партизанскую борьбу.

Тем временем транспорт все в том же неустойчивом положении дрейфовал в районе минного поля и в любую секунду мог снова столкнуться с «гремучей смертью». Благодаря самоотверженной работе двух судовых механиков, которые продолжали свою вахту, на судне еще работали помпы.

Командир принял решение кингстоны не открывать.

Часов в 10 утра мимо транспорта прошел немецкий тральщик. С него спросили по-русски: «Может ли корабль двигаться самостоятельно?» На «ВТ-508» никто не сказал в ответ ни слова. С несколькими бойцами-строителями я стал делать плот из дверей, спасательных кругов, чемоданов и прочих плавучих предметов, скрепляя их вместе веревками и штыками.

Многие из находившихся на судне пытались достичь берега вплавь на спасательных кругах или со спасательными нагрудниками, которых на «ВТ-508» было вполне достаточно. Однако достичь берега вряд ли кому удалось: пловцы замерзали. Ни одна шлюпка на транспорте не уцелела. Большая часть из них вместе с людьми погибла в первые же часы трагедии.

Правда, я узнал впоследствии, что одна шлюпка с «ВТ-508» была подобрана нашим тральщиком на пути к Гогланду, а другая сумела достичь этого острова.

Когда плот был готов, мы спустили его на воду. Это не составило особого труда, так как верхняя палуба корабля находилась уже почти на одном уровне с морем. [389]

На плот сразу же прыгнули десятки людей. Большинство не смогло удержаться на этом хлипком сооружении.

Когда плот отнесло от судна метров на двадцать, я увидел, что на нем осталось всего одиннадцать человек. В течение восьми часов, при волнении на море в три балла, плот дрейфовал в заливе. Несколько раз он опрокидывался, и людей на нем становилось все меньше и меньше.

Берега достигли только шесть почти полностью окоченевших людей. Неизвестные, вооруженные автоматами, подобрали нас, доставили в теплое помещение, отогрели кипятком, а потом передали немцам.

В таллинском лагере военнопленных я встретил нескольких своих сослуживцев. Они рассказали, что вскоре после того, как был спущен плот, к транспорту подошел немецкий тральщик и снял с него в первую очередь командный состав. Через три дня, после того как дрейфующее судно наскочило на банку и застряло на ней, к борту подошли шесть фашистских тральщиков и сняли остальных ханковцев, в том числе моих товарищей Войташевского, Мартьяна и Молчанова.

Тяжелая участь постигла всех оказавшихся в плену. Были расстреляны гитлеровцами комиссар батальона Гвалия и политрук Еременко, умерли от тифа Молчанов и Мартьян. Многие военнопленные погибли от болезней и голода, многие — от фашистских пуль «при попытке к бегству».

Около трехсот пленных гангутцев гитлеровцы доставили на Ханко для восстановительных работ. Они в большинстве своем дождались победы и возвратились на Родину.

И в плену советские люди держались стойко, во всем помогали друг другу.

Когда по лагерю распространилась весть, что погибает известный многим ханковцам Миша-моряк, каждый пленный выделил ему из своего скудного пайка немного хлеба, и Войташевский благодаря этой помощи выжил.

Я побывал в нескольких лагерях военнопленных. В июне 1945 года был репатриирован. До 1961 года работал начальником экспедиции по изысканиям для строительства железных и автомобильных дорог. В настоящее время — главный инженер проекта в Московской организации «Промтрансниипроект». [390]