Второго декабря, в шесть вечера...

О предстоящей эвакуации личного состава подчиненного мне района мы с комиссаром Степаном Александровичем Томиловым узнали в конце ноября на совещании у коменданта сектора береговой обороны генерал-майора Ивана Николаевича Дмитриева, где операция была разработана в деталях.

Пятый оборонительный район военно-морской базы Ханко, прикрывая ее с севера, располагался на островах Хорсен, Старкерн, Гуннхольм, Эльмхольм и еще на трех маленьких, скалистых островках, гарнизон каждого из которых состоял обычно из одного отделения (семь — десять бойцов).

Неподалеку находились острова, откуда враг обрушивал на наши позиции шквал минометного и артиллерийского огня. За узким проливом лежал полуостров Подваландет, с которого на занятые нами острова, и в особенности на Хорсен, противник ежедневно выпускал сотни снарядов среднего и крупного калибра.

Отряд моряков, составлявший гарнизон 5-го оборонительного района, насчитывал около четырехсот пятидесяти человек. Мы были хорошо вооружены автоматическим оружием, захваченным у противника в предыдущих боях. У нас имелась даже 45-миллиметровая пушка — предмет гордости старшего лейтенанта А. Ф. Иванова, заядлого артиллериста, [350] до прихода к нам в отряд командовавшего железнодорожным артиллерийским транспортером.

О предстоящей эвакуации и порядке снятия гарнизонов с островов были поставлены в известность командиры и политруки рот. Заранее было определено, кто и с каким вооружением должен остаться на том или ином острове, чтобы прикрывать отход.

К пяти часам утра 2 декабря около четырехсот двадцати человек было отправлено на Ханко. На всех семи островах теперь оставалось лишь тридцать пять краснофлотцев и сержантов, хорошо вооруженных и неоднократно проверенных в боях.

Несмотря на бессонную ночь, ни Томилову, ни мне спать не хотелось. На столе штабной землянки то и дело пищал зуммер полевого аппарата. Краснофлотец Петр Минин (он исполнял обязанности телефониста и писаря, ведущего журнал боевых действий) снимал трубку и произносил: «Лев» слушает...»

С островов докладывали, что там все в порядке, ведется тщательное наблюдение за противником.

Рассвет декабрьского утра наступал медленно. Комиссар включил приемник, и в землянку ворвалась разноязычная речь. С трудом настроившись на нужную волну, мы прослушали сводку Информбюро о тяжелых боях под Москвой.

В дверях землянки показался краснофлотец Иван Зубачев, охранявший командный пункт.

— Противник начал минометный обстрел острова, — доложил он.

— С побудкой немного опоздали, — шутливо произнес комиссар, продолжая записывать сводку Советского информбюро.

— Усильте наблюдение за подходами к островам, — сказал я и посмотрел на Степана Александровича. Наши взгляды встретились. Мы без слов понимали, что оставшееся на островах прикрытие должно в случае наступления противника ценой своей жизни обеспечить успех общей эвакуации.

В нашем распоряжении имелось два катера с достаточным запасом горючего. На баке и на корме катеров стояли станковые пулеметы на треногах. Если бы эскадра с личным составом военно-морской базы вынуждена была уйти, не дождавшись нас, наш маленький отряд отправился бы в поход самостоятельно. [351]

День 2 декабря прошел сравнительно спокойно. Как всегда на островах рвались снаряды и мины, и наблюдатель со скалы с отметкой 19,2 доносил, что стреляет цель номер такой-то...

Несколько раз выходила из строя телефонная связь с островами Старкерн, Эльмхольм и другими. И каждый раз матрос Иван Зубачев, схватив автомат и катушку с кабелем, бежал искать и устранять повреждение.

Около двух часов дня меня вызвал к телефону начальник штаба сектора и потребовал доложить обстановку. В свою очередь, я поинтересовался, как идут дела на полуострове. Подполковник Н. С. Кузьмин ответил донельзя кратко:

— Все идет по плану.

Томилов и я поочередно разговаривали с командирами оставшихся малочисленных гарнизонов. На вопрос «Как дела?» они отвечали столь же кратко:

— В порядке!

Мы обошли и осмотрели капониры и посты на острове Хорсен. Раньше здесь находились четыре роты — всего около двухсот пятидесяти человек. В каждой землянке размещался взвод, в каждом капонире — отделение. Теперь же на всем острове осталось только двадцать человек. Один часовой с автоматом и гранатами приходился на три-четыре капонира...

С моря дул сырой порывистый ветер, надвигались ранние декабрьские сумерки. Возвращаясь на свой командный пункт, я услышал знакомый окрик:

— Стой. Кто идет?

Бодрый голос Зубачева свидетельствовал о том, что связь со всеми островами и постами в порядке.

В восемнадцать часов поступил сигнал: следовать в порт на посадку. Я отправил катера снимать личный состав с островов, а всем, кто остался на Хорсене, дал распоряжение вынести пулеметы, заряженные ленты, магазины и телефонные аппараты на пристань.

На заранее подготовленном листе фанеры красным карандашом была сделана надпись: «Уходим непобежденными — вернемся победителями! Командир отряда Л. Тудер. Комиссар отряда С. Томилов». [352]