Содержание
«Военная Литература»
Мемуары
Такие не боятся и не гнутся.
Так снова в бой! И снова так дерись,
Чтоб слово, нас связавшее, — гангутцы —
На всех фронтах нам было как девиз.

Из стихотворения красноармейца М. Дудина (напечатано в последнем номере газеты «Красный Гангут» 1 декабря 1941 года)

В ряды защитников Ленинграда

С. И. Кабанов, генерал-лейтенант артиллерии в отставке, бывший командир военно-морской базы Ханко и командующий обороной передового рубежа КБФ

Мы ушли непобежденными

Место разгрузки — Ораниенбаум. Начальник штаба вылетает в Ленинград. Решение об эвакуации. Между Ханко и Кронштадтом. Вражеский лазутчик рассказывает... Под грохот орудий. Боевые друзья-моряки. Последними уходят группы прикрытия.

После 29 августа, когда на Ханко прибыл транспорт «Вахур» и канлодка «Лайне», сюда долго не приходил ни один советский корабль. Но вот, что называется, первые ласточки: утром 25 октября к нам из Кронштадта пришли в сопровождении двух катеров «МО» базовые тральщики «210», «215» и «218» под командой капитана 3-го ранга В. П. Лихолетова. Отряд доставил некоторое количество боезапаса, бензина и продовольствия.

К моменту прибытия этих кораблей у нас было около четырехсот бойцов, получивших увечья, непригодных к боевой службе. Мы надеялись отправить их на Большую землю. Однако обстановка на Ленинградском фронте так осложнилась, что командование флотом приказало отправить в первую очередь полноценный стрелковый батальон.

Тральщики и катера с наступлением темноты 26 октября ушли от берегов Ханко. Через день поступило известие, что отряд В. П. Лихолетова без потерь пришел в Ораниенбаум и там разгрузился. Бойцы, прибывшие с Ханко, усилили войска Приморской оперативной группы, защищавшей плацдарм.

Командующий флотом вызвал меня в Ленинград. Впрочем, на тот случай, если обстановка не позволит мне улететь с Ханко, он разрешил послать к нему начальника штаба базы [332] капитана 1-го ранга П. Г. Максимова. Обстановка, действительно, становилась все более напряженной, и я не рискнул покинуть гарнизон. На единственном оставшемся у нас «МБР-2» в Ленинград вылетели П. Г. Максимов и капитан-лейтенант Н. И. Теумин.

Надвигалась зима. Маннергеймовцы на перешейке и на островах все время кричали о том, что с ледоставом начнут наступление. Участие в операциях по захвату островов Моонзунда их большого количества немецких торпедных катеров и прочих высадочных средств давали основание предполагать, что враг действительно готовится захватить с моря Осмуссаар и полуостров Ханко. Я уполномочил Максимова доложить обо всем этом Военному совету флота и передать мое мнение: в случае эвакуации Ханко и Осмуссаара вывозить их гарнизоны отрядами малых кораблей и завершить эту операцию до того, как замерзнет залив.

30 октября над нашим аэродромом появился бомбардировщик. Все огневые точки открыли по нему огонь, но оказалось, что это был не вражеский, а наш самолет типа «ДБ-3». Чтобы о перелете не узнал противник, командование послало этот самолет на Ханко без оповещения. После посадки выяснилось, что он продырявлен в двадцати пяти местах. Штурман был ранен осколком в ногу. Вечером бомбардировщик взлетел и вернулся в Ленинград.

Начальник штаба доложил: командованием принято решение эвакуировать гарнизоны Ханко и Осмуссаара. В первую очередь следовало отправить личный состав с оружием. Во вторую — максимально возможное количество артиллерийского и стрелкового боезапаса, продовольствия и техники. Все, что было невозможно вывезти, требовалось уничтожить.

Самое трудное в решении этой задачи заключалось в том, что командованию базы было неизвестно, когда и какие корабли будут приходить в Ханко. Не имея этих данных, составить план эвакуации мы не могли. Оставалось одно: ожидать прибытия из Кронштадта кораблей и загрузку их производить в самые сжатые сроки.

Во время пребывания кораблей в порту и на рейде Ханко мы обязаны были обеспечить безопасность их стоянки и погрузки. Из этого следовало, что береговая, железнодорожная и зенитная артиллерия, катера ОВРа, а также десантные отряды северной и восточной групп [333] занятых нами островов эвакуируются в последнюю очередь. Надо было в то же самое время надежно удерживать передний край сухопутной обороны на полуострове. Значит, и части 8-й ОСБ тоже придется вывозить в последнюю очередь.

Важно было замаскировать проведение эвакуации. Конечно, скрыть приход и уход кораблей невозможно, Задача состояла в том, чтобы убедить противника, будто гарнизон готовится к зимней обороне, а корабли, идущие в Ханко, не увозят, а привозят грузы и людей.

Итак, эвакуация началась. 2 ноября на рейд Ханко прибыл второй по счету отряд кораблей. Им командовал вице-адмирал В. П. Дрозд. Уведомленные накануне о предстоящем приходе кораблей, мы успели провести необходимую подготовку и сосредоточить в порту эвакуируемые войска. Минный заградитель «Марти» принял на борт два дивизиона 343-го артполка. Он принял также всю артиллерию 270-го стрелкового полка и много боезапаса. На позиции этого полка встал 219-й стрелковый полк. Резервы остались нетронутыми. На эсминцы «Стойкий», «Славный», на пять базовых тральщиков и шесть катеров «МО» были погружены 270-й стрелковый полк, военно-морской госпиталь, инвалиды, раненые. Отряд вице-адмирала Дрозда благополучно совершил обратный переход и 4 ноября доставил в Кронштадт 4246 солдат, сержантов, старшин и офицеров.

Весь оставшийся гарнизон был переведен на паек по полной норме. Теперь экономить продукты было незачем. Так же поступили мы и с боезапасом. Комендант сектора береговой обороны и командир 8-й ОСБ получили приказание: на каждый выстрел врага отвечать двумя-тремя выстрелами.

4 ноября прибыл третий эшелон кораблей, в состав которого входили эсминцы «Сметливый» и «Суровый». Отрядом командовал начальник штаба эскадры капитан 2-го ранга В. М. Нарыков.

На этот раз противник учел урок прошлого, когда наша артиллерия подавила его батареи еще в первой половине дня, и открыл огонь по кораблям позже, когда начало смеркаться. При обстреле один снаряд вывел из строя носовое орудие «Сметливого».

Отряд капитана 2-го ранга Нарыкова вышел в обратный поход, имея на борту кораблей 2107 бойцов и офицеров [334] и большое количество продовольствия. Однако на следующее утро на Ханко из этого отряда вернулись базовый тральщик и три катера «МО». Они доставили пятьсот семьдесят спасенных ими воинов и восемьдесят человек из команды погибшего на мине эсминца «Сметливый».

Самым трудным этапом перехода был участок пути Гогланд — Ханко. Главную опасность здесь представляли мины. Но была еще и артиллерийская опасность. Наши корабли подстерегала тяжелая дальнобойная двухорудийная батарея противника, расположенная на острове Маккилуото. На мысе Юминда находились крупнокалиберные батареи гитлеровцев.

Небезопасной была и стоянка кораблей в базе Ханко. В случае, если бы противник направил с аэродрома Турку две-три эскадрильи своих бомбардировщиков, чтобы совершить удар по кораблям на рейде, тринадцать имевшихся у нас истребителей вряд ли смогли бы отбить эту атаку. Вражеские бомбардировщики наверняка шли бы в сопровождении большого числа истребителей.

Нельзя сбрасывать со счета и торпедные катера противника, действовавшие в районе Ханко. Во время боев за остров Хийумаа фашисты использовали их довольно активно.

И наконец — ледовая опасность. В ноябре Финский залив обычно начинает замерзать...

И нас, защитников Гангута, и моряков, совершавших героические переходы к Ханко и обратно, очень сильно тревожили все эти обстоятельства. Но мы должны были сделать все возможное, чтобы задуманная грандиозная операция по эвакуации ханковского гарнизона прошла успешно.

Противник предпринял ряд мер, чтобы выведать, что происходит на нашей базе. 5 ноября над полуостровом появилась четыре самолета-разведчика. В воздух поднялись три наших истребителя. В завязавшемся бою капитан В. Ф. Голубев и старший лейтенант Г. Д. Цоколаев сбили по одному вражескому «спитфайеру». Общий счет сбитых над Ханко фашистских стервятников был доведен ими до пятидесяти трех.

В тот же день отличился один из наших «морских охотников». Находясь в дозоре, катер обнаружил подводную лодку противника, атаковал ее и забросал глубинными бомбами. [335]

Днем позже разведчики стрелковой бригады генерала Симоняка задержали неизвестного. Он был в изорванном советском военном обмундировании, без документов. Человек назвал себя лейтенантом Ивановым, бежавшим из вражеского плена к своим. Однако немного позже он признался, что получил от противника задание разведать политико-моральное состояние воинов нашего гарнизона, а также попытаться выяснить, сколько времени еще смогут они продержаться. Лазутчик на допросе показал, что маннергеймовцы пока лишь создают видимость подготовки к наступлению, что действительный удар они предполагают нанести только с появлением на заливе льда.

Все эти сведения были нами тщательно изучены. Напрашивался вывод: хотя с базы ушло три эшелона кораблей и вывезено почти шесть тысяч солдат, противник об эвакуации ничего не знает.

А на Ханко уже началось уничтожение подвижного железнодорожного состава (паровозы, вагоны, платформы, спецвагоны — всего двести пятьдесят единиц). Была построена специальная ветка. Жутко было наблюдать за тем, как паровозы сталкивали вниз вагоны, а затем сами, разогнавшись, тоже падали в воду. Наконец наступила очередь уничтожения автомашин (их было около двух тысяч). Бойцы вынуждены были жечь, разбивать моторы, закапывать в землю детали автомобилей, Скоро и с этим было покончено.

14 ноября на Ханко прибыли минный заградитель «Урал», базовый тральщик «215» и три катера «МО». Отрядом командовал капитан 1-го ранга Н. И. Мещерский. Он доложил, что из его отряда погибли на минах эсминцы «Гордый» и «Суровый». Подорвались также «БТЩ-206» и «МО-301». Было принято решение: корабли не загружать до прихода следующего эшелона. Командующий флотом одобрил это решение.

С Большой земли пришли газеты. Только теперь мы увидели, что 2 ноября в «Правде» было напечатано наше письмо защитникам Москвы, а 13 ноября в ней же защитники советской столицы поместили свой ответ. «Пройдут десятилетия, века пройдут, — писали они, — а человечество не забудет, как горстка храбрецов-патриотов земли советской, ни на шаг не отступая перед многочисленными и вооруженными до зубов врагами, под непрерывным шквалом артиллерийского и минометного [336] огня, презирая смерть во имя победы, являла пример невиданной отваги и героизма...»

Нас всех глубоко взволновало письмо москвичей. В дни эвакуации войск многие из нас думали: «Что произойдет, когда противник узнает, что перед ним нет наших бойцов? Не бросится ли он догонять нас? На плечах отходящих враг может ворваться в порт». Ясно, что, оставив на полуострове группу прикрытия, пожертвовав двумя-тремя сотнями бойцов, можно было избежать такого финала. Но неужели это единственный выход? Нельзя ли обмануть противника?

И вот я приказал: в полночь 19 ноября прекратить всякую стрельбу, землянки не отапливать, пищу не готовить, обходиться сухим пайком, приостановить всякое передвижение людей. Наступила тишина. Если бы противник силой от взвода и более попытался прорваться, его надлежало уничтожить огнем и опять замолчать. Противника численностью менее взвода разрешалось пропустить через передний край и уничтожить в глубине обороны.

Наступило 19 ноября. На переднем крае у Симоняка не было ни огонька, ни выстрела. Это заметил противник. В пять утра три большие шлюпки с вражескими солдатами подошли к острову Крокан. Командир третьего батальона 335-го стрелкового полка майор Пасько приказал открыть по десанту огонь. Одна шлюпка была потоплена, сидевшие в ней солдаты уничтожены. Две другие лодки отошли. Пасько прекратил стрельбу.

В десять утра группа маннергеймовцев (около пятидесяти солдат) вышла из своих окопов, подошла к нашей проволоке и начала резать ее. Командир второго батальона капитан Я. С. Сукач дал сигнал стрелять. Потеряв более двадцати человек убитыми, противник в панике отступил.

В этот день общие потери неприятеля составили, повидимому, не менее полусотни человек. Мы не потеряли ни одного бойца. Врагу был дан хороший урок. Больше маннергеймовцы ни в тот, ни в последующие дни не пытались возобновить разведку.

20 ноября в полдень на Ханко под командованием капитана 3-го ранга Д. М. Белкова прибыл новый отряд кораблей. В составе отряда были сетевой заградитель [337] «Азимут», один сторожевой корабль и четыре тихоходных тральщика. Вместе с ними пришли два «БТЩ».

Четвертый эшелон (в составе транспорта «Вахур», сетевого заградителя «Азимут» и шести угольных тральщиков) 21 ноября был отправлен с Ханко. На кораблях было размещено 2051 человек. Ядро отряда дошло до Кронштадта. Сетевой заградитель и тральщик «Менжинский» подорвались на минах. Погибло 578 защитников Ханко и экипажи кораблей.

22 ноября в Кронштадт вышел минзаг «Урал» в сопровождении четырех «БТЩ» и пяти катеров «МО». Этот отряд доставил к месту назначения 4588 защитников Ханко, много продовольствия и боеприпасов.

После ухода с полуострова этого, пятого по счету, эшелона гарнизон базы насчитывал 13 180 человек. Отправки ожидали около 800 тонн продовольствия и 500 тонн боезапаса.

Времени оставалось мало. Надвигалась зима. Проливы между островами стали замерзать. Сильные штормы и снегопады очень затрудняли наши действия. Кроме того, выяснилось, что враг знает о том, что мы уходим, знает, но наступать пока боится.

23 ноября на Ханко прибыл новый отряд кораблей под командованием капитан-лейтенанта Г. С. Дуся. Это были транспорт № 548, сторожевик «Коралл», тральщик «Ударник» и два катера «МО». Не успели мы закончить их погрузку, как пришел отряд под командованием Д. М. Белкова. Он состоял из сторожевых кораблей «Вирсайтис» и № 18, тральщиков «Клюз», «ТЩ-42» и катеров «МО».

Вечером все эти корабли, кроме сторожевиков «Коралл» и № 18, вышли из Ханко в Кронштадт. На них было отправлено 2556 человек и 350 тонн продовольствия. Корабли прибыли к месту назначения, за исключением тральщика «Клюз», погибшего от взрыва мины.

Вслед за этим отрядом ушли шхуна «Эрна» с 22 защитниками Ханко, грузом продовольствия и боеприпасов, а также сторожевики «Коралл» и № 18, на борту которых было размещено 399 бойцов и 150 тонн угля для снабжения кораблей, участвующих в эвакуации. Они пришли в Кронштадт без потерь.

Море по-прежнему штормило, хотя вступала в свои права зима. В последние две недели ноября противник усилил обстрел гавани, рейда, города и батарей. На [338] подходах к базе не раз обнаруживались вражеские подводные лодки. Противник усилил воздушную разведку, но его самолеты предпочитали не появляться над полуостровом и вели наблюдение со стороны моря. На переднем крае сухопутной обороны Ханко участились попытки врага произвести разведку боем. Отдельные группы противника много раз безуспешно старались проникнуть в расположение наших войск. Противник предпринял высадку на острова, но и там был отбит.

В те дни началась эвакуация гарнизона Осмуссаара. Прежде всего к острову были отбуксированы канлодкой «Гангутец» три катера «КМ». Используя эти катера, мы могли производить посадку личного состава в любом месте, учитывая, конечно, состояние погоды и степень воздействия противника.

Всего на Осмуссааре находилось 1008 человек. Командованию гарнизона был послан пакет, содержавший указания о порядке эвакуации и уничтожения объектов. Канлодка вывезла с острова на Ханко раненых, больных и тех, кто не был необходим для обороны. В течение последующих четырех дней канлодка эвакуировала 649 бойцов с оружием, боезапасом и продовольствием. К 1 декабря на Осмуссааре оставалось еще 359 человек.

* * *

Ночь на 30 ноября проходила спокойно. Канлодка «Гангутец» только что вернулась с Осмуссаара, разгрузилась и вышла в дозор. Оповещения о выходе к нам нового отряда кораблей пока не было. Это возбуждало тревогу. Я понимал, что вследствие больших потерь в корабельном составе могло просто не оказаться средств для продолжения эвакуации.

Но опасения оказались напрасными. Утром 30 ноября на Ханко прибыл вице-адмирал В. П. Дрозд с большим отрядом кораблей, в числе которых были турбоэлектроход «И. Сталин» («ВТ-508»), эсминцы «Стойкий» и «Славный», базовые тральщики «205», «207», «211», «215», «217», «218» и семь катеров «МО». Валентин Павлович предупредил меня, что в течение суток ожидается еще один отряд тихоходных кораблей. Действительно, вскоре прибыли транспорт № 538, «БТЩ-210», сторожевик «Вирсайтис», тральщик «Ударник», канлодка «Волга» и два катера «МО». [339]

За два часа мы составили план погрузки. Начался самый ответственный этап эвакуации — отвод частей с переднего края. Отход 335-го и 219-го стрелковых полков прикрывали 310 защитников Ханко, вооруженных 36 ручными пулеметами, при поддержке трех 152-миллиметровых батарей 343-го артполка, нескольких 76-миллиметровых полевых пушек, семи танков «Т-26» и одиннадцати пулеметных танкеток. Всеми этими силами прикрытия командовал начштаба 335-го полка майор С. М. Путилов.

На втором боевом участке генерала И. Н. Дмитриева прикрытие состояло из 200 бойцов с ручными и станковыми пулеметами.

Все береговые, железнодорожные и зенитные батареи теперь обслуживались сокращенными расчетами. С островов была снята половина десантных отрядов.

Для минирования дорог и объектов, которые нельзя было взорвать до отхода частей прикрытия, были выделены специальные группы саперов и подрывников. Бойцы этих отрядов предложили оставить несколько действующих дзотов с заминированными станковыми пулеметами. Наши умельцы изготовили хитроумные устройства для ведения периодической стрельбы без участия пулеметчиков. Все эти устройства были приведены в действие, когда начало отходить наше прикрытие.

Погрузка шла быстро и четко. В ночь на 2 декабря были сняты и доставлены на Ханко последние защитники Осмуссаара. Эту операцию выполнили «БТЩ-205 и катер «морской охотник» Г. И. Лежепекова. После ухода тральщика на острове осталось 17 подрывников, возглавляемых старшим лейтенантом В. М. Васериным, бывшим военпредом Артиллерийского управления ВМФ. Его помощником был командир отделения подрывников 46-го строительного батальона Г. Вдовинский. В ночь со 2 на 3 декабря эта группа подорвала все батареи Осмуссаара. «Морской охотник» доставил Васерина и его товарищей на Гогланд, минуя Ханко.

Во второй половине дня 2 декабря мы принялись за уничтожение материальной части артиллерии. Все батареи — береговые, полевые и зенитные — открыли огонь по заранее намеченным целям. Стоял оглушительный грохот. В процессе ведения огня одно за другим взрывались орудия. К 16.00 с батареями было покончено. Наступила тишина... [340]

Последний наш командный пункт был организован на острове Густавсверн. Сюда перебрались командование базы, политотдел, штабы и тылы. В порт прибыли последние танки и автомашины с группами прикрытия. Люди перешли на корабли, а техника была сброшена в воду. С аэродрома взлетели курсом на восток наши «чайки» и «ишачки».

Эвакуация завершалась. В 17 часов 55 минут Ханко покинули транспорт № 538, «БТЩ-210», канлодки «Гангутец» и «Волга», сторожевой корабль «Вирсайтис», тральщик «Ударник», два катера «МО» и четыре буксира. Отрядом этим командовал капитан-лейтенант П. В. Шведов. На борту его кораблей разместилось 2885 защитников Ханко.

В 21 час 30 минут три торпедных катера «Д-3» вышли из гавани Густавсверна. Они приняли командование базы, стрелковой бригады, сектора береговой обороны, штабы и тылы. Никого мы не забыли, никого не оставили. Вывезли всех и все, что можно было вывезти.

...На рассвете показался Гогланд. На рейд острова вслед за нами стали втягиваться корабли последнего эшелона. И тут нам стало известно, что на минах подорвался турбоэлектроход «ВТ-508». Усталость, ощущение голода — все ушло. Всех охватило большое чувство горя, тревоги за своих боевых товарищей.

Я был приглашен вице-адмиралом В. П. Дроздом на эсминец «Стойкий», следовавший в Кронштадт. У острова Сескар мы вошли в лед. Из него нас и другие корабли сопровождения вывел ледокол «Ермак».

В 14.00 4 декабря мы прибыли в Кронштадт. Военный совет КБФ устроил гангутцам торжественную встречу. Все как будто было хорошо, но на сердце покоя не было. Меня волновала судьба тех, кто ушел с последним эшелоном. Только позднее, уже в Ленинграде, я узнал от Валентина Петровича Дрозда подробности этого перехода.

Вот как все было. Примерно около 1 часа 16 минут 3 декабря у борта турбоэлектрохода взорвалась мина. Взрыв вывел из строя рулевое управление. Корабль снесло вправо, он стал поперек курса. За первым взрывом последовал второй. У судна оторвало корму и гребные винты. Около терпящего бедствие турбоэлектрохода находились эсминец «Славный», базовые тральщики «205» и «217», четыре катера «МО» и ханковский катер [342] «Ямб». Выполняя приказ командующего эскадрой, эсминец «Славный» и «БТЩ-217» пытались взять судно на буксир. Но в 1 час 26 минут под корпусом турбоэлектрохода раздался третий взрыв. На борту эсминца находились 602 защитника Ханко. Опасаясь за их судьбу в случае подрыва на мине, «Славный» был вынужден отойти.

В половине четвертого эсминец «Славный» вновь пытался завести буксиры и начать буксировку, но в это время произошел новый взрыв под носом турбоэлектрохода. Заведенные буксиры перебило. От последнего взрыва произошла детонация боезапаса, погруженного на судно. Лайнер резко погрузился в воду, палуба и надстройки его были разрушены...

Что послужило причиной первоначального взрыва — мина или попадание 305-миллиметрового снаряда, — неизвестно. На турбоэлектроходе находилось 5589 человек, не считая команды. Снятие личного состава происходило в необычайно трудных условиях. Три раза батарея Маккилуото открывала огонь по гибнущему транспорту и кораблям-спасателям. Стояла ночь. В студеной декабрьской воде люди быстро коченели. От четырех взрывов было много жертв и на самом корабле. Из всех находившихся на борту турбоэлектрохода удалось спасти лишь 1740 человек. Корабли-спасатели были перегружены сверх всякой меры и больше не могли принять ни одного человека.

Гибель турбоэлектрохода не была единственной бедой в те сутки. В 17 часов 55 минут взорвался на мине и затонул сторожевой корабль «Вирсайтис», вышедший из Ханко в отряде капитан-лейтенанта П. В. Шведова. Из 246 защитников полуострова, находившихся на борту, было спасено 96 человек.

Как выяснилось впоследствии, турбоэлектроход не затонул. Обладая еще значительной плавучестью, он дрейфовал у южного берега Финского залива, между мысом Суорте и Пакри. Там он сел на мель и был захвачен гитлеровцами.

Подводя итог всей этой сложной операции по эвакуации гарнизона Ханко, надо прямо сказать, что благодаря исключительному героизму и мужеству балтийских военных моряков было совершено нечто просто поразительное. Западногерманские и финские историки утверждают, что в этом переходе из Ханко в Кронштадт спаслось не более 10 тысяч из 27. Нет, неверно: пришли [343] и встали на защиту Ленинграда без малого 23 тысячи бойцов красного Гангута. Кроме того, корабли, осуществлявшие эвакуацию, доставили в блокированный город 1200 тонн продовольствия и 1000 тонн боезапаса.

Операция была высоко оценена Военным советом Ленинградского фронта, о чем свидетельствует приказ войскам фронта, изданный 29 декабря 1941 года за № 0241.

Где бы ни сражались потом воины, пришедшие с Ханко, везде они умело громили фашистов. Гангутцы бились с врагом на льду Финского залива, охраняя коммуникации Кронштадта с Ленинградом, держали оборону под Ораниенбаумом и на Невской Дубровке, несли вахту в небе над Ладогой, оберегая Дорогу жизни. Когда пришло время сокрушить гитлеровцев в наступательных боях — под Шлиссельбургом, при прорыве блокады Ленинграда в январе 1943 года, а потом на Синявинских высотах и под Пулковом, под Красным Селом и Дудергофом в январе 1944 года, — воины-гангутцы повсюду оставили о себе добрую славу. Они участвовали в освобождении Эстонии и Латвии. Они брали фашистский Берлин. На стене сожженного рейхстага среди других была и такая надпись: «Мы дошли сюда с Гангута». [344]

Дальше