Всем смертям назло

На карте Финского залива острова рассыпались вокруг Ханко, точно шрапнель. Для бывшего балтийского моряка Героя Советского Союза Г. М. Давиденко со многими из них связаны яркие, незабываемые воспоминания.

...В 1936 году двадцатилетний Григорий Давиденко по комсомольскому набору пришел на Балтийский флот. Был он родом из воронежской глубинки, совсем сухопутный парень.

Бушлат и бескозырка пришлись Давиденко по душе, морское дело он изучал охотно и всерьез, с обстоятельностью, присущей ему во всем. Командиры отметили толкового, старательного краснофлотца, послали его на курсы катерников. Он успешно закончил их и к началу войны стал старшиной второй статьи, командиром сторожевого катера.

Стояло звонкое северное лето. Убаюкивала тишина белых ночей. В разное время суток «ОВР-9» под командой Давиденко выходил в море с одной и той же боевой задачей: бдительно нести охрану водного района. Вокруг поднимались скалистые, местами покрытые лесом острова. Внимательность требовалась максимальная.

Запомнилась ночь с 21 на 22 июня. «ОВР-9» был в очередном дозоре. Уже вставало солнце, когда из-за ближнего [225] лесистого островка вдруг появился самолет. Он вылетел из-за той невидимой черты, на страже которой стояли советские моряки. Никакого оповещения о нем Давиденко не получил ни перед выходом в море, ни позже — по радио. Еще несколько мгновений, и стали ясно различимыми черные кресты на крыльях. Чужой самолет шел к нашему берегу.

Не знал тогда молодой старшина, что боевая тревога, которую он объявил, была для него началом войны. Пулеметы дозорного катера открыли огонь. Вражеский самолет дал несколько очередей по нему, изменил курс и вновь скрылся за одним из островов.

— Это, конечно, и боем-то не назовешь, — вспоминает сегодня Григорий Митрофанович. — А вот в памяти осталось, видно, на всю жизнь…

Настоящее боевое крещение старшины Давиденко было впереди. Одним из самых впечатляющих дел, в которых ему довелось участвовать, была высадка десанта на остров Хорсен.

Катер Давиденко уже не раз ходил на острова, где обосновались наши гарнизоны, доставлял им боеприпасы, продовольствие, медикаменты. Не раз тяжело нагруженное суденышко обступали фонтаны разрывов, но его экипаж уже уверенно заделывал пробоины от осколков и пуль, и командир мог положиться во всем на каждого из своих матросов. Участвовал «ОВР-9» и в высадке десантов. Операция по захвату Хорсена была особенно трудной и опасной.

Катер выполнял двойную роль: он не только высаживал десантников, но и должен был обеспечивать связь гранинского отряда с полуостровом Ханко. Огромная катушка с кабелем занимала всю корму. Старшина сам встал за штурвал.

— Разве расскажешь, как проскочили мы эти несколько сотен метров до Хорсена! — вспоминает Давиденко. — Все тут имело значение: и внезапность, и маневр, и удача.

Десантники прямо с борта глубоко осевшего катера бросались в воду. Остров был взят, противник, так досаждавший нам, разгромлен. Обратно на базу «ОВР-9» шел тоже не порожняком. На нем была группа пленных.

На островах у побережья Ханко шли ожесточенные бои. Враг хотел закрепиться на них, чтобы контролировать подступы к нашей военно-морской базе, но это ему [226] не удавалось. Шестнадцать раз участвовал катер Давиденко в десантных операциях. И каждый раз бой развивался по-особому, неповторимо. Иногда нашим бойцам удавалось дерзким ударом сразу опрокинуть противника и в скоротечной схватке захватить островок. Но, случалось, бой затягивался, то затихая, то набирая силу. Тогда вся надежда была на катерников. Они доставляли подкрепления и боеприпасы, принимали на борт раненых.

— Бой за Стурхольм продолжался много часов, не затихая ни на минуту, — рассказывает Григорий Митрофанович. — Наши ребята, выбивая с острова шюцкоровцев, дрались буквально за каждый валун. Да и нам пришлось нелегко. Несколько раз под огнем врага прорывались мы к Стурхольму, доставляли боеприпасы, забирали раненых.

В одном из таких рейсов катер обстреляла «кукушка». Давиденко меткой очередью из ручного пулемета уничтожил вражеского снайпера, затем поддержал огнем своих десантников, штурмовавших позиции врага.

Однажды командир ОВРа капитан второго ранга М. Д. Полегаев вызвал Давиденко и дал ему задание захватить «языка». Он знал, что Давиденко не подведет. Старшина всегда действовал дерзко и инициативно. Был случай, когда он среди бела дня угнал из бухты новый вражеский бот. Произошло это так.

За несколько месяцев боевых действий в шхерах моряк отлично изучил прибрежную обстановку — острова, фарватеры, мели, «плескуны». Старшина взял на заметку вражеский остров, где гарнизон вел себя очень уж беспечно. Давиденко разведал подходы к нему, выявил порядок смены вражеских караульных постов и прихода на островок катеров.

Сам собой напрашивался дерзкий план зайти «в гости» к шюцкоровцам и угнать ошвартовавшийся в бухте новенький бот...

— Все было как в петровскую эпоху, во времена Гангута, — шутит Григорий Митрофанович, рассказывая про эту вылазку. — Скрытно подошли мы к острову и — прямо в бухту. На боте никого не было. Мы обрубили причальные концы и увели его на буксире к себе...

У командира ОВРа были основания доверить старшине такое ответственное и трудное задание, как захват «языка». [227]

Катер «ОВР-9» взял курс на один из островов. Он был ничейным, но противник иногда забрасывал сюда наблюдателей. Судно шло скрытно, двигатель работал «вполголоса». Войдя в бухту, катерники высадили свой крошечный десант. Двое — Давиденко и один из матросов — пошли в разведку. Под ногами у них похрустывал пересохший лишайник. Шумел ветер в соснах... Но вот до разведчиков донеслись голоса: два ничего не подозревавших вражеских связиста удобно расположились под скалой, наслаждаясь отдыхом. Взятые без единого выстрела, оба они были доставлены на Ханко.

Потом «ОВР-9» перебазировался на восточный берег полуострова. И здесь катерники Давиденко быстро освоились с обстановкой. Патрульная служба, десантные операции, перевозка людей, грузов... Но это по ночам, а в светлое время суток Давиденко овладевал искусством снайпера.

...Должно быть, здесь раньше был хутор. А возможно, его собирались строить. На земле лежали бетонные кольца, подготовленные для колодца. Старшина превратил одно из них в свой «личный дот». Отсюда хорошо просматривались подступы к переднему краю противника. Семнадцать раз нажимал на спусковой крючок винтовки с оптическим прицелом Григорий Давиденко и ни разу не промахнулся.

Снайпер хорошо изучил укрепления противника. А если здесь поставить орудие? Давиденко доложил о своем замысле командиру. Идею в штабе поддержали. Была выбрана удобная позиция для пушкарей. Ночью без особых осложнений на двух понтонах удалось доставить на остров орудие и снаряды.

— Артиллеристы потом рассказывали катерникам, какой «банный день» они устроили противнику. Парилка была мировая...

В канун октябрьских праздников Давиденко с группой краснофлотцев высадился на небольшом островке, откуда до берега, занятого врагом, было рукой подать. Старшина взобрался на березку, вершина которой возвышалась над всеми окружающими ее деревьями, и укрепил на ней флаг. Наутро перед глазами вражеских солдат и офицеров затрепетало кумачовое полотнище.

— Пальбы с их стороны было много, толку — ни на грош, — вспоминает Григорий Митрофанович об этом эпизоде, смеясь и крепко потирая чисто выбритую [228] голову. — Расстроили мы противника тогда здорово. А для наших ребят это был праздник.

В конце ноября началась эвакуация защитников Ханко. Катер Давиденко уходил с последним эшелоном в ночь на 3 декабря. Штормило, ледяная шуга скребла борта катера, переполненного людьми. Несколько раз захлебывался двигатель, но катер упрямо шел вперед, держа курс на Кронштадт. К утру, когда уже показались каменистые берега острова Гогланд, судно качнулось от взрыва...

— Вода обожгла, как огонь. Кругом ледяное сало. Бушлат сразу стал, как панцирь, потянул вниз. Эта чертова мина многих унесла...

Оглушенный, контуженный, Давиденко сумел продержаться в ледяной воде, пока не подошла на помощь тонущим канонерская лодка «Кама». Сам продержался и помог спастись двум раненым матросам.

— Так поневоле распался наш боевой экипаж. Кто попал в госпиталь, а кто продолжал воевать. Тридцать лет прошло с тех пор, а помню всех своих ребят. Рулевого Крюкова, моториста Копылова, пулеметчика Кабакасальяна, радиста Толстопятова, бойца химзащиты Зимовца...

В 1942 году новый катер, которым стал командовать Давиденко, выполнял особые задания командования — снимал и высаживал наших разведчиков с занятых врагом островов и с побережья залива. Орден Отечественной войны I степени, которым был награжден Григорий Митрофанович, — дорогая для него память о тех рейдах в тыл врага.

Но мина подкараулила и новый катер...

Снова госпитальная койка и снова жгучее желание — скорее на корабль, к ребятам. Дивизион катерных тральщиков, куда после лечения направили Давиденко, выполнял работу, о которой мало сказать, что она опасна. Это был каждодневный поединок со смертью.

Финский залив враг превратил в сплошное минное поле. Ночами выходили на «пахоту» наши тральщики. Среди них был «ТЩ-58», которым командовал мичман Давиденко. Они несли патрульную службу, прокладывали фарватеры, высаживали десанты и тралили, тралили, тралили. Послужной список многих из этих небольших кораблей часто заканчивался фразой: «Подорвался [229] на мине». Так случилось и с «ТЩ-58». Невысокий, коренастый командир его всем смертям назло выжил и опять поднялся на мостик корабля.

О подвигах мичмана Г. М. Давиденко рассказывали боевые листки. У него училась флотская молодежь отваге и боевому умению. В 1944 году Григорий Митрофанович получил звание Героя Советского Союза.

Его «КТЩ-97» участвовал в выборгской десантной операции, прокладывал путь нашим кораблям к берегам Прибалтики и сотни раз и во время войны, и уже после нее выходил на поиск минных ловушек, многоярусных «сюрпризов», магнитных мин, которых фашисты набросали в Финский залив великое множество. Опасная игра со смертью для Давиденко закончилась лишь в 1948 году.

О мужестве «пахарей моря» — живых и павших — напоминает людям монумент, воздвигнутый в Минной гавани Таллина. На гранях монумента начертаны имена героев. Значится среди них и моряк-гангутец Г. М. Давиденко.

...До войны Григорий Митрофанович был часовым мастером. Тяга к точной работе, как говорит он сам, сделала его такелажником. При этом изменился лишь масштаб деталей, но не уменьшились требования к точности. Бригада, которой руководит мичман запаса, собирала многотонные прессы в тракторных корпусах Кировского завода, монтировала станки в цехах фирмы «Красная заря», электронно-вычислительные машины и разнообразные аппараты — в Политехническом институте.

— И хотя нередко приходится иметь дело с огромными узлами и деталями, — говорит Григорий Митрофанович, — точность монтажа разрешает лишь микронные допуски. Сейчас мы устанавливаем оборудование в новом корпусе физико-технического института.

По-прежнему у бывшего моряка сильные руки и верный глаз. Он легок на подъем. Недавно побывал в Павловском районе — земляки пригласили героя на праздник в родное село: колхозу исполнилось полвека.

Мы беседуем с Григорием Митрофановичем, а он поглядывает на часы, торопится. В его семье в этот день большой праздник — свадьба. Женится младший сын. [230]