C винтовкой снайпера

Когда Б. М. Гранин был назначен командиром десантного отряда, он сам подобрал нужных ему людей в своем дивизионе. Однако с нашей 3-й батареи в отряд никого не отпускали. Отказали в этом и мне. Тогда в одну из ближайших ночей я и Степа Сизякин попросту сбежали к десантникам.

Мы оба явились к капитану Гранину и честно повинились во всем, что натворили. Борис Митрофанович удивился не столько нашему появлению, сколько тому, что мы смогли проникнуть к нему на командный пункт. Ведь вокруг расставлены патрули, а мы не знали пароля.

Мы доложили, что на КП отряда наткнулись случайно. Часовой, стоявший у командного пункта, ни в чем не виноват. Он нес свою службу бдительно — вовремя заметил нас, заставил лечь на землю, вызвал по телефону начальника караула.

— Часовой молодец, — одобрительно сказал капитан, глядя на наше испачканное в грязи обмундирование. — Так вам и надо!

Он крепко отчитал нас за побег и уже велел было обоих отправить под конвоем обратно на батарею. Однако, глянув в наши горестные лица, [148] Борис Митрофанович несколько мягче обещал похлопотать, чтобы нас отпустили к нему в отряд.

— Вижу, ребята вы смелые. Пожалуй, пригодитесь...

— Не подведем, товарищ командир!

Свое обещание капитан сдержал: через сутки меня и Сизякина перевели в десантный отряд. Степу назначили в связь, а меня — в группу разведчиков, которой командовал главстаршина Иван Щербановский.

Мое боевое крещение в разведке прошло удачно. На острове Кугхольм я бесшумно снял часового у вражеской землянки. Однако через некоторое время командир отряда почему-то приказал перевести меня в команду снайперов. Этим решением я был сильно удручен. Очень уж не хотелось мне уходить от разведчиков. Но приказу пришлось подчиниться. Я стал снайпером.

Много трудного и интересного было в те дни. Но я хочу рассказать здесь лишь об одном, особенно запомнившемся мне эпизоде.

Я подкарауливал противника, заняв позицию на одном из островков. Там у меня была для этого выкопана земляночка, внутрь которой можно было вползти лишь по-пластунски. Чтобы защитить себя, я положил перед амбразурой этого укрытия круглый продолговатый камень, от которого пули должны были отскакивать рикошетом. Для удобства наводки приспособил под локоть бархатную подушечку. Это был подарок неизвестной женщины, доставленный на Ханко в одной из фронтовых посылок.

Заняв свое место в землянке, я обычно выбирал на находившемся передо мной вражеском острове подходящий ориентир и делал по нему контрольный выстрел. Но однажды, едва я выстрелил, в камень, положенный у амбразуры, ударила пуля. Она срикошетила и отлетела в сторону, вонзившись в стенку землянки.

С того момента у меня завязался с неизвестным противником, так сказать, «принципиальный разговор»: кто кого? Наблюдением я установил, что у вражеского снайпера семь боевых ячеек. Он часто менял свою позицию, переходя из одной ячейки в другую. Стараясь быть неуязвимым, противник тщательно выслеживал меня, терпеливо подстерегая каждое мое неосторожное движение. Я, конечно, делал то же самое, но запасных позиций у меня не было. [149]

Поединок длился двое суток. На третьи сутки, часов около двух дня, враг все-таки подловил меня. Посланная им пуля ранила меня в левое плечо. Но я успел хорошо заметить, где засел мой противник. Это было что-то вроде старой деревянной будки.

В стенке этой будки я еще раньше заметил круглую дырочку, должно быть, от выпавшего сучка. Когда всходило солнце, это отверстие, освещенное с внутренней стороны, было хорошо видно. Впрочем, оно просвечивалось и днем. Эта существенная деталь мне запомнилась.

Пересилив боль (кровь уже пропитала весь рукав телогрейки), я прежде всего взглянул через амбразуру на то место, где должна была в стенке сарайчика просвечиваться дырка от сучка.

«Стой, Вася! Так он же в будке!» — пронеслось в возбужденном сознании. Действительно, было ясно видно, что кто-то, находясь внутри будки, время от времени то открывает, то закрывает отверстие. Собрав все силы, я тщательно прицелился в то место, где из доски выпал сучок, и нажал на спуск винтовки. Больше я ничего не помнил, так как от большой потери крови упал в землянке без чувств.

Кто-то из товарищей вытащил меня из землянки и доставил в санчасть. Сознание ко мне вернулось лишь в госпитале. В палате был установлен репродуктор. Однажды раненые, в том числе и я, слушали передачу из нашего трансляционного узла. Вдруг диктор, читая фронтовые известия, произнес: «Наш меткий стрелок Василий Желтов недавно убил неприятельского снайпера. Теперь на его счету тридцать семь уничтоженных врагов...»

Так я узнал, что мой последний выстрел не был сделан впустую. [150]