«Мы в фортеции живем»

19 июня 1941 года. Сижу в своем служебном кабинете, разбираю почту. Вдруг дверь с шумом распахивается. Сначала появляется большой чемодан, за ним грузная фигура генерал-лейтенанта И. С. Мушнова. Вместо приветствия Иннокентий Степанович ворчливо говорит:

— Хватит тебе тут сидеть. Уступай место старшим.

— Пожалуйста, — отвечаю, хотя и не понимаю еще, в чем дело. О приезде Иннокентия Степановича никто меня своевременно почему-то не предупредил.

Генерал-лейтенант Мушнов — начальник артиллерийского управления Наркомата Военно-Морского Флота. В силу каких-то обстоятельств он назначен вместо меня.

Началась обычная сложная процедура передачи огромного хозяйства, знакомство с кадрами. Мы торопились. Мне предписывалось быстрее отбыть в Таллин. Приказом Главного Военного совета ВМФ, за подписями Н. Г. Кузнецова, А. А. Жданова и И. С. Исакова, я назначался комендантом сектора береговой обороны полуострова Ханко.

День 22 июня был для нас долгожданным. Инженеры, рабочие, служащие готовились в этот день к традиционным спортивным соревнованиям. Они проводились ежегодно и превращались в настоящий [68] праздник для всего нашего большого дружного коллектива. Утром сотни людей собрались на спортивной площадке. Многие пришли с семьями. Настроение у всех было приподнятое. И тут по радио прозвучали позывные Москвы... Война!

Вскоре я был уже в Таллине, а через некоторое время — на сторожевом корабле «Буря». Есть такое крылатое выражение: «С корабля — на бал». У меня получилось наоборот: с праздника — на корабль.

В море вышли ночью. Сторожевик «Буря» конвоировал в район острова Сааремаа гидрографические суда «Вест» и «Норд». Впереди шли катерные тральщики. Около семи часов утра я стоял на мостике, когда сигнальщик громко доложил:

— Справа, курсовой сто тридцать пять градусов, вижу перископ подводной лодки!

Мы вооружились биноклями, но обнаружить ничего не удалось. Море было все в пенистых барашках. Прошли считанные секунды, и раздался оглушительный взрыв. «Вест» на наших глазах подбросило кверху, и он сильно накренился на правый борт. Сигнальщик был, видимо, прав. Фашистский подводный корабль торпедировал наше судно.

В течение получаса весь личный состав «Веста» перевели на «Бурю». Краснофлотцы сняли с палубы пулемет, удалось спасти наиболее ценные приборы. Через несколько минут корабль затонул.

И опять я на главной базе флота — в Таллине. Провалялся ночь на диване в одной из комнат штаба. В конце следующего дня вылетел на Ханко. Моим попутчиком в полете через залив был бригадный комиссар Арсений Львович Расскин.

Снайперские залпы

Наш прилет Ханко встретил «салютом». Мощно грохотали орудия, били минометы, раздавался треск пулеметов. Противник начал первый крупный штурм советской военно-морской базы. Ощетинившийся полуостров давал врагу отпор.

Петляя по каменистым, проселочного типа, дорогам, машина быстро доставила нас в штаб военно-морской базы. Он размещался тогда еще в двухэтажном каменном здании. В подвале был оборудован командный пункт. [69]

Командир базы Сергей Иванович Кабанов встретил меня радушно. Высокий, косая сажень в плечах, он казался несколько грузным. Но это был очень подвижный человек. Говорил басом и как-то по-особому смеялся, заражая собеседников весельем.

— Приехали в самый раз, — сказал он мне. — Прямо на пироги.

— Какие пироги? — удивился я.

— А помните, у Пушкина в «Капитанской дочке»?

Сергей Иванович басовито рассмеялся и продолжил:

— Так вот «фортеция» наша ведет первый крупный бой. Включайтесь.

Я немедленно отправился на командный пункт сектора береговой обороны. Он размещался в расщелине скалы и был слишком тесен. «Строить как можно быстрее настоящий командный пункт», — с этой мыслью я поехал знакомиться со своим новым «хозяйством». Было оно солидным: два отдельных артиллерийских дивизиона, две отдельные железнодорожные батареи, отдельный железнодорожный батальон, различные службы. Позже сектору были приданы строители и некоторые другие части и подразделения.

Главнейшей задачей береговой обороны всегда считалась борьба с флотом противника. Но нашим батареям пришлось вести огонь главным образом по сухопутным целям. Береговики-ханковцы решали следующие задачи: контрбатарейная борьба, оказание помощи огнем 8-й отдельной стрелковой бригаде, поддержка десантников, обстрел важных железнодорожных узлов и промышленных пунктов, противодействие кораблям неприятеля.

Каждая наша батарея имела по два наблюдательных пункта. На них круглосуточно сидели наблюдатели, засекая огневые точки противника. Наблюдательные пункты были и в дивизионах. Как правило, размещались они на высоких зданиях, на специально построенных вышках, на верхушках могучих деревьев. Наблюдатели были [70] вооружены биноклями, стереотрубами. Все данные засечек тщательно фиксировались, уточнялись и анализировались. Была создана карта координат батарей противника с указанием их калибра, дальности и скорострельности. Душой всех этих дел был начальник артиллерии сектора Сергей Спиридонович Кобец.

На командном пункте сектора и на батареях висели карты отдельных районов переднего края. Обозначенные разноцветными карандашами квадраты получили условные наименования «Слон», «Верблюд», «Медведь», «Волк» и т. д. Все эти квадраты были заранее пристреляны. На каждую цель имелись исходные данные. Достаточно было на основании метеосводки внести «поправку дня», и по первому сигналу армейцев на противника обрушивались десятки тяжелых снарядов береговых батарей.

В наших газетах «Красный Гангут» и «Красный Балтийский флот» часто печатались письма, в которых командиры и бойцы выражали благодарность береговым артиллеристам за огневую поддержку. Особенно славились среди ханковцев 9-я тяжелая батарея, которой командовал капитан Н. З. Волновский, и 130-миллиметровая батарея капитана В. А. Брагина, размещавшаяся на гряде скал в районе Уддскатана, невдалеке от порта. В скальном грунте строители оборудовали укрытия для орудий, погребов и командного пункта брагинцев. Боевая выучка расчетов этой батареи была доведена до автоматизма. Виктор Андреевич Брагин добился этого, умело организовав тренировочные занятия с личным составом. Невысокого роста крепыш с открытым русским лицом, он своей собранностью и организованностью располагал к себе с первого взгляда. Артиллерист по призванию, Брагин воспитал отличных комендоров.

Много и всегда по-снайперски стреляли брагинцы. На их счету были взорванные склады боеприпасов, уничтоженные минометы, наблюдательные пункты.

Сидим мы как-то ночью с Виктором Андреевичем на его командном пункте, попиваем чаек из большого алюминиевого чайника. И вот неожиданно раздается тяжелый, давящий гул. Два снаряда врезались в толщу камня, которым в первые дни войны был дополнительно обвалован КП. Уши заложило. Между тем Брагин, как будто ничего не случилось, кричит мне: [71]

— Давайте, товарищ генерал, еще по кружечке. Глухота скорее пройдет...

Батарея Брагина несла минимальные потери. Вот что значит по-настоящему сделать укрытия! Хорошо оборудовали мы по примеру Брагина и командный пункт сектора. Находился он у большой отвесной горы.

Ханковцы проводили немало десантных операций. Нередко бывало так: высадятся десантники на остров, а продвижение вперед идет туго. Вот тогда-то и помогали им артиллеристы огоньком. В таких случаях требовалась ювелирная точность, чтобы не накрыть своих.

По кораблям противника стрелять приходилось редко. Как-то в сумерках наш истребитель обнаружил в шхерах вражеский броненосец береговой обороны. Решили открыть огонь, корректируя его с самолета. Но наступал вечер, темнота не дала возможности летчику уточнить место броненосца. Стрельбу пришлось прекратить. Артиллеристы вели огонь по буксиру с баржей, курсировавшему между островами. Баржу потопили. Несколько раз стреляли по катерам, мотоботам. Часть из них тоже была потоплена. Был случай, когда на пределе дальности огня береговых батарей маячили два миноносца противника. После нескольких наших залпов они поспешно скрылись за горизонтом.

Светлые головы, золотые руки

Когда сектору были приданы подразделения строителей, вырисовалась новая задача — предстояло их вооружить. Многие винтовки, полученные нами из Таллина, оказались без штыков. Вызываю начальника инженерной службы Н. С. Котова, спрашиваю:

— Нельзя ли наладить производство штыков?

— Можно, — отвечает Котов. — Металл есть, мастера у нас хорошие, штыки будут не хуже тульских.

В течение нескольких дней наша мастерская изготовила пятьсот штыков. И по своему внешнему виду, и по прочности они действительно не уступали тульским. Один такой штык, как боевая реликвия тех лет, хранится теперь в Центральном военно-морском музее.

На полуострове было много учебных винтовок. Краснофлотцы под руководством Котова сумели превратить их в боевые. [72]

Верно говорит русская пословица: «Хочешь победить на войне — работай вдвойне». Собственными силами создали наши умельцы бронеавтомобиль, вооруженный пулеметами. Потом они соорудили «чудо на колесах» (так с легкой руки Кабанова прозвали ханковцы нашу подвижную железнодорожную батарею). Не помню, кто предложил идею ее создания, но она пришлась всем по душе. В запасе у нас имелось три 100-миллиметровых орудия. На шестидесятитонных платформах мы построили для них основания, оборудовали погреба для снарядов.

Замысел оправдал себя. Переходя с одной позиции на другую, эта батарея оказывала существенную помощь нашему переднему краю. Она вела контрбатарейную борьбу, поддерживала огнем десантников. Командовал ею старший лейтенант М. Е. Шпилев.

Более пятидесяти тысяч снарядов обрушила на противника береговая артиллерия Ханко. Она была надежной опорой героического советского гарнизона, действовавшего на самом дальнем правофланговом участке фронта битвы за Ленинград. [73]