Из фронтового блокнота

В годы Великой Отечественной войны — редактор газеты «За Родину» 12-й гвардейской Пинской стрелковой дивизии.

Награжден четырьмя орденами и девятью медалями.

Член КПСС.

Ныне подполковник запаса И. Ф. Веревкин — лектор Новосибирского окружного Дома офицеров.

Много лет прошло со дня освобождения Бреста, но в памяти и поныне хранятся подробности боев за этот город.

27 июля. Стоял на редкость жаркий летний день. Неподвижный раскаленный воздух затруднял дыхание. Хлебные поля под палящим солнцем побелели, словно выгоревшая солдатская гимнастерка. Из сухих и жестких колосьев сыпалось зерно. [495]

Мы, газетчики из дивизионной многотиражки, брели по пыльной дороге, пролегавшей прямо по нескошенной ржи. Нас обгоняли автомашины с прицепленными пушками, танки, самоходки. На поле тут и там стояли орудия, замаскированные соломой. Их темно-зеленые стволы грозно смотрели на запад.

А там, вдали, на самом горизонте, окутанный дымом, раскинулся Брест. Грохот рвущихся мин и снарядов время от времени сотрясал воздух; беспрерывно, то ослабевая, то усиливаясь, шла ружейно-пулеметная перестрелка.

К вечеру стрельба стала ожесточенней. Теперь снаряды рвались уже всюду. Земля гудела и содрогалась. Город совсем скрылся в черной завесе дыма.

Перекрывая артиллерийскую канонаду, по полю несся перекатный крик: «Ра-а-а... Рр-а-а-а...» Это гвардейцы нашей 12-й стрелковой дивизии шли в наступление.

Мы были свидетелями поистине массового героизма воинов. Я находился в полку Героя Советского Союза полковника Ивана Степановича Колесникова. Высокий и плечистый, он, казалось, сразу был повсюду — и на НП и в ротах. На подступах к Бресту, когда немцы атаковали батальон майора Н. Г. Лысенко, полковник Колесников, находившийся в боевых порядках батальона, возглавил контратаку наших подразделений. Гитлеровцы были отброшены.

В боях за Брест особенно отличилась рота станковых пулеметов капитана Рязанцева. Его смелости, выдержке и распорядительности мог позавидовать любой офицер. Видя своего командира в боевых порядках, пулеметчики смелее косили контратакующих.

Героически дрался коммунист сержант Голобородый. Когда цепи гитлеровцев снова поднялись и двинулись на нас, он стремительно и скрытно выкатил свой пулемет вперед на высотку и открыл огонь с фланга.

— Молодчина, Голобородый, — передал по позиции Рязанцев. — Наддай покрепче. Погорячей!

Вскоре рота опять отличилась. На этот раз враг предпринял контратаку при поддержке танков.

В самый разгар боя командир роты поставил пулеметы на флангах с задачей отсечь от атакующих танков вражескую пехоту. Над полем стоял сплошной гул и в воздухе висели тучи дыма и пыли. [496]

С грохотом и скрежетом танки прошли вперед. Но пехота была остановлена.

Гвардейцы дрались героически. Всего лишь нескольким гитлеровцам удалось ускользнуть от расплаты. Свыше 50 трупов фашистских солдат и офицеров валялись на поле.

Оставшиеся без пехоты вражеские танки отступили.

Родина по заслугам оценила подвиг Ивана Николаевича Рязанцева, наградив его орденом Красного Знамени. А через некоторое время грудь воина украсил и орден Отечественной войны.

У капитана был свой счет мести гитлеровским изуверам. Они причинили ему страшное горе. Отец воина, организатор колхоза, был замучен фашистами; погибли также сестра Таня и старший брат, а младшего брата Александра гитлеровцы за связь с партизанами расстреляли.

Во время самых тяжелых сражений офицер решил навеки связать свою судьбу с судьбою родной и любимой партии: осенью 1944 года, вскоре после боев за Брест, он стал коммунистом.

Был у нас в дивизии взвод разведчиков. Командовал им Герой Советского Союза лейтенант Федор Гаврилов — человек исключительной отваги.

Отличился его взвод и в боях за Брест.

Одетые в зеленые маскхалаты, разведчики скрытно проникли на восточную окраину города. Гитлеровцы, не подозревая опасности, вели бешеный обстрел наших подразделений. Особенно неистовствовали пулеметчики у каменной стены разрушенного сарая.

— Позвольте снять их, товарищ лейтенант, — шепнул младший сержант Шалва Габидашвили лежавшему рядом Гаврилову.

Офицер посмотрел на своего любимца, увешанного гранатами, и одним лишь взглядом сказал: «Действуй!» Гвардеец пополз. Командир тем временем приказал рядовому Семенову следовать за Габидашвили и, при случае, поддержать его огнем.

А тот был уже у самой цели. Вот он вдруг привстал и с силою метнул гранату. Раздался взрыв, другой, третий. Пулемет замолчал. Среди немцев начался переполох. Габидашвили и подоспевший к нему Семенов, ведя огонь из автоматов, бросились в окопы. Послышалась команда Гаврилова, [497] и весь взвод ударил по врагу с тыла. Немцы в панике метались по полю, попадая под губительный огонь разведчиков.

Замешательством противника не преминули воспользоваться стрелковые подразделения. Первым сблизился с врагом взвод лейтенанта Орлинчева. Находившийся невдалеке рядовой Семенов заметил вдруг, как упал сраженный пулей офицер. Солдаты на миг растерялись, атака затормозилась. Семенов хорошо понимал, чем это могло кончиться.

— Взвод, слушай мою команду! — раздался его громкий голос.

Солдат этот — не новичок на фронте. Еще в гражданскую войну ему приходилось с оружием в руках отстаивать честь своей Отчизны. Вот почему он, не колеблясь, повел в бой автоматный взвод.

Гвардейцы дружно атаковали противника и, ломая его сопротивление, отбили у врага несколько домов.

На окраинах города враг оказал ожесточенное сопротивление. Клубы черного дыма сплошным облаком висели над Брестом. С каждым часом войска узнавали о новых и новых подвигах гвардейцев.

Среди первых героев уличных боев был и старший лейтенант Алексей Светкин. Он командовал штурмовой группой. Трудно было продвигаться. Вражеские пулеметчики, автоматчики, снайперы сидели, забаррикадировавшись у амбразур, на чердаках и в подвалах домов, и обстреливали все улицы. На перекрестках улиц гитлеровцы поставили танки и штурмовые орудия, которые также вели беспрерывный огонь. Тем не менее группа Алексея Светкина, наступая совместно с артиллерией, умело блокировала дома и, после яростной схватки, выбивала из них фашистов.

Среди отважных были не только бойцы и командиры передовой линии, но и врачи, санитары, снабженцы. Каждый на своем посту был мужествен и храбр.

Хочется рассказать о майоре медицинской службы Михаиле Николаевиче Лебедеве. Полковой лазарет, возглавляемый им, следовал неотступно за передовыми подразделениями. Оказывать помощь раненым приходилось под огнем противника.

На подступах к Бресту зашел я в лазарет, чтобы получить информацию для дивизионной газеты. Однако побеседовать нам в тот раз так и не пришлось. Прибежала сестра. [498]

— Тяжелораненых доставили, — сказала она поспешно.

— Сколько их?

— Трое.

Требовались срочные меры. В тесной палатке лежали и сидели раненые, ожидавшие эвакуации в тыл. Сюда же принесли и тех троих. Врач тут же оказал им помощь: обработал и забинтовал раны.

Поступила новая группа раненых. Рядовой Адушкин потерял много крови и находился в состоянии тяжелого шока. Михаил Николаевич немедленно сделал ему переливание крови. Постепенно солдату стало лучше — появился пульс, воин пришел в себя. Первыми словами, произнесенными им, были:

— Спасибо вам, доктор...

Через некоторое время произошло то, чего никто не ожидал. Где-то на фланге наших наступающих подразделений произошла заминка, и группа гитлеровцев прорвалась в наш ближайший тыл.

— Немцы, немцы!.. — закричали в овраге.

Началась беспорядочная стрельба. И вот тут-то особенно проявились волевые качества военврача Лебедева. Он быстро и без суеты собрал санитаров, легкораненых воинов, всех, кто способен был носить оружие, и занял с ними оборону по обе стороны оврага. Полтора часа отбивался небольшой отряд от натиска противника, пока не подоспела помощь и прорвавшиеся гитлеровцы не были уничтожены.

Сразу же, как только опасность миновала, Лебедев пришел в операционную и, словно ничего не произошло, продолжал свое дело. Перед ним на длинном невысоком столе лежал раненый. На тумбочках, покрытых простынями, тускло поблескивали хирургические инструменты. В углу на примусе — стерилизатор. Михаил Николаевич, в белом халате со скальпелем в руке и плотно натянутой на нижнюю часть лица марлей, делал операцию.

* * *

Помню, ночью батальон майора Лысенко одним из первых ворвался в пылающий и задымленный город. Немцы отступали. На мою долю выпала честь быть именно с этим подразделением. Никто из нас как-то не обращал внимания [499] на море огня и рвущиеся мины. Мы бежали посредине улицы, ярко освещенной сплошными линиями пожаров по обе стороны мостовой.

На какой-то широкой улице мы остановились. Здесь не так было жарко. У моих ног кто-то прилег передохнуть. Я сел рядом с ним, прямо на мостовую. Около меня расположились другие (кстати, во всем батальоне насчитывалось всего лишь 23 человека, включая майора Лысенко. И все же это был батальон!).

Снова началась артиллерийская стрельба. Снаряды рвались среди огненных языков, вздымая к небу миллионы искр. А вот перед нами река — Западный Буг. Вода, отражая пожарища, блестела расплавленной медью. Цепляясь за кустарник, я, как другие, стремительно скользнул по обрывистому берегу вниз, к воде. Берег огласился ликующими голосами. По медной глади пошли круги волн.

— Ну вот мы и пришли, — проговорил комбат и зачерпнул фуражкой речной воды.

Утро мы встретили в освобожденном городе. Здесь враг начинал свой поход на Советскую страну. Здесь он еще в 1941 году получил первый предметный урок.

Теперь, летом 1944 года, наши воины снова были в Бресте. Вдоль берега Западного Буга валялись неубранные трупы тех, кто осмелился перейти эту реку, осквернить советскую землю. Красное знамя вновь реяло над Брестской крепостью. И салютом героическим защитникам ее, павшим смертью храбрых в 1941 году, звучала артиллерийская канонада на западном берегу реки. [500]