Годы огневые
В июне 1941 года — майор, командир зенитно-артиллерийского дивизиона. В августе 1941 года в бою под станцией Кардымово, Смоленской области, пленен. В июне 1942 года из плена бежит — становится партизаном.
С апреля 1944 года — на фронте.
Награжден семью орденами и пятью медалями.
Член КПСС.
Полковник в отставке П. М. Ковальский живет в Одессе.
На шоссе Брест — Москва, в четырех-пяти километрах от Картуз-Березы, был деревянный мост, который и решили уничтожить партизаны Юлия Беренчика. На выполнение задания направили мою диверсионно-подрывную группу. В нее входило десять молодых и сильных ребят, способных совершить большой ночной переход. А предстояло пройти примерно тридцать километров, выполнить задание и к утру возвратиться в лес, в район Лесничевки. [299]
Трое у нас были местные. Один их них — пулеметчик Володя Трутько, сын известного революционера, работавшего накануне войны заместителем председателя Картуз-Березовского райисполкома, хорошо знал этот район.
Вооружение слабое — винтовки и один ручной пулемет, снятый с подбитого советского танка. На каждую винтовку не больше тридцати патронов, а на пулемет два диска.
Темной ночью с шестого на седьмое ноября 1942 года мы вышли на задание. Стоял легкий морозец, землю присыпал небольшой снежок. Идти легко, и группа двигалась быстро. Перед деревней Соколово, в которой располагался полицейский участок (посторунок), свернули с дороги влево. Володя Трутько повел болотом, покрытым кустарником, с тем, чтобы обойти посторунок и кратчайшим путем выйти к мосту.
Соколово оставалось в стороне, скоро группа должна была миновать его. Вдруг из-за куста выскочила бродячая собака и с громким лаем бросилась к деревне. Полиция всполошилась, выбежала на кладбище и открыла огонь. Залегли. Далеко в стороне от нас небо прошили трассы пуль. Собака замолчала. Не обнаружив ничего подозрительного, утихомирились и полицаи. Мы поднялись и, обойдя посторунок подальше, вышли к шоссе.
До моста оставалось не больше километра. Тут требовалась особая осторожность. Прижимаясь ближе к обочине дороги, пошли цепочкой.
Наконец у цели. Выставив заслон в сторону Картуз-Березы, стали осматривать мост.
Бросилось в глаза, что копна сена, о которой раньше докладывала разведка и которую намеревались использовать для поджога моста, исчезла. Сам мост сложен из толстых сосновых бревен, сырой.
— Что будем делать? — спросил я.
Помолчали. Потом Вася Волков предложил:
— Давайте обольем керосином, сгорит, не уходить же.
— Да разве такие бревна загорятся!
— К тому же на ветру, ветер собьет пламя и все тебе, даже нам дорогу не успеет осветить, — раздались голоса.
— Вот что, друзья, — остановил я спорщиков. — Сделаем так: подложим мину, а вокруг мины и под мостом расположим бутылки с горючим. При взрыве бутылки разобьются, [300] горючее воспламенится и подожжет подорвавшуюся машину, она-то и заменит сено.
— Вот это дело!
— Дело-то дело, а как машину вызвать, немцы ведь запретили выезд своих машин в эту и следующую ночь, — усомнился Володя.
Это была правда. Надо как-то спровоцировать гитлеровцев, но как?
— А что, если мы, после того как заминируем мост, заглянем на хуторе Смолярка в какой-нибудь самый богатый двор. Хозяин вызовет полицию, — высказываю мысль, а Вася Ермилов, словно на лету, подхватывает и продолжает:
— А потом еще подберемся к посторунку в Соколово да устроим переполох. Полиция срочно запросит подкрепление из Березы. Немцы на машинах помчатся, тут их и дождется наша миночка-голубушка.
— Решено.
Хлопцы начали минировать мост. Но в это время раздались голоса немцев. Они приближались.
— Огня не открывать, — шепчу. — Подойдут к мосту — уничтожим врукопашную.
Не дойдя метров пятидесяти, немцы остановились, закурили, потоптались минут пять на месте и ушли обратно.
Дело сделано. Теперь надо осуществить вторую часть плана. По пути оборвали телефонные провода.
Выйдя от хуторянина, направились в лес. И тут мы услышали грохот на станции Бронная Гора. Ребята воскликнули:
— Кто-то из братов уже сработал! Хороший взрыв, а мы еще только идем, — в голосе партизана слышались неподдельное восхищение успехом и хорошая зависть.
В лесу расположились отдохнуть и перекусить. Воцарилась необыкновенная тишина, даже собаки, эти вечные нарушители ночного покоя, на этот раз молчали. И вдруг — одиночный выстрел, за ним пулеметная очередь.
— А дядька-то смолярский, видно, не выдержал, доложил, — засмеялись партизаны.
— Вот и хорошо!
— Товарищ майор, разрешите это дело перекурить.
— Курите, только в рукав. [301]
Курцы наклонились, и в это время со стороны Картуз-Березы лес осветился яркой вспышкой. Через несколько секунд донесся звук взрыва.
— Что это, товарищ майор? Может, за нами погоня?
— Так это же наша мина сработала, а теперь мост горит.
— Вот это да! — обрадовались партизаны.
— Сейчас к посторунку, наделаем шуму, а потом в Лесничевку и вволю отдохнем.
Ползком подобрались к окраине деревни.
— Вон в том доме полиция располагается, — указал Володя.
— Внимание! Открыть прицельный огонь. Из винтовок произвести по три выстрела, из пулемета — короткую очередь, и в лес!
Загремели выстрелы. В районе моста немцы опомнились минут через двадцать и открыли пулеметный и автоматный огонь в разные стороны.
Полиция в Соколово стреляла до утра, «отбиваясь» от партизан.
Трудно было предположить, что подрыв эшелона на железной дороге и взрыв машины на мосту не одна хорошо продуманная операция. Но это было так. Мы не знали, кто подорвал эшелон, а те не знали, кто взорвал мост. Во всяком случае партизаны преподнесли Октябрю хороший подарок.
Успех операции по взрыву моста окрылил нас, вселил уверенность. Подрывники ежедневно выходили на задания.
В ноябре — декабре 1942 года народ начал уходить в леса, спасаясь от преследования оккупантов.
Посоветовавшись, мы решили, что нужно шире вовлечь этих людей в активную борьбу против фашистских захватчиков, создать из них партизанский отряд. Сдаю диверсионную группу Василию Ермилову и начинаю подготовку к созданию такого отряда.
Как мы и рассчитывали, наша группа стала быстро расти. К концу февраля 1943 года к нам пришла семья Ивана Ковалевича, несколько семей из Песок, из района Мостки и других деревень, семьи Ивана Тевянского и двух бывших полицаев. Влилась молодежная подпольная группа Сергея Медведева с семьями. [302]
С Сережей Медведевым и его товарищами мы познакомились при следующих обстоятельствах. С группой Юлия Беренчика мы разгромили полицейский посторунок в Соколово, который долго мешал нашим действиям в районе Картуз-Березы. Примерно через неделю после проведения этой операции решили проверить, как обстоят дела в Соколово. Там выяснилось, что фашисты не собираются восстанавливать посторунок, боясь, что партизаны его все равно уничтожат. Удовлетворенные результатом, мы через Огородники возвращались в лес. В Огородниках в одном из домов у самого леса светилось окошко. Решили заглянуть на огонек.
Стучимся. Свет погас. Из-за двери донесся старческий голос:
— Кто там?
— Открой, бабуся, партизаны.
Дверь сразу открылась, зажегся свет, и мы увидели, что в доме полно молодежи. Все забились по углам и настороженно разглядывали нас. В отдаленном углу сидело несколько девушек, которые откровенно прятали за спины паренька.
— Ну что ж вы, товарищи, притихли? Не бойтесь — мы в самом деле партизаны.
— А мы и не боимся, — произнес кто-то робко.
— Раз так, давайте говорить начистоту. Рассказывайте, как живете. Может, в чем нуждаетесь — поможем. Да и нам ваша помощь нужна.
— Сережа, давай, — обращаются к пареньку в углу.
Он встает из-за девушек. Знакомимся.
— Майор, — представляюсь (по своему званию я и кличку взял себе).
— Сергей Медведев.
— Выкладывай, Сережа, что наболело.
Мало-помалу разговорились. Оказалось, что это собралась подпольная группа, которой руководит Сергей Медведев. Мы рассказали о положении на фронтах, на Большой земле, о действиях партизан и задачах местного населения. Узнав, что молодежь собралась в доме Данилковичей, отца которых гитлеровцы расстреляли еще в первые дни своего хозяйничанья на белорусской земле, мы порекомендовали больше здесь не собираться, так как они и без того на подозрении [303] у фашистов и их прихвостней. Да и семья Медведевых на подозрении: его отец также был расстрелян фашистами как работник советской милиции.
Отдельно поговорили с Сережей Медведевым и дочерью хозяйки — Маней Данилкович. С ними разговор был в основном о работе подпольщиков и их связи с партизанами. Договорились, что они будут получать задания и необходимую помощь от нас, а если потребуется, мы всегда примем их вместе с семьями в отряд.
И вот молодые подпольщики также пришли к нам в лес.
Наша группа практически перерастала в отряд, и его необходимо было организационно оформить. Начальником штаба назначил Ивана Каштеляна, начальником разведки — Данилу Сулима. Командирами отделений — Ивана Тевянского, Николая Каштеляна, Ивана Пунько. Старшиной отряда — Якова Макаревича. В этот период комиссара в отряде не было, и мне пришлось взять его функции на себя. Комсомольскую организацию возглавил Сережа Медведев. Мария Данилкович и ее младший брат вошли в боевой расчет.
Тем временем, спасаясь от преследований гитлеровцев, в Корчинских лесах собралось около двадцати семей. Несмотря на все наши уговоры, эти люди не захотели присоединиться ни к какому отряду. Единственно, на что они согласились, так это, чтобы им дали командира. Командиром семейного лагеря был назначен политрук погранвойск, который бежал из плена и присоединился к отряду Юлия Беренчика.
В марте 1943 года гитлеровцы, видя рост партизанского движения, предприняли карательную экспедицию на Корчинские леса. Нам пришлось пережить большие трудности. С тяжелыми боями мы отошли в глубь леса, где на небольших грудках среди болот вновь разбили лагерь боевой части отряда и семейный.
Во время оборудования семейного лагеря с задания вернулся Иван Каштелян. Он привез с собой большое пополнение и боевой части отряда, и особенно семейной. Приехала вся семья Павла Каштеляна, большая семья Кот, около пяти семей из Антопольского района. Прибыли казахи Миша Турсумбаев и Карим Иржанов, Володя Куркажинов, [304] киргиз Андрей. Наш отряд становился многонациональным.
Отряд значительно пополнился и оружием, боеприпасами. Сила его возросла. Во время выполнения заданий нередко случалось — то ложе винтовки, то кожух пулемета выйдет из строя. Постепенно накопилось десять неисправных винтовок. Из деревни принесли автомат с разрубленным на три части кожухом. Нужна мастерская! За организацию ее взялся Иван Иванович Поляков, волгоградский слесарь высокой квалификации. Оказавшись со своей частью в окружении, он вначале скрывался в Антополе, а теперь пришел в партизаны, прихватив слесарные инструменты. Но для оружейной мастерской этого было недостаточно. В район Песок и Антополя послали партизан разыскать необходимый инвентарь. Поиски оказались удачными. Дело оставалось за кузнечным мехом. Где его взять? Выход был найден. Антон Яковлевич Бирюков — искусный столяр, смастерил деревянную «ветродуйку». Партизанская мастерская вступила в строй. Слава о ней распространилась в Корчинских и Коссовских лесах. Каждый день к нам приходили гости из других отрядов и просили отремонтировать им оружие.
С прибытием в брестские леса подпольного обкома партии во главе с С. И. Сикорским наши связи с Большой землей окрепли, партизанские отряды стали оттуда получать оружие и боеприпасы.
В одну из ночей прилетел дорогой вестник с Большой земли. Самолет не мог совершить посадку, груз был сброшен на парашютах. Мешки попадали в болота, но все были разысканы. Один парашют не раскрылся, и мешок на два метра ушел в трясину. Другой при приземлении сильно ударился о дерево.
Но вот все доставлено в штаб, вынуто, подсчитано.
Из мешка, что ударился о сосну, извлекли ручной пулемет Дегтярева. Ствол его согнут в дугу, приклад расколот. Партизаны с сокрушением разглядывали пулемет, бережно, будто больного ребенка, передавали из рук в руки. Подошел Сикорский. Осмотрев внимательно пулемет, сказал:
— Ну, Петр, придется отдавать его тебе на лечение. Это будет тебе вне плана. Только одно условие: исправишь — принеси показать. [305]
— Согласен! — обрадованно ответил я.
Партизаны, получив оружие, уходили с драгоценным грузом в отряды. Командиры задержались.
Груз в мешках был завернут в старые газеты, мы с жадностью набросились на них. Выбрав наиболее сохранившиеся, я пошел в отряд и сразу — в мастерскую. Тут собрались все мастеровые во главе с «кудесником» Поляковым. Пулемет уже разобран.
— Ну как, товарищи, дела? Подвигаются?
— Помаленьку, товарищ майор, — ответил Поляков. — Ствол меня беспокоит.
— На тебя вся надежда, Иван Иванович. Как думаешь поступить?
— А как посоветуете?
— Набейте ствол сухим чистым песком и потом на бревне выправляйте медной выколоткой. Получится.
С прикладом было проще. Антон Бирюков со своим учеником Васей уже мастерили новый.
Я ушел и стал просматривать газеты. Они были давнишние, от них пахло ружейным маслом, но они несли нам дыхание жизни Большой земли и, казалось, нет ничего лучше, чем этот запах ружейного масла, перемешанный с запахом типографской краски. С интересом отбирал статьи для чтения партизанам. Попалась на глаза небольшая по формату газета — «Пионерская правда»! Дети! Эта газета для вас. А у меня на Большой земле дочь Тамара и сын Слава. Как вы там? Наверное, и не замечаете, что мама часто отдает вам последний кусочек хлеба, а сама остается полуголодной. А здесь, в лесу, ребятишки в гораздо худших условиях. Они уже видели кровь, гибель близких и сами рвутся в помощники партизанам. Вам на Большой земле легче. У вас своя газета, пионерские отряды. А здесь облавы. Дети сидели на плечах партизан, когда, по пояс утопая в болоте, мы пробирались в безопасные места. Отряды... пионерские...
— Товарищ майор! — прервал мои размышления взволнованный голос. — Товарищ майор! Готово!
— Что готово, — не могу еще понять, с чем пришли ко мне эти возбужденные ребята.
— Пулемет готов, посмотрите.
Поначалу мне даже не поверилось, что это тот самый пулемет: он был как новый. [306]
— Поздравляю, Иван Иванович, золотые у тебя руки. Теперь сам иди к Сикорскому, покажи — твоя же работа. Пусть полюбуется.
Мастера ушли. На чем же они меня прервали? Ах, да — отряд, пионерский отряд!
Пригласил Медведева.
— Сережа, кто из комсомольцев знает пионерскую работу? Кого можно было бы послать в семейный лагерь для работы с детьми?
— Петя Ивановский, — не задумываясь, ответил Сергей. Он сразу понял меня. — Петя до войны был пионервожатым.
Я знал, что у Пети Ивановского очень плохое зрение и он тяготится тем, что не может участвовать в выполнении боевых операций.
— Ну что ж, это, пожалуй, наиболее подходящая кандидатура. Позови его, поговорим.
Петя не заставил себя долго ждать. Объяснил ему суть дела, спросил:
— Как думаешь, Петя, справишься ты с этой ответственной и крайне нужной работой?
— Сделаю все, чтобы оправдать доверие.
— Я буду помогать, — заверил Сережа.
— Учтите, друзья, среди местного населения много верующих, и в организации пионерского отряда могут встретиться трудности с этой стороны. Ну, не будем откладывать дела в долгий ящик.
Петя Ивановский привел себя в наилучший вид, собрал нехитрые пожитки, и мы пошли в семейный лагерь.
Тут, как всегда, нас плотным кольцом окружили дети, женщины, старики. Я рассказал им о последних новостях, о прилете самолета. Потом исподволь повел разговор о том, чтобы старшие не препятствовали детям поступать в пионеры. Я понимал, что надо было сначала убедить мать, бабушку, дедушку, а дети за нами пойдут. Так оно и случилось. Как только взрослые дали свое согласие, дети радостно встретили весть о создании пионерского отряда.
Петя энергично взялся за дело: переписал всех детей, желающих вступить в пионеры, разбил их по звеньям. Пионеры избрали совет отряда, наметили план работы. Отряд начал свое существование.
Пионерский костер! Кто из ребят не знает, сколько радости [307] связано с его проведением! А в лесу, в наших партизанских условиях, костер приобретал особое значение. На пионерском костре готовились принять торжественную клятву на верность идеям Ленина, партии, народа.
Проведению костра предшествовала удачная операция. Группа Николая Карапетяна имела задачу — пустить под откос вражеский эшелон на перегоне Брест — Ковель. Вышли к намеченному месту темной ночью. Молодой партизан — подрывник Саша Василевский подложил мину. Скоро послышались тяжелые вздохи паровоза, состав медленно приближался со стороны Бреста. Такие же звуки слышались и со стороны Ковеля. Но понять было трудно: то ли это встречный, то ли эхо. Внимание подрывников напряжено до предела: как бы не упустить момент, вовремя взорвать заряд. И когда паровоз наехал на мину, Николай Карапетян дернул подрывной шнур. Раздался взрыв, а за ним скрежет налезающих друг на друга вагонов. Но что это? Партизаны сразу не поняли. Со стороны Ковеля другой эшелон врезался в первый и тоже пошел под откос! Возник пожар.
Группа Карапетяна начала отходить и благополучно прибыла в отряд им. Чернака. Днем разведка этого отряда доложила, что одной миной уничтожено сразу два эшелона.
И вот настал день, когда все было готово для проведения пионерского костра. Собралось все население семейного лагеря. Пришли и свободные от боевой работы партизаны. Старики и старухи впервые видят пионерские торжества. Лучшие из пионеров зажигают костер. Петя Ивановский читает присягу. Звучит призыв:
— За великие идеи Ленина, за партию, за народ, к борьбе с гитлеровскими захватчиками, пионеры, будьте готовы!
— Всегда готовы! — дружно прозвучали голоса. И лес вторил им: «Всегда готовы», будто присоединялся к клятве.
Долго в тот вечер над бором звенели песни о Родине, о Москве и любимая партизанская.
На очередном сборе пионеры присвоили своему отряду имя комсомольца Саши Василевского.
Саша Василевский, родом из деревни Мостки, Березовского района, рано лишился отца и жил с матерью и старшей сестрой. Когда фашистские варвары напали на нашу Родину, [308] Саша стал партизаном. Лучший минер отряда, он имел на своем счету шесть подорванных эшелонов. Погиб при выполнении боевого задания...
Много славных дел совершил отряд им. Калинина. Он вырос в грозную силу. Семейный лагерь всем, чем только мог, помогал боевому. В нем работали школа, пионерский отряд им. Саши Василевского. Родными и близкими стали мне люди отряда. Но настала пора проститься с ними. В ноябре 1943 года мне было приказано сдать отряд Николаю Кузьмичу Ляпичеву.
Пришли проститься и в семейный лагерь. Грустно расставаться с этими добрыми людьми. Тут подошла лучшая пионерка Таня Кот:
— Мне поручили передать вам скромный подарок наших матерей. Пусть эти носки и перчатки согревают вас и напоминают о калининцах.
Через несколько дней я прибыл в Сварынь, где должен был возглавить партизанские отряды южной зоны области.
В этой зоне к февралю 1944 года располагались три бригады — Старосельская (комбриг С. X. Арзуманян), прибывшие из восточных районов Белоруссии им. Флегонтова (комбриг Жохов, его сменил Ваганов) и им. Языковича (комбриг В. А. Велигин), партизанские отряды им. Щорса и им. Котовского. В Ивановском районе действовала бригада Пинского соединения (комбриг М. И. Герасимов), которая во время обороны Днепро-Бугского канала оперативно подчинялась мне.
Сварынь, ничем не примечательная деревушка в 25 км от Дрогичина, стала в 1943 году партизанской знаменитостью. Здесь был оборудован аэродром нашего соединения. Почти регулярно на нем приземлялись самолеты, привозившие с Большой земли помощь партизанам.
В начале февраля немцы пытались прорваться к аэродрому через Днепро-Бугский канал. На оборону встали отряды им. Щорса и Котовского. Они вели бои на участке канала Селище — Белин. Но особенно упорные бои шли в районе деревни Ляховичи I. Вражеская авиация бомбила район аэродрома, но ущерба не причинила. Как выяснилось, координаты [309] аэродрома выдал врагу Леонтьев, разоблаченный и обезвреженный партизанами.
В конце февраля 1944 года началась героическая оборона Днепро-Бугского канала, которая длилась свыше месяца. В этих боях принимало участие 14 отрядов общей численностью около 6000 партизан.
В связи с успехами 1-го Украинского фронта, ведущего наступление в направлении Ковеля, немецко-фашистское командование придавало особое значение плацдарму на Днепро-Бугском канале и бросило против нашей обороны две дивизии, снятые с фронта, а также кавалерийскую бригаду, сформированную из остатков разгромленной Баварской дивизии.
Полоса обороны составляла около 50 километров. На наиболее ответственных участках были построены дзоты и отрыты окопы полного профиля. На всей этой полосе днем и ночью гремели бои.
В отряде им. Щорса была 45-миллиметровая пушка (без прицельного приспособления). Партизаны подняли ее из воды. Видимо, она была затоплена нашими частями в 1941 году. В обороне канала пушка принимала активное участие. Артиллеристы производили из нее одиночные выстрелы с разных огневых позиций и на разных участках. Создавалось впечатление, что на вооружении партизан имеется артиллерия.
Но запасы боеприпасов быстро истощались, резервов не было. На учете каждый патрон, граната, мина. К тому же началась распутица, аэродром раскис. Самолеты посадку делать не могли. Пополнять оружие и боеприпасы можно было только выброской на парашютах, однако это не могло обеспечить наши потребности.
С выходом частей Советской Армии в район Рафаловки появилась возможность установить с ними связь. Был создан специальный разведотряд под командованием Ваганова — заместителя командира отряда имени Щорса, В его задачу входило: установить контакт с действующими частями, доложить о партизанской обороне канала, просить помощь.
Разведотряд Ваганова успешно выполнил задачу и привез более 50 000 патронов, около 2 тонн взрывчатки с нужным количеством взрывателей, пять станковых и 10 ручных [310] пулеметов, винтовки. Весь отряд Ваганова был перевооружен на автоматы. Вместе с ними к нам прибыл начальник разведки стрелкового корпуса с группой бойцов. Мы представили им самое подробное донесение и схему обороны.
За сорок дней обороны партизаны мобилизовали около 10 000 молодежи призывного возраста и отправили на пополнение частей Советской Армии. Отправили также более трехсот голов крупного рогатого скота.
В Сварыни располагался партизанский госпиталь, возглавляемый Степаном Трофимовичем Ильиным (ныне заслуженный врач БССР, проживает в Могилеве). В госпитале было более ста только тяжелораненых. Кроме раненых, здесь собралось свыше 600 человек семей партизан и партийно-советского актива. Все эти люди ожидали эвакуации на Большую землю.
Решили всех раненых и семьи эвакуировать в советский тыл через линию фронта, так как никакой надежды на посадку самолетов на аэродроме не было. 3 марта эвакоотряд более чем на 600 подводах в сопровождении около 700 вооруженных партизан под командованием Ваганова выступил в направлении Рафаловки. 5 марта он благополучно пересек линию фронта.
Вновь Ваганов привез большое количество боеприпасов и всевозможного оружия и был назначен командиром бригады им. Флегонтова, в которой и воевал до соединения с частями Советской Армии. В последнем партизанском бою у деревни Ветлы Ваганов был тяжело ранен и отправлен в армейский госпиталь.
К 20 марта 1944 года некоторые подразделения стрелковых частей Советской Армии вышли на рубеж реки Припять и заняли районы партизанской обороны. 28 марта немецкое командование заменило свои потрепанные дивизии свежими войсками. На рассвете следующего дня под прикрытием артиллерийского и минометного огня войска противника форсировали Днепро-Бугский канал и начали наступление в глубь партизанской обороны.
К исходу 29 марта враг потеснил нас и вышел на линию Горки — Мукошин — озеро Луке — Радостов. Мы были прижаты к реке Припять.
В ночь на 30 марта наш штаб и штаб бригады Герасимова [311] расположились в деревне Жабокраки. С нами был командир батареи одной из частей Советской Армии. Всю ночь бушевал буран. Движение транспорта затруднено. Комбат передал данные, и по скоплению гитлеровцев в деревнях Горки и Мукошин артиллеристы открыли огонь. Под прикрытием артогня, используя снежный буран, партизаны переправили за Припять 500 повозок с семьями, уходившими от оккупантов. Утром 30 марта к нам на помощь вышел стрелковый полк. Но все же силы были неравными. Партизаны вместе с полком вынуждены были отойти за Припять, где и соединились с частями действующей армии. [312]