Дороги назад — нет
В июне 1941 года — младший лейтенант, командир взвода.
С 22 по 30 июня 1941 года сражался против немецко-фашистских захватчиков, будучи комендантом дота.
Награжден медалью «За победу над Германией».
В настоящее время живет и работает в Шарьинском районе, Костромской области.
Оборонительные сооружения нашей 3-й роты 17-го отдельного пулеметного батальона располагались на правом фланге батальона у деревни Слохи-Аннопольские на Буге. Из 8 огневых точек на этом участке рота занимала 7. Один дот, артиллерийский, пустовал, так как орудия в нем еще не были установлены. Севернее Слох находились доты «Безымянный» во главе с лейтенантом, только что прибывшим из училища (фамилию его не помню), [75] «Пчелка» младшего лейтенанта И. М. Сазонова и «КИМ» младшего лейтенанта Н. В. Елисеенко. Остальные четыре дота стояли восточнее Слох. Это «Горки» младшего лейтенанта И. И. Шевлюкова, «Холм» младшего лейтенанта С. Н. Зайцева (во время боя здесь находился и политрук В. К. Локтев), «Быстрый», которым командовал я, и дот младшего лейтенанта А. В. Еськова.
Все эти точки, за исключением дота «Горки», были пулеметными. Каждая из них имела две амбразуры с установленными в них пулеметами «максим». «Горки» имел один пулемет «максим» и 45-миллиметровую пушку, спаренную с пулеметом.
Все доты были еще недостроены. Сооружения стояли оголенные, не засыпанные землей, не замаскированные. Водоснабжение, освещение, подземная связь не были оборудованы, рации отсутствовали, не хватало перископов. Сектора обстрела не расчищены. В стенах дотов зияли отверстия для кабеля связи и гильзоотводов. Материальная часть хотя и была установлена, но не приведена в боевую готовность, находилась на консервации.
20 июня из нашей роты откомандировали в другие части группу бойцов и младших командиров. Лишь утром 22 июня, уже во время боя, к нам подошло пополнение — это были молодые бойцы, совершенно незнакомые с техникой, слабо подготовленные в боевом отношении.
Командир роты лейтенант Г. Г. Соловьев находился в командировке в Бресте, поэтому командовали во время боев зам. командира роты младший лейтенант И. И. Шевлюков и зам. командира роты по политчасти политрук В. К. Локтев.
С момента нападения рота оказалась отрезанной. Она не имела связи со штабом батальона и с соседями.
Ближайшая к нам воинская часть стояла в лесу у деревни Батики Средние, недалеко от штаба нашего батальона. Видно было, как ее бомбила авиация и обстреливала артиллерия.
На помощь нам как эта часть, так и другие соединения не пришли.
В первый день бои велись с отдельными разведывательными группами противника, которые продвигались часто вне сектора обстрела наших точек. [76]
Поэтому на доте мы сделали окоп из камня и земли и установили пулемет с круговым обстрелом. У дороги, за маскировочной изгородью, поставили ручной пулемет с секторами обстрела на запад и на восток. Эти пулеметы мы снимали, когда противник вел артиллерийский обстрел.
Днем по заданию политрука Локтева я ходил в доты «Безымянный», «Пчелка» и «КИМ» проверить, как они подготовились к бою. С высокого холма было хорошо видно, как справа на участке 16-го отдельного пулеметного батальона идет ожесточенный бой.
К вечеру противник смог вклиниться в расположение соседа.
Отражая атаки с правого фланга, доты «Холм», «Пчелка» и «КИМ» вели почти непрерывный огонь. На другой день противник несколько изменил направление атак. Основные усилия прилагались им уже не с запада, а с юго-запада, со стороны долины Буга. Доты политрука Локтева, младшего лейтенанта Еськова и «Быстрый» огнем прижимали цепи противника к земле, вновь и вновь заставляя их откатываться обратно.
В это утро к нашему доту «Быстрый» приходил капитан А. В. Назаров вместе с начальником штаба и несколькими бойцами. Выяснив обстановку на нашем участке, они сразу же вернулись в расположение своего батальона. Мы подбили грузовую машину врага, а пулеметчик Плаксей — мотоцикл. Мотоцикл опрокинулся в кювет, но гитлеровец, что сидел в коляске, остался жив и пополз в рожь. Я выбежал из дота, пошел в обход. Убедившись, что огнем пистолета отстреливающегося из автомата фашиста не достать, я выскочил на дорогу к Плаксею. Видеть фашиста мешал земляной бугор. Тогда Плаксей положил пулемет на мою спину и, ведя огонь стоя, прикончил врага. У мотоциклиста мы изъяли документы, карту, пистолет и продукты. Пистолет я отдал лейтенанту Миркину: у него не было личного оружия.
А когда гитлеровцы вновь пошли в атаку, я подменил за пулеметом сержанта.
Вскоре приметил, что в кустах немцы развертывают пушку, направляя в сторону дота Еськова. Однако стрелять их орудию не пришлось: фланговый огонь моего пулемета вывел его расчет из строя. [77]
Часть атакующих проскочила в Слохи и оттуда двинулась на нас. Лейтенант Устинов, находившийся в правом каземате, вел пулеметный огонь по наступающим. Внезапно пулемет заглох. Устинов кричит, что не может выяснить причину задержки. Я передал пулемет сержанту и бросился на помощь.
Возясь с пулеметом и время от времени поглядывая в перископ, заметил, что цепь противника быстро приближается. Тогда Устинов вместе с бойцом вынесли запасной «максим» наружу и открыли огонь.
Пока они отбивались, я ликвидировал неисправность. Из-за заклинившейся гильзы лоток гильзоотвода пришлось срубить зубилом. Но теперь гильзы валились на пол и, рассыпаясь по бетонному полу, мешали. В каземате жарко, скопились пороховые газы, нечем дышать. Мы одели противогазы. Закипела вода в кожухах пулеметов. Отвернешь пробку выливного отверстия — пар и брызги обжигают руки.
День 23 июня особенно памятен: в наши руки попала трофейная радиостанция. Правда, она была неисправной, но мы сумели наладить ее как раз в те минуты, когда диктор читал заявление Советского правительства. И хотя станция снова вышла из строя, мы узнали, что вся страна встала на защиту Отечества. Мы готовы были умереть, но не сдаться.
24 июня противнику удалось окружить доты севернее Слох. Как и раньше, продолжался артиллерийский обстрел. Усилился нажим на наши позиции. «Быстрый» выдержал несколько атак с тыла, куда у нас не выходили амбразуры. Мы выбегали из дота и вели пулеметный и винтовочный огонь. Снова отличился рядовой Плаксей и сержант, фамилию которого не помню.
Около амбразуры у входа в дот был лейтенант Миркин с бойцом из молодых. Раненный в голову, Миркин не выпускал из рук пулемета. Боец кричал через отверстие, которое соединяло наши отсеки, что лейтенант истекает кровью. Вскоре от прямого попадания фугаса оба героя погибли.
25 июня во второй половине дня левый каземат был пробит снарядом, материальная часть вышла из строя. Люди, оставшиеся в живых, перебрались в правый каземат. [78]
Дот блокирован. Мы отбиваемся гранатами. Подорван запасной выход, враги затопили нижний этаж, стреляли в отверстия казематов, в пробоины кидали гранаты. Отверстия мы заткнули шинелями и одеялами. Вода словно кипела от взрывов, брызги долетали на верхний этаж. Мы сели, обнявшись, на пол. Думали — вот-вот обрушится пол.
Вдруг огонь прекратился. В наступившей тишине слышна немецкая речь.
— Что они хотят сделать? — спросил кто-то. Похоже было, что враги намереваются подорвать дот.
Мы попрощались друг с другом и, сцепившись руками, приготовились умирать. Минуты ожидания... Это может представить себе лишь тот, кто испытал подобное.
Слышим легкое шипение. Потянуло лекарственным запахом. Газы! Все одели противогазы. Гитлеровцы забрасывают гранатами. От взрыва одной из них, которую я не успел выбросить, меня ранило в левую руку и грудь. Сидевший рядом боец был убит. Я потерял сознание. Когда очнулся, вновь слышу взрывы. Казалось, что качается пол. И опять, теперь уже знакомое, шипение. Стало тошнить, начался кашель. В противогазе пробита трубка. Попытался зажать дырку, но одной рукой не сумел. Тогда я снял противогазный шлем с убитого товарища и надел. В шлеме оказалась кровь, я захлебнулся. Когда зажал выдыхательный клапан, кровь вышла из шлема. Так я и пролежал до утра.
26 июня гарнизоны дотов Шевлюкова, Локтева и Еськова отбросили противника и деблокировали наш дот. Шевлюков забрал меня к себе в «Горки». Здесь военфельдшер А. К. Малиновский оказывал помощь раненым. Боеспособные бойцы нашего дота и лейтенант Устинов ушли в другие действующие сооружения.
27 июня с утра затишье. У дота «Горки» собрался личный состав оставшихся трех дотов. Решали, как быть? Вначале хотели пробиваться к своим. Мне, как одному из тяжелораненых, было предложено остаться в деревне, в надежном месте, и, подлечившись, действовать, смотря по обстоятельствам. Я отказался от этого предложения и сказал, что, пока жив и держусь на ногах, буду бороться и умирать вместе со всеми.
Политрук Локтев сказал: [79]
— Не для того построены доты, чтобы мы, бойцы Красной Армии, имея в руках оружие, покинули их.
После этого гарнизоны-взводы снова заняли свои доты.
С дотами, которые были севернее Слох, телефонная связь была прервана еще 23 июня. Туда и в штаб батальона мы несколько раз отправляли связных, но они не возвращались. Однако со стороны северных дотов несколько суток слышался бой. Ночью 28 июня в «Горки» пришел боец из дота «КИМ». Он был ранен, сильно кашлял, его тошнило. Боец рассказал, что сражавшихся в тех дотах гитлеровцы отравили газом. При этом погиб и их командир младший лейтенант Елисеенко{14}, а также командир дота «Пчелка» младший лейтенант Сазонов{15} и командир дота «Безымянный».
Запасы воды и продуктов пополняли ночью из ближайших деревень, находившихся уже в руках противника. Разведчики пробирались к дорогам, бывшим вне досягаемости нашего огня, из личного оружия и гранатами уничтожали солдат противника, машины и мотоциклы. В одну из таких вылазок старшина Сергей Горелов и старший сержант Жир подбили штабную автомашину, в которой ехали офицеры. Их документы, радиостанция и другие трофеи были доставлены командиру.
Однажды младший лейтенант Еськов, выбравшись из дота, незаметно прополз к шоссе и залег в канаве. Вскоре на дороге в сопровождении мотоциклистов показались легковые машины. Как только первая из них приблизилась, Еськов метнул гранату, убив генерала. По-видимому, это была важная персона, так как после этого фашисты вели обстрел особенно ожесточенно. Их ярость распространилась даже на жителей деревни Слохи, мужское население которой было расстреляно карателями. Еськов, хотя и был ранен в ногу, смог вернуться и продолжить борьбу. Из [80] письма участника этих боев младшего лейтенанта С. Н. Зайцева я узнал также о мужестве и стойкости старшего сержанта Кононова. Он, несмотря на то, что на нем тлела одежда, вел огонь. Кононов погиб с оружием в руках.
Воинскую сметку и мастерство проявил наводчик 45-миллиметровой пушки Сковородько. Когда вышел из строя оптический прицел, воин продолжал стрелять, наводя орудие по стволу. Сковородько рассеял группу солдат противника и подбил несколько вражеских машин.
29 июня противник, действуя с непростреливаемых направлений, вплотную приблизился к нашим дотам. Мы вынуждены были укрыться в нижнем этаже. На нарах лежали раненые.
Когда осколки и пули стали пролетать в наше укрытие, мы перебрались в агрегатное помещение.
30 июня враги применили огнеметы. От скопления пороховых газов, копоти, гари мы задыхались. Бронированная дверь раскалилась. Раздался взрыв — то ли от сильного фугаса, то ли взорвались остатки боеприпасов. Дверь вышибло, огонь прорвался в агрегатную, много бойцов и командиров погибло.
Кто и когда вынес меня из горящего дота, не помню. В сознание пришел на земле. Болела раненая голова. Я с трудом повернулся — рядом лежали раненые. Среди них узнал бойцов Писарева, Воробьева.
Один из бойцов копал яму. Раненые шептали, что это для нас.
Я спросил, что с Шевлюковым. Сказали, что он ранен в ногу, гитлеровцы узнали, что он командовал ротой. Очевидно, поэтому его держали отдельно.
Враги поставили у ямы старшего сержанта. Они допытывались, кто стрелял из 45-миллиметровой пушки, когда дот был уже блокирован. Все мы знали: стрелял сам Шевлюков. Но ни слова не сказал воин и погиб смертью героя. Шевлюкова я видел потом в лагере Бяла-Подляска.
Лежавший поблизости боец рассказал мне о Локтеве. Политрук Локтев был смелый и энергичный человек, хороший товарищ. Он командовал ротой, сам проверял готовность дотов к бою. Когда в горевшем доте «Холм» держаться дольше стало невозможно, Локтев вместе с бойцами выскочил оттуда. В руках у него был пулемет, из [81] которого он стрелял на ходу. Здесь же, у дота, его расстреляли{16}.
Весной 1964 года в Музее обороны Брестской крепости меня познакомили с письмами жены политрука В. К. Локтева. Вениамина Евстафьевна пишет: «И теперь в моей памяти держится ответ мужа, когда мы, женщины, сказали, что нужно уходить: «Даже мысли не должно быть, что есть дорога назад. Будем бороться до последнего патрона». Вместе с бойцами в точке до последнего момента находилась жена старшины Сергея Горелова — Анна. Она мне сообщила, что перед выходом в последнюю атаку вечером 29 июня Локтев что-то писал, а потом свои записи спрятал в доте». [82]