В трудную годину
Грозные июньские дни
Прошел путь от рядового бойца до генерал-полковника. В июне 1941 г. Л. М. Сандалов — полковник, начальник штаба 4-й армии. С первого дня войны на фронтах.
Награжден восемью орденами, пятью медалями и шестью иностранными орденами.
Член КПСС.
В настоящее время генерал-полковник Л. М. Сандалов в запасе. Много работает над обобщением опыта Великой Отечественной войны, особенно ее начального периода.
К концу 1940 года, несмотря на маскировку во внешней политике Германии, широко распространявшей слухи о подготовке к вторжению на Британские острова, стало очевидно, что следующий удар она нанесет не Англии, а Советскому Союзу. Упоенные легкими победами на Западе, фашисты мечтали о мировом господстве, видя себя властителями всемирной империи. В декабре 1940 года давно вынашиваемый ими замысел о нападении на Советский [12] Союз был оформлен в пресловутом документе «план Барбаросса».
По этому плану две из трех групп немецких армий, сосредоточенных против Советского Союза, развертывались для нанесения главного удара севернее Полесья. Одна из этих групп — особо сильная группа армий «Центр» с мощными танковыми и моторизованными соединениями — нацеливалась против войск Западного округа с ближайшей задачей раздробить их и овладеть Белоруссией.
Перед нарастающей угрозой войны в конце 1940 и начале 1941 года Советское правительство и главное командование наметили ряд мероприятий по усилению мощи и боевой готовности вооруженных сил страны и сразу начали проводить их в жизнь.
В соответствии с этими мерами стрелковые дивизии 4-й армии до весны 1941 года были переведены на новые штаты, не столь громоздкие, как раньше, и получали новое вооружение. В феврале начал формироваться 14-й механизированный корпус в составе двух танковых и одной моторизованной дивизий.
Нельзя не отметить, что в дислокации соединений армии были допущены промахи. Из оперативных соображений Генеральный штаб предписывал одну танковую дивизию 14-го механизированного корпуса сформировать в Березе на базе размещавшейся в Бресте танковой бригады комбрига С. М. Кривошеина, другую — в Пружанах из находившейся там танковой бригады полковника С. И. Богданова и в Пинске — моторизованную дивизию.
Однако хозяйственные соображения командующего ЗапОВО генерал-полковника Д. Г. Павлова побороли оперативные. Он приказал управление 14-го механизированного корпуса формировать в Кобрине, танковые дивизии развертывать из танковых бригад в местах их дислокации — Пружанах и Бресте, а моторизованную — в Березе.
Согласно его указанию, из Березы в Брестскую крепость была переведена дополнительно к размещенной там 6-й стрелковой дивизии и 42-я. Крепость явно перегрузили войсками.
В Малориту из Мозыря переместилась 75-я стрелковая дивизия. 49-я стрелковая дивизия по-прежнему стояла в Высоком. [13]
Таким образом, из стремления прикрыть 150-километровую полосу армии, все ее четыре стрелковые дивизии разместили непосредственно у границы.
Теперь у нас в армии не стало ни второго эшелона, ни резервов.
А мы, командование 4-й армии, отнеслись к такому явно невыгодному и опасному размещению войск, мягко выражаясь, примиренчески. В середине весны приехал новый командующий 4-й армией генерал-майор А. А. Коробков.
В апреле 1941 года концентрация немецких войск у нашей границы уже не была тайной. Майская информационная сводка Генерального штаба предупреждала округа и армии: «В течение всего марта и апреля с западного фронта и из центральных районов Германии немецким командованием производилась усиленная переброска войск в приграничную полосу с СССР». Фашистская армия готовилась к злодейскому вторжению на землю нашей Отчизны. Против 4-й армии Западного особого военного округа развертывалась 4-я немецкая армия фельдмаршала Клюге, нацелившая свой удар в направлении Брест — Пружаны — Слуцк — Бобруйск. Она состояла из двенадцати пехотных и одной кавалерийской дивизий и превосходила по численности нашу четырехдивизионную 4-ю армию более чем в три раза.
Приданная 4-й немецкой армии 2-я танковая группа генерала Гудериана имела три корпуса, называвшиеся в то время моторизованными, а вскоре после начала войны переименованные в танковые. Они состояли, как и наши механизированные корпуса, из двух танковых и одной моторизованной дивизий с такой же примерно штатной численностью танков, как и у нас. В каждой дивизии было свыше 200 танков. Следовательно, группа Гудериана по числу танков превосходила оперативно подчиненный нашей армии 14-й механизированный корпус также в три раза.
В авиации соотношение сил складывалось для немцев еще более благоприятно. Нашу 4-ю армию могла поддерживать лишь одна смешанная авиадивизия. А на сопровождение 4-й немецкой армии предназначалась большая часть самолетов из поддерживающего группу армий «Центр» 2-го воздушного флота. [14]
В конце первой недели июня штаб нашей 4-й армии, размещавшийся в Кобрине, получил информацию из штаба округа о том, что к 5 июня на границе Белоруссии сосредоточилось свыше 40 немецких дивизий и что 15 пехотных, 5 танковых, 2 моторизованные и 2 кавалерийские дивизии сосредоточены на Брестском направлении.
Пограничный отряд и наши части, работавшие на постройке оборонительных сооружений в пограничной зоне, извещали нас о том, что участились рекогносцировочные действия немецкого командования на западном берегу Буга, что немцы подтягивают к реке инженерную технику и отдельные подразделения, роют траншеи, устанавливают маскировочные щиты перед открытыми участками, сооружают наблюдательные вышки и т. д.
Как мне помнится, приблизительно 10 июня командующий армией и член Военного Совета после поездки в округ созвали узкое совещание, в котором приняли участие начальник управления политпропаганды армии бригадный комиссар С. С. Рожков, командир механизированного корпуса генерал-майор С. И. Оборин, командир авиационной дивизии полковник Н. Г. Белов и я. Генерал Коробков информировал нас, что окружное командование дало указания относительно летней учебы в войсках.
На вопрос, каково мнение начальства о продолжающемся сосредоточении немецких войск у нашей границы, генерал Коробков ответил, что Военный Совет округа, так же как и главное командование в Москве, считает, что Германия не осмелится нарушить договор о ненападении и скапливает свои войска у нашей границы потому, якобы, что опасается нас. В целях повышения боевой готовности ставилась задача быстрее строить укрепрайон и полевые позиции, для чего разрешалось в некоторых полках выделять вместо одного два батальона. И это практически все. Что касается реорганизации, оснащения новой техникой, то они шли очень медленно.
В авиадивизию только с 15 июня должны были поступать новые боевые самолеты. В 14-м мехкорпусе больше половины личного состава были необученные новобранцы. На имевшихся танках и автомашинах корпус мог поднять не больше четверти личного состава. Артиллерийские части получили пушки и гаубицы, но снарядов не было. [15]
Чтобы усилить боевую готовность войск, в ряде частей, особенно в Брестской крепости, военнослужащие с 10 до 15 июня спали одетыми, а большая часть командного состава ночевала вместе с солдатами в казармах. Правда, такие меры были вызваны не только напряженной обстановкой, но и стремлением показать минимальное время для сборов по тревоге, которые в тот период еженедельно проводились командованием корпуса или армии.
Тревожное настроение, достигшее особой остроты к середине месяца, с 15 июня начинает постепенно сменяться более спокойным. Это успокоение принесло опубликованное 14 июня в «Правде» широко известное заявление ТАСС, которое, по-видимому, имело целью, с одной стороны, опровергнуть слухи о подготовке Советского Союза к войне с Германией, подтвердить намерение нашего правительства неуклонно соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении и, с другой стороны, получить от немецких правительственных кругов официальное разъяснение о сосредоточении немецких войск у наших границ.
Заявление ТАСС притупило бдительность наших войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что в центре положение на наших границах не вызывает особых опасений, что, по-видимому, есть какие-то неизвестные обстоятельства, дающие возможность нашему правительству оставаться спокойным, что слухи о близкой войне с Германией распускают наши враги, стремящиеся столкнуть нас с немцами...
Вечер 21 июня для солдат и офицеров 4-й армии был обычным субботним вечером: люди отдыхали, смотрели на летних площадках спектакли, фильмы, выступления участников самодеятельности. В это время войска 4-й немецкой армии делали последние приготовления для внезапного нападения на Брестском направлении. Около 23 часов командарм и я, по распоряжению начальника штаба округа, были вызваны в штаб армии. Однако никаких особых распоряжений мы не получили.
С этого времени до момента вражеского нападения командование и старшие офицеры армейского управления, авиационной дивизии нашей 4-й армии находились в помещении штаба армии. В нервном, тревожном состоянии ходили мы из комнаты в комнату, обсуждая вполголоса кризисную [16] обстановку. Через каждый час звонили в Брестский пограничный отряд и в дивизии. Отовсюду поступали сведения об изготовившихся немецких войсках на западном берегу Буга. Такие же данные, как нам было известно, штаб округа имел и от других армий, а Генеральный штаб — от всех пограничных округов.
Около 2 часов ночи 22 июня начала действовать гитлеровская «пятая колонна». Из Бреста по телефону сообщили, что в городе и на железнодорожной станции погас свет и вышел из строя водопровод. Через несколько минут произошла авария на электростанции в Кобрине, а еще через полчаса прекратилась проволочная связь со штабом округа.
Примерно через час связь со штабом округа, с Брестом и с Высоким, где размещался комендант укрепрайона, была восстановлена; оказалось, что на линиях в нескольких местах были вырезаны десятки метров провода.
В 3 часа 30 минут командующий округом вызвал к телеграфному аппарату командарма и сообщил ему, что в эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. Было приказано на провокацию не поддаваться; банды пленить, но госграницу не переходить.
На вопрос командарма, какие конкретные мероприятия разрешается провести, генерал Павлов ответил:
— Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из крепости 42-ю дивизию для занятия подготовленной оборонительной позиции. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перевести на полевые аэродромы.
До 4 часов командарм успел лично по телефону передать распоряжение начальнику штаба 42-й дивизии и коменданту укрепрайона, однако приказ из округа запоздал. Из Бреста и Высокого в 4 часа донесли по телефону, что немцы открыли артиллерийский огонь по Бресту и крепости, по военным городкам и что командиры дивизий объявили боевую тревогу. Из районов сбора по тревоге войска будут выходить в соответствии с инструкциями на подготовленные оборонительные участки на границе. Батальонам укрепрайона дано распоряжение занять готовые доты. Через 10–15 минут связь штаба армии со стрелковым корпусом и дивизиями первого эшелона снова прекратилась.
О немецком артиллерийском налете, явившемся началом [17] войны, в армейском журнале боевых действий записано: «В 4.00 22.6, когда еще только близился рассвет, во всей нашей приграничной полосе неожиданно, как гром среди ясного неба, загремела канонада. Внезапный артиллерийский огонь фашистов обрушился по пунктам, где ночевали работавшие в пограничной полосе стрелковые и саперные батальоны, по подразделениям, сосредоточенным на Брестском полигоне для проведения учения, а также по заставам пограничников. Наиболее интенсивный артиллерийский огонь был сосредоточен по военным городкам в Бресте, и особенно по Брестской крепости. Последняя была буквально покрыта на всей площади беспрерывным артиллерийским и минометным огнем»{1}.
Проволочная связь западнее Кобрина была на многих участках повреждена. В тяжелой и недостаточно ясной обстановке командование и штаб 4-й армии оставались в Кобрине до 5 часов 30 минут — момента налета немецкой авиации на штаб армии. За несколько минут до этого мы с командиром прочли полученную моим заместителем, полковником И. А. Долговым, телеграмму из округа с запоздалым приказом Москвы: «В течение 22–23.6. 41 года возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам быть в полной боевой готовности и встретить внезапный удар немцев»{2}.
В Буховичах (7 километров северо-восточнее Кобрина), куда штаб армии перебазировался к 6 часам утра, была получена следующая телеграмма из округа: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому»{3}. Эта телеграмма была подписана командующим округом в 5 часов 25 минут, то есть в то время, когда пограничные войска и войска первого эшелона 4-й армии уже вели ожесточенные бои против вероломного врага.
В результате героического сопротивления наших войск частям вражеской 4-й армии не удалось форсировать Буг [18] с ходу и беспрепятственно продолжать свое продвижение на восток. Немецким войскам пришлось вести боевые действия по методу наступления на перешедшего к обороне противника.
Около 16 часов на запасном командном пункте армии, в районе Запруды (20 километров северо-восточнее Кобрина), удалось связаться по гражданским проводам со штабом округа. Начальник штаба потребовал меня к телеграфному аппарату. Я кратко доложил по телеграфу Морзе обстановку в армии. Генерал В. Е. Климовских передал:
— Штаб округа развернулся в штаб Западного фронта, объявлена общая мобилизация; армию перевести на штаты военного времени. Войска соседней с вами армии в 10 часов дрались на границе. С тех пор связи с армией нет. Командующий фронтом приказывает 4-й армии: контрударом, главным образом силами корпуса Оборина, разгромить противника в районе Бреста и выйти к границе. В помощь вам из полосы соседней армии, с рубежа Бельск — Гайновка, будет действовать в направлении на Брест механизированный корпус генерала Ахлюстина.
Мы понимали, что обессиленные войска без авиации не смогут нанести контрудар и разбить под Брестом мощную немецкую группировку. Но сознавая, что всякое предложение о переходе к обороне могло быть расценено как трусость, вынуждены были приступить к подготовке контрудара.
Решение нанести контрудар не сняло вопроса об организации обороны на намеченных тыловых рубежах. Но выдвигались на эти рубежи только пешие части, не имеющие механического транспорта.
Вскоре в Запруды, где к этому времени находился основной КП, прибыл представитель фронта генерал И. Н. Хабаров. Его запоздалые сведения об обстановке и письменные приказы, которые он привез с собой, об уничтожении прорвавшихся фашистских банд ничего нового командованию армии не принесли. Но своим сообщением о начале выдвижения в район Слоним — Барановичи 47-го стрелкового корпуса Хабаров влил в нас бодрость. По его словам, первые эшелоны управления корпуса и стрелковой дивизии, перевозимые из Бобруйска, и другой стрелковой дивизии из Гомеля были уже выгружены. Третья стрелковая [19] дивизия, расположенная в Слуцке, с вечера начнет перевозиться фронтовым автотранспортом по Московскому шоссе к Березе.
Надо откровенно признаться, что никаких надежд на успех контрудара мы не питали. Несмотря на это, в 6 часов 23 июня, после короткого артиллерийского налета, войска 4-й армии перешли в районе Жабинки в атаку. Противник никак не ожидал с нашей стороны контрудара и на ряде участков, в том числе в районе Пелищи и вдоль железной дороги от Жабинки к Бресту, был отброшен на несколько километров назад. Но через полчаса над нашими войсками появилось множество вражеских самолетов. Пикирующие бомбардировщики беспрерывно и безнаказанно бомбили танки 14-го механизированного корпуса, нанося ему тяжелый урон. Вслед за мощным ударом авиации перешла в наступление группа Гудериана. И вот на рубеже Каменец — Жабинка — Радваничи развернулось ожесточенное встречное сражение. В бой были брошены как с нашей, так и с немецкой стороны почти все танки и самолеты, предназначенные для действий на Брестском направлении.
Я был в то время в танковой дивизии полковника Богданова. С наблюдательного пункта отчетливо просматривался встречный бой двух танковых полков первого эшелона дивизии с громадным количеством вражеских танков и сопровождающих их орудий. Против каждого нашего полка действовала фашистская танковая дивизия (17-я и 18-я). На поле боя на той и другой стороне было видно много горевших танков. На наших глазах воспламенялись все новые и новые машины. Особенно большой урон наносили нашим частям фашистские пикирующие бомбардировщики Ю-88. Однако, несмотря на такое неравенство, части 30-й и 22-й танковых дивизий продолжали упорно драться. Лишь ценой огромных потерь 17-й и 18-й дивизиям группы Гудериана удалось потеснить нашу 30-ю танковую дивизию и захватить западную часть Пружан.
По предложению штаба армии генерал Оборин усилил 30-ю дивизию сводным полком моторизованной дивизии; с подходом свежих сил наши части снова атаковали врага и выбили его из Пружан. В руках гитлеровцев остались лишь отдельные строения на западной окраине города. Несколько [20] подразделений моторизованного корпуса было уничтожено, около 20 подбитых вражеских танков осталось на площади в Пружанах. В этом бою особенно отличились танковые батальоны дивизии Богданова, которыми командовали капитан Ф. И. Лысенко и майор М. А. Бандурко.
Если бы механизированный корпус обладал хотя бы сотней танков КВ и Т-34, результаты встречного сражения, несомненно, были бы иными. А ведь эти непревзойденные по боевым качествам танки перед войной в Западном округе имелись, Но, к сожалению, все они были сосредоточены на Белостокском направлении и включены в один механизированный корпус, которому не удалось сыграть активной роли в пограничном сражении.
После 16 часов противник ценой больших потерь прорвался севернее Кобрина через наш оборонительный рубеж; немецкие танки стали выдвигаться на Московское шоссе.
До 19–20 часов 23 июня войска нашей 4-й армии сдерживали атаки гитлеровцев на рубеже Пружаны — р. Мухавец — Кобрин. Однако надежд на прочность обороны этого рубежа, особенно на подступах к Березе, было мало. Превосходство врага в наземных силах и в авиации увеличилось. Большие потери, понесенные 28-м стрелковым корпусом и 22-й танковой дивизией в связи с внезапностью вражеского нападения и тяжелыми боями, отсутствие противотанковых мин и инженерного имущества для устройства заграждений и оборонительных сооружений, малочисленность зенитных, противотанковых и артиллерийских частей, которые к тому же израсходовали почти все снаряды, — все это не могло не отразиться на боеспособности войск.
Если до сих пор горючим на наличные машины части обеспечивались сравнительно легко из кобринского и пружанского окружных складов горючего, то пополнение боеприпасами производилось с трудом. Все части армии могли получить боеприпасы только на окружном артиллерийском складе, где после вражеского налета несколько хранилищ уцелело.
Каждая часть самостоятельно посылала за боеприпасами машины или подводы, которые по возвращении иногда не находили своих частей. Армия не имела собственных тыловых складов и транспортных средств, а железнодорожные [21] пути к западу от линии Пинск — Слоним уже к концу первого дня войны были выведены из строя.
И, наконец, еще одно обстоятельство стало оказывать влияние на утомленные в беспрерывных двухдневных боях войска — это питание. Большинство подразделений в 28-м стрелковом корпусе и 22-й танковой дивизии кухонь не имело, солдаты и офицеры питались, как правило, одним хлебом.
Несмотря на все это, 24, 25, 26 июня части 4-й армии продолжали вести упорные ожесточенные бои на территории Брестской области. Используя выгодные рубежи, они наносили чувствительные удары по врагу. Лишь ценой огромных потерь противнику удавалось продвигаться от рубежа к рубежу.
В то же время и в глубоком вражеском тылу наши доблестные части, гарнизоны Брестской крепости, дотов 62-го укрепрайона по-прежнему стойко отражали натиск брошенных на их уничтожение сил противника. Оперативная сводка немецкой группы армий «Центр» за 25 июня свидетельствует: «В крепости Брест гарнизон продолжает держаться, оказывая исключительно упорное сопротивление... У железнодорожного моста в Семятичах и дотах находятся части противника, которые подвергаются сильному обстрелу нашей артиллерии».
Именно эти бои заставили бывшего начальника штаба 4-й немецко-фашистской армии Блюментрита признаться: «Начальная битва в июне 1941 года впервые показала нам Красную Армию. Наши потери доходили до 50 процентов.
ОГПУ и женский батальон{4} защищали старую крепость в Бресте... до последнего, несмотря на тяжелейшие бомбежки и обстрел из крупнокалиберных орудий. Там мы узнали, что значит сражаться по русскому способу...»{5}
Героические подвиги воинов приграничных армий в тяжелые июньские дни 1941 года закладывали основу для будущих побед Советской Армии. [22]