Страницы нашей «фронтовички»
Время от времени я перечитываю свои корреспондентские блокноты и тетради фронтовых лет, храню их подобно «трофеям», взятым на поле боя. Всматриваясь в скупые карандашные записи, поблекшие от времени страницы, пытаюсь прочесть и восстановить в памяти их истоки, заглянуть в прошлое, в события, удаленные от нас более чем на сорок лет. Кажется, эти страницы, овеянные гарью и порохом, писавшиеся в траншеях и землянках, а иногда и в часы огневой метелицы, заговорят как живые. Какой-то факт, штрих, забытая фамилия, название реки, рощи, высотки, сожженной деревни — и память воскрешает картины войны, лица фронтовых товарищей, их голоса, думы. Может быть, с боевых донесений командиров и политработников, листовок-молний, корреспондентских блокнотов, дневников и начинается суровая хроника войны, летопись солдатских подвигов.
Особенно люблю я листать подшивку фронтовой газеты «Вперед на врага». С ней рядом шла моя судьба, офицерская молодость. С ней связаны годы радостей и страданий, напряженный труд военного корреспондента. Моя родная солдатская газета издавалась на Калининском и 1-м Прибалтийском фронтах. Как боец-пехотинец, она прошла тысячи километров по огненным дорогам войны. Ее корреспонденты проложили солдатские тропинки по землям Калининской и Смоленской областей, объятой огнем Белоруссии, Латвии и Литвы.
На этом большом и опасном пути было много событий лихой военной страды — огонь Ржева и Великих Лук, бои за Духовщину и Велиж, Витебский «котел», линия «тигр» у города Полоцка, стремительный прорыв наших войск в Прибалтику, выход к Рижскому заливу. Особенно памятна мне операция «Багратион» в горячее лето сорок четвертого. А разве можно забыть бои на Земландском полуострове, штурмовые дни и ночи Кенигсберга (ныне Калининград), весну нашей великой Победы?
Корреспондентские блокноты, страницы фронтовой газеты хранят живую память о пройденных путях-дорогах, героике того времени, друзьях-газетчиках, чьим оружием стали свинцовые строки, правдивое русское слово.
Много на нашем большом пути встречалось осиротевших прифронтовых селений, многие уже и стерлись в памяти, другие оставили в ней свои зарубки. Однажды наша редакция остановилась в прифронтовой деревне, превращенной врагом в руины. Каким-то чудом уцелели три домика... Всюду виднелись воронки от снарядов, пепелища, блиндажи и окопы. На порывистом ветру жалобно скрипят деревья, раненные осколками.
Вхожу в приземистую крестьянскую хату. Стены оклеены немецкими газетами и журналами, гитлеровским официозом «Фёлькишер беобахтер». Броские заголовки, цветные фото, слова, отравленные ядом ненависти, фашистского разбоя. Пожилая крестьянка Агафья Петровна говорит с горечью:
— Жила тут ихняя солдатня, измывались над нами, клятые. Все стены в хате, гляньте, замазали. Второй день скребу эту пакость, чтобы духу ихнего не было.
В просторном блиндаже собрались мои друзья, корреспонденты-ходоки, так их добродушно называют у нас в редакции. Они только что вернулись из района боев усталые, запыленные, с синевой под глазами от бессонных ночей. А время не давало им передышки. Надо быстрее перечитать блокноты, «отписаться [207] «, сдать в набор строки и вернуться туда, где, не зная устали, громыхает бой.
В эти короткие встречи в редакции мы говорили о виденном и пережитом, об интересных людях, солдатских подвигах, журналистском творчестве. Я с интересом слушал нашего неугомонного очеркиста Всеволода Иорданского, мечтательного и порывистого Павла Хорунжего, острого на язык, быстрого в работе Анатолия Муравьева, твердого и решительного Григория Долина.
Наших молодых журналистов волнует вопрос о правдивом показе героев войны, литературном портрете, образе.
— О наших окопных друзьях, — сказал Павел Хорунжий, — хочется писать искренне, без прикрас и словесной риторики, показать их солдатскую верность родной земле, сильные характеры. А ведь мы еще грешим звонким словцом, стреляем шаблонными фразами.
Листая страницы помятого блокнота, Анатолий Муравьев продолжал разговор:
— А я мечтаю написать очерки о парторгах переднего края. Честное слово, люблю этих скромных, смелых людей. Сколько у них душевной теплоты, терпения противостоять всем тяготам окопной жизни. Много и партийных обязанностей, забот. А вот право одно: первыми атаковать врага, первыми в бою погибать за Родину... Какие это прекрасные люди! — заключил свою мысль Анатолий Муравьев.
Всеволод Иорданский достал из планшета и развернул топографическую карту. Рассматривая ее, наносил карандашом какие-то знаки.
— А слышал ли ты, Павел, о сержанте Александре Алталиеве? — неожиданно спросил он, обращаясь к Хорунжему.
— Да нет, я такого не знаю.
— Вот о ком бы надо книжку написать, смельчак парняга и умелец, — продолжал Иорданский. — Гранатами три немецких танка подбил. А какой отчаянный разведчик, ловец «языков»... Восемь раз был ранен и остался жив. Встретился я как-то с Алталиевым около подбитого немецкого танка. Расспрашиваю его о подвигах, а он мне в ответ: «А что тут особенного? Такова моя солдатская должность». Награжден многими боевыми орденами и медалями.
...В блиндаж вошел редактор газеты полковник Михаил Максимович Рамзин. Его карие глаза возбужденно блестели. В руках — телеграфная лента.
— Я только что получил из «Березы» корреспонденцию нашего собкора о подвиге гвардии рядового Анатолия Угловского, — сказал он. — Молодой солдат вступил в бой с немецким «тигром»... Противотанковыми гранатами смельчак разбил гусеницы стальной громадины, подбил танк. Но погиб в этом неравном жестоком поединке. Завтра же об этом подвиге расскажем в газете. О таких людях надо песни слагать...
Со страниц нашей «фронтовички» постоянно звучало слово журналистов и писателей о людях подвига. Строка за строкой, штрих за штрихом рисовали они образ воина-патриота, славили солдатское мастерство и мужество. На газетных полосах долго жил и воевал бывалый русский солдат, смельчак и умелец Фома Смыслов. Полевая почта доставляла ему с разных фронтов тысячи писем. Но мало кто знал, что это литературный персонаж, а создавал сказы «Заветное слово Фомы Смыслова» поэт Семен Кирсанов. Как боевой собрат Василия Теркина Твардовского, Фома Смыслов Кирсанова шел по полям войны, учил и вдохновлял солдат побеждать врага.
В нашей фронтовой редакции на Калининском фронте в 1942 году работал специальным корреспондентом Ираклий Андроников. Мы, молодые газетчики, искренне уважали даровитого писателя, остроумного рассказчика, энтузиаста-лермонтоведа. Ираклий Луарсабович побывал в окопах под Ржевом и на других плацдармах войны. Опасной была его командировка за линию фронта, к белорусским партизанам. Нас радовало добродушие и мужество писателя, его редкий и счастливый дар рассказывать о войне образно, в лицах, рисовать портреты, характеры фронтовиков, артистически передавать их мимику, интонации, голоса. С каким-то особенным интересом слушали мы его рассказы о командире дивизии Чанчибадзе. Рассказ-диалог о встрече писателя с комдивом был опубликован в нашей газете. Так, наверное, и рождались популярные «устные рассказы», очерки-эссе, записки литературоведа, книги.
Подружился я в редакции с украинским писателем Семеном Скляренко. Быстрый в работе, он радовал редакцию интересными очерками, рассказами. Урывая часы от сна и отдыха, писал для газеты фронтовую повесть. [208]
Однажды с Семеном Дмитриевичем мы шли по лесной тропинке, разыскивая штаб стрелкового полка. Вдали слышались орудийные выстрелы. А в лесу так голосисто щебетали птицы, что, очарованные их звонким «концертом», мы сделали короткий привал. Вглядываясь в лесную чащу, Скляренко раздумчиво сказал:
— Не беда, что сегодня мы пишем небольшие заметки для газеты. Надо бережно, по крупицам собирать факты, документы, записывать рассказы солдат, командиров, вожаков-коммунистов, их думы, пристально вглядываться в лица и характеры. Надо запечатлеть карандашом во всех подробностях быт и приметы окопной жизни, не уклоняясь от суровой правды.
Писатель достал из кармана блокнот, что-то записал в него и продолжал:
— Может быть, со временем из наших блокнотов родятся книги о героях этих грозных дней.
В послевоенные годы, встречаясь в Киеве с Семеном Дмитриевичем, я напомнил ему наш «лесной разговор». Лицо писателя озарила добрая улыбка.
— А ведь и верно, — сказал он, — наши фронтовые блокноты, да и солдатские газеты стали для писателей живыми родниками в работе над книгами.
Особенно памятны мне дни операции «Багратион», лето 1944 года. Несколько наших фронтов нанесли сокрушительные удары по врагу в Белоруссии и Прибалтике. Конечно, находясь в полку или в дивизии, со своего «корреспондентского НП» я мог видеть только отдельные эпизоды огромного театра военных действий. Кодовое название «Багратион» было тогда засекречено. И только после войны из газетных публикаций и мемуаров военачальников мы узнали о замыслах Верховного Главнокомандования, о масштабах этого грандиозного сражения.
Даже сквозь толщу времени четырех десятилетий память сохранила железную поступь «Багратиона». На белорусской земле громыхают танки, орудийные тягачи, бронетранспортеры, вздымая облака серой пыли. Идут пехотинцы с полной боевой выкладкой, бронебойщики, саперы прощупывают миноискателями поля, большаки. С каждым днем, как штормовые волны на море, крепчает наступление Советской Армии.
В «Витебском котле» гибнут немецкие дивизии. Освобожден Минск, тысячи родных поселков и деревень.
Выездная редакция газеты «Вперед на врага» уже несколько дней находится в окопах под Полоцком. Город — одна из вершин стратегического треугольника Невель — Витебск — Полоцк, узел железных и шоссейных дорог. И не случайно гитлеровское командование с таким упорством обороняло город, построив здесь мощную полосу инженерных сооружений под громким названием «Тигр».
По дороге на большой скорости проехали вездеходы. Это на КП прибыл командующий 1-м Прибалтийским фронтом Иван Христофорович Баграмян. Его имя было популярно в войсках.
Вскоре суровым голосом огня и металла заговорили тысячи орудий. «Катюши» выбрасывали огненные стрелы реактивных снарядов. Артиллерийский шквал долго крушил железобетонное тело линии «Тигр». Но вот наступило время, когда за огненным валом пушкарей пошли в наступление наши мотострелковые и танковые части. Они ворвались в Полоцк. На его улицах и площадях громыхали выстрелы, рвались снаряды. Пехота яростно атаковала врага.
Выездная редакция шла по горячим следам боя. И если фоторепортер Борис Вдовенко поспевал делать кадры, то мне и Алексею Козлову нелегко было «взять на карандаш» бурные события дня. К тому же заместитель редактора Иван Сербиченко торопил с выполнением задания. А работать приходилось буквально под огнем. Когда мы осматривали центральную площадь, налетели немецкие пикировщики. Бомбы рвали землю, бетон, бушевало пламя. А мы лежали в проломах дома и проклинали фашистских стервятников.
Запомнились волнующие встречи с половчанами. Худые, будто тени, истерзанные горем, они вылезали из подвалов, разных укрытий, где можно было спрятаться на время боя. Высокий старик, одетый в балахон из мешковины, тихо и печально говорил:
— Подумать только, каких людоедов спустил с цепи Гитлер. У нас в Полоцке они триста человек закопали живыми в большую яму. А потом утюжили страшную могилу гусеничным трактором... [209]
Закрыв лицо шершавыми ладонями, старик глухо рыдал. Из рассказов жителей города мы узнали о полоцкой трагедии, о кровавом разгуле фашистов в лагере военнопленных, о массовых расстрелах в тюрьме...
...Уже смеркалось, когда наша выездная редакция вернулась на свою базу. А утром в окопах, на огневых позициях батарей, лесных аэродромах воины читали газету «Вперед на врага», посвященную сражению за город.
«Полоцк освобожден! Вперед, славные прибалтийцы, к новым победам!» — призывала газета.
По адресам войны, по солдатскому компасу пришли и корреспонденты на земли Латвии и Литвы. Нет, никогда не забудется Прибалтика, ее зеленые поля, реки, хутора. Мне особенно памятны трудные, затяжные бои в лесах и болотах Курляндии, сражения за Ригу, Елгаву, Тукумс, прорыв наших стрелковых и танковых частей к Рижскому заливу. Вместе с фотокорреспондентом Сергеем Барановым мы вышли с передовыми частями к заливу. Быстро возвратились на самолете в редакцию и опубликовали в газете полосу об этой славной победе. Как радостно было писать о выходе советских воинов на берег Балтийского моря. Мы привезли в подарок командующему фронтом генералу И. X. Баграмяну сувенир — бутылку с морской балтийской водой.
Последнюю огненную точку воины-прибалтийцы поставили в апреле 1945 года на Земландском полуострове в сражении за Кенигсберг. Мне зримо памятны дни «звездного штурма» города-крепости. От бомбовых и артиллерийских ударов огромной силы, казалось, вздрагивала земля, город стонал и огрызался, как тяжело раненный хищник. Всюду бушевали пожары, пламя окрасило облака в багрово-пепельный цвет.
На улицах и площадях Кенигсберга, особенно в штурме его фортов, наши воины наперекор всем смертям героически атаковали врага, час за часом приближая победу. Нелегко было и нам, корреспондентам, обеспечить газету оперативными материалами. В круговерти огня, под грохот орудий писали мы репортажи. Наши журналисты Григорий Долин, Алексей Козлов, Павел Хорунжий, фотокорреспонденты Борис Вдовенко и Сергей Баранов, художник Владимир Минаев запечатлели на страницах газеты «Вперед на врага» героику тех незабываемых апрельских дней, людей подвига.
С большим очерком о фортах Кенигсберга выступил в газете Всеволод Иорданский.
Минули десятилетия, но как памятна и сегодня весна сорок пятого, последние километры войны. А сколько было волнующих встреч на перепутьях жизни с героями штурма Кенигсберга. Подружился давно с отважным пехотинцем, штурмовавшим форт «Король Фридрих», Героем Советского Союза Владимиром Полупановым. О нем и его боевых побратимах я рассказал в очерке «Апрель, месяц грозовой» в книге «Фронтовики».
Иногда говорят: газета живет только один день... Неправда! Солдатские газеты военных лет выдержали испытание временем, их живой голос мы слышим и сегодня, их слово, я верю, не умрет никогда! На страницах нашей фронтовой «Вперед на врага» живет солдатская героика, живут незабвенные легендарные имена Александра Матросова, Лизы Чайкиной, Юрия Смирнова, Анатолия Угловского, Алексея Маресьева. Они вошли в нашу жизнь, стали нашей гордостью. А ведь когда-то страна ничего не знала об этих людях. Наша газета в апреле 1944 года впервые напечатала очерк о подвиге летчика Алексея Маресьева, где говорилось: «Об этом нужно написать книгу. И если она будет написана, то назовут ее, наверное, «Песня о мужестве». Автор очерка ошибся только в названии книги. Он, конечно, не мог предугадать, что Борис Полевой напишет «Повесть о настоящем человеке» и имя Маресьева обретет мировую славу.
Наша газета по горячим следам боев писала о подвиге Лизы Чайкиной, о воинах Панфиловской дивизии, которая какое-то время сражалась на Калининском фронте, белорусских партизанах, героях латышах и литовцах. По-отечески заботливо пестовала она мастеров меткого выстрела. Снайперы Опарин, Копылов, Смоленский, Квачантирадзе, Юсупов, Мадаминов и другие были нашими любимыми героями. В золотую книгу героев газета вписала светлое имя медицинской сестры Зины Туснолобовой. О подвиге девушки из Полоцка узнал фронт, узнала страна.
В серых порыжевших шинелях, кирзовых сапогах, с пистолетами и блокнотами шли по полям войны под артобстрелами и бомбежками скромные бойцы газетного фронта. Читателям полюбились очерки и корреспонденции, [210] репортажи с поля боя Алексея Козлова, Григория Долина, Анатолия Муравьева, Павла Хорунжего, Анатолия Панфилова. А как вдохновенно работали наши художники Владимир Минаев и Павел Шмелев. Их рисунки — портреты героев, карикатуры — украшали газету.
С сердечной болью я вспоминаю журналиста москвича Михаила Соколовского. До войны он работал ответственным секретарем журнала «Знамя». В редакции нашей фронтовой газеты был начальником отдела партийно-комсомольской жизни. Мы уважали вдумчивого, доброго человека, одаренного журналиста. В октябре 1944 года Соколовский поехал на передовую писать очерк о парторге стрелковой роты. И здесь пуля немецкого снайпера оборвала его жизнь. Мы привезли нашего друга в редакцию. Он лежал в гробу с перевязанной головой в хате партийного отдела. В скорбном молчании становились в почетный караул корреспонденты, наборщики, печатники. Горько плакали машинистки редакции. Два дня тому назад он был с нами. Сидел вот за этим столом, писал для газеты передовую статью, свои последние строки...
Перед отъездом на передовую говорил мне:
— Вот кончится война, и мы будем улыбаться солнцу, синему небу, ходить в полный рост по полям, радоваться всему земному. На войне гибнут люди. Надо не только возлагать венки скорби на могилы фронтовиков. Нужно сказать живым — не забывайте, любите их!
Мы похоронили боевого друга на площади литовского города Шяуляя. Были в нашем коллективе и другие потери. Кровь не раз обагряла корреспондентские блокноты.
...Страна отметила 40-летие великой Победы. И снова и снова мы вспоминаем фронтовых побратимов, друзей далеких военных лет. А годы не щадят людей солдатского племени — неумолимо тают их ряды.
На страницах газет, журналов, книг запечатлены события тех лет, имена многих фронтовиков. Каждый журналист, наверное, имеет «своих героев». Есть они и у меня. В разных уголках страны живут товарищи военного времени — на Украине и в Белоруссии, на Урале и Кубани, в Москве, на Волге и в Казахстане. Но и огромные расстояния — не помеха дружбе. Сколько радости доставляют их письма, праздничные телеграммы. Побывал у меня в гостях фронтовой друг, фотокорреспондент нашей газеты Борис Вдовенко. Теплой, взволнованной была эта встреча. Кажется, даже годы не тронули Бориса Евгеньевича, и он остался таким же неугомонным, влюбленным в свою беспокойную профессию. Вспомнили мы и совместные командировки в районы боев, огневые позиции батареи, где Борис был ранен осколком снаряда. Вспомнили товарищей по редакции. Мысленно прошли по военным большакам, пылающим селам и городам России, Белоруссии, Прибалтики.
А какие добрые чувства вызывают встречи с бывшим корреспондентом нашей фронтовой газеты майором Григорием Долиным. Сколько раз попадали мы с ним под огонь, познали, что такое «сабантуй» на фронте. И всегда перед лицом опасности его не покидало мужество. Человек счастливой судьбы, твердого характера, исключительного трудолюбия, он на всю жизнь сохранил фронтовую закалку. И сегодня генерал-лейтенант Григорий Иванович Долин с честью служит в Советской Армии, удостоен высоких наград Родины. С большой теплотой он вспоминает работу в газете, товарищей по перу.
Моя жизнь и судьба — журналистика. Работая в молодости на Урале, в областных газетах «На смену» и «Уральский рабочий», я немало писал о доменщиках и сталеварах, горняках медных и калийных шахт, гранильщиках драгоценных камней, строителях Уралмаша и Магнитки.
На фронте мне полюбились люди подвига, их сильные характеры, душевная красота... После войны более десяти лет работал корреспондентом «Красной звезды». Это была замечательная школа для нас, фронтовых газетчиков. По дорогам семи союзных республик пролегли мои корреспондентские маршруты.
Сколько в те годы было волнующих встреч с интересными людьми, чьи имена вписаны в живую ткань фронтовой героики. Хотелось на страницах газет, журналов, книг рассказать об их подвигах, судьбах. В Москве и на Урале мне посчастливилось разыскать снайперов нашего фронта Нину Соловей и Любу Макарову, рассказать в печати о их солдатских подвигах, боевой молодости.
На Волге, в Горьковской области, жил мой фронтовой товарищ комсорг стрелкового батальона лейтенант Николай Трофимов, с которым я подружился в бою. Как взволновала [211] меня тогда удивительная история о 23 родных и двоюродных братьях Трофимовых, воевавших на разных фронтах. После войны я поехал на Волгу. Сердечной была встреча с боевым комсоргом. А вскоре люди узнали о солдатских подвигах и судьбах братьев-волгарей.
Время, годы сдружили меня и с отважным танкистом, дважды Героем Советского Союза Степаном Шутовым, командиром взвода Петром Широниным, земляком-уральцем снайпером Василием Зайцевым и многими другими.
А как дорого мне имя зенитчика-фронтовика Михаила Воронова! Выстрел уральских ракетчиков 1 мая 1960 года, сбивших американский шпионский самолет Пауэрса, прозвучал тогда на весь мир! Об этом событии, подвиге наших ракетчиков, их командире мне посчастливилось рассказать на страницах «Красной звезды» и в книжке «Ракетчики». С тех пор прошло более двух десятилетий. Но не разошлись наши дороги, не порвались нити армейского братства. Сколько теплых, сердечных весточек получил я за эти годы.
Давно хотелось повидать мне друга, и я поехал на юг, в солнечный приморский город, где живет полковник в отставке Михаил Романович Воронов. По-братски волнующей была наша встреча у Черного моря. Мы вспоминали фронт, минированные солдатские дороги.
Вспомнили и весну шестидесятого года, Урал, снайперский выстрел наших ракетчиков.
— А для всех нас сегодня, — раздумчиво сказал Воронов, — дороже всего чистое небо и мир на земле.
Сколько их, фронтовых побратимов... Память часто возвращает меня в траншеи Калининского фронта, на лесные болотные рубежи. В 1943 году в одном из стрелковых батальонов я повстречался с 12-летним разведчиком Юрием Жданко. За свои смелые походы по тылам врага он был награжден медалью «За отвагу». После войны я разыскал юного друга. И вот уже почти сорок лет между нами продолжается переписка. И хотя за это время мы ни разу не встречались, не остыли наши добрые чувства. А недавно Юрий Иванович сообщил мне семейную новость... Он стал дедушкой. Подумать только... В моей памяти он и сегодня живет «мальчиком из легенды».
Говорят, что память способна противостоять разрушающему ветру времени. Так ли это, сказать трудно. Но твердо знаю, что слово, отлитое в свинцовую строку, сродни нержавеющей стали. И, может быть, в грядущем двадцать первом веке люди прочтут наши заметки, репортажи с поля боя, очерки, строки, не убитые войной... И скажут: «Вот как это было в Великую Отечественную...» [212]