Судьбы тех, о ком рассказала книга
Написана последняя фраза. Поставлена точка. Рукопись, над которой я работал шесть лет, закончена.
Я перечитываю ее, и мне кажется, что в ней что-то недосказано. Нет, не отдельные эпизоды, события, встречи, которые не вошли в книгу. Речь идет о чем-то другом, чего я не могу понять, но что должно быть...
Как обычно, выхожу поздно вечером во двор подышать перед сном свежим воздухом. И, как часто бывает, встречаю Николая Григорьевича Травникова — он живет в тех же бывших Спасских казармах, что и я, и тоже любит пройтись на сон грядущий.
— Значит, закончили? — радуется Николай Григорьевич. — Поздравляю и жду. Очень жду: приятно будет вспомнить Вену... Да, немало воды утекло с тех пор... Кое-кого уже нет, другие ушли на отдых, на покой. Хотя погодите, это не верно. Прав Александр Блок: «И снова в бой. Покой нам только снится». Нет, наш покой — не безделье. Это новая работа, интересная, волнующая, нужная. Работа общественная, партийная. Нет, Григорий Михайлович, мы не оторвались от жизни, не вышли из колеи. Мы по-прежнему в строю...
Я возвращаюсь домой и сажусь за стол. Теперь я знаю, чего не хватает в книге: надо рассказать судьбы тех, о ком поведала книга. И не только о людях...
15 мая 1955 года в Вене, в мраморном зале Бельведерского дворца, был подписан Государственный договор с Австрией. Инициатива заключения договора принадлежала Советскому Союзу, в то время как западные державы всячески старались затянуть его подписание и строили различные планы использования австрийской территории в агрессивных целях НАТО. Однако им пришлось [361] уступить, и 27 июля состоялись последнее заседание Союзнического Совета и торжественная церемония спуска флагов четырех держав, более десяти лет развевавшихся над австрийской столицей.
В этот же день по радио выступил президент Австрийской Республики Теодор Кёрнер: старый бургомистр Вены в 1951 году был выбран народом Австрии ее президентом.
— Пали последние преграды, отделявшие Австрию от ее свободы, — говорил Кёрнер. — Австрия встала на новый путь — путь нейтралитета. Отныне Австрия знает только одну борьбу — борьбу за мир и справедливость на земле.
Я читал эти слова Кёрнера и думал о том, что в этом новом политическом курсе нейтральной Австрии пусть малая, но все же какая-то доля заслуги и нашей советской комендатуры. Всем строем нашей жизни, всем характером нашей работы в Вене мы показали австрийцам, что извечный закон капитализма — «человек человеку — волк» — не единственный закон на Земле. Есть другой закон, по которому скоро будут жить все люди Земли, — «человек человеку — друг». И советские люди доказали это своим примером, они помогли поднять из руин воевавшую против нас Австрию...
Да, много воды утекло с тех пор.
Осенью 1947 года я оставил Вену в связи с назначением на новую должность. И в том же году в Москву приехал Теодор Кёрнер, чтобы от имени Вены поздравить столицу Советской страны с ее славным восьмисотлетним юбилеем.
Бургомистр Вены передал Москве адрес в массивном дубовом футляре с изображением готических башен ратуши.
В адресе, в частности, было написано:
«Вена, столица республики Австрии, радостно приветствует Москву, столицу свободы народов Советского Союза, ко дню ее 800-летия...
Большие древние города — светочи человечества. Возникли ли они по неосознанной необходимости или по велению сильной воли, они не просуществовали бы века, если бы народ не воспринимал их как видимое отображение своего существа. И народ постоянно, не колеблясь, защищал их своей кровью, после каждого разрушения [362] создавал новое, лучшее выражение своего бытия. Поэтому эти великие города так сильны накопившейся в них в течение веков волей к труду, что их сила означает силу их страны.
В каждом из этих древних городов народ старается осознать самого себя. На этой постоянно растущей территории с ее улицами, площадями, домами все создано народом. Все здания и сооружения, это непрерывно растущее богатство — все плоть его труда! Куда ни упадет взор, он видит создание его работы, труда народа! И только труд народа поддерживает жизнь этого мира...
В Москве, в торжестве ее 800-летнего существования, трудящиеся всего мира видят свой первый город, который почерпнул из внутренней мощи свое собственное слово, чтобы возвестить его человечеству во всем его блеске и силе, слово, которое никогда больше не будет забыто:
Кто имел силу и был способен создать новый мир, тот навсегда останется его властелином, если только он всегда будет сознавать свою мощь!
Вена, 8 сентября 1947 года».
Адрес подписали бургомистр Вены Теодор Кёрнер, вице-бургомистры, городские советники.
К адресу были приложены текст и ноты гимна, написанные австрийским композитором Францем Сальмгофером. Гимну были предпосланы слова:
«Городу Москве, сердцу Советского Союза, ко дню 800-летия посвящает благодарственный гимн спасенный Советской Армией город Вена».
Кёрнер возвращался в Вену на самолете. Встречать его приехал на аэродром Лебеденко. И тут же к нему подошел председатель Общества австрийско-советской дружбы.
— У нас к вам большая просьба, господин генерал. И к тому же крайне срочная.
Суть дела состояла вот в чем.
Руководители социалистической партии, узнав, что на аэродром пришло много венцев встретить своего бургомистра, поняли, что венцы не только хотят поглядеть на Кёрнера, побывавшего в Москве, но и услышать от него, что он видел в Советском Союзе. Социалистические лидеры боялись, как бы старый Кёрнер не сказал чего-то [363] лишнего, ненужного: ведь он так любит русских и наверняка начнет хвалить их. И они решили сорвать выступление Кёрнера под тем предлогом, что, дескать, бургомистр стар, его утомила поездка, ему надо отдохнуть и что через два — три дня он выступит. А там будет видно.
— Господин комендант, — продолжает председатель Общества, — надо непременно добиться выступления бургомистра. Кёрнер вас так уважает, что не откажет вашей просьбе.
Лебеденко улыбнулся:
— Я сам давно не был в Москве, и мне было бы приятно услышать рассказ очевидца славного юбилея. Однако это личное дело господина Кёрнера, и я не вправе навязывать ему свою волю. Но, учтя вашу просьбу, попробую замолвить слово.
И Кёрнер выступил на аэродроме.
Он говорил о том, как прекрасна и молода восьмисотлетняя Москва. Он видел в Москве новые улицы, широкие, как площади, и площади, длинные, как улицы. Он видел ее метро, равного которому нет в мире: такое могли бы построить США, но при одном условии — предварительно сменив свой общественный строй на социализм. Он был свидетелем великой стройки, которая охватила не только Москву, но и всю Советскую страну.
Но больше всего Кёрнер говорил о советских людях, уверенно смотрящих в свой завтрашний день. Труд для них не тяжелая обязанность, а дело чести. Они уже давно не знают, что такое безработица. Они страстно хотят одного — мира на земле. И борются за этот мир.
Речь бургомистра на аэродроме была напечатана полностью только в коммунистической газете «Фольксштимме». Социалистическая газета «Арбейтер Цейтунг» привела ее в сокращенном изуродованном виде. Остальные и вовсе не напечатали. Кое-кто из журналистов даже пытался дискредитировать Кёрнера: старик-де выжил из ума, заразился в Москве коммунистическими идеями и стоит ли всерьез принимать его слова о Советском Союзе.
Но австрийский народ рассудил иначе: когда умер президент Карл Реннер, на его место Австрия выбрала Теодора Кёрнера.
Кёрнер скончался 4 января 1957 года.
Шли годы. [364]
Безвременно ушел из жизни Лебеденко — и родное молдавское село Малые Кирганы носит теперь его имя.
Первый комендант Вены Алексей Васильевич Благодатов живет в Москве. Он руководит тактической секцией Военно-научного общества ЦДСА и состоит членом президиума Общества советско-австрийской дружбы. Внешне Алексей Васильевич постарел, но по-прежнему полон энергии и летом, отдыхая на даче, самозабвенно трудится в саду и огороде.
С Николаем Григорьевичем Травниковым мы состоим в одной партийной организации ДОСААФа. После Вены генерал долго работал в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Сейчас, уйдя в запас, он по-прежнему много работает как депутат Дзержинского районного Совета и заместитель председателя комиссии содействия при Дзержинском райвоенкомате.
Иван Александрович Перервин, вернувшись на родину, работал в Измаильском, а затем Станиславском обкомах партии. Сейчас на пенсии.
Лев Миронович Ланда-Далев тоже живет в Москве. После возвращения из Вены, работал главным инженером и заместителем директора Центральной научно-исследовательской лаборатории по строительству при Министерстве заготовок СССР, потом перешел в Центральное бюро технической информации Государственного Комитета Совета Министров СССР по хлебопродуктам. Выпустил две книги по своей специальности. В 1930 году ушел на пенсию, но по-прежнему активно участвует в общественной жизни.
Михаил Назарович Попов живет рядом со мной на Домниковке и продолжает работать. Сначала был заместителем начальника Главного управления Министерства торговли СССР, а ныне директор крупного универсального магазина «Пассаж» на Петровке.
Совсем недавно, когда я заканчивал последнюю часть моей книги, меня нежданно-негаданно навестил переводчик Благодатова и Лебеденко Анатолий Петрович Авдеев. Демобилизовавшись из армии, он окончил факультет журналистики Казанского университета и уже давно работает в Казани ответственным секретарем областной газеты.
Макар Журавка — председатель колхоза где-то на Киевщине, он женился, и у него уже трое детей. [365]
Татьяна Николаевна Наумова вернулась в Советский Союз, работала в одном из ленинградских музеев, а в 1950 году с научной экспедицией уехала на Дальний Восток.
Павлика и Люсю я не нашел. Но кто знает, может быть, они прочтут эту книгу и откликнутся.
Не потерял я связи и с Яном Чепиком.
В своих письмах он педантично и подробно сообщает мне о венской жизни, вспоминает наших друзей — Вебера, Фриеров, Шпунта и милых женщин с Университетской улицы. Все они живы и здоровы. Этой зимой друзья похоронили стариков Хрумеля, Цуккера, а до них еще в 1955 году умер профессор Крамарж. Чепик с гордостью сообщает, что присутствовал на заключительном заседании 18 съезда Коммунистической партии Австрии. На съезде председателем партии вновь избран Иоганн Коплениг, секретарями ЦК — Фюрнберг, Рихтер и Фриц.
Откликаясь на мое желание повидаться с ним, Чепик сообщает:
«Что касается нашей встречи, то я всем сердцем приветствую эту мысль. Мне уже давно хотелось побывать в Москве и увидеться лично с Вами, с Вашей милой семьей. И я скоро надеюсь приехать в Вашу столицу с «Поездом дружбы». Это будет для меня большой радостью.
Передайте сердечный привет Вашей семье — Наталье Федоровне, Марине и «венке» Татьяне.
До скорой встречи!
Вена.
Ваш Ян Чепик».
А дальше размашистым почерком была сделана приписка:
«Уважаемый Григорий Михайлович!
Не успел я отправить письма, как в Вене произошло историческое событие, которое не только почетно и знаменательно для нашей Вены, но имеет для нее большой философский смысл.
Как Вы, конечно, знаете, в Вене состоялась встреча Председателя Совета Министров СССР Н. С. Хрущева и Президента США Дж. Кеннеди. И Вы, безусловно, заметили — не могли не заметить, — как провели наши высокие гости свой первый день в Вене: Н. С. Хрущев возложил венок к подножию памятника советским воинам, павшим за освобождение Вены, за счастье, свободу, [366] независимость австрийского народа; Дж. Кеннеди присутствовал на богослужении в соборе святого Стефана.
Представители двух миров — нового, молодого, смело шагающего в завтрашний день человечества и дряхлого, отживающего, уходящего в прошлое — встретились в Вене. И каждый прежде всего увидел в ней то, что олицетворяет ее сущность — сущность столицы свободной нейтральной страны, освобожденной от рабства кровью и доблестью великого советского народа, и сущность старой, габсбургской, католической Вены.
Все это я видел собственными глазами, мне вспомнилась наша беседа, когда я показывал Вам Вену, меня это взволновало, и я не мог не написать Вам.
Прошу извинить меня за это сумбурное письмо, но я хочу надеяться, я знаю — Вы поймете меня...»
Вот теперь, когда хотя бы вкратце рассказано о венских событиях последних лет, о судьбах некоторых из моих героев, я наконец уверенно ставлю последнюю точку.
Москва — поселок Фрунзевец — озеро Селигер.
1956–1961 годы.