Плечом к плечу
В конце июня — начале августа 1944 года органы тыла фронта и армий осваивали занятые территории, перебазировали распорядительные станции, склады, учреждения с Калининской и Западной железных дорог на Прибалтийскую. На это были брошены значительные силы и средства тыла фронта. К тому же в составе 1-го Прибалтийского к этому времени произошли изменения. Некоторые армии, например 39-я, пробыв в составе нашего фронта 10 дней, убыли в распоряжение 3-го Белорусского. Вновь прибывшие армии необходимо было обеспечить продовольствием. Доставку же его, как и других материальных средств, приходилось осуществлять преимущественно автомобильным транспортом. Это и понятно. Полоцкий железнодорожный узел был сильно разрушен, восстановление его затягивалось. Офицеры управления постоянно находились на объектах, приезжали домой редко и только для того, чтобы привести в порядок одежду, получить почту, проконсультироваться по тому или иному вопросу.
Я обычно допоздна задерживался в своей рабочей комнате, изучая оперативные вопросы, стремясь заглянуть вперед и в соответствии с ожидаемым ходом развития событий наметить план действия того или иного отдела управления.
С начала второй половины августа 1944 года противник подтянул большие силы и начал наступление в направлении Шяуляй, Жагере, Митава. Фронту была поставлена задача обороняться, перемалывая технику и живую силу противника.
В этот период перед нашим управлением была поставлена наряду с другими и задача как можно лучше сохранить скот, отбитый у фашистов или брошенный бежавшими фермерами-»фольксдойчами», полнее использовать [154] для снабжения войск зерно, скопившееся на оставленных противником складах. Эта задача приобрела государственное значение. Ходом ее выполнения постоянно интересовался и командующий фронтом.
Скота, оставленного вермахтом и фермерами, было так много, что он бродил табунами в поисках кормов и водопоя. Перед нашим заготовительным отделом была поставлена задача поставить на учет весь скот, обеспечить нормальные условия его содержания, определенное количество выделить на убой для обеспечения войск фронта мясом.
Еще месяц назад, в конце июля 1944 года, после короткого совещания с начальником ветеринарного отдела генералом ветеринарной службы И. С. Светловым мы решили на самолете обследовать прифронтовую полосу, первоначально хотя бы с воздуха посмотреть, где, в каких местах концентрируется скот, и только затем командировать туда специалистов во главе с офицерами заготовительного и ветеринарного отделов. Начальник тыла фронта генерал Д. И. Андреев одобрил наш план, предупредив, что полет достаточно рискованный, если учесть, что проходить он будет в непосредственной близости от переднего края, в зоне огня вражеской артиллерии и действия фашистской авиации.
— Так что соблюдайте все меры предосторожности, — сказал Дмитрий Иванович.
Трое суток понадобилось нам для того, чтобы составить более или менее подробную схему размещения скота. Конечно же, мы не ограничились изучением обстановки с воздуха, сделали несколько посадок в местах, где, как нам казалось, было наибольшее скопление скота.
Прямо скажем, то, что мы увидели, превзошло все наши предположения. Фермы были разрушены до основания. А те, которые хоть как-то сохранились, не имели кормов и водопроводов. Скот бродил в поисках корма и воды. Еще хуже было положение с молочными коровами. От избытка молока многие из них уже заболели маститом. Большинство животных болело воспалением легких, чесоткой. Картина была ужасная.
Возвратившись в управление, мы обо всем доложили генералу Д. И. Андрееву. Он тут же, при нас связался по телефону с командующим фронтом, доложил ему обстановку. Мы с интересом прислушивались к разговору. [155]
Генерал армии И. X. Баграмян что-то долго говорил Андрееву, тот внимательно слушал, посматривая на нас.
— Нам понадобится немало ветеринарных врачей, людей, знакомых с животноводством, товарищ командующий, — сказал в трубку начальник тыла, выслушав Баграмяна. — Работа предстоит огромная. Потребуется строительство хотя бы временных санпропускников. Скот заражен чесоткой...
— Командующий обещает нам содействие, — обратился к нам Андреев, закончив разговор. Скот должен быть сохранен полностью. Задача состоит в том, чтобы не только обеспечить свой фронт молоком, мясными продуктами, но часть скота отправить в глубь страны для сельского хозяйства, чтобы хоть частично восполнить потери, вызванные войной.
Началась большая и кропотливая работа. Под руководством представителей заготовительного отдела продовольственного управления и ветеринаров на местах была произведена сортировка скота, оборудовались санпропускники, через которые пропускали десятки тысяч коров, овец, коз.
Однажды ко мне зашли начальник заготовительного отдела полковник В. Т. Мазаев и его заместитель подполковник Е. А. Ярхо. Естественно, сразу же заговорили о делах, связанных со спасением скота.
— Сделано уже немало, — доложил Мазаев. — Сформировано несколько гуртов скота. Отдельно мясной, отдельно молочный. Есть и племенное стадо. Это дает возможность без ущерба организовать перегон скота на дальние расстояния. Опытные гуртоправы предварительно разведывают маршруты, выбирают их так, чтобы они проходили по местам, где имеется подножный корм и водопои, организуют зоотехническое и ветеринарное наблюдение. Опыт, который мы провели при перегонке на двести километров в полосе фронта, удался. Результаты хорошие. Скот прибывает на пункты приема, не имея потерь в весе и даже увеличивая его. Но нам надо решать как можно скорее другую проблему: как-то совершенствовать мясозаготовку, вернее мясопереработку. Мы предлагаем создать полевой мясоперерабатывающий комбинат в районе Таураги...
Предложение полковника Мазаева мне понравилось. Проблемы обработки мяса уже давно беспокоили нас. Работа [156] эта велась пока кустарным способом. В полковом тыловом районе убой скота и разделка туш производились с использованием обычной треноги, веревок, топоров и ножей. Дело это было трудное, кропотливое и малопроизводительное. В тыловых районах армий и фронта для убоя животных и обработки туш использовались забойные пункты мясоперерабатывающих предприятий, поспешно восстановленных, далеких от совершенства. Конечно же, с созданием мясоперерабатывающего комбината было бы решено сразу несколько проблем: войска получили бы в достаточном количестве самые разнообразные мясные продукты, а транспорт, используемый для доставки фронту мяса централизованным порядком, можно было бы использовать для других нужд. А какая огромная помощь была бы нашему сельскому хозяйству! Конечно, один мясокомбинат не мог целиком и полностью обеспечить фронт всеми необходимыми мясными продуктами. Но ведь мы уже думали и над тем, как усовершенствовать передвижные, походные средства переработки мяса. Специалисты вносили много предложений, большинство из которых оперативно внедрялось в практику. Обычные треноги заменили кран-балками, смонтированными в кузовах грузовых автомобилей. Разделку туш стали производить под брезентовым прикрытием.
Дал первую продукцию полевой мясокомбинат, оборудованный в 6-й гвардейской армии. Он размещался на трех автомобилях, в кузовах которых были смонтированы швеллерные консольные балки с ограничителями. На подвесной каретке, перемещающейся по балке, размещалась таль. Для снятия шкуры с животного была приспособлена буксирная лебедка, имевшаяся на переднем бампере автомобиля. Разделка туш производилась в специально приспособленной для этого палатке.
Такие полевые комбинаты стали организовываться и в других армиях. Собственно, они легли в основу дальнейших разработок и созданного в мирное время вполне совершенного полевого мясокомбината ПМК-4.
— Как все это будет выглядеть? — спросил я у полковника Мазаева. — Есть ли какие-нибудь конкретные разработки?
— Есть! — ответил он и с воодушевлением стал рассказывать, как они представляют себе будущий мясокомбинат. Мало того, к моему удивлению, был уже составлен [157] штатный перечень, подобраны кандидатуры начальника, различных специалистов.
— Предлагаем начальником комбината назначить капитана Синегуба. Он до призыва в армию возглавлял один из крупнейших мясокомбинатов в стране. Уверен, он и здесь сумеет проявить себя, — рассуждал Мазаев. — Специалистов, в том числе учетчиков и бухгалтеров, наберем из местного населения. Надо дело поставить на широкую ногу. Мы считаем, что задача комбината будет заключаться не только в том, чтобы давать фронту мясные продукты... Не менее важно подготовить квалифицированные кадры для других, в том числе полевых, мясокомбинатов...
Мы еще долго обсуждали детали создания будущего предприятия, стремясь предусмотреть все трудности, которые встретятся в работе, в приобретении необходимого оборудования, подборе и подготовке кадров. И только когда все вопросы нам стали совершенно ясны, решили доложить о нашем предложении начальнику тыла фронта.
Генерал Д. И. Андреев внимательно отнесся к нашему замыслу. Как человек, обладающий огромным опытом и способностью заглянуть в будущее, видеть перспективу любого начинания, умеющий мыслить не узковедомственными интересами, а с государственных позиций, он сразу же усмотрел в организации мясокомбината зачатки того важного дела, которое обязательно получит дальнейшее развитие. И не ошибся. Конечно, в постройку и оборудование предприятия было вложено немало сил и средств. Но уже вскоре оно начало давать продукцию, заработало ритмично.
Я не случайно подчеркнул ту мысль, что организация как полевых, так и стационарных мясокомбинатов — задача не одного дня и что начальные, может быть, еще и примитивные схемы легли в основу дальнейших разработок в этой области. В послевоенные годы они велись активно по различным направлениям. Много сил конструкторы вложили в создание полевого мясокомбината с тремя отделениями, по две забойные установки в каждом. Промышленный образец полевого мясокомбината ПМ-30–2 принят на снабжение войск и был включен в серийное производство. Одно его отделение, состоящее из двух мясопунктов, могло обработать и охладить в сутки мясо 60–70 голов крупного рогатого скота, 80–100 свиней, [158] 160–200 овец. При работе в одну смену производительность одного отделения в полевых условиях, приближенных к обстановке военного времени, составляла в среднем 8 тонн охлажденного мяса. В целом комбинат, каким он был принят, мог давать до 24 тонн мяса. На развертывание и свертывание мясокомбината затрачивалось 3–4 часа.
В комплект каждого отделения комбината входит разборная холодильная установка, понижающая температуру до минус 7°. Ее емкость 7 тонн. Производственные помещения состоят из утепленных брезентовых палаток. Все работы по забою скота, обработке и разделке туш производятся в теплых помещениях. Комплекс заинтересовал специалистов животноводства, получил их высокую оценку, он дважды экспонировался на Выставке достижений народного хозяйства, наиболее активные его создатели были награждены золотыми и серебряными медалями ВДНХ.
Потом в процессе модернизации и доработки отдельных узлов и агрегатов производительность мясокомбината была увеличена на 25 процентов, он в усовершенствованном варианте демонстрировался на выставке Инпродмаш-67 и привлек внимание представителей многих фирм. Сейчас комплекс является основным техническим средством забоя скота и переработки мяса в полевых условиях Он активно используется в условиях отгонного животноводства и экспортируется во многие страны.
...Но вернемся к тому периоду, когда многие задачи приходилось решать в сложных военных условиях, когда в нескольких километрах от нас шли бои, когда мы, хотя и находились во втором эшелоне, были непосредственными участниками сражений и в прямом, непереносном смысле этого слова.
Шло время, менялась обстановка, вместе с этим менялись и задачи, стоящие перед нами. Хотя, если быть точнее, главная из них оставалась неизменной: обеспечить войска необходимым продовольствием, накормить каждого бойца. Но решать ее, конечно же, приходилось в различных условиях. Скажем, в период обороны наших войск нам, работникам продовольственного управления фронта, приходилось принимать все меры к тому, чтобы спасти запасы сельскохозяйственного сырья и полностью использовать его для снабжения воинских частей. Оставшиеся необмолоченными некоторые зерновые культуры мы пускали [159] на корм лошадям, рожь, пшеницу, бобовые обмолачивали своими силами, перерабатывали в муку, крупу, используя для этого стационарные мельницы и крупорушки, сохранившиеся на территории.
Продовольствие, оставленное после эвакуации немецкого населения, сразу же оприходовалось и шло на довольствие войск. В такой обстановке мы не испытывали нужду в передвижных средствах переработки зерна.
Но вот войска начали продвигаться вперед. И сразу же появилась потребность иметь свои мельницы, крупорушки. Особенно острой эта проблема стала, когда фронт вышел на территорию, где города, населенные пункты имели значительные запасы зерна и зерно-бобовых. В самом деле, не возить же муку и крупу за тысячи километров, если все это в достатке есть на месте! Надо только по-настоящему организовать помол зерна.
Наш 1-й Прибалтийский фронт стал испытывать острую нужду в средствах переработки зерна к осени 1944 года. И снова проблема была успешно решена благодаря инициативе на местах, активно поддерживаемой командованием.
Как-то я заехал к начальнику тыла 6-й гвардейской армии полковнику Черенкову. Этого инициативного, огромной энергии офицера я очень уважал и бывал у него довольно часто. Сам не знающий покоя, он и своих подчиненных учил работать не только по указке сверху, постоянно требовал, чтобы они проявляли инициативу, думали, искали, выполняли свою работу творчески. Именно тыл этой армии выступил инициатором многих довольно важных начинаний, в том числе, как уже говорилось, и по организации мясокомбинатов.
Когда вошел к Черенкову, в его комнате было несколько офицеров. «Какое-то совещание, не вовремя я», — мелькнула мысль. Заметив мою растерянность, полковник улыбнулся и пошел мне навстречу.
— Как раз кстати, Федор Семенович. Обсуждаем одну идею. Может, и вам пригодится то, над чем мы маракуем...
Подойдя к столу, он показал разложенные на нем нехитрые чертежи.
— Мельницу вот сконструировали. Вариантов много, не знаем, какой принять. Конечно, кустарщина, что делать: зерна много, а помолоть негде. Как вы думаете, какой привод лучше? [160]
Удивительно: пока мы в управлении вынашивали мысль о передвижных мельницах и крупорушках, здесь они уже, считай, созданы. Вот так и бывает! Интересно, знает ли об этой затее командующий армией?
— Командующий и член Военного совета торопят нас, — пояснил Черенков. — Идея им понравилась. Говорят, что это имеет ценность для всех. Как вы считаете?
Я вынужден был признаться, что тыловые работники армии, как говорится, утерли нам нос, что у нас дальше прожектов дела не двинулись, хотя мы все считаем, что создание мельниц и крупорушек — задача дня. Самолюбие Черенкова было удовлетворено.
— Значит, надо двигать дело, — сказал он.
Позже, после войны, когда по указанию главного интенданта Советской Армии была организована выставка технических полевых средств, используемых для снабжения войск имуществом и продовольствием, на ней было представлено множество различных образцов мельниц и крупорушек, изготовленных силами тыловых органов фронтов и армий. Так что мы, конечно, в то время не были зачинателями этого дела в масштабе Вооруженных Сил, но на нашем фронте оно явилось для нас новым.
Конечно, сделанные нами мельницы и крупорушки мало чем были похожи на агрегаты, созданные в послевоенные годы. Например, полевая мельничная установка ПМУ имела производительность 10–12 тонн муки в сутки. Но и она подверглась модернизации, доработке. После этого мощность установки возросла до 15–17 тонн муки в сутки.
Была создана и постоянно совершенствовалась крупорушка ПКРМ, смонтированная на низкорамном автоприцепе 2-ПН-4 и дававшая 3–5 тонн крупы в сутки. Ее можно было переключать на помол зерна. Крупорушка привлекла к себе внимание многих специалистов народного хозяйства.
Безусловно, решая эти важные задачи, работники продовольственного управления ни на минуту не забывали о том, что за оборонительной Шяуляйско-Митавской операцией последует наступление войск по всему фронту. Естественно, подготовка к этому шла по всем направлениям. Использовать каждый день для пополнения запасов продовольствия стремились и мы. В этот период полевое управление фронта и четыре армии замыкались на [161] один участок железной дороги Н. Свеньцяны — Дукштас протяженностью 50 километров. Организовать снабжение войск помогала узкоколейная ветка Н. Свеньцяны — Паневежис, за короткий срок восстановленная дорожными частями 51-й армии.
До освобождения Двинского железнодорожного узла по этой дороге, а также по параллельному ей шоссе в район Паневежиса перемещались головные отделения основных фронтовых и армейских складов. Это позволило не только полностью обеспечить войска всем необходимым, в том числе и продовольствием, на период оборонительной операции, но и создать запасы, сыгравшие огромную роль в последующих Рижской и Мемельской наступательных операциях.
С группой офицеров штаба тыла фронта я выехал на рекогносцировку местности в тыловой полосе, чтобы определить, где лучше разместить тыловую базу. Несколько дней осматривали железнодорожные станции, пути, подъезды, постройки, складские емкости, определяли возможности маскировки. Наше внимание привлекла станция Радвилишкис. Здесь, казалось, все было создано для размещения одного из фронтовых складов: хорошие подъездные пути с асфальтовым покрытием, большие бетонные пакгаузы, прирельсовые склады большой вместимости.
— Лучшего и желать не надо! — воскликнул начальник фронтового продовольственного склада майор В. Роговцев. — Здесь же готовые хранилища!
— Место вполне подходящее, — согласился я. — Еще раз осмотрите все помещения и доложите, как думаете разместить склад. К утру все продовольствие должно быть перевезено на новое место. Это задача самая первоочередная.
Нужно отдать должное майору Роговцеву — задание он выполнил блестяще. Всю ночь на станции шла работа, потоком шли к ней машины с грузами. Рано утром начальник склада зашел ко мне. Его усталое лицо освещала радостная улыбка.
— Все в порядке, товарищ полковник, — доложил он. — Все имущество и продовольствие размещено в новых хранилищах. Фронтовой продовольственный склад готов к работе.
Вот это оперативность! Я поблагодарил майора и поспешил к офицерам штаба тыла, чтобы закончить схему [162] размещения учреждений и других фронтовых складов. Планировалось к середине дня обо всем доложить генералу Д. И. Андрееву.
Мы уложились в срок, и после обеда я направился к начальнику тыла. Тот пригласил начальника штаба полковника Новикова, и вместе они выслушали мой доклад.
— Что ж, план приемлемый, — одобрил Дмитрий Иванович. — Имущество и продовольствие, говорите, уже на месте? Хорошо! Отдавайте необходимые распоряжения всем службам тыла — пусть перебазируются.
Я вышел от генерала и сразу же умчался в управление. Занимаясь текущими делами, даже не подозревал, что меня ждут большие неприятности. Как потом выяснилось, перед вечером к генералу Д. И. Андрееву зашел начальник медицинского управления фронта генерал А. И. Бурназян и с присущей ему горячностью стал доказывать незаконность моих действий.
— Станция Радвилишкис и прилегающие к ней постройки оборудованы для сортировочного госпиталя, — объяснял Аветик Игнатьевич. — Туда уже завезено необходимое оборудование. Саушин не придумал ничего лучшего, как занять помещения под продовольственный склад. Его люди выставили на улицу оборудование санпропускника. Кое-что разломано, пришло в негодность...
Генерал Д. И. Андреев рассердился. Меня срочно потребовали к нему. Когда я прибыл, Дмитрий Иванович уже немного успокоился и разговаривал со мной, как обычно, ровно.
— Надо не только думать о своей продовольственной службе, а жить интересами всего фронта, — говорил он. — Вы не совсем точно информировали меня, вот и получилась ошибка. На станции действительно целесообразнее было разместить сортировочный госпиталь, а не продовольственные склады. Вас, товарищ Саушин, следовало бы строго наказать, но боюсь этим погасить в вас инициативу. Так что ограничимся этой беседой.
Вернулся к себе расстроенным. Единственное, что утешало: на фронтовые и армейские склады уже удалось завезти полный ассортимент и вполне достаточное количество продовольствия, на складах налажена четкая работа по подготовке специальных сухих пайков. Пока войска находятся в обороне, они, конечно, не нужны, но в период наступления без них не обойтись. Важно было и [163] то, что в составе фронта были и танковые, и авиационные соединения, в продовольственном обеспечении которых существовала определенная специфика. Для танкистов, например, на складах готовились пайки, которые экипажи брали с собой в машину. В этот паек входили хлеб, сало, колбаса, концентраты. Нередко в походных хлебозаводах для танкистов выпекали специальные булки, начиненные мясным фаршем, которые пользовались у бойцов особой популярностью. Из-за них довольно часто возникали споры: каждый экипаж хотел иметь у себя в резерве побольше этих булочек, но далеко не всегда была возможность полностью удовлетворить потребность танкистов.
Много забот приносили нам авиаторы. Но и здесь удалось создать четкую и довольно отлаженную систему продовольственного обеспечения. На каждом аэродроме, а их на нашем фронте было более ста, имелся батальон аэродромного обслуживания, обеспеченный и стационарными и разборными кухнями, где готовилось по два-три блюда.
На каждом аэродроме работала военторговская столовая, за снабжением которой наше управление следило постоянно и строго. Следует сказать, что работники таких столовых, в основном женщины, проявляли много мужества. Им довольно часто приходилось готовить пищу, кормить летчиков, технический состав, не обращая внимания на бомбежку, нередко под открытым небом.
Задача накопления запасов продовольствия в период решения фронтом задач оборонительного характера была успешно решена. К тому же оно было размещено сравнительно недалеко от передовой, чтобы обеспечить быстрый подвоз продуктов при переходе фронта в наступление.
Казалось бы, положение таково, что можно быть спокойным, вполне удовлетворенным и ни о чем не беспокоиться. И все-таки сами собой приходили самые тягостные размышления, связанные с неприятным для меня разговором у генерала Д. И. Андреева. «Ведь хотел как лучше... Кто же знал, что помещения станции уже заняты медиками? А знать был должен. Надо было разобраться во всем, во все вникнуть. Ведь уже случалось такое. Нагоняй, полученный от командующего фронтом Еременко за плохо выпекаемый хлеб, до сих пор не забудешь...» [164]
Мои размышления прервал вошедший в комнату генерал П. Ф. Подгорный.
— Какие проблемы решаешь? — весело спросил интендант фронта, пожимая мне руку. — Чую, чем-то встревожен?
— Да вот все размышляю о своих неурядицах по работе. Вспомнил, как Еременко отчитал меня за плохой хлеб. О многом я тогда передумал. И вот сейчас тоже...
— Мне тогда тоже влетело от командующего. И поделом! Оба мы виноваты были. — Подгорный улыбнулся. — После вздрючки-то сразу положение выправили. Значит, можно было сделать это и раньше...
Петр Федорович спокойно, зачастую с усмешкой развеивал все мои обиды и огорчения, которых случалось немало. Стоило побеседовать с ним, как все вставало на свои места и, казалось бы, безвыходное положение вдруг становилось самым обыкновенным: пораскинь мозгами, прояви находчивость, инициативу — и все будет в порядке. Спокойный, уверенный, знающий работу интенданта до мелочей, генерал вселял такую же уверенность в каждого, кто с ним общался.
— Ну с хлебом в дивизии дело наладилось, — продолжал Подгорный. — Сейчас волнует другая проблема. Садись, поговорим. Где твоя карта? Давай сюда!
Я положил перед генералом карту, на которой красной линией был обозначен фронт. Петр Федорович долго молча смотрел на нее, потом сказал:
— Противник вынужден прекратить наступательные действия — силы его измотаны. Теперь нашему фронту поставлена задача во взаимодействии со 2-м Прибалтийским освободить Ригу и тем самым лишить противника возможности вывести свои войска на Либаву через прибрежную полосу в районе Тукумса. Весьма важно для нас в деталях продумать, как лучше обеспечить войска продовольствием. Работа предстоит огромная. Запасы у нас хорошие. Но доставка войскам вызовет сложности...
Генерал оказался прав. Нужно сказать, что к началу Рижской и Мемельской операций, продолжавшихся с 14 сентября по 11 октября 1944 года, в состав фронта входили 6-я гвардейская, 43, 51, 2-я гвардейская, 5-я гвардейская танковая армии и вновь прибывшая со 2-го Прибалтийского фронта 4-я ударная. В период операций большую роль в снабжении войск сыграл Двинский железнодорожный [165] узел. Главные транспорты поступали по линии Полоцк — Двинск, а порожняк отправлялся по южному маршруту. Одновременно были максимально использованы узкоколейные дороги.
Характерной особенностью работы тыла в период Рижской, и Мемельской операций была частая передислокация армейских баз в связи с перегруппировкой войск, развитая сеть железных дорог вокруг Шяуляя, оперативность работников, тыла способствовали успешному решению задач.
Если говорить о частностях, то следует отметить и то, что кое-где создавалось серьезное положение с обеспечением бойцов питанием. Не успевали подвозить продовольствие. Особенно туго пришлось подчиненным подполковника Сурова. Полк вклинился во вражескую оборону. Гитлеровцы, естественно, стремились отбросить подразделения назад или, если удастся, отрезать их от основных сил. Дороги, которые вели к месту боевых действий, были скверными. К тому же простреливались противником. Следовало найти способ доставки туда продуктов питания. Автомобилисты прибывали в полк с большими трудностями. Я решил съездить в эту часть и разобраться во всем на месте.
Мы выехали еще затемно. У меня появился случайный попутчик — бойкий капитан, возвращавшийся из госпиталя на передовую. Охотно предложили ему место в машине: все веселее в пути. Когда рассвело, повсюду у дороги стали видны разбитые машины, танки, самоходки — и фашистские, с крестами на бортах, и наши. Все чаще мы обгоняли колонны бойцов, идущих с полной выкладкой, тягачи, тащившие огромные орудия, автомашины, загруженные так, что кузова едва не касались колес.
— Знакомая картина, — ни к кому не обращаясь, сказал капитан. — Огромная силища!
— Огромная — это точно. Не устоял фашист. На всех фронтах бьют его и в хвост и в гриву. Но еще огрызается...
Лица у бойцов суровые и утомленные. Но по всему чувствуется, что настроение у них хорошее: не раз на обочине видели мы группы бойцов, окруживших гармониста. Звонкая песня, негаснущая жизнь, молодость...
Штаб дивизии был расположен у небольшого живописного озера, в домиках, укрытых зелеными деревьями. [166]
Меня встретил командир дивизии генерал-майор Т. П. Теплов. Узнав о цели моего приезда, он категорически высказался против моей поездки в полк.
— Там слишком напряженная обстановка. Полк как нож в сердце у фашиста. Нет нужды рисковать... А доставлять продовольствие людям мы все-таки найдем возможность. Если хотите взять руководство этим делом на себя, то пожалуйста, но для этого совсем не обязательно ехать в полк... Сейчас, кстати, готовится колонна машин с боеприпасами и продуктами. Через пару часов тронутся, — добавил генерал. — Сейчас я приглашу начпрода, пусть покажет вам свое хозяйство здесь...
Через несколько минут в комнату вошел коренастый, широкоплечий капитан. В нем я едва узнал Николая Ефимовича Прянишникова, с которым был давно знаком. Лицо его осунулось, в волосах появилась седина.
— Вот полковник Саушин, — сказал комдив, — беспокоится, не обижают ли продовольственники бойцов. Словом, отчитывайтесь.
Мы побывали с Прянишниковым на складах, где хранилось продовольствие, в мастерских, ремонтирующих походные кухни, передвижные пекарни, термосы. Капитан давал подробные пояснения. Картина вырисовывалась довольно впечатляющая. Мастерские принимали ежедневно десятки самых различных агрегатов, зачастую изуродованных до неузнаваемости. И здесь вся эта «техника» обретала вторую жизнь. А нужда в ней была очень велика: ни одному подразделению не обойтись без походной кухни, термосов. И люди в мастерских работали самоотверженно, порой забывая об отдыхе.
Николай Ефимович рассказывал о том, сколько и в каком ассортименте продовольствия получает дивизия, как оно распределяется, как организовано приготовление пищи на местах. Заметив, к слову, что командир дивизии и начальник политотдела постоянно интересуются работой продовольственной службы, строго спрашивают за упущения в организации питания личного состава.
— Приехали мы как-то в один полк, — рассказывал капитан, — как раз в обеденное время. Генерал Теплов и говорит начальнику политотдела: вот, мол, и мы похарчимся вместе с бойцами, узнаем, чем их наши интенданты потчуют. Подошли по окопам к кухне. Разыскали повара для генерала котелок получше, ложку. Начальнику [167] политотдела и мне — тоже. Суп как суп. Правда, не шик, но ведь не в ресторане же. На второе дали кашу. Пообедав, генерал подзывает к себе одного бойца и спрашивает: «Доволен обедом?» Тот замялся: дескать, ничего, жить можно. А комдив свое: «Доволен или нет?» «Так точно, товарищ генерал, доволен», — ответил красноармеец. «А вчера чем угощался за обедом?» — допытывался генерал. «Щами да кашей». «Так, так... Щи и каша — еда наша, — уже сердито сказал комдив. — Надоело небось?» Одним словом, влетело мне как следует. И все из-за повара: он ведь специальной подготовки не имел, раньше где-то немного научился готовить, вот его и назначили поваром. Продукты-то были хорошие, но человек ничего, кроме щей и каши, спарить не умел. Правда, через неделю прислали нам новых поваров, со специальной подготовкой. Теперь питание у личного состава куда разнообразнее...
Когда мы подошли к одному из складов, там стояло несколько загруженных продовольствием автомашин. Они были раскрашены так, чтобы не очень выделялись на фоне леса и поля. Возле грузовиков хлопотала группа бойцов.
— Готовим «десант», — пояснил капитан Прянишников. — Прошлой ночью отправили полку четыре машины с продовольствием, а дошла только одна. Остальные сгорели. Если не пройдут и эти, придется использовать авиацию... В общем, как бы то ни было, а продукты и боеприпасы полку надо доставить.
— Из этих товарищей, кто сейчас работает, кто-нибудь участвовал в прошлом рейсе?
— Почти половина. Вон, скажем, Гончаренко. Тот, что у второй машины. Сержант Гончаренко! — позвал начпрод.
От одной из автомашин отделился рослый, широкоплечий боец, на ходу поправляя пилотку и одергивая гимнастерку. Подойдя к нам, отдал честь, доложил по-уставному.
— Гончаренко вел одну из машин, — сказал капитан. — А старшим в рейсе был капитан Теселкин. Он был ранен и сейчас в госпитале.
Я стал расспрашивать сержанта о том, как готовились к рейсу, в какое время суток выехали, как соблюдалась в пути маскировка, на каком участке фашисты начали [168] обстрел, была ли возможность хоть как-то уменьшить потери, пробиться сквозь огневую завесу.
Водитель отвечал неторопливо и обстоятельно. Как он объяснил, незамеченными проехать по единственной насыпной дороге, соединяющей район, в котором находился полк, с дивизией, практически было невозможно.
— А как же вы теперь думаете пробиться? — поинтересовался я.
Гончаренко пожал плечами:
— Риск. Авось проскочим. Пусть не все... Надо же людей там накормить и обеспечить патронами...
— А может быть, есть все-таки какой-нибудь другой путь кроме этой дороги?
— Есть, конечно, — ответил Гончаренко. — Узкая, плохо наезженная дорога... Лесом, вокруг озера. Немцы знают о ней, но не придают этому маршруту значения. Большой груз по ней не провезешь — увязнешь. Особенно в районе озера. А «виллисы» и разная там мелочь проходят. Медики тоже иногда используют дорогу. А нам не проехать...
— А если попробовать?
— Попробовать всегда можно. Да был бы танк.
— Вам приходилось ездить по этой дороге?
— Пешком ходил. Я ведь до ранения в разведке находился. Бывали мы в этих местах.
— Значит, местность хорошо знаете?
— Знаком.
Подошел, попыхивая самокруткой, куда-то отлучавшийся Прянишников.
— Так что, если мы изберем лесную дорогу вокруг озера? — спросил я у капитана.
Тот сначала растерянно посмотрел на сержанта, затем на меня и после секундного замешательства твердо сказал:
— Это невозможно!
— В самых топких местах можно сделать перевалку груза, перенести. А пустые машины пройдут. Вот и Гончаренко согласен, что пройдут. Такой маршрут куда безопасней и надежней.
— Надо доложить комдиву, — сказал Прянишников. — Только он может принять такое решение.
Генерал Т. П. Теплов, когда я зашел к нему, сразу заинтересовался моим предложением, прикинул маршрут [169] по карте, озабоченно вздохнул, обведя тупым концом карандаша обозначения заболоченных участков, и после минутного раздумья решительно бросил:
— Попробуем! Я распоряжусь...
...Выехали, как только начало смеркаться.
Накрапывал дождь. Машины шли, конечно, с выключенными фарами, как говорится, на ощупь и, естественно, с небольшой скоростью. Пока под колесами лежала грязная лента асфальта, все шло гладко. Но как только колонна втянулась на лесную дорогу, начались неурядицы: то забуксовала какая-то из машин — приходилось сообща вытягивать, то надо было останавливаться — поджидать отставших.
Всматриваясь в кромешную темноту, я раздумывал о том, что надо было бы в ближайшее время сосредоточить на складах как можно больше продовольствия и переместить их ближе к районам боевых действий. Склады... Так уж сложилось, что о них, как и о тех людях, кто работает в хранилищах, многие думают упрощенно. Привезли, мол, продукцию, выгрузили, и хранится она в помещении. А работники складов, дескать, механические исполнители: принял — выдал. А между тем на фронтовых складских тружеников ложилась огромная ответственность за бесперебойное обеспечение войск продовольствием.
Движение огромных количеств продовольствия, его хранение, переработка, комплектование происходят при непосредственном участии складов различных, если можно так сказать, рангов: фронтового, армейских, дивизионных, полковых. В процессе изменения обстановки на фронте, базирования войск склады, естественно, перемещались.
Нередко складывалась и такая ситуация: войска продвигались далеко вперед. Переместить же все запасы, инвентарь, технику армейского склада такими же темпами практически было невозможно, тем более что действовать приходилось в сложной местности, при отсутствии более или менее пригодных дорог. В таких случаях работники складов находили выход из положения: они организовывали снабжение методом «перекатов», то есть, не сворачивая работу склада на старом месте, выдвигали ближе к войскам отделение с определенным количеством продовольствия и складского инвентаря, необходимой документацией. В филиале склада сразу же части могли получить [170] продовольствие. В процессе решения этой главной задачи производилось и обустройство территории и подготовка земляных укрытий, помещений для хранения продуктов. И только затем постепенно перебазировался весь склад. От людей, входящих в отделение, требовалось немало смелости, мужества, инициативы.
Вспомнился один из характерных эпизодов, в котором, как мне казалось, особенно ярко проявились все эти качества работников склада. Случилось это после Шяуляйско-Митавской операции. Перед нами встала задача в короткий срок и любыми путями доставить большое количество продовольствия в район, где находилось скопление войск. Штаб тыла фронта решил выдвинуть и разместить там отделение продовольственного склада, чтобы сократить многочисленные перевозки продовольствия.
Начальник тыла фронта генерал Д. И. Андреев вызвал меня и детально обрисовал обстановку.
— Автомобильный транспорт загружен до предела, — сказал он. — Железнодорожные пути на участке Полоцк — Двинск основательно разрушены. О транспортной авиации вообще говорить не приходится. А людей кормить надо! Войска продолжают вести напряженные бои... Что будем делать? Думайте!
— Думаю, товарищ генерал. Можно воспользоваться рекой. Здесь как раз по течению. Западная Двина поможет нам...
— Западная Двина... — медленно повторил генерал, — Что ж, это мысль. Но попробуйте развить ее дальше. Скажем, на чем вы сможете переправлять продовольствие и инвентарь? Учтите, мы не имеем резервных плавсредств.
Когда я сообщил о поставленной задаче начальнику фронтового продовольственного склада подполковнику интендантской службы Ф. В. Соловьеву и сказал ему, что есть предположение доставить имущество по реке при отсутствии штатных плавсредств, тот долго не раздумывал.
— Построим плоты, — сказал он.
Доложили наше предложение начальнику тыла, он одобрил его, и в тот же день на берегу реки закипела работа. Лес, необходимый для плота, нам выделил дровяной склад, находившийся поблизости. Одновременно сооружался и причал, с которого должна была происходить погрузка продовольствия. [171]
Соловьев руководил работой плотников, вернее, бойцов, умеющих хоть мало-мальски орудовать топором и пилой. Люди трудились днем и ночью. Мы с начальником склада тоже не уходили с площадки. Организовали и разведку русла реки. В какой-то бросовой лодчонке отправили одного из офицеров вниз по реке, чтобы убедиться, что плот не сядет на мель.
На вторые сутки плот и причал были сооружены.
Для пробы в первый рейс решили отправить 10 тонн муки, 3 тонны крупы, около 6 тонн мясных консервов, жиров, сахара, немного соли и некоторых специй. Погрузку наметили на вечернее время, когда стемнеет, — Соловьев и так постоянно посматривал на небо, боялся вражеской авиации.
Вечером, когда плотная темнота опустилась на реку, к причалу подали продовольствие. Началась загрузка нашего «корабля». Соловьев непосредственно руководил укладкой мешков, внимательно наблюдал за тем, как и насколько оседает плот в воду. Я стоял на причале и следил, чтобы его не оторвало течением. Когда на причале осталось меньше одной трети всего продовольствия, я решил перебраться на плот, к Соловьеву, чтобы вместе с ним сопровождать груз к месту назначения. Едва успел спрыгнуть с причала, как позади что-то затрещало. Оглянувшись, увидел, как сбитый наспех и оттого не выдержавший нагрузки причал медленно погружается в воду. А вместе с ним и несколько мешков муки и крупы. Все это произошло так молниеносно и неожиданно, что никто не мог ничего сделать для спасения продовольствия. Мельком взглянул на подполковника: он стоял бледный, растерянный. Мы еще не успели обменяться мнениями, как быть, а бойцы, бросившись в воду, уже вытаскивали мешки с мукой и крупой. Не сговариваясь, мы бросились помогать им. Через несколько минут мешки уже были на земле, и красноармейцы приступили к восстановлению причала.
— Сколько добра пропало, — огорчался Соловьев. — Сколько добра!
— Кто вам сказал, что пропало? — попробовал я успокоить подполковника. — Разве вы не знаете, что мука не очень-то пропускает воду... Снимем лишь верхний слой, и все остальное пойдет в дело...
Незадолго до рассвета мы отправились в путь. [172]
Необычный рейс закончился благополучно. Когда к обеду следующего дня мы возвратились к причалу, здесь на воде покачивался уже почти полностью готовый новый плот. Ф. В. Соловьев радостно улыбнулся и с гордостью сказал:
— Это наши ребята постарались. Складские. Так что склад будет там, где ему положено быть...
Знал я и многих других начальников складов. Большинство из них были знающими специалистами, добросовестно выполняли свои обязанности. Обычно мы, если это было возможно, собирали их в управлении, инструктировали, внимательно выслушивали их жалобы, предложения, чтобы затем помочь решить те или иные вопросы. Да и сами работники управления частенько бывали на складах, интересовались их работой, помогали на месте в организации дела. Но в последнее время внимание к работе складов несколько снизилось, и надо было как можно быстрее устранять этот недостаток.
...Наш «виллис», идущий впереди колонны, резко тряхнуло. Шофер чертыхнулся и метров через тридцать притормозил, высунув голову из машины, прислушался.
— Отстали, товарищ полковник. Влипли как пить дать. Не слышно моторов.
Я вышел из машины. За мной выпрыгнул и сержант Гончаренко, который был взят как проводник.
— Могли застрять, — глухо сказал он. — Здесь начинается мягкая дорога. Толстый слой листвы, под ним земля не сохнет. Пойду им навстречу.
Отправившись вместе с сержантом назад и изредка освещая путь фонариком, мы вскоре оказались возле машины, передняя часть которой по самый капот погрузилась в трясину. Вокруг нее копошились шоферы, бойцы из команды охраны. Все попытки вытащить грузовик не давали результата: задние колеса его с визгом вертелись на месте, откидывая мокрую листву, и все глубже зарывались в грунт.
— Придется разгружать, — сказал шофер, выходя из кабины и со злостью закрывая дверцу. — Никаким тягачом ее теперь не вытянуть.
Получив мое одобрение, бойцы принялись снимать брезент, которым было укрыто продовольствие. И хотя [173] было очень темно, все работали споро, быстро, понимали, что каждая минута сейчас дороже золота. Сержант Гончаренко предложил, пока есть время, выслать вперед группу бойцов.
— Будьте осторожны, — предупредил я.
— Понятно. Не впервой, — послышался из темноты голос Гончаренко.
Машину разгрузили, зацепили тросом за крюк и выволокли задним ходом, потом нарубили жердей и умостили дорогу. Шофер осмотрел, опробовал автомобиль и остался доволен: все в целости, можно ехать. Еще с полчаса понадобилось, чтобы снова загрузить машину. А мелкий дождь все накрапывал, ветер сбивал с веток крупные капли. Было холодно, неуютно. Можно отправляться в путь, но мы ждали: вот-вот должны были возвратиться бойцы во главе с Гончаренко.
Прошло полчаса, час. Беспокойство все больше овладевало мной: не случилось ли что с ребятами! К тому же и время надо беречь — долго ли до рассвета, а опасную зону надо преодолеть затемно.
Ко мне подошел капитан, назначенный ответственным за доставку продовольствия. Я пригласил его в машину: здесь было сухо и тепло.
— Может, нарвались на фрицев? — осторожно высказал свое опасение офицер.
— В такую-то темень?
— Можно в любой момент столкнуться лицом к лицу. По лесу разной сволочи бродит предостаточно. Но думаю, что вот-вот должны подойти, — глухо сказал наконец капитан. Голос у него низкий, с хрипотцой. — Гончаренко — человек надежный, любого вокруг пальца обведет.
Он будто чувствовал — рядом хрустнули кусты. Я включил фонарик и навел луч света на то место, откуда послышался звук.
— Наши хлопцы, — спокойно сказал капитан и выскочил из машины. Следом за ним выпрыгнул я.
— Дорогу проверили, — доложил сержант, подойдя ко мне. — Ехать будет трудно, но проберемся. В некоторых местах придется делать настил. Я покажу где...
...Солнце чуть-чуть поднялось над лесом, когда колонна остановилась, и возле первой автомашины неожиданно появилось несколько бойцов в плащ-накидках. [174]
— Кто такие? — спросил один из них, видимо старший, капитана, придерживая одной рукой автомат, а другой отдавая честь. Офицер подал документы и молча с улыбкой рассматривал красноармейца, пока тот знакомился с ними.
— Ясно, — гораздо мягче сказал боец, возвращая документы. — Очень ждем вас. Как добрались? Жучков, сопровождай товарища капитана до штаба полка, — приказал стоявшему рядом красноармейцу и снова обратился к капитану: — Вовремя прибыли. Завтра уже моим не проскочить. Фашисты что-то задумали. Больно им надоело постоянно чувствовать под самым носом кулак. Решили, наверное, отрезать нас... По некоторым данным, бросили сюда моторизованную бригаду, чтобы, как говорится, одним махом расправиться с нами. Так что горячие денечки наступают. — Он улыбнулся, обнажив ровные, почерневшие от никотина зубы...
Штаб полка находился неподалеку. Блиндаж на опушке леса гудел, как улей. Входили в укрытие и выходили оттуда, торопясь, офицеры.
Командир полка подполковник М. В. Гущев встретил нас с капитаном приветливо.
— Кормильцы прибыли, — весело улыбнулся он. — А мы уж перестали надеяться... А с éдами, как говорил поэт, у нас хуже некуда.
Офицер сразу же дал указание приготовить нам место для ночлега.
— Отдохнете перед обратной дорогой хорошо, — сказал он. — С жильем у нас благодать. Бойцы и офицеры день и ночь в окопах, а в деревне дома пустуют... Да, — повернулся командир полка к сидящему недалеко от него майору, — продовольствие пусть принимает начальник склада. Других людей у нас пока нет. Помогите ему, если потребуется. А нам с начальником штаба надо кое-что обмозговать. — И снова ко мне: — Нет у нас начпрода... Позавчера похоронили. Снаряд разорвался недалеко от походной кухни. Кухню искорежило всю, а начпрода и повара — сразу насмерть. Вот майор Сонин вас проводит, товарищ полковник. Заодно расскажет, как мы живем и воюем. Разгрузку машин организуем — все будет в порядке.
Мы вышли втроем. Капитан сразу попросил у меня разрешения остаться и наблюдать за разгрузкой, оформлять [175] документы. Я разрешил, и он тут же куда-то скрылся. Майор улыбнулся:
— Живой парень. — И только теперь представился: — Майор Сонин, заместитель командира полка по политической части. Будете интересоваться, как организуем питание, чем кормим бойцов?
— Буду.
— Похвастаться нечем. Но и с голоду не умираем.
— А мы думали, что у вас тут и куска хлеба не найти, — признался я.
Майор рассмеялся.
— Есть здесь один помещик. Хитрый, бестия. Таким невинным притворился: я, дескать, никакой вины перед русскими не чувствую, потому и никуда не убежал. Брать, мол, у меня тоже нечего — посуда, картины, мебель, но это, как известно, русские не трогают. Мы его сначала не тревожили: пусть старик спокойно век свой доживает. Больше скажу — подкармливали иногда, жалели. Бойцы носили ему в котелках щи, кашу, тушенку давали, хлеб. Ел. А тут как-то разведчики наши в лесу захватили парня лет шестнадцати-семнадцати. Наш, русский. Привели в штаб. Он нам и рассказал об этом помещике. Оказалось, что на него горб гнули с десяток наших ребят и девчат, угнанных из Белоруссии, с Украины. Работали с раннего утра до поздней ночи. Кормил он их всякой дрянью, за любую оплошность бил. Парень и рассказал, что помещик богатый, что он вел большую торговлю, что у него зерна полные склады, много скота он в лес выгнал. Ну и копнули мы мироеда: запасы у него действительно немалые. Не только наш полк прокормить можно. И скота в лесу целое стадо. Словом, тряхнули мы помещика. Когда узнал, что его склады, упрятанные в лесу, найдены, сник... Бойцы чуть самосуд ему не устроили: ты, говорят, стерва, последний кусок хлеба у нас брал и ел, и он у тебя поперек горла не вставал, а у самого сотни тонн первосортной пшеницы гниет. Надеялся, что гитлеровцы вернутся? Для них бережешь? И хорошо, что офицер оказался поблизости, одернул красноармейцев. А дело могло кончиться печально...
— С продовольствием ясно — добываете на месте. Ну, а как с кухнями, инвентарем? На чем готовите пищу? И кто готовит? — спросил я. [176]
— С этим делом, прямо скажу, трудновато, — с огорчением сказал Сонин. — Кухни почти все выведены из строя. Ремонтируем в меру возможностей, а они, возможности, как вы понимаете, у нас невелики. И хлеб приспособились печь. Пекари у нас есть отменные, как-то ухитряются. В общем-то все это вы увидите сами...
Нужно отдать должное замполиту — все тонкости продовольственного снабжения и организации питания бойцов он знал досконально. Часа за два мы осмотрели кое полковые хозяйства, и я был удовлетворен всем: в таких трудных условиях люди, обеспечивающие питание личного состава, работали, конечно, самоотверженно: и каждый грамм продуктов оберегали, и кормили бойцов горячей пищей регулярно и довольно вкусно. Видно, толковым человеком, деятельным был погибший начпрод.
...Бессонная ночь, напряжение не прошли бесследно. Едва я прикоснулся головой к ватной подушке, как сразу же заснул, да так крепко, что не слышал, когда и как начались события, к которым полк готовился. Фашисты обрушили на правый фланг полка, находившийся в полутора километрах от землянки, сильный артиллерийский огонь, постепенно перенося его к самому штабу. Я вскочил, когда перекрытие землянки задрожало и между бревен наката начала сыпаться земля.
Бросив на ходу шоферу, чтобы он ехал в штаб, я юркнул на заднее сиденье. Снаряды рвались недалеко от нас, на краю деревни. Один из домов горел, но его никто даже не пытался спасать. Треск сухого дерева и черепицы слышен был здесь.
В штабе на этот раз было почти пусто. Часовой сообщил, что командир полка, его заместитель по политчасти и представитель политотдела дивизии находятся в батальоне Северцева, который отбивает атаки гитлеровцев.
Я решил проверить, как проведена разгрузка продуктов.
Начальник склада, а теперь и исполняющий обязанности начальника продовольственной службы, пожилой старшина, доложил, что все уложено на хранение и что теперь продуктов хватит наверняка дней на десять. Плюс еще свои ресурсы.
Недалеко за складом начинались ходы сообщения, а дальше — метрах в двухстах — траншеи. [177]
— Пройдемте-ка в одно из подразделений, — предложил я.
— А вот здесь прямо перед нами шестая рота, — кивнул старшина.
Через пять минут мы были уже на переднем крае.
Бойцы собрались в окопе группами. Одни читали истрепанную газету, другие дымили цигарками и вяло о чем-то переговаривались, а двое красноармейцев, присев на корточки у открытого вещмешка, сосредоточенно закусывали. Они встали, когда я подошел, быстро вытерли тыльными сторонами ладоней губы.
— Сухой паек? — спросил я, показав на оставшийся открытым вещевой мешок.
— Так точно, товарищ полковник.
— Что у вас там?
— Сухари, тушенка, концентрат пшенной каши...
— У каждого есть такой паек?
Один из бойцов улыбнулся:
— Раньше был, а сейчас нет, откуда ж взять? Говорят, что доставить продовольствие нам трудно...
— А сейчас-то зачем взялись за сухой паек? Ведь скоро ужин, горячую пищу получите.
— Кто знает, получим ли еще, а есть охота. Не раз уж так бывало: только ужин приготовят, а немец обстрел начинает, да такой, что от кухни одни железки остаются...
— Тогда надежда на сухой паек?
— Выручает он...
Я вспомнил, как настойчиво мы добивались, чтобы в любых условиях каждый красноармеец имел в вещевом мешке определенную норму необходимых продуктов питания. Кое-кто из командиров скептически относился к нашим рекомендациям: дескать, боец и так навьючен до предела, а тут еще продовольствие таскай с собой. Пришлось через члена Военного совета узаконить это положение, наладить проверку его выполнения. По вашим представлениям некоторые командиры, нарушившие установленный порядок, получили строгие взыскания.
Выходит, поступили мы тогда правильно. На войне обстановка может сложиться по-разному, не всегда можно рассчитывать на горячий обед или ужин. К тому же период между обедом и ужином длительный, и бойцу обязательно [178] захочется подкрепиться. Вот, например, как этим бойцам...
К нам подошел коренастый майор, назвался командиром батальона и, узнав о цели моего посещения передовой, предложил:
— Вот-вот подвезут ужин, товарищ полковник. Посмотрите сами, как питаются люди. Хотя... — Офицер осекся. — Ужин-то будет сегодня не типичный, чуть ли не праздничный, из свежих продуктов. Знатоки уже пронюхали, что вы приехали с гостинцами...
Но не прошли мы и десятка два шагов, как комбата окликнули. Прибежал посыльный.
— Полковника Саушина срочно просят прибыть в штаб, — доложил он комбату.
Мы с комбатом распрощались.
— Снимем пробу в другой раз с вашего праздничного ужина...
— Приезжайте!
В штабе мне сказали, что звонил начальник тыла фронта и передал мне приказание немедленно вернуться в штаб фронта. К утру следовало быть там.
...До штаба фронта мы добрались, как говорится, без особых приключений. Ранним утром я доложил по телефону начальнику тыла фронта о прибытии и получил приказание к десяти часам быть у него. Зайдя ненадолго домой, чтобы привести себя в порядок, я сразу же поспешил в управление.
У генерала Д. И. Андреева было людно. Здесь были все начальники управлений, начальники тылов армий и корпусов. Это навело на мысль, что на совещании будет обсуждаться какой-то весьма важный вопрос. Сомнений почему-то не было: речь пойдет о подготовке к решающему штурму Кенигсберга.
В приемной Д. И. Андреева я встретил начальника тыла 43-й армии генерала И. В. Сафронова. С этим живым, всегда оптимистично настроенным человеком мы давно были знакомы, но виделись редко, и потому оба обрадовались встрече.
— А я справлялся о вас, — сообщил он, пожимая мне руку. — И что это вас потянуло в самое пекло? Там ведь есть и свои начпроды. Или не доверяете?
— Почему же? Вполне доверяю, — в тон генералу ответил я. — Но и самому надо знать, как организовано [179] питание личного состава на переднем крае. Обеспечить продовольствием — одно дело, а вот каким оно попадет в красноармейский котелок — другое...
— Верно, — согласился Иван Васильевич. — Я своему начпроду тоже частенько об этом говорю. Кстати, Федор Семенович, пользуясь случаем, хочу попросить: вы уж тут нас не обижайте, подкиньте, что получше да побольше. Заочно начпрод армии попросил обговорить, где лучше разместить продовольственный склад.
Я удивленно посмотрел на Сафронова, хотя был почти уверен и раньше, как только мы встретились, что он будет о чем-либо просить меня. Потому разыскивал меня, видно.
— Но ведь армейская база у вас хорошая и расположена в очень удобном месте. Зачем же вам другую станцию снабжения назначать? А что касается «получше да побольше», то вас, Иван Васильевич, мы никогда не обделяли. Всем даем то, что положено. Ни больше, ни меньше...
— Так и знал, — укоризненно покачал головой генерал. — А мы надеялись. Как-никак наша армия будет находиться в период предстоящих событий на главном направлении. Мы будем наносить главный удар. Так что и это прошу учесть.
Впрочем, об этом вам скажут позже. Наверное, на этом совещании. Словом, работенки нам, тыловикам, предстоит много. Собственно, я мог бы сообщить еще кое-какие детали, необходимые для вас, но не буду предвосхищать события. Через несколько минут узнаете их из уст начальника тыла фронта.
— Учитывая давнюю дружбу, все, что положено по разнарядке, дадим полностью, до единого килограмма, — заверил я Сафронова.
Офицер пригласил нас пройти к начальнику тыла фронта.
— После совещания хотелось бы поговорить не торопясь, — сказал Сафронов. — И где, кстати, генерал Подгорный? Он мне очень нужен...
— Приглашаю вас вечером к себе. Там встретите и Петра Федоровича... [180]