На подступах к Риге
Наш «виллис» остановился у маленького сборного домика, спрятавшегося в густом сосновом бору. Это командный пункт фронта. Огромные медноствольные деревья, окружавшие нас, казалось, подпирали низко нависшее сумрачное небо. Пахло лесной сыростью, хвоей и бензином.
Мы с Владимиром Николаевичем Богаткиным вышли из машины, миновали часового и вошли в помещение. В комнате за столом, устланным картами, сидел Андрей Иванович Еременко. Хмуря густые светлые брови, он красным карандашом проводил новые разграничительные линии между армиями. Взглянув на нас, командующий, грузно опираясь на палку, с которой не расставался в последнее время (давала о себе знать раненая нога), встал. Поздоровались. Я доложил командующему нанесенное на карту решение Ставки и план перегруппировки войск. Предусматривалось, что с передвижкой 22-й и 3-й ударной армий за Даугаву на участки, которые они занимали, перейдет 10-я гвардейская армия. 42-я армия останется на месте.
А. И. Еременко немного подумал и приказал перебросить за реку еще и 130-й латышский стрелковый корпус и сказал:
— На участок, передаваемый нам Баграмяном, мы выводим только две армии левого крыла фронта. 22-я принимает 80-километровый участок от реки Даугавы до Балдоне, а 3-я ударная займет такого же размера участок от Балдоне до Бене. Надо особенно укрепиться в районе Балдоне, — повернулся ко мне Андрей Иванович. — Этот город находится всего в 20 километрах от Риги, и немцы, несомненно, попытаются отвоевать его обратно.
— Генерал Коротков ночью переправляет через Даугаву латышский корпус, который затем выйдет в район Балдоне, — ответил я. [101]
— Я поручил начальнику инженерных войск навести понтонный мост через Даугаву и приступить к строительству постоянного. Возьмите это под особый контроль, — сказал Еременко мне. На этом он закончил совещание, оделся.
Слышно было, как к блиндажу подкатил «виллис». Командующий, опираясь на палку, пошел к двери.
— Я поеду в гвардейскую армию, проверю, как там войска готовятся к наступлению, — сказал он. — А вы организуйте проверку подготовки в 22-й и 3-й ударной, как они планируют перегруппировку войск за Даугаву. И надо подыскать место для фронтового КП в районе поближе к Даугаве.
— Мы наметили развернуть КП в районе Скривери, у Даугавы, невдалеке от намеченного к постройке моста, — сообщил я Еременко.
— Хорошо... Потом следует проверить, как готовится к наступлению командование 42-й армии.
От командующего я вернулся в свой блиндаж. Здесь меня ожидало много генералов и штабных офицеров. Я рассказал им о тех коррективах, которые внес генерал А. И. Еременко в план наступления и перегруппировки войск, а своему заместителю генералу С. И. Тетешкину и начальнику связи генералу П. К. Панину приказал поехать в район Скривери, чтобы уточнить место для фронтового КП и развернуть там узел связи.
— Концы проводов подайте от Скривери на новые армейские КП, — указал я. — Предупредите всех, что работать по радио запрещается.
Наконец все ушли, и мы остались с начальником разведотдела полковником М. С. Масловым.
— По нашим данным, — начал свой доклад Маслов, — противник собирается обороняться на рубеже Лиелварде, что у реки Даугава, Сунтажи, Сигулда. Там сосредоточилось большинство отступивших перед нашим фронтом частей. По имеющимся сведениям, из района Кегумской ГЭС немцы всех выселили, даже военнослужащих. Но станция из-за недостатка взрывчатки заминирована пока слабо: По данным разведки, на подступах восточнее Риги работает много немецких солдат и местных жителей. В самой Риге объявлено осадное положение. На улицах висят приказы, которые обязывают всё население в возрасте от 14 до 60 лет под угрозой тюремного заключения работать на оборонительных рубежах. Всю последнюю неделю из Эстонии и Северной Латвии на Ригу движутся потоки эшелонов и автомашин. [102]
Мы договорились с Масловым передвинуть разведывательные группы из района Риги на запад, в Курляндию, а некоторые из них передать штабу соседнего справа фронта.
Наш разговор прервал начальник штаба воздушной армии генерал-майор авиации А. А. Саковнин. Он вошел стремительный, веселый, шумный, в поскрипывающей новенькой кожаной куртке. Саковнин считался одним из способнейших руководителей авиационных штабов.
— Раз Маслов здесь, значит, какие-нибудь секреты? — спросил он.
Начальник разведотдела сдержанно пожал плечами, давая понять, что он считает свою работу слишком серьезной, чтобы ее вышучивать.
— Как вы собираетесь перебрасывать свою армию на новые места, за Даугаву? — спросил я А. А. Саковнина.
— Командующий армией генерал Науменко договорился с командующим 3-й воздушной армией генералом Папивиным, что мы принимаем у них аэродромы, которые вошли в нашу фронтовую полосу. Но, конечно, их будет недостаточно. Так что ищем подходящие площадки...
— А как вы намерены прикрывать перегруппировку войск фронта за реку?
— Истребительная авиация, которая будет прикрывать перегруппировку войск и переправу через реку, завтра перебазируется на новые аэродромы. Только вот что беспокоит: командующий решил переместить к югу армейскую станцию снабжения и армейские склады, а железная дорога там еще не восстановлена. Правда, начальник штаба 3-й воздушной генерал Дагаев обещал временно снабжать нас со своих складов.
Я заверил Саковнина, что в ближайшие дни железнодорожные пути будут приведены в порядок и закончится строительство мостов через Даугаву. Сказал ему также о том, что немцы собираются взорвать Кегумскую ГЭС, видимо, пригонят на станцию рядом вагоны со взрывчаткой и что их необходимо уничтожить.
— Ясно. Мы выделим для этой цели специальную группу летчиков.
После Саковнина ко мне зашли начальник штаба тыла фронта генерал И. И. Левушкин, начальник военных сообщений полковник Н. П. Пидоренко и начальник управления военно-восстановительных работ генерал И. С. Картенев. Я познакомил их с новыми задачами. Вместе мы обсудили, как сделать ответвление на юг от фронтовой автомобильной дороги, организовать питательные и ремонтные пункты, договорились [103] о выделении бензозаправщиков, уточнили сроки готовности железнодорожного моста через Даугаву у Крустпилса. Однопутный трехпролетный мост длиной 276 метров был снесен полностью: устои и быки взорваны до фундамента, а фермы расчленены на части и обрушены в воду. Генерал Картенев сообщил, что восстановительные работы начались 2 сентября. Ведет их 13-я железнодорожная бригада. Трудиться приходится под артиллерийским обстрелом: в 5–6 километрах передовая.
— Через день-другой мост будет готов, — заверил И. С. Картенев.
С 26 сентября началась переброска войск на юг. 22-я армия оставила на своем участке севернее Даугавы только 118-й укрепрайон. Два ее стрелковых корпуса, в том числе и 130-й латышский, уже переправлялись через Даугаву в районе Кокнесе. Остальные соединения подходили к реке.
Главные силы 3-й ударной армии двигались к понтонному мосту, наведенному близ Яунелгавы.
10-я гвардейская и 42-я армии с танковым корпусом и тремя дивизиями 3-й ударной продолжали наступать. За два дня они продвинулись на 8–15 километров и вышли к Малплису, Сунтажам, Лиелварде.
Во второй половине 27 сентября я поехал в 42-ю армию. Вместе с командармом — своим однокурсником по академии Генштаба — генералом В. П. Свиридовым побывал в двух стрелковых корпусах. До полудня армия прорвалась вперед на 4–6 километров, до укрепленного рубежа противника «Сигулда».
По возвращении на армейский НП В. П. Свиридов доложил мне, что, по данным разведки, против армии на рубеже «Сигулда» обороняется больше четырех немецких дивизий.
— Снаряды у нас иссякли, танков почти нет, — заявил он. — Ожидаем, что вы пополните нас перед прорывом.
Я обещал доложить об этом командующему, но предупредил, что фронт имеет мало средств для обеспечения наступления войск.
Утром и вечером 28 сентября 10-я гвардейская и 42-я армии пытались прорвать оборонительный рубеж «Сигулда», но больше двух траншей первой позиции пробить не смогли. Пленные показали, что во многих их ротах оставалось по 15–20 человек. Однако гитлеровцы быстро получили пополнение. [104] Оно прибыло из Германии морем. Интересно, что в числе прибывших было 2 тысячи юнкеров летной школы. Видимо, в Ригу направили тех, кто оказался под рукой. Несостоявшихся авиаторов использовали для укомплектования 10-го армейского корпуса.
Прорвать «Сигулду» было нелегко. Немцы строили эту линию целое лето. Окопы и траншеи рыло мобилизованное местное население и даже привезенные сюда под конвоем эсэсовцев 2 тысячи голландцев. Вдоль переднего края тянулись противотанковые рвы метра четыре шириной. Подходы к ним прикрывали проволочные заграждения, минные поля, и все пространство густо простреливалось. Штурмуя эти позиции, наши части несли потери.
В конце сентября мне позвонил генерал армии А. И. Антонов.
— Прорыв оборонительных сооружений под Ригой оказался более трудной задачей, чем мы ожидали, — сказал он. — Помимо вашего и 3-го Прибалтийского фронтов в наступлении на Ригу примут участие вдоль Рижского взморья и левофланговые войска Ленинградского фронта. Чтобы при этом не возникло недоразумений, Ставка решила возложить координацию наступления на Ригу всех трех фронтов на маршала Говорова, благо война с Финляндией закончена, — пояснил Антонов. — Окончательное решение Ставки об этом вы получите на днях.
...Наш новый фронтовой командный пункт был оборудован на западной окраине Скривери среди разрушенных домов. Впереди тускло серебрилась Даугава, сквозь утреннюю дымку проступали холмы, занимаемые противником. Командование и узел связи разместились в землянках, а большая часть офицеров штаба — в уцелевших окраинных зданиях.
Был последний день сентября. Я вышел из убежища на улицу. Там стояли А. И. Еременко, члены Военного совета, несколько офицеров штаба. Все поглядывали на шоссе — ждали Маршала Советского Союза Леонида Александровича Говорова. Вчера вечером из Москвы сообщили, что он должен приехать к нам утром.
Мне не терпелось увидеть Леонида Александровича, с которым я познакомился еще в тридцатых годах на киевских маневрах. Он был тогда артиллерийским командиром и пользовался большим авторитетом как крупный знаток артиллерии.
— Талантливый человек! — не раз говорил о нем И. Э. Якир. [105]
Позже Л. А. Говоров хорошо проявил свои способности во время советско-финляндской войны, успешно руководил перед Великой Отечественной войной Артиллерийской академией имени Ф. Э. Дзержинского. Широко были известны его заслуги во время битвы под Москвой и под Ленинградом. Теперь Говоров — командующий Ленинградским фронтом и по совместительству представитель Ставки Верховного Главнокомандования.
На дороге показалось несколько «виллисов». Приблизившись к нам, они остановились. Из передней машины вышел Леонид Александрович. Его сопровождал генерал-лейтенант А. В. Гвоздков, сухощавый человек с манерами старого интеллигента. Я пристально приглядывался к Говорову. Несмотря на возраст, он был по-прежнему строен, подтянут. Внешне Леонид Александрович почти не изменился. Лишь на лице появились морщинки да густая изморозь тронула виски.
А. И. Еременко представился и отрекомендовал нас, коротко обрисовал положение войск фронта и протянул маршалу бинокль, предлагая взглянуть на позиции. Говоров отвел руку командующего:
— Я старый артиллерист, предпочитаю пользоваться стереотрубой.
Приникнув к окулярам оптического прибора, маршал долго не отрывался от них, потом проговорил:
— Недалеко отсюда видно...
Еременко ответил:
— Я наблюдаю за войсками из лесу, с вышки.
После беседы с командующим и со мною Говоров пообедал с нами в столовой штаба.
Во время обеда Леонид Александрович рассказал об освобождении войсками Ленинградского фронта Таллина, о бегстве остатков армейской группы «Нарва» на острова Моонзундского архипелага.
— Отход противника показался нам неожиданным, — признался Говоров. — Начали преследовать... Немало его подразделений окружили и уничтожили. Тыловых учреждений разгромили и захватили порядком. У Рижского залива настигли танковую часть. Почти всю пленили... А флот наш пустил на дно много вражеских транспортов. С Финляндией война закончена... Так что, как только очистим от противника острова, Ленинградский фронт останется безработным, — пошутил он. — Теперь о действиях вашего правого соседа, — продолжал Говоров. — Перед Сигулдой замедлилось продвижение его левофланговой 61-й армии. Остальные [106] силы этого фронта, особенно 67-я армия генерала Романовского, совершили плечом к плечу с войсками Ленинградского фронта своеобразный бег к морю, наступали на пятки удиравших арьергардов противника. В течение пятя суток гнали врага по 20–25 километров в сутки и вышли к Рижскому заливу от Айнажи до Дучи... Нам известно, что немецкое командование значительную часть войск из Эстонии увело к Риге, а войска, действовавшие перед 3-м Прибалтийским фронтом, отвело за рубеж «Сигулда». Масленников преследовал лишь арьергарды противника. Жалко, конечно, что фронтовой танковый корпус, вырвавшийся вперед от пехоты, действовал в полосе центральной армии. Поэтому он и не выскочил за отходившими частями противника на оборонительный рубеж «Сигулда», а тоже вышел к Рижскому заливу. Теперь он перемещается генералом Масленниковым в полосу левофланговой армии генерала Белова. Вчера и сегодня армии 3-го Прибалтийского фронта пробовали прорвать вражеский оборонительный рубеж, но, так же как и ваши армии, успеха не имели... Сейчас главная задача для обоих фронтов — прорвать рубеж «Сигулда», разгромить противника под Ригой и освободить столицу Латвии. Так вот, чтобы координировать действия ваших фронтов, я и послан Ставкой, — заключил маршал Говоров.
— У нас есть предложения, — сказал я, — сменить наши войска севернее Даугавы и дать возможность собрать между городами Балдоне и Елгава кулак из двух армий и нескольких корпусов...
— Чтобы одновременно с 3-м Прибалтийским фронтом двинуться на Ригу с юга? — подхватил Говоров. — Да, этим вы помогли бы и Баграмяну, лишив противника возможности перебрасывать соединения из-под Риги к Мемелю. Это верно. Я — за такое решение. Думаю, и Ставка не будет возражать. Вот только какими войсками сменить ваши две армии севернее Даугавы?
— На левом фланге 3-го Прибалтийского фронта во втором эшелоне наступает 54-я армия. Может быть, ею? — спросил я.
— Она еще не укомплектована людьми и вооружением. Ставить ее в первый эшелон рискованно, — заметил генерал-лейтенант Гвоздков.
Мы обратились к карте.
— Смотрите, — повел я карандашом, — протяжение 3-го Прибалтийского фронта по переднему краю не превышает теперь шести — десяти километров. Генерал-лейтенант Захватаев, командарм бывшей нашей 1-й ударной, передавал мне [107] вчера по телефону, что его соединения стиснуты с обеих сторон соседями. Вот эту армию и переместить бы южнее. А еще лучше, если бы ее возвратили нам. Мы включили бы в нее латышский корпус, который, кстати, и формировался в составе 1-й ударной.
Леонид Александрович встал, несколько раз прошелся по комнате, заложив руки за спину, наконец, остановившись напротив меня, сказал:
— Ну что ж, в принципе я не против такой перегруппировки. Но надо все это как следует продумать, обсудить с командующими фронтами, доложить в Ставку...
На следующий день, уехав от нас, Л. А. Говоров позвонил мне по телефону и сообщил, что получено разрешение Ставки сменить наши армии севернее Даугавы войсками 1-й ударной. 122-й стрелковый корпус, который до этого находился в составе 67-й армии, переподчиняется 1-й ударной. Он уже направился к нам. В ближайшие дни выступят остальные соединения. Однако нашим 10-й гвардейской и 42-й армиям разрешалось «переселяться» за Даугаву только после прорыва оборонительного рубежа «Сигулда».
Узнав об этом, Андрей Иванович Еременко решил перебросить 10-ю гвардейскую на участок севернее реки Огре, не дожидаясь смены. Уже 2 октября генерал М. И. Казаков стал переводить дивизии и корпуса через полосу 42-й армии. На месте осталось лишь несколько отдельных частей.
Связавшись по телефону с генерал-полковником П. А. Беловым, я узнал, что железная дорога Эргли — Рига включена в полосу наступления 61-й армии. Это объединение под командованием Белова два месяца назад действовало в составе 1-го Белорусского фронта, участвовало в освобождении Бреста, затем было выведено в резерв Ставки, укомплектовано и передано 3-му Прибалтийскому фронту. Армия не успела еще полностью выгрузиться из эшелонов, как ее бросили в бой. До 28 сентября она успешно преследовала противника, проходя по 20–25 километров в сутки. В первом эшелоне у нее было четыре дивизии. Прорвать рубеж «Сигулда» эти соединения не смогли, и в первую линию теперь выводились остальные две дивизии.
В первых числах октября войска всех Прибалтийских фронтов совершали крупные перегруппировки и готовились к наступлению на новых направлениях. Наши 42-я и 10-я гвардейская армии занимали теперь полосу, ограниченную справа шоссейной дорогой Эргли — Рига, а слева — рекой Огре. На сильно укрепленный Озолмуйжский район нацелился [108] 19-й гвардейский стрелковый корпус, левее его вышли 15-й и 7-й. Междуречье Даугавы и Огре занял 118-й укрепрайон. 5-й танковый корпус расположился во втором эшелоне.
Вечером 3 октября я доложил в Генштаб решение командующего фронтом. Генерал А. И. Еременко задачу войскам фронта определил так: наступать вдоль обоих берегов Даугавы и, взаимодействуя с 3-м Прибалтийским фронтом, разгромить рижскую группировку противника, освободить столицу Латвии; 42-я армия нацеливается на Сунтажи, южную часть Риги, а 10-я гвардейская — на город Огре, южную окраину Риги. В заключение я просил уточнить, будут ли армии нашего фронта участвовать в освобождении Риги, и если нет, то когда и какие войска их сменят.
Генерал А. И. Антонов обещал ответить мне на эти вопросы позже. Часа через два он позволил и сообщил:
— В Ставке опасаются, и это опасение разделяет маршал Говоров, что войска вашего соседа без помощи 2-го Прибалтийского фронта прорваться в Ригу не смогут. Поэтому вопрос о смене ваших армий севернее Даугавы силами генерала Масленникова пока остается открытым. Разграничительная линия с правым соседом — шоссе Эргли — Рига.
Несколько позже, 6 октября, в связи с постоянным сужением полосы наступления нашего фронта, по решению Ставки началась переброска 10-й гвардейской армии генерала М. И. Казакова и 42-й армии генерала В. П. Свиридова на южный берег Даугавы с тем, чтобы 2-й Прибалтийский фронт нанес удар на Ригу с юга своим правым крылом, а центром и левым крылом продолжал наступление на Либаву.
Наступление 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов должно было начаться ориентировочно 7 октября. Но мы решили прощупать вражескую оборону уже за несколько дней до этого. Некоторые части провели разведку боем. Нам удалось установить номера вражеских соединений. Судя по всему, враг еще не обнаружил перемещения войск 1-го Прибалтийского фронта на новое направление.
Но вот поступили интересные сообщения от наших разведчиков: немцы готовятся отойти с рубежа «Сигулда» к Риге. Несколько дивизий уже заняли оборону на городском обводе вдоль нижнего течения рек Гауя и Маза-Югла. Разведка доносила, что отмечено движение войск противника к Огре и Ропаже. [109]
Итак, через несколько дней нам предстояло вести бои у окраины Риги.
И разведчики и партизаны сообщали нам, что в лесах неподалеку от Риги размещаются лагеря военнопленных. Сквозь деревья виднеются длинные ряды колючей проволоки, дощатые вышки с часовыми, приземистые бараки, слышится приглушенный лай овчарок. Изредка тишину прерывают короткие автоматные очереди. А в последние дни со стороны лагерей тянется густой черный дым, он стелется по мокрой траве, и его тяжелый, горький запах пропитал все вокруг, заглушив запах хвои и прелых трав. Стало известно, что гитлеровцы спешно эвакуируют пленных на запад, а трупы ранее расстрелянных и кое-как зарытых в лесу узников сжигают на кострах. Сколько трупов — неизвестно. Но много, очень много.
В Риге участились облавы. Полицейские хватали людей прямо на улицах, загоняли в крытые машины и гнали в порт, на корабли.
Трудовая Рига голодала. А из порта один за другим уходили в Германию суда, груженные награбленным продовольствием.
От наших разведчиков нам стало известно, что в первых числах октября в Рижском порту разыгрались две кровавые драмы. Большая группа латышских граждан воспротивилась посадке на пароход, смяла охрану, и стала разбегаться. Опомнившись, эсэсовцы схватились за автоматы. Густой ливень свинца обрушился на людей. Шестьдесят человек остались лежать на мостовой. На следующий день на одном из пароходов подняли бунт студенты, которых фашисты также насильно увозили в Германию. Конвоиры открыли по студентам огонь. Расправляясь с непокорными, они сбросили триста юношей и девушек за борт.
Фашисты приготовили для взрыва все важные объекты и коммуникации. Железнодорожные и понтонные мосты, электростанции, водопровод. Но заложить основательное количество взрывчатки под Кегумскую ГЭС им еще не удалось. В течение последней декады сентября и в первых числах октября 810-й штурмовой авиационный полк майора Ермолаева тщательно следил за эшелонами, останавливающимися на станции Кегумс и на всех следующих станциях до Огре. Вагоны, отцепляемые на этом участке, летчики штурмового полка тотчас же уничтожали точными ударами с бреющего полета. Среди них, по донесениям наших разведчиков из вражеского тыла, были и вагоны с взрывчаткой, предназначенной для минирования Кегумской ГЭС. Особенно [110] отличился в уничтожении подвижного состава на станциях Огре и Кегумс старший лейтенант Б. Ф. Горохов. За несколько особенно удачных вылетов он был награжден орденом Красного Знамени...
Но однажды летчик разведывательного самолета доложил командующему фронтом, что плотина на Кегумской ГЭС в трех местах все-таки взорвана. Здание станции также частично разрушено.
Разведка доносила, что в Риге вспыхнула эпидемия гифа. Облавы, тиф, голод заставили жителей бежать в окрестные хутора, к родственникам или знакомым. Трудовая Рига притихла, с нетерпением ожидая своих освободителей.
В это время наш левый сосед производил сложную перегруппировку. Смысл ее заключался в следующем: передавая нам свои правофланговые участки, командование 1-го Прибалтийского фронта незаметно для противника переводило высвободившиеся войска в район Шяуляя, чтобы оттуда нанести мощный удар в направлении Мемеля.
Это было грандиозное по своим масштабам передвижение. Представьте только: на перекрещивающихся дорогах многотысячные колонны пехоты, артиллерии, всевозможных машин, штабы, тылы. Все они перемещаются ночью, быстро, чтобы нигде ни с кем не столкнуться, не образовать затора, не вызвать подозрения у противника. Не трудно понять, какая сложная задача стояла перед командующим и его штабом, возглавляемым генерал-полковником В. В. Курасовым. И они отлично справились с проведением этой операции. Вывод из боя частей, смена их, стремительные марши, остроумная маскировка были осуществлены искусно, с математической точностью. Всего шесть суток понадобилось для того, чтобы перебросить на расстояние от 80 до 240 километров около полумиллиона человек, свыше десяти с половиной тысяч орудий и минометов, танков и самоходно-артиллерийских установок.
Мы тоже закончили перегруппировку своих сил к югу в очень сжатые сроки.
Утром 5 октября, находясь на наблюдательном пункте северо-западнее Скривери, мы узнали об успешно начавшемся наступлении войск генерала И. X. Баграмяна на Мемель (Клайпеда).
Несколько позже я получил из Генерального штаба информацию, суть которой состояла в том, что на рассвете [111] 5 октября к северо-западу от Шяуляя неожиданно для врага загремела артиллерийская канонада и на его оборонительные позиции обрушились мощные удары артиллерии и авиации; используя растерянность врага, главные силы 1-го Прибалтийского фронта, сосредоточенные северо-западнее Шяуляя, перешли в наступление и прорвали фашистскую оборону; для развития успеха генерал И. X. Баграмян выдвинул вперед подвижную группу в составе нескольких танковых соединений, которые, обогнав пехоту, устремились главными силами на Мемель, к морскому побережью, и частью сил — на Лиепаю.
Мы в это время внимательно наблюдали за вражескими войсками, которые действовали против нас. Из 42-й и 10-й гвардейской армий генералу армии А. И. Еременко доложили, что на некоторых участках гитлеровцы при поддержке артиллерии и авиации пытаются атаковать наши позиции.
Как стало известно позже от пленных офицеров, фашистское командование рассчитывало этими ударами дезориентировать нас, создать впечатление, что оно не намерено отводить свои войска. Гитлеровцы надеялись захватить пленных, уточнить срок нашего наступления и направление основных ударов. Проворонив подготовку удара на Мемель, они, видимо, теперь опасались, как бы то же самое не произошло и под Ригой.
Боясь оказаться отрезанным, враг принял решение на отход. Но днем и вечером 5 октября гитлеровские войска приказа на отход еще не имели. А наши силы правого крыла фронта продолжали готовиться к прорыву «Сигулды».
На НП командующего приехали генералы В. Н. Богаткин и А. П. Пигурнов. Еременко сказал им:
— Надо немедленно довести до войск сообщение об успешном наступлении 1-го Прибалтийского фронта на Клайпеду. Каждый солдат должен знать, что вражеские соединения в Прибалтике вот-вот будут отрезаны от Германии и что наш фронт должен как можно быстрее разгромить противника, освободить столицу Латвии.
Владимир Николаевич ответил, что вечером, где позволит обстановка, будут проведены собрания, а в подразделениях первой линии — беседы.
— Кстати, — добавил член Военного совета, — снабдим политработников материалами о злодеяниях фашистских захватчиков в Риге и в только что освобожденных районах.
Вскоре мы разъехались: В. Н. Богаткин и А. П. Пигурнов — в соединения первого эшелона на собрания, А. И. Еременко — в дивизии 42-й армии, чтобы лично проверить их [112] готовность. Я направился в 19-й гвардейский стрелковый корпус, которым теперь командовал генерал А. Т. Стученко. Он находился на своем наблюдательном пункте. Туда же прибыл и начальник штаба 15-й воздушной армии генерал А. А. Саковнин.
— Вот хорошо, что и вы здесь, — обрадовался он, увидев меня. — Надо как раз кое-что согласовать.
Втроем мы уточнили, как будут завтра взаимодействовать авиаторы и гвардейцы. Затем Саковнин занялся проверкой результатов бомбежки вражеских укреплений в районе Озолмуйжи.
От Стученко я узнал, что утром на участках 56-й и особенно 22-й гвардейских стрелковых дивизий гитлеровцы пытались атаковать.
— Отбили, — сказал Стученко. — Сейчас они сидят в своих укрытиях и не дышат.
Андрей Трофимович передал мне свой бинокль. Я навел его на занимаемый немцами покатый взлобок. Он был изрыт воронками. Хорошо различались развороченные дзоты и траншеи, порванные ряды колючей проволоки.
В одной из дивизий я встретил В. Н. Богаткина.
— Заедем к Свиридову, — предложил Владимир Николаевич.
Я согласился. Вскоре мы добрались до небольшого строения, черепичная крыша которого просматривалась сквозь мокрую поредевшую листву яблонь. Здесь обосновался наблюдательный пункт командующего 42-й армией генерал-лейтенанта В. П. Свиридова. Его самого в доме не было. Владимира Петровича мы нашли в сарае. Он стоял по колено в сене и при помощи стереотрубы через пролом в кровле за чем-то наблюдал. Вот он на миг оторвался, крикнул в телефонную трубку: «Огонь!» — и снова приник к окулярам. Свиридов был так увлечен, что не заметил нас.
— Что это вы затеяли? — спросил я, удивленный таким странным занятием командарма.
Владимир Петрович спохватился и, пожимая нам руки, ответил:
— Пристреливаемся по целям, чтобы завтра бить без промаха.
— А сами еще не попали в «вилку»? — указал я на взметнувшийся неподалеку фонтан земли.
Свиридов отмахнулся. Он принадлежал к числу тех людей, которые если что делают, то с хорошим азартом. Владимир Петрович любил, как говорится, все потрогать собственными [113] руками, все проверить лично. И не из-за недоверия к подчиненным, а именно потому, что загорался.
Пока мы беседовали с командармом, земля под нами еще несколько раз содрогнулась от взрывов. Один из снарядов ухнул прямо у сарая. Нас куда-то швырнуло. Очнулись все лежащими на земле. В ушах у меня гудело. Свиридов чертыхался, потирая ушибленный затылок: оторвавшаяся доска ударила его по голове. А в общем, все обошлось благополучно. Но вражеский огонь стал еще плотнее, и мы поспешили покинуть сарай.
В саду, прилегавшем к дому, нас опять тряхнуло. В. Н. Богаткин упал. Мы бросились к члену Военного совета, перетащили его в укрытие, вызвали врача. Оказалось, что Владимира Николаевича задел осколок. Он попал в спину. Спас Богаткина кожаный корсет, который он носил после травмы позвоночника. Кусочек стали величиной с наперсток, пробив этот своеобразный панцирь, потерял силу и застрял под кожей.
— Ничего опасного, — заключил врач.
Все повеселели.
...До вечера мне удалось побывать еще в 15-м и 7-м гвардейском корпусах.
Вернувшись на фронтовой командный пункт, я позвонил в Генеральный штаб и доложил, что все соединения и части фронта готовы к наступлению. Генерал армии А. И. Антонов оказал:
— Противник перебрасывает значительные силы из-под Риги к Мемелю. Если вы и ваш правый сосед нанесете завтра удар на рижском направлении, то этим окажете существенную помощь 1-му Прибалтийскому фронту. Враг будет лишен возможности маневрировать войсками.
Пока же фашистское командование снимало стоявшие против нас соединения. Наши разведчики донесли, что две танковые и одна пехотная дивизии отведены с участка, расположенного северо-западнее Елгава — Добеле. Авиаразведка и партизаны также подтвердили сведения о начавшемся интенсивном передвижении гитлеровских частей по железной дороге, на машинах и пешим порядком в сторону Риги и далее на юго-запад. Перебежчики показали, что две пехотные дивизии ушли с рубежа рек Даугава — Сунтажи.
Примерно то же наблюдалось и перед 3-м Прибалтийским фронтом.
Пришлось срочно вносить изменения в разработанный план. Генерал А. И. Еременко приказал командармам уже этой ночью провести на нескольких участках разведку боем. [114]
Если выяснится, что враг начал отход, немедленно перейти в наступление.
Авиация поднялась на поиски и бомбежку вражеских эшелонов и колонн. В Генштаб была послана заявка на удар силами дальней авиации по Рижскому порту.
Поздно вечером из армий стали поступать сведения о том, что в глубине обороны гитлеровцев раздаются сильные взрывы и полыхают большие пожары.
В полночь мне позвонил маршал Л. А. Говоров, находившийся на командном пункте 3-го Прибалтийского фронта. Судя по его вопросам, я понял, что он уже разговаривал с А. И. Еременко и обстановку перед нашим передним краем знает.
— Могу вас порадовать, — сказал Леонид Александрович, — 1-я ударная армия сдает свой участок 67-й и передислоцируется ближе к вашему правому флангу.
— Какого она состава? — спросил я.
— Трехкорпусного. А в чье распоряжение она поступит, пока не решено, так как в новый район прибудет не раньше чем через трое суток. За это время ситуация может сильно измениться. Впрочем, не исключено, что вы и без нее обойдетесь. Не упустите только момент.
...На рассвете 6 октября, когда было обнаружено, что боевые порядки немцев поредели, две наши армии и две 3-го Прибалтийского фронта перешли в наступление. Они относительно легко преодолели первую вражескую позицию сразу в нескольких местах. Однако дальнейшее их продвижение задержали сильно укрепленные узлы и участки, оказавшиеся на флангах. Взять их с ходу не удалось.
Из района севернее Озолмуйжи противник плотно перекрыл путь некоторым частям и соединениям 42-й армии, нанося им ощутимый урон. Генерал-лейтенант В. П. Свиридов распорядился направить туда огонь артиллерийской дивизии и двух отдельных артиллерийских бригад. Сломив сопротивление гитлеровцев, армия завязала бой за крупный населенный пункт и железнодорожную станцию Сунтажи и к вечеру овладела ими.
В 10-й гвардейской армии наступление развивалось не везде одинаково. Утром вперед вырвался 15-й гвардейский стрелковый корпус. При поддержке 5-го танкового корпуса он преодолевал одну позицию за другой. Зато соединения, наступавшие справа и слева от него, основательно отстали. Командарм М. И. Казаков вызвал авиацию. После бомбового удара 19-й гвардейский стрелковый корпус стал продвигаться быстрее. Воины 22-й гвардейской стрелковой дивизии [115] ворвались в траншеи противника и завязали рукопашную схватку. Вместе с гвардейцами 56-й стрелковой они разгромили два полка, захватили всю артиллерию 24-й немецкой пехотной дивизии, один вражеский батальон вынудили целиком сдаться в плен.
Несколько позже наша 15-я воздушная армия помогла сдвинуться с места и 7-му гвардейскому корпусу. Он пошел вдоль северного берега Огре.
Когда была освобождена деревня Глажушкюнис, командир корпуса генерал А. Д. Кулешов переправил через реку сильный отряд, который ударил по тылам вражеских частей, оборонявших междуречье Даугавы и Огре. При его поддержке подразделения 118-го укрепрайона ворвались в Лиелварде и овладели этим важным населенным пунктом и железнодорожной станцией.
Во второй половине дня командир 118-го укрепрайона полковник Виктор Александрович Перфирьев несколько своих подразделений переправил на левый берег Даугавы. Они с тыла атаковали немцев, которые вели бои с правофланговыми частями нашей 22-й армии. У противника произошло замешательство. Этим воспользовались наступающие. Решительным ударом они сбили гитлеровцев с позиций и, преследуя их, прошли от 8 до 10 километров.
По сравнению с результатами наступления войск генерала И. X. Баграмяна этот успех был, конечно, более чем скромным, но это был все же успех.
К вечеру 10-я гвардейская и 42-я армии продвинулись на 10, а кое-где и на 12 километров.
Об итогах первого дня операции я с радостью доложил заместителю начальника Генерального штаба генерал-полковнику С. М. Штеменко, который несколько раз был в войсках Прибалтийских фронтов и хорошо знал их. Выслушав меня, он сказал:
— С участка перед вашим фронтом противник снял и продолжает снимать значительное количество войск, чтобы перебрасывать их к району Лиепаи против войск Баграмяна. Мы думали, что ваш фронт, наступая против обессиленного и собравшегося отходить противника, по крайней мере выйдет к городу Огре. Правда, у вашего соседа справа успехи даже меньше ваших. Но зато генерал Баграмян сегодня не только продолжал блестяще развивать удар на Мемель и Лиепаю, но и успешно двинул в наступление войска, сосредоточенные юго-западнее города Шяуляй. Эти силы 1-го Прибалтийского вместе с его левым соседом держат направление [116] на Тильзит. Ожидаем, что ваш фронт завтра покажет более быстрые темпы...
Я сообщил С. М. Штеменко, что командующий фронтом с группой офицеров и с начальниками родов войск организуют в 10-й гвардейской армии вместе с командармом прорыв промежуточного оборонительного рубежа противника и что генерал Казаков подготовил для развития прорыва на город Огре одну стрелковую дивизию центрального корпуса, усиленную танковой бригадой.
— На участке этой дивизии, — продолжал я докладывать, — генерал Еременко нацеливает ввод танкового корпуса. 42-я армия главные силы сосредоточила на левом фланге, рядом с 10-й гвардейской. Сейчас на корпусных участках ведут бои специально подготовленные для ночных боев батальоны. На отдельных участках они наступают успешно.
Позже я связался с командующим 61-й армией генерал-лейтенантом П. А. Беловым.
— Противник дерется за каждый тактически выгодный пункт, отходя, ставит много заграждений, — сказал Белов. — За день мы продвинулись на 8–12 километров и остановились перед городом Сигулда: сильно укреплен. Завтра будем штурмовать...
С утра 7 октября дела у нас пошли как будто лучше. Обнадеживающие вести поступили из 42-й армии. Ее войска прорвали вражескую оборону южнее железной дороги Эргли — Рига и успешно шли вперед. На правом фланге они овладели селением Сигулда.
Начальник штаба 10-й гвардейской армии генерал-майор Н. П. Сидельников примерно в полдень доложил:
— Все три корпуса с тяжелыми боями продвигаются между шоссе Эргли — Рига и рекой Огре к Риге. Части 7-й гвардейской дивизии, переправившиеся через реку южнее города Огре, заняли Кегумс и Кегумскую ГЭС. По бездорожной лесисто-болотистой местности, обильно оснащенной противником всевозможными заграждениями, войска армии прорвались вперед на 5–6 километров.
— А каковы успехи у Сахно? — спросил я.
— Танковый корпус вырвался на 4–5 километров вперед от войск, наступающих в центре армии, — ответил Сидельников. — Он нацеливается в обход города Огре с севера. Но танки корпуса с посаженным на них десантом пехоты пробиваются сквозь заграждения в болотистых, бездорожных лесах с большим трудом и значительными потерями. [117]
— От нашего фронта ожидают сегодня донесения о взятии Огре, — напомнил я Сидельникову. — Вся авиация фронта поддерживает сегодня только вашу армию.
— Освободить Огре — главная задача гвардейцев на сегодня, и на ее выполнение нацелены все воины армии, — подтвердил Сидельников. — Для того чтобы лучше руководить войсками при взятии города, командарм приказал переместить армейский КП ближе к городу. Готовим его возле шоссе, идущего по северному берегу реки Огре.
— Как только обоснуетесь на новом КП, я вышлю к вам группу офицеров для организации возле вас фронтового наблюдательного пункта, — предупредил я начальника штаба.
В этот день утром генерал Г. П. Коротков возобновил наступление на правом фланге армии. Часть его сил продвигалась вдоль южного берега Даугавы на запад, а навстречу им наступали от Балдоне на восток две дивизии. Противник, опасаясь окружения, медленно отводил свои войска между городами Огре, Балдоне на запад. Но около 15 часов командир укрепрайона, части которого шли за 7-й гвардейской стрелковой дивизией, переправил в районе Кегумса два батальона на южный берег Даугавы. Они атаковали отходившего противника с тыла. Удар с трех направлений заставил вражеское командование ускорить отвод своих войск перед правым флангом 22-й армии.
Теперь, когда оба берега Даугавы были очищены от противника почти до города Огре, мы решили организовать фронтовой НП где-то возле шоссе Крустпилс — Огре.
Перед вечером, когда надежды на быстрое освобождение города Огре стали слабыми, генерал армии А. И. Еременко направился на новый КП 10-й гвардейской армии, поручик мне выехать из Скривери в части, ведущие наступление на Огре.
— Проверьте на месте, как действуют войска с юго-востока, и выберите там фронтовой наблюдательный пункт, — сказал мне командующий.
Я уехал немедленно. Из Кегумса по забитому шоссе я медленно продвигался к городу Огре. По дороге и обочинам шли тыловые учреждения, одни на автомобилях, другие на конной тяге. Слышалась несмолкаемая артиллерийская канонада, которая, чем ближе мы подъезжали к городу, становилась сильнее. А неподалеку от Огре мы обогнали части 27-й артдивизии и 19-й гвардейской пушечной артбригады, поддерживавших наступление корпуса генерала А. Д. Кулешова. Отсюда хорошо была слышна пулеметная стрельба. Но мощной поддержки стрелковых частей нашей артиллерией [118] не чувствовалось. Причина была простая — боекомплект на исходе. В двух километрах от Огре остановилось несколько батарей.
Я связался по телефону со штабом фронта и приказал генералу Тетешкину незамедлительно организовать отправку снарядов для частей, которые вели бой в районе Огре, и разобраться, почему артиллерия в этом районе оказалась без боеприпасов.
— А, обороняет город довольно сильный гарнизон противника, — сказал командир полка. — Поэтому командарм решил штурмовать Огре ночью.
После выбора точки для фронтового НП я возвратился в Скривери.
Генерал Тетешкин доложил, что перебой в обеспечении артиллерии боеприпасами произошел из-за недостаточной расторопности офицеров службы артснабжения. Не проявили необходимой оперативности и предусмотрительности также командиры и штабы артиллерийских частей.
К вечеру 7 октября армии правого крыла 2-го Прибалтийского подошли к рубежу железнодорожная станция Ремине, город Огре. 8-я и 7-я гвардейские стрелковые дивизии вели бой перед восточной окраиной города. Командир корпуса генерал А. Д. Кулешов с офицерами штаба и начальник политотдела полковник А. Г. Евсеев с группой политработников готовили людей к ночному штурму. Гвардейцы широко оповещали, что войска 1-го Прибалтийского фронта выходят к морю.
— Делом доблести и чести гвардейцев является освобождение города Огре! — передавался из подразделения в подразделение призыв Военного совета фронта.
В это время головная танковая бригада подполковника Пузырева с посаженной на броню пехотой уже вышла северо-восточнее Огре к реке Маза-Югла и неожиданно для противника ворвалась по мосту в Туркалне. Отрадные вести поступали и с левого фланга. Южнее Даугавы войска 22-й армии отбросили части противника за рубеж между городами Огре и Балдоне.
Успешно продвигались и войска 3-го Прибалтийского фронта. Его левофланговая армия освободила город Сигулду. А на правом его фланге 67-я армия, наступавшая вдоль побережья Рижского залива, продвинулась на 10–12 километров и заняла крупный населенный пункт Саулкраста.
Ночью, уточнив результаты наступления на Огре, я докладывал [119] обстановку генералу А. И. Антонову. Сообщил, что армии правого крыла фронта с боями продвинулись на 10–15 километров, освободили свыше 200 населенных пунктов, Кегумскую ГЭС и что сейчас 10-я гвардейская армия генерала Казакова завязала бой за город Огре.
Но на том конце провода не разделяли моего оптимизма.
— Противник перед вашим фронтом отступает, а город Огре еще держит в своих руках, — умерил мой пыл генерал Антонов. — Вот ваш сосед справа освободил меньшую территорию, чем вы. Но он овладел Сигулдой.
— Но ведь Огре на двадцать километров ближе к Риге, чем Сигулда, — заметил я. — Мы считаем, что надо немедленно перебросить две наши армии на южный берег Даугавы.
— Ваши 10-ю гвардейскую и 42-ю армии в ближайшие дни сменят, и вы займетесь их перегруппировкой, — сказал Антонов и добавил: — Против успешно наступающих на Лиепаю войск Баграмяна противник все больше и больше перебрасывает дивизий с рижского направления, особенно из состава сил, оборонявшихся против армий левого крыла вашего фронта. Поэтому вам придется перебросить свои главные силы к левому флангу для наступления на Лиепаю.
— Об этом уже есть решение? — спросил я.
— Директива на подписи у Верховного, — ответил Антонов.
Так закончился этот памятный для меня разговор с исполняющим должность начальника Генерального штаба.
Всю ночь продолжались ожесточенные бои дивизий 7-го гвардейского корпуса генерала А. Д. Кулешова за Огре. 7-я гвардейская стрелковая под командованием генерала М. Э. Москалика овладела юго-восточной частью города, до устья реки Огре. Освобождение остальной, большей часта города легло на плечи 8-й гвардейской дивизии, которой теперь командовал полковник Г. И. Ломов. Полки этого соединения — подполковника А. Я. Попова и майора А. А. Лебедева — пробились севернее Огре и нанесли удар по городу с фланга и тыла. Первыми ворвались на улицы батальоны старшего лейтенанта В. И. Яблонского и капитана В. М. Круподерова. Воспользовавшись возникшей у противника паникой, перешел в атаку и полк И. Л. Шапшаева, наступавший на город с северо-востока.
Долго гвардейцам, пробивавшимся к Огре с юго-запада, не удавалось преодолеть реку. Гитлеровцы усиленно охраняли [120] берег, беспрерывно освещали его ракетами. Несколько попыток форсировать водную преграду окончились неудачей. Тогда командир 7-й гвардейской полковник Мерецкий и прибывший сюда начальник оперативного отдела штаба корпуса подполковник А. Н. Грылев решили прибегнуть к хитрости. На лодки было посажено отделение сержанта Виктора Голубева. Смельчаки спустились вниз по течению реки, вышли на лесистый берег за городом и оттуда незаметно проникли в западную часть Огре. Рассредоточившись, они подняли стрельбу из автоматов, пускали ракеты, бросали гранаты, отвлекая внимание гитлеровцев. Основные силы дивизии в это время начали форсировать реку. Оказавшись между двух огней, фашисты дрогнули, их сопротивление ослабло.
Улицу за улицей, квартал за кварталом отвоевывали гвардейцы у частей 10-го немецкого армейского корпуса, прижимая их к реке Даугаве. К 4 часам утра 8 октября город целиком был очищен от врага.
Нам досталось много орудий и других трофеев. В этих ночных боях вместе с пехотой бок о бок дрались воины полковой и дивизионной артиллерии.
За доблесть в бою, проявленную при освобождении Огре, многие солдаты и офицеры, в том числе и упомянутые здесь, были награждены орденами. А подполковник Иван Леонтьевич Шашпаев удостоился звания Героя Советского Союза.
В соответствии с решением Ставки 10-я гвардейская и 42-я армии начали перемещаться на левый берег Даугавы. После переправы гвардейцам М. И. Казакова вместе с 130-м латышским корпусом 22-й армии предстояло наступать по левому берегу Даугавы на южную часть Риги и овладеть ее западной частью — Задвиньем. В директиве указывалась и дальнейшая задача фронту: 42-ю армию переместить в район Добеле и, сосредоточив там крупную группировку, готовить удар главных сил фронта на Лиепаю.
Войскам 2-го Прибалтийского фронта не впервые приходилось совершать такие сложные перегруппировки, не снижая при этом темпов наступления.
С утра 8 октября между Огре и Кегумсом визжали пилы, стучали топоры — саперы готовили переправу.
Упорно цепляясь за каждый тактически выгодный рубеж, за каждый населенный пункт, противник в этот день продолжал отступать.
По мере приближения наших войск к Риге гитлеровцы [121] все больше и больше применяли всевозможные заграждения, особенно в лесисто-болотистой местности по берегам реки Маза-Югла. Однако вырвавшийся вперед гвардейский сибирский корпус генерала А. Т. Стученко совместно с танковым корпусом генерала М. Г. Сахно разгромили в районе Туркалне вражеские части и открыли войскам путь к Риге. Особенно отличились здесь части 56-й гвардейской дивизии полковника А. И. Колобутина. Ее 258-й полк под командованием подполковника Сильченко и полк имени Матросова зажали в клещи севернее Туркалне около трех батальонов 389-й пехотной дивизии и, разгромив их, взяли свыше 200 пленных. Передовой батальон матросовского полка лично вели командир полка полковник Ф. Г. Шаплюк, его заместитель по политчасти майор Малицкий и начальник штаба майор Самарин. Особенно самоотверженно дралась рота под командованием лейтенанта Чистова, которая закрыла противнику переправу через реку Маза-Югла. Командир роты пал в сражении смертью героя.
Воспользовавшись вспыхнувшей у противника сумятицей на Маза-Югла и переброской в этот район нескольких вражеских подразделений с соседних участков, перешла в наступление и левофланговая 22-я дивизия сибирского корпуса. Гвардейцы прорвались сквозь поредевшие ряды противника, форсировали реку Маза-Югла и, преодолевая заграждения, стали развивать наступление на Ригу. Первым форсировал реку гвардейский полк подполковника Горбунова, но тяжелое ранение вывело этого храброго командира из строя. Опечалило в те дни сибиряков и известие о гибели известного в 10-й гвардейской армии санинструктора, коммунистки старшего сержанта Ольги Васильевны Жилиной. Имя этой женщины, подвиги которой не раз описывались в дивизионной, армейской и фронтовой газетах, пользовалось широкой известностью. Под градом пуль и осколков снарядов она вынесла с поля боя сотни раненых бойцов и офицеров. Зимой для вывоза раненых она приспособила собачью упряжку. В трудных условиях Ольга брала в руки винтовку и не раз ходила вместе с бойцами в контратаки. Жилина за два года получила восемь ранений. За боевые подвиги Ольга Васильевна Жилина была награждена орденами Красного Знамени, Красной Звезды, Славы III степени, медалями и посмертно — орденом Отечественной войны I степени.
В течение 8 октября наступавшие на Ригу войска нашего фронта продвинулись еще на 10–12 километров. Во второй [122] половине дня правофланговые войска 42-й армии в районе станции Кангараши были сменены частями армии генерала П. А. Белова. 7-й стрелковый корпус 54-й армии выдвигался для замены остальных войск 42-й армии. С наступлением темноты два корпуса этой армии уже были на марше к переправам через Даугаву на участке Кегумс — Лиелварде. А для переправы 7-го гвардейского стрелкового корпуса, сосредоточенного в районе освобожденного города Огре, был наведен в четырех километрах юго-восточнее города понтонный мост. Он был готов уже в 15 часов. Такое рекордное время наводки моста показал 54-й понтонный батальон майора С. И. Бабакоева. [123]