К латышской столице
Наступил сентябрь 1944 года. Группа немецких армий «Север» и усиливавшая их 3-я танковая армия группы армий «Центр» были прижаты к Балтийскому морю, продолжая удерживать небольшую территорию. Линия фронта в Прибалтике составляла в целом немногим более 900 километров.
Руководство фашистской Германии продолжало попытки удержать за собой Прибалтику, учитывая ее стратегическое значение. Потеря Прибалтики делала для Германии невозможным вывоз из Швеции высококачественной стали и руды, означала резкое ухудшение условий боевых действий немецкого флота на Балтике, а также непосредственную угрозу рубежам Восточной Пруссии. В связи с этим Гитлер и его приспешники делали все возможное для укрепления своих позиций в этом районе — от мер по инженерному совершенствованию обороны до присылки морем подкреплений из своих последних резервов.
29 августа Ставка поставила задачи Прибалтийским фронтам. Нашему фронту надлежало наносить главный удар в направлении Риги, овладеть столицей Латвии, разгромив группировку противника севернее Даугавы. Наш сосед слева — 1-й Прибалтийский фронт должен был совместно с нами разгромить рижскую группировку, затем выходом на побережье Рижского залива в устье Даугавы отсечь остатки группы армий «Север», лишить их путей отхода в сторону Восточной Пруссии. Справа от нас действовали армии 3-го Прибалтийского фронта. Ленинградский фронт имел задачу наступать на столицу Эстонии Таллин.
Все управления штаба фронта напряженно работами по подготовке предстоящей операции. Конечно, самое пристальное внимание было уделено разведке, глубокому и всестороннему изучению ее данных. Вместе с нами анализом выводов, вытекавших из результатов разведки нашего [74] и других Прибалтийских фронтов, капитально занимался Генеральный штаб. До начала наступления необходимо было выяснить, насколько боеспособна группа армий «Север», каким образом намеревался противник оборонять Прибалтику, установить обоснованность предположений о намерении прорыва вражеских войск из Прибалтики в Восточную Пруссию, а также более полно выявить состав и численность группировки противника, характер подготовленной им обороны.
Как всегда, много ценных для нас сведении дал допрос пленных немецких офицеров, хорошо знавших обстановку и состояние своих дивизий и полков. Мне запомнился один из таких допросов, который проводил в моем присутствии начальник разведуправления штаба фронта полковник М. С. Маслов.
— Помощник командира роты пехотного полка 126-й пехотной дивизии, — доложил первый из представленных пленных.
— Покажите на карте участок вашего полка, — приказал ему Маслов.
Офицер быстро начертил на карте положение не только своего полка, но и соседних.
— Сколько человек в вашей дивизии и кто ею командует? — задал вопрос Маслов.
— Почти 7 тысяч человек. А командует дивизией... генерал Фишер...
— Эта фамилия нам хорошо знакома, — перебил пленного Маслов. — Дивизия генерала Фишера отличилась тяжкими злодеяниями, особенно под Лубаной... За счет кого пополнили вашу разбитую дивизию?
— Ее выводили в резерв, привезли из Германии пополнение на кораблях, укомплектовали и опять поставили в оборону, — отвечал пленный.
Пленный ответил еще на ряд вопросов.
Затем были допрошены пленные офицеры 112, 132 и 218-й пехотных дивизий. Они показали, что численность их соединений также доходит до 6500–7500 человек. Две из этих дивизий были переброшены против нашего фронта с другого участка.
В последующие дни были подробно и тщательно изучены и сопоставлялись разведывательные данные о противнике, имевшиеся в штабах всех трех Прибалтийских фронтов, сверены с донесениями разведывательных групп, действующих в тылу врага, с донесениями из партизанских частей, а также с последними данными боевой, авиационной [75] разведки и радиоперехватов, свежими авиаснимками немецких оборонительных рубежей.
Ценные данные о противнике, составе его войск и их расположении дала радиоразведка. В то время радиоразведывательные части по почерку вражеских радистов, по мощности станций, позывным и особым приметам работы раций, по тому, как и с кем та или иная станция работает, быстро и точно определяли местонахождение штабов всех степеней, безошибочно указывали участки обороны дивизий и полков. Захватом контрольных пленных эти данные, как правило, подтверждались.
Разумеется, радиоразведка противника получала, в свою очередь, таким же путем данные и о наших войсках. Мы об этом знали достаточно хорошо. В качестве яркого примера можно привести один случай, который произошел на нашем фронте. Несколько месяцев назад 22-я армия по ряду соображений была рокирована с правого фланга фронта на левый. Перегруппировка совершалась ночными маршами с проведением целого ряда мероприятий по маскировке. В частности, на старом месте было оставлено несколько радиостанций, продолжавших, как и раньше, работать. На марше и в новом районе было запрещено пользоваться радиосвязью. И все же некоторые офицеры штаба армии, а также штабов корпусов и дивизий, видимо, не удержались и сделали по прибытии в новый район ряд радиозапросов в свои штабы. Запросы эти, нужно полагать, не остались без ответа. И вот в новой полосе 22-й армии немцы сбросили с самолета листовки примерно такого содержания: «Поздравляем 22-ю армию с благополучным прибытием!»
Обобщение данных разведки позволило сделать выводы о составе и боеспособности войск противника, противостоявших Прибалтийским фронтам.
Группа армий «Север», оборонявшаяся в Прибалтике, к тому времени состояла из 16-й и 18-й армий и группы «Нарва». Командованию группы армий была подчинена в то время также 3-я танковая армия из группы армий «Центр». Фронт всех этих войск противника к 1 сентября 1944 года проходил от Финского залива к западному берегу Чудского озера, далее западнее Гулбене, устье реки Айвиексте, Бауска, Елгава, Шяуляй и кончался у реки Неман.
В составе гитлеровских войск в Прибалтике были 42 пехотные дивизии и семь боевых групп, каждая из которых примерно равнялась бригаде, 5 танковых и 2 моторизованные дивизии, 3 моторизованные бригады. Вражеские войска [76] были хорошо обеспечены боеприпасами, горючим и инженерным имуществом.
Фашистские войска в Прибалтике имели свыше 1200 танков и штурмовых орудий и около 400 самолетов. Они поддерживались легкими силами немецкого военно-морского флота. Боевые действия нашего Краснознаменного Балтийского флота из-за вражеских минных заграждений были весьма ограничены.
Боеспособность немецких войск в Прибалтике была в известной мере даже выше, чем в других группах. Она усиленно поддерживалась жестокой дисциплиной, наблюдением органов гестапо за каждым шагом солдат и офицеров, массовой отдачей под суд и расстрелом колеблющихся и недостаточно рьяно идущих в бой. А позади боевых частей для «поддержания их боевого духа» находились эсэсовские отряды, которые огнем из автоматов не допускали отступления пехоты с позиций.
Фашистская пропаганда настойчиво вдалбливала в головы своих солдат, что скоро, очень скоро наступит перелом в войне. Объявив тотальную мобилизацию, Германия, мол, сформирует много новых дивизий и сможет перейти в решительное наступление. На все лады расхваливалось несуществующее сверхмощное оружие. По всему было видно, что Гитлер не только не думал выводить свои войска из Прибалтики, но, наоборот, всячески стремился их усилить. Для чего это делалось, догадаться было нетрудно. Во-первых, прибалтийская группировка противника приковывала к себе силы трех Прибалтийских фронтов и даже левофланговые войска Ленинградского фронта. Во-вторых, она угрожающе висела над нашими войсками, наступающими на Восточную Пруссию. Кроме того, Прибалтика связывала Германию с Финляндией и войсками, находящимися в ней, а также со Скандинавскими странами — поставщиками стратегического сырья. И сама Прибалтика была в свою очередь для Германии богатой продовольственной базой.
Где же, на каких подготовленных рубежах командование группы армий «Север» рассчитывало остановить, сдержать наши войска, заставить отказаться от наступательных действий? Уточнено было, что восточнее Риги против войск 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов готовились четыре основных оборонительных рубежа. О первом рубеже под названием «Валга» я упоминал выше. Войсками нашего фронта, в особенности армиями правого крыла, он был во многих местах уже прорван, а силы соседнего справа фронта вплотную подошли к нему. Второй рубеж — «Цесис» — был [77] подготовлен противником по линии Айнажи (у Рижского залива), Валмиера, Цесис, Эргли, Кокнесе. К южному его участку и вышли войска 2-го Прибалтийского фронта. Третий — «Сигулда» — тянулся через Саулкратсу, Сигулду, Огре. И наконец, четвертый рубеж готовился на ближних подступах к столице Латвии. Южнее и юго-восточнее Риги против войск 1-го Прибалтийского фронта гитлеровцы подготовили два сильно развитых по глубине оборонительных рубежа.
Как правило, главная полоса основных оборонительных рубежей состояла из двух-трех позиций. Первая позиция имела две-три траншеи с развитой сетью ходов сообщения. Впереди рубежа — проволочные заграждения и минные поля. Вторая позиция — в 2–4 километрах от первой, а третья — на таком же расстоянии от второй. Позиции состояли из одной-двух траншей. В 5–10 километрах позади главной полосы готовилась более слабая тыловая полоса. Между основными оборонительными линиями немецкое командование готовило, главным образом силами штрафных частей и местного населения, промежуточные рубежи.
Из всех разведывательных источников поступали сведения, что немецкие войска и большое количество привлеченного фашистскими властями местного населения лихорадочно совершенствуют оборонительные рубежи. Поэтому нельзя было медлить с началом наступления. И в то же время нельзя было начинать активные боевые действия, не подготовившись к прорыву сильной, заранее подготовленной обороны противника.
Конечно, все собранные и суммированные сведения о войсках противника в Прибалтике нуждались в дальнейшем уточнении и детализации. Но для решения о наступлении против группы армий «Север» их было достаточно.
В рассмотрении Военным советом нашего фронта вопросов, касающихся предстоявшего наступления, принял участие представитель Ставки Маршал Советского Союза А. М. Василевский, возглавлявший руководство действиями Прибалтийских фронтов в проводимой операции. Заседание Военного совета проходило в большой светлой комнате оперативного управления, размещавшегося в богатой усадьбе сбежавшего крупного кулака. Стены в комнате были увешаны плохими копиями с картин Рембрандта и Ван Дейка. За расставленными столиками разместились командармы, командующие родами войск, заместители командующего фронтом и работники штаба. Перед каждым лежала развернутая карта. За отдельным столом лицом к командирам сидели [78] А. М. Василевский, командующий фронтом А. И. Еременко и член Военного совета В. Н. Богаткин.
Я стоял у прикрепленной к стене схемы с изображенным на ней решением на операцию.
— По указанию Ставки наш фронт наносит главный удар на Ригу из района западнее Мадоны, — докладывал я. — Командующий фронтом решил прорыв обороны противника произвести на двух удаленных один от другого на 25 километров участках — северо-восточнее и юго-восточнее Эргли. На правом 10-километровом участке — в стыке армий Казакова и Свиридова — силами шести стрелковых дивизий, из них четыре от гвардейской армии; на левом 8-километровом участке — в стыке армий Юшкевича и Короткова — силами пяти стрелковых дивизий. Ближайшая задача войск фронта — выход на рубеж Нитауре, Мадлиена, Скривери... На часовую артподготовку и поддержку наступления войск на участках прорыва выделить от 150 до 200 стволов на каждый километр фронта...
— Стволов много, снарядов мало, — сказал генерал В. П. Свиридов, в прошлом артиллерист.
— Воздушная армия, — продолжал я, повернувшись к генерал-полковнику авиации Н. Ф. Науменко, — перебазируется к началу операции на подготавливаемые полевые аэродромы ближе к фронту и вместе с артиллерией будет обеспечивать прорыв и наступление войск на основных направлениях... Армейские станции снабжения с головными армейскими складами в недельный срок переместить на восстановленный участок железной дороги Резекне — Крустпилс...
После моего доклада генерал А. И. Еременко детализировал задачи армиям, указал, сколько и каких снарядов будет отпущено каждой армии. Он, как, впрочем, и другие командующие фронтами, распределял боеприпасы лично. Затем был объявлен перерыв, который, как обычно, был оживленным.
— Тебе можно наступать, — громко говорил В. А. Юшкевич М. И. Казакову, видимо надеясь, что его услышит командующий. — Пополнения и снарядов ты получил больше всех, да и авиация будет действовать главным образом в твоих интересах.
— Зато за тобой стоит танковый корпус, будет развивать успех армии, — парировал Михаил Ильич.
В конце заседания А. И. Еременко указал командармам:
— Войска, предназначенные для наступления на главном направлении, в первую очередь стрелковые дивизии, намеченные [79] для прорыва обороны противника, вывести во второй эшелон для укомплектования и обучения.
Эта мера вызывалась главным образом тем обстоятельством, что прибывшее пополнение в подавляющем большинстве не имело достаточной военной подготовки. На обучение прибывающих людей и их сколачивание в составе подразделений потребовалось некоторое время.
Чтобы показать, как проводить обучение войск наступательным действиям, 3 сентября поблизости от Мадоны с одним из полков было проведено показное учение. Руководил им генерал А. И. Еременко. На учении присутствовали командармы, командиры корпусов и дивизий.
Отрабатывался прорыв обороны противника и бой в глубине. Для этого была специально создана оборонительная полоса с траншеями и заграждениями по немецкому образцу и подобию.
Картина этого учения отлично сохранилась в моей памяти. День как по заказу выдался теплый, солнечный. Дул слабый ветерок. Он медленно нес на «противника» поднятую стену дымовой завесы. Местность для наступления была слабо пересеченная, полуоткрытая. Кое-где островки кустов или молодых, преимущественно хвойных, деревьев. Вот обозначен конец артподготовки, пролетели с ревом самолеты, и по особому сигналу с криком «ура» батальон поднялся в атаку. К пехоте подошли и атакуют вместе с ней танки.
Но генерал армии А. И. Еременко дает отбой. Собираются командиры атакующих подразделений.
— Разве так идут в атаку? — возмущенно упрекает их командующий. — Так ведут солдат в баню, а не в атаку. И танки опоздали. Вы пехоту будете поддерживать или она вас? — обращается Андрей Иванович к танкистам.
Несколько раз повторяется атака, а затем отрабатывается бой в глубине обороны противника. И опять батальоны возвращаются на исходное положение.
— Надо научить подразделения искусству наступать почти вплотную за огневым валом, — пояснял А. И. Еременко. — А у вас, — обратился он к одному из ротных, — солдаты боятся своих танков. Вместо того чтобы показать танкистам, где лучше пройти через траншею, нацелить их, они забились на дно окопа и пережидали, когда пройдут танки. Надо приучить солдат, — продолжал Еременко, — к совместным действиям с танками, нужно сажать их на броню во время наступления.
Через два дня на этом же поле показательные учения [80] для своих подчиненных провел М. И. Казаков, ставший к этому времени генерал-полковником.
Мы готовились к наступлению, строжайше соблюдая меры оперативной маскировки. Перегруппировка войск проводилась только по ночам. Режим артиллерийского огня и работы радиостанций, а также полетов авиации оставался таким же, как и прежде.
Одной из важных задач штаба фронта при подготовке к операции было уточнение до деталей оборонительного рубежа противника, особенно на участках, намеченных для прорыва. Силовой разведкой, захватом пленных надо было установить, какие части противника и в каких районах обороняются, какие и где имеются заграждения перед передним краем, число траншей в первой позиции и т. д.
Для того чтобы улучшить способы проведения разведки, обменяться опытом, генерал армии А. И. Еременко приказал провести специальные сборы офицеров-разведчиков соединений. Возглавлял их полковник М. С. Маслов. Я приехал на сборы в день их окончания.
— Ну как вам понравились сборы? — спросил я окруживших меня во время перерыва офицеров.
— Мы узнали немало полезного о том, как лучше организовать и провести разведку боем в предстоящей операции, как проводить первый допрос захваченных пленных, — сказал один из разведчиков. Это мнение разделяло большинство участников сборов.
Чтобы полнее уяснить планы немецкого командования в Прибалтике, детализировать состояние оборонительных рубежей и состав вражеских войск, в тыл гитлеровцам были заброшены по воздуху новые разведывательные группы.
Не могу не упомянуть здесь о восемнадцатилетней разведчице Эльзе{11}, уроженке города Резекне, эвакуированной в глубь страны в 1941 году. Девушка и ее мать довольно прилично говорили по-немецки — качество, весьма ценное для разведчика. Первый раз в составе агентурной группы Эльзу забросили в район Даугавпилса. Привлекательная, веселая, подкупавшая своим человеческим обаянием, она сумела поступить в офицерскую столовую при военной комендатуре в Даугавпилсе. Бегая с подносом среди столиков, девушка внимательно прислушивалась к разговорам немецких офицеров и обо всем, что ей удавалось узнать, ставила в известность через своего начальника штаб фронта. Однажды [81] столовую посетил военный комендант Риги. За обедом он шутливо сказал Эльзе, что с удовольствием видел бы такую официантку в своей столовой в Риге.
— О, господин комендант, — улыбаясь, ответила Эльза, — вы не представляете, как бы я была рада! Жить в Риге — моя давнишняя мечта!
Когда наши войска освободили Даугавпилс, Эльза осталась в городе и рассказала о своей полушутливой беседе с комендантом нашим разведчикам.
— Это же замечательно! — обрадовался работник разведотдела полковник С. В. Шитов. — Ни в коем случае нельзя упускать такие благоприятные обстоятельства. Вы, Эльза, должны непременно воспользоваться предложением коменданта...
Для Эльзы подготовили легенду, что она во время боя в Даугавпилсе вместе со всем персоналом столовой якобы убежала из города, а затем, растеряв своих попутчиков, пробиралась в Ригу, вспомнив о предложении военного коменданта. Полковник М. С. Маслов подготовил Эльзу для посылки в Ригу.
Тихой июльской ночью Эльзу выбросили с самолета восточнее Риги. Приземлившись, она закопала в лесу парашют и под видом беженки появилась в городе. Комендант был любезен. Не прошло и нескольких часов, как Эльзу оформили официанткой в его столовую. Здесь, как и в Даугавпилсе, она внимательно прислушивалась к разговорам немецких офицеров и довольно часто сообщала нам через связных важные сведения.
7 сентября, за неделю до начала Рижской операции, на участке 10-й гвардейской армии после рейда по вражеским тылам вышел к своим усиленный мотострелковый батальон танкового корпуса генерала М. Г. Сахно. В середине августа, когда войска фронта еще наступали, это подразделение вырвалось далеко вперед и преодолело рубеж «Цесис». На станции Эргли батальон разгромил роту гитлеровцев и несколько тыловых частей и учреждений, взорвал эшелон с боевой техникой, захватил много оружия, боеприпасов, горючего и продовольствия. Несколько суток воины батальона удерживали станцию Эргли, успешно отбивали вражеские атаки. Однако противник подтянул туда крупные силы, а затем ударом с нескольких направлений отбросил подразделение к востоку от Эргли и вновь сомкнул фронт на рубеже «Цесис». [82]
Тогда командир батальона майор Корней Корнеевич Дитюк отошел от станции, повел своих смельчаков на север. Вместе с батальоном, оказавшимся отрезанным от своих войск, двигался на север ряд подразделений и групп 3-й Ударной армии, также оказавшихся во вражеском тылу.
Шестнадцать суток продолжался этот славный рейд, о котором позже стало широко известно в войсках фронта. Советские воины нападали на подразделения и тыловые учреждения противника. В первые дни боев во вражеском тылу штаб батальона связывался со своим корпусом, а через него и со штабом фронта, доносил о нанесенном фашистам уроне и взятых трофеях. Позже мы получали лишь краткие радиограммы и радиосигналы о передвижении. наших подразделений от Эргли на север через радиостанцию разведчиков, двигавшихся вместе с ними.
Как стало известно позже от пленных и из захваченных документов, 1 сентября батальон Дитюка разгромил севернее Эргли штаб 329-й пехотной дивизии немцев. Во время стычки был убит командир этой дивизии полковник Шульце.
6 сентября утром я, генерал А. Ф. Федоров и полковник М. С. Маслов приехали на НП 8-й гвардейской дивизии. Мы намеревались проверить подготовку командования соединения к обеспечению перехода линии фронта батальоном Дитюка.
Командир дивизии полковник Г. И. Панишев с дивизионного НП указал нам участок, намеченный для перехода линии фронта батальоном, и сообщил, какие силы выделены для его обеспечения. Григорий Иванович Панишев недавно принял командование дивизией от генерала А. Д. Кулешова, который возглавил 7-й гвардейский стрелковый корпус. Он возглавлял раньше одну из дивизий 19-го гвардейского стрелкового корпуса, сформированного из сибиряков-добровольцев. Панишев был одним из организаторов этого соединения в Сибири.
В ночь на 7 сентября батальон майора К. К. Дитюка с больными, ранеными, пленными и даже убитыми, а также подразделения и группы других соединений перешли на двух участках 10-й гвардейской армии через линию фронта.
Сам Дитюк принял решение переходить не на участке панфиловской дивизии, а подняться выше. Он благополучно провел через линию фронта батальон со всеми тылами на несколько километров севернее намеченного ранее пункта, на правом фланге 10-й гвардейской армии. На участке северо-восточнее озера Юмурда, выбранном Г. И. Панишевым, к своим прорвалась только одна рота батальона Дитюка и [83] около 200 бойцов и офицеров из различных частей 3-й ударной армии. Панфиловская дивизия помогла им проделать небольшой коридорчик. Но противник бросил к этому месту значительные силы и при поддержке авиации и артиллерии попытался закрыть брешь. Обоюдные атаки продолжались целый день. Рота Дитюка и воины 3-й ударной армии все-таки вышли здесь к своим и присоединились к батальону.
Майор Корней Корнеевич Дитюк, лейтенант Роман Спиридонович Машков и старшина Геннадий Александрович Мякшин за смелые и решительные действия в тылу врага были удостоены звания Героя Советского Союза.
Однако, как это часто бывает на войне, вместе с радостью к нам пришла и горечь потерь. Во время налета вражеской авиации на позиции панфиловцев одна из бомб упала неподалеку от наблюдательного пункта, где находились командир 8-й гвардейской стрелковой дивизии полковник Г. И. Панишев и исполнявший обязанности командира 27-го гвардейского артиллерийского полка майор Виктор Игнатьевич Сороконуд. Осколки бомбы оборвали жизнь этих храбрых опытных офицеров. 9 сентября их похоронили в городе Резекне.
Вместе с ротой батальона К. К. Дитюка и остатками батальона армии В. А. Юшкевича линию фронта перешли и разведчики группы, действовавшие в Риге.
Главные силы 2-го Прибалтийского фронта стояли перед Видземской возвышенностью и готовились к наступлению. Обращенные к нам крутые склоны возвышенности, достигавшие иногда трехсотметровой высоты, были очень удобны для обороны. На возвышенности росли леса, преимущественно хвойные. Но они не образовывали сплошных массивов, а были разбросаны отдельными островками. На такой местности перемещать войска из одного района в другой и маскировать их легко. Текущие в низинах, между холмами, ручейки, речушки, серебристо поблескивающие озера из-за незначительных размеров не ограничивали возможности маневра. Немцы умело использовали характер местности, отрыли окопы и траншеи, соорудили доты и дзоты, расположили на всех командных точках бронеколпаки, заминировали подступы к переднему краю.
Хорошо еще, что к этому времени установилась сухая солнечная погода, которая в Прибалтике иногда держится в сентябре подолгу. К полудню солнце светило совсем по-летнему — весело и щедро. Дороги окончательно просохли, [84] в соединения спешили этим воспользоваться. Подтягивались отставшие подразделения, подвозились боеприпасы, горючее, продовольствие. С заводов по железной дороге перебрасывались машины, пушки.
Как-то за несколько дней до начала операции ко мне зашел генерал-лейтенант Петр Никитич Ничков, командующий артиллерией фронта. Он грузно опустился на стул, вынул тяжелый портсигар с барельефом орудия на крышке.
— Как же быть, Леонид Михайлович? — спросил он, закуривая.
— О чем это вы?
— О снарядах, конечно. Стволов-то у нас много, а снарядов раз, два и обчелся.
Я и сам знал, что с этим у нас пока туговато. Даже на артподготовку первого дня наступления планировалось лишь три четверти боекомплекта.
— Ничего не поделаешь, — ответил я Ничкову. — Звонили в Москву. Ответили нам, что больше отпустить пока не могут.
Позже у меня состоялся разговор по телефону с генералом армии И. X. Баграмяном. Мы обменялись мнениями о подготовке к операции. Я узнал, что на рижском направлении будет действовать только одна армия.
— Мы сейчас растянулись от Даугавы до Немана, — сказал Иван Христофорович, — причем не по прямой линии, а в виде дуги. Так что выделить больше сил пока нет возможности.
Из дальнейшей беседы с командующим 1-м Прибалтийским фронтом я узнал, что на рижском направлении будет действовать 43-я армия, которой командует генерал-лейтенант А. П. Белобородов. Она усилена 3-м гвардейским механизированным корпусом генерала В. Т. Обухова.
— А как у вас дела с боеприпасами? — поинтересовался я.
— Думаю, что как и у вас, — коротко ответил Иван Христофорович. — Придется наступать с тем, что имеем в своих запасах.
Подготовка к наступательной операции проводилась по всем направлениям. Службы штабов частей, соединений и армий занимались накоплением боеприпасов, горючего, продовольствия, снабжением всем необходимым госпиталей и лазаретов. В войсках шла боевая учеба со всеми категориями личного состава — бойцы и командиры, не жалея сил, [85] учились прорывать развитую систему вражеской обороны, преодолевать разнообразные инженерные сооружения, препятствия, форсировать реки и озера.
Напряженно работали все управления и отделы штаба фронта. На нас, как обычно, лежала обязанность контроля за подготовкой войск к наступлению, согласование и увязка возникавших вопросов, которых, естественно, было очень много. Штаб непрерывно занимался сбором, изучением и анализом данных о противнике. Кроме того, необходимо было строго следить за тем, чтобы все подготовительные мероприятия, проводимые войсками накануне наступления, максимально скрыть от противника, его разведки. Большой коллектив работников штаба занимался своими привычными делами сосредоточенно, без суеты и торопливости. Все — будь то генерал, офицер, сержант или рядовой телефонист — отчетливо сознавали, что длительная и трудная борьба в Прибалтике приближается к решающему периоду — освобождению столицы Латвии Риги.
Штаб трудился рука об руку с политработниками. Правда, офицеров политуправления в горячее время перед наступлением, как и в разгар боев, мы видели редко — в основном тогда, когда кто-либо из них наведывался на короткое время к нам, чтобы уточнить оперативную обстановку. Они занимались непосредственно на передовой своим ответственнейшим делом целеустремленно, неутомимо и в полном смысле слова непрерывно.
Суть проводимой накануне большого наступления партийно-политической работы сводилась к одному — обеспечить укрепление морального духа воинов, их наступательного порыва. На практике это означало проведение огромного числа тщательно продуманных, всесторонне подготовленных мероприятий. Проходили партийные и комсомольские собрания, совещания агитаторов, собрания и совещания партийного и комсомольского актива, причем, как говорится, на разных уровнях — от взводов до дивизий. Должен отметить, что каждый сбор людей во фронтовой обстановке был сам по себе исключительно сложной задачей. Однако политработники вместе с командирами подразделений, частей и соединений проявляли удивительную изобретательность и оперативность, собирали коммунистов и комсомольцев для обсуждения главного вопроса: что надлежало делать в бою, чтобы увлечь весь личный состав вперед, на разгром врага. При этом, конечно, основное внимание уделялось тому, как решения собраний довести до сознания каждого бойца. Политработники, партийный и комсомольский [86] актив, состоявший из сотен и тысяч офицеров, сержантов, рядовых, умел мобилизовывать людей призывным словом и еще больше — личным примером. Этот актив все видел, все знал, обладал неограниченным авторитетом и был по-настоящему огромной силой.
Штабные работники тоже выступали перед воинами, и это помогало им глубже, вернее понять настроение людей, состояние их морального духа, укрепляло уверенность в успехе намеченных планов.
Мне хорошо запомнилось, как во время одной из бесед с личным составом полка, готовившимся первым атаковать вражеские позиции на участке главного удара, один из солдат, неторопливо оглядев своих товарищей, сказал спокойно и твердо, как бы размышляя вслух:
— Ну, теперь-то мы фашистов к морю прижмем!
— Только прижать-то надо надежно, чтобы не вырвались, — добавил я.
— Не беспокойтесь, товарищ генерал, не дадим убежать! — воскликнул другой боец, и столько горячей уверенности и задора прозвучало в его словах, что все стоявшие вокруг заулыбались.
— А чего же беспокоиться, когда за дело берутся такие орлы, как вы! — подбодрил я бойцов, заканчивая беседу.
Таких встреч и бесед у каждого из нас было немало. Фронтовой опыт свидетельствует, что, чем труднее и ответственнее были задачи, которые ставились перед войсками, тем большее значение приобретало личное общение командования с рядовыми воинами — непосредственными исполнителями оперативных и стратегических планов на полях сражений.
12 сентября состоялось еще одно расширенное заседание Военного совета фронта с участием военных советов и начальников политотделов армий, а также начальников фронтовых управлений. Подытоживались все мероприятия по подготовке операции.
В конце заседания генерал армии Еременко уточнил: начало наступления после часовой артиллерийской подготовки в 10 часов 14 сентября, наземные войска занимают исходное положение в течение двух ночей — на 13 и на 14 сентября; авиация приземляется на подготовленные передовые аэродромы после первых вылетов в день наступления.
Однако еще утром 13 сентября, когда командование войск фронта проверяло готовность дивизий в первом эшелоне, части, действовавшие на правом фланге, уже завязали бои, а вернее, начали преследовать отходящие войска противника. [87]
Я уже упоминал, что войска 2-го Прибалтийского фронта вышли к оборонительному рубежу противника «Цесис» только в центре и на левом крыле. А правофланговые войска фронта остались в районе Гулбене перед рубежом «Валга». Поэтому передний край правофланговой 10-й гвардейской армии растянулся на 80 километров уступом назад.
Командующий армией генерал М. И. Казаков, чтобы не отвлекать гвардейские дивизии с главного направления, выставил для обеспечения растянутого правого фланга в виде завесы 118-й укрепрайон в составе пяти пулеметно-артиллерийских батальонов, стрелковую дивизию, приданную из фронтового резерва, и вновь сформированную особую группу. В нее были включены учебный батальон запасного армейского полка, дорожно-эксплуатационный полк, инженерный, дорожно-строительный и электротехнический батальоны. Командовать этой группой был поставлен опытный боевой командир полковник Ф. А. Петяев.
В ночь на 13 сентября перед правофланговыми частями гвардейской армии во многих местах вспыхнули пожары, послышались взрывы. А на рассвете наши разведчики установили, что противник начал отход. Гвардейцы стали немедленно преследовать врага и в течение суток, расчищая минные заграждения и завалы, продвинулись местами на 10–12 километров, освободив свыше 150 населенных пунктов.
Мы не сомневались, что немцы отводят свои войска из района Гулбене за оборонительный рубеж «Цесис» для того, чтобы сократить линию фронта. Но то, что они начали это делать за день до нашего наступления, заставило нас призадуматься. Видимо, гитлеровцы все-таки кое-что разнюхали о наших планах.
Мы пришли к выводу, что имеем дело со случайным совпадением и никаких изменений в наши планы не внесли. Однако последующие события показали, что здесь был допущен определенный просчет. Оказалось, что немецкое командование в основном правильно разгадало замысел о направлении главного удара нашего фронта и заблаговременно отвело часть своих войск с переднего края. Поэтому осуществляемая нами артиллерийская подготовка и не приносила ожидаемых результатов. Разного рода причины усугубили допущенный просчет. В результате темпы наступления войск фронта были низкими. [88]
В 10 часов 14 сентября после часовой артиллерийской и авиационной подготовки войска 2-го Прибалтийского фронта перешли в наступление в направлении на Ригу. Одновременно с северо-востока и с юга двинулись на столицу Латвии соседние Прибалтийские фронты. Несмотря на упорное сопротивление врага, его первая позиция была к концу дня прорвана на глубину 2–4 километра.
Атаки 3-го Прибалтийского фронта севернее города Валги оказались не очень успешными. Река Вяйке-Эманыги создавала дополнительное препятствие. Прежде чем наступать на вражескую оборону, необходимо было преодолеть водную преграду. И только нескольким дивизиям 67-й армии генерал-лейтенанта В. З. Романовского удалось захватить небольшие плацдармы на западном берегу реки.
Между тем у левого соседа — 1-го Прибалтийского фронта — наступление началось успешно. Его 43-я армия генерал-лейтенанта А. П. Белобородова в 13 часов форсировала реку Лиелупе и прорвала вражескую оборону. Ударная группировка армии штурмом овладела укрепленным узлом противника городом Бауска.
Форсирование реки Лиелупе удалось облегчить следующим образом. 8 сентября приток этой реки — Муша — был перекрыт юго-восточнее города Бауски глухой земляной плотиной. Уровень воды в Лиелупе к 14 сентября значительно понизился, и ее можно было в ряде пунктов перейти вброд.
После освобождения города Бауски части армии генерала Белобородова устремились на север. Чтобы развить успех, в прорыв был введен 3-й гвардейский механизированный корпус генерала В. Т. Обухова, который получил к этому времени 50 новых танков Т-34. В результате за первый день наступления войска генерала армии И. X. Баграмяна продвинулись на север на 12 километров. 43-я армия успешно наступала и в последующие два дня. К тому же, используя ее успех, 15 сентября перешли в наступление и примыкавшие к ней справа фланговые войска 4-й ударной армии генерала П. Ф. Малышева, которые продвинулись за день на 5–8 километров.
В итоге войска 1-го Прибалтийского фронта за три дня боев продвинулись до 35 километров в глубину и расширили фронт прорыва до 80 километров. Передовые войска 43-й армии вели бои всего в 25 километрах юго-восточнее Риги.
Между тем наступление нашего и соседнего справа фронтов в последующие два дня продолжалось замедленными темпами. Войска прогрызали одну за другой вражеские позиции и проходили вперед от 2 до 5 километров в день. Недостаток [89] снарядов и танков, малочисленность наших дивизий и, наконец, прочность обороны и упорное сопротивление противника — все это сказывалось на результатах наших усилий.
В этот день в Эстонии успешно перешли в наступление из района севернее Тарту в направлении на Таллин войска левого крыла Ленинградского фронта.
Но в середине дня 17 сентября произошли события, которые существенно поправили и наше положение. 22-я и 3-я ударная армии совместно с 5-м танковым корпусом прорвали оборонительный рубеж противника между поселком Эргли и городом Плявиняс и продвинулись вперед на 20 километров. Они штурмом овладели городами Гостини и Плявиняс и продолжали теснить врага.
Однако на центральном направлении войска нашего фронта продолжали двигаться вперед со скоростью 3–5 километров в сутки. Общая же обстановка в Прибалтике для противника день ото дня становилась тяжелее. Мы в штабе фронта понимали, что гитлеровское командование, трезво оценивая ситуацию, сложившуюся на советско-германском фронте вообще, будет стремиться во что бы то ни стало и в самые кратчайшие сроки эвакуировать войска группы армий «Север» из Курляндии в Германию. Это мнение разделяли и руководящий состав других Прибалтийских фронтов, и Генштаб, и Ставка. Было ясно, что Гитлеру и его приспешникам хотелось бы получить около трех десятков дивизий из группы «Север» для того, чтобы бросить их навстречу войскам Красной Армии, ведущим наступление у границ фашистского рейха. Однако реальных возможностей для этого у гитлеровского командования не было. При том тоннаже флота, которым располагало оно на Балтике, для переброски войск и техники из Курляндии в Германию потребовалось бы не менее полугода. Об этом, конечно, нам стало известно позже. Позже стало известно и о том, что командующий группой армий «Север» генерал Шернер на второй день нашего наступления на Ригу доносил 15 сентября в свою ставку: «Группа армий «Север» вчера вступила в решающие оборонительные сражения, которые вынуждают меня сделать определенные выводы... На ряде участков противник значительно вклинился в расположение наших войск (особенно у Бауски), что таит в себе опасность прорыва на Ригу. Я больше не могу говорить об организованной обороне... Я настоятельно прошу высшее командование сегодня отдать приказ о проведении операции [90] «Астер»{12}. Я прошу вас, сделайте это срочно... сейчас настала последняя возможность уйти»{13}.
На следующий день Шернер получил разрешение на отвод войск в Восточную Пруссию. Первой уходила из Эстонии группа «Нарва», за ней 18-я армия, а 16-я должна была обеспечить отвод этих войск, обороняясь на восточных и южных подступах к Риге. Она намечалась к выводу в последнюю очередь под прикрытием танковой армии. Как нам стало известно от фронтовых разведывательных групп и авиации, к Риге — на грузовиках, по железной дороге и на судах по Рижскому заливу — сплошным потоком перебрасывались в те дни части из Эстонии. В окрестностях Риги скапливалось все больше и больше немецких войск.
Чтобы ликвидировать угрозу Риге с юга, фашистское командование решило нанести два контрудара: первый — силами 3-й танковой армии в направлении Елгавы, второй — двумя танковыми и четырьмя пехотными дивизиями из района Балдоне по наступающей 43-й армии 1-го Прибалтийского фронта.
С 17 сентября на этих участках начались особенно ожесточенные бои. Некоторые позиции переходили из рук в руки по нескольку раз. К гитлеровцам подходили все новые подкрепления. Часть сил вражеское командование перебросило туда с нашего фронта.
Вечером в тот же день позвонил генерал армии А. И. Антонов. Он рассказал о тяжелых боях, которые ведут войска Баграмяна, и указал:
— Противник перед вами ослаблен. Спешите воспользоваться этим.
Он был прав. Момент для нас наступил благоприятный.
В ночь на 18 сентября полковник М. С. Маслов и я еще раз внимательно просматривали разведданные, по свежим авиаснимкам уточняли начертание оборонительного рубежа «Сигулда». Разведка установила, что его уже заняли вторые эшелоны и скоро подойдут основные силы.
Группа лейтенанта Н. Я. Жирова захватила двух офицеров и несколько солдат из вражеской саперной части. Они подробно рассказали об укреплениях, прикрывающих Ригу с востока, сообщили, что работы на рижском обводе ведутся и сейчас. На них привлечено население из пригородов латышской столицы. [91]
Стало известно и о передвижении двух танковых и одной пехотной дивизий из-под Риги на юг, к Балдоне.
Больше всего донесений в эти дни поступало от наших рижских разведчиков. Они информировали о передвижении немецких войск из Эстонии на юг, о паническом настроении латышской буржуазии и местных фашистских элементов. Разведчики сообщали, что из Рижского порта уходят в Германию караваны судов, груженные оборудованием, скотом и зерном, и что специальные команды минируют заводы, электростанции и железнодорожные мосты. Уже знакомая читателям Эльза из разговоров офицеров в комендантской столовой Риги узнала, что группа «Нарва» уходит на юг, и об этом сообщила нам. Она известила также, что ее покровитель — комендант уже подготовил все свои дела и имущество для эвакуации.
В эти дни мы получили из Ставки разрешение провести перегруппировку главных сил севернее Эргли, но только «в процессе наступления войск фронта». Надо сказать, что еще 14 сентября командование фронта просило Ставку разрешить наступать не на двух, а на одном направлении. В ночь на 19 сентября генерал А. И. Еременко начал сосредоточивать главные силы фронта к северу от железной дороги Эргли — Рига, чтобы нанести один общий удар. Это было действительно разумным решением. И авиация и артиллерия на одном участке могли подавить огневые средства противника на всей глубине его обороны. А все танки и самоходные орудия имели возможность поддержать пехоту с большей плотностью.
Во второй половине дня я переехал на фронтовой НП, организованный в лесу севернее Эргли, а Андрей Иванович Еременко с группой офицеров уехал в армии.
Три дня было предоставлено для перегруппировки войск к центру фронта — севернее Эргли. На главном направлении за стрелковыми соединениями намечалось сосредоточить и 5-й танковый корпус, и отдельные танковые бригады, и почти всю фронтовую артиллерию.
Командующий 15-й воздушной армией генерал Н. Ф. Науменко перебазировал на передовые аэродромы главного направления всю намеченную для наступления авиацию.
Уже в ходе первых дней наступления мы понесли большие потери в людях. Особенно велики они были среди коммунистов и комсомольцев. И это понятно. Коммунисты и комсомольцы первыми во взводах и ротах поднимались в [92] атаку, первыми врывались в траншеи противника, находились там, где было наиболее опасно и трудно.
— Я вам перечислю потери лишь одного полка за несколько суток, — горячо говорил А. П. Пигурнов после одного из боев. — Парторг младший лейтенант Очнев убит, парторги сержанты Серпов и Бондаренко тяжело ранены, комсорг Перцев убит, комсорг Алексеенко ранен... Конечно, число коммунистов и комсомольцев не уменьшается. Лучшие бойцы вступают в партию и комсомол.
Докладывая в ночь на 19 сентября командующему обстановку, я подчеркнул, что численный состав рот в полках, в том числе и в гвардейской армии, катастрофически упал, значительно уменьшился вследствие больших потерь, а нарядов на пополнение у нас нет.
— Со снарядами тоже плохо, — добавил генерал В. Н. Богаткин. — Из Москвы отвечают, что сейчас им не до нас. Пополняют фронты, действующие на главном направлении.
— С боеприпасами я нашел выход, — ответил А. И. Еременко. — Возьмем их в тех армиях, которые обороняются, и передадим наступающим. Ну а что касается нехватки людей, то тут вы сами виноваты, — обратился он ко мне. — Шесть наших запасных полков дают мизерное пополнение. Легкораненые залеживаются в госпиталях. В тыловых частях и учреждениях масса здоровых солдат. Можно было бы заменить их негодными к строю или женщинами.
— Да, — согласился Богаткин, — с тылами у нас не все в порядке. Недавно я узнал, что один из командиров запасных полков крепко выпивает, живет как воевода.
Выслушав Владимира Николаевича, Еременко сказал мне:
— Надо хорошенько проверить наличие людей в запасных полках фронта и ускорить возвращение выздоровевших в части.
Еременко просил меня не задерживаться. На другой день утром на самолете По-2 я вылетел в запасные полки, расположенные в районе Резекне. Стоял хороший солнечный день. Самолет летел низко. Земля внизу хорошо просматривалась. Кое-где на полях уже копошились люди, вязали снопы, рыли картофель. Поблизости от деревень пасся скот. Над Резекне сделали два круга. Еще темнели развалины разрушенного города, но уже по улицам сновали люди, на станции не было видно разбитых вагонов. Освобожденная земля залечивала раны, обычная мирная жизнь с повседневными заботами возвращалась в Латвию. Я смотрел вниз под мерный шум мотора нашего По-2. В годы войны он сослужил [93] огромную, поистине неоценимую службу как боевой, связной и санитарный самолет, незаменимый по надежности и неприхотливости. Во время моих полетов по фронту бывали случаи, когда отказывал мотор, но и тогда мы приземлялись благополучно. Я проникся уважением к этой скромной машине и до сих пор храню теплые чувства к старому доброму По-2. После войны я изменил ему и был жестоко наказан{14}.
Посещение запасных полков было полезным, оно позволило ускорить возвращение в части значительного числа выздоровевших после ранений бойцов, которые часто задерживались в запасных полках по чисто формальным причинам. Большинство солдат, прошедших после лечения курс боевой подготовки в этих полках, рвались на передовую.
21 сентября после посещения запасных полков мы с начальником политуправления фронта А. П. Пигурновым побывали в армейских госпиталях, вручили некоторым раненым боевые награды, рассказали о делах на фронте, в стране. Беседы были обстоятельными. Почти все раненые, особенно те, кто успешнее других выздоравливал, сами просились на передовую.
Возвратившись в штаб фронта, я доложил генералу А. И. Еременко о результатах поездки в запасные полки и госпитали.
Следует подчеркнуть, что в дни перегруппировки войск фронта наступление на отдельных участках, особенно на правом фланге, не прерывалось. Войска продолжали продвигаться на 4–5 километров в сутки. Директива Ставки «производить перегруппировку в процессе наступления» выполнялась.
Накануне дня, намеченного для наступления, А. И. Еременко послал меня в 10-ю гвардейскую армию.
— Проверьте, как войска подготовились для нанесения удара, как установили взаимодействие с артиллерией фронта и авиацией, — напутствовал он.
Обговорив с моим заместителем генералом С. И. Тетешкиным вопросы, которые следовало решить в мое отсутствие, и уточнив с ним маршрут моей поездки и способы связи, я выехал из штаба на НП 10-й гвардейской армии. Дело в том, что до командования фронта дошли слухи, что генерал [94] М. И. Казаков в последних боях лично водил в атаку подразделения. Член Военного совета просил меня проверить, правда ли это.
На НП я застал только начальника штаба армии генерал-майора Н. П. Сидельникова. Спросил его, как было дело.
— Было, — подтвердил он. — Пришлось Михаилу Ильичу по-пластунски... под огнем...
Я попросил Николая Павловича рассказать все подробнее. И вот что выяснилось.
17 сентября командарм был в одном из полков и наблюдал за боем. Подразделения пошли в атаку хорошо. Но через некоторое время одно из них залегло и начало окапываться. Генерал Казаков всполошился:
— В чем дело?
Не успели находившиеся рядом с ним офицеры понять, что он собирается делать, как Михаил Ильич выскочил из траншеи и, не обращая внимания на свист пуль и отчаянный протест своего адъютанта, пополз к распластавшимся на земле бойцам. Передвигался Казаков проворно и вскоре был уже среди гвардейцев, глазами отыскал командира, подозвал его к себе. Им оказался молоденький старшина с почерневшим от солнца и пыли лицом. Он испуганно заморгал, узнав в тяжело дышавшем усатом человеке командующего армией.
— Почему остановились? — сердито спросил Казаков старшину.
— Чтобы огнем поддержать соседей, — неуверенно доложил тот. — Потом, значит, сами пойдем, а они нас прикроют...
Казаков понял, что перед ним совсем еще неопытный командир. Он приказал ему немедленно поднять роту и догнать ушедший вперед батальон.
— Вот, собственно, и все, — закончил Сидельников.
В это время на наблюдательный пункт прибыл Михаил Ильич, усталый и раздраженный. Дав ему немного прийти в себя, я заговорил о том, что зря он так опрометчиво поступает. Казаков энергично крутнул темный ус.
— Неужели вы там думаете, что мне страсть как охота под пули себя подставлять? Просто я хочу в конце концов выяснить, почему у нас не все ладно. И не через посредников, а сам. Сказал ли вам Сидельников, что в той самой роте, которая чуть было не подвела часть, я обнаружил спящих? Да, кругом треск, грохот, а некоторые из солдат как только плюхнулись на землю, так сразу и уснули. Полк-то дерется уже двое суток без передышки. Какой же у бойцов [95] может быть наступательный порыв, если они как сонные мухи?
Это сообщение было для меня неожиданным. Я знал, что у него все части отдыхали строго по графику. Казаков, как правило, умудрялся держать во втором эшелоне от одной трети до половины всех сил. Это давало войскам возможность привести себя в порядок, передохнуть. Я не раз советовал другим командармам перенять опыт у Михаила Ильича.
— К сожалению, — нахмурив густые брови, сказал Казаков, — сейчас и у нас не везде придерживаются расписания. Есть такие. Но я их все-таки заставлю...
Он тут же отдал распоряжение заменить, как только потемнеет, измотанные части свежими.
— Завтра у нас дела должны пойти лучше, — пообещал он мне.
— Надо, надо, — поддержал я. — Завтра вас будет поддерживать почти вся фронтовая авиация. А если армия добьется успеха, то в ее полосе введем и танковый корпус...
В 10 часов 22 сентября севернее поселка-Эргли началась артиллерийская и авиационная подготовка. А в 11 часов главные силы 2-го Прибалтийского фронта мощным тараном пробили тыловую оборонительную полосу вражеского рубежа «Цесис», форсировали реку Огре к северу и югу от поселка и устремились к Риге. Продвигаясь вперед, соединения к 14 часам расширили прорыв до 80 километров по фронту. Следует отметить, что большую помощь наступавшим войскам принес построенный под 60-тонные грузы понтонный мост через реку Огре севернее Эргли. Строили его под сильным вражеским огнем части 56-го понтонного батальона майора К. А. Коноша.
Южнее Эргли, на правом фланге 22-й армии, оборону противника прорвал 130-й латышский корпус. Введенная из второго эшелона этого соединения 308-я стрелковая дивизия, усиленная 118-й танковой бригадой, в ожесточенных, тяжелых боях вырвалась на линию гвардейской латышской дивизии. Затем обе дивизии устремились на Менгели и с ходу форсировали в этом районе реку Огре. Здесь под вражеским огнем тоже был построен понтонный мост. Наступление примыкавших к латышскому корпусу частей было значительно облегчено. В этих боях был тяжело ранен командир танковой бригады полковник Л. К. Брегвадзе.
В течение 22 сентября войска фронта, ведя беспрерывные [96] бои, продвинулись на 8–12 километров к Риге и расширили фронт прорыва до 100 километров.
На следующий день 24-я танковая бригада полковника В. А. Пузырева из 5-го танкового корпуса прорвалась от Эргли к станции Таурупе. А несколько раньше на выходе от этой станции к Риге летчики 188-го бомбардировочного авиаполка майора А. А. Вдовина разбомбили вражеский эшелон. На фотоснимке, сделанном сразу после налета, было видно, что обломки вагонов и разрушения, причиненные путям, закрыли движение на этом железнодорожном участке. Между тем у противника на станции Таурупе остались два эшелона с боевой техникой и военным имуществом. Было принято решение для захвата эшелонов выбросить в район станции Таурупе стрелковый полк с противотанковым дивизионом и дивизионом штурмовых орудий. Оказалось, что станцию удерживали несколько охранных и железнодорожных батальонов противника. Вот с этими частями в течение суток и вела ожесточенные бои наша танковая бригада. Разгромленные их остатки с наступлением темноты 24 сентября скрылись в лесах. Эшелоны противника стали нашими трофеями.
В боях в районе станции Таурупе геройски пали на поле боя командиры танковых подразделений лейтенанты А. А. Горюнов, И. М. Косолобов, Д. Д. Литвих и командиры танков сержанты П. Н. Кузьмин, М. Д. Белицкий, И. Б. Разделовский, Н. В. Иванов, А. К. Бабин. Несколько офицеров и сержантов танковой бригады были ранены.
23, 24 и 25 сентября три армии фронта продолжали продвигаться к Риге, в центре — по 5–7 километров, а на флангах — по 6–12 километров в день. Они прорвали за это время два промежуточных оборонительных рубежа противника. Наступлению обычно предшествовала кратковременная обработка артиллерийским огнем очередной оборонительной позиции. Иногда в течение дня приходилось прорывать вражескую оборону дважды.
Гитлеровцы применяли при отступлении к Риге следующий метод. Половина обороняющихся войск занимала первую позицию, а другая часть — вторую. После прорыва нами первой позиции уцелевшие вражеские войска перекатывались через вторую позицию и начинали оборудовать позицию тыловую.
В наших армиях боеприпасов становилось все меньше и меньше. Прорыв обороны противника командование объединений было вынуждено осуществлять на участках шириной [97] всего 3–5 километров. Дивизии производили прорывы на километровом участке. В образовавшиеся бреши тотчас же вводились вторые эшелоны, ударами по флангам они расширяли проломы во вражеской обороне. В последние сутки наши войска вели активные боевые действия и ночью.
За прошедшие четыре дня боев фашистские части понесли огромные потери. Только пленных нашими войсками было захвачено свыше 2000 человек. По их показаниям, значительное число немецких дивизий стали двухполкового состава, а некоторые из них, в частности 329-я пехотная, были реорганизованы в боевые группы. В полках у гитлеровцев осталось по два батальона.
Войска 2-го Прибалтийского освободили за это время свыше 600 населенных пунктов, в том числе такие крупные, как железнодорожные станции Кокнесе, Скривери и сильно укрепленный узел дорог Мадлиена. В ожесточенных, тяжелых боях северо-западнее Эргли 10-я гвардейская армия генерала М. И. Казакова разгромила 121-ю и 126-ю пехотные дивизии противника.
Гвардейцы, к сожалению, понесли тоже ощутимые потери. Пали на поле боя известные своей храбростью командиры подразделений лейтенанты А. Н. Васильев, Н. К. Косарев, Л. С. Харатян и А. А. Пупков. Вечером 22 сентября при уничтожении частями панфиловской дивизии окруженных вражеских подразделений был тяжело ранен командир 30-го гвардейского полка этого соединения подполковник В. П. Шевчук.
Выдающийся: подвиг, о котором стало широко известно в войсках фронта, совершил 25 сентября командир взвода 14-го гвардейского стрелкового полка 7-й гвардейской дивизии младший лейтенант Б. А. Лебедев. Во время наступления на селение Яунпил, в 25 километрах к северо-западу от Эргли, взвод Лебедева шел во главе батальона. При атаке, завершившейся рукопашной схваткой, воины подразделения уничтожили несколько десятков солдат противника. Затем Б. А. Лебедев с горсткой храбрецов, чтобы дать возможность батальону продвигаться вперед, пробрался скрытыми путями к пулеметам врага. Воины поразили огневые точки гранатами, а расчеты уничтожили автоматным огнем. Роты двинулись к Яунпилу. Однако ожил новый вражеский пулемет, который вынудил подразделения залечь. У младшего лейтенанта Лебедева в это время кончились патроны. Тогда он, сержант Яковенко и рядовой Хорин ползком по канаве подобрались, вплотную к вражеской огневой точке, и офицер бросился на пулемет. Пронзенный несколькими пулями, он закрыл [98] его, прижал к земле. Подразделения рывком овладели селением и устремились на запад. Тело героя сняли с вражеского пулемета командир роты лейтенант Ширяев и рядовой Феничев. Младшему лейтенанту Борису Александровичу Лебедеву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В то время как войска 2-го Прибалтийского фронта с жестокими боями продвигались от одного рубежа к другому по направлению к Риге, соседние справа фронты стремительно преследовали отходившие части противника.
Силы левого крыла Ленинградского фронта 22 сентября овладели Таллином и завершили Таллинскую наступательную операцию. Танковый корпус вражеской оперативной группы «Нарва», оборонявшейся в Эстонии, закончил в это время отход по дорогам побережья Рижского залива в район Риги. Одна часть войск этой группы перебрасывалась туда же на морских судах, а другая эвакуировалась на острова Моонзундского архипелага...
Утром 23 сентября 3-й Прибалтийский фронт перешел к преследованию врага. На промежуточных рубежах и на рубеже «Цесис» гитлеровцы не останавливались. Отступая к Риге, они взрывали важные объекты, минировали мосты и места переправ, ставили заграждения.
С 23 сентября многие части 3-го Прибалтийского фронта преследовали вражеские арьергарды, а генерал-полковник Павел Алексеевич Белов, командующий только что прибывшей 61-й армией, которая сменила перед началом наступления 54-ю армию, выделил для преследования противника несколько сильных мотомеханизированных передовых отрядов. Правофланговые войска 3-го Прибалтийского 25 сентября были уже перед селениями Алоя, Лимбажи, в 30–40 километрах от Рижского залива, а левофланговые — на подступах к городу Сигулде.
Сильные контрудары врага по войскам генерала И. X. Баграмяна, а также постоянное усиление рижской группировки гитлеровцев вынудили часть соединений 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского перейти о 24 сентября к обороне.
24 сентября Ставка по предложению Генерального штаба решила главные силы 1-го Прибалтийского фронта скрытно рокировать к левому флангу, 4-ю ударную, 43, 51 и 5-ю танковую армии сосредоточить в районе Шяуляя. Оттуда эти армии, взаимодействуя с 39-й армией 3-го Белорусского [99] фронта, должны были нанести удар на Мемель (Клайпеду) и выйти к Балтийскому морю на участке Паланга, Мемель, устье реки Неман, чтобы отрезать пути отхода прибалтийской группировке немцев в Восточную Пруссию. Ставка приняла такое решение, чтобы сократить потери наших войск и надежно обеспечить отсечение группы немецких армий «Север» от Восточной Пруссии.
Нашему фронту было приказано в течение пяти суток 3-й ударной и 22-й армиями занять освобождающийся войсками И. X. Баграмяна участок от реки Даугава до станции Бене, а остальными силами вместе с войсками 3-го Прибалтийского фронта продолжать наступать на рижском направлении.
Такой поворот в ходе боевых действий отражал изменившуюся стратегическую обстановку в Прибалтике. Главные силы врага к тому времени находились вокруг Риги. Под Мемелем же у гитлеровцев войск было меньше. Удар в этом направлении приходился по наиболее уязвимому месту в обороне противника. [100]