Новое назначение
Всякий раз, получая новое назначение, даже в том случае, если оно было связано с выдвижением по службе, переходом на более ответственную, интересную и перспективную работу, я с грустью покидал прежнее место, расставался с сослуживцами и товарищами, с которыми довелось пройти немало трудных, даже в мирное время, дорог, а на фронте испытать радость побед, разделить горечь утрат. Так было и на этот раз. Как много связывало меня с коллективом управления тыла 43-й армии! Вряд ли забуду напряженную борьбу с распутицей, строительство дорог, усилия, затраченные на решение сложных и ответственных задач по материально-техническому обеспечению небывалого по масштабам наступления.
А ведь в совместной службе бывало всякое — суровое время требовало подчас и суровых отношений. Приходилось строго спрашивать с подчиненных за упущения по службе, порой даже наказывать. Ничего не поделаешь — боевая работа не из таких, где все идет гладко, без сучка и задоринки. И все же при любых обстоятельствах стремился избегать резких выражений или нудных нотаций, разговоров на «высоких тонах», памятуя о том, что легче работать в коллективе, где создана обстановка взаимного доверия и уважения.
Разве забудется, сколько труда пришлось затратить, чтобы сколотить и сплотить коллектив управления тыла 18-й армии, когда все еще только создавалось и реорганизовывалось, какие сложности перенесли в тяжелые месяцы арьергардных боев, напряженные недели обороны Кавказа. И как радовало участие в первых наступательных действиях 9-й армии сначала на барвенковском плацдарме, а затем в предгорьях Кавказа.
В этом отношении в 43-й армии служилось легче, но, конечно, только в сравнении с более тяжелыми этапами войны, [138] ибо легких периодов на войне не бывает. Даже радость побед неотделима от горечи утрат, а об усилиях личного состава органов тыла, обеспечивших успешные действия войск, читатель, надеюсь, получил некоторое представление из сказанного выше.
Но вот и этот этап моей службы подошел к концу. В один из июльских дней меня вызвал генерал А. П. Белобородов и объявил, что получен приказ, которым я назначен заместителем командующего — начальником тыла 2-го Белорусского фронта. Выезжать предложено немедленно прямо к новому месту службы, в район города Белосток. Перед тем как проститься, Афанасий Павлантьевич в доверительной беседе посоветовал мне учесть крутой нрав и вспыльчивость командующего 2-м Белорусским фронтом генерала Г. Ф. Захарова, постараться не допускать промахов в работе. С тем я и отбыл.
Волновался ли я? Наверное. Как не волноваться перед вступлением в новую должность, да еще столь высокую! Хватит ли опыта и знаний, какие потребуются навыки? Каждый человек, вступая в новую должность, спрашивает сам себя: а справлюсь ли? Мне же этот вопрос задал при цервой встрече еще и сам командующий войсками 2-го Белорусского фронта. И поставил его в форме, в общем-то, необычной. Впрочем, об этом чуть позже, ибо до визита к генерал-полковнику Г. Ф. Захарову я побывал у кадровиков, где выяснил, что мне предстоит заменить выбывшего из строя по болезни генерал-лейтенанта Николая Александровича Найденова. Кроме этого, удалось выяснить, что командующий фронтом крайне недоволен работой управления тыла и после завершения Белорусской операции даже не представил к наградам никого из тыловиков. Это уже кое о чем говорило. И надо ли удивляться моему далеко не радужному настроению, когда видавший виды вездеход подвозил меня к штабу фронта, расположенному в просторной крестьянской избе.
В приемной меня встретил адъютант, поинтересовался целью моего визита и попросил немного подождать, пояснив, что в кабинете командующего представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза Г. К. Жуков проводит совещание с командармами и командирами корпусов.
Ждать пришлось недолго. Вскоре дверь резко распахнулась, Георгий Константинович торопливо вышел из кабинета. [139]
Находившиеся в приемной офицеры и генералы встали. Маршал кивнул нам и, не задерживаясь, вышел на улицу, где около крыльца стоял его автомобиль. Вслед за Г. К. Жуковым покинули штаб и другие участники совещания.
А через несколько минут адъютант пригласил меня пройти в кабинет.
Переступив порог, я сделал несколько шагов к столу, за которым сидел командующий, приложил руку к козырьку фуражки и произнес положенные в таких случаях слова рапорта.
Генерал-полковник Г. Ф. Захаров молча указал мне на один из стульев, стоявший на приличном удалении от стола. Я сел и украдкой огляделся.
Обстановка кабинета была предельно скромной: кроме массивного двухтумбового стола, почти полностью закрытого разложенной на нем оперативной картой, в чистой и светлой горнице были только табуретки и стулья, расставленные вдоль свежепобеленных стен. В распахнутые настежь окна виднелся небольшой палисадник, утопавший в зелени и огороженный частым штакетником.
— Стало быть, новый начальник тыла, — сказал командующий, не то переспрашивая, не то утверждая. — Имейте в виду, что до сего времени работа управления тыла не соответствовала требованиям вообще и обстановке в частности.
Он встал, прошелся по кабинету, остановился у окна и, глядя на палисадник, словно именно там находился его собеседник, перечислил недостатки, промахи в работе бывшего начальника тыла и его помощников. Правда, все это в общих чертах, не конкретизируя.
Так продолжалось несколько минут. Потом командующий резко повернулся ко мне и спросил, глядя в упор:
— Сможете ли вы, генерал, устранить все перечисленные мною недостатки? Если в состоянии это сделать, беру вас, нет — потребую другого руководителя на эту ответственную должность.
Я и без того был огорчен подобным приемом, отчетливо выраженным недовольством работниками тыла, которое невольно уже относил и к себе. Сколько раз мне приходилось представляться руководителям высокого ранга, но ни разу так меня не встречали. А ведь начальник тыла одновременно и заместитель командующего...
Удивил меня, впрочем, не сам вопрос, а форма, в которой был задан. Как ответить? Сказать, что недостатки немедленно устраню, справлюсь с любыми поставленными задачами? [140] Но ведь это чистое бахвальство, пока не вник во все детали, не ознакомился с обстановкой, не узнал людей, с которыми предстояло работать. Поэтому ответил несколько уклончиво:
— Ваши требования, товарищ командующий, мне вполне понятны.
Захаров снова пристально посмотрел на меня. Взгляд его оставался колючим и холодным, но похоже, что ответ его чем-то удовлетворил. Он шагнул ко мне, пожал руку и пожелал успехов в работе.
Полагая, что беседа окончена, я спросил, могу ли идти.
— Подождите. Еще несколько слов. Имейте в виду, что ваши ближайшие помощники — начальники управлений и отделов тыла — достаточно опытные генералы и офицеры. Работать могут так, как это требуется. Но, — Захаров рубанул воздух ребром ладони, — для того чтобы они работали с полной отдачей, — он повысил голос, — нужно правильно организовать их деятельность, а главное — предъявлять к ним жесткие требования, не давать возможности расслабиться.
Командующий помолчал немного, успокаиваясь, и перевел разговор на другую тему.
— Как устроились?
— Спасибо, хорошо.
— Есть просьбы, вопросы?
— Пока нет, — сказал я и после короткой паузы снова спросил: — Разрешите идти?
— Да, пожалуйста. Прошу вас побыстрее принять дела и приступить к исполнению обязанностей.
Далеко не в бодром расположении духа направился я в политуправление фронта. Предстояло познакомиться с другими своими руководителями.
Член Военного совета фронта генерал-лейтенант Н. Е. Субботин принял меня приветливо, очевидно уже зная, что я в прошлом — политработник, поинтересовался, как справлялся с незнакомыми ранее обязанностями.
— Ну, а как вас встретил командующий? — спросил он в заключение.
Субботин, вероятно, заметил, что, продумывая ответ, я несколько замешкался. Во всяком случае, он улыбнулся и добавил:
— Наверняка прослушали лекцию о немощи тыла. Не так ли?
— Что-то вроде того, — подтвердил я.
Признаться, на душе все еще оставался неприятный осадок, [141] хотелось поскорее приступить к делу, самому во всем разобраться. Словно прочитав мои мысли, Субботин сказал:
— Ничего, все обойдется. Главное, поверьте мне, люди в управлении тыла трудолюбивые, достаточно грамотные. Ошибок, правда, не избежали, так что и недовольство командующего понять можно. Сейчас, пожалуй, самое важное — поднять настроение людей, убедить в том, что им по плечу любое дело. И, конечно, очень важно сплотить коллектив. Желаю вам в этом успехов. А теперь зайдите ко второму члену Военного совета. Он у нас ведает вопросами тыла.
Генерал-майор А. Г. Русских долго меня не задержал.
— Ближе познакомимся в процессе работы, — сказал он, — а сейчас, думаю, вам уже надоело представляться и отвечать примерно на одни и те же вопросы. Принимайтесь лучше за дело. В любое время жду, если возникнут проблемы.
Затем я побывал у начальника штаба фронта генерал-лейтенанта А. Н. Боголюбова и уже от него направился в управление тыла. Там меня встретил начальник штаба тыла полковник А. Н. Нырков, который ознакомил с размещением управлений, отделов и служб, коротко обрисовал обстановку.
Полковник мне сразу понравился. Несмотря на кратковременность первой беседы, создалось впечатление, что он прекрасно подготовлен в оперативном отношении, аккуратен и пунктуален в работе.
Впоследствии я убедился, что не ошибся: Нырков действительно оказался незаменимым работником на ответственном и хлопотном посту. Все документы, касавшиеся планирования обеспечения и снабжения войск, отрабатывались своевременно, четко и полно. За выполнением планов он организовал неукоснительный контроль, много внимания уделял и обучению своих подчиненных искусству управления тылом. В отношениях с ними был исключительно требователен и в то же время корректен и чуток.
В тот же день встретился я и с начальником политотдела тыла полковником И. Т. Подгаецким. Беседа получилась обстоятельной и полезной.
Меня интересовало мнение политработника о деятельности управления в недавнем прошлом и в настоящее время, о принимавшихся мерах по улучшению качества снабжения и обеспечения войск. Ведь что ни говори, а та или иная часть претензий к работникам тыла, высказанных мне командующим, очевидно, все же была справедливой. [142]
Подгаецкий откровенно перечислил недостатки в работе тыловых органов, рассказал об уже проведенных, а также намеченных мерах по их устранению. И в то же время из его слов я понял: кое-какие недостатки командующий несколько преувеличил, как это бывает, когда попадаешься кому-то под горячую руку.
Постепенно я познакомился со всеми своими заместителями, начальниками управлений и службы тыла. С удовлетворением отметил, что и на самом деле все они вполне соответствовали занимаемым должностям и были способны эффективно решать задачи по снабжению и обеспечению войск всем необходимым для жизни и боя.
Поскольку времени на раскачку не отводилось, знакомства эти были кратковременными, а выводы, естественно, предварительными. Однако, как покажет время, в оценке деловых качеств работников аппарата тыла я тогда не ошибся. И это оказалось весьма важным, ибо, сразу же приступив к работе, я вынужден был исходить из представлений об обстановке и людях, сложившихся в ходе коротких знакомств с ними.
Поначалу у меня порой дух захватывало от непривычных еще масштабов работы. Шутка ли, учреждения, части, подразделения тыла были развернуты на огромной территории в двести километров по фронту и двести — двести пятьдесят в глубину! А ведь кроме органов тыла фронта в мое подчинение входили управления тыла шести общевойсковых, одной танковой и одной воздушной армий да органы тыла кавалерийского и трех танковых отдельных корпусов.
Приступая к новой работе, я всегда придерживался правил: не сваливать все недостатки на своего предшественника и не ссылаться в случае неудачи на то, что, дескать, только недавно принял эту должность. Раз уж принял, то и отвечай за все с первого часа.
Сначала определил круг своих новых обязанностей, наметил, чем заняться в первую очередь, изучил оперативную обстановку в полосе фронта.
В июле 1944 года армии 2-го Белорусского фронта вели бои на самой различной по своему характеру местности. На правом фланге было много озер и болот, в центре перед фронтом протекали реки Бобр (Бебжа) и Нарев. На их западных берегах наши войска захватили и удерживали небольшие плацдармы, необходимые для возобновления наступательных действий. На левом фланге местность оказалась более благоприятной для действий войск. [143]
Характер местности, состояние железных и автомобильных дорог, наличие населенных пунктов и многое другое приходилось учитывать при организации тылового обеспечения.
При огромном количестве вопросов, которые надлежало решать начальнику тыла фронта, можно было сутками не выходить из кабинета, а времени все равно не хватало бы. Однако, если руководить только глядя на карту и просматривая сводки, можно лишь загубить дело. Необходимо было ознакомиться с положением на местах, увидеть своими глазами, чем и как занимаются люди, вникнуть в их настроение, оценить возможности. Естественно, что я не упускал случая побывать в войсках, на объектах тыла.
Для начала решил познакомиться с состоянием дел в армиях. В поездки брал с собой начальников управлений и служб, чтобы можно было на месте оперативно решить различные вопросы.
Мы досконально изучали организацию тылового снабжения в объединениях, обеспеченность всем необходимым частей и соединений, побывали на передовой, в окопах, беседовали с бойцами и командирами, интересовались, какие у них есть просьбы и предложения по улучшению качества питания, медицинского обслуживания, снабжения обмундированием.
В одном из стрелковых корпусов 50-й армии командир и начальник политотдела обратились с просьбой помочь им и офицерам штаба получить хромовые сапоги.
— Вы обращаетесь не по адресу, — сказал я. — У вас есть свой аппарат тыла, свои склады. Не так ли?
— На наших складах сапог нет уже давным-давно, — пояснил начальник политотдела.
В поездке со мной участвовал интендант фронта генерал-майор интендантской службы П. А. Носков. Я тут же приказал ему не только немедленно распорядиться о выдаче с фронтового склада для офицерского состава корпуса необходимого количества хромовых сапог и наборов кроя, но и сразу же направить туда автомашину, чтобы избежать какой-либо задержки с получением и доставкой имущества на место.
Тут же выяснил, что подобное положение с обувью для офицерского состава сложилось во всей 50-й армии. В течение нескольких дней мы этот недостаток устранили, а кроме того, я предложил генералу Носкову полностью обеспечить офицеров и других армий всем положенным им обмундированием и снаряжением.
Работу по всестороннему оказанию помощи тыловым управлениям [144] армий и отдельных корпусов, входивших в состав фронта, мы проводили на протяжении двух месяцев. Я побывал в 3, 50, 48 и 49-й армиях; в другие объединения и соединения направлял своих заместителей.
Разумеется, мы не ограничивались обеспечением офицеров обувью. Были обнаружены и другие упущения в работе органов снабжения, правда, незначительные, так что большинство из них удалось устранить на местах.
О моих поездках в войска кто-то, видимо, доложил командующему войсками фронта. Во всяком случае, при одной из встреч он выразил удовлетворение наладившимся контактом тыла с войсками, резким снижением числа сигналов о недостатках в снабжении. В этом генерал Захаров усмотрел и мою заслугу.
Приятно было слышать похвалу, поскольку я с первых дней стремился так поставить дело, чтобы найти общий язык с руководством, восстановить доверие к органам тыла, их авторитет. И, как видно, лед постепенно таял. Свидетельством тому может служить, в частности, и такой эпизод.
После очередного моего доклада на Военном совете фронта Г. Ф. Захаров сказал:
— Подготовьте список бойцов и командиров тыла, достойных представления к наградам за обеспечение последней операции.
Возвратившись на свой пункт управления, я рассказал о распоряжении командующего фронтом начальнику штаба тыла. В ответ Нырков доложил:
— А такой список давно готов. У нас немало товарищей, проявивших героизм, показавших себя инициативными, умелыми руководителями. Давайте соберем начальников управлений и служб, еще раз обсудим кандидатуры.
Предложение о необходимости созыва такого совещания показалось мне логичным — ведь за минувшее время могли произойти какие-то изменения, требующие внесения коррективов. Так мы и сделали.
А через некоторое время Г. Ф. Захаров приехал к нам в управление тыла и лично вручил награды.
После этого работать мне стало неизмеримо спокойнее, если говорить о моральном факторе. Ведь понимание того, что дело твое не останется незамеченным, придает уверенность в решениях и действиях, побуждает работать еще лучше.
Постепенно все более сплоченным становился наш коллектив, укреплялся авторитет тыла, как и следовало ожидать, удовлетворенные сменой отношения командующего к [145] их труду, офицеры управления с еще большим рвением стали относиться к своим обязанностям.
Несмотря на то что взаимопонимание с руководством в известной мере наладилось, нужно заметить, что работать с генералом Г. Ф. Захаровым было по-прежнему нелегко. Памятен такой случай. Проверяя 50-ю армию, командующий фронтом обнаружил в одном из подразделений на переднем крае обороны нарушения санитарно-гигиенических норм, а также некоторые недостатки в снабжении и обеспечении. Тут же, на месте, он отстранил от занимаемых должностей заместителя командира полка по тылу и полкового врача.
Вернувшись из поездки, командующий вызвал меня и, высказав в очередной раз недовольство работой служб тыла, приказал собрать на совещание заместителей командиров частей и соединений по тылу, начальников санитарной службы армии и медицинских работников до полкового звена включительно.
Я отдал необходимые распоряжения. Совещание было назначено в здании сельской школы, в которой к назначенному сроку собрались все вызванные офицеры. Когда Г. Ф. Захаров в сопровождении членов Военного совета фронта вошел в зал, я скомандовал:
— Товарищи офицеры! — и отдал командующему рапорт.
Захаров выслушал меня, затем бросил в зал строгий, придирчивый взгляд, словно отыскивая глазами кого-то. И тут он заметил заместителя командира полка по тылу и полкового врача, которых накануне отстранил от должностей. Подошел к столу, взял список присутствовавших на совещании, отыскал глазами фамилии этих офицеров. Я почувствовал неладное.
— Что это? — спросил командующий, повернувшись ко мне.
— Список присутствующих.
— Вижу. Но почему здесь лица, отстраненные мною от занимаемых должностей? Что они делают на совещании? — резко спросил он.
Захаров назвал фамилии. Оба офицера встали.
— Выйдите из зала! — приказал им командующий.
Наступила гнетущая тишина. Г. Ф. Захаров некоторое время молчал, глядя в спины выходившим офицерам. А когда за ними захлопнулась дверь, он шагнул ко мне, отчитал при всех и стремительно направился к выходу. Вслед за ним помещение покинули и члены Военного совета.
Я растерялся. Что предпринять? Люди приехали на совещание, бросив срочные дела, за сотни километров, рассчитывая [146] обменяться опытом, получить задачи и разъяснения, как их лучше решать, а вместо этого стали свидетелями нагоняя, полученного их прямым начальником — заместителем командующего по тылу.
Кое-как собравшись с мыслями, я наконец заговорил:
— Товарищи, командующий, безусловно, прав. Я действительно виноват в том, что на совещании оказались отстраненные от занимаемых должностей офицеры.
И, коротко рассказав, за что именно наказаны названные работники тыла, перешел к разговору о дисциплине и порядке в органах тыла, о путях повышения эффективности работы во всех звеньях снизу доверху.
А задачи поставил сам — ведь конечно же как человек, отвечающий за тыловую службу, я их знал. Напомнил прежде всего о необходимости всемерно улучшать быт войск, совершенствовать организацию питания, медицинского и санитарного обслуживания, что первейшая обязанность начальников всех степеней следить за тем, чтобы на переднем крае так же, как и в тылу, бойцы регулярно получали горячую пищу, несмотря ни на какие обстоятельства, чтобы им своевременно меняли белье, ремонтировали обмундирование и обувь.
В общем, несмотря на столь неблагоприятное начало, совещание все же принесло, на мой взгляд, заметную пользу, позволило рассмотреть целый ряд важных вопросов.
Вечером я направился в штаб фронта, чтобы доложить о проведении совещания. Генерал Захаров принял меня спокойно, внимательно выслушал и совершенно неожиданно заключил:
— Очень хорошо сделали, что провели такое совещание, поставили перед подчиненными задачи. Только не забудьте теперь организовать тщательный контроль за их решением. Контроль и проверка исполнения — гарантия успеха!
Читатель уже, очевидно, заметил, что генерал армии Г. Ф. Захаров был человеком чрезвычайно эмоциональным. Однако вскоре после всплеска эмоций остывал и никогда почти не вспоминал о том, что послужило причиной его раздражения, не таил зла. Так получилось и в описанном мною случае. Он ни тогда, ни позже не напомнил о моем промахе, хотя проследил за тем, чтобы отстраненные им от обязанностей офицеры были переведены с понижением в должности. Впрочем, нужно отметить, что получили они действительно по заслугам: в 1944 году страна уже обеспечивала армию всем необходимым для боя и жизни, и обязанности работников тыла в тот период заключались в том, чтобы [147] своевременно и в нужном количестве обеспечивать подразделения материальными средствами, добиваться того, чтобы боец на передовой не нуждался ни в чем.
А у нас еще были недостатки не только в низовых звеньях, но и в самом управлении тыла. Как-то генерал-майор Русских сообщил мне, что в адрес Военного совета поступили жалобы из войск на работу управления тыла фронта.
В них сообщалось, что представителям армий и отдельных корпусов, направляемым к нам, приходится тратить попусту очень много времени на решение вопросов обеспечения и снабжения войск. Генерал предупредил меня, что командующий собирается лично проверить работу управления.
Я собрал начальников отделов и служб, дал задание навести порядок в работе и впредь не допускать волокиты при решении вопросов с прибывающими к нам представителями органов тыла армий и корпусов.
Г. Ф. Захаров действительно приехал к нам через несколько дней после того, как мне стало известно о тех жалобах. Он не забыл упомянуть о них, спросил, есть ли в данный момент в управлении представители из войск. Поскольку таковых не оказалось, командующий довольно долго пробыл у меня в кабинете. Разговор получился обстоятельным и полезным.
— Будем считать, что вам удалось в известной мере наладить работу тыла, — сказал на прощание Георгий Федорович. — Ну а на некоторую мою резкость в разговорах не обижайтесь. То, чего я требовал, нужно было не мне лично, а войскам, то есть делу, которому мы с вами обязаны отдаваться без остатка. Здесь ведь каждый наш промах оплачивается кровью людей. А если он допущен по нерадивости или халатности, поневоле сорвешься.
После этого разговора я почувствовал, что между нами отношения окончательно наладились. Как все же иногда тернист путь к достижению взаимопонимания, к сработанности, обеспечивающей высокую эффективность труда!
Вскоре стало известно: командующим нашим фронтом назначен Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Понятно, что каждый считал за честь служить под началом прославленного полководца, каким был и Константин Константинович Рокоссовский, отличившийся в битвах под Москвой, Сталинградом, Курском, в Белорусской операции. Но, признаюсь, наряду с чувством гордости испытывал я и некоторую тревогу: неужели придется начинать все сначала? Как-то отнесется новый командующий к нам, работникам тыла, какие предъявит требования? [148]