Глава седьмая.

В лесах и болотах

Начальник штаба Тыла Красной Армии генерал-лейтенант М. П. Миловский, к которому меня направили, принял тепло и сердечно. Расспросил о делах на Северном Кавказе, об обеспеченности войск. Потом пояснил причину вызова:

— Недавно мы инспектировали Калининский фронт и выявили серьезные недостатки в тыловом обеспечении войск. Чтобы их устранить, решено укрепить тыловую службу фронта, в частности, сорок третьей армии. В нее-то мы вас и назначаем заместителем командующего — начальником тыла.

Я поблагодарил за оказанное доверие.

Михаил Петрович сообщил мне, где располагается штаб 43-й армии, выделил автомашину «виллис» и, пожелав счастливого пути, приказал безотлагательно ехать прямо к новому месту службы, минуя штаб фронта.

— Я позвоню начальнику тыла фронта, — сказал он, — предупрежу, что отправил вас непосредственно в армию. Познакомитесь с ним в процессе работы. Время не ждет...

О многом я передумал в пути...

Вспоминая организацию работы тыла в горах Кавказа и кубанских плавнях, размышлял о том, что наладить четкое и бесперебойное снабжение войск в лесах и болотах Смоленщины, куда лежал мой путь, будет, пожалуй, еще сложнее. Об этом я был наслышан еще в Москве от товарищей, которые хорошо знали эти места. Успокаивало то, что в 43-й армии наверняка немало грамотных и деятельных работников, которые на первых порах помогут освоиться в новых условиях, подскажут особенности работы в тех местах.

За время службы в 18-й и 9-й армиях я привык к тому, что командующие с уважением и должным вниманием относились к деятельности тыла, помогали мне в работе, [99] интересовались возникавшими проблемами, немедленно решали те, которые требовали их содействия. Конечно, хотелось, чтобы и с новым командармом было легко работать. У человека, особенно военного, направляющегося к новому месту службы, всегда в достатке надежд и тревог. В годы войны особенно, поскольку неизмеримо большей была и ответственность на каждом посту.

Прибыв в штаб 43-й армии, я сразу направился к командующему генерал-лейтенанту К. Д. Голубеву. В кабинете у него застал двух генерал-майоров, как оказалось, членов Военного совета армии С. И. Шабалова и Н. Л. Осина.

Представился командующему, тот поздоровался, предложил сесть и попросил коротко рассказать о себе. Его интересовал мой боевой опыт, беспокоило, имею ли я достаточную практику тыловой работы.

Я доложил, что на фронте находился с первых дней войны, кратко поведал о тех испытаниях, которые выпали на мою долю в грозном сорок первом.

Командующий слушал молча, затем спросил:

— Вам известно, почему вас прислали сюда?

— Так точно. В Москве познакомили с обстановкой, — ответил я.

— Хорошо, — кивнул командующий. — Тогда сразу к делу. Мы уже кое-что успели поправить, особенно с обеспечением войск продовольствием, но работы еще непочатый край. Имейте в виду, особенно плохо обстоит дело с подвозом. Кругом болота и топи.

Пригласив меня к карте, Голубев продолжил:

— Подвоз материальных средств осуществляется с железнодорожных станций Западная Двина и Старая Торопа. Там армейская база снабжения.

— Это же около ста пятидесяти километров от дивизионных складов! — невольно воскликнул я, прикинув на глаз расстояние по карте.

— Именно так, — подтвердил командующий. — Но с вас никто не снимет ответственности за своевременное обеспечение войск всем необходимым для боя и жизни.

После того как командующий, поставив передо мной вкратце самые неотложные задачи, дал понять, что разговор окончен, я зашел ко второму члену Военного совета. Николай Леонтьевич Осин охарактеризовал работников управления тыла, особенно начальников отделов. Слушая его, я все более убеждался, что руководство армии вопросами [100] тыла занимается основательно и положение дел мне уже не казалось столь мрачным, как виделось в Москве.

«Ну что же, нужно быстрее приступать к делу, — решил я. — Дальнейшее будет зависеть от того, как сумею сплотить людей, наладить работу управления тыла».

Прежде всего решил познакомиться с подчиненными. Пригласил к себе в кабинет заместителя по политической части полковника Я. Ф. Богомолкина и начальника штаба тыла подполковника Д. В. Шакина. Познакомился с ними, а затем уже они представили мне начальников отделов.

Яков Федорович Богомолкин каждого кратко и точно характеризовал, причем делал это в присутствии человека, о котором шла речь. Эта манера работы, открытая, ясная, мне пришлась по душе.

Помню, вошедшего первым офицера Я. Ф. Богомолкин представил так:

— Интендант армии полковник интендантской службы Василий Иванович Иванов. Грамотный специалист, опытный руководитель. Свое дело знает, можно положиться на него полностью.

Я задал полковнику несколько вопросов, касавшихся его службы, спросил, какая помощь требуется на первых порах. Подробнее с работой этого отдела обещал познакомиться в тот же день.

Следующим в кабинет вошел начальник автомобильного отдела подполковник Иван Иванович Удовиков. И снова я услышал краткую и исчерпывающую характеристику. Представили мне также начальника дорожного отдела подполковника В. П. Каверина, начальника отдела горючего и смазочных материалов подполковника С. П. Гаврилова и других товарищей.

В целом первое знакомство с работниками отделов и служб тыла армии меня удовлетворило. Я понял, что, если правильно, четко организовать деятельность аппарата, дела пойдут на лад.

Теперь на очереди стояло знакомство с армией, с ее боевым путем, ведь без этого трудно было бы стать полноправным членом нового коллектива, разговаривать с бойцами и командирами со знанием дела.

43-я армия была сформирована на базе 33-го стрелкового корпуса в июле 1941 года в резерве Ставки Верховного Командования. В ее состав вошли девять стрелковых, две танковые дивизии, а также артиллерийские и другие части, подразделения. Армия была включена в Резервный фронт, созданный 30 июля 1941 года для объединения действий [101] резервных армий, развернутых в тылу Западного фронта на Ржевско-Вяземском оборонительном рубеже{16}. Первым ее командующим был генерал-лейтенант П. А. Курочкин. Армия защищала Москву на дальних ее подступах. В ходе Смоленского сражения она остановила продвижение врага на рубеже Холмец, Богданово и далее по реке Десна южнее Ельни.

С 10 октября 1941 года армия входила в состав Западного фронта, ее соединения и части отходили с тяжелыми и кровопролитными боями под натиском превосходящих сил противника на Можайскую линию обороны, а затем на реку Нара, северо-западнее Серпухова, где 21 октября остановили врага.

Армия принимала участие в контрнаступлении под Москвой, а затем в общем наступлении советских войск на западном направлении. С 20 апреля армия обороняла рубеж по рекам Воря и Угра, а в начале сентября была выведена в резерв Ставки ВГК и передислоцирована в район северо-восточнее города Демидов. С 1 октября 1942 года вошла в состав Калининского фронта, с января 1943 года ее войска занимали оборону по берегам озер Лососно, Рытое, Сапшо и далее до Мужицкой, что в 42 километрах севернее Духовщины. Сюда-то я и прибыл весной сорок третьего.

Местность эта представляла собой лесисто-болотистый район, с множеством балок, курганов, сопок, заболоченный и изрезанный большими и малыми реками.

Она была очень удобной для создания прочной обороны. Врага можно было остановить значительно меньшими, чем у него, силами, поскольку узкие дефиле и непроходимые болота ограничивали маневр наступавших, особенно танковых и механизированных частей, не позволяли вводить в бой крупные формирования. Но все эти преимущества оперативно-тактического плана совершенно по-иному оборачивались для службы тыла. Снабжать войска, расположенные на широком фронте в труднопроходимых районах, было весьма и весьма сложно как в оборонительном, так и наступательном бою.

Перед фронтом 43-й армии, которой командовал тогда генерал-лейтенант К. Д. Голубев, гитлеровцы создали сильную оборону из пяти-шести полос общей глубиной от ста до ста тридцати километров. Ее тактическая зона состояла из двух полос с развитой системой траншей, имела опорные пункты и узлы сопротивления, связанные ходами сообщения. [102] Передний край главной полосы, проходивший преимущественно по господствующим над окружающей местностью высотам, прикрывался проволочными заграждениями и минными полями. Опорные пункты и узлы сопротивления имели большое количество бронированных пулеметных точек и дзотов — до шести на один километр фронта.

Вероятно, немецко-фашистское командование понимало, что наступать здесь бесполезно. Во всяком случае, все разведданные, о которых меня информировали в штабе армии, а также показания пленных свидетельствовали о том, что противник готовится к длительной и упорной обороне.

А вот командующий армией сразу же ориентировал меня на подготовку к наступательным действиям нашего объединения. Отсюда и вытекали задачи тыла.

В течение июня и июля части и соединения усиленно занимались тактической подготовкой. В войсках проводились учения по темам: «Усиленный стрелковый полк в наступлении в лесисто-болотистом районе», «Усиленный стрелковый полк в преследовании противника в лесисто-болотистом районе», «Прорыв усиленным стрелковым полком укрепленного рубежа в лесисто-болотистом районе», «Действия передовых отрядов» и другим. Я стремился использовать эти учения для совершенствования форм и методов работы органов снабжения и обеспечения в боевой обстановке. В то же время не упускал возможностей побывать в соединениях армии. Помнится, на командном пункте 306-й стрелковой дивизии меня встретили ее командир генерал-майор М. И. Кучерявенко и начальник политотдела полковник К. А. Кобозев. Я поинтересовался работой тыла соединения и узнал, что заместитель командира дивизии по тылу интендант 2 ранга Я. Ф. Федоренко — опытный хозяйственник, работу ведет хорошо, им вполне довольны.

— Нет ли у вас каких-нибудь претензий к управлению тыла армии?

— Пока ничего серьезного, — ответил начальник политотдела. — Только вот позаботьтесь, пожалуйста, чтобы не было перебоев с обеспечением табаком.

— Неужели все остальное есть? — искренне удивился я.

— В целом недостатка не испытываем, — подтвердил Кобозев. — Правда, весной были отдельные промахи. Но инспекция сделала выводы, нам оказали помощь, и теперь все в норме.

В хорошем настроении отправился я во второй эшелон дивизии. Там на дивизионном обменном пункте (ДОПе) [103] заслушал начальника оргпланового отделения дивизии майора В. И. Пшенистова о размещении дивизии и полков. Доклад был исчерпывающий, чувствовалось знание обстановки.

— Это все хорошо, — заметил я. — Но мне доложили о недостаточно надежной маскировке подразделений тыла, а следовательно, и неоправданных потерях. Прошу принять решительные меры для устранения этого серьезного недостатка.

Затем я познакомился с начальником продовольственного снабжения дивизии капитаном С. М. Беленицким — опытным офицером, участником советско-финляндской войны.

Следующую поездку совершил в 262-ю стрелковую дивизию. Знакомясь с положением дел, я обнаружил недостатки в обеспечении личного состава обувью. Однако командир дивизии генерал-майор В. К. Горбачев и начальник политотдела полковник В. С. Тимофеев заверили, что недостатки уже устранены. Заместитель командира дивизии по тылу подполковник М. В. Якимцев ознакомил меня с организацией работы. Вообще своими деловыми качествами он произвел неплохое впечатление.

— Давно на фронте? — спросил я его.

— Да как вам сказать, — улыбнулся Якимцев. — С гражданской. А в Отечественную на фронте — с первых дней.

Благоприятное впечатление произвели и помощники Михаила Васильевича Якимцева. Начальник оргпланового отдела майор С. И. Балюкин и начальник продовольственного снабжения старший лейтенант М. Я. Белецкий доложили мне о состоянии дел в своих службах вполне обстоятельно и полно.

— Ну что ж, Михаил Васильевич, теперь провезите меня по полкам, — сказал я Якимцеву, закончив работу в штабе дивизии.

— Если не возражаете, проедем в девяносто четвертый и девяносто пятый стрелковые.

— Согласен.

Мы сели в «виллис» и помчались по уже подсохшим лесным дорогам в сторону переднего края.

В 94-м стрелковом полку нас встретил помощник командира по снабжению капитан Г. А. Максимов. Я попросил подробно доложить, как обстоит дело с обеспечением всем необходимым стрелковых рот. Максимов вдруг растерялся, начал что-то пояснять очень неуверенно. Я понял, что к ответу он не готов, а проще говоря, не знает того, что обязан знать.

— Где командир полка? — спросил я. [104]

Узнав, что прибыл начальник тыла армии, командир полка полковник Д. А. Губарев и его заместитель по политической части майор И. С. Мазик вскоре пришли на тыловой пункт управления.

— Что же это такое? — с возмущением спросил я. — Ваш помощник, товарищ полковник, совершенно не знает дела, которое ему доверено.

Командир полка промолчал, лишь бросил суровый взгляд на Максимова. Ответил замполит:

— Мы разберемся с этим, постараемся, чтобы подобное больше не повторилось.

— Надеюсь, что так и будет. А теперь пригласите ко мне старшего врача полка, — потребовал я. — Хочу посмотреть, как у вас поставлено медицинское обеспечение.

Майор медицинской службы, которого мне тут же представили, оказался подвижным, деятельным, хорошо подготовленным специалистом и организатором.

— Виктор Иванович Герасимов, — назвался он как-то очень не по-военному.

— Ну что же, Виктор Иванович, показывайте свое хозяйство, — предложил я.

Мы осмотрели медицинский пункт полка. Здесь повсюду царили чистота и порядок. Воины одной из стрелковых рот как раз проходили медицинский осмотр, причем точно по графику. Я подошел к бойцам, спросил:

— В баню ходите регулярно?

— Так точно, раз в неделю.

— Белье меняют своевременно?

— В каждый банный день, — отвечали бойцы.

— Может быть, хотите осмотреть батальонные медицинские пункты? — спросил меня Герасимов.

— Думаю, что в этом нет необходимости, мне и так все ясно. Да и время поджимает, надо еще у соседей ваших побывать.

В 95-м стрелковом полку, где помощником по снабжению был майор интендантской службы Дмитрий Алексеевич Блинов, каких-либо упущений я не обнаружил. Командир полка майор И. А. Старухин постоянно вникал в деятельность органов снабжения и строго взыскивал за нерадивость. Да и его помощник оказался человеком требовательным и добросовестным.

Посещения соединений и работу в них я практиковал и в дальнейшем, однако вернемся к делам непосредственно армейского тыла, и прежде всего к работе наших дорожников. Для ознакомления с характером их работы, технической [105] оснащенностью и возможностями я решил вместе с подполковником В. П. Кавериным проехать по армейским автодорогам, побывать в дорожно-строительных батальонах.

Дорог в тылу армии было явно маловато, да и те, что удалось создать, выходили из строя не только в период весенней и осенней распутицы, но даже летом после дождей. Приходилось возводить колейные и фашинные пути, строить деревянные дороги с желобом и ограничительными бревнами по краям, чтобы машины не сваливались в топи.

Такие дороги сооружали наши дорожно-строительные батальоны от станции снабжения до районов дислокации соединений. В войсковом районе дороги строились силами стрелковых частей. Водители всячески оберегали их, нередко сами, не дожидаясь дорожников, ремонтировали, когда замечали неисправности.

На строительство подобных дорог требовалось огромное количество стройматериала, немало рабочей силы, а уж о сроках и говорить не приходилось. Много, очень много затрачивали на них времени. Назову несколько сухих цифр, за которыми стоит колоссальный труд воинов-строителей, труд, воистину равный боевым подвигам.

Чтобы построить один километр однопутной колейной дороги, нужно было израсходовать в зависимости от топографических и почвенно-грунтовых условий от 180 до 350 и более кубометров лесоматериала хвойных пород.

Отдельный дорожно-строительный батальон за смену, то есть за 10–12 часов работы, мог соорудить от 450 до 700 погонных метров такой дороги. Отдельный мостостроительный батальон имел несколько более высокую производительность — от 1000 до 1250 погонных метров.

На мой взгляд, работа по постройке дорожных покрытий колейного типа — одно из самых сложных, но в то же время и интересных направлений деятельности дорожных частей. Она требовала творческого отношения к делу, инициативы и упорства. Мы в то время располагали довольно примитивной техникой. Было небольшое количество тракторов, пилорам, а в основном — обычный шанцевый инструмент. Широко применялся бригадный метод работы, когда каждая бригада отвечала за свой участок.

Всего ко времени моего назначения сюда было построено более ста десяти километров фашинных и колейных дорог. Военный совет армии приказом от 16 апреля 1943 года отметил особо отличившихся бойцов и командиров. Так, [106] командир 21-го отдельного дорожно-строительного батальона подполковник И. С. Панкратов и командир взвода лейтенант П. М. Попов были удостоены ордена Красной Звезды, а сержант И. М. Черенков и ефрейтор И. Г. Сысолятин награждены медалью «За боевые заслуги».

Это было весной, но и все лето не прекращались работы по совершенствованию уже имевшихся и строительству новых дорог, крайне необходимых в период подготовки армии к наступательным операциям, а о важности их в ходе боев и говорить не приходится.

Высокая общая и особенно оперативная подготовка командующего 43-й армией генерал-лейтенанта К. Д. Голубева позволяла ему глубоко вникать во все вопросы работы тыла. Чаще же мне приходилось решать насущные проблемы с членом Военного совета генералом Н. Л. Осиным. Впрочем, нередко бывал у нас и член Военного совета фронта генерал-лейтенант Д. С. Леонов. Однажды он помог ускорить продвижение транспортов с обмундированием для армии, в другой раз — посодействовал в получении с фронтовых складов табака, в котором армия очень нуждалась. И аналогичных случаев конкретной и действенной помощи, оказанной нам генералом Леоновым, было немало.

Для снабжения войск была создана полевая армейская база № 29. Она располагалась на железнодорожных станциях Западная Двина и Старая Торопа. Во время поездки для ознакомления с ее работой я лично убедился, каких трудов стоило нашим водителям доставлять оттуда материальные средства в соединения. Стопятидесятикилометровый. путь изрядно измотал и показался бесконечным.

Меня порадовали четкая организация работы и исключительный порядок на базе. Ее начальник, подполковник Д. И. Дрябкин, опытный работник тыла, грамотный командир, умело руководил подчиненными, строго требовал с них, не допускал никаких послаблений. Все склады были рассредоточены и замаскированы. Хорошее впечатление оставил и его заместитель по политической части майор С. И. Морозов, который много сил и энергии вкладывал в организацию деятельности коллектива базы, в его сплочение и мобилизацию на решение поставленных командованием задач.

Познакомился я и с начальником отдела ВОСО полковником А. Г. Казаниным. Он сразу же обратил мое внимание на главные проблемы.

— Выделенные нам железнодорожные станции не отвечают элементарным требованиям. Запасных путей мало, выгрузка чрезвычайно затруднена. Из-за этого несем потери, [107] — сказал он, когда я задал вопрос об организации работы.

Он сообщил о том, что сравнительно недавно на станции Западная Двина был уничтожен вражеской авиацией эшелон с боеприпасами, тяжелое ранение получил один из помощников начальника отдела ВОСО, инженер-майор И. Н. Шашацкий.

Я обещал связаться со штабом фронта и обратиться за помощью. Забегая вперед, скажу, что нам пошли навстречу. По распоряжению командующего фронтом силами железнодорожных бригад восточнее Западной Двины были построены две железнодорожные ветки, ведущие в лес, в котором оборудовали склады горючего, смазочных материалов, а также боеприпасов и вооружения.

По поручению Военного совета армии я встретился с командиром 6-й железнодорожной бригады генерал-майором технических войск Д. А. Терюховым и его заместителем по политической части М. Р. Бирюковым, чтобы согласовать планы совместной работы. Я сказал железнодорожникам, что нам совершенно необходимо как можно ближе подвести к войскам хотя бы узкоколейки.

Дмитрий Андреевич Терюхов долго раздумывал, склонившись над картой, сокрушенно качал головой. Да, задачка не из простых: куда ни глянь, топи и болота! Но ведь иного выбора не было, речь шла о боеспособности войск. И железнодорожники взялись за работу в этих тяжелейших условиях. Они построили узкоколейную линию протяженностью 43 километра от железнодорожной станции Старая Торопа в южном направлении, что дало возможность подвозить материальные средства войскам нашей и соседней, 4-й армии. А затем ее нарастили на десять километров, что облегчило работу водителей армейского автотранспорта, трудившихся с предельным напряжением.

Сначала по узкоколейке доставлялось до ста тонн грузов в сутки, а когда работу удалось организовать более четко, подвоз увеличился до ста восьмидесяти тонн.

К началу наступательных действий армии линию железной дороги протянули уже более чем на сто километров до населенного пункта Стабно, расположенного в непосредственной близости от боевых порядков войск. Кроме того, был построен участок узкоколейки от Кукуева через Борки до населенного пункта Кресты на берегу реки Западная Двина. В августе 1943 года участок железнодорожного пути Старая Торопа — Кукуев — Борки был перешит на широкую колею. [108]

Из Крестов в период навигации перевозки выполнялись по реке до пристани Велиж с целью снабжения правого крыла 43-й армии.

* * *

Я уже упоминал о подготовке к наступательной операции, в которой предстояло участвовать и 43-й армии. Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачу ударом войск левого крыла Калининского фронта и правого крыла Западного фронта разгромить левое крыло немецко-фашистской группы армий «Центр», не допустить переброски отсюда на другие участки ее соединений и освободить Смоленск.

Ведущая роль в операции отводилась 39-й армии Калининского фронта. 43-й армии предстояло прорвать оборону противника на участке Дурнево, Большие Толкачи и во взаимодействии с 84-м стрелковым корпусом 39-й армии, наступая на город Ефремов, окружить и уничтожить рибшевскую группировку противника. К исходу первого дня намечалось выйти на рубеж Рибшево, Горки, а на второй день захватить город Рибшево и обеспечивать действия 39-й армии с юго-запада. Важность овладения Рибшевом заключалась в том, что оно было как бы воротами, открывавшими выход из лесисто-болотистой местности на оперативный простор.

Командующий Калининским фронтом генерал-полковник А. И. Еременко приказал войскам 43-й армии двумя стрелковыми дивизиями, усиленными танками и артиллерией, провести армейскую Рибшевскую наступательную операцию как часть Духовщинско-Демидовской операции фронта.

Для решения этой задачи генерал-лейтенант К. Д. Голубев выделил из 51-го стрелкового корпуса 179-ю и 306-ю стрелковые дивизии, усилил их 105-м танковым полком, четырьмя артиллерийскими и минометными полками и 273-м армейским инженерным батальоном.

Организовывая тыловое обеспечение операции, мы учли, что в лесисто-болотистой местности действовать соединениям даже в полосе прорыва придется в значительной мере самостоятельно, подчас без локтевой связи с соседом, следовательно, и их снабжение потребуется осуществлять по индивидуальным направлениям. Анализ различных вариантов подвоза показал, что если до переднего края в период затишья мы смогли проложить пути и они пока действовали бесперебойно, то в ходе наступления положение [109] может резко ухудшиться. Вполне вероятно, что противник, отступая, разрушит все дороги, и это — на труднопроходимой местности, где движение в стороне от оборудованных маршрутов невозможно.

Надо сказать, что автодорогам Военный совет армии уделял самое серьезное внимание. На одном из заседаний, которое состоялось 19 июля 1943 года, заслушав мой доклад по этому вопросу, генерал Голубев спросил:

— Сможете ли вы подготовить автодороги своими силами?

Я вынужден был признаться, что этой работы нам без помощи боевых подразделений людьми и техникой не осилить. Член Военного совета генерал С. И. Шабалов меня поддержал. Было принято решение проложить дополнительные автодороги от армейских складов до окладов дивизий, построив надежные колейные пути с необходимым количеством разъездов. Строительство дорог в войсковом районе Военный совет возложил на армейского инженера генерал-майора инженерных войск А. А. Колмакова. Выполнение работ на основной военно-автомобильной дороге Пречистое — Клестово и далее по направлению на Рибшево поручили дорожно-строительным частям. В помощь им выделили по батальону из 306-й и 179-й стрелковых дивизий и 114-й стрелковой бригады, а также армейские курсы младших лейтенантов.

Для подвоза необходимых материалов из 862-го отдельного автобата выделили 46 автомашин ЗИС-5, а из гужетранспортного батальона армии 122 пароконные подводы. Кроме этого привлекалось около 200 человек местного населения ежедневно. К концу июля было построено 106 километров дорог с разъездами, что на данном этапе нас вполне удовлетворяло. Проезд автотранспорта был обеспечен в любую погоду.

Штаб тыла составил подробный план материально-технического обеспечения операции. Занимался планированием начальник штаба подполковник Д. В. Шакин. Дмитрий Васильевич был на редкость собранным, дисциплинированным и работоспособным офицером. Он умело руководил работниками штаба, всегда был в курсе тыловой и оперативной обстановки, пользовался заслуженным авторитетом как у своих подчиненных, так и у начальников. Он поддерживал постоянную и непрерывную связь с начальником оперативного отдела штаба армии, получал оттуда нужную информацию о мероприятиях, проводимых командованием. Мне с ним работалось легко. [110]

Много забот легло на плечи начальника отдела горючего и смазочных материалов подполковника С. П. Гаврилова, который знал свое дело, умел организовать работу подчиненных, был дисциплинирован и исполнителен.

Исходя из обстановки, он предложил увеличить в войсках запасы горючего до двух заправок, а также организовать отдельные склады с запасами (0,5 заправки), разместив их ближе к дивизионным тылам на направлениях действий дивизий. Кроме того, предложил организовать «летучку», которая бы двигалась непосредственно за дивизиями и своевременно обеспечивала их горючим.

Накануне операции ко мне зашел начальник автомобильного отдела подполковник И. И. Удовиков. Он доложил, что 862-й автобат готов к работе, и потом сказал:

— А что, если нам в каждой колонне назначить постоянного начальника, который бы хорошо знал размещение дивизионных складов. Колонны же закрепить за определенными дивизиями. Это ускорит доставку грузов.

Предложение заслуживало внимания и было мною принято.

Вопросы организации медицинского обеспечения войск я обсудил с начальником санитарной службы армии полковником медицинской службы З. Г. Гинзбургом. Он решил размещать госпитали первой линии с таким расчетом, чтобы они принимали на себя поток раненых, а медико-санитарные батальоны дивизий держать в готовности к следованию за своими соединениями.

Интендант армии В. И. Иванов приказал довести запасы продовольствия на складах дивизий до 7 сутодач.

— Запасы должны быть такими, — повторял он, — чтобы их мог поднять автотранспорт за один рейс.

14 сентября 1943 года после артиллерийской подготовки войска 43-й армии перешли в наступление на демидовском направлении. Противник оказывал ожесточенное сопротивление, непрерывно бросая в контратаки резервы. Три дня продолжались ожесточенные бои в районе Рибшево. Здесь гитлеровцы укрепляли свои оборонительные рубежи на протяжении года, создали прочный узел обороны с широко разветвленной сетью траншей и ходов сообщения, долговременными бетонированными и деревоземляными сооружениями, противотанковыми и противопехотными минными полями, проволочными заграждениями в несколько кольев.

Я уже упоминал о том, что Рибшево являлось как бы воротами из труднопроходимой лесисто-болотистой местности на оперативный простор, и эти ворота фронтом в 12 километров [111] и глубиной 12–15 километров обойти было невозможно, их предстояло очистить от врага во что бы то ни стало.

В дни этих боев войскам потребовалось огромное количество боеприпасов. Основная тяжесть работы по их доставке легла на бойцов 862-го автобата. Этот батальон под командованием опытного автомобилиста капитана А. С. Саунина доставлял войскам на дивизионные склады до тысячи тонн боеприпасов, горючего и продовольствия в сутки. Особенно отличились коммунисты батальона лейтенант Толстой, парторг Лясов, старшина роты Корочачев. Отлично работала и диспетчер батальона Елена Анохина. Позднее ей было присвоено воинское звание «младший лейтенант».

Лишь 15 сентября удалось выбить врага из Рибшево и полностью разгромить этот узел сопротивления. Впереди был город Демидов. Отходя под натиском наших дивизий, фашисты взрывали за собой мосты, разрушали дороги, сжигали населенные пункты.

Чтобы свести к минимуму наносимый фашистскими извергами ущерб, не допустить разрушения городов, сел, деревень, спасти от гибели многих советских людей, Военный совет армии обратился к личному составу соединений и частей с призывом максимально ускорить продвижение вперед. Копию этого обращения получили и мы, работники тыла. На нас легла обязанность обеспечить это стремительное наступление.

На командиров 270-й и 262-й стрелковых дивизий командующий армией возложил личную ответственность за спасение города Демидов. Этим соединениям он приказал двухсторонним обходом выйти в тыл демидовской группировки врага и предотвратить разрушение города.

Постоянно получая нужную информацию из штаба тыла армии о действиях соединений и частей, полковник В. И. Иванов своевременно уточнял задачи служб снабжения и обеспечения. Я уже говорил о высокой профессиональной подготовке этого офицера. Добавлю еще, что он прекрасно разбирался и в тактике общевойскового боя, поскольку перёд войной окончил курсы «Выстрел», командовал пулеметным батальоном, а уже потом перешел на военно-хозяйственную работу. До назначения на должность интенданта армии он служил старшим инспектором интендантского управления фронта. Член партии с 1917 года, активный участник гражданской войны, он сплотил подчиненных в дружный коллектив, неустанно и умело обучал и воспитывал начальников отделов и служб. Начальник [112] продовольственного отдела подполковник В. Т. Мазаев, вещевого майор П. И. Симаков, обозно-хозяйственного капитан И. В. Осин, квартирно-эксплуатационного капитан А. В. Грибков были достойны своего руководителя. Заместителя по политической части подполковника Г. И. Кравченко всегда можно было увидеть среди людей там, где возникали какие-либо затруднения. Он умел мобилизовать воинов на решение самых сложных задач. В результате за всю операцию у нас не было срывов в снабжении и обеспечении войск.

К 21 сентября левофланговые соединения армии вплотную подошли к городу Демидов, передовые части 270-й и 262-й стрелковых дивизий завязали бои на его окраинах. 22 сентября город был очищен от врага. Так завершилась операция, в результате которой потерпела разгром сильная группировка врага. Отличившиеся в боях соединения и части получили почетные наименования. Демидовскими стали 262-я и 270-я стрелковые дивизии, 105-й танковый полк, наименование Рибшевской было присвоено 306-й стрелковой дивизии.

В период этой операции мы, по существу, впервые обеспечивали наступление войск армии в тяжелейших условиях лесисто-болотистой местности, приобрели и обобщили некоторый опыт действий, однако и после взятия Демидова никакого облегчения не наступило. По-прежнему тыловые службы работали с величайшим напряжением, ведь войска продолжали продвижение вперед, преследуя отходящего противника, отбросили его на 115–120 километров от исходного рубежа и на 25–30 километров от Демидова, заняли город Сураж и к 3 сентября вышли к мощной линии вражеской обороны, преодолеть которую с ходу не удалось. К этому времени, несмотря на все наши заботы и старания, тылы все-таки отстали и снабжение войск ухудшилось. Потребовалась небольшая оперативная пауза для обеспечения следующего удара по врагу.

Появилась возможность подвести некоторые итоги наших действий. Чтобы показать, с каким напряжением работал тыл в этой операции, придется опять обратиться к цифрам. Только в подготовительный период войсками было израсходовано 1197 тонн горючего всех видов, что объяснялось тем, что автотранспорт армии работал с полным напряжением. Расход же горючего в период боев за Рибшево оказался невелик. К концу операции, уже после освобождения города Демидов, мы подсчитали, что в войсках осталось на колесах до 1,4 заправок, на передовых отделениях [113] складов — до 0,9 и на складах армии — до 0,6 заправок. С таким количеством горючего воевать было можно.

В ходе операции требовалось очень много боеприпасов. С целью их подвоза в войска было совершено 1280 машино-рейсов, и при всем этом часто поступали жалобы на несвоевременное получение боеприпасов и их недостаток в войсках. Чтобы исправить положение дел, Военный совет армии принял решение выделить в распоряжение начальника артснабжения подполковника Майорова 64 «студебеккера».

Майоров использовал их оперативно. Сформировал несколько автоколонн, во главе каждой поставил офицера своей службы, возложив полную ответственность за своевременную доставку боеприпасов в соединения.

Я уже говорил о том, что накануне операции удалось сосредоточить на дивизионных складах достаточное количество боеприпасов, однако не все их виды удалось поднять автотранспортом дивизий. Вот и получилось, что ушедшие вперед соединения оставляли на складах то, что не могли взять с собой. Боеприпасы эти так и лежали бесполезным грузом, пока мы не добрались до них. Со старых складов соединений вывезли армейским автотранспортом 462 автомашины боеприпасов. Я сделал на будущее вывод, что обеспечивать войсковые склады перед началом операции нужно строго в разумных пределах.

В итоге проведенной операции врагу был нанесен серьезный урон в живой силе и боевой технике, нашими войсками были освобождены десятки населенных пунктов, взяты богатые трофеи. В ходе операции, несмотря на большой объем работ, четко действовали бойцы и офицеры трофейной роты под командованием майора А. Б. Ершова, уверенно справлялся со своими обязанностями старший техник-лейтенант А. Я. Чесноков.

Однако наряду с положительными моментами в работе служб тыла были выявлены и недостатки. В 179-й стрелковой дивизии и 114-й отдельной стрелковой бригаде в ходе операции бойцы не всегда вовремя получали горячую пищу, хотя оправданий этому никаких не было.

А вот медицинскую службу армии Военный совет отметил. Особенно хорошо работали хирургические бригады под руководством армейского хирурга подполковника медицинской службы Г. Ф. Николаева.

Отметил я работу тыла 306-й стрелковой дивизии и объявил благодарность подполковнику интендантской службы Я. Ф. Федоренко, который умело и грамотно руководил ею. [114]

К началу октября запасы в войсках в результате непрерывных боев снизились до 1,2 заправки по горючему и менее одного боекомплекта по боеприпасам. В этих условиях продолжать наступление оказалось невозможным. 43-я армия была выведена из боев и переброшена на оборонительный рубеж по так называемому зерновскому выступу. Там, севернее Витебска, она и перешла к жесткой обороне.

С приближением зимы проблем у работников тыла заметно прибавилось. Мы получили директиву начальника Тыла Красной Армии генерала А. В. Хрулева, которой войскам предлагалось самостоятельно обеспечивать себя овощами и сеном. Базой для снабжения 43-й армии был определен район станций Заольша и Лиозно, расположенных на участке железной дороги Смоленск — Витебск.

Начальник продовольственной службы подполковник В. Т. Мазаев немедленно организовал прием и закладку картофеля, овощей и квашеной капусты в оборудованные на станции Западная Двина хранилища. Одновременно началась подготовка к посевной кампании.

Начальником всего нашего многопрофильного армейского хозяйства мы назначили капитана А. Н. Лихачева. С помощью интенданта В. И. Иванова собрали необходимый инвентарь для сельскохозяйственных работ и семена. В качестве рабочей силы планировалось использовать личный состав тыловых подразделений. С подготовкой к посевным работам Лихачев справился успешно.

Полевая армейская база № 29 в начале октября была передислоцирована на железнодорожные станции Заолына и Лиозно. Начальник базы подполковник Д. И. Дрябкин и на новом месте проявил расторопность и сметливость, быстро рассредоточил и тщательно замаскировал склады.

Между тем приближались холода. Военный совет армии тревожил вопрос, сможет ли интендант армии полковник В. И. Иванов своевременно обеспечить войска теплым обмундированием. Эта проблема была серьезной, недаром разговор о ней дважды шел на заседаниях Военного совета.

Я разделял тревогу командующего генерал-лейтенанта К. Д. Голубева и членов Военного совета. Ведь зимнее обмундирование находилось на станции Западная Двина, где остался вещевой склад армии.

Полковник В. И. Иванов приказал начальнику вещевого снабжения приступить к доставке обмундирования в войска, но это оказалось непросто сделать. Прежде всего предстояло определить, на чем его доставлять. Я принял решение использовать для этой цели железнодорожный транспорт [115] и добился выделения в распоряжение начальника вещевого снабжения нескольких вагонов. В первую очередь майор П. И. Симаков обеспечил доставку в войска теплого белья, полушубков и валенок, затем шапок-ушанок и рукавиц. Войска на переднем крае были своевременно и полностью обеспечены теплой одеждой.

Немало забот легло в те дни на плечи начальника обозно-хозяйственного отделения И. В. Осина. Предстояло доукомплектовать войска полевыми кухнями, санями и материалом для. зимней перековки лошадей.

Хватало дел и у других работников тыла. Скажем, начальник квартирно-эксплуатационного отдела контролировал заготовку войсками дров, следил за своевременным обеспечением подразделений почками и трубами. Особенно его беспокоило отсутствие труб: ведь если под печку можно было приспособить обычную железную бочку, то трубу ничем не заменишь. Готовились к зиме, естественно, и другие службы — автомобилисты, автодорожники, военные медики.

Спланировав всю работу, я занялся контролем исполнения в войсках указаний управления тыла. Проверку начал с 334-й стрелковой дивизий, где службу тыла возглавлял полковник интендантской службы Лукьян Саввич Мисковец.

Заместитель по тылу обстоятельно доложил, что склады рассредоточены, надежно замаскированы, обеспеченность личного состава соответствует установленным нормам. Я побывал в землянках на переднем крае и убедился, что в них установлены печки, бойцы могли обогреться, отдохнуть в тепле, что чрезвычайно важно на фронте.

После обхода подразделений Л. С. Мисковец представил мне своих помощников: начальника продовольственной службы майора интендантской службы П. А. Сухарева и обозно-вещевой — капитана интендантской службы П. Г. Галанова. Я поинтересовался, какие задачи они решают сейчас.

— Оборудую надежные подъезды к складам от автомобильной дороги, — ответил Сухарев. — Остальное уже готово к зиме.

Галанов же занимался контролем, поскольку все подготовительные мероприятия были им закончены.

— Зиму встретим как надо, — весело заключил он. — Бойцы у нас мерзнуть и голодать не будут. Всего вдоволь завезли.

Я остался доволен положением дел в дивизии и, уезжая, поблагодарил работников тыла за инициативную и умелую [116] деятельность. Едва я вернулся в управление тыла, как полковник Иванов доложил, что, по поступившим сведениям, еще не все бойцы 403-го стрелкового полка обеспечены теплым обмундированием.

— Постарайтесь выяснить, как вообще в 145-й дивизии поставлено обеспечение обмундированием, — попросил я интенданта.

Вскоре Иванов доложил, что, судя по заверениям заместителя командира дивизии по тылу, теплые вещи выданы всем.

— Хорошо, завтра же проверю, — решил я.

На следующий день выехал в дивизию. Там уже ждал заместитель командира дивизии по тылу подполковник И. Г. Храпко. Мы отправились с ним в 403-й стрелковый полк.

«Виллис» долго петлял по лесным дорогам и наконец въехал в небольшую деревушку.

Когда машина остановилась около одного из домов, нас встретил помощник командира полка по снабжению майор А. П. Можухин. Майор пригласил нас в дом.

В комнате находился начальник обозно-вещевой службы лейтенант А. Е. Жданов.

— В чем дело? — спросил я с ходу. — Вы докладываете, что личный состав полностью обеспечен теплым обмундированием, мы же получаем другие сведения.

— Сейчас объясню, — спокойно ответил Можухин. — Дело в том, что в полк недавно поступило пополнение, на которое мы не рассчитывали и, естественно, не получали обмундирования. А теперь вот в дивизии никак его не выбьем.

— Да вы, наверное, и не просили, — усомнился Храпко.

— Как же не просили, вот сейчас лейтенант Жданов покажет документы. Принесите их, пожалуйста, — обратился Можухин к Жданову.

Я просмотрел копии заявок, направленных в дивизию, молча передал их Храпко. Он взял документы, полистал и наконец, вздохнув, сознался:

— Да, ничего не попишешь, наша вина, офицеров тыла дивизии. Разберусь. — И, повернувшись к Можухину, добавил: — Сегодня же высылайте машину, выдадим все, что положено.

Вопрос был исчерпан, но уж поскольку я добрался до полка, то проверил его основательно. Честно говоря, порадовался, не обнаружив каких-либо недостатков в работе [117] хозяйственников. Ведь порядок в этом деле — одно из важных слагаемых боеготовности.

Таким вот образом проверил я все стрелковые дивизии и многие части. После этого мог уверенно докладывать Военному совету, что работники тыла в состоянии обеспечить не только оборонительные, но и наступательные действия. Кстати, вскоре эти слова пришлось подтверждать делами.

Однако вернемся к делам управления тыла армии. Зима снова поставила во главу угла вопрос о состоянии дорог. Вместе с начальником дорожного отдела подполковником В. П. Кавериным мы занялись этим делом вплотную. Прежде всего побывали в 21-м отдельном дорожно-строительном батальоне. Меня волновало то, что там произошла замена командного состава: опытный командир И. С. Панкратов убыл на повышение, а вместо него назначили майора Г. И. Карповича. Как-то он покажет себя? Справится ли со сложными задачами, которые поставило зимнее бездорожье перед подразделением? Об этом и решили поговорить. Карпович встретил нас вместе со своим заместителем по политической части. Майор Г. И. Поносов служил в подразделении давно и дело знал хорошо. Это успокаивало.

— Чем занимается батальон? — поинтересовался я.

— Продолжает строительство дороги на участке Городок — Остроленко.

— Протяженность?

— Сорок четыре километра...

— Вы понимаете важность этого дела?

— Конечно, — ответил Карпович. — Дорога должна связать армейские склады с дивизионными.

Мы проехали на строительство. Бойцы работали с энтузиазмом, споро, быстро. Особенно мне понравилась организация дела на участке взвода старшего лейтенанта Д. А. Глазкова. Я попросил на минуту прервать работу и построить личный состав. Когда это было сделано, я объявил бойцам благодарность. Затем спросил:

— О важности вашего труда сказать можно очень много, как о любом ратном труде. На фронте все заняты одним Делом — бьют врага. Вам объяснили, что за дорогу строите и зачем она нужна?

— Так точно, объяснили, — послышались голоса.

— Меня интересует, успеете ли в заданный срок? Это очень важно.

За всех ответил командир: [118]

— Успеем, сделаем все, как полагается, надежно и добротно.

Прощаясь с командиром батальона, поинтересовался, есть ли у него какие-нибудь просьбы ко мне, пожелания.

— Нам бы машинами хоть немного помогли, — сказал Карпович. — Работа и быстрее и веселее пошла бы.

— Согласен. Прикажу командиру автобата выделить десять автомашин. Хватит?

— Вполне, — обрадовался командир батальона.

— Но смотрите, за сроки выполнения работ спрошу строго.

Уже позже, подводя итог строительства дороги, которое было окончено точно по графику, я отметил в приказе добросовестную работу подчиненных командира первой роты капитана С. В. Лемешонка, командира взвода старшего лейтенанта Д. А. Глазкова и других.

Незадолго до окончания строительства по дороге проехал командующий армией генерал-лейтенант К. Д. Голубев, а вскоре после этого 17 бойцов и командиров были удостоены государственных наград. И из них были коммунистами и комсомольцами. Командир батальона майор Г. И. Карпович, замполит майор Г. И. Поносов были награждены орденом Отечественной войны II степени, а начальник штаба инженер-майор А. И. Широков орденом Красной Звезды.

Зима 1943/44 года выдалась снежная. Автомашины, особенно маломощные сорокасильные полуторки, к тому же загруженные под завязку, с трудом пробивались через огромные сугробы. Восстанавливать запасы в войсках с каждым днем становилось все сложнее. Выручала нас предусмотрительность и расторопность начальников отделов и служб. Начальник дорожного отдела заранее заготовил необходимое количество лопат и бревенчатых стругов — «треугольников» — основных средств борьбы с заносами. Каждый автомобиль был укомплектован лопатами. Водители работали самоотверженно, то и дело оставляя баранку и беря в руки лопату. А затем снова садились в продуваемые всеми ветрами неотапливаемые кабины. И так по многу часов в день. И все-таки грузы своевременно доставлялись войскам.

Встречаясь в то трудное время с автомобилистами, я обязательно знакомился с лучшими из них, ставил их в пример другим. Помнится, тогда особенно отличились сержант Н. В. Погребной и старшина роты И. П. Карагачев. [119]

Погребной, внешне очень скромный, но по натуре волевой и собранный воин, не терял выдержки и самообладания даже в самой сложной обстановке. Он всегда своевременно доставлял грузы по назначению, добился безаварийности в работе, его автомобиль редко застревал в снегу. Помогало мастерство водителя, развитое «чувство машины».

Старшина роты Карагачев относился к тем младшим командирам, на которых всегда и во всем можно было полностью положиться. Он четко организовывал жизнь и быт своих подчиненных, что в немалой мере способствовало их успешной работе.

Несмотря на все трудности, мы считали, что в целом зима каких-то сверхзадач для армии и ее тыла не ставила. Но вот приближавшаяся весна, которая грозила распутицей и бездорожьем, беспокоила нас серьезно. По прошлому горькому опыту мы все уже хорошо знали, что таяние снега парализует движение не только автомобильного, но и гужевого транспорта, военно-автомобильные дороги станут непроходимыми.

Еще в бытность свою комиссаром полка, дивизии, а затем и стрелкового корпуса я привык, решая сложные проблемы, советоваться с коммунистами. И теперь собрал офицеров тыла, чтобы вместе подумать, как организовать работу в распутицу, какие меры предпринять загодя, чтобы не застала она нас врасплох.

Предложений было много. Решили же воспользоваться наиболее доступным способом — укрепить дороги щебеночным покрытием.

Дорожные батальоны зимой возили щебень, укладывали и укатывали его. Пока земля была скована морозом, дороги служили надежно. Помнится, приехал к нам командующий 1-м Прибалтийским фронтом, в состав которого входила наша 43-я, генерал армии И. X. Баграмян, осмотрел подъездные пути и поблагодарил за хорошую работу. Но лишь оттаяла земля, дороги, в том числе и укрепленные щебнем, буквально привалились в болота. Вся наша работа пошла прахом. И хотя до этого никто не мог предположить, что случится подобное, Военный совет армии всю вину возложил, естественно, на меня. Решение в общем-то справедливое — ведь любая новизна хороша, если все взвешено, продумано, испытано. И как ни крути, но рисковать можно было многим, только не дорогами. Необходимо было срочно исправлять положение, принимать какие-то безотлагательные меры. [120]

Командующий армией приказал мне лично возглавить строительство колейных путей на этом участке. Я немедленно выехал в район работ, надел болотные сапоги и занялся организацией дела непосредственно на месте. Конечно, не забывал о том, что специалисты намного лучше меня знают особенности строительства дорог, поэтому, как и раньше, прежде чем принимать то или иное решение, советовался с командиром батальона, начальником штаба, командирами рот, инициативы их не сковывал, старался оказывать дорожникам помощь и поддержку во всем. Впрочем, не всегда удачно.

Как-то, обратив внимание на то, что стройматериалы, в том числе тяжеленные сырые бревна, бойцы доставляют на руках, решил вмешаться, вызвать на участок работ тракторы, гужевой транспорт. Однако командир батальона отговорил от этого шага.

— Бесполезно, — заметил он. — Ни трактор, ни лошадь через эти топи не пройдут, а перевозить и тем более ничего не смогут.

— Так ведь люди у вас не двужильные, — сказал я. — Почти все — ограниченно годные к военной службе. Выдержат ли такие перегрузки?

— Выдержат! Они ведь тоже фронтовики, тоже воюют с врагом.

Да, все было так. Дорожно-строительные батальоны комплектовались в основном из бойцов, которые после ранений не могли вернуться на передовую. Фронт для них теперь был здесь, на болотах. И, зная об их труде не понаслышке, не решусь утверждать, кому и где было легче. Здесь, в тылу, за линией фронта, был тоже фронт, и не только трудовой. Изнуренных тяжелейшей работой, выполняемой по колено, а то и по пояс в студеной и вязкой болотной жиже, строителей бомбили и обстреливали вражеские самолеты, причем в период передышек между боями они появлялись над тыловыми объектами не реже, чем над передовой. Чувствовал враг, что именно здесь закладывается фундамент будущих побед наших войск.

— Люди у нас необыкновенные, — делился со мной инженер-полковник В. П. Каверин, возглавлявший строительство. — Признаться, в довоенное время, даже зная о героическом боевом и трудовом прошлом нашего народа, не сознавал до конца, на какие подвиги и самопожертвование готовы пойти советские люди во имя свободы и независимости своей Родины. И ведь ни один боец не пожаловался на трудности, не попросил поблажки. [121]

Я полностью согласился с мнением Каверина. Однако помнил и о том, что сроки, поставленные командующим армией, были жесткими, необходимо было повысить и без того предельно высокий темп работ. Понимая, что приказ как средство мобилизации уже полностью отмобилизованных людей свои возможности исчерпал, я в короткие минуты отдыха подходил к группам бойцов и обращался к ним не по-уставному, по-товарищески:

— Ну, орлы, еще по паре бревен! Или сил нет? — И сам брался за бревно первым.

Доброе слово, личный пример действовали безотказно.

— Раз уж генерал просит и работает вместе с нами, кончаем перекур.

В конце каждого рабочего дня стало правилом подводить итоги, поощрять наиболее отличившихся. Впрочем, как я скоро убедился, главным все же было высокое чувство долга, поднимавшее бойцов на самоотверженную работу.

Участок дороги удалось восстановить точно в указанный командующим армией срок.

Но может возникнуть вопрос, как же мы снабжали войска в тот период, когда дорога бездействовала? Выручила нас предусмотрительность. Еще в последние недели морозной погоды мы приблизили к войскам и разместили в районах дивизионных тылов отделения армейских складов с боеприпасами, продовольствием и другими важнейшими материальными средствами. Расчет был прост: если не только автомашины, но и конные повозки не смогут пройти к складам, бойцы перенесут все необходимое для боя и жизни на своих плечах.

Такое решение себя оправдало, мы добились бесперебойного обеспечения войск в весенний период.

Между тем войска совершенствовали оборону, хотя по всему чувствовалось, что обороняться нам осталось недолго. В июне 1944 года командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян трижды приезжал в армию и не в последнюю очередь интересовался состоянием коммуникаций. В этом деле нам уже удалось добиться определенных успехов, и к началу операции было построено свыше 160 километров новых дорог.

* * *

В подготовительный период были приняты на станцию снабжения и переработаны сотни вагонов с боеприпасами и продовольствием, десятки цистерн с горючим. В результате [122] нам удалось довести запасы в войсковых соединениях до положенных норм: по боеприпасам — до 2–2,5 боекомплекта, по горючему — до 2,5–3 заправок, по продовольствию — 8–10 сутодач. На складах армии мы оставили 0,5 боекомплекта боеприпасов, до одной заправки горючего и 6–8 сутодач продовольствия. Такие запасы по опыту могли обеспечить боевые действия в течение 10–12 дней.

К началу наступления значительная часть госпиталей была полностью освобождена от раненых и подготовлена к обеспечению предстоящей операции, а другие мы оставили в резерве, в полной готовности к выдвижению за наступающими частями и соединениями. Госпитальную базу, как и полевую армейскую, мы передислоцировали в район станций Бычиха и Городок, на железнодорожный участок, максимально приближенный к переднему краю.

Спланированная работа госпиталей уже знакомым методом «переката», который успешно использовался в период наступления наших войск на Северном Кавказе, давала уверенность в надежном обеспечении приема, обработки и эвакуации раненых.

Заблаговременно мы разработали план развертывания и дислокации дорожных батальонов с учетом сети дорог в полосе наступления, подготовили резерв для его выдвижения за войсками с целью обеспечения действий автотранспорта подвоза.

862-й отдельный автомобильный батальон не только занимался подвозом грузов в войска, но в первой половине июня провел по заданию командования переброску 105-го укрепрайона с правого на левый фланг в полосе обороны армии.

Кроме того, примерно за две недели до начала операции из батальона была выделена колонна автомашин в составе 90 ЗИС-5, на каждую из которых погрузили полупонтон. Возглавил колонну один из лучших командиров рот батальона старший лейтенант Г. В. Дунаев. О том, какое значение придавал действиям этой колонны командующий армией, можно судить хотя бы по тому, что ее инспектировал лично начальник инженерных войск армии генерал А. А. Колмаков. А командующий армией поставил перед ней задачу: быть в готовности по первому требованию навести мост через Западную Двину, чтобы обеспечить быструю переброску подкреплений наступающим войскам.

Здесь следует сказать, что в мае генерал-лейтенанта Голубева сменил новый командующий — генерал-лейтенант [123] А. П. Белобородов, герой обороны Москвы. Мы уже знали, что Афанасий Павлантьевич заслуженный, боевой командир. Он начал ратный путь в ноябре 1919 года под Иркутском, недалеко от своего родного села Акинино. Летом 1929 года во время конфликта на КВЖД политрук стрелковой роты 36-й Забайкальской стрелковой дивизии Афанасий Белобородов заменил погибшего в бою командира роты и умело руководил подразделением, за что был награжден орденом Красного Знамени, а вскоре после завершения боевых действий стал командиром учебной роты.

Соединение А. П. Белобородова вступило в бой с гитлеровцами осенью сорок первого на полях Подмосковья, куда прибыла из Сибири в 16-ю армию генерала К. К. Рокоссовского его 78-я (впоследствии 9-я гвардейская) стрелковая дивизия. С октября 1942 года он командовал 5-м гвардейским стрелковым корпусом, активно действовавшим в Великолукской операции Калининского фронта, а с августа 1943 года возглавлял 2-й гвардейский стрелковый корпус, который принимал участие в наступательных боях в районе Духовщины и севернее Витебска. И вот Афанасий Павлантьевич возглавил нашу армию в самые напряженные недели подготовки наступательной операции.

29 мая Военный совет армии присутствовал в полном составе в штабе фронта при постановке задачи на наступление. Затем командующий в общих чертах довел ее содержание и до нас, тыловиков. На первом этапе предусматривалось силами 43-й и 6-й гвардейской армий нашего фронта, а также 39-й армии 3-го Белорусского фронта окружить и уничтожить витебскую группировку противника, а на втором этапе, развивая наступление в направлении на Лепель, выйти в Прибалтику.

43-й армии предстояло нанести главный удар под основание витебского выступа и совместно с 39-й армией создать внутренний фронт окружения.

30 мая командующий провел рекогносцировку, на которой присутствовал и я. После этого можно было уже более конкретно планировать тыловое обеспечение операции, но с соблюдением строжайшей секретности. Число людей, посвященных в ее план со всеми подробностями, было крайне ограниченно.

Наступление наших войск началось 23 июня 1944 года и явилось частью Витебско-Оршанской операции, осуществленной в ходе операции «Багратион». На долю нашего 1-го Прибалтийского фронта выпала исключительно важная задача: громя противостоявшие войска гитлеровцев, [124] не допустить взаимодействия между группами армий «Север» и «Центр». Иначе говоря, фронту предстояло всадить клан между этими группировками, лишить их возможности маневрировать живой силой и техникой и тем самым содействовать успеху соседних фронтов.

Понятно, насколько необходимо было надежно обеспечить высокий темп продвижения войск фронта, в том числе нашей армии. И, надо сказать, это удалось. Уже в первые десять дней передовые стрелковые части и соединения преодолевали по 15–20, а танковые и механизированные — по 30–40 километров в сутки. В дальнейшем, ломая упорное сопротивление противника, войска фронта продвинулись на флангах от 300 до 400 километров, а в центре, на направлении главного удара, на 600 километров. Крупный успех наших войск поставил перед работниками тыла весьма серьезные проблемы.

И фронтовые и армейские органы тыла сильно отставали от своих соединений, пути подвоза растянулись настолько, что сроки доставки грузов не укладывались ни в какие нормативы. Вследствие этого нередко случались перебои в снабжении войск боеприпасами, горючим, продовольствием и другими материальными средствами. Серьезно затрудняло перевозки и то, что, отступая, враг взрывал мосты, сжигал села, разрушал города, выводил из строя железные дороги, особенно крупные узловые станции.

Однако все эти злодеяния гитлеровцев не принесли им желаемых результатов, не помогли остановить наши войска. После завершения освобождения Белоруссии, в котором участвовал и наш 1-й Прибалтийский, мы вступили на землю Советской Литвы. Ответственные задачи решали в те дни железнодорожные войска. Героически трудились воины дорожных батальонов. На основной автодороге армия (ВАД) они построили 273 моста, общей длиной 985 погонных метров, выполнили земляные работы объемом 12 675 кубометров, заготовили и вывезли 6813 кубометров песка, установили 5328 дорожных указателей. Трудовой героизм воинов тыла был массовым, но особенно мы отметили тогда помощника командира дорожной роты лейтенанта А. И. Солопа, сержантов И. М. Черткова, Г. М. Васечкина, бойцов А. В. Данилова и И. В. Гостева.

И все-таки, несмотря на огромную работу по восстановлению коммуникаций, органы тыла не могли угнаться за стремительно наступавшими войсками: в то время, когда войска армии уже вступили в северо-восточную часть Литвы и выходили на линию Скайтта, Турманос, Лойце, [125] Бугуславишки, армейская база находилась на линии Невель, Витебск, то есть за сотни километров от передовых частей и соединений, преследовавших врага. А протяженность путей подвоза к войскам, вышедшим в район Дукштас, составила около четырехсот километров. Поскольку, как я уже упоминал, железные дороги были разрушены почти полностью, мы могли за войсками выдвигать на автотранспорте лишь головные отделения складов боеприпасов, горючего, продовольствия с весьма ограниченными запасами, обеспечить которыми потребности войск можно было с большой натяжкой. Отделения базы и основных складов мы вынуждены были располагать прямо на грунте и при первой возможности перемещать их вперед. Таким образом в ходе наступления пришлось восемь раз сменять пункты их дислокации. Однако, несмотря на все наши усилия, соединения с каждым днем все больше испытывали нехватку боеприпасов, горючего и продовольствия. В те дни нередко я вспоминал мудрое изречение великого русского полководца Александра Васильевича Суворова: «Будь искусным в том, чтобы твои войска никогда не испытывали недостатка в пропитании».

Это изречение напоминало о том, что и в суворовские времена имелись определенные трудности со снабжением войск в походах. Но как неизмеримо возросли масштабы боевых действий, а вместе с ними количественная, качественная и другие стороны их обеспечения, насколько усложнилась деятельность органов тыла! Теперь, для того чтобы обеспечить наступательную операцию только одной армии, требовались тысячи тонн боеприпасов различных видов и калибров, тысячи тонн горючего и смазочных материалов, огромное количество продовольствия, обмундирования... Каждому подразделению, части, соединению необходимо было поставить именно те снаряды, мины, патроны, которые предназначены для их систем оружия, причем в определенное время и в нужном количестве. Время же и количество не были величинами постоянными, а определялись характером боевых действий. И все это лишь незначительная часть из тех задач со многими неизвестными, которые приходилось повседневно решать тыловым органам.

Вот и сейчас работники управления тыла всячески старались найти разумный выход из создавшегося положения, когда фронтовых и армейских запасов на складах имелось достаточно, а войска испытывали в них острую нужду. Впрочем, не легче было и фронтовым снабженцам: до восстановления [126] железнодорожного моста через Западную Двину им пришлось пользоваться тем же одним железнодорожным участком, что и армии. А ведь только для нашей, 43-й, требовалось не менее восемнадцати — двадцати пар поездов в сутки при пропускной способности участка в 6–8 пар.

Хотелось бы отметить ту большую поддержку, которую оказал нам в те трудные дни заместитель командующего начальник тыла 1-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенант Д. И. Андреев. Обладая большим опытом и высокими организаторскими способностями, он постоянно вникал в работу нашего армейского тыла, выяснял, какие возникали затруднения, и умело помогал развязывать самые тугие «узелки». Так, учитывая, что склады боеприпасов 1-го Прибалтийского фронта размещались примерно в ста различных пунктах, генерал Андреев приказал весь их подвоз осуществлять автотранспортом, с этой целью выделил в распоряжение начальника артиллерийского снабжения фронта генерал-майора артиллерии А. П. Байкова значительное количество автомашин. В наиболее критические моменты генерал Андреев добивался организации доставки боеприпасов транспортными самолетами.

В известной мере улучшению организации автоперевозок способствовали оборудованные на дорогах пункты питания и отдыха для водителей, а также технического обслуживания и заправки машин. Начальник автомобильного управления полковник Н. Л. Лозовский выделил для руководства движением автоколонн лучших офицеров своего управления. Мы тоже направили на автодороги офицеров автомобильной и дорожной служб, политработников, которые на местах решали многие организационные вопросы.

Не сразу, но удалось справиться с естественной при растянутости коммуникаций нехваткой автотранспорта. Поступление новых машин проблемы не снимало. И тогда, вспомнив, как помогла нам в дни битвы за Кавказ трофейная техника, я предложил развернуть соревнование между ремонтниками за скорейшее восстановление захваченных у врага автомобилей, позаботился об авангардной роли коммунистов и комсомольцев в данном деле. Вскоре за счет отремонтированных трофейных машин удалось значительно увеличить автопарк подразделений подвоза. Благо, вследствие стремительного наступления наших войск, противник вынужден был оставлять много автомобилей. [127]

Не могу не сказать доброго слова в адрес командира авторемонтного батальона А. И. Новичкова. Благодаря неутомимой и самоотверженной деятельности его подчиненных готовность автотранспорта не только в армии, но и в соединениях держалась на уровне не менее 90–95 процентов.

Ускоренное восстановление трофейной техники во всех армиях 1-го Прибалтийского фронта привело к тому, что в его войсках в июне 1944 года было 21054 автомобиля, в июле их стало уже 24 736, а в августе — 31 639. И это при том условии, что в тот период мы понесли немалые потери в автомобильном транспорте. Очень помог нам в напряженные моменты операции, когда возникла необходимость в срочном маневре материальными средствами, батальон, сформированный в 43-й армии из большегрузных трофейных автомобилей. Это подразделение систематически пополнялось техникой: нам передавали свои трофейные автомобили партизаны, находили мы их на улицах городов и поселков, на дорогах, на территории разбитых вражеских складов. В составе батальона к августу насчитывалось более ста автомашин.

Но и этого значительно пополнившегося автопарка все же не хватало. Невольно могут возникнуть вопросы: а достаточно ли эффективно мы его использовали? Не низким ли был уровень организации перевозок? В ответ на это хотел бы привести некоторые цифры, касающиеся работы автотранспорта нашего 1-го Прибалтийского фронта. В июне пробег автомобилей составлял в среднем 7918 километров, а в июле и августе, когда протяженность путей подвоза достигла максимума, он вырос до 21204 и 25091 километров соответственно, то есть увеличился почти втрое.

Главную роль в работе автотранспорта играли, конечно, люди, наши замечательные военные водители. К примеру, водитель Зыков за время операции исколесил 100 тысяч километров, иначе говоря, преодолел расстояние, равное двум с половиной окружностям земного шара по экватору, и доставил в войска 130 тонн горючего. Самоотверженный труд Зыкова был отмечен государственной наградой.

В подразделении капитана Клюева многие шоферы в ходе операции преодолели на своих автомашинах без ремонта по тринадцать — пятнадцать тысяч километров. И пусть эти цифры не покажутся незначительными современным сто-, двухсоттысячникам — ведь водили они совсем не такие, как сейчас, автомашины, да к тому же по фронтовым дорогам. Не случайно все они были поощрены [128] приказом начальника Тыла Красной Армии генерала А. В. Хрулева.

Автомобилисты и дорожники, руководимые подполковниками И. И. Удовиковым и В. П. Кавериным, работали в тесном боевом содружестве и взаимодействии с автодорожниками. Инициатива и смелость стали нормой их поведения. Например, чтобы ускорить движение автомобилей по дорогам в границах нашей армии, дорожно-строительные группы и команды по разминированию дорог следовали вплотную за наступавшими войсками и оперативно готовили пути для движения автотранспорта. Не раз был в эти дни отмечен командованием командир взвода дорожно-строительного батальона лейтенант Д. Н. Панин.

Грань между фронтовыми, армейскими и войсковыми дорогами в ходе наступления часто стиралась, поэтому было решено руководство дорожно-строительными работами и распределением сил и средств перенести непосредственно на трассы. Где же еще можно точнее определить, что и каким образом сделать, как не на самой дороге. Практика подтвердила правильность такого решения: нам удалось значительно ускорить восстановительные работы, строительство временных мостов, паромных переправ, прокладку объездов и так далее.

Так, низководный мост через реку Западная Двина длиной в двести метров мостостроительный батальон под командованием подполковника Мищенко восстановил за 48 часов — срок по тем временам очень сжатый.

Кроме того, теперь стоило на каком-то участке дороги образоваться затору из-за ее неисправности, как там немедленно появлялись бойцы дорожно-строительных подразделений, совместно с водителями производили ремонт пути, и движение автомобилей вновь оживало.

Помнится, освободили наши войска крупный узел автодорог город Лепель. Еще дымились в нем дома, где-то совсем рядом шел бой, а бойцы 82-го отдельного дорожно-эксплуатационного батальона, которым командовал майор И. И. Редькин, уже действовали: организовали контрольно-пропускной пункт, регулирование движения, поставили указатели, развесили плакаты и лозунги с призывами стремительно продвигаться вперед, громя и уничтожая врага.

Напряженно трудились на стальных магистралях бойцы и командиры железнодорожных войск фронта, возглавляемые генералом М. Т. Ступаковым. Быстрое восстановление железнодорожных мостов, узловых станций и возобновление движения поездов с важными грузами для войск являлось [129] главной заботой воинов. В Витебске мост через реку Западная Двина длиной 246 метров удалось восстановить за 8 суток, мост через Западную Двину в Полоцке длиной 240 метров — за 6 суток, мост в Даугавпилсе (через эту же реку) длиной 300 метров — за 12 суток.

Особенно отличились при этом воины подразделений и частей, которыми командовали офицеры Ф. И. Максвитис, А. М. Кирнарский и другие. По представлению Военного совета фронта майору Ф. И. Максвитису Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года было присвоено высокое звание Героя Социалистического Труда. Такого же отличия был удостоен и майор А. М. Кирнарский.

В те дни я частенько наведывался в отдел военных сообщений. Начальника отдела полковника П. А. Прибиля и его старшего помощника В. А. Вознесенского редко можно было найти на месте. Когда же мы все-таки встречались, разговор сразу заходил о самых насущных проблемах. Меня особенно интересовало, как идет восстановление участка железнодорожного пути Крулевщина — Дукштас.

— Принимаем все возможные меры, — докладывал Прибиль. — Бойцы и командиры трудятся самоотверженно.

Забегая несколько вперед, скажу, что это соответствовало истине. Благодаря ударному труду воинов-железнодорожников за два месяца с 29 июня по 29 августа было восстановлено 1297 километров ширококолейных магистралей и 349 узкоколейных, введено в строй 1174 километра линий связи, отремонтировано 32 пункта водоснабжения и 425 других важных сооружений. Конечно же, все это облегчало доставку грузов войскам.

С восстановлением мостов через реку Западная Двина и железнодорожных узлов Полоцк, Шяуляй, Даугавпилс значительно улучшилось обеспечение фронтовых и армейских складов, увеличилась пропускная способность дорог, сократилась растяжка путей подвоза, материальные средства снова были приближены к войскам. Все это сыграло свою роль, когда развернулись бои за освобождение Прибалтики.

* * *

Во время небольшой оперативной паузы мы пополнили запасы в войсках, разгрузили госпитальную базу армии, в которой к этому времени раненые занимали 72 процента коек. Армейскую базу снабжения я приказал перевести на железнодорожный участок Дукштас — Нове-Свенцяны, а головные отделения и отделения основных армейских складов [130] выдвинуть на шоссейную дорогу в район Паневежиса. Таким образом нам удалось сократить коммуникации до ста — ста пятидесяти километров. О столь благоприятных условиях в наступлении прежде приходилось лишь мечтать.

Полностью же работу тыла армии удалось нормализовать только после освобождения Шяуляя, когда железнодорожные эшелоны из центральных районов страны стали поступать к нам на станцию снабжения по восстановленному участку магистрали Полоцк — Даугавпилс — Паневежис. Порожняк при этом отправлялся назад другим маршрутом: Паневежис — Утена — Швенчёнеляй, который пролегал несколько южнее. В полосе фронта образовалось кольцевое движение железнодорожного транспорта, что обеспечило значительно большую оперативность доставки грузов.

Полевую армейскую базу я принял решение перенести на железнодорожную станцию Паневежис, что позволило сократить и армейские коммуникации.

Нельзя не отметить вновь самоотверженный труд воинов-железнодорожников. Даже затрудняюсь сказать, сколько мостов ими было восстановлено. Работы выполнялись оперативно. Достаточно сказать, что мост через реку Дубиса высотой 50 метров и длиной 629 метров они возвели за 22 дня. Немцы в первую мировую войну, в 1916 году, строили здесь его шесть месяцев.

Хорошо потрудились в тот период и наши автомобилисты. Начальник автомобильного отдела армии подполковник И. И. Удовиков сумел правильно организовать деятельность автодорожной службы, которая работала четко и бесперебойно, обеспечивая своевременную доставку войскам необходимых грузов.

Конечно, в условиях малочисленности, растянутости и недостаточной пропускной способности коммуникаций обстоятельства складывались по-разному, и не всегда надежное снабжение войск зависело только от усилий автомобилистов и железнодорожников. Однажды у нас сложилось тревожное положение со снабжением войск продовольствием.

Проанализировав ситуацию и убедившись, что своими силами мы положения не исправим, я выехал в продовольственное управление фронта и доложил о наших трудностях полковнику Ф. С. Саушину.

— Попробую вам помочь, Иван Васильевич, — задумчиво сказал он и приказал вызвать к себе в кабинет начальника продовольственного склада. [131]

Вместе мы долго изучали карту, пытались определить наиболее удобные пути подвоза.

— Да, самый короткий путь — река Западная Двина, — сказал начальник продсклада подполковник Савельев. — Но вдоль ее берегов не везде пройдет автотранспорт.

— Ну, коли так, то по реке и будем доставлять грузы, — решил Саушин.

Однако дело оказалось далеко не легким: для осуществления замысла требовалось значительное количество плавсредств.

— Сделаем плоты, — сказал Саушин.

— Но и это еще не все, — вставил я. — Река во многих местах несудоходна из-за упавших в нее ферм разрушенных врагом мостов.

— Придется очищать русло. Попрошу об этом начальника инженерных войск фронта. Хуже другое — не весь еще западный берег освобожден от противника.

Пришлось продумать и организацию охраны караванов плотов.

Одним словом, благодаря тому, что удалось предусмотреть все до мелочей, снабжение войск продовольствием наладилось. Запасы продуктов питания на их складах мы довели до 15 сутодач.

По-прежнему значительное место в моей работе занимали вопросы медицинского обеспечения операции. По приказу начальника медицинской службы 1-го Прибалтийского фронта генерала А. И. Бурназяна армейские госпитали располагались в 12–15 километрах от переднего края, а первый эшелон фронтовой госпитальной базы размещался в 30–40 километрах от передовой.

Аветик Игнатьевич Бурназян нередко бывал у нас, контролировал работу медицинского состава армии. В результате четко продуманной организации медицинского обеспечения госпитали неотступно следовали за войсками и развертывались на наиболее удобных для приема и эвакуации раненых рубежах.

Вместе с генералом Бурназяном мы побывали в те дни в полевых подвижных госпиталях, которые возглавляли майоры медицинской службы А. М. Варшавский и Г. В. Морозова. Коллектив, возглавляемый Морозовой, показывал подлинные примеры самоотверженного отношения к выполнению служебного долга.

Однажды было приказано развернуть госпиталь в одном из разрушенных населенных пунктов, где не оказалось помещений, пригодных для оборудования перевязочных, операционных [132] и госпитальных отделений. Морозова решила использовать для этого сараи, складские помещения, которые не успел разрушить враг. И когда через полчаса госпиталь принял первую партию раненых, руками самих медиков были созданы все необходимые условия для их первичной обработки и лечения. Партия раненых была большой — около ста пятидесяти человек. Врачебные бригады тут же приступили к работе и не отошли от операционных столов до тех пор, пока не оказали помощь всем нуждавшимся.

За образцовый, поистине самоотверженный труд многие сотрудники этого госпиталя были награждены. Военный совет армии представил к наградам и работников госпиталя, которым руководил майор медицинской службы А, М. Варшавский. Помню, здесь мне показали письмо одного из возвращенных в строй раненых. Боец горячо благодарил ведущего хирурга госпиталя Н. Н. Раздобутько. Эта молодая женщина, пришедшая на фронт со студенческой скамьи, стала блестящим хирургом, спасла жизнь многим бойцам и командирам, вернула им здоровье. И вот в моих руках одно из благодарственных писем.

«...Спасибо Вам от всей души. Никогда не забуду Ваших чутких рук, Вашего внимания, Вашей заботы обо мне и моих товарищах. Желаю Вам счастья, здоровья и чтобы, отходя от операционного стола, Вы всегда говорили два замечательных слова: «Будет жить!» — писал боец с передовой. И подобных посланий можно было бы привести немало.

Материально-техническое и медицинское обеспечение войск в ходе операции по освобождению Прибалтики постепенно входило в нормальную колею. По крайней мере, трудности, с которыми мы встретились в начале наступательных действий, мы научились преодолевать. К началу наступления на рижском направлении запасы в войсках были доведены до установленных норм — по боеприпасам от 2 до 3 боекомплектов, по горючему до 2,5 заправок, по продовольствию и фуражу — до 25 сутодач. С такими запасами можно было наступать, не оглядываясь каждую минуту на части и учреждения армейского тыла, которые в случае быстрого продвижения войск могут отстать.

Особенностью организации работы органов тыла в операциях армии летом 1944 года было то, что часто приходилось менять дислокацию полевых армейских баз в связи с быстрым продвижением войск и их постоянными перегруппировками. Поначалу это вызывало определенные трудности, но затем, когда удалось создать в тылу достаточно [133] развитую сеть автомобильных и железных дорог, эти передислокации происходили относительно безболезненно. Значительно снизилось и воздействие на перевозки воздушного противника. Узловые станции надежно охранялись частями истребительной авиации и зенитными подразделениями войск противовоздушной обороны.

* * *

Говоря об итогах работы тыла в период боев за освобождение Прибалтики, хочется привести оценку, данную Маршалом Советского Союза И. X. Баграмяном, который в послевоенные годы писал:

«Высокие темпы наступления обеспечивались также героическими усилиями личного состава органов тыла. Наступающие войска были обеспечены всем необходимым, несмотря на исключительно сложные условия местности, недостаток транспорта и растяжку коммуникаций»{17}.

Слов нет, мы приобрели солидный опыт обеспечения крупномасштабных наступательных операций, который еще очень пригодится нам в завершающих битвах Великой Отечественной войны. Думается, что в своей основе не потерял он значения и теперь. Конечно, в современной войне, если ее осмелятся развязать агрессивные силы империализма с использованием другого, небывалого по своей разрушительной силе оружия, несомненно потребуются иные формы и методы организации тылового обеспечения войск. Неизмеримо возрастет значение непрерывного, твердого и гибкого управления тылом, высочайшей профессиональной подготовки работников его частей и учреждений, исключительно важную роль будут играть их боеготовность и боеспособность, а также твердое знание и творческое применение в операциях положений передовой советской военной науки и, в частности, теории Тыла Вооруженных Сил. А на чем, как не на опыте минувших битв с врагом с учетом современных условий и научным прогнозированием характера будущих боевых действий, развивается военная наука и военное искусство? Потому-то всегда будет иметь непреходящее значение то, чему научились наши специалисты тыла в боевых операциях Великой Отечественной.

Анализируя сейчас формы и методы работы тыла в период освобождения Советской Прибалтики, вновь и вновь убеждаюсь, что опыт восстановительных работ на железнодорожных магистралях, централизации автотранспорта в [134] руках старшего начальника, планирования дорожно-строительных работ непосредственно на военно-автомобильных дорогах интересен и полезен не только для военных историков...

* * *

Однако вернемся к событиям лета сорок четвертого. Ни мне, ни другим фронтовикам никогда не забыть, с какой радостью встречали пароды Советской Прибалтики свою армию-освободительницу.

В те дни я познакомился с первым секретарем ЦК Коммунистической партии Литвы А. Ю. Сиечкусом и Председателем Президиума Верховного Совета республики Ю. И. Палецкисом. Они приехали в нашу армию сразу же после освобождения северо-восточных районов Литвы. Поинтересовались, как обстоят дела с питанием бойцов, с обеспечением всем необходимым для боевых действий. Я рассказал, что в связи с тем, что базы отстали от наступавших частей и соединений, возникли трудности со снабжением войск хлебом и мясом.

По совету А. Ю. Снечкуса я направил интенданта армии полковника В. И. Иванова с письмом к секретарю Биржайского укома партии К. Ф. Ляудису. Тот тепло встретил нашего офицера и, несмотря на недостаток продовольствия, испытываемый республикой после оккупации, оказал нам посильную помощь.

Забегая вперед, скажу, что дружба с литовскими товарищами, зародившаяся в суровые годы войны, продолжалась и в мирное время, когда я служил в Прибалтийском военном округе в должности заместителя командующего — начальника тыла округа, дважды избирался депутатом Верховного Совета Литовской ССР. Войска помогали трудящимся республики восстанавливать народное хозяйство, разрушенное гитлеровскими захватчиками.

А ущерб, нанесенный Литве фашистскими варварами, был огромным. В ее столице Вильнюсе, где я побывал сразу после освобождения города, лежала в руинах почти половина зданий; свыше ста пятидесяти тысяч жителей гитлеровцы угнали в неволю.

Однако и под пятой оккупантов литовский народ не склонил головы, не покорился фашистским захватчикам. На территории республики, особенно в лесистом районе Вильнюса, активно действовали партизанские отряды, наносившие ощутимые удары по врагу. Народные мстители давали фашистам понять, что на литовской земле так же, как и на [135] временно оккупированных землях других советских республик, житья им не будет, что за каждым кустом, в каждом лесу их подстерегают партизанские пули и гранаты.

А сколько мужественные литовские граждане спасли раненых советских воинов в тяжелые первые месяцы войны, сколько укрыли наших бойцов и командиров, бежавших из концентрационных лагерей, членов семей военнослужащих, не успевших эвакуироваться в глубь страны!

За укрывательство советских бойцов и командиров, бежавших из лагерей военнопленных, грозил расстрел, но литовские патриоты, не страшась угроз, прятали их, кормили, одевали, заботливо выхаживали раненых.

Как-то, просматривая в библиотеке имени В. И. Ленина подшивки армейских газет, я прочитал удивительную корреспонденцию. Из нее следовало, что в первые дни войны командир советского танка младший лейтенант Бадаев был ранен в бою и оказался в тылу наступавших немецких войск. Ему грозила гибель, но на помощь пришла литовская учительница Барбара Нанайтене. Она укрыла его на хуторе и оказывала помощь до тех пор, пока он не выздоровел. Затем местные патриоты помогли ему пробраться к своим через линию фронта.

И бывают же такие совпадения! Спустя три года командир танкового батальона Бадаев освобождал тот самый хутор, где укрывала его литовская женщина.

Трогательной и печальной была их встреча. Литовской патриотке не удалось уберечь в дни оккупации свою дочь — фашисты угнали ее в рабство.

Много ярких примеров подобного рода можно припомнить, но позволю себе остановиться лишь на некоторых — ведь о них рассказывали воинам на политических информациях и во время бесед наши политработники, нередко и мне доводилось приводить эти факты, выступая перед бойцами.

Батарея майора Кубасова двигалась по проселочной дороге. Неподалеку от деревни Сомилы навстречу ей выбежал пятидесятилетний батрак из имения помещика-немца. Антанас Цикота, так звали батрака, сообщил, что дальше дорога заминирована гитлеровцами. Высланная вперед саперная разведка обнаружила и обезвредила хорошо замаскированные противотанковые мины. Если бы не предупреждение батрака, вряд ли обошлось бы без жертв.

Или другой случай... Наша наступавшая стрелковая часть не имела достоверных сведений о силах врага в полосе ее действий и характере его обороны. Эти сведения [136] сообщил командиру литовский колхозник Михаил Папирита из близлежащей деревни. Он даже указал, где располагался вражеский штаб.

Многие местные крестьяне предлагали свои услуги в качестве проводников наших подразделений, указывали им безопасные пути, потаенные лесные тропы, броды через реки. Так, шестидесятилетний крестьянин Кавелич скрытно провел советских воинов в обход вражеских позиций, что помогло разгромить неприятельский опорный пункт почти без потерь с нашей стороны.

В едином строю с воинами разных национальностей нашей страны сражались и литовцы. Я уже рассказывал о командире одной из железнодорожных частей литовце майоре Ф. И. Максвитисе, удостоенном высокого звания Героя Социалистического Труда. Можно представить, как он был счастлив, когда наши войска освободили его родные места, долгие годы находившиеся под игом оккупантов! Впрочем, такие же радостные чувства испытывали все советские люди, узнавая о том, что все новые города, районы, области, республики очищены от коричневой чумы.

Операции советских войск по освобождению Прибалтийских республик — Эстонии, Латвии и Литвы продолжались успешно. Однако я в их завершении не участвовал — отбыл к новому месту службы. [137]