В Киевской оборонительной операции

Оборона черкасского плацдарма

Формирование полевого управления 38-й армии проходило в трудных условиях. К этому времени обстановка на фронте стала еще сложнее. Враг прилагал огромные усилия, чтобы как можно скорее захватить Киев и плацдармы на левом берегу Днепра. Войска, отбивая атаки противника, медленно отходили на линию старых укрепленных районов у Киева и на правобережье Днепра. И июля 1941 года танковой группе генерала Клейста удалось глубоко вклиниться в оборону советских поиск и подойти к переднему краю Киевского укрепленного района. Но все попытки врага с ходу прорвать нашу оборону и захватить Киев успеха не имели. Частям противника, действовавшим южнее Киева, ценой огромных потерь в живой силе и технике все же удалось 16 июля занять город Белая Церковь. Для разгрома вклинившейся группировки командующий Юго-Западным фронтом подготовил контрудар войсками 5-й и 6-й армий по сходящимся направлениям на Новоград-Волынский. 5-я армия под командованием генерал-майора М. И. Потапова наносила удар из Коростеньского укрепленного района в направлении на Новоград-Волынский. 6-я армия под командованием генерал-лейтенанта И. Н. Музыченко частью сил удерживала южную часть Новоград-Волынского укрепрайона, а основными силами — 49-м стрелковым корпусом — нанесла контрудар из района Любар в северном направлении, стремясь перерезать шоссе Житомир — Киев и отсечь вражескую группировку, вклинившуюся в нашу оборону на направлениях Киев и Белая Церковь.

Сначала наступление наших войск развивалось успешно. Они перерезали главную коммуникацию врага [65] — шоссе Житомир — Киев и отбросили противника в западном направлении. Но фашистское командование стянуло к месту боев крупные силы танков и авиации, остановило наши войска, затем потеснило их от шоссе Житомир — Киев. Однако использовать это шоссе для передвижения войск противник не смог до 17 июля, так как наши части продолжали наносить контрудары.

Убедившись, что захватить Киев фронтальным ударом не удастся, германское командование повернуло свои основные силы на юго-восток, рассчитывая ударом в этом направлении решить сразу две задачи: отрезать войска 6-й и 12-й армий от Днепра, окружить их и уничтожить; захватить плацдармы на Днепре южнее Киева, глубоко обойти город и овладеть им. По мере подхода пехотных дивизий генерал Клейст высвобождал танковые соединения из района Киева и перебрасывал их на юго-восток.

В последних числах июля значительная часть танковой группы Клейста начала продвигаться на юг с целью окружить войска 6-й и 12-й армий, которые вели бои значительно западнее Днепра. 1 августа вражеские танковые части завершили окружение наших войск в районе Подвысокого, северо-восточнее Умани. Положение окруженных оказалось тяжелым. Не было боеприпасов, горючего, продовольствия, в дивизиях оставалось по 1000–1500 бойцов.

Южнее Киева, по Днепру, оборонялись войска 26-й армии, удерживая каневский плацдарм. Далее на юг по Днепру сражались части 196-й, 116-й стрелковых, 212-й моторизованной дивизий (черкасский плацдарм), которые подчинялись непосредственно фронту, затем были переделы 38-й армии{11}.

Здесь, на правом берегу Днепра, развернулись упорные бои. Войска 26-й армии под командованием генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко героически отражали яростные атаки танковой группы Клейста, которую поддерживали крупные силы авиации. Активная оборона 26-й армии, затем контрудар наших войск из района северо-западнее Черкасс в направлении Звенигородки, нанесенный хотя и с опозданием (7 августа), способствовали выходу из окружения части сил 6-й и 12-й армий. Они выходили небольшими группами. [66]

Бойцы и командиры, которые не смогли выйти из окружения, оказывали сопротивление врагу вплоть до 13 августа. Левый берег Днепра от Черкасс до Днепропетровска протяженностью почти 300 километров оказался открытым. Предстояло срочно его прикрыть, чтобы не допустить беспрепятственного вторжения противника на Левобережную Украину. Оборону этого участка до Кременчуга Ставка Верховного Главнокомандования 3 августа поручила 38-й армии. Ее управление, не закончив укомплектования, выступило из Нежина в Черкассы.

Армии передали находившиеся на правобережье и ранее подчиненные непосредственно фронту две стрелковые дивизии — 196-ю генерал-майора Константина Ефимовича Куликова, 116-ю под командованием полковника Якова Федоровича Еременко и 212-ю моторизованную, которой после гибели генерал-майора С. В.

Баранова стал командовать полковник Василий Владимирович Бардадин{12}. 116-я дивизия имела 17 тысяч воинов и вооружение по штату, в боях еще не участвовала. В дивизии Куликова после ожесточенных боев осталось менее полутора тысяч личного состава (5 стрелковых и пулеметных рот и 5 артиллерийских батарей). Она имела 12 разнокалиберных орудий и 38 станковых пулеметов. Моторизованная дивизия в приграничном сражении потеряла более половины воинов и всю артиллерию, исключая четыре пушки.

Стремясь поскорее ознакомиться с обстановкой в полосе армии, я выехал в Черкассы на легковой машине в сопровождении адъютанта и трех автоматчиков.

В пути мы встретили немало бойцов, шедших в тыл в потоке беженцев и среди гражданских повозок. Они шагали группами и в одиночку, некоторые были ранены. Это были воины частей 6-й и 12-й армий, участники многочисленных и жестоких боев. Потеряв своих командиров, они отходили по собственному разумению. Добравшись до Черкасс, я приказал немедленно установить заградительные посты на переправах, чтобы останавливать и возвращать в строй беспорядочно отходящих красноармейцев.

Местные власти и учреждения из города Черкассы [67] уже эвакуировались, водопровод, электростанция не работали, но почта, телеграф, телефон оставались в полной исправности, весь их персонал был на месте и работал четко.

До прибытия штаба армии свой командный пункт я развернул в помещении телеграфа, привлек к работе часть командиров штаба 196-й стрелковой дивизии во главе с его начальником майором Василием Митрофановичей Шатиловым и связался со штабом фронта. Ночью прибыли некоторые командиры штарма и разместились в школе на северной окраине города. Тыловых учреждений, транспорта, хлебопекарен в армии не имелось. Подвозить боеприпасы, продовольствие было не на чем. К счастью, в городе оказались кое-какие запасы продовольствия. Мы разыскали второго секретаря Черкасского райкома партии Сергея Наумовича Палеху и при его содействии стали налаживать жизнь города. Начали работать водопровод, электростанция, хлебозавод, другие предприятия. Организовали охрану этих и других важных хозяйственных объектов.

В беседе со мной секретарь райкома товарищ Палеха рассказал, что под руководством партийных и советских органов жители Черкасс и расположенных поблизости сел вырыли 20-километровый противотанковый ров, траншеи для пехоты, позиции для артиллерии и минометов. Мы попросили Сергея Наумовича обратиться к населению помочь в строительстве других оборонительных сооружений, и эта помощь нам была оказана.

Были созданы еще два оборонительных рубежа, а совместно с инженерными частями армии — 37-м понтонно-мостовым батальоном майора Я. А. Березина и 42-м механизированным инженерным батальоном капитана Г. Н. Зайцева построен трехкилометровый понтонный мост через Днепр. По этому мосту удалось вывезти до 20 тысяч черкасчан и граждан, эвакуированных из приграничных районов страны. По мосту переправили тысячи голов скота и другое ценное имущество. А по железной дороге отправили на восток тысячи вагонов и платформ с промышленным оборудованием. Жители Черкасс, в основном комсомольцы и коммунисты, вступили в истребительные батальоны. Они находились в постоянной боевой готовности, охраняли мосты, промышленные и военные объекты, помогали уничтожать воздушные десанты и диверсионные группы [68] врага. На Черкасщине было создано 8 партизанских отрядов и десятки диверсионных групп.

Командование поблагодарило секретаря райкома партии за подробную информацию и оказанное управлению армии содействие, а также за ранее проделанную огромную работу.

Забегая несколько вперед, хочу рассказать о помощи черкасчан в усовершенствовании обороны во время боевых действий. Как только затихал бой, жители вместе с бойцами и командирами брались за лопаты и копали окопы, оборудовали блиндажи, капониры.

И вот теперь, когда пишу эти строки, вспоминаю, как много жители города и прилегающих к нему сел сделали для обороны черкасского плацдарма. Они заслужили нашу глубокую благодарность и добрую память потомков.

По указанию командования армии в Черкассах был организован пункт сбора вышедших из окружения бойцов, командиров, потерявших связь со своими частями. Они тщательно опрашивались, проходили санитарную обработку, обмундировывались, затем направлялись на пополнение и формирование частей. В течение двух дней был сформирован семитысячный сводный мотострелковый полк, командиром которого был назначен мой брат майор Илья Иванович Рябышев. Этот полк сразу же составил резерв армии. Так людьми пополнялась 38-я армия.

К этому времени был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 16 и 20 июля 1941 года о введении института военных комиссаров. В соединения армии начали прибывать политработники на должности комиссаров. Политотдел армии быстро пополнился. С прибытием на пост начальника политотдела армии бригадного комиссара И. С. Калядина работа заметно оживилась. Это был человек энергичный, с большим кругозором и опытом политработы. Из отдела кадров фронта стали прибывать командиры на укомплектование штаба и других отделов управления армии. Вскоре приехал назначенный временно исполняющим обязанности начальника штаба армии полковник М. И. Потапов. Отдел связи штаба и батальон связи были пополнены за счет специалистов города Черкассы. Все эти организационные мероприятия способствовали наведению в частях порядка и укреплению дисциплины. [69]

Особое значение Военным советом армии придавалось повышению морального и боевого состояния войск. Поскольку на вооружении наших соединений не было танков и противотанковой артиллерии, недостаточно имелось минометно-артиллерийского вооружения, поддержка боевых действий наземных войск нашей авиацией осуществлялась чрезвычайно слабо — все это порождало в войсках танкобоязнь, неуверенность в своем вооружении, вызывало у бойцов ложное представление о боеспособности немецко-фашистских войск. Надо было не только обучить войска умело владеть своим оружием, но и научить борьбе с вражескими танками, предметно показать значение минных полей перед своим передним краем обороны, научить умело ставить мины, пользоваться противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью, а также вести разведку и бдительное наблюдение за действиями противника, маскироваться. Это и стало основным содержанием политической работы в войсках.

Одной из самых убедительных форм повышения боевого мастерства являлась передача опыта бывалых бойцов, сержантов и командиров. Большую пользу в такой работе принесли бывшие воины 8-го мехкорпуса, особенно те, которые вышли из окружения с группой Н. К. Попеля. Их необстрелянные бойцы слушали всегда с большим интересом.

Результаты такой работы сказались в последующих ожесточенных боях с вражескими танками, пытавшимися захватить черкасский плацдарм и переправы на Днепре. После того как войска 26-й армии, оставив Ржищев и Канев, отошли на левый берег Днепра, гитлеровцы начали активизировать свои действия против нашего плацдарма у города Черкассы. Их первые попытки с ходу прорвать оборону войск 38-й армии успеха не имели. После небольшой паузы, подтянув резервы, артиллерию и танки, немецко-фашистские войска снова атаковали правый фланг армии. Противнику удалось прорвать первую линию обороны на участке 116-й стрелковой дивизии, но контратакой сводного мотострелкового армейского резервного полка враг был отброшен в исходное положение.

Рано утром 16 августа в расположении противника в районе, где шоссе Смела — Черкассы пересекает реку Ирдынь, поднялась непонятная орудийная стрельба. Со стороны противника на этом шоссе появился [70] танк, вокруг которого рвались снаряды. Танк на большой скорости двигался в нашу сторону. Эту картину наблюдали командиры и красноармейцы из частей 116-й стрелковой дивизии, которая держала здесь оборону. Нашим командирам стало ясно, что фашисты ведут огонь по уходящему от них танку. Чтобы помочь ему оторваться от гитлеровцев, дивизионная артиллерия открыла огонь по врагу. Тем временем танк приблизился к реке, и экипаж, видя, что мост через нее взорван, остановил танк, поспешно выбрался из него и бросился в воду. Все члены экипажа вплавь благополучно преодолели реку.

Так с группой танкистов на танке Т-34 после тяжелых оборонительных боев юго-восточнее Умани из окружения в районе Подвысокое вырвался начальник штаба 6-й армии комбриг Н. П. Иванов. На командном пункте армии комбриг рассказал нам, что после того как командование 6-й и 12-й армий пришло к выводу, что основной массой окруженных войск из-за недостатка боевой техники, боеприпасов, горючего и — продовольствия организованно пробиться из окружения невозможно, поскольку противник превосходит их в силах, было принято решение рассредоточиться и выходить из окружения небольшими группами.

Вначале Иванов с группой бойцов численностью до роты пытался пробиться на северо-восток, но попытка не увенчалась успехом. Тогда он подобрал несколько танкистов и на танке Т-34 ночью вышел на дорогу, пристроился к вражеской механизированной колонне и двигался с нею к линии фронта. С наступлением рассвета укрылся в каком-то лесу. Так в течение нескольких ночей, двигаясь во вражеских колоннах, приблизился к линии фронта. И когда убедился, что передний край рядом, танк рванулся к нему на большой скорости. Эту картину и наблюдали бойцы 116-й стрелковой дивизии. Я поздравил комбрига Иванова с выходом из окружения и помог добраться до штаба Юго-Западного направления, в Полтаву.

На следующий день, утром 17 августа, противник нанес удар у Русской Поляны на участке обороны 116-й Дивизии. Грохот артиллерийской стрельбы не прекращался до темноты. Из штаба мы несколько раз запрашивали по телефону командный пункт соединения о ходе боя. Начальник штаба полка полковник Николай Иванович Краснобаев, оказавшийся на редкость [71] малоразговорчивым, не оправдывающим своей фамилии человеком, всякий раз докладывал, что полки ведут оборонительный бой. На вопрос, где командир дивизии, всякий раз отвечал: в войсках. В вечернем донесении об изменениях обстановки и потерях не указывалось. Командир дивизии так и не позвонил мне, хотя я этого требовал.

С раннего утра следующего дня на участке дивизии снова загромыхало. Я вновь потребовал к телефону командира полковника Еременко. Но, как и вчера, ответил Краснобаев.

— Полковник, что у вас происходит? — спрашиваю его.

— Противник, пытаясь захватить Русскую Поляну, атакует силой до пехотного полка. Мы отбиваемся.

— Какие потери за прошлый день? Удержали ли части оборонительный рубеж?

— Потери, товарищ генерал, уточняем, они значительны. Немцы кое-где ворвались в нашу первую траншею, захватили Дахновку. Я организовал контратаку с целью восстановления положения.

— Где Еременко и почему он не доложил мне вчера об итогах дня?

— Полковник Еременко в полках.

Заподозрив неладное, я немедленно выехал на командный пункт дивизии. Каково же было мое удивление и возмущение, когда обнаружил ее командира спящим на КП. В тесном помещении блиндажа разило водочным перегаром. Мне было известно, что Еременко боевого опыта не имеет, среди подчиненных ведет себя высокомерно. А теперь сам увидел, что он обладает и таким недостатком, который выключает его из жизни и борьбы на долгое время как личность. Такому человеку доверять нельзя ни дивизию, ни отделение. Я потребовал разбудить его и отстранил от командования. О происшедшем доложил в штаб фронта. В командование дивизией приказал вступить подполковнику Виктору Федоровичу Буянову, до этого занимавшему должность замкомдива по строевой части. Полковнику Краснобаеву объявил выговор за проявленную беспринципность.

Тщательно изучив обстановку вместе с новым комдивом, решили сосредоточить огонь артиллерии и минометов по атакующей пехоте и контратакой отбросить ее на исходный рубеж. Однако восстановить положение [72] в этот день не удалось. Оставленное село Дахновку части 196-й отбить не смогли.

18 августа соединения армии оборонялись на рубеже: 196-я дивизия — от дома лесника северо-восточнее Секирны до Створа; 116-я дивизия — от восточного берега болота Ирдынь до Вергунов; 212-я мотодивизия — от Вергунов (иск.) до Красной Слободы, На левом берегу Днепра: 37-я кавалерийская дивизия, которой командовал полковник Г. М. Ройтенберг, занимала острова Литвин, Сетилянский, Сибирь и береговую полосу до Максимовки; 297-я дивизия полковника Г. А. Афанасьева — от Максимовки до Кременчуга; 300-я дивизия полковника П. И. Кузнецова занимала участок между реками Псел и Ворскла у Переволочной.

В ночь на 20 августа на правый берег Днепра прибыли переданные в состав армии наполовину поредевшая 97-я стрелковая дивизия полковника Ф. В. Мальцева и 4-я воздушно-десантная бригада под командованием майора Ф. Д. Овчинникова, имевшая 2592 воина. Два полка 97-й я поставил в оборону у западной окраины Змагайловки, воздушно-десантную бригаду расположил у Сосновки, уплотнив боевой порядок 116-й и 212-й дивизий. Получив подкрепление, я решил атаковать противника с целью восстановления рубежа обороны, который армия занимала до 16 августа. В штабе подготовили все необходимые документы, направили их в соединения, проконтролировали подготовку войск к действиям. Утром после короткой артподготовки пехота дружно атаковала вражеские позиции, выбила неприятеля из Дахновки и траншей севернее ее, затем продвинулась на четыре километра северо-западнее и закрепилась. Должен сказать, что этого успеха добились мы нелегко. В тяжелых боях части 116-й дивизии и воздушно-десантной бригады понесли большие потери{13}.

В последующие дни противник значительно активизировал свои действия на этом участке, но все его настойчивые танковые атаки были отбиты. Убедившись в прочности нашего оборонительного рубежа, он перенес усилия на левый фланг, где оборонялась 212-я мотодивизия. Напомню, что она имела лишь четыре орудия. Мы не могли усилить ее артиллерией. Несколько [73] орудий, добытых на сборном пункте, пришлось передать армейскому мотострелковому полку. Тем не менее нам удалось сделать оборону соединения достаточно жесткой за счет минирования предполья. Лишь в конце третьих суток непрерывных атак врагу удалось прорвать первую линию обороны 212-й мотодивизии. Резервный мотострелковый полк контратаковал противника, но восстановить положение не смог — сказалось отсутствие противотанковых средств. В этот же день в полосу обороны армии отошел с севера Днепровский отряд Пинской военной флотилии, который не мог оставаться в полосе обороны 26-й армии в связи с захватом правого берега Днепра противником. В сложившейся у нас нелегкой обстановке отряд кораблей мог оказать нам большую помощь. Не спеша запрашивать разрешения командующего фронтом, я сразу же временно подчинил отряд себе и поставил ему задачу поддержать артиллерийским огнем боевые действия резервного мотострелкового полка и 212-й моторизованной дивизии. Дружными усилиями войска армии во взаимодействии с Днепровским отрядом отбивали танковые атаки противника еще два дня, но ввиду его огромного превосходства в людях и технике были вынуждены оставить и вторую линию обороны.

В нашем распоряжении на этом участке осталась третья линия обороны, в которую входил и противотанковый ров, опоясывавший город. Враг, приблизившись к Черкассам, начал обстреливать артиллерийским огнем городские улицы и переправы на Днепре. Положение становилось критическим. Не оправдались наши надежды и на то, что с приданной 15-й смешанной авиадивизией генерал-майора А. А. Демидова сумеем отразить танковые атаки противника. Эта авиационная дивизия была очень малочисленной, героические действия ее летчиков, вылетавших на бомбежку вражеских танков по шесть-семь раз в сутки, положения не спасали. Отбросить врага от города нам не удалось. Но тюка мы удерживали последнюю линию обороны. В критический момент, когда вражеские танки на левом фланге прорвали оборону, мы перебросили туда всю зенитную артиллерию армии и открыли огонь по фашистским танкам. Огонь зениток произвел на атакующих ошеломляющее действие. В течение 10–15 минут зенитные пушки подожгли более десятка танков, а остальные обратили в бегство. Особенно отличились [74] воины 141-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона ПВО. В дальнейшем на этом участке противник атак не повторял и перешел к обороне.

Через два дня из штаба фронта потребовали дать объяснение: на каком основании командарм использовал зенитную артиллерию не по назначению. Ответил я обстоятельно. Написал о том, что если бы мы не использовали огонь зенитной артиллерии по танкам, то не было бы черкасского плацдарма, не было бы переправ и нашим войскам пришлось бы отойти на левый берег Днепра, при этом зенитная артиллерия вряд ли смогла в создавшейся сутолоке поспешного отступления переправиться без потерь.

Между тем события на фронте стремительно развивались, особенно в полосе Центрального фронта, где враг, с захватом 19 августа Гомеля, нависал не только над правым крылом Юго-Западного фронта, но и над его глубоким тылом. То же самое происходило и в полосе Южного фронта, где танковой группе врага удалось выйти на подступы к Днепропетровску и завязать бои за овладение городом. Израсходовав резервы для отражения атак противника на Днепре и на стыке с Южным фронтом, командование Юго-Западного фронта решило прочно оборонять левый берег Днепра от Лоева до Переволочлой, не имея сил парировать угрозу охвата войск с северо-запада и юга. В связи с этим 22 августа поступил приказ командующего Юго-Западным фронтом оставить черкасский плацдарм и отвести войска 38-й армии на левый берег Днепра, где занять жесткую оборону. Командующий возложил на меня личную ответственность за уничтожение переправ на Днепре после отхода войск.

Уничтожение мостов неожиданно выросло в проблему, так как в армии не было достаточного количества взрывчатки. Я принял решение взорвать два пролета железнодорожного моста, а третий расстрелять прямой наводкой из орудий. Деревянные мосты сжечь, облив горючей смесью.

С отводом армии за Днепр не торопился, так как находил необходимым лучше подготовить оборонительные позиции на левом берегу. Для этого требовались одни сутки. Нужно было создать благоприятные условия и для того, чтобы без риска оторваться от противника, заминировав все вероятные пути подхода к нашей [75] оборонительной позиции и к городу, оставив узкий проход для своих войск.

Отход назначили на ночь, приказав каждому стрелковому полку оставить на своем участке обороны по одному батальону с задачей ночью атаковать неприятеля. На обводном оборонительном рубеже у города занял заранее подготовленные позиции армейский мотострелковый полк, которому надлежало пропустить на левый берег Днепра все войска, оборонявшие черкасский плацдарм. Отход на левый берег полк должен был начать по моему особому приказу{14}.

После отхода основных сил армии назначенные от каждого полка батальоны в 24 часа атаковали позиции противника. Враг был захвачен врасплох, не оказал значительного сопротивления и понес существенные потери. У нас потерь не было. В этом ночном бою был взят в плен начальник разведки пехотной дивизии, у которого изъяли ценные оперативные документы. Его немедленно отправили в штаб фронта.

Затем начался отход прикрывавших батальонов. К этому времени артиллерийские части, тыловые подразделения, основные силы стрелковых полков уже были на левом берегу. Несмотря на бомбежку переправ, которую вели вражеские самолеты, навешивая осветительные бомбы, отход прошел организованно. Ни заторов, ни пробок, ни перемешивания подразделений — каждая часть шла на новый рубеж своим маршрутом, который был разведан накануне, проложен на картах командиров полков и батальонов и заранее изучен. К утру войска заняли отведенные им участки обороны{15}.

Надо сказать, что наши батальоны во время ночной атаки настолько основательно потрепали немцев, что они до полудня приводили себя в порядок и лишь во второй половине суток 22 августа вошли в Черкассы.

Мой наблюдательный пункт был расположен недалеко от железнодорожного моста, с него хорошо просматривался впереди лежащий правый берег Днепра и оставленный город. Не отрывая биноклей от глаз, я в Николай Кириллович Попель горько жалели об оставленном городе, где еще можно было долго удерживать позиции, скупо делились впечатлениями о прошедшей [76] ночи, полной тревог за войска, ведущие бой и под бомбежкой отходящие на левый берег.

Посматривая на часы, я проверял готовность саперов, ждавших сигнала на взрыв моста, еще и еще раз требовал докладов: все ли подразделения отошли на левый берег. И когда командиры соединений доложили, что на правом берегу не осталось ни одного бойца, просигналил о взрыве мостов. В ту же минуту они перестали существовать{16}.

В целом операция по отводу войск с черкасского плацдарма на левый берег Днепра прошла успешно. Нужно отдать должное временно исполняющему должность начальника штаба армии М. И. Потапову и особенно начальнику артиллерии армии Д. С. Глебову, начальнику инженерного отдела армии Е. И. Кулиничу, которые хорошо спланировали и осуществили эту операцию.

На левом берегу Днепра наша армия была усилена еще двумя стрелковыми дивизиями — 199-й и 300-й; из состава 264-й стрелковой дивизии в армию был передан ее артиллерийский полк{17}. Стал поступать автотранспорт, укрепились тыловые армейские учреждения. С передачей в наше подчинение 274-й Кременчугской ополченской дивизии фронт обороны армии увеличился до 200 километров.

Противник после занятия Черкасс особой активности не проявлял, но через пару дней сделал попытку форсировать Днепр южнее города, однако понес большие потери и отказался от своих намерений. Небольшой группе гитлеровцев удалось закрепиться на островке, но вскоре эта группа была уничтожена нашими частями, после чего наступил период относительного затишья{18}.

Используя эту передышку, наши войска продолжали совершенствовать оборону. Окопы и ходы сообщения были доведены до полного профиля, укреплены блиндажи и наблюдательные пункты. Но затишье беспокоило, поэтому Военный совет армии требовал от командиров всех степеней быть бдительными, непрерывно вести наблюдение за действиями врага.

25 августа мы с временно исполняющим должность [77] начальника штаба армии М. И. Потаповым и членом Военного совета бригадным комиссаром Н. К. Попелём еще раз изучали рубежи наших войск, оценивали местность, отыскивали слабые места обороны, обдумывали, где необходимо усилить ее и какими средствами, где целесообразнее расположить резервы, которых, к сожалению, было очень мало. Мы считали, что наиболее слабым местом нашей обороны был район Кременчуга на стыке с Южным фронтом. Начали намечать необходимые меры по укреплению стыка, но во второй половине дня мне принесли шифротелеграмму, в которой предписывалось сдать командование армией начальнику штаба и к 26 августа прибыть в штаб Юго-Западного направления. Я быстро оформил документы о сдаче войск 38-й армии своему начальнику штаба, дал ему несколько советов, еще и еще раз особое внимание попросил обратить на район Кременчуга. Потом тепло простился с командирами штаба и политического отдела. То были тяжелые минуты. Со многими из этих замечательных людей мне пришлось немало пережить. Все мы стали близкими, дорогими друг другу людьми. Пожав всем крепко руки, я остался на несколько минут наедине с Н. К. Попелём.

— Что бы это могло значить? — участливо спросил он.

— Ума не приложу. Стали, как говорится, на ноги становиться, крепнуть, отпор давать фашистам, и на тебе...

Мы крепко обнялись, расцеловались, и через несколько минут вместе с адъютантом Вашкевичем ужо сидели в видавшей виды эмке, той самой, на которой в канун войны проводил рекогносцировку приграничных районов. Помахал в последний раз рукой провожавшим и поехал в Полтаву, в штаб Юго-Западного направления. [78]