Донбасс наш!

Отдыхать, однако, не приходилось. Личный состав корпуса, казалось бы, уже всему научившийся в тяжелейших боях, непрерывно совершенствовал свое воинское мастерство. Особое внимание уделялось обучению вновь прибывшего пополнения.

Мне очень нравилось, как обучал своих бойцов командир первого мотострелкового батальона 2-й гвардейской механизированной бригады гвардии майор Е. Я. Лишенко. Внешне он ничем не подходил к сложившемуся в литературе и кино образу командира — высокий, стройный, властное выражение лица. Нет, он был невысок, немного полноват, любил посмеяться и пошутить. Военного образования у него не было. «Раскопал» его в музкоманде, где он играл на баритоне, полковник Вайцеховский. Сначала Лишенко был его адъютантом, потом стал разведчиком и вот теперь командовал батальоном в звании майора. За два года — путь от рядового до майора!

Полковник Вайцеховский не ошибся в выборе. Выполняя поручения командира полка, адъютант носился по подразделениям, разыскивал нужных людей в любой боевой обстановке, точно передавал им распоряжения. Не упускал Лишенко возможности принять участие в атаке или в отражении вражеского удара. Но настоящей страстью Емельяна Лишенко была разведка. Когда он перешел в разведку, то отличился в первые же дни. Ночью Лишенко пробирался в тыл врага, бросал гранаты в окна домов, где размещались гитлеровцы, приносил ценные сведения о расположении противника, случалось, приводил и «языка».

Рабочий день у комбата Лишенко был заполнен до предела. К подъему он уже был на ногах, вместе с личным составом подразделений делал физзарядку, а после завтрака отправлялся с одним из взводов на занятия. Он учил бойцов приемам боя, маскировки, вместе с красноармейцами ползал по-пластунски, окапывался, стрелял. [156]

— Командир должен быть примером для бойцов во всем, — говорил он. — Нужно не только рассказывать, но и показывать!

Много внимания командование корпуса уделяло вопросам отдыха личного состава. Нам удалось, например, оборудовать даже несколько домов отдыха типа теперешних профилакториев с усиленным рационом питания и медицинским обслуживанием. Вообще, если бойцы отдыхали, то медики трудились вовсю. Они сумели провести медицинское обследование всего личного состава корпуса. А это было немаловажно, поскольку пополнение поступало и из ранее оккупированных территорий, а там ни медицинской помощи, ни достаточного питания, конечно, люди не получали.

В дни нашего отдыха кроме медиков особенно напряженно приходилось трудиться ремонтникам. Порою они совершали чудеса — восстанавливали настолько поврежденные танки, которые, казалось, годились только в переплавку. Один из тягачей был оборудован стрелой с подъемной талью, и наши технари — беззаветные труженики — ездили на нем сразу же после окончания боя и снимали необходимые агрегаты с танков, не подлежащих восстановлению. Они успешно ремонтировали также подбитые самоходные установки. Например, на СУ-152 заменяли пушечные стволы. На замену шли стволы, снятые с разбитых 152-мм полевых орудий, обнаруженных на поле боя. Это была очень сложная работа, требовавшая большого мастерства и специального оборудования. Среда инженеров и техников корпуса при восстановлении боевой техники особо отличились гвардии подполковник Яновский, гвардии майор Кабанов, гвардии капитаны Вертиполох, Алексеев, Дурейко.

В дни пребывания в тылу к нам часто приезжала самодеятельные ансамбли песни и пляски, выступали профессиональные артисты. В корпусной газете начал работать корреспондентом писатель Макс Леонович Поляновский. С тех пор в газете стали появляться очерки, рассказы, фельетоны и даже фотоснимки за подписью Макс Поль.

Особенно памятным событием стал приезд в конце апреля 1943 года делегации трудящихся Воронежской области. Делегаты привезли с собой много писем, подарков от родных и знакомых. Но самым нужным и дорогим подарком были новенькие тридцатьчетверки с надписью [157] «Воронежский колхозник». Колонну из восьми боевых машин воронежские хлеборобы приобрели на личные сбережения. Среди членов делегации были и инициаторы сбора средств на танковую колонну: колхозники села Манино Калачеевского района Е. Ф. Крамарев и М. И. Белоглядова. Каждый из них на свои деньги приобрел по танку. На башнях двух машин были надписи: «Крамарев Ераст Федорович» и «Белоглядова Марфа Ивановна».

По случаю приезда гостей состоялся митинг. Гвардейцы благодарили земляков за подарки, давали клятву беспощадно бить ненавистного врага. При распределении танков по подразделениям машина Е. Ф. Крамарева была вручена экипажу гвардии лейтенанта Лысенко. Старый колхозник с пристрастием расспросил каждого члена экипажа о боевых делах, просил танкистов беречь машину, быстрее гнать на ней фашистов с советской земли.

Боевая машина, приобретенная на средства Марфы Ивановны Белоглядовой, была вручена экипажу командира 2-й танковой роты 2-й гвардейской механизированной бригады старшему лейтенанту М. В. Власенко. Вместе с полковником К. И. Филяшкнным я присутствовал в бригаде во время вручения. Марфа Ивановна рассказала гвардейцам, как живут и работают колхозники в тылу:

— Уже в первые дни войны из нашего Манина ушли на фронт почти все мужчины. Надел солдатскую шинель и мой хозяин. Все заботы о семье, о колхозе легли на наши женские плечи. Трудно было... Трактористы и тракторы тоже были нужны фронту, и нам пришлось пахать и убирать урожай без машин. А с фронта уже приходили в село похоронки. Каждый день то в одном, то в другом доме крики, плач... Но плачь не плачь, а дело не должно стоять. Армии нужны хлеб, мясо, другие продукты!

В то первое военное лето хорошая рожь удалась! Вышли мы валить ее крюками. Ничего не получается: отвыкли мы от такой дедовской работы. Моя соседка упала ничком на сноп, в голос запричитала. Не по нашим женским силам хлебушко уродился...

Однако все убрали. Колоска не оставили на стерне. Часто по радио передают песню «Вставай, страна огромная». Вот и мы, бабы, встаем с зарей и идем на работу, как на смертный бой с фашистом. Ведь мы подпираем фронт плечами, помогаем мужьям и сыновьям бить врага. И одна только радость — весточка, что где-то остановили немца, где-то разбили и погнали назад. [158]

Только прошлым летом хороших вестей с фронта не приходило. Враг попер на Волгу, на Кавказ, подступился к нашему порогу, к самому дому. Работаю я в поле и думаю: а зачем у меня деньги лежат? Копили мы их с мужем до войны на случай увеличения семьи или еще какой надобности. Вот и решила, что самая главная сейчас надобность — поддержать родное Советское государство. Поехала я в город, сдала в банк сто тысяч рублей. Как раз на танк хватило. Теперь привезла его вам. Бейте фашистских извергов так, чтобы они больше никогда не топтали нашу землю...

Рассказ Марфы Ивановны Белоглядовой на всю жизнь запал мне в душу. Взволнованные услышанным, стояли бойцы. Мы еще раз убедились, что советский народ ничего не жалеет для победы над врагом.

После вручения экипажам боевых машин состоялся парад. Вместе с командованием корпуса его принимали дорогие гости из Воронежа.

Забегая вперед, скажу, что спустя полтора месяца танки воронежцев уже были на переднем крае... Боевое крещение они приняли южнее Изюма.

Как известно, в оборонительном сражении Красной Армии под Курском по плану Ставки Верховного Главнокомандования предусматривалось обескровить ударные группировки врага и этим создать благоприятные условия для перехода наших войск в контрнаступление, которое должно было перерасти в общее стратегическое наступление в целях разгрома основных сил врага на южном крыле фронта, освобождения Левобережной Украины и выхода на Днепр. В задачу Юго-Западного фронта во взаимодействии с Южным фронтом входило освобождение Донбасса. Наш корпус, на 100 процентов укомплектованный личным составом и на 95 процентов боевой техникой, влился в состав Юго-Западного фронта, которым командовал генерал армии Р. Я. Малиновский.

13 июля 1943 года части 1-го гвардейского механизированного корпуса, находившиеся в резерве в районе Сватова, получили боевой приказ. Гвардейцам предстояло к утру 14 июля сосредоточиться в районах Россоховатое, Высокое, Гороховатка и быть готовыми к действиям в западном и юго-западном направлениях.

Когда стемнело, колонны двинулись к фронту по нескольким дорогам. Машины шли с притушенными фарами, [159] тяжелые тягачи тянули на прицепах орудия, приглушенно урчали моторами тридцатьчетверки танковых полков и 9-й гвардейской танковой бригады.

Впереди по горизонту небо горело от зарева, все отчетливее и громче слышался гул артиллерийской канонады, над передним краем то справа, то слева взлетали осветительные ракеты.

Противник в полосе предстоящих действий корпуса прочно удерживал рубеж обороны частями 46-й и 333-й пехотных дивизий, имея ближайшие тактические резервы в районе населенного пункта Долгенькой и в лесу несколько южнее. Оперативные резервы, по данным разведки, располагались в районе Барвенкова и Славянска. Гитлеровское командование начиная со второй половины марта подготовило по берегу Северского Донца две оборонительные позиции, по две траншеи в каждой. Вся глубина немецкой обороны была насыщена огневыми точками, мощными противотанковыми и противопехотными минными полями.

Хотя местность в полосе ввода корпуса в прорыв была сильно пересеченная, изобиловала большим количеством балок и оврагов, затруднявших маневр по фронту, зато пути подхода к исходным районам позволяли сосредоточить корпус скрытно от противника: по левому берегу Северского Донца почти всюду были довольно обширные леса и рощи. Нужно отметить и то, что большие препятствия для передвижения представляли поймы реки, превратившиеся местами в болота. Действия корпуса при вводе в прорыв осложнялись и наличием всего одного брода. Правый берег Северского Донца был крут, труднопреодолим для танков и особенно для колесных машин.

17 июля в 4 часа 50 минут началась авиационная и артиллерийская подготовка. Последняя длилась 1 час 30 минут. В 6.50 стрелковые части 8-й гвардейской армии (командующий генерал-лейтенант В. И. Чуйков) начали форсирование Северского Донца и атаку рубежа обороны противника на правом берегу. Эти действия должны были обеспечить ввод в прорыв подвижной группы армии — 1-го мехкорпуса.

Опираясь на сильноукрепленные узлы сопротивления, противник прочно удерживал занимаемые рубежи. Темпы наступления частей 29-го стрелкового корпуса и других соединений армии замедлились. Противник получал подкрепление и непрерывно контратаковал наши войска при [160] поддержке десятков танков. Войска 8-й гвардейской армии с огромным трудом расширяли плацдарм, но силы гвардейцев были уже на исходе. В этих условиях командующий фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский решил не вводить в бой наш корпус, условия для этого не были созданы.

Вскоре командующий армией В. И. Чуйков получил приказ временно прекратить наступление и закрепиться на захваченном 1-й и 8-й гвардейской армиями плацдарме. По фронту он составил около 30 и в глубину 10–12 км. Нашему механизированному корпусу пришлось ожидать получения новой боевой задачи. 10 августа 8-я гвардейская армия приступила к сдаче позиций 5-й и 12-й армиям, а 12 августа была отведена во второй эшелон фронта. 13 августа началась Донбасская наступательная операция войск Юго-Западного и Южного фронтов. На нашем фронте удар наносился силами 12-й и 6-й армий с плацдарма, захваченного 8-й гвардейской армией. 6-я и 12-я армии начали наступление на рассвете 17 августа, но успеха не имели. 18 августа генерал армии Р. Я. Малиновский ввел в стык 5-й и 12-й армий 8-ю гвардейскую. 29-й стрелковый корпус этой армии получил приказ овладеть населенными пунктами Сумновка и Долгенькое, а 28-й корпус — овладеть лесистым районом южнее Долгенькое. Когда стрелковые соединения достигнут этих рубежей, планировалось ввести в бой наш корпус, который, продвигаясь в общем направлении Тихоцкий, Долгенькое, Долгий Яр, Барвенково, развивал наступление, придерживаясь грунтовых дорог. Располагая только двумя переправами, которые удалось навести к этому времени под огнем врага, части корпуса начала сосредоточиваться на исходных позициях.

9-я гвардейская танковая бригада подполковника А. Д. Белоглазова первая в ночь на 22 августа в полном составе переправилась через реку, за ней последовали и другие части. На рассвете заговорила наша артиллерия гвардейцы 8-й армии пошли в атаку. Тут же я получил приказ генерала армии Р. Я. Малиновского вводить корпус в прорыв, но части только еще сосредотачивались на исходных позициях.

На следующее утро части корпуса вошли в прорыв. 1-я гвардейская Краснознаменная мехбригада, разбив противника на промежуточных рубежах, овладела высотой с отметкой 242,9, что южнее села Долгенькое, но [161] встретила на пути закопанные в землю и хорошо замаскированные в кустарниках танки противника. На этом участке гитлеровцы применили против наших боевых машин противотанковые торпеды, которые запускались из окопов и управлялись по проводам.

Бои приняли ожесточенный и затяжной характер. Гитлеровцы бросали в контратаки тяжелые танки и пехоту. Почти не переставая с воздуха бомбили «юнкерсы» — до 60 самолетов одновременно. Было ясно, что ночью гитлеровцы подтянули резервы и любой ценой готовы закрыть путь нашим войскам к Барвенково. Взятие этой станции частями Красной Армии означало для врага в сложившейся обстановке катастрофу.

В эти трудные дни танкисты, мотострелки, артиллеристы, связисты, минометчики, саперы сражались инициативно, решительно и смело. Вот только несколько примеров.

Первый мотострелковый батальон 2-й гвардейской мехбригады под командованием гвардии майора Е. Я. Лишенко ворвался в село, занятое фашистами. Противник, опомнившийся от удара гвардейцев, бросил в контратаку пехоту и танки.

Со своего наблюдательного пункта майор Лишенко наблюдал такую картину. Горело окутанное густым дымом украинское село, справа на фланг батальона ползли фашистские танки, роту лейтенанта Карпова обходили немецкие автоматчики, скрываясь в зарослях небольшой рощицы. Появились и начали бомбить боевые порядки гвардейцев «юнкерсы».

Командир батальона не отрывается от телефонной трубки и от микрофона батальонной радиостанции. Минометчикам он приказывает накрыть огнем автоматчиков врага, обходящих роту лейтенанта Карпова, истребителей танков выдвигает на правый фланг. Разорвался неподалеку снаряд, сверху посыпались комья земли. Лишенко лишь на минуту втянул голову в плечи, затем отряхнулся и вновь продолжал руководить боем.

Командир бригады гвардии подполковник А. Т. Худяков запрашивает по радио обстановку.

— Иду вперед! — докладывает Лишенко.

Умело, по-гвардейски бьют врага отважные гвардейцы батальона. Вот гвардии сержант Сергей Животнов и гвардии старшина Федор Кононов ворвались в немецкий штабной блиндаж, одного офицера взяли в плен, других [162] уничтожили. Расчет противотанкового орудия гвардии старшины Аркадия Галкина выкатил свою пушку в боевые порядки пехоты на прямую наводку и подавил пять огневых точек, истребив при этом до сорока гитлеровцев. И, когда командир бригады вновь запрашивает обстановку, уточняет положение батальона, Лишенко докладывает коротко и четко:

— Продолжаю выполнять задачу.

В районе населенного пункта Пасека гвардейские роты закрепились и трое суток удерживали свои позиции, отражая яростные контратаки вражеских танков, мотопехоты, авиации. Более 300 фашистских солдат и 15 танков уничтожил за эти три дня батальон майора Лишенко.

Пример высокого мужества и воинского мастерства в этих боях показали и воины второй роты 19-го гвардейского танкового полка под командованием старшего лейтенанта М. В. Власенко.

Четыре вражеских танка уничтожил в тот день экипаж лейтенанта Брагина, три «тигра» подбил из орудия танка младший лейтенант Владимир Шульга. Башенный стрелок сержант Павлов заменил тяжело раненного командира экипажа и, продолжая атаку, сжег один немецкий танк и подбил другой.

А вот какой подвиг совершил экипаж командира взвода гвардии лейтенанта Овчинникова. Его машина на предельной скорости, ведя огонь из пушки и пулеметов, ворвалась на позиции противника. Тридцатьчетверка раздавила гусеницами три противотанковых орудия, точными выстрелами подавила несколько огневых точек, мешавших продвижению пехоты, нацелилась на минометную батарею. И в эту секунду сбоку почти в упор ударило по танку фашистское орудие. Тридцатьчетверка остановилась, задымила, потом над нею вспыхнуло рыжее жирное пламя. Танкисты долго отстреливались от наседавших на них немцев, вели огонь из пушки и пулеметов. Наконец, когда боевая машина превратилась в жарко полыхавший костер, гвардейцы передали по радио своим товарищам: «Все тяжело ранены, выйти не можем, будем драться до последнего снаряда. Прощайте. Да здравствует Родина!»

Подвиг экипажа танка видела гвардейская пехота, залегшая под губительным огнем противника. Стиснув зубы, гневно сжимая ложа автоматов, многие бойцы со слезами на глазах смотрели на замершую среди немецких [163] траншей тридцатьчетверку гвардии лейтенанта Овчинникова. Танк горел, над ним стояли клубы густого черного дыма. Но его орудие продолжало стрелять по врагу до последнего. И тогда батальон как один человек, без команды поднялся в атаку, воздавая этим дань светлой памяти геройски погибших боевых друзей-танкистов бесстрашного экипажа лейтенанта Овчинникова.

Как командир корпуса, я, естественно, не мог видеть собственными глазами многочисленных героических подвигов первогвардейцев. Поэтому и приходится порою приводить свидетельства непосредственных участников и очевидцев. Мне кажется, что так достовернее передается накал боев и тот героизм, который в рассказах участников выглядит будничным.

Вот что рассказал о боях за Донбасс их активный участник адъютант минометного батальона 2-й гвардейской механизированной бригады капитан Д. П. Золотарев.

«Когда наша бригада была введена в бой, минометчики поддерживали наступление второго мотострелкового батальона, которым командовал гвардии капитан Пичугин. Батальон продвигался к селу Каменка, превращенному немцами в мощный опорный пункт. Туда мы и посылали свои мины.

С наблюдательного пункта позвонил наш комбат гвардии капитан Л. И. Озябкин. Он похвалил нас за точность стрельбы, рассказал, как отличился один из наших телефонистов. Прокладывая линию, он неожиданно встретил в бурьяне гитлеровца, но не растерялся и сумел опередить врага выстрелом.

Вскоре позвонил капитан Пичугин и попросил перенести огонь.

— Ваши мины ложатся в цепях моего батальона! — с раздражением сказал он.

Этого не могло быть: мы били по высоте 215, куда наша пехота еще не дошла. На всякий случай я проверил координаты. Все в порядке.

— Ищите скорее ошибку! — твердил свое Пичугин.

Я слышу голос Пичугина, а сам как бы вижу его. Высокий, розовощекий, плотный, очень похожий на киноартиста Андреева не только внешне, но и повадками. Он пользовался большим уважением в бригаде. Неужто мы подвели его? Еще раз проверяю расчеты и снова не нахожу ошибки... И тут в голове мелькнула догадка: заняв [164] новую позицию, мы не прочесали окружающей местности, а на ней могли остаться немцы. Ведь встретил же наш телефонист одного! Решил прочесать лес, который километра на полтора тянулся вдоль Северского Донца.

Собрав шоферов и связистов, всего семь человек, повел их в лес. Метров через сто на поляне мы увидели гитлеровцев. Они вели огонь из 81-мм миномета. Мы их окружили и взяли в плен немецкого офицера и нескольких солдат.

— Нашел ошибку! — позвонил я Пичугину и рассказал о немецком минометном расчете.

Через полчаса санитары привезли на огневую раненого гвардии капитана Л. И. Озябкина, а часа через два. и его заместителя гвардии старшего лейтенанта Т. Т. Гудько. Последний был ранен весьма необычно: снаряд проскочил между корпусом и рукой, порвав мышцы на руке и на боку, но не повредив костей. Ранен был и командир роты гвардии лейтенант Сабит Хамитов. Еще до боев на плацдарме тяжело заболел и был отправлен в госпиталь замполит батальона. Так, с самого начала летних боев не повезло нам с командным составом.

В два часа я отправился на наблюдательный пункт к гвардии капитану Пичугину. Выполняя его заявки, минометчики продолжали вести огонь, и вскоре фашисты были выбиты из рощи. Нам приказали занять огневые позиции на ее опушке. В одну из рот я послал связным Петра Корчагина, расторопного молодого бойца.

Не успел он отбежать далеко, как вдруг я вижу: около Корчагина взметнулся султан взрыва. В дыму мелькнуло тело бойца и словно бы растаяло. Когда дым рассеялся, я снова увидел Корчагина. Он бежал как ни в чем не бывало.

— Меня только вверх подбросило, а так все нормально, — рассказывал он, когда привел роту 120-мм минометов на новую позицию.

Я смотрел на связного и не узнавал его: лицо, шея, уши — все было черным-черно. Приказал Корчагину идти в санчасть провериться.

— Да ничего со мной не случилось, — упирался боец, — вот умоюсь и опять буду белым!

Новые позиции минометчиков располагались рядом с недавними окопами немецких артиллеристов. Материальную часть враг успел увезти, а штабеля снарядов вынужден [165] был бросить. Не давая гитлеровцам опомниться, гвардейцы теснили их по всему фронту.

В этот день мы еще несколько раз меняли огневые позиции, продвигаясь вперед вслед за танками и мотопехотой.

Вечером меня вызвали на совещание в штаб бригады. Офицеры собирались на лесной поляне, до начала совещания обменивались новостями. И вдруг поляну потряс мощный хохот. К штабной машине приближался немец с поднятыми вверх руками, а за ним следовал ординарец комбрига Володя, мальчик-подросток, с автоматом на изготовку. Светлые вихры парнишки развевались на ветру, пилотка еле держалась на затылке, курносое личико было сосредоточенным. Через плечо юного гвардейца висел поясной ремень, а не по росту большая гимнастерка спускалась ниже колен, словно юбка клеш.

Из машины выглянул гвардии подполковник Худяков:

— Что здесь происходит?

— Немца привели.

— Какого немца?

— Докладывай, гвардии ефрейтор, не робей! — послышались одобрительные голоса.

— Товарищ гвардии подполковник! — звонко начал сын бригады. — Пять минут назад я подошел вон к тому дубу. Вдруг на меня посыпались сухие сучья. Глянул вверх, а на дубу — фашист. Я быстро вскинул автомат, наставил на него и скомандовал: «Хенде хох!» Он и свалился с дуба. Вот я и привел его вам. Только когда он падал, его автомат зацепился за ветку. Разрешите сходить и снять автомат?

Комбриг слушал с серьезным видом, а глаза его улыбались. Когда мальчик закончил, комбриг пошел к машине и через минуту вернулся с медалью «За отвагу».

— Молодец, не испугался такого здоровенного фашиста и взял его в плен! — С этими словами Александр Тимофеевич прикрепил медаль к гимнастерке юного гвардейца.

Сломив сопротивление врага на Северском Донце, бригада наступала все дальше на запад».

А противник упорно сопротивлялся, цепляясь за каждый населенный пункт, предпринимая яростные контратаки. На рубеже Славянка, Лозовое, Росишки, Троицкое и Петропавловка немцы, используя танки, предприняли яростную контратаку и заняли Межевую, угрожая тыловым [166] коммуникациям корпуса. Пришлось бросить туда 9-ю гвардейскую танковую и 2-го механизированную бригады, которые и ликвидировали эту угрозу врага.

Тяжелым был бой за Дружковку, которую необходимо было взять с ходу, пока противник не успел там закрепиться. Задачу эту выполнял 18-й гвардейский танковый полк под командов.анием гвардии подполковника И. У. Лещенко. Мне показалось, что полк слишком медленно разворачивается к атаке, я сел в «виллис» и помчался туда.

Оказалось, что продвижению полка мешала река Торец. И речушка-то — тьфу! Но ее западный берег немцы зацементировали. Танки скрежетали траками, но взобраться на берег не могли. Хорошо, что вовремя подошел мотострелковый батальон. Ничего не оставалось, как разобрать заводской забор и выложить на цементированный берег. Танки пошли вперед. Дружковка была взята.

В Дружковке пленные показали, что на другом конце города есть мост через реку Сухой Торец и, как только последние немецкие отходящие части пройдут, фашисты взорвут его. Подполковник Лещенко приказал командиру первой роты старшему лейтенанту Г. Т. Гордееву обогнать отходящих гитлеровцев, захватить мост и удерживать его до подхода основных сил полка. Задача была выполнена. Переправиться не смогли десятки немецких автомашин, три самоходных орудия, два танка. 18-й гвардейский танковый полк переправился по мосту и, стремительно развивая наступление, овладел Новой Александровкой, выйдя в тыл немцам, занимавшим город Краматорск.

Кстати, у меня с этим полком, воевавшим отменно, было много казусов. Помню, полку был дан приказ во взаимодействии с 50-й стрелковой дивизией под командованием генерал-майора Лебеденко занять Вознесеновку. Но стрелковые части отстали, и первая атака оказалась неудачной. Штурм решено было повторить рано утром следующего дня.

Утром стоял такой густой туман, что в двух шагах ничего не было видно. Вроде бы пора начинать атаку, а никакого шума боя. Сажусь в «виллис», мчусь в полк. В полном боевом порядке застыли танки. Буквально вытаскиваю из танка Лещенко.

— Почему не атакуете?

— Должен быть залп «катюш»... [167]

— Каких «катюш»? Немцы уже давно отходят из Вознесенска! — чуть ли не кричу я.

Оказалось, что Лещенко об этом ничего не знал, а разведка бригады ничего ему не сообщила. В беспросветном тумане полк ринулся в атаку, в считанные минуты смял арьергарды немцев и стремительно преследовал врага в направлении Успеновки, Росишки. В небольшой балке под Успеновкой полк уничтожил танк и самоходку противника. К 12 часам дня танкисты Лещенко подошли к Росишки и после часового боя заняли ее. Задача была выполнена — полк прикрыл направления на Петропавловку и Николаевку.

Я приехал туда, поблагодарил весь личный состав за успешное выполнение боевой задачи, осмотрел линию обороны. Потом решил поехать в сторону Петропавловки, посмотреть местность предстоящего наступления.

И тут — опять казус. Только мы с Лещенко отъехали метров 500, как вдруг увидели немецкие танки. Если бы не мастерство моего шофера, не быть бы нам живыми. Он сделал такой лихой разворот, какому может позавидовать любой сегодняшний каскадер. Несколько снарядов, пущенных нам вслед, к счастью, не причинили вреда.

На следующий день полк занял Николаевку и наступал дальше на Очеретоватый.

Используя прилегающие высоты, гитлеровцы превратили Очеретоватый в мощный узел сопротивления. И все-таки после ожесточенного боя 18-й гвардейский танковый полк выбил оттуда немцев. Успеху, как оказалось, во многом способствовал сержант Блинов. Он бежал из фашистского плена и партизанил в этих местах. На танке командира первой танковой роты Гордеева он вывел полк на самое безопасное направление, нарисовав схему обороны противника.

Несмотря на эту помощь, бой был тяжким. Полк понес значительные потери: были выведены из строя четыре танка, погибли командир взвода лейтенант Блахоткин, командир танка лейтенант Майоров и другие храбрые, заслуженные офицеры. Но как важно было для нашего дальнейшего продвижения вперед взятие Очеретоватого!

Я послал И. У. Лещенко телефонограмму следующего содержания:

«Сегодня 18-й гвардейский танковый полк под командованием гвардии подполковника Лещенко героическими [168] действиями прорвал сильноукрепленную оборону противника и открыл путь для продвижения на запад. Объявляю благодарность личному составу полка, представляю командира полка к награждению орденом Красного Знамени.

Частям корпуса брать пример с 18-го гвардейского танкового полка!

Командир 1-го гвардейского механизированного корпуса генерал-лейтенант Руссиянов».

К 20 сентября 1-я гвардейская механизированная бригада корпуса перерезала железную дорогу и шоссе Славгород — Синельниково. Другие части корпуса овладели Чаплино, Запорожским и перерезали железную и шоссейную дороги Синельниково — Запорожье. Проникновение 1-го гвардейского ордена Ленина механизированного корпуса в оперативную глубину обороны противника создало реальную угрозу полного уничтожения славянско-барвенковской группировки противника и вынудило его к постепенному отводу своих войск за Днепр.

Донбасс наш!

За отличные боевые действия по освобождению Донбасса личному составу 1-го гвардейского ордена Ленина механизированного корпуса приказом Верховного Главнокомандующего была объявлена благодарность.

Впереди был Днепр! [169]