Зима была жаркой

Такой холодной зимы, какая выдалась в 1942 году, не было уже давно. Для нас же она была жаркой от непрерывных боев.

После завершения Елецкой операции, проведенной 6–16 декабря в ходе контрнаступления под Москвой, 1-я гвардейская стрелковая дивизия была включена в состав 13-й армии генерал-майора А. М. Городнянского. Дивизия заняла оборону на рубеже Разиньково, Труды Меряева, Жерновец.

После тяжелых наступательных боев оборона показалась нам чуть ли не отдыхом, А отдыхать гвардейцам не хотелось. Все рвались вперед, хотели поскорее освободить родную землю от фашистской нечисти. И многие тогда думали, что вот еще один удар — и враг стремительно покатится на запад, а к весне и вовсе будет разгромлен. К сожалению, враг был еще очень силен.

А пока нужно было воспользоваться этим вынужденным отдыхом. Во всех частях и подразделениях дивизии прошли партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждались итоги минувших наступательных боев, разбирались допущенные ошибки. Много пришлось потрудиться комиссару К. И. Филяшкину и политработникам соединения. Часто на собрании гвардейцы задавали вопрос: «Почему стоим? Почему не идем вперед?» Попробуй на него ответить! С одной стороны, нельзя охлаждать наступательный порыв бойцов, с другой — как объяснить, что сил у нас еще недостаточно. Объясняли просто: «Оборона для гвардейца — временное явление...»

Большим праздником для всего личного состава дивизии стал приезд делегации воронежцев во главе с секретарем горкома партии Шульгиным и заместителем председателя горисполкома Дроновой. Представители трудящихся города и области привезли около 5000 посылок. Здесь были и теплые носки, рукавицы, традиционные вышитые [131] заботливыми девичьими руками кисеты... Да разве важно, что там было? Важна любовь, забота советских людей. В этот день «именинником» был 4-й Воронежский полк. Как-никак подарки прислали их земляки...

Вечером 8 января мы получили приказ командующего Юго-Западным фронтом сдать район обороны дивизии другим частям, совершить 100-километровый марш в район города Щигры и поступить в распоряжение командира 3-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала В. Д. Крюченкина. В состав дивизии был передан батальон противотанковых ружей. Мы уже знали, что ПТР сыграли важную роль в борьбе с вражескими танками в битве под Москвой и были рады получить это легкое, маневренное, надежное оружие. Забегая вперед, скажу, что в первых же боях в составе дивизии бронебойщики батальона доказали, что слава о них разносится не напрасно.

Совершив трудный марш по заснеженной пересеченной местности, соединение прибыло в указанный район. Вместе с комиссаром мы отправились на КП командира 3-го гвардейского кавалерийского корпуса, где получили для дивизии конкретную боевую задачу: прорвать оборону противника на участке Ханыки, Косаржа, обойти Щигры с севера, окружить и уничтожить группировку противника в этом районе.

Итак, снова наступаем. Вернувшись на КП, мы созвали командиров частей и вместе с ними начали разрабатывать план наступления. Развернул начальник штаба полковник Б. И. Кащеев новенькую карту — в глазах зарябило от обилия рек, речушек, оврагов, населенных пунктов. Да, район предстоящих боев был трудным: ведь за каждый населенный пункт придется драться, каждую речку надо форсировать.

— Каковы данные разведки? — спросил я начальника разведки дивизии.

— Плохие, товарищ генерал. Все населенные пункты сильно укреплены. Почти в каждом доме оборудованы огневые точки. Противник располагает танками.

Данные действительно плохие. У нас танков не было. В случае появления немецких боевых машин вся надежда была на артиллерию и батальон ПТР. Наступать было решено двумя эшелонами. В первом — 4-й и 85-й стрелковые полки, во втором — 331-й и 355-й.

Утром 18 января батальоны первого эшелона пошли в наступление. Медленно, очень медленно двигались цепи. [132]

Бойцы шли по пояс в снегу, на плечах тащили пулеметы, с большим трудом тянули через толщу снега пушки. Как только завязался бой на окраинах первых населенных пунктов, я ввел в наступление и полки второго эшелона. В первый же день наши части освободили Ханыки, Долгий Колодец, Хохловку и Косаржу.

Враг яростно контратаковал, но подразделения дивизии, буквально вгрызаясь в оборону противника, упорно продвигались вперед. К 21 января было освобождено 12 населенных пунктов, в качестве трофеев захвачено четыре пушки, пять минометов, 15 автомашин, 17 пулеметов, 55 винтовок и много боеприпасов. Создалась реальная угроза окружения группировки немецких войск в этом районе. Прекрасно понимая это, немецкое командование подбрасывало все новые и новые резервы, не считаясь ни с какими потерями, любой ценой стремилось отбросить нас, заставить отступить. Воины 1-й гвардейской стояли насмерть, проявляя чудеса храбрости и героизма, отбивали яростные контратаки врага.

Приведу лишь несколько примеров.

21 января 85-й стрелковый полк под командованием подполковника Н. Д. Козина освободил деревню Удерово и продолжал наступление в направлении Крюково, Парменовка. Уже видны были крыши Парменовки, еще бросок — и деревня будет взята. Но тут на наши атакующие цепи ринулись 11 вражеских танков. Артиллерия отстала, и подполковник Козин бросил в бой резерв — роту противотанковых ружей под командованием лейтенанта Багирова.

Багиров быстро вывел своих бронебойщиков в боевые порядки пехоты, определил каждому расчету огневую позицию. Петеэровцы уверенно принялись за свое дело. В треск автоматов и пулеметов вплелись своеобразные щелчки противотанковых ружей. И вдруг замолчал третий расчет на левом фланге роты. Лейтенант Багиров и политрук роты Кузьменко немедленно поползли туда. Бойцы третьего расчета были убиты. В коробке оставалось всего пять патронов, а на позицию расчета шли фашистские танки.

Багиров лег за ружье. Тщательно прицелился в головную машину. Выстрелил раз, другой, но танк упрямо полз вперед. Лишь пятым, последним, патроном Багиров подбил бронированную машину. Больше стрелять было нечем. А на позицию надвигался еще один танк, изрыгая [133] огонь из пушки и пулемета. Тогда Багиров, приказав Кузьменко прикрывать его автоматным огнем, со связкой гранат пополз к вражеской машине.

Вот он нырнул в овраг, выбрался на противоположный край. Все — он в «мертвой зоне», огнем пулемета его не достать. И тогда стальная громадина двинулась на него, стремясь раздавить гусеницами. Когда до танка оставалось несколько метров, Багиров бросил под гусеницу связку гранат. Раздался мощный взрыв. Гусеница сползла с катков, танк беспомощно завертелся на месте и остановился. Выбравшихся из люка немецких танкистов скосил из автомата политрук Кузьменко.

На правом фланге роты в это же время вел бой расчет противотанкового ружья сержанта Маслова, вторым номером которого была Люба Земская. О героическом подвиге этой комсомолки из Харькова писалось уже много. Но я не могу не рассказать о нем еще раз. Когда мне К. И. Филяшкин рассказал о ее подвиге, когда я прочел ее клятву родной Украине, то не мог сдержать слез.

Люба пошла на фронт добровольцем. Ее направили в медсанбат медицинской сестрой. Но девушка рвалась в бой, хотела сама бить фашистов. Она буквально осаждала командование просьбами направить ее на учебу в школу бронебойщиков. Как Любу ни увещевали, ни стращали трудностями неженской боевой профессии, она от своего не отступала. Наконец командование капитулировало. Люба окончила школу бронебойщиков, сдала «на отлично» все экзамены и стрельбы и была направлена в роту лейтенанта Багирова.

Бон под Парменовкой был ее боевым крещением. На огневую позицию сержанта Маслова и Любы Земской ползли пять вражеских танков. «Главное в нашем деле — не торопиться», — сказал Маслов, тщательно прицеливаясь в головную машину. Выстрелить он не успел: его сразила пулеметная очередь.

Люба одна вступила в единоборство с фашистскими танками. «Главное в нашем деле — не торопиться», — повторяла она слова Маслова. Подпустив головной танк на расстояние 150 метров, Люба выстрелила. Танк встал, задымил, а затем и запылал. Внутри машины начали рваться боеприпасы, а отважная комсомолка уже брала на прицел второй танк. Три выстрела — и вторая машина горит. На очереди третья. Выстрелить она не успела — пулеметная очередь прошила тело девушки. Собрав последние [134] силы, Люба встала, повернулась к своим товарищам: «Ребята, ни шагу назад! Смерть гадам!»

Любу Земскую похоронили в деревне Хохловка Курской области. Из кармана гимнастерки героини вместе с комсомольским билетом и красноармейской книжкой достали ее клятву родной Украине:

«Украина моя, Украина! Мать моя любимая! Единственная в мире, ты лелеяла нас. Ты баловала нас, ты дарила нам свои лучшие блага, ты ничего не жалела для нас. Но нет блага, равного твоей любви, которой ты окружила нас с детства. И я, дочь твоя, дочь украинского народа, клянусь тебе памятью всех погибших сестер и братьев, что буду мстить жестоко, беспощадно, каждой каплей своей крови.

Если вражеский снаряд оторвет мне руку, я буду биться одной рукой. Если я лишусь ног, я доберусь к звериному логову ползком и буду разить фашистов гранатой. Если мне выбьют очи, я увижу врага глазами сердца и не промахнусь!»

Партия и правительство высоко оценили подвиг Любы Земской, посмертно наградив ее орденом Ленина.

Отважно сражался в этих боях 355-й ордена Ленина стрелковый полк. Особенно тяжелыми были бои под деревней Карташовка. Враг яростно контратаковал. Но выбить гвардейцев из деревни ему не удавалось. Мешала небольшая поросшая лесом высотка севернее Карташова, которую обороняла рота младшего лейтенанта В. И. Журавлева. Шесть вражеских контратак отбили бойцы Журавлева за один день. И вот их осталось только тринадцать: командир 1-й стрелковой роты 355-го стрелкового полка младший лейтенант Журавлев, политрук роты Г. И. Козлов, старшина И. Т. Исайкин, старший сержант Е. Т. Мишкин, сержант В. П. Лубенев, рядовые Г. М. Евтушенко, А. А. Щедрин, И. В. Зацепин, И. М. Ливанов, 11. И. Кашубин, И. М. Ерофеев, Н. Т. Сашников и П. И. Бовдур.

Политрук роты Г. И. Козлов сказал бойцам:

— Товарищи! Нас осталось 13 человек. Мало это или много? Много! Потому что мы гвардейцы. Если мы отдадим высоту, фашисты выбьют наш полк из Карташова. Неужели мы это допустим?

— Будем драться до последней капли крови! — решили гвардейцы. [135]

В это время на высоту вновь двинулось свыше сотни фашистов при поддержке двух танков. На позицию гвардейцев обрушился шквал артиллерийского и минометного огня. Но, когда гитлеровцы приблизились к высоте, их встретил губительный огонь. Фашисты залегли, а потом вновь короткими перебежками, прячась за стволами деревьев, полезли вперед. Уже около двух часов длился бой 13 гвардейцев против сотни гитлеровцев. Погибли старшина Исайкин, бойцы Евтушенко, Ливанов, Ерофеев, старший сержант Мишкин. В рукопашной схватке погиб политрук Козлов. Но шесть винтовок и один автомат по-прежнему вели огонь по врагу.

Вот уже фашисты в каких-то 15 метрах.

— За Родину! Вперед! — поднялся младший лейтенант Журавлев и тут же упал, сраженный вражеской пулей.

— За мной! — крикнул сержант Лубенев, и шестеро гвардейцев бросились в последнюю штыковую атаку.

Посланное командиром батальона подразделение выбило гитлеровцев с высотки. На ней они нашли тела погибших гвардейцев. Вокруг валялись десятки фашистских трупов.

30 января мы получили приказ прекратить дальнейшие наступательные действия. Собрались в штабе, подвели некоторые итоги. За 11 дней боев в районе Щигры 1-я гвардейская ордена Ленина стрелковая дивизия освободила 21 населенный пункт. Было захвачено трофеев: 8 орудий, 7 минометов, 24 автомашины, 3 крупнокалиберных и 4 зенитных пулемета, 12 легких пулеметов, 79 винтовок, много боеприпасов.

Командование фронта предоставило соединению небольшую передышку.

5 февраля дивизия была передана в оперативное подчинение командующему 21-й армией генерал-майору В. Н. Гордову. По его приказу 1-я гвардейская передислоцировалась в район Лески, 35 километров севернее Белгорода. Здесь готовилось новое наступление.

Дивизии была поставлена задача: во взаимодействии с 1-й танковой бригадой взять Лески и станцию Беленихино и перерезать железнодорожную магистраль Белгород — Курск.

Получив задачу, я с группой командиров тотчас же отправился на рекогносцировку к месту предстоящих боев. С НП обороняющегося здесь стрелкового полка, расположенного [136] на высоком холме, Лески были видны хорошо. Сразу от подножия холма до самой деревни почти на километр тянулось гладкое, как скатерть, заснеженное ноле. С юго-востока и с северо-востока к деревне примыкали высоты.

«Наверняка немцы оборудовали на этих высотах пулеметные точки, — подумал я. — И будут поливать нас фланговым огнем с двух сторон, когда мы выйдем на это чертово поле».

— Разведданные получены? — обратился я к начальнику разведки.

— Так точно, товарищ генерал!

— Доложите.

— Лески обороняет 222-й полк 75-й пехотной дивизии, а также сводный батальон альпийских стрелков. У противника большое количество минометов и тяжелой артиллерии. Деревня сильно укреплена. Почти каждый дом превращен в дзот. На окраинах деревни врыты в землю танки. Кроме того, есть танки на ходу. В направлении Беленихино противник укрепил крутую железнодорожную насыпь и нарастил на ней лед.

Вернувшись с рекогносцировки, мы засели за разработку операции. Наступать было решено одновременно в двух направлениях. 4-й и 355-й стрелковый полки должны были наступать на Лески, 85-й и 331-й — на Беленихино.

Поздним вечером 20 февраля 1942 года после артиллерийской подготовки 1-я гвардейская и соседние соединения пошли в наступление.

Стремительным броском батальоны 4-го и 355-го стрелковых полков преодолели половину заснеженного поля. И здесь сбылись мои самые худшие опасения. Сильный фланговый пулеметный, а также плотный артиллерийско-минометный огонь прижал бойцов к земле. Плохо разведанные вражеские огневые точки не были подавлены.

— Повторить артиллерийский налет! — приказал я, внутренне сомневаясь, что нам удастся подавить огневые точки противника.

Несколько раз еще поднимались в атаку гвардейцы, но так и не смогли ворваться в село.

В это же время 85-й и 331-й стрелковые полки с боем продвинулись километров на пять и вышли к железнодорожной насыпи. Начался трудный штурм обледенелой крутизны. Бойцы, действуя штыками и саперными лопатками, [137] карабкались вверх и снова скатывались вниз. И все это под непрерывным огнем. Нескольким подразделениям удалось преодолеть насыпь и закрепиться на ее противоположной стороне. Хуже дело обстояло с артиллерией. Как ни старались бойцы втащить пушки на насыпь, ничего не получалось. Орудия скатывались вниз, переворачивались, сметали все на своем пути. Артиллерия осталась по нашу сторону насыпи.

Наступила морозная лунная ночь. Донесения в штаб дивизии поступали неутешительные. Полки лежат в снегу, в открытом поле. Потери большие, много обмороженных.

Признаться, меня на какое-то время охватило сомнение: «Не вернуть ли части назад?» И тут же мысль: «Но ведь завтра все придется начинать сначала».

— Что делать, комиссар? — спросил я К. И. Филяшкина.

— Продержаться до утра, а там атаковать, — ответил он.

Утром 22 февраля 4-й и 355-й стрелковые полки стремительной атакой овладели траншеями немцев на окраине села.

Перебравшиеся через насыпь подразделения 85-го и 381-го стрелковых полков были атакованы вражескими танками. А наша артиллерия была по другую сторону насыпи и помочь отразить танковую атаку не могла. С горечью пришлось дать приказ об отходе на исходные рубежи.

Теперь гитлеровцы все свои силы бросили на полки, ворвавшиеся в Лески. В контратаку пошли танки. Но здесь-то наша артиллерия была в боевых порядках пехоты. От метких выстрелов орудийного расчета старшего сержанта Шерстникова и бронебойщика сержанта Кузьменко сразу загорелись два вражеских танка. Остальные, не приняв боя, скрылись за домами. Но сделано было, что называется, полдела. Большая часть села была в руках гитлеровцев.

Еще вечером 21 февраля я получил приказ командующего фронтом о назначении полковника М. Е. Вайцеховского командиром 81-й стрелковой дивизии вместо выбывшего по ранению генерала В. С. Смирнова. Жаль мне было расставаться с ним. Немного мы вместе воевали, но успели по-боевому крепко сдружиться. [138]

22 февраля с этим приказом я пришел на КП М. Е. Вайцеховского. Он сидел, сосредоточенно уткнувшись в карту. Увидев меня, поднялся навстречу.

— Ну как воюешь, Михаил Емельянович? — с улыбкой спросил я, протягивая руку.

— Да помаленьку, товарищ генерал, — по-воронежски певуче ответил он.

— А я тебя поздравить пришел. С повышением. — И ознакомил его с приказом. — Так что сдавай полк Худякову — и с богом!

Целая гамма чувств отразилась на лице полковника Вайцеховского. Видно было, что ему и приятно оказанное высокое доверие и в то же время мучительно жаль расставаться с полком, своим родным детищем.

— Разрешите обратиться с просьбой, товарищ генерал? Хочу отложить отъезд на сутки. Возьмем Лески — тогда и сдам полк.

— Ну что ж, может, ты и прав, Михаил Емельянович.

Как я потом об этом горько пожалел!

Все было готово для решительного штурма, и полковник Вайцеховский со своего КП пошел на НП, оборудованный перед самым селом. Дорога туда шла по этому проклятому ровному полю, и, когда начался минометный обстрел, Михаил Емельянович был тяжело ранен осколком мины в живот. На волокуше его вывезли из-под обстрела и быстро доставили в медсанбат. Но, несмотря на все старания врачей, спасти жизнь этого замечательного командира не удалось.

Похоронили М. Е. Вайцеховского с воинскими почестями в городе Воронеже на площади имени III Интернационала. Пять дней спустя здесь же был похоронен также скончавшийся от ран командир 81-й стрелковой дивизии генерал-майор В. С. Смирнов, которого должен был сменить М. Е. Вайцеховский.

Еще несколько суток наше соединение вело бои в районе Лески, Беленихино. За это время гитлеровцы потеряли свыше 700 солдат и офицеров, много танков и другой боевой техники.

26 февраля мы получили приказ командующего 21-й армией генерала Гордова сдать занимаемый 1-й гвардейской участок частям 297-й стрелковой дивизии и сосредоточиться в районе Верин, Кузьминка, Гнездиловка. Здесь создавалась группировка войск для наступления на Харьков. [139]

Через два дня, когда дивизия уже была в указанном районе, был получен новый приказ: сосредоточиться в районе Марыш, Покаляное, Бочково. Был определен очень жесткий срок передислокации — пять ночей. Именно ночей, а не дней, поскольку передвигаться нужно было скрытно.

Начался изнурительный ночной марш по маршруту Авдеевка, Пушкарное, Зимовное, Ефремовка. Зимние дороги были сплошь занесены снегом. Буксовали машины, выбивались из сил лошади. И все-таки дивизия точно в назначенный срок вышла в район сосредоточения.

«Несмотря на тяжелые условия марша, — доносил представитель штаба армии, — дивизия точно и в срок выполнила боевое распоряжение. Дисциплина марша и маскировка соблюдались полностью...»{9}

5 марта 1-я гвардейская стрелковая дивизия поступила в распоряжение командующего 38-й армией генерал-майора К. С. Москаленко. В этот же день был получен приказ Верховного Главнокомандования о переименовании всех частей дивизии в гвардейские с присвоением им новых номеров.

85-й стрелковый полк стал 2-м гвардейским стрелковым полком, 331-й стрелковый полк — 7-м гвардейским полком, 355-й стрелковый полк — 16-м гвардейским полком, а 4-й Воронежский стрелковый полк получил наименование «4-й гвардейский стрелковый полк».

Трудно описать ту радость, которая охватила весь личный состав дивизии, когда был оглашен этот приказ. Во всех частях и подразделениях прошли митинги, на которых гвардейцы поклялись еще сильнее громить врага, биться с ним до последней капли крови, до полного уничтожения ненавистных фашистов. В эти дни многие воины подали заявления о вступлении в партию.

В ночь на 7 марта мы сменили части 300-й стрелковой дивизии 38-й армии на рубеже Прилипка, 1-е Советское. Перед нами была поставлена задача нанести удар в направлении северной окраины 1-е Советское, Избицкое, форсировать по льду Северский Донец и захватить на его западном берегу плацдарм для последующего наступления на Харьков.

Как назло, в эти дни наступила оттепель. Лед на Северском Донце стал мягким, ноздреватым. К тому же укрепившийся [140] на западном берегу противник изрядно раскрошил его артиллерийским и минометным огнем. Вот в этих трудных условиях в 5 часов утра 7 марта части дивизии начали форсирование Северского Донца. От тягачей и конных упряжек пришлось отказаться — лед бы не выдержал. Пушки бойцы тащили на руках.

Противник яростно сопротивлялся, цепляясь за каждый клочок земли, но не выдержал гвардейского удара. К 16 часам 7 марта части дивизии вышли ко второму рубежу обороны гитлеровцев. Плацдарм был захвачен.

Отмечая успешное выполнение задачи, командующий 38-й армией в своем приказе писал:

«Командирам и комиссарам соединений и частей нужно помнить, что этот, пока еще небольшой, кусок нашей родной земли на западном берегу реки Северский Донец отнят у противника потерей наших лучших товарищей, верных сынов нашей Родины. Поэтому и речи быть не может об оставлении этого куска противнику, а, наоборот, надо его расширять и увеличивать, готовить плацдарм для развертывания войск в целях освобождения Харькова. Самое главное, что надо помнить, что этот кусок отделен от основной части нашей территории рекой Северский Донец. Поэтому надо его удерживать во что бы то ни стало...»{10}

Плацдарм на западном берегу реки Северский Донец дивизия прочно удерживала до 19 апреля. 19 апреля 1942 года 1-я гвардейская ордена Ленина стрелковая дивизия, сдав другим частям надежно закрепленный плацдарм, была выведена для отдыха и пополнения и эшелонами отправлена в Ливны. [141]