На Белорусской земле
В связи с предстоящей передачей Воронежскому фронту 13-й и 60-й армий встал вопрос о фронтовых средствах усиления, которые находились на направлении действий этих войск, наносивших главный удар. Отдать мы их не могли, так как без них нельзя было приступить к выполнению новой задачи. С другой же стороны, было очень жалко ослаблять эти армии. Сейчас бы, не теряя времени на перегруппировки, использовать выгодное положение войск Пухова и Черняховского на западном берегу Днепра, подкрепить их танками и артиллерией и ударить по Киеву с севера, пока враг не успел подтянуть сюда большие силы...
Из Москвы позвонил генерал А. И. Антонов, сказал, что Ставка интересуется моим мнением: следует ли сейчас производить салют в честь войск фронта, форсировавших Днепр?
Я ответил, что, по-моему, с салютом надо подождать: незачем раньше времени настораживать гитлеровское командование. А вот об ударе на Киев не мешало бы еще раз подумать. Антонов порекомендовал мне доложить свои соображения непосредственно Верховному Главнокомандующему. Я тут же это сделал. Сталин ответил, что вопрос о действиях войск на киевском направлении, как известно, уже решен и пересматривать его поздно, фронтовые же средства остаются в нашем распоряжении, а Пухову и Черняховскому надлежит оставить лишь штатные средства, забота об этих армиях с момента их передачи возлагается на Воронежский фронт.
— Что же касается салюта, — сказал в заключение товарищ Сталин, — то тут вы правы — лучше будет его ненадолго отложить...
Мы расстались с прекрасными командирами Черняховским и Пуховым и их войсками. Вместо них из расформированного [232] Брянского фронта к нам перешли со своими полосами три армии — 50-я под командованием генерала И. В. Болдина, 3-я — генерала А. В. Горбатова и 63-я — генерала В. Я. Колпакчи.
К тому времени эти армии, преследуя вражеские войска, достигли реки Сож и с боями форсировали ее, захватив несколько плацдармов на западном берегу. Таким образом, они, по существу, поравнялись с правым флангом нашего фронта. Поэтому мы могли обойтись без кружных перебросок войск. Главное было не дать передышки противнику.
Войска нашего фронта уже вели бои на белорусской земле. Людей не надо было подгонять: все дрались самоотверженно, стремясь быстрее изгнать фашистских оккупантов за пределы родной страны.
А наступать было все труднее. После тяжелых боев части поредели. Пополнение мы получали из госпиталей — выздоровевшие раненые возвращались в свои части. Значительный приток людей давал также призыв в армию граждан, проживавших на освобожденной территории. Войска все лучше оснащались вооружением и техникой, но людей по-прежнему не хватало.
Приступая к операции по освобождению Белоруссии, мы перегруппировали силы ближе к центру фронта. Наш командный пункт перебазировался в Ново-Белицу, на гомельское направление. Здесь же разместились правительство и ЦК Компартии Белоруссии.
Быстро установили связь с новыми войсками, перешедшими в состав фронта. Мы с К. Ф. Телегиным отправились знакомиться с армиями на месте. Член Военного совета фронта П. К. Пономаренко с М. С. Малининым приступили к установлению связи с партизанами Белоруссии. Народные мстители представляли большую силу, и нам нужно было разработать с ними план совместных боевых действий в операции. В этом нам оказывал неоценимую помощь П. К. Пономаренко, как начальник Центрального штаба партизанского движения и Первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии.
К дню нашего прибытия в 50-ю армию ее части вели бой, форсируя реку Сож и расширяя захваченные плацдармы на западном берегу, где они овладели Кричевом, Чериковом и еще многими населенными пунктами. На правом фланге войска форсировали реку Проня и сражались [233] с немецкими частями, предпринимавшими контратаки с могилевского направления. Несмотря на большой некомплект, армия была сильной, хотя и ощущался острый недостаток в артиллерийских боеприпасах, что отражалось на темпах продвижения войск.
3-я армия А. В. Горбатова тоже вела бои за расширение плацдармов на западном берегу реки Сож. До этого войска с тяжелыми боями одолели большое расстояние по труднопроходимой местности. Люди устали, части и соединения сильно поредели, но боеспособность их была еще высокой, а одержанные успехи вдохновляли бойцов и командиров. Командарм и его штаб были на высоте своего положения. Они понимали, что о передышке в этих условиях думать нечего.
Александр Васильевич Горбатов — человек интересный. Смелый, вдумчивый военачальник, страстный последователь Суворова, он выше всего в боевых действиях ставил внезапность, стремительность, броски на большие расстояния с выходом во фланг и тыл противнику. Горбатов и в быту вел себя по-суворовски — отказывался от всяких удобств, питался из солдатского котла.
Суворовские принципы помогали ему воевать. Но подчас А. В. Горбатов понимал их чересчур прямолинейно, без учета изменившихся условий. В наше время не так-то просто выйти во фланг и тыл противнику, когда армии стали массовыми, а фронты сплошными. Для прорыва вражеских позиций уже бывает недостаточно сил одной армии, приходится прибегать к операциям огромного масштаба, в которых участвуют одновременно несколько фронтов. И сейчас вот проводилась такая широкая операция, в которой армии Горбатова выпала довольно скромная роль действовать на второстепенном участке и отвлекать на себя силы врага, когда главная группировка фронта будет наносить удар на решающем направлении.
Горбатов — старый командир, получив приказ наступать, прилагал все силы, чтобы выполнить задачу. Но обстановка складывалась так, что его старания не приводили к тем результатам, которых: ему хотелось бы достичь. И тогда командарм со всей своей прямотой заявил, что его армия командующим фронтом используется неправильно. Я прочитал его жалобу и направил в Ставку. [234]
Поступок Александра Васильевича только возвысил его в моих глазах. Я убедился, что это действительно солидный, вдумчивый военачальник, душой болеющий за порученное дело. Так как ответа из Ставки не последовало, я сам решился, в нарушение установившейся практики, раскрыть перед командармом все карты и полностью разъяснить ему роль его армии в конкретной обстановке. Александр Васильевич поблагодарил меня и заверил, что задача будет выполнена наилучшим образом.
Однако жалоба генерала Горбатова, которую я переслал в Ставку, по-видимому, все же сыграла свою роль. Вскоре Ставка стала полнее информировать всех нас о своих замыслах и месте наших войск в осуществлении этих планов.
А командарм Горбатов и на второстепенном участке фронта сумел показать себя. Улучив момент, возглавляемая им 3-я армия внезапным ударом опрокинула противника и на его плечах форсировала Днепр. Но об этом речь будет позже.
Нашим слабым местом стала доставка боеприпасов. Коммуникации растянулись. Железные дороги, разрушенные противником, еще не были восстановлены. Тыл фронта не поспевал за стремительным движением войск. Подвоз боеприпасов был весьма скудный, а то количество, что мы успевали подбросить нашим фронтовым транспортом, в первую очередь направлялось войскам левого крыла, где наносился главный удар.
К великому своему огорчению, ставя А. В. Горбатову задачу на активные действия, я не мог порадовать его обещанием дать армии необходимое количество снарядов и мин. Армии предстояло ограничиться прежним «голодным пайком». А обстановка вынуждала ее продолжать активные действия, чтобы отвлекать на себя вражеские силы и этим обеспечить наступление войск на главном направлении.
63-я армия генерала В. Я. Колпакчи готовилась к форсированию реки Сож. Преодолеть ее с ходу ее удалось. Усталость войск чувствовалась и здесь. Но настроение людей было боевое. Они сознавали, что впереди много трудностей, и деятельно готовились к новым боям. Армия в целом произвела на меня хорошее впечатление. [235]
На главном направлении, где были сосредоточены основные усилия фронта, 48-я армия П. Л. Романенко вела тяжелые бои непосредственно у Гомеля, который противник превратил в сильный опорный пункт. Во взаимодействии с 65-й армией, наступавшей южнее Гомеля, войскам Романенко удалось форсировать Сож, и сейчас они с трудом расширяли захваченный плацдарм.
65-я армия П. И. Батова тоже застряла здесь, в междуречье Сож — Днепр, ведя упорные бои в тяжелых условиях болотисто-лесистой местности. Противник понимал, чем грозит его гомельской группировке наступление наших войск в междуречье, и непрерывно усиливал этот участок новыми частями.
Задержка с продвижением у Гомеля вынуждала нас срочно искать выход. И мы его нашли. Решили перенести удар еще южнее, а в междуречье оставить только части 48-й армии, которым своими активными действиями предстояло сковать здесь как можно больше сил противника, а 65-й армии во взаимодействии с 61-й нанести удар ниже по течению Днепра на участке Лоев, Радуль.
Это решение с воодушевлением было воспринято П. И. Батовым, и он немедленно приступил к делу. Требовалось скрытно вернуть войска армии с западного берега реки Сож на восточный, передвинуть их в новый район и приступить к форсировавию Днепра. На подготовку ему отводилось всего шесть суток — больше мы дать не могли: дорог был каждый час. И войска уложились в этот крайне сжатый срок. Командарм П. И. Батов, начальник штаба армии И. С. Глебов, член Военного совета армии Н. А. Радецкий — люди пытливые и неутомимые — всесторонне продумали смелый маневр войск. Чтобы скрыть от врага перегруппировку, командарм один корпус оставил в междуречье с задачей побольше тревожить гитлеровцев, привлекать к себе их внимание. 19-й стрелковый корпус, возглавляемый генералом Д. И. Самарским, блестяще выполнил эту задачу.
От действий 65-й армии теперь зависел успех всего фронта. Поэтому мы ей придали все фронтовые средства усиления. Чтобы отвлечь внимание противника от направления нашего главного удара, 50-я и 3-я армии получили приказание 12 октября перейти в наступление на своих участках. С болью в сердце ставил я им эти задачи, зная ограниченные средства, которыми располагали Болдин [236] и Горбатов, но это было необходимо в общих интересах и нужно было сознательно идти на некоторые жертвы.
Как мы и предвидели, наступление 50-й и 3-й армии вначале имело небольшой успех, но уже на третий день противник, подбросив на это направление дополнительные силы, перешел в контрнаступление и оттеснил наши части на их исходный рубеж. К счастью, попытки врага развить успех были сорваны. Не добились перелома и войска 63-й армии. Расширить захваченный ими плацдарм на западном берегу реки Сож севернее Гомеля им не удалось; они еле удерживали его, отражая яростные вражеские атаки.
Зато начавшееся 15 октября наступление войск 65-й армии на лоевском направлении сразу принесло успех. Несмотря на сопротивление противника, занимавшего выгодные позиции на высоком западном берегу Днепра, наши части форсировали реку, овладели Лоевом, этим сильным опорным пунктом гитлеровцев, и неудержимо двинулись вперед. Тронулись и части 61-й армии, действовавшие южнее на западном берегу Днепра.
Активные действия войск правого крыла фронта, сковавшие значительные силы противника, лишили его возможности перебросить свои части на лоевское направление, чтобы предотвратить прорыв. Теперь же, когда создалась угроза выхода наших войск в тыл всей гомельской группировке немцев, враг вынужден был начать отвод своих частей, действовавших в междуречье Сож — Днепр. Воспользовавшись этим, войска 48-й армии, опрокидывая вражеские отряды прикрытия, значительно продвинулись вперед. А 19-й стрелковый корпус Самарского форсировал Днепр севернее Лоева и устремился на Речицу, обеспечивая правый фланг своей 65-й армии. Улучшила свое положение на западном берегу Днепра и 61-я армия, перебросив туда основные силы с восточного берега.
Учитывая тяжелые условия местности, пересеченной крупными реками, сильно укрепленные вражеские оборонительные рубежи, в том числе и пресловутый Восточный вал, овладение плацдармом на западном берегу Днепра шириной 40 и глубиной до 20 километров было большим успехом войск левого крыла нашего фронта. Сейчас этот плацдарм нависал над всей гомельской группировкой противника, и тех вынужден ,был стягивать сюда силы, с других [237] участков, ослабляя там оборону. Гитлеровцам удалось задержаться на второй полосе своих укреплений, проходившей на удалении 20—25 километров от Днепра. С ходу преодолеть этот рубеж наши войска не смогли. А противник начал предпринимать контратаки все увеличивающимися силами с целью восстановить здесь положение. Разведывательные данные подтверждали, что вражеский рубеж сильно укреплен.
Принимаем решение временно приостановить наступление. 65-й и 61-й армиям приказываю прочно закрепиться на достигнутом рубеже, введя в первый эшелон все свои дивизии. Тем временем перебрасываем на лоевский плацдарм фронтовые резервы — 1-й Донской гвардейский танковый корпус М. Ф. Панова, 9-й танковый корпус Б. С. Бахарова, кавалерийские корпуса В. В. Крюкова и М. П. Константинова, артиллерийский корпус прорыва Н. В. Игнатова. 48-я армия продолжает переправу своих основных сил на западный берег Днепра, улучшая исходное положение для наступления на Речицу. 11-я армия И. И. Федюнинского, переданная нам из резерва РГК, совместно с 63-й армией готовится нанести удар севернее Гомеля в направлении на Жлобин.
Основной удар по-прежнему наносится войсками левого крыла фронта, где сосредоточиваем основные силы и средства. Задача — наступая с лоевского плацдарма, прорвать вражескую оборону, овладеть Речицей, Василевичами, Калинковичами и выйти в тыл гомельской группировке противника. Ориентировочный срок начала наступления ударной группировки — 10 ноября. К этому времени должна быть проведена тщательная подготовка операции. Самые большие трудности были по-прежнему со снабжением, особенно боеприпасами.
Это решение разрабатывалось усилиями большого коллектива. Вначале расчеты были произведены штабом фронта. Самое непосредственное участие в планировании операции приняли члены Военного совета Пономаренко и Телегин, начальник штаба Малинин, командующие родами войск Казаков, Орел, Прошляков, Максименко и Антипенко. Затем задачи отрабатывались с командующими армиями, которые были собраны на КП генерала Батова. Такая система подготовки к операции у нас строго выдерживалась, конечно, если позволяло время.
Между тем боевые действия на нашем фронте не прекращались. [238] Шли бои за удержание и расширение плацдармов, за улучшение исходного положения для предстоявшего наступления.
К этому времени войска соседнего с нами Западного фронта, продолжая успешно продвигаться вперед, достигли рубежа Ленино, Брибин. Здесь они встретили организованное сопротивление противника и вынуждены были остановиться.
Войска соседа слева — 1-го Украинского фронта (так стал называться Воронежский фронт) вели тяжелые бои на подступах к Киеву. Противник упорно отражал все попытки прорвать его оборону.
Перед нашим Белорусским фронтом действовали немецкие войска группы армий «Центр» (4, 9 и 2-я армии), выполнявшие задачу гитлеровского командования — не допустить прорыва Восточного вала. Мы уже убедились в прочности этого рубежа. В лоб его взять было трудно. Тут требовался смелый маневр и умение обмануть противника. Так как инициатива находилась в наших руках, мы могли идти на риск, демонстрируя сосредоточение сил на одном участке фронта, в то время как готовили удар совсем на другом направлении. Мы так и поступали. 11-я армия И. И. Федюнинского вместе с войсками В. Я. Колпакчи непрерывно атаковала противника севернее Гомеля, приковывая к этому участку его внимание. А основной удар нами уже был подготовлен с лоевского плацдарма.
Накануне наступления вместе со мной на КП 65-й армии в Лоев прибыли командующие родами войск фронта и командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко. Еще раз просмотрели план операции. Поскольку решающий удар наносился на участке 65-й армии, я принял решение танковые корпуса и кавалерию на первом этапе операции подчинить командарму П. И. Батову, предоставляя этим ему еще больше самостоятельности и инициативы. Я со своими помощниками буду находиться здесь же, чтобы в нужную минуту помочь, внести необходимые коррективы.
10 ноября войска двинулись вперед. В первый же день оборона противника была прорвана. На второй день в прорыв вошли танковые и кавалерийские корпуса. Взаимодействуя, они стремительно продвигались, уничтожая вражеские части, пытавшиеся сопротивляться на некоторых [239] участках. Успешно действовали и войска 48-й армии, наступавшие вдоль западного берега Днепра на Речицу, Батов принял смелое решение: завернул вырвавшиеся вперед две стрелковые дивизии и две танковые бригады корпуса Панова в тыл гитлеровцам, оборонявшимся в Речице. В результате этого неожиданного для противника удара город был освобожден с незначительными для нас потерями.
Развивая успех, 48-я армия частью сил форсировала Березину при ее впадении в Днепр и закрепилась на плацдарме южнее Жлобина.
П. И. Батов, умело используя высокую подвижность танковых и кавалерийских корпусов, гнал противника на запад, в полесские леса и болота. Преследуя врага, не останавливались и войска 61-й армии П. А. Белова. Они уже приближались к Мозырю. Неприступный Восточный вал, который гитлеровская пропаганда воспевала на все голоса, был прорван войсками левого крыла Белорусского фронта на протяжении 120 километров.
Враг упорно сопротивлялся, стремясь во что бы то ни стало задержать паше наступление. От бойцов и командиров требовались большое мужество, стремительность и широкая инициатива. Эти качества наших воинов раскрылись в те дни с наибольшей полнотой. Особенно хорошо действовали танкисты.
Приведу один из множества примеров. Танкисты корпуса Б. С. Бахарова совместно с 65-й армией прорывали оборону противника на западном берегу Днепра. Танковый взвод лейтенанта Александра Степановича Паланского вырвался вперед. Позади него наших войск не было, но танкистов это не смутило. Уничтожая гитлеровцев огнем и гусеницами, они ворвались в поселок Городок, оборонявшийся гарнизоном, насчитывавшим более пятисот фашистских солдат.
Ошеломленные внезапным появлением советских танков, гитлеровцы прекратили сопротивление и бежали, оставив на месте четыре тяжелых орудия и другое оружие. Продолжая выполнять задачу, лейтенант Паланский атаковал следующий населенный пункт — Стародубки, уничтожив здесь свыше двухсот гитлеровцев. Захватив несколько минометов с тридцатью ящиками мин, танкисты использовали их против врага. Взвод удерживал населенный [240] пункт до подхода основных сил танковой бригады; отразив четыре контратаки немцев.
За этот подвиг, сыгравший большую роль в прорыве обороны противника, лейтенант Паланский был удостоен звания Героя Советского Союза.
Выход ударной группировки фронта в глубокий тыл неприятельских войск, оборонявшихся в районе Гомеля, удачные действия 3-й армии Горбатова, нанесшей внезапный удар справа в направлении на Быхов, и сильный нажим на противника в центре частями 63-й и 11-й армий вынудили гомельскую группировку врага к поспешному отходу. 26 ноября Гомель, крупный областной центр Белоруссии, был полностью освобожден от противника.
К концу ноября, за двадцать дней наступления, войска фронта, нанеся тяжелое поражение противнику, отбросили его на 130 километров, освободив значительную территорию Белоруссии.
Важным результатом Гомельско-Речицкой операции Белорусского фронта явилось то, что она содействовала успеху соседа — 1-го Украинского фронта, проводившего в этот период большое наступление на киевском направлении. Скованный войсками нашего франта, противник не смог перебросить в район Киева из Белоруссии ни одной дивизии.
В ходе всей операции мы поддерживали тесную связь с белорусскими партизанами, которые самоотверженно выполняли наши задания. Они взрывали мосты в тылу вражеских войск, разрушали железнодорожные пути, уничтожали склады горючего и боеприпасов, указывали цели для ударов нашей авиации, снабжали нас ценнейшими сведениями о противнике.
Выполнив основную задачу — осуществив прорыв главного оборонительного рубежа противника, войска фронта повели бои за выгодные рубежи, с которых предстояло начать решительное сражение за освобождение всей Белоруссии. Однако подходил момент, когда нужно было уже думать о перерыве в наступательных действиях: войска выдыхались. Впереди же предстояли тяжелые бои, и к ним следовало солидно подготовиться — наладить коммуникации, сократить до минимума время на подвоз боеприпасов, навести разрушенные переправы через крупные реки. Враг, отступая, делал все, чтобы затруднить продвижение ваших войск. Гитлеровцы пускали специальные [241] поезда, которые ломали пополам каждую шпалу. Рельсы, насыпи, мосты разрушали взрывчаткой. А вокруг — сплошные болота. Чтобы продвигать технику, требовалось прокладывать гати, вырубать просеки, наводить мосты через многочисленные речки, заболоченные поймы.
С выходом 3, 63 и 11-й армий на Днепр значительно сократилась протяженность фронта на правом крыле. Учитывая это, Ставка решила вывести 11-ю армию в свой резерв.
Меня вызвал к аппарату Сталин. Спросил, нет ли у меня на примете хорошего командарма, который мог бы возглавить армию под Ленинградом. И подчеркнул, что я, по-видимому, понимаю, как это важно. Не задумываясь, я назвал фамилию генерала И. И. Федюнинского. Сталин, поблагодарив меня, приказал немедленно направить Ивана Ивановича самолетом в Москву,
Федюнинского я знал по совместной службе перед войной в Киевском Особом военном округе. Мы там командовали корпусами: он — стрелковым, я — механизированным. Вместе участвовали в полевых поездках и военных играх, отрабатывая вопросы взаимодействия на общем направлении. И в войну мы вступили вместе. Рекомендуя этого безусловно талантливого военачальника, превосходного организатора, мастера вождения войск на ответственный и важный участок фронта, я был уверен, что Иван Иванович именно тот кандидат, который требуется. И в этом я не ошибся.
В декабре войска Белорусского фронта продолжали бои местного значения, улучшая свое исходное положение. На правом крыле 50-я армия И. В. Болдина левым флангом продвинулась к Днепру у Ново-Быхово, основные же ее силы находились на восточном берегу Днепра. Развернутые фронтом на север, они перехватывали междуречье Проня — Днепр и поддерживали связь в районе Чаус с 10-й армией Западного фронта. 3-я армия А. В. Горбатова готовилась к форсированию Днепра с целью захватить плацдарм и овладеть Рогачевом. 48-я армия П. Л. Романенко закреплялась на северном берегу Березины южнее Жлобина, отражая попытки противника сбросить ее войска с плацдарма.
Войска 65-й и 61-й армий продвигались на мозырско-калинковичском направлении. Особого успеха добились [242] части Батова на своем правом фланге: они уже приближались к Паричам.
Наш сосед слева — 1-й Украинский фронт после трех неудачных попыток нанести главный удар с букринского плацдарма южнее Киева наконец отказался от этого и перегруппировал свои силы на плацдарм севернее Киева.
Начавшееся 3 ноября наступление с этого направления увенчалось победой. Столица Украины 6 ноября была освобождена. Развивая успех, войска 1-го Украинского фронта значительно продвинулись на запад, освободив много населенных пунктов, в том числе город Житомир.
Освобождение Киева и широкий размах операции по изгнанию оккупантов с Правобережной Украины были для нас радостным событием.
В связи со значительным продвижением войск нашего фронта мы снова перенесли свой командный пункт под Гомель. Разместились в небольшом поселке из одноэтажных, преимущественно деревянных домиков, сохранившихся в приличном состоянии. Это было редкое явление. Гитлеровцы почти полностью разрушили Гомель. Красавец город был превращен в груды развалин. Враг с какой-то звериной злобой уничтожал все здания и постройки. Во время боев на улицах города наши солдаты выловили множество факельщиков, имевших специальную задачу: поджигать уцелевшие дома.
Не успели мы обосноваться на новом месте — меня вызвал к аппарату Сталин. Он сказал, что у Ватутина неблагополучно, что противник перешел там в наступление и овладел Житомиром.
— Положение становится угрожающим, — сказал Верховный Главнокомандующий. — Если так и дальше пойдет, то гитлеровцы могут ударить и во фланг войскам Белорусского фронта.
В голосе Сталина чувствовались раздражение и тревога. В заключение он приказал мне немедленно выехать в штаб 1-го Украинского фронта в качестве представителя Ставки, разобраться в обстановке на месте и принять все меры к отражению наступления врага.
Собираюсь в дорогу. Приглашаю с собой командующего артиллерией фронта В. И. Казакова, решив никого больше не брать. За меня остается мой заместитель генерал И. Г. Захаркин — опытный боевой генерал, хороший командир и замечательный товарищ. На него я всегда мог [243] положиться, зная, что он не хуже меня будет руководить войсками. Перед самым выездом мне вручили телеграмму с распоряжением Верховного: в случае необходимости немедленно вступить в командование 1-м Украинским франтом, не ожидая дополнительных указаний.
Должен сознаться, что это распоряжение меня смутило. Почему разбор событий на 1-м Украинском фронте поручается мне? Но раздумывать было некогда.
Важно сейчас как можно быстрее ознакомиться с обстановкой и принять решение, не допуская поспешности и соблюдая полную объективность и справедливость. Тан я и поступил, прибыв на место.
Штаб фронта располагался западнее Киева — в лесу, в дачном поселке. Ватутин был уже предупрежден о нашем прибытии. Меня он встретил с группой офицеров управления фронта. Вид у него был озабоченный.
Н. Ф. Ватутина я знал давно: в Киевском Особом военном округе он был начальником штаба. Высокообразованный в военном отношении генерал, всегда спокойный и выдержанный.
Как я ни старался, дружеской беседы на первых порах не получилось. А ведь встретились два товарища — командующие соседними фронтами. Я все время пытался подчеркнуть это. Но собеседник говорил каким-то оправдывающимся тоном, превращал разговор в доклад провинившегося подчиненного старшему. В конце концов я вынужден был прямо заявить, что прибыл сюда не с целью расследования, а как сосед, который по-товарищески хочет помочь ему преодолеть общими усилиями те трудности, которые он временно испытывает.
— Давайте же только в таком духе и беседовать, — сказал я.
Ватутин заметно воспрянул духом, натянутость постепенно исчезла. Мы тщательно разобрались в обстановке и ничего страшного не нашли.
Пользуясь пассивностью фронта, противник собрал сильную танковую группу и стал наносить удары то в одном, то в другом месте. Ватутин вместо того, чтобы ответить сильным контрударом, продолжал обороняться, В этом была его ошибка. Он мне пояснил, что если бы не близость украинской столицы, то давно бы рискнул на активные действия. [244]
Но сейчас у Ватутина были все основания не опасаться риска. Помимо отдельных танковых корпусов две танковые армии стояли одна другой в затылок, не говоря об общевойсковых армиях и артиллерии резерва РГК. С этим количеством войск нужно было наступать, а не обороняться. Я посоветовал Ватутину срочно организовать контрудар по зарвавшемуся противнику. Ватутин деятельно принялся за дело. Но все же деликатно поинтересовался, когда я вступлю в командование 1-м Украинским фронтом. Я ответил, что и не думаю об этом, считаю, что с ролью командующего войсками фронта он справляется не хуже, чем я, и что вообще постараюсь поскорее вернуться к себе, так как у нас и своих дел много. Ватутин совсем повеселел.
Меня несколько удивляла система работы Ватутина. Он сам редактировал распоряжения и приказы, вел переговоры по телефону и телеграфу с армиями и штабами. А где же начальник штаба фронта? Генерала Боголюбова я нашел в другом конце поселка. Спросил его, почему он допускает, чтобы командующий фронтом был загружен работой, которой положено заниматься штабу. Боголюбов ответил, что ничего не может поделать: командующий все берет на себя.
— Нельзя так. Надо помочь командующему. Это ваша прямая обязанность, как генерала и коммуниста.
Должен прямо сказать, что Боголюбов по своим знаниям и способностям был на месте. Возможно, излишнее самолюбие помешало ему на этот раз добиться правильных взаимоотношений с командующим.
Боголюбов обещал сделать все, чтобы не страдало общее дело. Поговорил я и с Ватутиным на эту тему. К замечанию моему он отнесся со всей серьезностью.
— Сказывается, что долго работал в штабе, — смущенно сказал он. — Вот и не терпится ко всему свою руку приложить.
Сообща наметили, как выправить положение. Забегая вперед, скажу, что Ватутин блестяще справился с задачей, нанес такие удары, которые сразу привели гитлеровцев в чувство и вынудили их спешно перейти к обороне.
Свои выводы об обстановке, о мероприятиях, которые уже начали проводиться войсками 1-го Украинского фронта, и о том, что Ватутин, как командующий фронтом, находится на месте и войсками руководит уверенно, я но [245] ВЧ доложил Верховному Главнокомандующему и попросил разрешения вернуться к себе. Сталин приказал донести обо всем шифровкой, что я и сделал в тот же день. А на следующее утро мне уже вручили депешу из Ставки с разрешением вернуться к себе на Белорусский фронт.
С Ватутиным мы распрощались очень тепло. Оба были довольны, что все окончилось так благополучно. Настроение свое Ватутин выразил в крепком-крепком рукопожатии. Из ответа, полученного из Москвы, я понял, что и Ставка считала, что я справился с ролью ее представителя.
У нас на Белорусском фронте события продолжали развиваться довольно успешно. 65-я армия на своем левом фланге продвинулась к Калинковичам, а 61-я находилась на подступах к Мозырю. Учитывая крайне ограниченные средства, которыми мы располагали, это было большим достижением.
Были и неприятности. П. И. Батов, сосредоточив все усилия на своем левом фланге, недоглядел, что враг подтянул крупные силы против правого фланга армии, хотя мы и предупреждали об этом. Спохватился командарм, когда гитлеровцы нанесли сильный удар, смяли слабые части правого фланга и начали выходить в тыл основной группировке войск армии. Решительными мерами, принятыми командованием армии и фронта, угроза была быстро ликвидирована, противник был остановлен и перешел к обороне. Но увлечение командарма легким продвижением войск без достаточной разведки и игнорирование предупреждений штаба фронта о нависшей опасности обошлось дорого: мы потеряли значительную территорию на очень важном для нас паричском направлении.
Нужно заметить, что в тот период противник часто практиковал заманивание наших частей, инсценируя свой поспешный отход, с тем чтобы после ударить с флангов. О коварстве фашистов нельзя было забывать ни на минуту. От всех категорий нашего командного состава требовались большая осмотрительность и готовность к парированию любых происков драга.
В конце декабря началась так называемая Житомирско-Бердичевская наступательная операция нашего соседа слева — 1-го Украинского фронта, продолжавшаяся до половины января 1944 года. В результате ее советские войска овладели Новоград-Волынским, Житомиром, Бердичевом, [246] Белой Церковью и нанесли противнику тяжелое поражение.
По всему чувствовалось, что центр тяжести Ставка перенесла на Украину и вообще на южное крыло советско-германского фронта. Туда направлялись соединения из резерва Ставки — общевойсковые и танковые армии, танковые корпуса, артиллерийские соединения, танки, пушки, самолеты.
Белорусский же фронт не получал в то время ничего, хотя задача наша оставалась прежней. Мы должны были наступать, а сил у нас оставалось все меньше, о чем Ставка прекрасно знала.
Но мы понимали, что иначе нельзя. Наша задача — активными действиями приковать к себе как можно больше вражеских сил и тем самым облегчить наступление на главном направлении. И мы прилагали все усилия, чтобы выполнить эту задачу. На крупные успехи не рассчитывали, но и на месте не стояли.
Во время развернувшегося большого наступления четырех Украинских фронтов наши части, взаимодействуя с правофланговыми войсками Ватутина, тоже кое-чего добились: 61-я армия овладела Мозырем, 65-я — Калинковичами, 48-я улучшила свои позиции на правом берегу Березины, 3-я армия в исключительно тяжелых условиях форсировала Днепр, овладела Рогачевом и плацдармом на западном берегу, вынудив противника очистить плацдарм на восточном берегу Днепра у Жлобина. Продвинулась немного на своем левом фланге и 50-я армия, но ей пришлось развернуться фронтом на север, так как сосед — 10-я армия Западного фронта — оставался на месте.
Эти операции проводились войсками фронта при скудной норме боеприпасов.
Лишь с 15 апреля директивой Ставки войскам Белорусского фронта было приказано перейти к обороне. [247]