Крах «Цитадели»

С апреля в районе Курской дуги войска обеих сторон стали усиленно готовиться к летней кампании.

Наш КП располагался в Ельце. Этот крупный железнодорожный узел привлекал внимание противника и подвергался частым бомбардировкам. Уже поэтому место было неподходящее. В новой обстановке появилась необходимость перенести КП ближе к войскам. Поэтому мы перебрались в населенный пункт Свобода, севернее Курска. К этому времени заботами нашего штаба новый КП был полностью подготовлен и связан со всеми армиями и соединениями, а также с соседними фронтами справа и слева.

Характер действий противника и данные всех видов разведки все больше убеждали нас, что если немецко-фашистская армия вообще в состоянии в ближайшее время предпринять наступление с решительными целями, то это будет в районе Курской дуги. Конфигурация этого района способствовала применению излюбленного приема немецкого командования — нанесению ударов под основание выступа по сходящимся направлениям (в данном случае на Курск). В случае удачи противник вышел бы в тыл Центрального и Воронежского фронтов и окружил около семи наших армий, оборонявшихся на Курской дуге. Непрекращающаяся переброска войск противника, особенно танков и артиллерии, из глубины в район Орловского выступа подтверждала наши предположения.

Как стало впоследствии известно из трофейных документов, немецкое командование, планируя операции на 1943 год, приняло решение в первую очередь разгромить советские войска, оборонявшиеся на Курской дуге. О том, какое значение оно придавало этой операции, получившей условное название «Цитадель», видно из приказа [197] Гитлера от 15 апреля 1943 года: «Я решил, как только позволят условия погоды, осуществить первое в этом году наступление «Цитадель». Это наступление имеет решающее значение. Оно должно, дать нам инициативу на весну и лето».

Но далеко не все немецкие генералы верили в успех наступления под Курском. На совещании у Гитлера 4 мая 1943 года командующий 9-й немецкой армией генерал-полковник Модель заявил: «Противник рассчитывает на наше наступление, поэтому, чтобы добиться успеха, нужно следовать другой тактике, а еще лучше, если вообще отказаться от наступления». Подобные же колебания проявили и командующие группами армий «Юр» и «Центр» фельдмаршалы Манштейн и Клюге.

Тем не менее в целях восстановления пошатнувшегося авторитета Германии и предотвращения распада фашистского блока гитлеровское командование, пользуясь отсутствием второго фронта в Европе, после длительной подготовки и неоднократных откладываний сроков решило начать наступление под Курском.

Советскому командованию удалось своевременно разгадать замыслы противника, предположительные направления основных его ударов и даже сроки перехода в наступление. Учитывая сложившуюся на фронте обстановку и намерения врага, Ставка приняла решение в оборонительной операции под Курском ослабить его ударные группировки, а потом перейти в наступление на всем южном участке фронта — от Смоленска до Таганрога, Не могу умолчать о том, что при обсуждении в Ставне предстоявшей операции (на этом совещании присутствовали и мы — командующие фронтами) были сторонники не ожидать наступления противника, а, наоборот, упредить удар. Ставка поступила правильно, не согласившись с этим предложением.

В соответствии с принятым Ставкой решением Центральному и Воронежскому фронтам были отданы указания о создании прочной обороны.

Наибольшую опасность мы у себя на Центральном фронте видели в основании Орловского выступа, нависавшем над нашим правым крылом. Поэтому было решено создать здесь наиболее плотную группировку сил. На этом же направлении предусматривалось расположить и основную часть фронтовых резервов. [198]

Такое решение вытекало из следующих соображения. Наиболее выгодным для наступления противника являлось орловско-курское направление, и главный удар (на юг или юго-восток) нужно было ожидать именно здесь. Наступление немецко-фашистской ударной группировки на любом другом направлении не создавало особой угрозы, так как войска и средства усиления фронта, располагавшиеся против основания Орловского выступа, могли быть в любое время направлены для усиления опасного участка. В худшем случае это наступление могло привести только к вытеснению наших войск, оборонявшихся на Курской дуге, а не к их окружению и разгрому.

Принятое командованием Центрального фронта решение было одобрено Верховным Главнокомандующим, и войска приступили к организации обороны.

Против орловской группировки противника, нависавшей над нашим правым флангом, оборонялись соединения 48, 13 и 70-й армий на фронте от Городища до Брянцева протяжением 132 километра. Левее, на 174-километровом фронте от Брянцева до Коренева, занимали оборону войска 65-й и 60-й армий.

Как и всегда, я решил создать необходимые в любой обстановке резервы, поэтому 2-я танковая армия была выведена во второй эшелон, а во фронтовой резерв — 9-й и 19-й танковые корпуса и 17-й гвардейский стрелковый корпус, нацеленный на то, чтобы занять позиции в полосе 13-й армии, если в том будет необходимость.

О том, как мы старались создать высокую плотность войск на угрожаемом направлении, можно судить хотя бы по таким цифрам. Здесь в полосе протяжением 95 километров мы сосредоточили 58 процентов всех наших стрелковых дивизий, 70 процентов артиллерии и 87 процентов танков и самоходно-артиллерийских установок. На этом же направлении были расположены войска второго эшелона и фронтового резерва (танковая армия и два отдельных танковых корпуса). На остальные 211 километров фронта приходилось меньше половины нашей пехоты, треть артиллерии и меньше одной пятой части танков. Это был, конечно, риск. Но мы сознательно шли на такую концентрацию сил, уверенные, что враг применит излюбленный свой метод — удар главными силами под основание выступа. Наша разведка и партизаны подтверждали, что мощная группировка вражеских войск [199] создается именно на том направлении, где мы ожидали.

К разработке общего плана оборонительной операции фронта были привлечены командующие армиями: 48-й — генерал-лейтенант П. Л. Романенко, 13-й — генерал-лейтенант Н. П. Пухов, 70-й — генерал-лейтенант И. В. Галанин, сменивший к этому времени прежнего командарма, 65-й — генерал-лейтенант П. И. Батов, 60-й — генерал-лейтенант И. Д. Черняховский, 2-й танковой — генерал-лейтенант А. Г. Родин и 16-й воздушной — генерал-лейтенант С. И. Руденко. После утверждения плана началась работа конкретно на местности. В ней приняли деятельное участие командование фронта, политическое управление, командующие армиями и родами войск, начальники служб и начальник тыла.

Учитывая, что противник будет наносить удар безусловно крупными силами, командование фронта уже в конце марта в своих приказах и директивах дало войскам конкретные указания об оборудовании оборонительных рубежей. Начальник инженерных войск фронта генерал-майор А. М. Прошляков наметил детальный график и приложил много усилий, чтобы работы выполнялись в установленные сроки и с хорошим качеством. На этого энергичного и инициативного генерала можно было полностью положиться. Скромный, даже несколько застенчивый, он умел проявить и волю и непреклонную решимость. Глубокие знания и богатый практический опыт позволяли ему справляться с самыми сложными задачами. Заботливый и требовательный командир, чудесный товарищ, он пользовался всеобщей любовью. Работать с ним было приятно.

Планомерная подготовка обороны Курского выступа началась с апреля и продолжалась до самого вражеского наступления. Строительство укреплений главной полосы велось войсковыми частями. В сооружении второй и третьей полосы обороны, а также тыловых армейских и фронтовой полос наряду с войсками активно участвовало местное население.

Организуя эти работы, мы использовали опыт, накопившийся к этому времени. Все приказы и директивы командования фронта требовали создания прочной, глубоко эшелонированной, многополосной полевой обороны [200] с максимальным развитием инженерных сооружений на всю ее оперативную глубину.

В начале предполагалось построить пять оборонительных полос общей глубиной 120—130 километров. Но затем. глубина оборонительных полос на отдельных, наиболее важных, направлениях была увеличена до 150—190 километров.

За три месяца войска фронта оборудовали шесть основных оборонительных полос. Кроме того, были построены промежуточные рубежи и отсечные позиции, протянувшиеся на сотни километров. Ходы сообщения между траншеями строились с таким расчетом, чтобы при необходимости они могли служить отсечными позициями. Батальонные узлы сопротивления, как правило, были подготовлены к круговой обороне.

Особое внимание уделялось прикрытию стыков, обеспечению маневра артиллерии траекторией и колесами, а также маневра войск по фронту и из глубины.

Всего войсками фронта за апрель — июнь было отрыто до 5 тысяч километров траншей и ходов сообщения, установлено до 400 тысяч мин и фугасов. Только на участие ,13-й и 70-й армий было выставлено 112 километров проволочных заграждений, из которых 10,7 километра — электризованных, и свыше 170 тысяч мин.

Располагая данными о том, что немецкое командование, готовясь к летнему наступлению, особые надежды возлагает на массированные удары своих танковых войск, оборону Курского выступа мы строили прежде всего как противотанковую, в расчете на отражение ударов крупных танковых группировок противника. Приходилось учитывать и то, что противник собирается широко применять свои новые мощные танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». Мы подготовили сильные противотанковые рубежи с мощными опорными пунктами на наиболее опасных направлениях и максимально насытили их артиллерией.

К отражению вражеских танков решено было привлечь всю артиллерию фронта, в том числе и зенитную, сосредоточив ее основные силы в полосах обороны 13-й, частично 48-й и 70-й армий на направлении ожидаемого главного удара противника.

Для лучшей организации взаимодействия и удобства управления опорные пункты объединялись в противотанковые [201] районы. К июлю на правом крыле фронта глубина противотанковой обороны достигла 30—35 километров. Только в полосе 13-й армии на главной полосе обороны насчитывалось 13 противотанковых районов, состоявших из 44 опорных пунктов; на второй полосе имелось 9 таких районов с 34 опорными пунктами, а на третьей полосе —15 районов с 60 противотанковыми опорными пунктами.

Большое внимание было уделено созданию различного вида противотанковых заграждений. Перед передним краем и в глубине обороны на танкоопасных направлениях была подготовлена сплошная зона таких препятствий. Сюда входили минные поля, противотанковые рвы, надолбы, плотины для затопления местности, лесные завалы.

Хотя использование гвардейских минометов — «катюш" для борьбы с танками инструкцией не предусматривалось, было решено и их привлечь к выполнению этой задачи. Чтобы найти наиболее эффективные способы применения реактивной артиллерии для отражения массированных танковых атак, с минометчиками провели опытные стрельбы по макетам танков. Они показали высокий процент попаданий.

К борьбе с танками противника в случае их вклинения в нашу оборону мы готовили в дивизиях и армиях подвижные отряды заграждения, которые в ходе боя должны были выставлять на пути вражеских танков мины, фугасы и переносные препятствия. Эти отряды состояли в дивизиях из одной-двух саперных рот, а в армиях — из инженерного батальона, усиленного автоматчиками. Им заранее указывались вероятные районы их действий.

Кроме отрядов заграждения в дивизиях, армиях и во фронте были созданы артиллерийские противотанковые резервы. В моем резерве находились три противотанковые артиллерийские бригады и два противотанковых артполка.

При создании обороны особое внимание уделялось организации системы огня. Огневые средства эшелонировались на всю армейскую глубину. Предусматривался маневр огнем и массирование его на угрожаемых направлениях. Для обеспечения простоты и надежности управления огнем создавалась разветвленная сеть наблюдательных пунктов с устойчивой связью. [202]

При построении боевых порядков в ротных районах обороны мы в первую очередь руководствовались требованием создать непроницаемую огневую завесу. Исходя из условий местности, подразделения располагались в одном случае углом вперед, в другом углом назад, что позволяло держать под обстрелом всю местность внутри батальонного района и вести фланкирующий и косоприцельный огонь. Почти во всех батальонах был подготовлен заградительный и сосредоточенный огонь станковых пулеметов как перед передним краем, так и в глубине батальонных районов и полковых участков. Минометные роты заранее пристреляли участки и рубежи. Расчеты противотанковых ружей располагались повзводно или отделениями на танкоопасных направлениях.

По такому же принципу строилась система огня пехотного оружия во второй и тыловой армейской оборонительных полосах. На участках, занятых войсками, эти рубежи по насыщенности огневыми средствами почти не уступали главной полосе. В тыловой полосе 13-й армии плотность огневых средств была даже выше, чем на главной полосе обороны.

На вероятных направлениях действий противника мы сосредоточили мощные артиллерийские группировки. Общая плотность артиллерии у нас составляла 35 стволов,, в том числе более 10 противотанковых орудий, на километр фронта, но в полосе обороны 13-й армии эта плотность была намного выше.

Наряду с оборонительными работами войска усиленно занимались боевой подготовкой. Не менее трети всех занятий проводилось в ночных условиях. Неутомимая учеба шла в штабах.

Противник собирался применить тяжелые танки «тигр», имевшие толстую броню и вооруженные 88-миллиметровой пушкой. Наши бойцы и командиры изучали тактико-технические данные этих машин, осваивали методы борьбы с ними. В каждой армии были оборудованы полигоны, где проводились боевые стрельбы по танкам-мишеням. Расчеты 45-миллиметровых пушек учились бить по гусеницам танков с близких дистанций. В результате систематических занятий удалось значительно повысить мастерство артиллеристов.

Боевая готовность артиллеристов проверялась прямо на позициях. Прибыв на наблюдательный пункт артиллерийского [203] командира, проверяющий в соответствии с планом обороны сообщал, что в таком-то районе появился противник. Цели указывались на позициях гитлеровцев. Не проходило и минуты, как открывался меткий огонь. Я неоднократно устраивал такую проверку и убедился, что артиллеристы поняли свою роль в предстоящем сражении и серьезно к нему готовятся.

В подготовке артиллерии и организации системы огня большая заслуга принадлежала неутомимому командующему артиллерией фронта генералу В. И. Казакову.

Политическое управление фронта под руководством генерал-майора С. Ф. Галаджева развернуло огромную работу, добиваясь сплочения подразделений, усиления активности партийных и комсомольских организаций, повышения боевой выучки, стойкости и чувства взаимной выручки, бережного отношения к оружию и боевой технике. Вся эта работа нацеливалась на дальнейшее укрепление морально-боевого духа бойцов и командиров.

Мы постоянно следили за качеством инженерного оборудования полос и позиций, организацией противотанковой обороны на важнейших направлениях. Я сам много раз выезжал в войска, осматривал укрепления, беседовал с людьми. Радовало, что бойцы и командиры были уверены в своих силах, в устойчивости построенной ими обороны. За их плечами был уже немалый опыт боев на этом рубеже в феврале — марте, когда они успешно отразили все атаки врага. Проверяя оборону в районе Понырей, я спросил солдат одного из подразделений, как они оценивают свои оборонительные позиции. Бойцы единодушно заверили, что через их позиции противник не пройдет. И надо сказать, они сдержали свое обещание: все попытки гитлеровцев прорваться через Поныри потерпели крах.

Знакомясь с войсками 60-и армии, переданной нам из Воронежского фронта, я внимательно приглядывался к генералу И. Д. Черняховскому. Это был замечательный командующий. Молодой, культурный, жизнерадостный. Изумительный человек! Было видно, что в армии его очень любят. Это сразу бросается в глаза. Если к командарму подходят докладывать не с дрожью в голосе, а с улыбкой, то понимаешь, что он достиг многого. Командиры всех рангов остро чувствуют отношение старшего начальника, и, наверное, мечта каждого из нас — поставить [204] себя так, чтобы люди о радостью выполняли все твои распоряжения. Вот этого Черняховский достиг (пожалуй, так же, как и командарм 65 П. И. Батов).

Хочу еще раз коснуться понятия «сработанность». Мне казалось, что с Черняховским каждому легко работать. Но вот член Военного совета армий А; И. Запорожец никак не мог найти с ним общий язык. Человек это был видный — старый большевик, герой гражданской войны. В свое время он хорошо воевал. Но переменились времена, армия стала другой, а товарищ жил и работал по старинке. И начались у него стычки с молодым, растущим командармом. Как мы с К. Ф. Телегиным ни старались сгладить их отношения, ничего не вышло. Было видно, что это разные люди и дружной работы не получится. Пришлось доложить Верховному Главнокомандующему. Сталин выслушал, подумал немного и согласился:

— Да, их надо развести.

Через два дня Запорожец был отозван в Москву.

Напряженная обстановка, ожидание ожесточенных боев вызвали законное беспокойство у некоторых товарищей; Из хороших побуждений — уберечь от лишнего риска людей, и без того много испытавших и только недавно вырванных из фашистской неволи, — они предлагали заранее эвакуировать население с территории Курской дуги. Мы с этим никак не могли согласиться. Эвакуация населения неизбежно отразилась бы на настроении войск. Солдаты строили укрепления, готовились любой ценой отстоять завоеванное. Делалось все для того, чтобы ни у кого и мысли не возникло о возможности отхода. Командный пункт, управление, штаб и тылы фронта располагались в центре Курской дуги. Мы принимали меры, чтобы все запасы, необходимые для ведения длительного боя, тоже были сосредоточены здесь. И если бы даже противнику удалось отрезать нас, мы смогли бы удержать Курский выступ. Население верило в наши силы и не думало об эвакуации. Ставка тоже поддержала нас. К чести курских товарищей, они сразу поняли, что мы правы. Мысль об эвакуации больше не возникала.

Много позже меня спрашивали: почему мы были так уверены, что отобьем врага? [205]

Эта уверенность имела прочную основу. Выросли, об--рели опыт наши командиры. Солдаты научились драться и побеждать. Страна все в больших масштабах обеспечивала нас новейшей техникой и оружием. Произошли важные перемены в организационной структуре войск. Появились крупные артиллерийские соединения — дивизии и корпуса — резервы Верховного Главнокомандования, что позволяло сосредоточивать большие массы артиллерии на нужных направлениях (этому способствовал и перевод орудий на механическую тягу). Сильнее стала наша авиация, оснащенная самыми современными по тем временам самолетами. Нет, теперь никакая вражеская сила не могла сломить нас!

Очень многое сделали для нас партизаны Брянщины и Белоруссии. С некоторыми их командирами мы были знакомы лично. Не забылись наши встречи летом 1942 года на КП Брянского фронта в районе Ефремова. После Московской конференции руководители партизанских отрядов и соединений собрались у нас, чтобы вместе с командованием фронта обсудить вопросы совместной работы. Здесь они познакомились с новыми образцами оружия, изготовленного специально для партизан. Среди этих товарищей были В. И. Козлов, С. А. Ковпак, А. Н. Сабуров и другие. Всех мы удачно перебросили через линию фронта в их партизанские районы. В те дни еще более окрепла наша дружба. Она помогала нам организовать взаимодействие между войсками и народными мстителями. С партизанскими штабами мы поддерживали постоянную связь. Оттуда к нам поступали сведения о передвижениях войск противника. Наблюдения нашей воздушной разведки перепроверялись и дополнялись партизанами. По их целеуказаниям авиация бомбила важные вражеские объекты. Со своей стороны мы но мере сил помогали народным мстителям: снабжали оружием, боеприпасами, медикаментами, вывозили раненых на Большую землю.

В штабе фронта в результате неослабного наблюдения за противником были собраны исчерпывающие сведения о том, что он сосредоточивает свои силы в районе Орловского выступа. А из штаба Воронежского фронта сообщали, что немецкие войска подтягиваются и в Харьковско-Белгородский район. На основании этих данных можно было сделать вывод, что наши предположения [206] верны: противник готовит наступательную операцию именно против Курского выступа и собирается нанести удары с двух направлений — орловского и белгородского.

В мае и июне сильно активизировалась немецкая авиация. Она совершала налеты на железнодорожные узлы, станции, мосты, стремилась помешать нам подвозить к фронту войска, технику, боеприпасы и горючее. По удаленным от фронта объектам эти удары наносились в ночное время группами по 20—25 самолетов. Днем ударам подвергались прифронтовые и фронтовые объекты. Здесь действовали небольшие группы бомбардировщиков под прикрытием истребителей, а иногда и одиночные самолеты.

Для борьбы с авиацией противника была привлечена вся 16-я воздушная армия генерала Руденко, успевшая перебазироваться под Курск, части авиации ПВО страны, фронтовая и армейская зенитная артиллерия. Завязалась настоящая борьба за господство в воздухе.

Противник упорно старался нарушить наши перевозки. Это еще более осложняло и без того трудные задачи тыла фронта. Начальник тыла генерал-майор Н. А. Антипенко — умелый организатор, человек исключительной энергии — и его отлично слаженный аппарат сумели справиться со всеми трудностями. Чтобы ускорить перевозки, использовались все средства. Прокладывались новые пути. На полуразрушенных железнодорожных ветках, где нельзя было использовать паровозы, вагоны двигались на конной тяге. Днем и ночью по дорогам шли автомашины, тянулись повозки. Исключительный героизм проявляли железнодорожники Курского узла, под разрывами бомб устранявшие разрушения, причиненные вражеской авиацией. Большую помощь в ликвидации последствий бомбежек, в прокладке обводных путей и в работах оборонного характера оказывали жители Курска.

Курские рабочие своими силами создали мастерские по ремонту танков, автомашин, артиллерийского оружия. Тысячи местных жителей влились в наши войска. И все-таки людей не хватало. Снова сокращаем обслуживающий персонал тыловых частей. Люди приходят и из госпиталей и медсанбатов — раненые, едва окрепнув, спешат в свои подразделения.

К лету нам удалось довести численность стрелковых дивизий до 4,5—5 тысяч человек. И лишь отдельные дивизии [207] — их было не более четырех — насчитывали до 6—7 тысяч.

Вторая половина июня ознаменовалась особенно сильными воздушными боями. Бывали дни, когда в воздухе с обеих сторон участвовало одновременно свыше сотни самолетов, и все это происходило на сравнительно небольшом участке неба. С нашего командного пункта мы имели возможность наблюдать волнующую картину воздушных схваток.

Заметили мы, что вражеские самолеты-разведчики стали часто появляться и над селом, где располагался наш КП. Жили мы в крестьянских домах. Поэтому на всякий случай возле каждой избы были вырыты щели для укрытия от осколков и пуль. То, что не позаботились о блиндажах, было, конечно, нашим большим упущением. Дом, в котором я остановился, стоял против ворот, ведущих в монастырский парк. Неподалеку возвышались два больших тополя. Одним словом, дом был очень приметен. Но обратили мы внимание на это лишь тогда, когда зачастили немецкие самолеты. Решили сменить место КП, да все некогда было.

Обычно поздно вечером я просматривал шифровки, а затем шел ужинать в столовую Военного совета, помещавшуюся в соседнем доме. Но однажды я почему-то не стал ожидать у себя шифровальщика, а, позвонив ему, попросил, чтобы он принес шифровки в столовую. Вскоре туда же пришли Казаков, Малинин, Телегин и еще некоторые работники штаба. Ровно в 23 часа шифровальщик принес депеши. В это же время пролетел немецкий самолет, сбросил осветительные бомбы, а затем послышался шум еще одного самолета и свист сброшенных им бомб. Я успел лишь подать команду «Ложись». Все легли на пол, и тут же прогремел оглушительный взрыв... Комната наполнилась пылью от осыпавшейся штукатурки. Со звоном разлетелись стекла. Вслед за этим взрывом последовал второй, но уже дальше. Из нас никто не пострадал. Однако от дома, где я жил, ничего не осталось — он был снесен второй бомбой. Спас меня просто случай, а возможно, интуиция. На войне всякое бывает.

Все же не обошлось без жертв. Осколком бомбы был убит часовой, находившийся невдалеке от моего дома, и ранены второй часовой и младший адъютант, успевшие спрыгнуть в щель. [208]

Пришел генерал Г. Н. Орел. Растерянно разводя руками, сказал: «Ну и дела!» Оказывается, увидев повешенные фашистским летчиком «люстры», он спрятался в щель, а потом не выдержал и снова вернулся к себе в дом. Именно в это время раздался взрыв бомбы. Она угодила точнехонько в щель, в которой только что сидел генерал. Да, на войне многое зависит от случая.

— И как вы догадались уйти из щели? — спросил кто-то. Григорий Николаевич засмеялся:

— Знаете, уж очень там тесно и холодно было, как будто в могилу попал и тебя сейчас зароют. Плюнул я и вылез: если уж погибать, так лучше дома, в тепле...

Смех смехом, а рисковать больше мы не имели права. Усложнившаяся обстановка не давала возможности перенести КП. Решили здесь зарыться в землю. Заботами начштаба фронта Малинина и начальника инженерной службы Прошлякова в парке бывшего монастыря были быстро оборудованы хорошие блиндажи, куда мы и перешли.

А тучи все сгущались. В конце июня стали поступать данные о крупных передвижениях немецких бронетанковых, артиллерийских и пехотных соединений. Они подтягивались к переднему краю. Артиллерийская и воздушная разведки засекали все новые артиллерийские позиции, скопления вражеских танков в балках и рощах вблизи переднего края.

2 июля Ставка предупредила: противник вот-вот перейдет в наступление. Это было уже третье предупреждение. Первое мы получили 2 мая, второе — 20 мая.

В ночь на 5 июля в полосе 13-й и 48-й армий были захвачены немецкие саперы, разминировавшие минные поля. Они показали: наступление назначено на три часа утра, немецкие войска уже заняли исходное положение.

До этого срока оставалось чуть более часа. Верить или не верить показаниям пленных? Если они говорят правду, надо уже начинать запланированную нами артиллерийскую контрподготовку, на которую выделялось до половины боевого комплекта снарядов и мин.

Времени на запрос Ставки не было, обстановка складывалась так, что промедление могло привести к тяжелым последствиям. Присутствовавший при этом представитель Ставки Г. К. Жуков, который прибыл к нам [209] накануне вечером, доверил решение этого вопроса мне. Благодаря этому я смог немедленно дать распоряжение командующему артиллерией фронта об открытии огня.

В 2 часа 20 минут 5 июля гром орудий разорвал предрассветную тишину, царившую над степью, над позициями обеих сторон, на обширном участке фронта южнее Орла.

Паша артиллерия открыла огонь в полосе 13-й и частично 48-й армий, где ожидался главный удар, как оказалось, всего за десять минут до начала артподготовки, намеченной противником.

На изготовившиеся к наступлению вражеские войска, на их батареи обрушился огонь свыше 500 орудий, 460 минометов и 100 реактивных установок М-13. В результате противник понес большие потери, особенно в артиллерии, нарушилась его система управления войсками.

Немецко-фашистские части были застигнуты врасплох. Противник решил, что советская сторона сама перешла в наступление. Это, естественно, спутало его планы, внесло растерянность в ряды немецких солдат. Врагу потребовалось около двух часов, чтобы привести в порядок свои войска. Только в 4 часа 30 минут он смог начать артиллерийскую подготовку. Началась она ослабленными силами и неорганизованно.

В 5 часов 30 минут орловская группировка немецко-фашистских войск перешла в наступление на 40-километровом фронте всей полосы обороны 13-й армии и на примыкавших к ней флангах 48-й и 70-й армий.

В первый день наступления противник ввел в бой массу танков, в том числе «тигров», и тяжелых самоходных артиллерийских установок «фердинанд».

Наступление поддерживалось сильным артиллерийским огнем и ударами авиации с воздуха. До 300 бомбардировщиков, действуя группами по 50—100 самолетов, бомбили всю тактическую глубину нашей обороны, и главным образом огневые позиции артиллерии. Ожесточенные бои развернулись на ольховатском направлении, на участке 81-й и 15-й стрелковых дивизии 13-й армии. Здесь противник наносил главный удар силами трех пехотных и двух танковых дивизий. Атака поддерживалась большим числом самолетов. [210]

В боевых порядках танковых трупа следовала пехота на бронетранспортерах и в пешем строю.

Немецкое командование, видимо, рассчитывало повторить атаку, подобную той, которую оно предприняло летом 1942 года из района Курска в направлении на Воронеж. Однако враг жестоко просчитался: время было не то.

Наша артиллерия, минометы, «катюши» и пулеметы встретили наступавших сильным огнем. Орудия прямой наводки и противотанковые ружья в упор расстреливали вражеские тайки. Активно действовала и наша авиация.

Завязались тяжелые, упорные бои. Попадая на паши минные поля, вражеские танки подрывались один за другим. Идущие за ними машины по их следам продолжали преодолевать заминированные участки. «Тигры» и «фердинанды» своим огнем прикрывали действия средних танков и пехоты.

Атакованные этой стальной лавиной, наши войска самоотверженно сражались, используя все средства поражения врага. Против танков применялись и 45-миллиметровые пушки. Броню «тигров» они пробить не могли. Стреляли с близкого расстояния по гусеницам. Саперы и пехотинцы под ураганным огнем подбирались к остановившимся вражеским машинам, подкладывали под них мины, забрасывали гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Стрелковые подразделения в это время своим огнем отсекали следовавшую за танками пехоту и контратаками истребляли ее. Четыре ожесточенные атаки были успешно отбиты воинами 13-й армии, и только в результате пятой атаки, когда противник ввел свежие силы, ему удалось ворваться в расположение 81-й и 15-й стрелковых дивизий. Наступило время поддержать эти соединения авиацией. Командующему 16-й воздушной армией был отдан приказ нанести удар по прорвавшемуся противнику. Руденко поднял в воздух более 200 истребителей и 150 бомбардировщиков. Их удары замедлили темп наступления гитлеровцев на этом участке, что позволило перебросить сюда 17-й стрелковый корпус, две истребительно-противотанковые и одну минометную бригады. Этими силами удалось задержать продвижение врага. [211]

Несмотря на то что противник нанес удар огромной силы, ему в первый день боев удалось вклиниться в нашу оборону только на 6—8 километров.

По имевшимся у нас данным, можно было судить, что немецкое командование еще не ввело в сражение всех сил своей главной группировки, и на следующий день нужно было ожидать новых мощных ударов. В ночь на 6 июля я доложил Ставке обстановку. Верховный Главнокомандующий тут же сообщил мне, что для усиления фронта из его резерва нам передается 27-я армия под командованием генерал-лейтенанта С. Т. Трофименко. Это сообщение сильно нас обрадовало. Для встречи армии были высланы офицеры штаба. Но радость оказалась преждевременной. Утром мы получили второе распоряжение: 27-ю армию, не задерживая, направить в распоряжение Воронежского фронта в связи с угрожающим положением в районе Обояни. Ставка предупредила, чтобы мы рассчитывали только на свои силы. При этом на нас возлагалась дополнительная задача — оборона Курска, в случае если противник прорвется с юга, с участка Воронежского фронта.

— Имейте в виду, — сказал Сталин, — положение вашего левого соседа тяжелое, противник оттуда может нанести удар в тыл ваших войск.

Пришлось срочно изыскивать средства, чтобы подкрепить это направление.

Выход был один — стянуть войска на угрожаемый участок за счет ослабления армий, находившихся на вершине Курского выступа. Командующему 60-й армией И. Д. Черняховскому было приказано дивизию, находившуюся в его армейском резерве, срочно направить в резерв фронта. Фронтовым транспортом в течение суток она была перевезена со всем своим вооружением к месту назначения. Из резерва фронта в район Курска выдвигался 9-й танковый корпус.

Для усиления стыка между 13-й и 70-й армиями были переброшены два танковых полка из 65-й армии. Не могу не упомянуть о реакции командарма П. И. Батова на мое распоряжение: он стал доказывать, что без этих полков он не сумеет остановить противника, если тот перейдет в наступление. Пришлось поставить контрвопрос: что опаснее для 65-й армии — удар противника с фронта или выход на ее тылы? Дополнительных разъяснений не потребовалось. [212] Танковые полки были быстро направлены в указанный район.

В первый день сражения на нашем фронте отчетливо определилось направление главного удара противника. Основные усилия он направлял не вдоль железной дороги, как это предусматривалось вторым вариантом (предположение) нашего плана обороны, а несколько западнее, на Ольховатку.

Вследствие этого пришлось отказаться от маневра фронтовыми резервами, так как для его проведения не хватало времени. Решено было как можно скорее нанести короткий, но сильный контрудар по вклинившемуся в вашу оборону противнику, использовав для этого 17-й гвардейский стрелковый и 16-й танковый корпуса.

На рассвете 6 июля наша артиллерия и авиация обрушили огонь на вражеские войска, а предназначенные для контрудара общевойсковые соединения перешли в наступление. Части 17-го корпуса продвинулись на два километра. Здесь к ним присоединились подразделения 15-й и 81-й дивизий, вот уже вторые сутки сражавшиеся в окружении. На разных участках здесь держались два батальона, семь рот, одиннадцать взводов и много отдельных небольших групп солдат во главе со своими офицерами. Занимая выгодные позиции, они не дрогнули, когда их обошли вражеские танки. Нанося противнику удары в спину, эти герои замедляли его продвижение. Гитлеровцы бросали против них крупные силы. Но советские солдаты стойко отбивали атаки вражеских танков и нехоты. Смельчаки сильно помогли нашим контратакующим частям, которые вовремя подоспели им на выручку. Теперь эти бойцы и командиры влились в наступающие подразделения и устремились вперед.

Однако наше продвижение вскоре приостановилось. Противник успел ввести свежие силы. 250 немецких танков и большое количество пехоты атаковали позиции корпуса. Упорно обороняясь, наши части отошли в исходное положение. Попытка противника на плечах наших отходящих войск ворваться в расположение второй полосы обороны была отражена.

Хотя предпринятый нами контрудар частями 17-го стрелкового корпуса не оправдал ожиданий, он помешал противнику продвинуться на ольховатском направлении. Это предопределило провал наступления орловской группировки [213] немцев. Мы выиграли время для того, чтобы сосредоточить необходимые силы и средства на наиболее угрожаемом направлении.

Не добившись успеха 6 июля в центре и на левом фланге нашей 13-й армии, противник с утра 7 июля перенес основные усилия на Поныри. Здесь у нас был мощный узел обороны, опираясь да который наши войска могли наносить фланговые удары по противнику, наступавшему на Ольховатку. Оценив значение этого узла, немецкое командование решило во что бы то ни стало разделаться с ним, чтобы облегчить себе продвижение на юг. Но мы своевременно разгадали замысел врага и подтянули сюда войска с других участков.

Чтобы усилить противотанковую оборону Понырей и поддержать артиллерией сражавшиеся здесь части 307-й стрелковой дивизии генерал-майора М. А. Еншина, были выделены 5-я артиллерийская дивизия прорыва, 13-я истребительно-противотанковая и 11-я минометная бригады, а также 22-я гвардейская бригада тяжелой реактивной артиллерии. Здесь же были сосредоточены и части 1-й гвардейской инженерной бригады. Ночью они заняли позиции в полосе 307-й стрелковой дивизии.

С рассветом 7 июля противник начал атаки на Поныри. Разрывы тысяч бомб, снарядов и мин, грохот орудий, гул танковых моторов и лязг гусениц сотрясали землю.

Самоотверженно сражались наши артиллеристы, отражая атаки танков. Командиры твердо держали в своих руках управление, уверенно руководили подразделениями и частями. Величайшую стойкость, превосходную выучку показали артиллеристы. Здесь отличились тысячи бойцов, командиров и политработников. Трудно найти слова, чтобы воздать должное их мужеству и героизму. Это об их стойкость разбилась бронированная лавина врага. Это они, артиллеристы, превратили хваленые «тигры» и «фердинанды» в бесформенные груды исковерканного металла. С помощью артиллеристов мужественно сражавшиеся полки 307-й стрелковой дивизии отбили пять атак противника.

Плечом к плечу с артиллеристами и пехотинцами отражали атаки врага саперы. Они славно потрудились на оборонных работах и выше всякой похвалы действовали теперь, отражая наступление противника. Выставленные ими на основных танкоопасных направлениях управляемые [214] минные поля и фугасы сейчас взрывались под вражескими танками. На многих участках путь танкам преградили подвижные саперные отряды.

Активно взаимодействовала с наземными войсками наша авиация. Разведкой было установлено, что в лощине у Понырей противник сосредоточил для новой атаки сотни полторы танков и большое количество мотопехоты. Мы обрушили по ним огонь сотен орудий, а Руденко направил туда 120 штурмовиков и бомбардировщиков. Этот налет нанес врагу огромный урон, и его атака была сорвана.

Во второй половине дня над полем боя появилась фашистская авиация, которая начала интенсивно бомбить наши войска. Под ее прикрытием противник снова пошел в атаку. Ценой больших потерь ему удалось в некоторых местах немного продвинуться вперед, а два его батальона при поддержке 50 танков даже ворвались на северную окраину Понырей. Но это был лишь кратковременный успех. Контратакой наших войск оба вражеских батальона были разгромлены и положение восстановлено.

Несмотря на тяжелые потери, враг продолжал штурм. Вечер не принес передышки. Немецко-фашистское командование бросило на Поныри еще два полка пехоты и 60 «тигров». Им удалось потеснить 307-ю дивизию. Однако, приведя в течение ночи свои части в порядок, дивизия с утра перешла в контратаку и вернула прежние позиции. Противник, понеся большие потери, был отброшен, а Поныри остались в наших руках.

В течение 7 и 8 июля не стихали бои и на ольховатском направлении. Вражеская пехота при поддержке танков непрерывно атаковала нашу оборону. Но части 17-го гвардейского стрелкового корпуса и 2-й танковой армии, фронтовая артиллерия и авиация отразили натиск. Стойкость, массовый героизм наших солдат и офицеров остановили врага.

К исходу третьего дня сражения почти все фронтовые резервы были втянуты в бой, а противник продолжал вводить все новые и новые силы на направлении своего главного удара. Можно было ожидать, что он попытается бросить в бой все, что у него имеется, пойдет даже на ослабление своих частей на второстепенных участках фронта. Чем удержать его? И я решился на большой риск: послал на главное направление свой последний резерв — [215] 9-й танковый корпус генерала С. И. Богданова, который располагался в районе Курска, прикрывая город с юга. Это было полностью укомплектованное соединение, наша надежда и гордость.

Я сознавал, чем нам грозит этот маневр при неудаче. Ведь у соседа фронт дал трещины. Оттуда, с юга, всегда можно было ожидать вражеского удара. Но мы послали Ватутину свою 27-ю армию. Учитывал я и то, что позади войск Воронежского фронта находится Резервный фронт и в критическую минуту Ставка поможет Ватутину.

В ночь на 8 июля 9-й танковый корпус был подтянут на главное направление.

8 июля в 8 часов 20 минут до 300 вражеских танков при поддержке артиллерийско-минометного огня и ударов авиации атаковали наши позиции северо-западнее Ольховатки на стыке 13-й и 70-й армий. Враг ворвался в боевые порядки пехоты. Здесь успела с ходу занять позиции 3-я истребительная артиллерийская бригада полковника В. Н. Рукосуева. Артиллеристы встретили гитлеровцев огнем прямой наводки.

Для характеристики напряженности этого боя приведу лишь один пример. На батарею капитана Г. И. Игишева двигалось почти три десятка танков. Артиллеристы приняли неравный бой. Четыре орудия, подпустив врага на дистанцию 600—700 метров, открыли огонь. Артиллеристы уничтожили семнадцать танков. Но и от нашей батареи осталось всего одно орудие, а возле него — три человека. Они продолжали вести огонь и подбили еще два тяжелых танка. Противник вынужден был отойти. Совместными героическими действиями всех родов войск вражеская атака была отбита. В этом бою во второй половине дня принимали участие и танки 9-го танкового корпуса.

Успешно были отражены атаки и на других участках фронта.

Действуя активно на всем участке нашего правого крыла, противник попытался нанести удар в стык 48-й и 13-й армий, но и здесь у него ничего не вышло.

Вражеский натиск стал заметно ослабевать. К 11 июля фашистские войска, понеся огромные потери и не добившись успеха, прекратили наступление. За шесть дней непрерывных атак противнику удалось вклиниться в пашу оборону всего от 6 до 12 километров. [216]

Таким образом, войска Центрального фронта выполнили задачу. Упорным сопротивлением они истощили силы врага и сорвали его наступление. Северной группе немецко-фашистских войск, наступавшей с Орловского выступа силами восьми пехотных, шести танковых и одной моторизованной дивизий при поддержке 3500 орудий и свыше 1000 самолетов, не удалось прорваться навстречу своей южной группе, пробивавшейся на Южном фасе Курской дуги.

Наш левый сосед — Воронежский фронт тоже остановил врага, которому здесь удалось вклиниться на 35 километров. Ватутину хорошо помогли резервы, созданные Ставкой. Войска Воронежского фронта постоянно усиливались частями из Степного военного округе, преобразованного 9 июля в Степкой фронт. А затем этот фронт перешел в наступление и отбросил врага на прежние позиции.

Нам не понадобилось воспользоваться резервами Ставки, справились без них, потому что правильно расставили силы, сосредоточили их на том участке, который для войск фронта представлял наибольшую угрозу. И враг не смог одолеть такую концентрацию сил и средств. Воронежский же фронт решал задачу обороны иначе: Он рассредоточил свои силы почти равномерно по всей полосе обороны. Именно поэтому, на мой взгляд, враг смог здесь продвинуться на сравнительно большую глубину, и, чтобы остановить его, пришлось втянуть в оборонительное сражение значительные силы из резерва Ставки. Говоря об оборонительных боях войск Центрального фронта на Курской дуге, мне хочется оттенить некоторые характерные моменты. Прежде всего—роль представителя Ставки. Г. К. Жуков долго был на Центральном фронте в подготовительный период, вместе с ним мы решали принципиальные вопросы организации и ведения оборонительных действий и контрнаступления. Не без его помощи были удовлетворены тогда многие наши запросы, адресовавшиеся в Москву. А в самый канун битвы он опять прибыл к нам, детально ознакомился с обстановкой и утром 5 июля, в разгар развернувшегося уже сражения, доложил Сталину: командующий фронтом управляет войсками твердо, с задачей справится самостоятельно. И полностью передал инициативу в мои руки.

В ходе боев наш штаб держал самую тесную связь с [217] Генеральным штабом, достаточно .полно информируя его о положении на фронте.

Сражение на Курской дуге заставило меня снова задуматься и о месте командующего. Многие большие начальники придерживались взгляда, что плох, тот командующий армией или фронтом, который во время боя, руководит войсками, находясь большее время на своем командном пункте, в штабе. С таким утверждением нельзя согласиться. По-моему, должно существовать одно правило: место командующего там, откуда ему удобнее и лучше всего управлять войсками.

С самого начала и до конца оборонительного сражения я неотлучно находился на своем КП. И только благодаря этому мне удавалось все время чувствовать развитие событий на фронте, ощущать пульс боя и своевременно реагировать на изменения обстановки.

Я считаю, что всякие выезды в войска в такой сложной, быстро меняющейся обстановке могут на какое-то время отвлечь командующего фронтом от общей картины боя, в результате он не сумеет правильно маневрировать силами, а это грозит поражением. Конечно, вовсе не значит, что командующий должен всегда отсиживаться в штабе. Присутствие командующего в войсках имеет огромное значение. Но все зависит от времени и обстановки.

* * *

Нашему Центральному фронту 15 июля предстояло двинуться вперед своим правым флангом.

В этой операции, разработанной Ставкой, одновременно с Брянским фронтом, которым уже командовал не М. А. Рейтер, а генерал-полковник М. М. Попов, приняли участие и армии левого крыла Западного фронта — они наносили удар в южном направлении. Навстречу им на северо-запад, на Кромы, должны были наступать войска правого крыла Центрального фронта. Брянский фронт наносил два удара с задачей рассечения орловской группировки противника и охвата Орла с севера и юга.

Таким образом, замысел операции сводился к раздроблению вражеской группировки и уничтожению ее по частям. Но при этом не было учтено, что такие действия чрезмерно рассредоточивают наши силы. Мне кажется, что было бы проще и вернее нанести два основных мощных [218] удара с севера и юга на Брянск под основание Орловского выступа. Но для этого надо было дать время, чтобы войска Западного и Центрального фронтов произвели соответствующую перегруппировку. В действительности же снова была проявлена излишняя поспешность, которая, по-моему, не вызывалась сложившейся обстановкой. В результате войска на решающих направлениях выступили без достаточной подготовки. Стремительного броска не получилось. Операция приняла затяжной характер. Вместо окружения и разгрома противника мы, по существу, лишь выталкивали его из Орловского выступа. А ведь, возможно, все сложилось бы иначе, если бы мы начали операцию несколько позже, сконцентрировав силы на направлении двух мощных, сходящихся у Брянска ударов.

Мне кажется, что недостаточно было учтено и то обстоятельство, что на орловском плацдарме немецкие войска находились свыше года и успели создать здесь прочную, глубоко эшелонированную оборону. В последнее время орловская группировка противника значительно пополнилась соединениями, переброшенными с других участков фронта и с запада. Правда, эти войска понесли тяжелые потери во время наступления, но даже в таком состоянии они значительно усиливали оборону плацдарма. Чтобы поднять дух своих солдат, гитлеровское командование объединило войска 2-й танковой я 9-й армий, занимавших Орловский выступ, под началом генерал-полковника Моделя, который пользовался особым доверием Гитлера и слыл непревзойденным мастером обороны, особенно после длительных боев на ржевско-вяземском плацдарме. К нам в руки попал приказ этого генерала в связи с вступлением в командование. Приказ начинался так: «Солдаты, я с вами!»

Перейдя в наступление своим правым флангом — все теми же 48, 13 и 70-й армиями, значительно ослабленными в тяжелых оборонительных боях, — войска Центрального фронта стали медленно продвигаться вперед, преодолевая упорное сопротивление гитлеровцев, умело использовавших свои хорошо оборудованные рубежи. Нам в буквальном смысле слова приходилось прогрызать одну позицию за другой. Противник применял подвижную оборону: пока одни его части оборонялись, другие занимали новый рубеж в 5—8 километрах. Враг то и дело бросал [219] в контратаки танковые войска, а их у него оставалось еще достаточно. Широко применял он маневр силами и средствами по внутренним линиям своей обороны.

С трудом продвигались вперед и войска Брянского и Западного фронтов. Прорвать оборону противника на всю глубину им не удавалось. Не под силу оказалось этой переданным из резерва Ставки 3-й гвардейской и 4-й танковым армиям.

Одна из этих армий—3-я гвардейская танковая вскоре прибыла к нам для использования в направлении на Кромы. Командовал ею генерал П. С. Рыбалко, которого я знал с 1926 года: мне тогда довелось служить инструктором в монгольской Народной армии, а Рыбалко возглавлял в Улан-Баторе отдельный кавалерийский эскадрон при советском посольстве. Позже Павел Семенович был политработником, а потом, закончив соответствующие курсы, перешел на командную должность. Командиром он был хорошим, боевым и решительным. Но ни он, ни его подчиненные еще не успели оправиться после трудных боев на Брянском фронте. Именно поэтому, несмотря на все усилия, танкистам не удалось преодолеть сопротивление противника. Чтобы избежать неоправданных потерь, я обратился в Ставку с просьбой вывести танковую армию Рыбалко в резерв. Впоследствии гвардейцы-танкисты прославились выдающимися боевыми успехами, действуя в составе Воронежского фронта.

Наступление развивалось медленно. Тем не менее мы и войска соседнего Брянского фронта упорно, шаг за шагом продвигались вперед.

По сведениям партизан, подтверждавшимся показаниями пленных, противник продолжал перебрасывать на орловский плацдарм все новые соединения с других участков. Особенно он усиливал свои фланги, способствуя этим планомерному отходу войск, оборонявшихся в вершине выступа.

Общими усилиями трех фронтов—Западного и Центрального, наносивших удары с севера и юга, и Брянского, наступавшего с востока, — орловская группировка вражеских войск была разгромлена. 5 августа дивизии Брянского фронта освободили Орел. А к 18 августа войска Центрального фронта во взаимодействии с Брянским фронтом изгнали гитлеровцев со всего Орловского выступа и подошли к мощному вражескому рубежу «Хаген». [220]

3 августа перешли в наступление войска Воронежского и Степного фронтов. 5 августа был освобожден Белгород. В ознаменование освобождения Орла и Белгорода вечером 5 августа в Москве был произведен первый в истории Великой — Отечественной войны артиллерийский салют. Родина славила войска Центрального, Воронежского, Брянского, Западного и Степного фронтов, доблестно выполнивших свои боевые задачи.

Наступило время, когда руководимые Коммунистической партией советский народ и его Вооруженные Силы добились коренного перелома в ходе войны{2}. Инициатива бесповоротно перешла в руки нашего командования.'

Героическим трудом народа Красная Армия все в большей мере оснащалась вооружением я техникой. Совершенствовалась организационная структура войск. Выросли новые кадры опытных, закаленных в боях командиров и политработников. Весь народ горел желанием скорее победить ненавистного врага. После Курской битвы советские люди увидели: этот час приближается. [221]